Серия «radio Mordor»

Но тут на его пути встал Дернхельм. Вот с Эовин (ну мы-то знаем, что это она) вроде бы всё сложнее. Она отправилась на войну от отчаяния, она от него не отказывалась, она в него погрузилась. Да у неё и времени не было как-то осмыслить и пережить свалившееся на неё. Её буквально вчера отверг Арагорн, не взял с собой, сгинул на Тропе мёртвых, она не желала мириться с отведённой ей скромной ролью хранительницы тыла, не хотела быть птицей в клетке и ждать, что с ней будет, пока мужчины решают судьбы мира в бою. Она не желала принимать выпавшую на её долю женскую судьбу и долг дочери из королевского рода. Женская доля казалась ей несправедливой и горькой. И, кстати, не совсем уж на пустом месте. В ней жил такой бунт и клубок противоречий, и в нём было место и гордыне, и рано или поздно это бы всё вылилось наружу. И вылилось это во вполне понятное по-человечески решение – она решила сама выбрать себе путь, вопреки воле короля и своему происхождению. Хотя это был путь скорее к смерти, чем к жизни, но это был выбор действия и выполнения долга, как его понимала на тот момент Эовин. Не нужно забывать при этом, что Эовин очень молода. В таком возрасте люди как раз задаются вопросом о том, чего они хотят от жизни и какой дорогой идти. Это естественный этап взросления. Арагорн, напоминающий ей о её долге был, конечно, прав, но со своей колокольни. На девятом десятке всё это должно быть очевидно (не всем очевидно, согласна, но всё-таки должно), но говорил он это вчерашнему подростку. А юная девушка до такого просто не доросла. Она ещё мыслит другими категориями. Это не Арвен Вечерняя Звезда, которой сколько там тысяч лет? И сначала она хотела решить вопрос вполне по-женски. Она влюбилась в Арагорна и думала, что роль королевы рядом с ним очень неплохо ей подойдёт и позволит вырваться из замкнутого круга, в котором она жила. Но Арагорн взаимностью не ответил. И впав в отчаяние она отвергает свою женскую сущность и отправляется на войну под видом мужчины. Отправляется погибать.

Вот как раз персонаж Эовин это очень наглядная демонстрация того, что Толкин очень хорошо понимал женщин и относился к ним со всем уважением. А то, что в его Властелине колец женщин мало – ну так на войне действительно женщин мало, много меньше, чем мужчин. При этом в битве участвует у него всего лишь одна – тоже очень приближенная к реальности, по крайней мере первой мировой войны, статистика. Перед ним, слава Эру, никто не ставил задачу напихать в роман больше всяких женщин, неважно, что они там будут не пришей кобыле хвост. Эовин у него как исключение, участвует в битве, и то тайно, Арвен, как положено эльфийской принцессе, жениху знамя вышивает, Галадриэль, кстати, управляет целым народом и вообще создала своё государство, Рози, бедная, дома Сэма ждёт, хотя он ей даже ничего ещё не обещал. Даже просто вернуться, вообще молча удалился в закат. Тоже жизненно. Лобелия в мирное время изводит Бильбо и Фродо, а когда в Шир приходит беда, вдруг показывает себя как отважная гражданка. И это бывает. Кого забыла? Златенику, конечно! Златеника добавляет в судьбу главного героя немного волшебства и романтики. Эорет в палатах целения людей лечит и сплетни разносит. Ни одного проходного и незначительного женского персонажа. Все при деле, на своих местах и с живым характером. Напихай Толкин в роман каких-нибудь батальонов «белые колготки», только не в шутку, а всерьёз, книга здорово бы потеряла на самом деле.

Эовин выбирает смерть вместо такой жизни, вопрос, чем тогда её выбор отличается от выбора Денетора? Тем, что она выбирает смерть в бою. Она не собирается убиваться сама. Она отправляется на войну, чтобы хотя бы своей смертью внести в победу свой вклад.

Но Эовин попадает в ситуацию, которая бы ей не придумалась даже в самых ужасных мрачных мыслях. Она видит, как Теодена сбрасывает конь. И она сталкивается лицом к лицу с Ангмарцем. Он воплощённое отчаяние. Но Эовин, вторая после Теодена, находит в себе силы противостоять ему. Он же отчаялась! Она поехала на войну искать смерти, почему чары Ангмарца не смогли подействовать на неё? А потому что в тот момент Эовин не думала о себе. Она уже ранее полностью отрекается от себя и собственная жизнь ей не нужна. Ей вообще всё равно, что с ней будет. Но она встаёт между назгулом и Теоденом, чтобы не дать ему поглумиться над его телом, отдав его на съедение своей летучей твари. Ей по-прежнему небезразличны те, кто ей дорог. И она готова их защищать, чем бы ей это не грозило. Она никогда не отрекалась ни от своего короля, ни от своего народа, ни от его защиты, ни от Света. А Ангмарец ей уже не смертью грозит, а ужасом без конца, вечными муками вот тьме под взглядом Ока. (Ещё один инсайд, что грозило Фродо).

И дальше происходит то, что происходит в книге ВК в таких случаях всегда без исключёний – полностью отказавшись от себя ради других, герой себя обретает. Герой для этого не должен быть безупречен аки ангел. Когда Ангмарец заявляет, что ни один ныне живущий муж не в силах помешать ему, Эовин заявляет, что она не муж, а женщина. Она в этот момент, наконец, принимает себя и свою судьбу. Она бежала от этой судьбы, но вот в этот момент получилось само собой, что она с ней снова встретилась и смирилась. И в этом у Эовин полная рифма с Фродо, который в свою очередь тоже сопротивлялся своей судьбе изо всех сил и которому момент полного и окончательного принятия ещё предстоит на Горгорот. И основной подвиг этих героев совершается после полного принятия своей судьбы.

Ангмарцу вот так лицом к лицу с оружием в руках в книге противостояли Фродо, Гэндальф и Эовин. Хоббит, майа и женщина из рода людей. Хорошая компания. Из троих только Гэндальф действительно имел силу, чтобы справиться с ним. Но вопреки всем его жутким чарам ни Фродо, ни Эовин благодаря силе своего духа не отступили.

Но Эовин для победы над главназгулом не хватало одной технической детали. У неё не было арнорского клинка. Зато он был у Мерри.
Поначалу Мерри в таком ужасе и смятении, что не может себя заставить даже глаз открыть, он, кляня себя за трусость, просто отползает подальше, пока не слышит голос Дернхельма и его слова, и не понимает, что это Эовин. Мерри думает, что король погиб, и на то, чтобы защитить его тело, у него не хватает духу, но Эовин жива, и в одиночку принимает на себя удар этого исчадия ада. И в момент, когда Мерри начинает думать о ней и перестаёт о себе, он становится способным на действие.

В итоге Ангмарец, которому согласно пророчеству был не страшен ни один ныне живущий муж, был сражён женщиной с помощью хоббита и его арнорского клинка, удар которого разрушил чары, делавшие его невидимую плоть неуязвимой. Не «смертный муж», потому что тогда этим самым отсекались бы эльфы и прочие майя, а это было бы уже не настолько непреодолимо. Тут дело было в том, что на Ангмарце были чары, делавшие его неуязвимым для любого оружия. Любого, кроме специально выкованного в Арноре с наложенными в свою очередь сильными заклятьями. То есть в этой истории убийства Ангмарца есть ещё одно действующее лицо – мастер, давно уже не живущий на земле, выковавший этот клинок. Трое – компания!
Мерри здесь невольно мстит и за Фродо тоже. И это ему, видимо, было тоже предопределено, не зря после того, как он побывал в кургане, он бормочет что-то про Карн Дум.

Мерри получает возможность попрощаться с королём. А потом у него мелькает мысль о Гэндальфе, что он мог бы спасти Теодена и Эовин. И как мы узнаем позднее, он бы действительно мог. Если бы не.

Эомер также успел увидеться и попрощаться с королём до его смерти. Теоден велел передать ему знамя. А потом Эомер обнаружил Эовин, лежащую на поле боя. И впадает в ярость, которое вновь описывается прилагательным fey – состояние берсерка на поле боя, обречённого на смерть.
A fey mood took him.

Его состояние передаётся его воинам и так они отправляются в бой. А Мерри остаётся один на поле боя, с ним никто не заговаривает и как будто никто его не замечает. Теодена и Эовин уносят, и Мерри, который тоже сильно пострадал, нанеся удар назгулу, ничего не остаётся, как плестись за ними. Процессию встречает Имрахил, вынесший ранее с поля боя Фарамира, он же замечает, что Эовин жива и просит людей Теодена поторопиться. Получается, что Имрахил спасает жизнь обоим, и Фарамиру и Эовин.

Мордорских полчищ было слишком много и Эомер понимал, что это будет последний бой. В довершение всего и в Минас Тирите, и на поле боя все видели, как с Андуина подходит флот Умбарских пиратов. Чуть ранее именно его Денетор увидел в палантир, в чём узрел неизбежность поражения и гибели и отправился убивать себя в усыпальницу, прихватив и Фарамира. А Эомер, несмотря на многократное превосходство врагов и отсутствие надежды на победу, решает принять бой. И момент главы, когда он вдруг видит на флагманском корабле знамя с гербом Элендила, конечно, самый впечатляющий. "Пиратский флот" чудесным образом оказывается помощью гондорцам, которую приводит Арагорн, Арагорн с Эомером встречаются посреди битвы и вместе идут в бой. Одна из сильнейших сцен книги.

