После русской кампании осколки некогда великой армии Наполеона рассеялись по бескрайним просторам России. Часть солдат вернулась домой, но немало пожелали остаться в чужой стране навсегда.

Куда исчезла армия?

В 1869 году вышедший на пенсию французский инженер Шарль-Жозеф Минар со свойственной ему кропотливостью проделал уникальную работу: создал диаграмму, в которой отразил изменение численности наполеоновского войска в период русской кампании.

Согласно цифрам, из 422 тысяч перешедших Неман наполеоновских солдат обратно вернулись всего 10 тысяч.

Французский инженер не учел еще примерно 200 тысяч человек, которые пополнили армию Наполеона в ходе войны. По современным данным из 600-тысячной Великой армии в обратном направлении границу России пересекло не более 50 тысяч человек. Подсчитано, что за полгода боев погибло около 150 тысяч человек, но где же остальные 400 тысяч?

Лето 1812 года в России выдалось на редкость жарким. Наполеоновские солдаты изнывали от палящего солнца и пыли: многие умирали от тепловых ударов и сердечных приступов. Ситуацию усугубили кишечные инфекции, которые в условиях антисанитарии нещадно косили завоевателей. Потом пришло время холодных ливней, которые сменились суровыми морозами…

Количество попавших в плен наполеоновских солдат (французов, немцев, поляков, итальянцев) историк Владлен Сироткин оценивает в 200 тыс. человек – практически все, кто уцелел в негостеприимной России.

Многим из них не суждено было выжить – голод, эпидемии, морозы, массовые убийства. Все же около 100 тысяч солдат и офицеров оставались в России два года спустя, из них порядка 60 тысяч (большинство французы) – приняли российское подданство.

После окончания войны король Франции Людовик XVIII просил Александра I как-нибудь воздействовать на застрявших в России соотечественников и заставить их вернуться на родину, но русское правительство заниматься этим не стало.

Французский след

Следы пребывания французов в России можно увидеть по всей стране. В Москве сегодня проживает около полутора десятков семей, чьи предки когда-то не пожелали возвращаться во Францию – Ауцы, Юнкеровы, Жандры, Бушенёвы. Но особое место здесь занимает Челябинская область. Почему? Об этом позднее.

В первой половине XIX столетия на окраине Самары существовал топоним «Французова Мельница». Это свидетельство того, что на когда-то работавшей мельнице трудились пленные французы.

А в современном Сыктывкаре (ранее Усть-Сысольск Вологодской губернии) есть пригород Париж. По преданию его основание так же дело рук пленных французов.

Оставили свой след французы и в русском языке. Голодные и замерзшие наполеоновские солдаты, выпрашивая у русских крестьян кров и хлеб, нередко обращались к ним «cher ami» («милый друг»). А когда им была нужна лошадь, они произносили это слово на родном языке – «cheval». Так великий и могучий пополнился жаргонными словечками – «шаромыжник» и «шваль».

Известный русский экономист, сын смоленского помещика Юрий Арнольд оставил нам воспоминания, в которых поведал о наполеоновском солдате по фамилии Гражан, ставшим его воспитателем. Мальчик души не чаял в «дядьке», научившем его разводить костер, ставить палатку, стрелять и барабанить. В 1818 году родители оправили сына в Московский дворянский пансион. Педагоги были в шоке. Не столько от свободного владения Юрием французским языком, сколько от жаргонных выражений, которыми «сыпал» подросток: «Жрать, засранцы!» или «Ползет, как беременная вошь по дерьму», – так они звучат в переводе на русский.

Из наполеоновцев в казаки

Наполеон, произнесший знаменитую фразу «Дайте мне одних казаков, и я пройду с ними всю Европу», и подумать не мог, что в скором времени его солдаты вольются в это грозное воинство. Но адаптация происходила постепенно. Историки по крупицам собирают сведения и восстанавливают картину ассимиляции в России бывших наполеоновских солдат.

Например, профессор Сироткин в московских архивах наткнулся на след маленькой наполеоновской общины на Алтае. В документах говорится как три солдата-француза – Венсан, Камбрэ и Луи – добровольно уехали в тайгу (Бийский уезд), где получили землю и были приписаны к крестьянам.

