Жду новый пост

Серия «Армейское.»

Работая над очередным рассказом и общаясь с Вершиным Сергеем Борисовичем, я очень отчетливо вспомнил один эпизод. Вроде незначительный. Но он слегка дополняет воспоминания Вершинина о нравах, царивших на пересылке.

Лето 1983 года. Кабульская пересылка. Зашел я в туалет. Там было несколько бойцов, незнакомых мне. Между ними шел разговор на повышенных тонах. Пока я делал свое дело, я понял, что старослужащие заставляли молодого бойца, снять нательный крестик, который висел у него на веревочке, на шее. Он категорически отказывался это сделать. Говорил, что ему крестик подарила бабушка и он его не снимет ни за что. Тогда они попытались снять его силой. Боец сопротивлялся и не позволял сорвать крестик. Его начали избивать. Тогда я по-быстрому постарался завершить свои дела и уйти оттуда. Если быть более честным, я просто сбежал. Чем-то помочь ему, я бы скорее всего не смог, а вот попасть под раздачу - запросто. Хотя на тот момент, я не испытывал ни малейшего сочувствия к избиваемому бойцу. Где-то в глубине души я даже осуждал его. Думал, что он дурак или баптист какой-то. Из-за крестика ****юлей отгребает и не снимает его. Нет, я не был атеистом, но и верующим тоже. Я был обычным парнем восьмидесятых, комсомольцем. И даже какое-либо упоминание вслух о боге, вызывало скорее чувство стыда что ли, какой-то слабости человеческого характера. Хотя пройдет не так уж и много времени, и я сам буду мысленно обращаться к богу, просить о помощи. Я не стал верующим или каким-то религиозным фанатиком, но за помощью к высшим силам все же иногда обращался. Теперь, вспоминая тот эпизод, я думаю несколько иначе, да и мое мнение о том парне изменилось. Наверное, это был очень сильный пацан и, скорее всего, в недалеком будущем, из него получился хороший и храбрый воин. Позволю себе еще немного поразмыслить на тему беспредела и дедовщины. Ведь это не единичный случай, свидетелем которого я оказался. Почему в туалете? Почему эти шакалы, падальщики или как их еще можно назвать, промышляли в таком неподобающем месте. Потому что там не было офицеров? Потому что в отхожее место с собой товарища не позовешь? Как правило, поодиночке только туда и ходили. Да и, наверное, человек, который туда зашел оправиться, не всегда сможет дать сдачи или убежать. Не в том положении находится. Попал врасплох, деморализован. А вот интересно, они то как жертву вычисляли? Сидели в засаде? Внутри или снаружи? Неважно где. Но выводы об их моральном облике, человеческих качествах напрашиваются сами.

Передаю слово Вершинину Сергею Борисовичу.


22 апреля 1983 года, я - Сергей Вершинин - Костромич, Вовка Ярошенко - Ворошиловоградский хохол, Слава Николаев с Рязанской области, Мариец Леха Куропаткин из Иошкар-Олы (с последним шурави переписываемся до сих пор), прибыли на Кабульскую пересылку. Прибыли мы из учебной части 81102 г. Ашхабада Туркменской ССР Туркестанского военного округа. Все мы были еще совсем молодые «зеленые», но уже вполне уверенные в себе сержанты-командиры отделений. О Кабульской пересылке, ее нехорошей славе, мы были наслышаны еще в учебке. Контингент пересылки довольно разнообразный и разношерстный. Встретить там можно было бойцов всех родов войск и разных сроков службы. Отслужившие свой срок дембеля, молодые бойцы из Союза, бойцы после госпиталей, отпусков, реабилитаций и других мест. Так что на пересылке можно было запросто попасть и под беспредел, разнообразные разборки. Я много слышал от пацанов, что ****или там сильно и забирали все вещи, в обмен на старые. Но конкретно из нас никого не трогали. Мы с пацанами держались все вместе и старались никуда не выходить поодиночке. Одновременно на пересылку прибыло что-то около 50-60 сержантов.

Часть сержантского состава осталась на Кабульском военно-пересыльном пункте. Вторая группа, в которую попал и я, на военно-транспортном самолете отправилась на пересыльный пункт в Баграм. Баграм, город расположенный примерно на расстоянии километров 40 от Кабула. В Баграме мы находились около суток. На следующий день приехали «покупатели». То есть офицеры из воинских частей, полков, бригад, для подбора солдат и сержантов в свои подразделения. У меня был шанс попасть водителем на УАЗ-469, в комендантскую роту, из которой был покупатель и искал замену дембелям. Это при условии, если бы у меня было с собой водительское удостоверение. А оно у меня точно было с категориями В и С. Но мое водительское удостоверение пропало еще в учебке города Ашхабада, при загадочных обстоятельствах. Сдал я его ротному - капитану Каракишьяну, армянину, на хранение в сейф и с концами. Капитан Каракишьян погиб в Афгане к концу вывода войск. А тогда, на пересылке, я слегка расстроился, что не попал в комендантскую роту, но потом подумал, может быть это и к лучшему. А «лучшее» было впереди.

Через некоторое время прибыли другие покупатели. У нас забрали военные билеты, а нас погрузили в бэтэры. Повезли, как сказали, в пехотный 177 полк. Где он находится, мы еще не знали. Несколько позже узнали. Полк располагался где-то на расстоянии около 60 км от Баграма в районе населенного пункта Джабаль-ус-Сарадж. По прибытию в полк, молодое пополнение сначала определили на 10-ти дневный карантин, в палатку артдивизиона. После карантина, наш сержантский состав, распределили по ротам и взводам. Все мы попали в третий горно-стрелковый батальон. Я попал в 7-ю горную роту. Статус горно-стрелкового батальона, со слов замполита Ситникова, был получен в 1982 году. Комбатом в то время был майор Семик В.И., командиром роты - капитан Марковцев А.В. (умер около 5-6 лет назад), замполитом - капитан Ситников В.И. С Ситниковым, в настоящее время, мы часто переписываемся на сайте в одноклассниках. Командиром нашего 2-го взвода - ст. л-нт Меркулов Ю.Н. (умер в июле 2021 г, в 60 лет). Все офицеры - кавалеры ордена Красной Звезды. Ранее участвовали во многих боевых операциях, некоторые в Панджшере и ждали своей замены к концу лета началу осени 1983г. Контингент в роте многонациональный: русские, украинцы, белорусы, всего человек пятнадцать старше нас призывом. А остальные, в основном выходцы из Средней Азии и Северного Кавказа: азербайджанцы, дагестанцы, армяне, казахи, узбеки, таджики, туркмены.

Наша 7-ая горно-стрелковая рота в июне месяце 1983 года находилась в полку. Полк у подножия горного массива, в районе населенного пункта Чарикар и города Джабаль-Ус-Сарадж, провинции Парван. До этого рота выполняла боевую задачу в районе населенного пункта Хинджан, в горах, на выносных постах (секретах) и сторожевых заставах. 177 Двинский мотострелковый полк дислоцировался на возвышенности, около подножия гор. Напротив, через дорогу, была большая «зеленка». Участок местности с невысокими деревцами абрикосов и кустарниками винограда, а также саманными мазанками из глины - это была Чарикарская зеленка. Из этой зеленой зоны духи часто нападали на проходившие колонны нашей техники и обстреливали полк днем и ночью. Мне припоминается как старослужащие деды и дембеля говорили нам, «зеленой молодежи»: «Такое «шоу» здесь творится почти каждую ночь, но мы уже привыкли и вы тоже, «душары» (это вновь прибывшие из Союза), привыкнете!» Поначалу, конечно же, было страшно, но со временем, человек привыкает ко всему. Так же и мы, по прошествии некоторого времени, уже вполне спокойно относились к ночным обстрелам. Но все же, по ночам, курить открыто не рисковали. После двух-трех затяжек гасили сигареты, чтобы лишний раз не привлекать внимания.

В  начале июня 1983 года, я участвовал в своей первой боевой операции. Эта операция и была моим боевым крещением.