Во-первых, это лейтмотив всех положительных толкиновских героев – выбор бороться при отсутствии какой-либо надежды на успех – теория «северного мужества», он каждый раз цепляет и восхищает. Во-вторых, постоянно оказывается, что надежда есть всегда, просто её не заметно то под белыми одеждами, напоминающими одежды предателя Сарумана, то за чёрными пиратскими парусами, то под плотными мордорскими тучами и за маленьким ростом и под орочьей одеждой Фродо. Но она есть всегда. Самое главное – устоять перед отчаянием, выбирать борьбу даже с условием поражения, а потом вдруг откуда ни возьмись приходит помощь.

And then wonder took him, and a great joy; and he cast his sword up in the sunlight and sang as he caught it. And all eyes followed his gaze, and behold! upon the foremost ship a great standard broke, and the wind displayed it as she turned towards the Harlond. There flowered a White Tree, and that was for Gondor; but Seven Stars were about it, and a high crown above it, the signs of Elendil that no lord had borne for years beyond count. And the stars flamed in the sunlight, for they were wrought of gems by Arwen daughter of Elrond; and the crown was bright in the morning, for it was wrought of mithril and gold.

И вдруг его охватило изумление и великая радость; и он подбросил свой меч вверх навстречу солнечному свету и, поймав его снова, запел. И все взгляды устремились туда же, куда и его взгляд, и вот! На флагманском корабле реяло большое знамя, и когда корабль повернул к Харлонду, порыв ветра развернул полотнище так, что его стало хорошо видно. На знамени цвело Белое Древо Гондора, а Семь Звёзд вокруг и высокая корона были знаками Элендила, которые ни один владыка не носил уже бесчисленное множество лет. И звёзды вспыхнули на солнце, ибо они были украшены драгоценными камнями рукой Арвен, дочери Элронда, и корона ослепительно сияла в утренних лучах, вышитая мифрилом и золотом.

И снова – а ничего не напоминает?
Или…

In western lands beneath the Sun
the flowers may rise in Spring,
the trees may bud, the waters run,
the merry finches sing.
Or there maybe ‘tis cloudless night
and swaying beeches bear
the Elven-stars as jewels white
amid their branching hair.

Though here at journey’s end I lie
in darkness buried deep,
beyond all towers strong and high,
beyond all mountains steep,
above all shadows rides the Sun
and Stars for ever dwell:
I will not say the Day is done,
nor bid the Stars farewell.

Переводов песни миллион, не буду приносить, но какова рифма!
И ведь не «ручьи бегут», а «the waters run» - воды Андуина. И безоблачная ночь со звёздами, и деревья в короне из звёзд и чёрное как ночь полотнище знамени с Белым Древом и звёздами. И действительно на Пеленноре над мглой встаёт Солнце и сияют звёзды на знамени. А песня Сэма – это предвосхищение всего этого, это ночь с 14 на 15 марта, а Пеленнорская битва это 15 марта. И когда Сэм поёт и находит Фродо – меняется ветер и этот попутный ветер подгоняет корабли Арагорна. Вот насколько всё взаимосвязано в книге!

И ещё интересно, что в этой главе встречается свет Солнца и свет звёзд, пусть только на знамени. И эти звёзды зажглись потому, что ветер прогнал мордорскую Тьму, а ветер поменялся в момент, когда Сэм спас Фродо. То есть Фродо всё-таки для спасения мира был ключевой фигурой.

Из тьмы возникла высокая фигура и, споткнувшись о Мерри, разразилась проклятиями в адрес корней деревьев. Он узнал голос маршала Эльфхельма.
«Я не корень, сэр, - сказал он, - и не мешок, я ушибленный вами хоббит. И в качестве извинений не могли бы вы хотя бы сообщить мне, чего ожидать?»
«Чего угодно, всего, что может скрываться в этом проклятом мраке».

И Мерри идёт к палатке Теодена, чтобы услышать, что там затевается. И видит человека, который напомнил ему древние фигурки, расставленные вдоль дороги, по которой они ехали. Всё просто. Дикие люди тоже ненавидят орков. Они заинтересованы в том, чтобы орков разбили. Они не воины, но готовы показать Теодену забытую дорогу через холмы, которая выведет их к Минас Тириту, минуя орков. Как будто сама история в лице каменных изваяний ожила под покровом Сауроновой тьмы, чтобы бороться с ним. В Арде не только звёзды зажигаются в самой кромешной тьме, и призраки откликаются на зов короля, в ней и древние камни, ещё недавно безучастно стоящие вдоль дорог вдруг как будто обращаются в странных живых существ, готовых открыть тайную древнюю дорогу сквозь время и историю там, где кажется только что не было никакого выхода, чтобы потом снова исчезнуть без следа в лесу, как будто их и не было. Войску Теодена помогает сама история этих земель.

…If you are faithful, Ghân-buri-Ghân, then we will give you rich reward, and you shall have the friendship of the Mark for ever.’
‘Dead men are not friends to living men, and give them no gifts,’

«…Если ты не подведёшь, Гхан-бури-Гхан, тогда мы щедро вознаградим тебя и ты навсегда станешь другом Марки».
«Мёртвые люди не могут быть друзьями живым и вознаграждать их…»

Дикие люди не только выводят войско Теодена незамеченным к Минас Тириту, они ещё сообщают важные сведения о том, где сосредоточены и чем заняты орки. И перед тем, как навсегда исчезнуть в лесу, говорят Теодену, что меняется ветер. Он начинает дуть с юга и в нём чувствуется запах моря.

Это 14 марта – ветер меняется, прогоняя мглу, когда Сэм находит Фродо в башне. Очень тонкий намёк на то, что не побеги Сэм тогда за орками, чтобы быть рядом с Фродо и разделить с ним его судьбу, как собирался всегда, не откажись он от спасения мира ценой измены себе самому, предпочти он холодный расчёт велению души, всё бы пропало. Ух какой тут у Толкина смысл. Мир спасти, безусловно, важно. Но большой вопрос какой мир спасать. Мир – это мы сами и всё, что мы несём в себе. Если ради спасения мира мы изменим себе, будем совершать поступки, которым противится всё наше существо – откажемся от спасения друзей, от выполнения личного долга, как мы его понимаем, от собственной любви в своей душе – каково нам будет жить в этом спасённом нами мире, если даже он благодаря этому всему устоит? Он вместе с нами изменится и превратится в мир Врага. И мы сами станем врагами самим себе. То есть такой ценой его спасти невозможно, он рухнет в самом себе. И снова возвращаемся к выбору Сэма на перевале – а нужен ли такой мир, а может лучше гори оно тогда всё огнём?

Заканчивается глава атакой рохиррим. Ветер с моря гонит тьму на Востоке. Начинается Пеленнорская битва.

А кое-кто идёт по тому же пути исключительно из чувства долга. Не выбирая отчаяние, сопротивляясь ему сколько только можно, пока ноги несут, выполняя долг, причём идя, следуя этому долгу в самую темноту и беспросветность и к тому же адскому огню в конце. Какой парадокс толкиновского выбора – где для кого-то выбор есть, там же для другого выбора нет. Но тот, у кого есть выбор (в данном случае Денетор и Голлум), делает его в пользу отчаяния и отказа от всякой надежды добровольно, а тот, кто выбора для себя не видит, и у кого один путь – выполнить свой долг, который ведёт его, казалось бы, через те же вехи – и отчаяние и отсутствие надежды и адский огонь в конце, становится звездой надежды для всего мира и оказывается спасён. Денетор и Голлум в своём выборе полагаются на себя и думают о себе, Фродо в своём отсутствии выбора от себя отказывается. Всё плохое, что с ним происходит, исходит извне – ранение моргульским клинком, воздействие Мёртвых болот, жало Шелоб, я уже не говорю про такое долгое воздействие Кольца – тьма входит в его сердце извне, он не желает впускать её и как может сопротивляется ей. В случае с Голлумом и Денетором – алчность и злоба у первого и гордыня у второго исходят изнутри и приводят их обоих к торжеству отчаяния и отрицанию всякой надежды и отказу от долга (исполнение клятвы и защита города).

Пиппин чувствует, что всё, что он говорит и большую часть того, что думает, известно Денетору.
От мысли, что ему придётся петь ширские песни перед Денетором, Пиппину не по себе.
В каждую фразу Денетор умудряется вплетать упрёк. Токсичный товарищ. В этом, внезапно, у него тоже обнаруживается сходство с Голлумом.

‘And why should such songs be unfit for my halls, or for such hours as these? We who have lived long under the Shadow may surely listen to echoes from a land untroubled by it? Then we may feel that our vigil was not fruitless, though it may have been thankless.’

А почему эти песни не годятся для моих залов или для такого часа, как этот? Разве не можем мы, долго жившие под Тенью, послушать отголоски страны, никогда её не знавшей? Что может быть лучше, чем почувствовать, что наше бдение не было напрасным, хоть оно и не принесло нам благодарности?

Пиппину дают одежду стража цитадели. Он теперь тут не просто заезжий зевака, он включается в местную жизнь и защиту города как полноправный член общества, его принимают как своего. Хотя ему совсем не сладко на службе у Денетора.

