Было это летом 2011. Ошвартовались мы тогда в небольшом немецком городке, где из достопримечательностей были только торговый центр и парк. Собственно, по ним мы со Скворцовым и прошлись. Приобрели в торговом центре пакет с небезызвестной едой быстрого приготовления и направились в парк. Выбрали лавочку с живописным видом на лягушатник, и принялись за поздний ужин. Смеркалось... Тишину беспокоили только шуршание пакета, пение лягушек и шум соседских кустов. На той стороне лягушатника точно так же, с немецкой степенностью и бутылкой русской водки проводили время два представителя неформального движения. Идилия.

Вскоре из тех самых пресловутых кустов вывалились злые и недобрые Олег Валерьяныч и Темка. Движения их были резки, в глазах горела уверенность, из носа вырывалась ярость. Причин подобного гнева было две: первая - водка кончилась, вторая - неформальная молодежь оказалась скинхедами. Выкрикивая патриотические лозунги и страшно вращая глазами, Олег Валерьяныч махал кулаками в сторону неруси, а Темка обещался допить и пойти бить их, как его дед подобных в 45ом. Что отвечали им неформалы понятно не было, ибо мы не знали немецкого, а они русского.

Глазовращательная перепалка длилась еще минут 15. Потом молодежь скрылась. А еще минут через пять появилась на нашей стороне и целенаправленно двигалась к нам. "Щас чой-то будет" - подумалось мне. Товарищи неформалы подошли, учтиво поздоровались, не обращая внимания на боевые стойки стиля "пьяный коршун". Спросили, знаем ли мы немецкий. Мы отрицательно покачали головами и ответили, что только английский. Тогда молодежь обратилась к нам на английском и поинтересовалась, с черта, собсна, такая туристическая агрессия. Я обьяснила. Молодежь, в свою очередь, объяснила мне, что прекрасно понимает уважаемых товарищей и полностью разделяет их взгляды, ибо сами являются антифашистами, о чем говорят их нашивки с перечеркнутыми свастиками, местами растаманами, а в целом пацифистами. И вообще, у них водка есть. В эту памятную минуту лик Валерьяныча посветлел и подобрел. Велел мне переводить его теплую, полную любви и ласки к идеалам, преследуемым молодыми людьми, приправленную витиеватым истинно русским матом речь.

Я переводила, в перерывах между поеданием бутерброда, Скворцов ржал, товарищи общались и любили мир. После двух душевных рюмок и третей, которая не чокаясь, моя помощь не понадобились более, и мы вернулись на судно. Тем более, что увольнение заканчивалось. А нашу "дружбу народов" мы оставили у лягушатника. Уже выйдя из парка, мы услышали душевное исполнение " широка страна моя родная..."