Историк Владимир Земцов обнаружил, что в Пермской и Оренбургской губерниях побывало не менее 8 тысяч пленных наполеоновцев, из них несколько десятков – имперские офицеры. Около тысячи умерло, а многие после заключения мира пожелали вернуться домой.

Принимали французов со всем гостеприимством. Одетых не по сезону обмундировали полушубками, суконными панталонами, сапогами и рукавицами; больных и раненых сразу отправляли в военные госпитали; голодных – откармливали. Некоторых пленных офицеров русские дворяне брали к себе на содержание.

Унтер-лейтенант Рюппель вспоминал как жил в семье оренбургского помещика Племянникова, где, между прочим, познакомился с историком Николаем Карамзиным. А уфимские дворяне устраивали для пленных французских офицеров бесконечные ужины, танцы и охоты, оспаривая право пригласить их к себе первыми.

Следует заметить, что французы российское подданство принимали робко, словно выбирая между позорным возвращением на родину и полной неизвестностью.

Во всей Оренбургской губернии таких оказалось 40 человек – 12 из них пожелали вступить в казачье войско.

Архивы нам сохранили имена 5 смельчаков, которые в конце 1815 года подали прошение о вступлении в российское подданство: Антуан Берг, Шарль Жозеф Бушен, Жан Пьер Бинелон, Антуан Виклер, Эдуар Ланглуа. Позднее они были причислены к казачьему сословию Оренбургского войска.

К началу ХХ века в Оренбургском войске насчитывалось порядка двухсот казаков с французскими корнями.

А на Дону в конце XIX века краеведы нашли 49 потомков наполеоновских солдат, записавшихся в казаки. Обнаружить их было не так просто: к примеру, Жандр превратился в Жандрова, а Бинелон в Белова.

На защиту новых рубежей

Уездный городок Верхнеуральск (сейчас это Челябинская область) в начале XIX столетия был небольшим фортом, охранявшим юго-восточные рубежи России от набегов казахских батыров. К 1836 году возникла необходимость укрепления этого плацдарма, для чего началось строительство Новой Линии: вскоре от Орска до станицы Березовской выросла цепь казачьих поселений – редутов, четыре из которых получили французские имена: Фер-Шампенуаз, Арси, Париж и Бриенн. Среди прочих на Новую Линию были переселены все казаки-французы со своими семьями.

В ответ на наращивание численности казачьих войск казахский султан Кенесары Касымов развернул масштабные боевые действия. Теперь убеленные сединами наполеоновские ветераны вновь вынуждены были возвращаться к подзабытому воинскому ремеслу, но теперь для защиты интересов уже нового отечества.

В числе добровольцев на Новой Линии оказался престарелый и обрусевший наполеоновский солдат Илья Кондратьевич Ауц, который переехал сюда из Бугульмы со всем многочисленным семейством, а также родившийся от француза и казачки оренбургский казак Иван Иванович Жандр. Последний в итоге дослужился до чина сотника и получил землю в станице Кизильской Верхнеуральского уезда.

В Оренбурге прижился еще один колоритный француз – молодой офицер из древнего рыцарского рода Дезире д'Андевиль.

Какое-то время он занимался преподаванием французского языка. Когда в 1825 году в Оренбурге было учреждено Неплюевское казачье военное училище, д'Андевиль был принят в его штат и причислен к казачьему сословию на правах дворянина.

В1826 у него родился сын — Виктор Дандевиль, который продолжил казачье дело отца. С 18 лет Виктор служил в войсковой конной артиллерии, отметился в походах на Арал и Каспий. За боевые отличия его назначают на пост наказного атамана Уральского казачьего войска. Впоследствии Виктор Дандевиль достигает новых высот – становится генералом от инфантерии и командиром армейского корпуса. Он, как когда-то его предки-крестоносцы, демонстрирует свою воинскую доблесть в сражениях с мусульманами – в Туркестане, Киргизии, Сербии и Болгарии.

Много пленных солдат Великой армии оказалось в землях Терского казачества. Это были почти исключительно поляки, которых по традиции называли французами.

В 1813 году около тысячи поляков было переправлено в Георгиевск – главный город Кавказской губернии. Теперь новоиспеченным казакам предстояло нести воинскую службу в одной из самых горячих точек российского порубежья. Какая-то часть казаков-поляков уцелела в пекле Кавказской войны, о чем могут свидетельствовать польские фамилии, до сих пор встречающиеся в станицах Северного Кавказа.