Пиппин с городских стен видит тот же луч заходящего Солнца, что и Фродо, стоя на Перекрёстке. Как Толкин соединяет своих героев лучами света, и солнечного и лунного. Связь через лучи света. Мир пронизан светом даже тогда, когда его накрывает мордорская тьма.

И светом же Гэндальф спасает Фарамира и его отряд от назгул. Возвращение Фарамира предваряют назгулы и Пиппин с Берегондом наблюдают их сверху, с высокой городской стены. От Гэндальфа исходит белый и серебряный свет. Интересно, что фиал у Фродо в руках светился серебряным светом, а у Сэма белым. А от Гэндальфа исходит свет и тот и другой. Что-то мне ещё вспомнились золотые и зелёные светильники у Древоборода в жилище. Вся книга наполнена светом.
И в то же время незримые нити тьмы тянутся от Шелоб к совершенно разным героям, которые пали под влиянием Кольца.

Разговор о Фродо у Денетора происходит как раз тогда, когда Фродо повернул во тьму, к Минас Моргулу. И Гэндальф в шоке от решения Фродо идти через Кирит Унгол. Пиппин осознаёт, что Гэндальф в смятении и от этого очень страшно.

Фарамир, который в Итилиэне был командующим и мог судить и выносить приговоры, перед отцом сам в положении того, кого судят. Он сидит по левую руку Денетора – хоть он теперь и единственный сын, но нелюбимый. Денетор недоволен Фарамиром. Он возмущён решением нести Кольцо в Мордор. Он сокрушается о том, что на месте Фарамира не оказался Боромир. Хотя тот был на месте Фарамира и действительно вёл себя так, как Денетор от него ожидал. Денетору нужно Кольцо! Он самонадеян и не понимает опасности. То есть если бы Фродо явился в Минас Тирит, то ничего хорошего из этого бы не вышло. Путь в Минас Тирит был бы ошибочным выбором не только из-за срочности похода в Мордор. И Фарамир прекрасно понимал, зная Денетора, что привести Фродо с Кольцом к нему - это подвергнуть страшной опасности и Денетора и вообще всех. Денетор подвергся бы такому же испытанию, как и Боромир, с тем же результатом, и из него получился бы неплохой тёмный властелин всем на "радость", особенно Фарамиру. Тут уж действительно - Кольцу дорога только в Мордор, а там как Эру даст. Либо Фродо его донесёт, либо оно окажется у Саурона. А он и без Кольца уже половину Средиземья вынес. Судьба Фродо страшная, но ему по-любому деваться некуда. Его Мироздание в такие клещи взяло - живым не выбраться в любом случае.

Денетор идёт по проторенной дорожке. Сначала он говорит о том, что Кольцо следует спрятать, а не использовать, но тут же делает оговорку, что если очень хочется, то можно в самом крайнем случае, для самозащиты, можно и воспользоваться. И считает, что и Боромир бы устоял, и он сам, Денетор, конечно не поддастся оружию Врага, и сам того не понимая уже попадет в ловушку.

И заявляя Фарамиру, что хотел бы, чтобы они с Боромиром поменялись местами, уже заходит очень далеко.
В конце разговора Фарамир точно так же чуть не падает, как Фродо в Хеннет Аннуне. Для него этот разговор был тем ещё испытанием. И не только из-за неодобрения отца. На его глазах с его отцом происходит то, что ранее происходило с его братом. Он очень болезненно переживал осознание того, что Боромир поддался искушению Кольцом, а теперь видит, как это происходило, и не на ком-то, вроде Голлума, а на родном отце. Они с отцом очень похожи, складом ума и характера, но при этом расходятся в принципиальных вещах. Фарамир отказался от Кольца, Денетор жаждет его заполучить. Фарамир видит это, и каково ему это видеть! В центре ещё одного тяжёлого разговора Фарамира снова оказывается Кольцо и его семья, и хоть оно сейчас уже очень далеко, его пагубное влияние на его родных ничуть не слабее. Из троих только Фарамир устоял, и он знает, что где-то во мраке идёт Фродо, единственная надежда Средиземья, несёт Кольцо в Мордор, а его отец называет того, кто так поразил Фарамира своей обречённой решимостью, безмозглым полуросликом. А этот полурослик в это время видит армию, выходящую из Минас Моргула и один на один противостоит (успешно) Кольцу и чёрной воле Ангмарского короля, который через пару дней наведёт ужас на весь Минас Тирит. А потом плачет, думая о Фарамире, которому предстоит встречать эту армию.

Гэндальф говорит Пиппину, что предполагал в своём сердце, что Фродо и Голлум встретятся, и что он боится предательства Голлума. Но в то же время даже предательство может обернуться благом.

‘Yet my heart guessed that Frodo and Gollum would meet before the end. For good, or for evil. But of Cirith Ungol I will not speak tonight. Treachery, treachery I fear; treachery of that miserable creature. But so it must be. Let us remember that a traitor may betray himself and do good that he does not intend. It can be so, sometimes. Good night! ‘

Моё сердце чуяло, что Фродо и Голлум ещё встретятся перед концом. К добру или к худу. Но избавь меня от разговоров о Кирит Унголе. Предательства, предательства я страшусь, предательства этой жалкой твари. Но да будет так. Следует помнить, что предатель может предать себя и совершить благо, которое совершать не предполагал. Иногда бывает и так. Доброй ночи!

Решение Денетора послать Фарамира в Осгилиат по времени совпадает с окончательным решением Голлума отправить Фродо к Шелоб. Вот тебе и «случайное» сравнение с пауком. Хотя надо признать, что это решение было далеко не таким абсурдным, как сделали в кино, и уж точно не подлым, в отличие от поступка Голлума. У Осгилиата находилась удобная переправа и учинить там серьёзное препятствие врагу если и не сам Эру велел, то с точки зрения подготовки к осаде вполне могло рассматриваться как один из вариантов нанесения ущерба врагу. Но приказ был жестоким и убийственным, это правда. Денетор как будто намеренно, как Голлум, решает отвергнуть свой единственный шанс на надежду в лице младшего сына окончательно и решает пробить все днища отчаяния, отправив на верную смерть не угодившего ему Фарамира. Чтоб уж наверняка не выбраться из этой ямы, угробив единственного оставшегося в живых наследника и близкого человека. Фарамиру не нравилась эта идея, потому что он хотел сохранить как можно больше людей для обороны города, потому что это была очень рискованная миссия и предполагалось, что жертвы будут серьёзными, но кому как не сыну наместника возглавить такую миссию, если тот приказывает. И Боромир и Фарамир были гондорскими военачальниками и всегда вели людей в бой. И уж коли Денетор настаивал на обороне переправы, Фарамир отправился исполнять. Жестоко, но на войне нет возможности спрятаться от риска, в любом другом месте риск был бы не меньше. Но как точно Фродо предугадал про Фарамира и Осгилиат!

Гораздо более жестокими были слова, сказанные Денетором Фарамиру при прощании.

‘Much must be risked in war,’ said Denethor. ‘Cair Andros is manned and no more can be sent so far. But I will not yield the River and the Pelennor unfought - not if there is a captain here who has still the courage to do his lord’s will.’
Then all were silent, but at length Faramir said: ‘I do not oppose your will, sire. Since you are robbed of Boromir, I will go and do what I can in his stead - if you command it.’
‘I do so,’ said Denethor.
‘Then farewell!’ said Faramir. ‘But if I should return, think better of me!’
‘That depends on the manner of your return,’ said Denethor.

– Многим приходится рисковать на войне, – сказал Денетор. – На Кайр Андросе достаточно людей и больше сейчас отправить невозможно. Но я не отдам реку и Пеленнор без боя, если здесь найдётся военачальник, способный выполнять приказы своего господина.
Воцарилось молчание, потом Фарамир ответил: – Я не хочу оспаривать твою волю, Повелитель. Так как ты лишился Боромира, я пойду и сделаю всё, что смогу, вместо него – если прикажешь.
– Приказываю, – объявил Денетор.
– Тогда прощай, – сказал Фарамир. – Но если я вернусь, смени свой гнев на милость.
– Это зависит от того, как ты вернёшься, – ответил Денетор.

Через день переправа была потеряна, потеряно треть воинов Фарамира, а его самого, сражённого чёрной стрелой, вынес с поля боя и доставил к Денетору князь Дол Амрота Имрахил. А Минас Тирит оказался в осаде. Насколько сильно его персонаж зарифмован с Фродо, удивительно! Ранение Фарамира происходит практически в одно время с ранением Фродо Шелоб. В случае Фарамира это стрела, в случае Фродо это жало. Фродо предал Голлум, жаждущий Кольцо, Фарамира отправил на смертельный риск отец, разгневанный тем, что Фарамир не доставил Кольцо ему. Да, паук очень даже при делах.

Денетор видит умирающего Фарамира и отказывается от борьбы. Ему не приходит в голову приказать его лечить, потому что он отчаялся. Он не руководит защитой города, только сокрушается о том, что династии Наместников пришёл конец, и город попадёт в руки ничтожных людей. А перед тем, как сдаться окончательно, он в последний раз заглянул в Палантир, что будет очевидно позже. Оказывается, Денетор уже обладал одним древним артефактом и использовал его втайне от всех. Он не поддался враждебной воле напрямую, но то, что он там видел, не давало ему никакой надежды на победу. В последний же раз он там увидел пиратский флот, идущий по Андуину к Минас Тириту. А толкнула его на использование Палантира его собственная гордыня. Денетор, не видя надежды, сдаётся окончательно и впадает в чёрное отчаяние.
И когда к нему в очередной раз пришли гонцы за распоряжениями, они поняли, что Денетор тронулся умом.