Перед выходом на боевые готовились тщательно. Получали оружие. У меня был «калаш» АКСУ-74 с откидным прикладом, до сих пор помню его номер - 504461. Получали боеприпасы - цинки с патронами: 5,45 - для автоматов и 7,62 - для ПК (пулеметов Калашникова). Для РПГ-7 - кумулятивные выстрелы, ручные гранаты - РГД-5 и Ф-1, сигнальные ракеты и сухпай (на трое суток). Некоторые бойцы ушивали «лифчики» (у кого они были). «Лифчик» - разгрузочный жилет, удобная и вместительная вещь. Как правило, имеет 8 карманов - для подствольных гранат, 4 кармана - для ручных гранат и 3 больших кармана - под шесть снаряженных автоматных магазинов. Ну а у кого не было своих «лифчиков», бегали, искали по полку и спрашивали их у своих земляков. Заполняли водой алюминиевые и пластмассовые фляжки, подготавливали обмундирование. Рюкзаки набивались под завязку, килограмм на 15-20. Кроме выше перечисленного, каждому бойцу с собой полагалось взять легкий бронежилет и каску.

С собой на боевые обязательно брали «патрончик-смертник». Из патрона высыпали порох и вкладывали в гильзу записку с данными о себе (откуда призвался, группа крови, подразделение, в котором проходил службу и т.д.) и прятали в секретный карман хб брюк.

Спать легли поздно, около часа или двух ночи, а в 6 утра - подъем. Общее построение участников операции. На плацу выстроились роты батальона и минометная батарея. Восьмая и девятая роты участвовали или нет, не помню, скорее да, вот только в каком составе? Перед батальоном, построенным на плацу, с напутственным словом выступили: командир полка - подполковник Кошкин Ю.П., замполит полка и начальник штаба - майор Цимбал. Далее, командование довело задачу комбату нашего третьего горно-стрелкового батальона - майору Семику В.И., ротным и другим командирам. Командный состав нашей роты состоял из: командира роты - капитана Марковцева А.В., замполита роты - капитана Ситникова В.И., командира третьего взвода - ст. лейтенанта Яковлева Е. Нашим взводом командовал ст. сержант - Булгаков Сергей, так как командир взвода ст. лейтенант Меркулов Ю.Н. был после ранения и на операцию идти не смог. В четвертом пулеметно-гранатометном взводе офицеров не было, взводом командовали сержанты. Каждой роте была поставлена задача.

Нас на вертушках должны забросить в ущелье Ниджраб. Это в районе Кабула, километрах в 50-60-ти от самой столицы Афганистана. Из слов замполита, перед батальоном стояла задача отвлечь духов от основной операции, рассеять их внимание. Так сказать, наша цель была отвлекающая. А основную работу по разгрому бандформирований, должны провести другие подразделения из других частей.

Общим планом операции предусматривалось - авиационными и артиллерийскими ударами нанести поражение по выявленным бандам мятежников. Уничтожить живую силу и огневые средства бандформирований, с последующим прочесыванием ущелья Ниджраб. А если духи будут уходить в горы, тогда нам надо их уничтожить и по возможности, захватить языков и оружие.

На взлетно-посадочную полосу, в полк, подлетели вертушки МИ-8. По команде, мы стали группами запрыгивать во чрево вертолетов. С марийцем, Лехой Куропаткиным, я попал в третью группу высадки десанта.

Пролетев от полка минут двадцать, МИ-8 зависли над хребтами гор. Сразу же прозвучала команда десантироваться. Десантирование из вертолетов без парашюта и специального снаряжения производится на малых высотах. Я не знаю, насколько малые эти высоты по нормам, но мне тогда показалось, что летел я до земли не менее пяти метров. А ведь на мне еще РД с полной боевой выкладкой, бронежилет и оружие. Все это еще, наверное, половина веса моего тела. Скажу вам, приятного в таком десантировании очень мало. Более того, оказавшись на земле, в первые секунды, я подумал, что это мой первый и последний прыжок с вертолета. Мне казалось, что из меня вылетели все внутренние органы. Но мои размышления были прекращены очередной командой:

- Рассредоточиться на склонах гор и занять оборону!

Внизу под нами находились кишлаки. Разносился лай собак, кричали петухи, кипела жизнь. Спустя некоторое время, после десантирования, мы поняли, что наша рота находится НЕ В ТОМ квадрате, в котором должны быть. Это наши братья вертолетчики постарались. Неточно нас сбросили, километров на пять дальше.

Как сказал наш замполит роты капитан Ситников Василий: «У них, у летунов, пять, десять километров недолета или перелета считается нормой».

А вот для нас эта норма и совсем даже не норма. Нам по картам сориентироваться надо. Да по горам и ущельям, своими ножками, с почти неподъёмным грузом долго еще топать...

Продолжение следует …

В конце марта 1985 года нас, несколько дембелей, сняли с секретов и усиления постов пехоты. Приказ министра обороны об увольнении в запас был зачитан не в горах, а внизу. На 18-том посту-заставе. Застава, в принципе, тоже горная, но все же это не вершина горы. От этой новости настроение у меня улучшилось до отличного. Да и на заставе гораздо спокойнее чем в горах. Здесь нас почти всегда больше двадцати человек, есть БТРы, МТЛБ, минометы. С водой проблем нет. Вода, хоть и из речки, но есть постоянно. Питание, как и положено в армии, в общем почти что рай на земле.

Многие из нас не видели друг друга по нескольку месяцев. А тут такая встреча. Армейская дружба, дружба в боевых условиях. Между людьми происходит какая-то психологическая связь что ли. Объяснить словами невозможно, но эта привязанность сохраняется на всю жизнь. Лично меня ожидал еще один важный сюрприз – встреча с Юрой Дубовицким. Наконец-то вместе. Можно поговорить, помечтать о грядущих днях гражданских. Радости не было предела. Хотя, впоследствии, война по-своему жестоко скорректировала наши планы и мечты. Дома я буду лишь в августе этого года, а Юрку в мае увезут в госпиталь контуженного с многочисленными осколочными ранениями. И разыщу я его случайно лишь спустя тридцать три года, по фотографии на сайте «Одноклассники». После его контузии, ранения и госпиталя, он надолго исчез. Я писал ему на родину письма, но ответа не дождался. Поэтому я решил, что он не выжил. Но это отдельная история и к тому же несколько запутанная. В настоящее время, я с Юрой, периодически общаюсь по телефону. Надеемся еще и на встречу.

Служба на заставе нас уже не слишком обременяла. Дембеля ведь. Обстановка конечно боевая, постоянно надо быть на стреме. Но никаких тебе парко-хозяйственных дел, никаких нарядов. Форму парадную нам из полка привезли. Занялись формой – ушить, подогнать под размер и т.д. Управляться иголкой с ниткой научился не хуже, чем ложкой с котелком.

Наша расслабленная жизнь на заставе внезапно изменилась в начале апреля 1985-го года. Третьего апреля поступила вводная из кп батальона. Пятого апреля батальон уходит на боевую операцию в ущелье Коклами. Из нашей минометной батареи идет несколько минометных расчетов. Вот те раз. А кто пойдет? Мы уже после приказа, почти гражданские люди, даже запах домашних пирожков по ночам снится. Совсем не хочется идти в горы, на войну. Домой уже хочется. Но выбора нет. Кто воевать будет? Все бойцы, отслужившие в Афгане год, полтора, вместо нас на секреты поднялись, а на заставе только дембеля и молодняк остались. Вот и пришлось формировать расчеты из дембелей. Да и то не хватало людей. Так что из нашей минометной батареи на операцию пошли только дембеля. Правда у меня в расчете был один щупленький боец Юлдаш Хужаназаров, прослуживший год в Афганистане. А вот из рот батальона как раз-таки пошли в основном бойцы из молодых солдат. Впоследствии, это привело к роковой ошибке и гибели десяти бойцов и лейтенанта. Да и вообще из всего батальона на операцию вышли не более 60-ти человек. Батальон  разбросан по всему маршруту от Джабаля до Дошей. Основная задача батальона заключалась в охране перевала Саланг и самого маршрута (дороги). Но и участие в операциях местного значения никто не отменял. Все бойцы батальона практически постоянно выполняли боевую задачу на точках, на колоннах, на дороге. Именно по этой причине для участия в операциях, выделялось максимально малое количество личного состава. Никто и никем, нас никогда не заменял. Каждый боец был на счету.