Денетор освобождает Пиппина от службы и приказывает нести Фарамира в усыпальницу. И даёт понять, что собирается сжечь его и себя живьём. Пиппин бежит искать Гэндальфа, понимая, что если кто-то тут и может помочь, то только он. По дороге он натыкается на Берегонда и сообщает ему, что Денетор спятил.

Тем временем на штурм ворот Минас Тирита явился сам Ангмарец. Ворота разбили не просто Грондом, их разбили его заклятья.
Ангмарец въехал на мостовую, на которую еще не ступала нога врага. У ворот его ждал Гэндальф на Шэдоуфаксе и снова, как когда-то балрогу, объявил, что он не войдёт. ‘You cannot enter here, - снова cannot – приказ в виде констатации факта. Гэндальф здесь олицетворяет надежду, Ангмарец отчаяние. И Гэндальф запрещает отчаянию вход в город. Правда, физической битве чёрного и белого всадников не суждено было состояться, потому что вслед за неожиданным криком петуха, встречающего утро, раздались звуки рогов и стало ясно, что пришёл на помощь Рохан.

Осада Гондора Тьмой происходит не только в реальности, когда Минас Тирит окружают враги. Каждый житель, каждый участник событий должны противостоять Тьме в своём сердце. Об этом последняя сцена у разбитых ворот.

Благодарю kamveronika за донат! Всем читателям спасибо за лайки и комментарии!

В этой главе достаточно много ландшафтов и географии. Ландшафты на Мерри производят оглушающее впечатление, он наяву видит огромные горы, о которых ранее слышал только в сказках, а описания перемещений Теодена сотоварищи напоминают мне о моём географическом кретинизме и неумении извлекать из текста информацию о локациях и направлениях. Так что эта глава меня расстраивает. И упоминание древних идолов, сидящих вдоль дороги, я понимаю, что оно призвано добавить объёма истории Средиземья, но для меня это здесь одна ещё больше запутывающая меня деталь. Возможно, моё восприятие здесь сходно с восприятием Мерри, подавленного масштабами раскинувшегося вокруг него огромного незнакомого мира, тогда значит, оно, наверно, и должно быть такое по задумке автора. Буду утешаться этим.

При встрече с Эовин Теоден замечает, что она огорчена. Это надо иметь такой дар и желание вникать в состояние тех, кто находится рядом. И он понимал, о чём печалится Эовин.

Про Мерри не забывают и организуют ему персональную палатку, где он снова встречается со своим одиночеством. От грустных мыслей его отвлекает голод, но его и в этом не забыли – его приглашают к ужину у короля. Там он задаёт мучивший его вопрос – что такое Тропа мёртвых, и Эомер отвечает ему, что он сам ступил уже на эту дорогу. И хоть он говорит это в буквальном смысле, переносный смысл применим к ним всем в равной мере.

Эовин, описывая изменения, которые она заметила в Арагорне, применяет к нему слово «fey» - «одержимый», «обречённый на смерть».

«Fey I thought him, and like one whom the Dead call».
«Он мне показался одержимым, тем, кого призывают мертвые».

Этим же словом мысленно описал Сэм Фродо, когда тот вырвался из логова Шелоб и побежал к перевалу сломя голову. А ведь Фродо также пришлось пройти через смерть, даже в более буквальном смысле. Они во многом схожи, эти герои, Фродо тоже идёт тайной тропой, чтобы потом нанести врагу неожиданный удар и переломить ход битвы. Их обоих ведёт судьба и они не принадлежат сами себе – то, что Арагорн пытался объяснить и Эовин. И Арагорн и Фродо сильно меняются после символической смерти. Но по-разному. Арагорн становится из следопыта королём, а Фродо из рыцаря становится мучеником. Каждый из них получает в итоге свой венец.

Теоден пытается утешить Эовин, рассказывает о Тропе Мёртвых всё, что знает, и высказывает предположение, что Арагорн сможет пройти по ней. Теоден верит, что Арагорн вернётся живым! Эомер не верит в это и считает его потерянным для битвы с врагом.

Появляется гондорский посланник с красной стрелой – знаком, что Гондору требуется помощь. И заметьте – Теоден не высказывает ни малейшего сомнения в том, как поступить. Он и так собирался на войну и обещает, что роханцы придут. Причём он как специально (для некоторых) подчёркивает, что пришли бы даже если им самим бы не грозила никакая опасность. Несмотря на то, что он чувствует, что посланник, точнее Денетор, чего-то недоговаривает. И в его словах неоднократно проскальзывает, что это будет его последний поход и он не вернётся. И неожиданно для Мерри он намекает ему, что не возьмёт его с собой, как будто Мерри мало расстройства и неуверенности в себе и без этого.

На следующее утро не рассветает, потому что из Мордора пришла тьма. Теоден повторяет своё решение – он не берёт Мерри с собой, как тот ни умоляет его. Он не хочет брать его с собой на смерть. Как Фродо не хотел брать с собой Сэма.

Однако Эовин говорит Мерри, что Арагорн просил её снарядить его для битвы и даёт ему роханские доспехи.
Мерри встречается взглядом с одним из воинов и видит в его глазах, что тот отправляется искать смерти.

He caught the glint of clear grey eyes; and then he shivered, for it came suddenly to him that it was the face of one without hope who goes in search of death.
Он заметил блеск ясных серых глаз и вздрогнул, потому что внезапно осознал, что в этом взгляде нет надежды, так смотрит тот, кто ищет смерти.

Позднее этот воин подходит к нему и предлагает ехать с ним, говоря на первый взгляд странную поговорку:

Where will wants not, a way opens.

«Перевод» на более архаичный язык поговорки «where there is a will, there is a way», устаревшая форма с простым отрицанием, где want означает не «хотеть», а «недоставать», то есть значит она «Было бы желание, а способ найдётся», или точнее, подстрочником: «где нет недостатка воли, открывается путь».

И так как Мерри не узнаёт его, воин представляется Дернхельмом. Итак, временный тандем из разочарованной в любви и в жизни девушки и покинутого всеми хоббита образовался и в дальнейшем сыграет очень важную роль. Таким образом Мерри всё-таки тайно сопровождает Теодена на войну, не догадываясь, что отправился туда с Эовин, которая потеряла надежду и едет с намерением погибнуть. Эовин, которая отринула свою женскую роль – ждать и заботиться о подданных, пока мужчины на войне, которая потерпела неудачу в любви, как она на данный момент считает, мало того, она считает, что Арагорн погиб, и не видит смысла жить. Она, почти как Денетор, отчаялась, правда, она всё-таки не выбрала сигануть со скалы или сжечь себя в усыпальнице, а направила своё отчаяние в предстоящую битву – всё равно убьют, так хоть в бою. То есть она не отказывается от долга, только видит его в другом, не в том, что ей определено по рождению. Но этот, «не родной» ей, назначенный самой себе, долг, не даёт ей ни на что надежды, кроме как погибнуть в бою. С другой стороны, полностью проводить параллель с Денетором неправильно. Как бы там ни было, она выбрала борьбу с Врагом. У неё и судьба будет другая.

‘Sleep again, and do not be afraid!’ said Gandalf. ‘For you are not going like Frodo to Mordor, but to Minas Tirith, and there you will be as safe as you can be anywhere in these days. If Gondor falls, or the Ring is taken, then the Shire will be no refuge.’
‘You do not comfort me,’ said Pippin, but nonetheless sleep crept over him. The last thing that he remembered before he fell into deep dream was a glimpse of high white peaks, glimmering like floating isles above the clouds as they caught the light of the westering moon. He wondered where Frodo was, and if he was already in Mordor, or if he was dead; and he did not know that Frodo from far away looked on that same moon as it set beyond Gondor ere the coming of the day.

«Спи и ничего не бойся! – Ответил Гэндальф. – Потому что ты направляешься не в Мордор, как Фродо, а в Минас Тирит, а там ты будешь в безопасности, насколько можно быть где-либо в безопасности в наши дни. Потому что если Гондор падёт, или будет захвачено Кольцо, тогда и в Шире будет не спрятаться».
«Не очень утешительно», - сказал Пиппин, но тем не менее его сморило снова. Последнее, что ему запомнилось перед тем, как он снова провалился в глубокий сон, были высокие белые вершины, мерцающие в свете клонящейся к западу Луны подобно плывущим над облаками островам. Он думал о Фродо, о том где он был, в Мордоре ли он, или может его уже не было в живых. И не знал о том, что Фродо далеко отсюда стоит и тоже смотрит в этот предрассветный час на заходящую над Гондором Луну.