На самом перевале Саланг, на северном портале, находился командный пункт 3-го батальона и стояла 9-ая рота. В казарме было три взвода и от силы это  человек 50-60. Рядом  хозвзвод и взвод связи. На центральном портале тоннеля, по-моему, стоял противотанковый или заградительный взвод. Когда поднимали на выезд группу быстрого реагирования (резервная группа), выезжало человек 10-15 на двух брониках. Если что-то случалось на другой стороне Саланга, выезжала еще одна группа. И казарма оставалась пустой, за исключением дневальных, часовых, повара и хромых, и косых. К тому же еще часть бойцов несли службу на выносных постах.

Подготовка к операции была обычной – комплектация оружия, боеприпасов и сухпая, которого у нас почему-то оказалось на много больше положенного. Так что выбирали по вкусу, что кому больше нравится. Любители сгущенки и тушенки смогли затариться сверх нормы.

Операция началась вечером 5-го апреля. Вход в ущелье Коклами находился за нашим секретом «Вышка».

Выдвинулись мы сначала на броне, но так как батарея находилась недалеко от входа в ущелье, времени расслабиться на броне у нас было совсем немного. Пришлось спешиться с брони и весь груз боеприпасов, сухого пайка, воды и вооружения перекочевал к нам на спины.  Наш батальон должен был занять позиции с левой стороны ущелья, на горных хребтах. В целях секретности и маскировки, поднимались в горы ночью. Имеющийся личный состав разделили на четыре группы. Поднимались мы всю ночь, стараясь максимально сохранять тишину. Да. Это был полный трындец. Некоторые участки приходилось преодолевать на четвереньках. На особо крутых участках, под ногами встречался сброшенный бойцами «лишний вес» – сгущенки, тушенки, в общем все что было в сухпае. Скидывали впереди идущие. Во время пути, это было уже довольно высоко в горах, небо затянуло, пошел сильный дождь. Нам пришлось преодолевать козырек над пропастью в сплошной темноте. Я видел этот козырек потом при дневном свете. И подумал: «Как можно было пройти здесь ночью?» Мы были вымотаны уже в конец. Вьюки, дождь, пронизывающий ветер. Но ни один человек не сорвался. Шли по одному, цепочкой, друг другу передавая полушепотом команду впереди идущего. С вечера мы выходили жаркой афганской весной, обычной для тех широт. А горы преподнесли жестокий сюрприз, встретили нас дождливой осенней погодой с намеком на зимние заморозки.

Незадолго до операции, я выстирал свою панаму в солярке. Была у нас такая фишка. Изрядно выгоревшую и потрепанную панаму, надо было замочить в соляре и не ополаскивая водой, просушить. После этой процедуры панама приобретала почти первоначальный цвет и форму. Блин… И надо же мне было взять этот головной убор в горы. Пот, дождь и примеси солярки. Смесь этой липкой, противной жидкости струилась из-под каски, под которой была панама, заливала глаза и казалось, еще немного и я вообще останусь без зрения. Мне пришлось снять панаму и засунуть ее в вещмешок. Сразу же я почувствовал некоторое облегчение, пот стал не таким едким.

Впереди идущие группы занимали свои позиции. А мы с минометами шли все дальше и выше. Перед самым рассветом и мы достигли своей точки, вышли на установленную задачу. Температура воздуха в горах сильно упала, опустилась к нулю или даже минусу. Промокшие насквозь, дрожащие от холода, приступили к оборудованию позиции, строительству СПС-ов из камней. Даже перетаскивая здоровенные булыжники никак не удавалось согреться. Разводить костры мы не имели права и все работы по обустройству позиций проводились при соблюдении максимальной тишины. Свой автомат я оставил на позиции у миномета. После завершения работ, я попытался взять в руки автомат. Но не смог его поднять. Настолько были окоченевшие пальцы от холода. Все тело трясло от мелкой дрожи. В тот момент мною овладело какое-то отчаяние, злость и недоумение. «Как же я буду воевать? Что делать? Это край, гибель, конец!» – промелькнула в мозгу страшная мысль. Я подошел к Дубовицкому и сказал: «Юра, у меня не разгибаются пальцы рук, что делать?» Он ответил, что у него такая же ситуация, но мы сейчас решим эту проблему. В общем, несмотря на полный запрет разводить огонь, мы с Юркой в СПС-е укрылись плащ-палаткой и все-таки смогли разжечь сухой спирт и немного отогреть руки. Этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать в себе уверенность и быть готовым к отражению противника, в случае нападения.

Перед нашим батальоном стояла задача – ночью закрепиться в горах с левой стороны ущелья. С правой стороны ущелья, позиции в горах должен был занять другой батальон. А по утру, на вертушках, к месту проведения боевой операции, прямо в ущелье, должны быть доставлены подразделения ВДВ. Задачей этого подразделения ВДВ, было приступить к зачистке кишлаков в самом ущелье и с боем гнать душманов к выходу из ущелья. У выхода их должна накрыть огнем бронегруппа и дальнобойная артиллерия. А мы обязаны были не позволить душманам уйти в горы. Это все, что мне было известно о задачах той операции.

Операция оказалась провальной, из-за погоды, или еще по каким-либо не известным мне причинам. Но и на этой операции мы вышли на свою задачу. Мы всегда выполняли свои задачи. Ползком, на пузе, на четвереньках, да хоть раком, хоть боком. Батальоны пехом вышли и дошли на свои позиции по обе стороны ущелья. А вот вертушки, из-за резкой смены погоды и сильного ветра, не смогли доставить боевые группы в ущелье. С рассветом нам поступила команда, отходить со своих позиций и двигаться обратным маршрутом к выходу из ущелья. Ночью хотя бы не видно было, где идем, а тут, блин, вниз даже взглянуть страшно. При дневном свете маршрут оказался вообще ужаснейшим – пропасти, обрывы, голые скалы.

Одна из групп, состоявшая из молодых бойцов и лейтенанта, тоже недавно прибывшего в Афганистан, решила упростить себе задачу. Молодые бойцы уговорили такого же молодого лейтенанта, нарушить приказ и спустится вниз. И преодолеть этот путь по равнине, по гладкой дорожке, в тени ветвистых деревьев, среди «гостеприимных» кишлаков, без особых препятствий. Нарушение приказа в условиях войны, привело к неисправимой трагедии. Внизу группу ждала засада. Мы, то есть минометчики, начали спуск первыми. Группа, которая попала в бой шла сзади нас, на некотором расстоянии. Бой был слышен. А вот где, не разберешь. Ущелье огромное. Эхо в горах при стрельбе очень сильное. Они вроде даже и координаты свои не успели передать, видно рацию душманы повредили сразу. Кстати, во время пути вниз, у кого-то из нашей группы, тоже созрела «умная мысль» – а не пойти ли нам понизу? На эту тему произошел довольно жесткий спор, почти что с рукоприкладством. Сторонниками идти маршрутом, установленным командованием, были два дембеля – Юра Дубовицкий и я. Остальные бойцы группы, включая офицера, склонялись к иному мнению. Свое мнение мы отстояли, и группа пошла, не отклоняясь от маршрута.

Услышав стрельбу, мы повернули обратно. Бежали, если это слово вообще применимо в тех условиях. Предприняли попытку, хоть чем-то им помочь. По стрельбе было понятно, что где-то идет бой. Но мы-то бежали по установленному маршруту к предполагаемому месту боя. По рации связывались с разными группами и командованием. Установили минометы и ждали приказа куда стрелять. Но вскоре все затихло. Бой длился не более получаса. Нам по рации передали приказ отходить обратно. И отходить как можно быстрее. Обстановка непонятная, одна из групп вообще не выходит на связь. Марш-бросок в предполагаемую точку стрельбы, нас изрядно вымотал. Но приказ был отходить, не снижая темпа. Боец из моего расчета, который нес минометную плиту, совсем выбился из сил. Он просто свалился спиной на землю и не мог больше подняться. Я попытался поднять его угрозами, но ничего на него уже не действовало. Тогда я взял у него плиту и взвалил ее себе на плечи. Силы мне еще придавала злость, осознание того, что я, дембель, вместо черпака тяну лишний груз. Я был очень зол на него и решил, что в батарее обязательно займусь его физической подготовкой. Это был боец моего расчета Юлдаш Хужаназаров. Но мне так и не удалось подтянуть этого бойца по физухе. Его, на время, перевели в другой расчет, и ровно через месяц он погиб. Так что мой поступок до сих пор согревает мне душу, что я все-таки помог ему тогда на операции и моя злость на него прошла, как только мы спустились вниз. Я даже его ни разу не упрекнул словом.

Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти: ХУЖАНАЗАРОВ Юлдаш Чаршамбиевич, мл. сержант, ком-р отделения, род. 24.12.1964 в г. Денау Сурхандарья обл. Узб. ССР. Узбек. Работал в колхозе «Москва». В Вооруженные. Силы СССР призван 22.10.83 Кумкурганским РВК. В Респ. Афганистан с апр. 1984. Принимал участие в 5 боевых операциях. Проявил себя смелым и мужественным воином, хорошо подготовленным мл. ком-ром. Погиб в бою 07.05.1985, сраженный осколками мины. Награжден. орд. Красной Звезды (посмертно). Похоронен в кишлаке Карсакли Кумкурганского р-на.

Возвращаясь к операции в ущелье Коклами, скажу, что остальные группы вышли из этой операции без потерь. Но нагрузки перенесли неимоверные. Следующей ночью к нам на батарею вышли два бойца из погибшей группы. Они и рассказали, что там произошло. Как только они спустились с гор в ущелье и поравнялись с одним из кишлаков, их сразу накрыли плотным огнем. Лейтенант Гаврилюк и радист с рацией погибли от первых же пуль врага. Да и оставшиеся в живых, практически все были ранены. Они не смогли долго держать оборону. Нападение было слишком неожиданным, и бойцы, уставшие от ночного перехода, не смогли дать достойный отпор. И как я говорил ранее, все были молодые, необстрелянные, без опыта боевых действий. Какое-то время они еще отстреливались. Но сопротивление было сломлено довольно быстро. Потом душманы вышли из укрытий и добили раненых. Бойца с АГС, тоже раненого, забрали с собой.

А утром, этих двух бойцов, которые вышли живыми из того злополучного боя, забрал особый отдел. Ходили слухи, что их вроде посадили, потому что живы остались, чуть ли не дезертирство им инкриминировали.

Рассказывает сержант седьмой роты Деркачев Владимир Викторович.
А пацанов, которые вышли из боя ночью, забрали в штаб дивизии. И они там отсидели полгода. Я попал на губу из-за нашего комбата в Баграм, в штаб дивизии. Там и увидел Кольку Колесникова. Он раньше был белокурый весельчак. А превратился в седого старика. Их уже отпустили, когда мы ушли на дембель. Он был на полгода младше призывом. Ребята говорили, стал нелюдимым и угрюмым. Мог часами сидеть в стороне ни с кем не разговаривая. Он рассказывал, что они вели бой, пока группа не погибла и у них самих начали заканчиваться патроны. Потом заползли за валуны, затаились. Видели, как с гор спустились духи, проверили, остался кто-то жив или нет, собрали оружие и ушли. А пацаны дождались темноты и уже вышли к своим. Вот только я не знаю вместе или нет. По крайней мере я помню так эти события. А вот был ли кто-то из нашего полка с той стороны ущелья я не знаю. Как-то все было бестолково сделано. Перед операцией должны были ставить задачу, объяснять кто будут наши соседи справа, слева, какая будет задача у нас и у них. Но насколько я помню этого не было, все было сказано в общих чертах.

Через пару дней из ущелья пришли местные жители и сказали: «В речке плескаются тела, похоже ваши бойцы». Трупы бойцов оттуда вытаскивала полковая разведка. Ребята были очень изуродованы. Пулевые ранения, сломаны кости. От лежания в воде, трупы распухли, посинели, места переломов из-за воды приобрели белый цвет. Эту жуткую картину, я сам не видел, это рассказывал кто-то из бойцов и офицеров нашего батальона, кому пришлось впоследствии присутствовать в полку на опознании трупов.

Рассказывает сержант седьмой роты зам. комвзвода Владимир Деркачев. Это группа должна была быть моей группой. Но как только мы отошли от брони, у одного из бойцов расчета АГС, который нес коробки, случился приступ эпилепсии. Я шел замыкающим всей колоны. Пока суть да дело, все ушли далеко вперед, коробки АГС остались. Мне пришлось взять их и догонять весь отряд. Хотя я сам уже хорошо был нагружен. Каждый нес по цинку патронов, по десятку гранат, сухпай. И по две мины к 82-миллиметровому миномету. Я взял еще две мины за своего земляка, он был молодой и это был его первый выход. Уже и не помню сколько часов шли. Внизу был дождь. Выше поднялись, очень похолодало. Я настолько надорвался с этим грузом что все как в бреду было. Пока догнал всех, подобрал еще нескольких отставших. А основная группа разделилась на отряды, и я уже не попал куда надо. К утру дали отбой операции. Ну а по возвращению нам сказали, что погибла одна из групп. Я до сих пор чувствую за собой вину. Может быть если бы я был там этого не произошло. Там только один был из дембелей и один который прослужил полтора года. Все остальные пацаны, которые никогда не были на выходе, включая лейтенанта Гаврилюка.

И еще хотелось бы несколько слов добавить в этой главе. Я служил в горнострелковом батальоне. Никакой спец подготовки, никакого горного снаряжения у нас не было отродясь. Во время проведения одной из боевых операций, возле нашей заставы стоял штаб десантуры. У них с собой был медсанбат, даже с настоящими женщинами, медсестрами. Я тогда смотрел на десантников, как на что-то нереальное, диковинное. Какие-то чистенькие что ли, ухоженные, холеные. Форма, разгрузка, оружие – все вызывало восхищение. У нас все было по-другому. Даже форма и та, хэбэ старого образца. А уж о лифчиках (разгрузке) так тут и сравнивать нечего. У всех нас были самопальные, разные. Кто и что и из чего сшил, и на что горазд. Но я скажу без зазрения совести, мы на самом деле были горным батальоном. Все заставы, все высокогорные секреты были нашими постами. И продукты, и боеприпасы на все точки доставлялись исключительно личным составом на собственном горбу. Каждый боец батальона протопал, прополз по горам не один десяток километров. И сидели месяцами на вершинах гор. А «отдыхали» уже на заставах, если кто представляет себе, что такое горная застава. Да и не всегда удавалось «отдохнуть» на заставе. Операции, сопровождение колонн, никто не отменял. Так что «рай» был и сверху, и снизу.

30 декабря выпало много снега. К новогодним праздникам нам привезли две молоденькие сосны. Одна для солдат, другая для офицеров. На Южном Саланге сосны не росли и были привезены откуда-то с той, северной стороны перевала. Прежде чем наряжать эти новогодние символы, мы решили поставить их на улице в снег. Отличная идея для фотосессии. Получились хорошие, предпраздничные, мирные фотографии для дома, для родных и близких.

К празднику готовились заранее и основательно. Закупались продукты из автолавки. У афганцев заказали свежую баранину. Так что на праздничном столе были продукты не только из солдатского пайка. Нашими узбеками был приготовлен плов, настоящее национальное блюдо народов Средней Азии. Кто пробовал его хоть однажды, думаю, меня поймет. Не кашу рисовую с мясом, не шавлю, а именно плов, из свежей баранины, специального риса. Рис , толи индийский, толи пакистанский и все остальные ингредиенты закупили тоже у местных афганцев. Наш боевой коллектив состоял из многих национальностей - русские, белорусы, украинцы, узбеки, дагестанцы, киргиз, татарин. Сейчас, вспоминая, я часто задумываюсь. На опорных пунктах количество личного состава, по моему, никогда не превышало 30-ти человек. Но всегда, хоть один боец, да присутствовал из ранее перечисленных мной национальностей. Случайность это, или продуманные действия командования, я не знаю. Исходя из многонациональности, можно догадаться, что наш праздничный стол, изобиловал разнообразными блюдами. Запеченное мясо, запекали его в печке для изготовления хлеба, была у нас такая мини-пекарня. Соленое сало, вареники с капустой, с тушенкой, с рыбой из консервов, лепешки, приготовленные и закупленные у афганцев.