Тогда, когда Фродо и Сэм отправляются из Хеннет Аннуна к Минас Моргулу, Пиппин прибывает в Минас Тирит. А эти города когда-то были близнецами-братьями (в английском twin sisters) – Солнечная и Лунная башни. Лунная башня пала и занята Врагом, Солнечная – пока ещё держит оборону и готовится к сокрушительному удару. И Фродо и Сэм будут свидетелями (начало пятой книги нас отодвигает в хронологии немного назад), как из Минас Моргула пойдут на Минас Тирит полчища врагов. Самая масштабная битва произойдёт у Минас Тирита, а решающая – духовная – во тьме, путь в которую лежит через Минас Моргул. Пиппин подъехал к Минас Тириту на рассвете, Фродо подошёл к Минас Моргулу после заката. Прекрасная башня Эктелиона сверкала в лучах Солнца хрусталём, башня Минас Моргула светилась замогильным светом и пугала чёрными провалами окон. Путь Фродо шёл по безжизненным скалам Эмин Муйла, Мёртвым болотам, пустоши у Чёрных Врат, и с небольшим заходом в Итилиэн мимо Минас Моргула в Кирит Унгол, а дальше в Мордор. Пиппина Гэндальф вёз по Роханским лугам, мимо сверкающих гор. Какие разные дороги!

Even as Pippin gazed in wonder the walls passed from looming grey to white, blushing faintly in the dawn; and suddenly the sun climbed over the eastern shadow and sent forth a shaft that smote the face of the City. Then Pippin cried aloud, for the Tower of Ecthelion, standing high within the topmost walls’ shone out against the sky, glimmering like a spike of pearl and silver, tall and fair and shapely, and its pinnacle glittered as if it were wrought of crystals; and white banners broke and fluttered from the battlements in the morning breeze’ and high and far he heard a clear ringing as of silver trumpets.

Пока Пиппин смотрел во все глаза, стены из мрачно-серых превратились в белые, чуть розовеющие в лучах рассвета; и вдруг Солнце, поднявшись над восточной мглой, выпустило сноп света, ударивший в лицо города. И Пиппин вскрикнул, потому что башня Эктелиона, возвышающаяся над самой верхней стеной, вспыхнула на фоне неба, мерцая как жемчужно-серебряный шпиль, высокая, прекрасная и стройная, а её вершина искрилась словно хрустальная. Белые знамёна рвались и реяли на зубчатых стенах на утреннем ветру, и далеко сверху слышались чистые голоса серебряных труб.

Общее впечатление Минас Тирит производит ослепительное, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что в городе есть признаки запустения.
Перед самыми дверями тронного зала, перед встречей с Денетором Гэндальф вдруг предупреждает Пиппина, что надо держать язык за зубами, особенно что касается квеста Фродо и Арагорна. Здесь всё совсем не так просто, как в Ривенделле или Рохане, Денетор не Теоден, здесь вершится большая политика и нужно держать ухо востро.

Денетор – отец Боромира и Фарамира. Таких разных братьев, с которыми по-очереди судьба сводила Фродо. Боромир яркий военный лидер, гордость и надежда отца, Фарамир мудрый и совсем не амбициозный человек, который всегда находился в тени своего брата и фатально разошёлся с отцом во взглядах. Они все трое любят Гондор и готовы были служить ему до конца и отдать за него жизнь, но только взгляды Фарамира на то, как именно ему служить и его спасать сильно отличаются от взглядов Денетора и Боромира. И мы помним, что эти взгляды привели Боромира к тому, что он поддался Кольцу и напал на Фродо, а мудрость Фарамира помогла ему избежать искушения Кольцом. Но на данный момент Пиппин готовится предстать перед Денетором, на которого больше похож Фарамир своим умом и проницательностью, но сердце которого всегда принадлежало старшему сыну, противоположному ему характером, но разделяющему его убеждения. То есть Пиппину сейчас придётся очень несладко – если Фродо едва выдержал допрос у гораздо более близкого ему по духу и дружественно настроенного к нему Фарамира, который разделял мнение мудрых о том, что Кольцом нельзя пользоваться для защиты Гондора, то Денетор сочетал в себе проницательность Фарамира и гордыню Боромира.
Право на гондорский трон Арагорна – огромная неожиданность для Пиппина.

Денетор Гэндальфу не рад, как сначала и Теоден.
Он скорбит по Боромиру и говорит, что вместо него должен был идти Фарамир. Хотя мы помним, что он сам был за то, что в Ривенделл отправится Боромир – его любимый сын, кому он безоговорочно доверял. Что сразу вызывает вопросы, неужели у правителя Гондора такая короткая память, или он сознательно игнорирует факты и зачем-то выставляет себя непричастным к тому, что в Ривенделл отправился именно Боромир? Который, конечно, сам туда рвался, но был полностью поддержан отцом.

Пиппин от всего сердца, помня о том, что Боромир погиб, защищая его и Мерри, предлагает Денетору свою службу. Это на тот момент видится почти безрассудством, Пиппин прибыл в Минас Тирит с Гэндальфом, Денетор Гэндальфу не обрадовался, зачем связывать себя по рукам и ногам и поступать на службу к тому, кто с Гэндальфом вообще вряд ли когда-нибудь договорится, а как знать, возможно, их противостояние выльется во вражду, и тогда Пиппин окажется между двух огней. Это открывает Пиппина с неожиданной стороны. Ему даже удаётся слегка растрогать Денетора. Но он выбрал себе очень холодного и гордого повелителя.

Then Pippin looked the old man in the eye, for pride stirred strangely within him, still stung by the scorn and suspicion in that cold voice. ‘Little service, no doubt, will so great a lord of Men think to find in a hobbit, a halfling from the northern Shire; yet such as it is, I will offer it, in payment of my debt.’ Twitching aside his grey cloak, Pippin drew forth his small sword and laid it at Denethor’s feet.
A pale smile, like a gleam of cold sun on a winter’s evening, passed over the old man’s face; but he bent his head and held out his hand, laying the shards of the horn aside. ‘Give me the weapon!’ he said.

Тогда Пиппин посмотрел старику в глаза, ибо презрение и подозрение в этом холодном тоне разбудили в нём неожиданную гордость. «Мало пользы великий владыка людей найдёт в службе хоббита, полурослика из северного Шира, но такую, какую есть, я предлагаю её в уплату моего долга!» Откинув серый плащ, Пиппин вытащил из ножен свой маленький меч и положил его к ногам Денетора.
Бледная улыбка подобно лучу холодного зимнего вечернего солнца коснулась губ старика; но он наклонил голову и протянул руку, отложив в сторону обломки рога. «Дай мне оружие!» - сказал он.

Но в конечном итоге Гэндальф одобряет порыв Пиппина. Потому что этот искренний шаг мог чем-то помочь Денетору, хоббиты в принципе уже показали, что умеют даже самые безнадёжные ситуации разворачивать к лучшему. Это и поход энтов на Изенгард, и даже случай с Палантиром. Гэндальф, отдав Пиппина на «растерзание» Денетору как раз и надеялся на нечто подобное. Денетор тотально не доверял Гэндальфу, а вот Пиппин не смог бы почти ничего утаить от него, тем самым Денетор узнал всё то, что ему полагалось знать – Гэндальф и не думал ничего скрывать от него – самостоятельно, и такую самостоятельно добытую из Пиппина информацию у него не было причин рассматривать предвзято, как какую-либо манипуляцию. А безыскусная хоббичья искренность должна была помочь ему выбраться из той глубины отчаяния, в которую он уже сам себя начал загонять.
Намёки на Палантир рассыпаны по всей главе, но при первом прочтении это как-то ускользает от внимания.

Was it so, or had he only imagined it, that as he spoke of the Stones a sudden gleam of his eye had glanced upon Pippin’s face?
Показалось ли ему, или было взаправду, что говоря о Камнях, он внезапно сверкнул на Пиппина взглядом?

Между Гэндальфом и Денетором намечается противостояние, которое лишь сначала может напоминать о противостоянии с Теоденом. Но Теоден лишён гордыни, и это помогает ему разобраться в мотивах Гэндальфа и принять его сторону и помощь, и даже победить своё отчаяние, а вот Денетор совсем другое дело. Он полностью себе на уме и он поглощён горем, но в то же самое время, его не отпускает мысль о проклятье Исилдура. И он засыпает Пиппина вопросами, в надежде вытянуть из него всё, что он знает. И, как Фарамиру с Фродо, ему многое удаётся понять.
И Денетор ведёт свою игру. Но Гэндальф тоже не промах, он видит его насквозь.

‘Folly?’ said Gandalf. ‘Nay, my lord, when you are a dotard you will die. You can use even your grief as a cloak. Do you think that I do not understand your purpose in questioning for an hour one who knows the least, while I sit by?’

КистяМур:

«Глупость? – переспросил Гэндальф. – Нет, милорд, потеря разума для тебя смерти подобна. Даже скорбь свою ты используешь как плащ. Ты думаешь я не понял, зачем ты битый час допрашивал того, кто знает меньше всех, когда я сидел рядом?»

Последнее слово в разговоре с Денетором осталось за Гэндальфом.

For I also am a steward. Did you not know?’ And with that he turned and strode from the hall with Pippin running at his side.

«Потому что я тоже наместник. Ты разве не знал об этом?» И с этим он повернулся и широким шагом направился из зала, а Пиппин бежал рядом.

Гэндальф наместник валар в Средиземье. Очень увесистые аргументы пошли в ход.