В преддверии любых наших праздников, возрастала опасность диверсий, обстрелов, нападений душманов. Хотя и на их праздники, они тоже не брезговали повоевать. Заполучить голову кяфира, особенно на религиозные праздники, почиталось за честь и наверное вознаграждение полагалось повыше в таких случаях. Поэтому, как правило, на все праздники, уделялось большое внимание повышению боеспособности и бдительности личного состава. Усилению постов и более уязвимых подразделений, точек. С целью усиления, к нам на опорный пункт, 31-го января прибыли разведчики толи из полка, толи из батальона. Количество человек не превышало отделения, человек десять бойцов, пару офицеров и вроде прапорщик. Разведчики встречали Новый год на офицерской половине, вместе с нашими офицерами. Перед ними были поставлены свои определенные задачи и они их выполнили. В отличие от нас, группы дембелей и дедов нашего подразделения. Об этом я расскажу немного позже.

Личный состав нашего опорного пункта располагался в достроенном нами здании, ранее полуразрушенной толи школы, толи больницы. Об этом я слышал от офицеров и афганцев. Вроде строили ее когда-то именно Советские специалисты для местного населения. Но по-видимому просуществовало это строение в своем прямом предназначении совсем не долго. Вокруг одни горы и несколько небольших кишлаков, разбросанных далеко друг от друга на склонах и в ущельях Гиндукуша. Похоже, местным моджахедам , не пришлось по душе образование или лечение населения и сооружение было разрушено, сожжено. Но сам каркас остался, добротные толстые стены из камня и бетона. Ранее, по прибытии на эту точку, на руинах мы навели порядок, провели строительные работы и приспособили под казарму. Казарма получилась хорошая из нескольких комнат, офицерской половины, нескольких солдатских, красного уголка ну или Ленинской комнаты (помещение для работы замполита с личным составом). Позже достроили еще и кухню и отдельную столовую.

Праздновать встречу Нового года начали задолго до наступления 24 часов. Веселились, ели, пели песни, у нас была гитара и гармошка. Исподтишка выпивали спиртное, но осторожно, понемногу. Часов в одиннадцать вечера, к нам зашел командир батареи вместе с офицерами и несколькими разведчиками. Душевно поздравили, пожелали здоровья и долгих лет жизни. Разрешили выпить, они догадывались, вернее здесь будет звучать - знали, что у нас есть спиртное, но предупредили, не увлекаться, лишь чисто символически, для традиции. Потом они ушли на свою половину. Мы продолжили праздновать. Атмосфера за столом царила на самом деле братская. Все, всем и всеми были довольны, веселы, особенно мы, будущие дембеля. Ведь в следующем году домой, на Родину. К сожалению, не все вернулись домой живы и здоровы, сидевшие тогда за праздничным столом.

Минут за десять, до боя курантов, вышли на улицу. Там нас ждал обещанный сюрприз. Якобы настоящий салют. Олег Бородин из осветительной минометной мины и сигналок (Сигнальная мина СМ – советская сигнальная звуко-световая мина натяжного действия), соорудил что-то вроде фейерверка. Затея оказалась не совсем удачной. Мина почему-то сработала практически сразу после выхода из ствола миномета. К счастью, никто не пострадал. Правда настроение было немного испорчено. Слегка переругиваясь, по поводу неудачного салюта, выпустили в небо несколько ракет из ракетницы, пару магазинов трассеров из автоматов и пулеметов. На крыше казармы в бездонное ночное небо и по горам лупил ДШК. Зрелище яркое, незабываемое. Пули рикошетили в горах и снегу, вырисовывая фантастические картинки. Потом мы вернулись в казарму и продолжили празднование.

Все-таки для этой ночи мы слишком много заготовили спиртного. Была брага, был и самогон собственного производства. Хлеб мы выпекали сами. Дрожжи и сахар всегда были в наличии. У старшины в каптерке имелся самогонный аппарат. Брали его иногда в аренду старослужащие бойцы. Так, чисто символически, по большим праздникам, изготавливали небольшое количество самогона. Но в данном случае, похоже, переусердствовали. Много его оказалось.

Я даже не знаю из-за чего началась драка. Дрались все, кроме часовых и молодых бойцов. Кто и кого бил, было не разобрать. Всеобщая драка. Из казармы, дерущаяся толпа вывалила в красный уголок, там же была и самодельная оружейка. Несколько автоматов стояли почему-то в ней. Обычно автоматы свои мы держали у своих кроватей. У одного из бойцов в руках оказался автомат. Боец прослужил уже больше года. Раздался чей-то возглас: «Серега схватил автомат!!!»
Драка прекратилась моментально. Все внимание переключилось на Сергея. На некоторое время установилась молчаливая пауза. Эти несколько минут и спасли его от неминуемой расправы. Разъярённая дракой толпа, была готова переключить все свои силы и весь азарт драки, на этого преступника, нарушившего основной закон. Неписанный закон о неприменении оружия против своих. Но в это время, в помещение вбежал командир батареи и тоже с автоматом. Похоже, кто-то ему доложил о происходящем «веселье» в нашем дружном коллективе. На комбата закон о неприменении оружия не распространялся. АКС-74У(укороченный) в его руках, оказал на нас отрезвляющее действие. Орал он конечно на нас, не стесняясь в выражениях. Авторитет комбата сыграл свою роль, и мы, пристыженные, чувствуя вину перед ним, да и друг перед другом, расползлись по своим койкам. Серега потом объяснил, что он не хватал автомат и не собирался из него стрелять и даже использовать как подручное средство для драки в качестве дубинки не намеревался. Он даже не понял, как автомат оказался у него в руках. Словив чей-то удар в лицо, он падал и инстинктивно, пытаясь удержаться на ногах, рукой ухватился за первую попавшуюся преграду. А это оказалась самодельная пирамида с автоматами, автомат выскочил из ячейки и так оказался у него в руке. Поверили. Он на самом деле был нормальный пацан.

Стыдно было на утро вспоминать произошедший в ночи инцидент. Подпортил он нам немного праздник. Да и комбат еще, в течении всего дня, периодически напоминал, отчитывал нас: " Ну что, орлы, отличились?" Я же вам доверял, относился, как к взрослым, самостоятельным людям. А вы что устроили? Вояки хреновы. Бараны недоделанные"

Вот так мы отпраздновали встречу своего дембельского Нового года. Выходит не зря нам на усиление разведчиков прислали в ту ночь. Они были трезвые, так же как и наши офицеры и молодые бойцы. Войны в эту ночь и последующие дни не было. Разведка, секреты и часовые службу несли исправно.

Первое января прошло вполне спокойно и празднично. Даже конфеты и вареная сгущенка появились на столах. Пить спиртное почему-то уже не хотелось. Да и комбат с офицерами и прапорами, периодически заскакивали к нам. Некоторые бойцы старались не смотреть друг другу в глаза, сидели молча, потупив взор, треская конфеты, сгущенку, запивая газированным напитком "SiSi".

Мораль? Неправильно рассчитанная доза увеселительных напитков, способна омрачить любой праздник. Даже в заснеженных горах Гиндукуша, даже на высоте нескольких тысяч метров над уровнем моря. Как такое могло случиться? Ведь многие из нас , за время службы превратились почти в настоящих братьев друг для друга. Не раз вытаскивали друг друга из трудных ситуаций, прикрывали огнем своего оружия. Ценой своей жизни, эвакуировали раненых товарищей. А тут, достаточно было какой-то небольшой искры, скорее всего не вовремя и не к месту, сказанного кем-то слова. И - понеслось. В памяти всплыли застарелые обиды, сроки службы, статус и прочая дурь, бессмыслица. К войне и алкоголю надо относиться с особой осторожностью. И особенно к алкоголю на войне. Уметь измерять заранее свои и чужие силы.

С Наступающим!!! Всех благ и здравого ума!!!

Служить я  попал я в третий горнострелковый батальон, в должности заряжающего 82-мм миномета. Личный состав располагался в палатках. Только столовая и еще какие-то вспомогательные помещения были в металлических модулях. Штаб деревянный, часть которого позже сгорела от прямого попадания мины или выстрела из гранатомета.

Практически сразу по прибытию в Афган, я уже знал, что ни при каких обстоятельствах не попаду в плен. Я был уверен, что смерть легче плена. Я видел несколько трупов наших солдат после плена. Они за виноградом в зеленку сходили. Куски мяса, без скальпа, без глаз, ушей, половых органов (может кто из 177 полка помнит лето 83-го, построение и эти ребята перед строем на простынях?) И еще случай, тоже вначале моего афганского пути, труп сгоревший в БТР, просто кости, череп и груда чего-то черного – мяса, пепла – не поймешь чего. БТР, кстати, тоже был обстрелян, не на боевом задании, а при вечерней, самовольной поездке в Таджикан. Казалось, запомнил, понял и никогда и ничего такого не сделаю, чтобы оказаться в плену, по глупости. (Я сильно ошибался в том,  что буду помнить это всегда и не совершу глупостей с риском для жизни)

В полку было не очень спокойно, снайпера работали по полку довольно часто. Личный состав полка неукоснительно соблюдал приказ командования - днем, по расположению полка, без дела не болтаться, передвигаться максимально быстро и желательно не в полный рост, и не собираться группами. Построения на открытых участках запретить. Все построения были за палатками или какими-либо строениями. Из полка по зеленке и горам, тоже очень часто вели огонь грады и дальнобойка.

Первый месяц службы в полку основным занятием были наряды по кухне и караулы. Учебные стрельбы боевыми патронами из автоматов и минами из минометов. В боеприпасах нас не ограничивали, поэтому подготовка была на порядок выше, чем в Иолотани. Впереди полка простиралась зеленая зона, а позади горный массив. Вот здесь уже довелось штурмовать горы во всей выкладке, пока еще в учебных боях. Сразу всем стало понятно – попали мы по полной, мама не горюй. А ведь это еще не реальный бой, но дело в том, что умираешь в горах почти реально, даже в учебном бою. Хорошо хоть пайка в полку была соответствующая, позволяла хоть малек силы восстановить. Позже на маршруте питание кардинально отличалось от полкового, из-за условий. А здесь была кухня, были настоящие повара. В общем бывали даже и колбасы, и рыба каких-то благородных сортов, а по утрам – кофе со сгущенным молоком. И пайку давали как положено, никто там ничего не урезал, да и жарища. А вот все равно постоянно хотелось есть.

В наряде по кухне, считалось козырным, попасть на тушенку или сгущенку. Закрывают тебя в комнатушке, без окон. Стоит бак и несколько ящиков или сгущенки, или тушенки. Жаль, что ни хлеба, ни воды под рукой, в полной изоляции, так сказать. Но сколько сможешь съесть за работой, все твое, слова никто не скажет. Точно помню, пару банок сгущенки легко выпивал, третья – уже без удовольствия. Так что и в наряде по кухне были свои радости. После наряда уже только отпиваешься. А воду пить вообще запрещали, только отвар из верблюжьей колючки. В принципе пить его можно и жажду утоляет хорошо, но это не вода и к тому же еще и теплая постоянно, гадость короче.

В одном из очередных нарядов по кухне, я с Витей Рылко, мой земляк, из одного призыва, ночью решили сходить «до ветру». От столовой до туалета далеко. Решили найти укромное местечко где поближе. Ночь ведь. Хотя на небе полная луна и относительно светло. От своих-то мы спрятались хорошо, а из Чарикарской зеленки, как на ладони. Присели, штаны спустили, и тут чпок-чпок, и фонтанчики песка рядом. Посмотрели друг на друга вопросительно – что это? И опять вжик, вжик. Е-мое, ведь по нам стреляют. Бежали мы оттуда даже штаны толком не натянув. Вот думаю, или где-то там стрелок очень плохой был, или ночь и расстояние большое, или вообще свои часовые шуганули нас огнем. Главное, что целы мы остались, живы и здоровы и осмотрительнее в будущем.

Несколько раз был на работах по постройке нового туалета в полку. Полк стоял у подножия гор. Земля - просто скальная поверхность и слой пыли по верху. Ямки продолбим ломами, чтоб взрывчатку можно было заложить, рванет, расчистим осколки и опять ямки долбим. И, по-моему, когда я через год был в полку, проездом, там еще этот туалет не был построен. В полку я задержался ненадолго.

Первый секрет, в котором я побывал, это секрет 177 полка в Джабале. Находился он на территории Чарикарской зеленки, через дорогу от полка, в Афганских заброшенных дувалах. Снабжение боеприпасами и продуктами отличное, из-за непосредственной близости к полку и подходы исключительно по равнинной местности. По центру двора стоял миномет. На крышах крайних дувалов оборудованы посты. На одной из крыш позиция ПК, мне чаще приходилось быть на посту у этого пулемета. Численность личного состава десять бойцов и прапорщик. Шестеро бойцов старослужащих и четверо молодых.

Стоял я как-то на посту на крыше у пулемета. На этой крыше из минометных ящиков с песком было построено что-то типа спс без крыши, вместо крыши натянута маскировочная сеть. В амбразуре ПК, места было немного и во весь рост стоять неудобно. И вот поднялся ко мне один из «дедулек». Цель его визита заключалась в том, чтобы я после смены простирнул ему носки. Я категорически отказался. Завязалась потасовка. Драться было неудобно, мешал мой автомат, пулемет и ящики с гранатами. Да и выпрямиться во весь рост не позволяла масксеть. Я предложил ему спуститься вниз и там порешать вопрос. Он согласился. Чтобы спуститься вниз, нужно было спрыгнуть в небольшое промежуточное помещение без крыши, а оттуда уже выход во внутренний дворик. Но я, еще практически не коснувшись земли, получил подлый удар по яйцам. Я все же успел слегка увернуться, удар прошел по бедру и уже несколько ослабленный, достиг цели. Одновременно я ударил его в область грудной клетки. Он отлетел к противоположной стенке. Дальше немая сцена. Мы, как два быка, стояли раздувая ноздри, ни один из нас не решался на продолжение. Я-то просто не мог пошевелиться от боли, думал сейчас завою как белуга и грохнусь прямо тут. Я не знаю, что выражало мое лицо, но я пытался презрительно улыбаться. Потом мы молча отвернулись друг от друга, он ушел во дворик, а я полез на крышу. Правда я все же струхнул за свои действия и после смены с поста, пошел к остальным дедам и рассказал, как и что было. «Совет стаи» одобрил мое поведение и позволил в дальнейшем разбираться с ним по своему усмотрению, вмешиваться никто не будет. Но больше и он меня не трогал, да и я его в упор не замечал.

В этом секрете мы находились между нашим полком и территорией не занятой советскими войсками. Сразу за стенами секрета, через небольшой арык, располагались поля и заброшенные дома-дувалы, в них похоже никто не жил. Но поля и виноградники обрабатывались постоянно.

Днем, в основном между нами и местным населением, действовал так сказать принцип мирного сосуществования. Они нас не трогали, мы не трогали их, не мешали им обрабатывать землю. Могли поприветствовать друг друга теплыми словами – «пошел на хер, буру бача или угости виноградом». В ответ тоже получали: - «Сам иди на хер, друг, рафик, приходи бери виноград сколько унесешь». Хоть и не воевали мы днем с этими людьми в зоне видимости, но зайти вглубь зеленки, даже на несколько метров – это верная смерть.

Один раз я уснул при смене поста. И на одном посту, на крыше дувала у пулемета, около часа не было часового. Меня разбудили, но поднять забыли. Били за это? Честно сказать? Конечно, били. Но, как-то без унижения. Били больно, хлестко, за дело. Но и тот, кто бил, не отрицал свою вину в этом воинском преступлении. После этого случая, в течении еще долгих двух лет, мне очень много приходилось стоять на посту, но я больше никогда не спал.

Полк если обстреливали днем, то где-то левее или правее постов-секретов, или вообще с другой стороны, со стороны гор. Все-таки секреты свои задачи выполняли, любые подозрительные передвижения, необычные явления, сразу замечались нами и естественно скорректировать огонь мы могли моментально. Поэтому в зоне видимости секретов и существовал принцип мирных отношений. Но с наступлением ночи, этот принцип уже не действовал, все так званые «мирные крестьяне» уходили куда-то. Потому что ночью мы могли запросто пострелять друг в друга. Даже если и с их стороны не было огня, мы все равно периодически выпускали очередь в зеленку из ПК или калаша. Тоже самое происходило и с их стороны. Это не был бой. Это был сигнал от нас – мы не спим, мы бдим. И сигнал от них – уснете ссуки, порежем. Какая-то жестокая игра между двумя силами, не решающимися в открытую вцепиться друг другу в глотку. У нас за спиной целый полк с системами ГРАД, с дальнобойной артиллерией, минометами, гранатометами и большой численностью личного состава. У них за спиной огромная Чарикарская зеленка, тоже с минометами, гранатометами и бесчисленным количеством живой силы. Вот так и стояли. А днем иногда и торговались, и руки друг другу пожимали.