Пиппин тем временем заводит в Минас Тирите новые знакомства, и ищет возможность раздобыть второй завтрак. Который ему помогает организовать Берегонд, один из гвардейцев Цитадели.
Пиппин, поступив на службу к Денетору, удостаивается формы гондорских стражей цитадели.
Завтракая и беседуя с Берегондом с видом на Пеленнор, Андуин и Осгилиат, Пиппин и в прямом и в переносном смысле оказывается там, откуда видно очень многое.
Берегонд сообщает Пиппину о поручении Фарамиру за рекой, об опасности нападения Умбарских пиратов, о том, что они со дня на день ждут атаку на Осгилиат, который раньше и был столицей, а теперь в руинах. Оказывается, что величественный Минас Тирит это только сторожевая башня, остатки прежней роскоши.

Сюжетные линии начинают потихоньку переплетаться. И с высоты Гондорской стены очень хорошо видно весь расклад, всю расстановку сил. Глава «Минас Тирит», наконец, открывает читателю полную картину войны, до этого он был свидетелем отдельных фрагментов, не видя общих связей.

Появление в небе Черного всадника принесло не просто ужас, оно принесло с собой отчаяние. Надежда на то, что всё кончится хорошо, на какой-то момент покинула Пиппина и Берегонда. И это было именно вражьим наваждением, его оружием. После того, как назгул улетел, они оба быстро приходят в себя. Подобное отчаяние охватило Фродо перед Минас Моргулом после «встречи» с Ангмарским королём.

А между тем по городу уже ползут слухи о Принце полуросликов, который предлагает Гондору союз и пять тысяч мечей. И о том, что за спиной у каждого роханского всадника будет сидеть свирепый полурослик. Слухи слухами, но ещё один отважный полурослик всё-таки прибудет за спиной у роханского всадника и сыграет свою роль в сражении.

Сам Пиппин на фоне всего этого величия ощущает себя слабым и ни на что не годным.

Pippin looked at him: tall and proud and noble, as all the men that he had yet seen in that land; and with a glitter in his eye as he thought of the battle. ‘Alas! my own hand feels as light as a feather,’ he thought, but he said nothing. ‘A pawn did Gandalf say? Perhaps but on the wrong chessboard.’

Пиппин посмотрел на него: высокий, гордый и благородный, как все мужчины, которых он видел в этой стране; взгляд сверкает при мыслях о битве. «Увы! Моя собственная рука не тяжелей пёрышка», — подумал он, но промолчал. — «Пешка, сказал Гэндальф? Возможно, но не на той доске».

Пиппин так же легко находит общий язык и с сыном Берегонда Бергилом и становится свидетелем прибытия в Гондор небольшого пополнения. А поздней ночью вернувшийся Гэндальф выражает беспокойство о Фарамире и говорит Пиппину, что рассвета не будет, и что в мир пришла Тьма.

Сэм понимает, что поворачивать обратно не вариант, нужно идти вперёд. Одному. Оставив Фродо здесь.
Придя к такой мысли, Сэм начинает плакать. И снова автор даёт указание на то, что Сэм прекрасно знал, что полагается делать с телом умершего. Он руки ему на груди складывает, в плащ его заворачивает. Похоронить Фродо в горах просто не было никакой возможности. Не тащить же его было в пещеру, в которую уползла Шелоб. И Сэм кладёт рядом с Фродо свой собственный меч и посох Фарамира.

Сэм понимает, что Стинг ему понадобится и забирает себе. А про фиал говорит такие слова:

And your star-glass, Mr. Frodo, you did lend it to me and I'll need it, for I'll be always in the dark now.
А ваша звёздочка, мистер Фродо, вы одолжили её мне, и она мне будет нужна, потому что я теперь всегда буду во тьме.

Он будет во тьме, потому что Фродо погиб.
Сэм, похоже, собирается куда-то просто на автопилоте, сам ещё толком не понимая, куда. Но в то же время он не может оторвать себя от Фродо. Он стоит перед ним на коленях, держит за руку, как будто до сих пор пытаясь удержать, и у него в сердце идёт борьба, он пытается определиться, что ему делать. Но Фродо он покидать не хочет.

Now he tried to find strength to tear himself away and go on a lonely journey – for vengeance. If once he could go, his anger would bear him down all the roads of the world, pursuing, until he had him at last: Gollum. Then Gollum would die in a corner. But that was not what he had set out to do. It would not be worth while to leave his master for that. It would not bring him back. Nothing would. They had better both be dead together. And that too would be a lonely journey.
He looked on the bright point of the sword. He thought of the places behind where there was a black brink and an empty fall into nothingness. There was no escape that way. That was to do nothing, not even to grieve. That was not what he had set out to do. 'What am I to do then? ' he cried again, and now he seemed plainly to know the hard answer: see it through. Another lonely journey, and the worst.

Сейчас он пытался найти силы оторвать себя от Фродо и идти одинокой дорогой дальше – дорогой мести. Если он только сможет пойти дальше, его ярость понесёт его по всем дорогам мира, пока он, наконец, не настигнет его: Голлума. Тогда Голлум умрёт, загнанный в угол. Но это не то, для чего он отправился в путь. Не стоит покидать Фродо из-за этого. Это его не вернёт. Ничто не вернёт. Лучше бы они умерли вместе. И это тоже будет одинокой дорогой. Он посмотрел на блестящее остриё меча. Он подумал о тех местах, которые они миновали, где были чёрные пропасти и провалы в ничто. Этой дорогой не было выхода. Это значило не сделать ничего, даже для скорби. Это не то, для чего они отправились в путь. «Что же мне делать тогда?» он закричал снова, и, кажется, он уже знал ответ: идти до конца. Ещё одна одинокая дорога, и самая страшная.

Первая его мысль о мести Голлуму, о преследовании его до тех пор, пока не загонит его в угол и не расправится с ним. Но сразу же он отвергает эту мысль – это не стоит того, чтобы покидать Фродо, и это его не вернёт. Это отвлечение на негодную цель. Они не для этого прошли такой путь.
Тогда уж лучше было умереть вместе. Следующая мысль Сэма о самоубийстве. Он прикидывает способы, смотрит на меч, вспоминает пропасти, мимо которых они шли. Но быстро отвергает и это – это значит не сделать вообще ничего.

И потихоньку до Сэма начинает доходить самое страшное: see it through – идти до конца.

`What? Me, alone, go to the Crack of Doom and all? ' He quailed still, but the resolve grew. `What? Me take the Ring from him? The Council gave it to him.'
«Что? Мне одному идти к этой Трещине Судьбы и всё такое?» - Он ещё сомневался, но решимость росла. - «Что? Мне забрать Кольцо у него? Совет дал его ему».

Сэму здесь не позавидуешь. Мало того, что он только что лишился Фродо. Он стоит один-одинёхонек на пороге Мордора и другого кандидата нести Кольцо дальше кроме его самого нет. Остальные все закончились. В этот момент становится окончательно понятно, какой каменной стеной был для него Фродо в этом походе.
Дальше Сэм уговаривает себя, и доводы разума все за то, что он должен взять Кольцо и нести его к Горе. Он не хочет этого делать, он заранее декларирует, что сделает всё неправильно. Он понимает, что он неподходящий Хранитель Кольца, но признаёт так же, что и Фродо, и Бильбо тоже были не особо идеальными кандидатами. Но если враги найдут его здесь рядом с Фродо – они его убьют и получат Кольцо, и тогда конец всем. И Лориэну, и Ривенделлу, и Ширу.

И он решается. Хотя это настолько против всей его природы, что он в полном раздрае с самим собой.
То, что лицо Фродо осталось спокойным и неподвижным, когда он забрал Кольцо, убедило Сэма в том, что Фродо умер, больше всего остального. (Он всё ещё ищет признаки, что это не так, сам не понимая этого).
Дальнейшие его слова окончательно объясняют то, что он собирается делать и почему он оставляет Фродо непогребённым в горах.

`Good-bye, master, my dear! ' he murmured. 'Forgive your Sam. He'll come back to this spot when the job's done – if he manages it. And then he'll not leave you again. Rest you quiet till I come; and may no foul creature come anigh you! And if the Lady could hear me and give me one wish, I would wish to come back and find you again. Good-bye! '

«Прощай, мастер, родной! – пробормотал он. - Прости своего Сэма! Он вернётся сюда, когда сделает дело – если сможет. И тогда он больше не покинет тебя. Покойся с миром, пока я не приду, и да не тронет тебя ни одна мерзкая тварь! А если бы Владычица слышала меня и могла бы исполнить одно моё желание, я бы пожелал вернуться и найти тебя снова. Прощай!»

Дело в том, что Сэм не планирует больше жить. Он вынужденно уходит на время, чтобы завершить дело Фродо, попытаться спасти остальных. Он собирается потом вернуться и лечь и умереть рядом. Разделить с Фродо его судьбу до конца. Остаться без погребения в горах – не вопрос, вместе и останемся. Что-то я раньше повсюду встречала ругань на Сэма за это. И не поняла причины. Всё Сэм знал, что надо делать, деревенский парень в этом будет разбираться, пожалуй, получше кого другого, только возможности соорудить или выкопать хоть какую могилу в скалах высоко в горах у него просто не было. Желания никакого тоже, он потом признается себе, что где-то глубоко в сердце он знал, что Фродо жив. И он загадывает Галадриэль желание как раз об этом. Вернуться и найти.

Почему Сэм после «смерти» Фродор не хочет жить? Ведь ему себя и винить не в чем, он всё возможное и невозможное сделал, чтобы его спасти. И ему есть ради кого и ради чего жить. Почему Толкин чуть позже пишет, что «вся его жизнь разбилась вдребезги», почему Сэм уходит с явным намерением вернуться, если сможет завершить миссию Фродо, и остаться с ним.

А вот здесь важно как раз то, что они не друзья, точнее, не просто друзья, в социальном отношении они именно хозяин и слуга, рыцарь и оруженосец, и Сэма привязывает к Фродо, живому или мёртвому, ещё и чувство долга. Если забежать вперёд и вспомнить их возвращение в Шир, эпизод, когда Гаффер спрашивает Фродо о том, хорошо ли Сэм ему служил, и там Фродо рассказывает, какой Сэм герой, Гаффер недоверчиво ворчит, Рози цветёт как маков цвет, Сэм на седьмом небе. В тот момент всё в мироздании Сэма правильно и на своих местах. Он вернулся домой с Фродо и с победой. Он исполнил свой долг до конца. Прошёл с Фродо весь путь. Им гордится его девушка и доволен отец. Даже в их «легенде», что Фродо переезжает в Бэкланд, было то, что Сэм уезжает служить ему, на что его отец даёт ему добро. С Рози он не объясняется до похода, потому что «сначала дело».

Сэм и Фродо они не сами по себе, они встроены в сложную иерархию социальных отношений, где Сэм оценивается по его службе Фродо. Он и сам себя иначе не рассматривает, только с точки зрения своего долга. Для него это превыше всего. Сэм отправился в путешествие вместе с Фродо, чтобы служить ему и заботиться о нём. И в начале похода говорил ему, что если он не вернётся, то и он, Сэм, тоже не вернётся вместе с ним. Это решение было им принято и озвучено давно. В картине мира Сэма служить Фродо значило разделить с ним его судьбу полностью. Вернуться вместе или вместе умереть. Он рассматривал свой долг именно так. Погиб Фродо – вся жизнь Сэма разбилась. Миссия Сэма - Хранителя Хранителя была провалена.

(Возвращаемся на Парт Гален, единственный раз, когда Сэм высказал Фродо всё, что думает о том, что тот решил уйти без него). Как бы он вернулся в Шир без Фродо? Как бы встретил его Гаффер, что бы спросил, что бы Сэм ответил? Как бы он смотрел в глаза всем остальным, вернувшись один? Если он уехал беречь Фродо, как он покажется в Шире без него? Он сам с самого начала такого исхода в принципе не рассматривал. Фродо всего себя посветил квесту, Сэм всего себя посвятил Фродо.

Кроме того, Фродо для него был не просто хозяин, именно для Сэма он был центром его мироздания, Солнцем его нравственной вселенной. Сэм так сильно любил Фродо, что потерять его было для него трагедией, которую невозможно пережить. Таков Сэм. А ещё Сэм - он немного аватар читателя. Очень благодарного читателя. Читателя, для которого Фродо – сосуд со светом, потому что ему дано видеть.

And your star-glass, Mr. Frodo, you did lend it to me and I'll need it, for I'll be always in the dark now.

"Я теперь всегда буду во тьме..."
Конечно, апогея такое восприятие Фродо Сэмом достигло во время их похода к Роковой горе, когда Сэм воочию с близкого расстояния видел всё происходящее с Фродо, весь его свет, героизм и готовность жертвовать собой.

Потеря Фродо, краеугольного камня его мироздания, как пишет Кэтлин Валковиак, полностью выбивает у Сэма почву из-под ног. Он лишается своего нравственного маяка. Он всегда был ведомым и шёл на свет, а теперь свет погас. С Фродо Сэм был на своём месте и всегда знал, что делать. Теперь он действительно во тьме и идёт наугад. У него меч Фродо, фиал и Кольцо. Он принимает решение, логически абсолютно правильное, быть «Фродо», довести его дело до конца, но его сердце изо всех сил противится этому.

Следующий момент, когда Сэм вешает себе на шею Кольцо тоже мог бы стать украшением любого фильма. Кольцо пригибает его к земле, он чуть не падает под его весом и это является для него полной неожиданностью. На прощание Сэм смотрит на Фродо в свете фиала.

…and in that light Frodo's face was fair of hue again, pale but beautiful with an elvish beauty, as of one who has long passed the shadows. And with the bitter comfort of that last sight Sam turned and hid the light and stumbled on into the growing dark.

… и в лучах этого света лицо Фродо вернуло прежний чистый цвет, бледное, но по-эльфийски красивое лицо того, кто долго шёл во мраке. И получив это последнее горькое утешение, Сэм повернулся и, спрятав фиал, спотыкаясь пошёл во тьму, которая становилась всё гуще .

Сэм стал Хранителем Кольца в самых благоприятных обстоятельствах из возможных – он берёт кольцо, жертвуя собой. Он не хочет его брать, единственное, что он хочет – лечь и умереть рядом с Фродо. Но он берёт Кольцо только ради попытки спасти всех остальных.

И оторвав, наконец, себя от Фродо, идёт, но всё его существо против этого. Он уговаривает себя идти, оборачивается, и как ему кажется, даже видит свечение там, где остался Фродо. Свет даёт ему знак! Но он не верит ему, он запретил себе верить.

For a moment, motionless in intolerable doubt, he looked back. He could still see, like a small blot in the gathering gloom, the mouth of the tunnel; and he thought he could see or guess where Frodo lay. He fancied there was a glimmer on the ground down there, or perhaps it was some trick of his tears, as he peered out at that high stony place where all his life had fallen in ruin.
'If only I could have my wish, my one wish,' he sighed, `to go back and find him! ' Then at last he turned to the road in front and took a few steps: the heaviest and the most reluctant he had ever taken.

На мгновение, мучаясь невыносимым сомнением, он оглянулся. Он всё ещё мог разглядеть в сгущающемся мраке тёмное пятнышко – вход в пещеру, и ему казалось, что он видит или догадывается, где лежит Фродо. Ему почудилось мерцание на земле в том месте, а может это блестели его собственные слёзы, когда он смотрел на эту каменистую площадку, где вся его жизнь разбилась вдребезги.
«Об одном только просил бы, если бы мог, - вздохнул он. – Вернуться и найти его». Потом он, наконец, отвернулся и сделал несколько шагов по дороге, лежащей перед ним. Самые тяжёлые в его жизни шаги и самые противные его сути.

И Сэм снова повторяет свою мольбу к Галадриэль – вернуться и найти его. А Сэм, как мы знаем, счастливчик, все его желания исполняются. Он действительно вернётся и найдёт Фродо.

До Мордора ему остаются всего несколько шагов, и тут он слышит орочьи голоса. Орков было много – два отряда, с двух сторон сразу, один из Кирит Унгола, другой вышел из логова Шелоб – Минас Моргульский. И Сэм судорожно пытается придумать, как спасти себя и Кольцо – и, вспомнив про Кольцо, надевает его на палец.

И Толкин описывает ощущения Сэма, надевшего Кольцо – гораздо подробней, чем когда-либо описывал ощущения Фродо. Можно сказать, что он вообще их у Фродо не описывал за исключением того, как Фродо видел назгул. Самое главное, Сэм не чувствовал себя невидимым и защищённым – скорее наоборот, и сразу почувствовал Око, ищущее его. И Кольцо не давало мужества – Сэм думает только о том, чтобы спрятаться. До того момента, как слышит, что орки нашли Фродо.

He sprang up. He flung the Quest and all his decisions away, and fear and doubt with them. He knew now where his place was and had been: at his master's side…
Он вскочил. Он отринул квест и все свои решения, и страх, и сомнения вместе с ними. Он знал теперь, где его место, и всегда было: рядом с Фродо…

И когда он слышит это – он разворачивается и несётся обратно, попутно посылая к балрогам Совет, Кольцо и весь мир, потому что орки могли поглумиться над телом погибшего Фродо. Полностью понимая, что догони он их там, он не сможет помешать этому, а только гарантированно об них убьётся.

No, no song. Of course not, for the Ring'll be found, and there'll be no more songs. I can't help it. My place is by Mr. Frodo. They must understand that – Elrond and the Council, and the great Lords and Ladies with all their wisdom. Their plans have gone wrong. I can't be their Ring-bearer. Not without Mr. Frodo.'
Нет, песен не будет. Конечно, кольцо найдут, и уж какие песни. Я тут не помощник. Моё место с мистером Фродо. Они должны понять – Элронд и Совет и все эти владыки и владычицы со всей их мудростью. Всё пошло не так. Я не могу быть Хранителем. Не могу - без мистера Фродо.

Если Брод для меня был откровением про Фродо, то перевал и вот этот момент стали откровением про Сэма.
На кону весь мир. Но мир Сэма только что рухнул. Можно сажать свой сад, заводить семью, радоваться жизни, но при условии, что в небе светит Солнце. А Солнце Сэма погасло. Смысл спасать мир, в котором погасло Солнце? Как в нём жить? Но даже погасшее оно осталось для него центром мироздания. Вот что значил для Сэма Фродо. И нет перевода для слова master на русский язык, которое максимально это передаёт. Хозяин – сюзерен и наставник – нравственный маяк.