Прошла неделя или немногим больше, слегка уже привык к постоянной опасности. И тут нас информируют: «Ночью из зеленки придет банда в количестве «тысячи штыков», мы должны их принять и разоружить! В соседних дувалах прикрывать нас будут бойцы из других подразделений. Но чтобы не спугнуть душманов, они себя ничем не будут выдавать. Условия договора со стороны противника – сдаются только нам и без привлечения других сил».

Наш прапорщик весь вечер твердил: «Я уже давно в Афгане, но такого ни разу не было. Здесь что-то не так, это какая-то провокация. Да они нас и без оружия, шапками закидают. Их тысяча, нас – одиннадцать. Это конец, завтра все домой (в цинковых гробах)!»

Приплыли называется. Я немногим больше месяца в этой проклятой стране и что? Все? Так быстро, так сразу? Ночь была кошмарная, никто глаз не сомкнул, в полной боевой готовности, всматривались в темноту, прислушивались к каждому шороху. На рассвете команда отбой. Почему-то банда не пришла, ну и слава богу. А в соседних дувалах все же были наши бойцы, их мы увидели только утром. Молодцы, ночь просидели по соседству, а мы даже не были уверены, что рядом с нами кто-то еще есть.

Весна 1983 года. В марте месяце я был призван в ряды вооруженных сил СССР. В военкомате сказали, что команда какая-то особая, толи почетная, толи престижная и дальнейшая служба предстоит за границей. Дней десять прослужил в Марьиной Горке. На территории какай-то части, толи ВДВ, толи спецназа.. Службой назвать этот срок можно лишь с большим натягом. Сдавали анализы, проходили медкомиссии, а в остальное время, натирали паркетные полы в огромном помещении, может казармы, может штаб. Сначала скоблили стеклышками, потом натирали мастикой.

В один из апрельских дней, нас загрузили в эшелон. Эшелон воинский. Все пассажиры - молодые солдаты, еще не принявшие присягу. Лишь в каждом вагоне сопровождающие сержанты и несколько офицеров на весь состав. Я занял место на третьей полке, самой верхней, багажной. Кстати они все были заняты личным составом.

Путь был продолжительным, ехали мы не одни сутки. Мне нравилось лежать на полке. Относительная тишина, как бы вдали от суеты внизу. Спускался только для приема пищи, да послушать иногда, как пацаны бренчат что-то на гитаре. Весь потолок был в надписях — ДМБ82, ДМБ83 и прочее. Я читал эти надписи и думал - Когда-то и я обязательно оставлю такую же надпись-. Эти надписи вгоняли в некую тоску, одновременно давая надежду на будущее. К тому же там были разнообразные стихи и цитаты. Одна из цитат уж очень взгляд к себе манила. Большими буквами и красными чернилами, было написано - Дембель Неизбежен.

По мере продвижения состава, природа за окном менялась, появлялось все больше зелени. Степи или пустыня, желтый песок, невысокие холмы и редкие, практически безлюдные полустанки. Но желтые пески не были безжизненны, периодически взгляд поражало буйство весенних растений, проснувшихся от зимней спячки. Маки или тюльпаны, на песке и даже на железнодорожных путях. Непривычно красиво. Странно, и что-то совсем непонятно, куда нас везут. И еще я хорошо запомнил команду сержанта- не сидеть возле окон, детвора швыряет камни в окна. Оказалось, двигаемся мы на восток. Это уже была Туркмения или Узбекистан и на самом деле даже в моем вагоне было разбито окно. Может это был один из способов развлечения местных подростков, или какие-то другие причины ими руководили, но эта дикость и "гостеприимство" восточного края меня удивила. В самой Туркмении, я не раз сталкивался с непонятным отношением к нам, солдатам неазиатской внешности. Местный народ мог запросто и за бесплатно угостить фруктами, овощами или еще чем вкусненьким. Но нас предупреждали, не заходить по одному во дворы кишлаков, народ здесь негостеприимный, могут и кости поломать.

Первое впечатление по прибытию, оставило очень яркие воспоминания. Прибыли мы сразу в Ташкент, это было где-то в середине или второй половине апреля. В Белоруссии, когда выезжали, еще снег только сошел, да почки на деревьях слегка набухли. А тут, вышли из вагонов—яркое ослепительное солнце, свежая весенняя зелень, листья на деревьях и еще девчонки. Темноволосые, с большими глазами, красивые какие-то. Наши девчонки дома тоже красивые, но эти другие, одним словом восток. Настроение слегка поднялось, так что этот эпизод тоже остался в памяти, как мимолетный, приятный, согревающий душу в трудные солдатские и боевые будни.

В Ташкенте наш состав переформировали и отправили по разным эшелонам. Я попал в Туркменистан. Городок с незнакомым и странным названием Иолотань. Учебный центр по подготовке и обучению воинским специальностям. В ближайшем будущем, мы должны освоить специальность минометчика. Нас, восемнадцатилетних пацанов, родившихся и выросших в более северных районах необъятной страны СССР, ожидали нелегкие испытания. Непривычная жара, отсутствие питьевой воды. Пить разрешалось только отвар верблюжьей колючки. А так хотелось, так мечталось, хоть бы кружечку студеной водички. Есть, пить и выспаться. После приема пищи в столовой, иногда было пару свободных минут перед построением. Кто-то из наших подсказал, что можно попить обычной воды в посудомойке. И вот заскакиваю в это помещение, а там резиновый шланг, из него под напором течет вода. Шланг в рот и тебя за пару секунд, как будто сосуд, накачивает прохладной водичкой. Счааастье, до чего же приятно, брюхо полное под завязку, не только жажда утолена, но и ощущение крайней степени сытости.

Один раз на утреннем построении был задан вопрос: - «Кто сможет убить и разделать кабанчика?». Вышел боец из нашего взвода и сказал, что до армии работал официантом поэтому знает толк в разделке мяса, но ему нужен помощник. И такой здесь есть, учился на ветеринарном отделении, при этом указал на меня. Посадили нас в уазик и куда-то повезли. Я у него спрашиваю:
- Ты на самом деле знаешь, что с кабаном делать и как мы его валить будем?
Он в ответ:
- Ты же будущий ветеринар, вот и действуй, а я уж готовое мясцо порежу.
Ну и ссука! Какой я специалист? Я даже первый курс не успел закончить!
- Не парься, - говорит, - зато нажремся вволю.

В итоге он оказался прав. Нам очень повезло.. Не знаю кому больше - ему или мне. Я ведь готов был его прибить, что и пообещал исполнить, но уже после того, когда вернемся в расположение части, если нас двоих не прибьют раньше. А пока надо думать, что делать с этой свиньей.

В общем приехали мы на дачу, а кабанчик оказался не большенький, весом всего-то килограмм на 50 и к тому же предварительно застрелен. От нас требовалось лишь осмолить, вынуть внутренности, отрезать мяса на шашлыки, а остальное разделить на части. На даче отдыхали несколько офицеров с семьями. Но мяса мы вдвоем съели больше их всех вместе взятых. Это был настоящий праздник чревоугодия. Отслужили мы в армии уже месяца полтора , вечно голодные, худые. В тот день, я научился есть и пить впрок.

Занятия по боевой подготовке, в основном проходили в пустыне. Изматывали нас до предела, было очень тяжело, непривычно, жарища, пыль. Один раз варана прикладами завалили. Здоровый, как крокодил, я таких ни до ни после не видел. А еще как-то в речке, в камышах, черепах наловили. Кто-то мечтательно повествовал об очень вкусном, полезном и деликатесном черепашьем супе. Но за пределы мечтаний, естественно это так и не вышло. Такие моменты отдыха и развлечений действовали ободряюще, слегка снимали усталость, отвлекали от повседневной муштры.