Действия Сэма на первый взгляд могут показаться очень эгоистичными. Представить себе такую ситуацию на реальной войне - наступи на горло своим чувствам, кого они интересуют, и иди выполняй задание. Но Арда это и наш мир и какой-то другой, более совершенный. Со своими законами и своей собственной логикой. Решись Сэм в этой ситуации идти дальше - скорее всего мир бы погиб. Сэм принимает самое абсурдное с точки зрения логики решение, хотя это даже не решение, он просто следует зову своего сердца. И по-другому он поступить не мог. И спасает тем самым и Фродо и квест.
Сэм отвергает не свою роль, он отказывается становиться Фродо, потому что он не Фродо. Он решает остаться на своём месте и самим собой.

А глава-то называется «Решения мастера Сэмуайза». У слова master есть ещё значение – сын хозяина, наследник. В этой ситуации Сэм оказывается именно в роли наследника Фродо в отношении его квеста. (Его так еще Фарамир называл). Я понимаю, почему переводчики не используют множественное число при переводе названия главы, слово «выбор» в смысле какого-то решения употребляется только в единственном числе, а «решения» тоже не самый удачный вариант, ускользают некоторые смыслы. Но у Сэма в этой главе была именно череда решений.
Сначала он бросается в бой с Шелоб. Потом обдумывая, что ему делать дальше, выбирает «идти до конца» и завершить квест Фродо, а потом вернуться и умереть рядом с ним. От Фродо он отрывает себя с превеликим трудом и только из чувства долга перед остальными. Сэм уходит уже достаточно далеко, так, что вход в логово может рассмотреть как едва заметное пятнышко. Заслышав орков он с помощью Кольца прячется, но поняв, что они нашли Фродо – бросается обратно отбивать его у них, прекрасно понимая, что погибнет. И Сэм не успевает! А он там и орал, и Жалом размахивал - но его не услышали, орки шумные. Догони он их там – этим бы всё и кончилось, потому что Сэм просто дрался бы с ними, пока бы его не убили. Сэм, ушедший уже достаточно далеко и еле держащийся на ногах от усталости был просто не в силах их догнать.

Поэтому вариант фильма, как Сеня, заслышав орков, ПРЯЧЕТСЯ, БРОСАЯ ФЕДЮ НА ДОРОЖКЕ, предварительно содрав с него Кольцо, я смотреть просто не могу.

Фродо входит в Мордор не на своих собственных ногах, его вносят туда орки, как умершего, а он действительно в каком-то смысле погиб, и несли они его, чтобы отправить в Барад Дур к Саурону. Да, это была его судьба туда попасть. Он даже спящий мёртвым сном и не в состоянии пошевелиться был отнесён туда. И то, что он не вошёл туда сам так же говорит о том, что он в Мордоре уже не будет героем, а будет принесён в жертву. Этот символизм у Толкина местами слишком жесток к Фродо.

В Кирит Унголе с каждым происходит страшное. Голлум предаёт Фродо и падает во тьму, Сэм теряет Фродо, а Фродо погибает как герой и лишается (пока на время) Кольца.

Главари орочьих отрядов Горбаг и Шаграт опасаются открыто говорить друг с другом при других орках, поэтому отстают и беседуют в том самом тупике, на который Фродо и Сэм наткнулись в логове Шелоб - в башню Кирит Унгол был путь через логово. Орки как-то прошли там, а Сэм оказался с другой стороны. И смог подслушать их разговор. И этот взгляд на всё с той стороны у Толкина подан очень здорово. У орков есть иерархия, и отношения внутри отрядов на первый взгляд не такие уж враждебные. Каждому, и Горбагу и Шаграту, есть о чём порассказывать про свою службу. И даже про бюрократию. Горбаг служит в Минас Моргуле и его описание общения с назгул вызывает ужас.

And they skin the body off you as soon as look at you, and leave you all cold in the dark on the other side.
Они взглядом как кожу сдирают и ты остаёшься стынуть во тьме на другой стороне.

А Шаграт может много рассказать о том, как служится рядом с Шелоб. Они даже потихоньку мечтают жить сами по себе без больших боссов, как в старые времена. И понимают, что нужны они только Саурону, и что если победят их враги – их никто щадить не будет. Голлума они называют между собой «Sneak». Горбаг поумней, и он утверждает, что Фродо был не один. Что в Мордор пробрался тот, кто разрубил паутину у входа, освободил от неё Фродо и проткнул брюхо Шелоб. Он предполагает, что это эльфийский воин, и Сэм усмехается, слыша это. Фродо предрекал ему, что он станет воином, и вот как сбывается это пророчество!

Горбагу хочется позабавиться, но Шаграт говорит ему о приказе из Лугбурца – любой пленник неприкосновенен, о нём следует сообщить и за ним придут. Возможно, даже Саурон лично. Горбаг не воспринимает находку всерьёз и говорит, что из неё вышел бы неплохой ужин, так как что взять с мёртвого. На что Шаграт злится, и сообщает, что тот, кого они нашли, жив.
Сэм от такого поворота едва не теряет сознание.

'You fool, he isn't dead, and your heart knew it.
Глупец, он жив, и твоё сердце знало это!

Оказывается, у Шелоб было несколько видов яда и во время охоты она просто укусом парализовывала добычу, а не убивала, чтобы потом пить кровь и жрать живьём. (На этом месте мне самой захотелось убить Голлума голыми руками). И Шаграт заявляет, что пленник придёт в себя, и он отправит его в самую верхнюю камеру, чтобы его и Горбага ухарцы до него не добрались и не подвели его и всех под монастырь.

Sam heard the sound of feet receding. He was recovering from his shock, and now a wild fury was on him. `I got it all wrong! ' he cried. `I knew I would. Now they've got him, the devils! the filth! Never leave your master, never, never: that was my right rule. And I knew it in my heart. May I be forgiven! Now I've got to get back to him. Somehow, somehow! '

Сэм слышал звук удаляющихся шагов. Он приходил в себя от шока и его охватила дикая ярость. «Я всё перепутал! – плакал он. – Я так и знал, что перепутаю! Теперь он у них, у чертей, у мразей! Никогда не оставляй хозяина, никогда, никогда, это было главное. И мне сердце говорило! Буду ли я когда-нибудь прощён! Теперь мне нужно к нему. Как угодно! Любым путём!»

Сэм обнаруживает, как пробраться за орками, но не успевает проникнуть в башню.

The great doors slammed to. Boom. The bars of iron fell into place inside. Clang. The gate was shut. Sam hurled himself against the bolted brazen plates and fell senseless to the ground. He was out in the darkness. Frodo was alive but taken by the Enemy.

«Огромные двери захлопнулись. Бумм! Железные засовы упали. Звяк! Проход был закрыт. Сэм налетел на медную обшивку дверей и без сознания рухнул на землю. Он был снаружи в темноте. Фродо был жив, но в руках Врага».

И вот Сэму, который, как мы помним, у нас попаданец в сказку, предстоит каким-то образом войти живьём в ад, чтобы следовать за Фродо и спасти его.
А это уже мотив сошествия в царство мертвых за другом.

*Герой, обреченный смерти, погружается в царство мертвых. Но именно здесь-то мы и узнаем сюжетный канон древнейших литературных жанров. Их можно назвать хтоническими: герой, в надземной фазе солнечный, всегда имел подземное соответствие в стране мрака, куда он спускался для преодолений темных сил и триумфальной победы над ними, знаменовавшей выход.
Его схема является очень древней: это простой и многовековый мотив о сошествии в преисподнюю за избавлением друга. Примеры - эпос о Гильгамеше, сошествие Тезея за освобождением друга, Пирифоя; спуск в ад Геракла, который освободил оттуда друга своего, Тезея, и вывел его на свет. Однако, самая древняя версия передает этот миф иначе: Геракл спускался в подземное жилище не за Тезеем, а за самим царем смерти, и вначале боролся и побеждал Аида, затем его олицетворение – пса. Борьба со смертью, лежащая в основе этих мифов, скоро дала ряд отдельных мотивов, которые остались верны древней схеме, но одели ее новой семантикой. Герой стал литературно представляться со своим двойником – былым собою же самим; создался тип идеального друга, верного спутника и товарища в бедствиях жизни, помощника в трудах, избавителя в смерти. Один из них гибнет раньше; опечаленный друг не переживает утраты, идет в поисках усопшего в самый ад и пытается его вывести оттуда; но природа хтонического начала берет верх, и герой возвращается на землю, а его друг на веки остается во мраке. Таковы именно Гильгамеш и Эабани, Тезей 1 и Пирифой; таковы Ахилл и Патрокл, один – получающий только пышное погребение, другой – вечную юность. Верный друг и спутник Геракла, его двойник Иолай умирает: Геракл – среди бессмертных. Впоследствии роль друга переходит к Тезею, за которым Геракл отправляется к Аиду. Первоначальный миф, давал простейшую схему: либо он знал двух друзей-двойников, Oреста-Пилада, Ахилла-Патрокла, либо двух братьев, Агамемнона-Менелая, Геракла-Ификла. Один из них обречен смерти, другой наслаждается вечной юностью.*
*Сюжетная семантика «Одиссеи» /О. Фрейденберг

Фродо отправляется в Мордор через собственную смерть для прохождения финального отрезка пути, чтобы попробовать уничтожить Кольцо. Конечно, победить Саурона оружием было немыслимо, его можно было победить только стойкостью, чистотой помыслов и готовностью пожертвовать собой. Сэм, как идеальный друг, не может отпустить Фродо одного, он идёт за ним, чтобы во-первых, спасти от орков и Саурона и во-вторых помочь ему завершить квест. И по возможности вытащить обратно.