Взводный у нас старлей или капитан был, сам после Афгана, все какие-то таблетки глотал. Гонял сильно, но человек был хороший. Часто после занятий, заводил нас в магазинчик на окраине городка Иолотань. Возле магазина женщины продавали большие вкусные свежие лепешки, в магазине мы брали карамельки. Наш командир, выделял нам время закупиться и часок поваляться на траве, поглощая "самое вкусное лакомство в мире" — еще теплые лепешки с карамельками и запивая газировкой.

Изматывающие занятия, полевые выходы в пустыню, марш-броски, строевая подготовка. Физуха у нас была хорошая, а вот стреляли не сильно много. Как-то были стрельбы из минометов. Мину в ствол опустил. А она не сработала, не вылетела из ствола. То ли смазка осталась, толи еще что-то. Но, мина не дошла до бойка и миномет не выстрелил. Кто-то из прапоров лопатой по стволу ка-а-ак дал! Мина пошла. Выстрел - грохот, пылища. Пыль осела - миномет лежит в разобранном виде двунога в одной стороне, ствол в другой. Никто не пострадал, мы естественно уже из укрытия эту картину наблюдали.

Вскоре и первые больные стали появляться. Дизентерия и какие-то другие заболевания. Заболевших вывозили на полигон, там был организован временный госпиталь. Возвращались пацаны оттуда худющие, только кожа да кости. Мой организм выдержал Туркменистан с достоинством, без болезней. В процессе службы в Иолотани, многих комиссовали, некоторых признавали непригодными для дальнейшей службы в Афгане. Симулянтов, пытающихся откосить от службы, я не встречал. Скорее даже наоборот.  Как-то на утреннем построении, один из бойцов, рядовой Манза, потерял сознание. Он был высокий ростом и несколько полноват. Оказалось, что уже в течении нескольких дней солдат пил только чай и съедал кусочек хлеба, похудеть хотел. После санчасти, так и сказал—"Пацаны, я же вижу, как вам тяжело из-за меня, из-за того, что я отстаю, вам приходится вдвойне напрягаться"

Дедовщины у нас не было, все были одного призыва, кроме сержантов. Сержанты, настоящие бойцы советской армии, требовательные, но без перегибов. Все исключительно по уставу, а в минуты отдыха, каждый из них с удовольствием мог пообщаться, как друг, старший товарищ. Два сержанта были по национальности или узбеки или туркмены, фамилия запомнилась лишь одна Умаров и один русский. К завершению КМБ на самом деле для нас они стали как старшие братья. Как-то уже перед самой отправкой, заливали мы тротуар из бетона возле КПП и я сказал сержанту, что хочу сходить в магазин, прикупить чего вкусненького. Он на меня наехал - Почему солдат обращаешься не по уставу, вернись и подойди, как положено- Я отошел, вернулся и обратился по уставу. Он разрешил. Но я уже сильно оскорбился и сказал, что ничего мне не надо и буду продолжать работать. Так он меня даже уговаривать стал - Не злись, у тебя еще вся служба впереди, я тебе лишь попытался напомнить о субординации-

Кстати все три наших сержанта, не один раз писали рапорт с просьбой отправить их вместе с нами в Афганистан.

Эх, мужики, мало вероятно, но все-же, вдруг кто-то из вас прочитает мой текст и вспомнит Иолотань и себя ( весна 1983). Спасибо Вам огромное, за все, что вы сделали для нас и чему нас научили, возможно многие из нас остались живы и благодаря ВАМ.

На территории нашего учебного центра была местная военная часть. Местные нас называли "чижиками" и иногда пытались припахивать. Как-то стоял я в карауле в парке боевой техники, рядом склады ГСМ. Был установлен маршрут караульной службы, за определенное время обойти парк, подойти к ограждению ГСМ и обратно. Все четко по времени. Воскресение, выходной день. В парке и на ГСМ полное отсутствие личного состава. На ГСМ тоже был часовой, он из местной части и представился мне уже "дембелем". Каждый раз, когда я подходил к заграждению ГСМ, часовой предлагал выпить хорошей бражки или вина и соответствующий закусон, на что получал категорический отказ. Как он ни старался, я даже не отклонялся от графика обхода по времени и все думал: - «А с чего это радушие такое к моей "чижовской" персоне?» При одном из очередных обходов, ему удалось втянуть меня в беседу. Его стараний хватило лишь на пару минут. Я прервал беседу и пошел по маршруту. И почти сразу заметил двух бойцов внутри парка возле техники. К такому повороту событий они совершенно не были готовы. Мне даже не потребовалось досылать патрон в патронник, бойцы и так ссыканули капитально. Я уложил их на землю. Уговаривали меня уже втроем. И этот, который за ограждением ГСМ, что они дембеля им домой вот-вот. Они рассказали мне, что хотели украсть, карманы вывернули, в общем много чего говорили, умоляли, можно сказать. Проникся сочувствием, отпустил. Вот такой боец я был перед отправкой в Афган. Караул нес исправно, ни смотря ни на что. Но в какой-то момент все же пожалел пацанов, естественно нарушив этим устав караульной службы. Это не было слабостью, ответственность я сам взял на себя. Единственное думал потом, вдруг подстава, тогда песец. О какой-либо диверсии не думал, видно сразу было, что просто местные щеглы, хоть и дембеля уже.

Как-то попал я в наряд по кухне. Повара были из старослужащих, узбеки. Я в хлеборезке, целый день нарезаю хлеб, устал, ладони ноют от ножа. Вечером, мне кто-то из этих узбеков, приносит, наверное, с полкило масла, свежий белый хлеб и наливает кружку "Сахры" (вино) — "выпей, дорогой, кушай, работать еще много сегодня тебе надо" Их поведение, я никогда не забуду. В этом случае не сыграло роли ничего, ни национальность, ни срок службы.

Возле нашей казармы и на всей территории части, росли незнакомые мне деревья. В мае месяце некоторые отцвели и уже в июне на них появились белые ягоды, по форме напоминающие ежевику. Есть их нам запрещали, так же, как и пить сырую воду. Но разве молодой, голодный солдат сможет пройти равнодушно мимо такого соблазна? Так я впервые попробовал ягоды белой шелковицы. При любом удобном случае, оставленные хоть на минутку без присмотра офицеров, мы как саранча, поглощали щедрые дары этого высокого южного дерева. Сладкая, сочная, ароматная ягода очень кстати и вовремя созрела.


В Афганистан отправляли не всех сразу. Это было поэтапно, в течении нескольких дней. Оставшиеся дни в Союзе, каждый вечер мы проводили в летнем клубе, за просмотром художественных фильмов. Где-то доставали спиртное, а кое кто и одеколон использовал в качестве напитка. Нет, это не было пьянством, это скорее был некий ритуал, в основном только и хватало лишь пригубить. И еще мне врезалось в память выражение солдат, служивших на постоянке в местной части. Они говорили - "Чижиков" трогать нельзя, у «чижика» отправка, "чижик" опасен-. А у нас было какое-то ощущение величия, превосходства. В одночасье из «чижов», мы превратились в грозных и задиристых пацанов. Два с хвостиком месяца, сами старались не попадаться на глаза местным «черпакам», «дедам», а теперь они избегали нас.

Морально-психологическая подготовка у нас была на достаточно высоком уровне. Мы уже знали с какой целью направляемся в ДРА и какие трудности нас там ожидают. Каждому бойцу была выдана небольшая брошюра под названием "Памятка воину-интернационалисту". В ней краткое описание обычаев и нравов населения проживающего на территории государства, в котором предстояла наша дальнейшая служба. В брошюре были слова и фразы на фарси, дари и пушту. Это позволяло изучить слегка их язык и обращение к местному населению. Знать конечно мы уже знали, что там происходит и к чему готовиться в недалеком будущем. Но ведь это все рассказы замполитов, офицеров, да байки солдат. И к тому же это где-то там, далеко, да и когда еще будет. А тут все еще упорно ходят слухи, что нас отправят в Германию или Чехословакию. Приятные слухи. Все-таки ну его с этим Афганом. Тут Туркмения и та не так уж и гостеприимна. 

Вот на самом деле всегда с теплом вспоминаю свою службу в Иолотани. Для меня это была армия, армия с настоящими командирами, воинским уставом. Хоть и с огромными нагрузками, с непривычным климатом, с недостатком воды и еды, хотя кормили вполне нормально.