Мне посчастливилось быть обладательницей очень серьезной рожи. Ничего не могу с этим сделать. Ничего плохого о людях не думаю, но выражение лица всегда такое, будто я хочу всех вокруг расчленить. Неоднократно слышала от разных людей, что они боялись ко мне подойти и считали меня стервозой невероятной.
Когда я работала официантом, буйные посетители мною очень легко утихомиривались. Видимо, здоровенные мужики в моем лице видели свою первую строгую училку и тут же как-то сдувались, стоило мне нахмуриться и выдать что-то типа «Держите себя в руках, пожалуйста!». Напарницей моей была тихая, скромная девочка с большими глазами, за которую мне хотелось сражаться с драконом, если ее кто ненароком обидел. Так и работали, на нее орут, прихожу я и ору в ответ.
Клуб, в котором я работала, можно с уверенность назвать единственным рок-баром в Архангельске, достойным внимания. Очень уютное и харизматичное заведение, где побывали все, кто хоть как-то любит музыку. Помимо музыкантов, которые в этом клубе выступали, туда частенько привозили на обед музыкантов с других, более крупных площадок. Иногда они приезжали потусить после концертов. Им всегда были рады и выделяли удобные столы. Музыканты эти всегда были рады пообщаться с персоналом, зачастую мы обедали за одним столом, они травили байки, мы рассказывали о своем городе и о местной сцене. Многие из них были людьми более чем популярными. Казалось бы, к такому на пушечный выстрел не подойти, а он вот, сидит, как на кухне дома с друзьями, спокойный и доброжелательный. Пару раз группы даже упоминали нас в своих отчетах о концерте. Было очень приятно.
К такому расположению мы привыкли, даже начали его воспринимать, как должное, но случилось у нас одна after party после концерта известной псевдо панк команды. Почему псевдо? Потому что у панков она вызывает отвращение и праведный гнев. В зале полно девочек-подростков, мы носимся, как угорелые, отбирая у них банки с дешевыми алкогольными энергетиками, охранник вытаскивает их пачками из туалетов, от значков и челок рябит в глазах. Кормить группу ушла на второй этаж моя напарница, а я пока пыталась навести порядок внизу. Краем глаза вижу, что напарница пробегает в сторону кухни, иду следом и вижу, что ревит. Оказалось, они начали крыть ее матом за то, что в баре нет определенного спиртного. Будто, в этом есть ее вина. Заказ у них принимать пошла я. Тоже услышала много лестного, но мои серьезные щи, видимо, от совсем уж жести их удержали. Принесла я им все, что нужно и, уходя, услышала грохот какой-то. Оборачиваюсь и вижу, как один их них швырнул тарелку с едой на пол. «Что это за гавно? Я такое жрать не стану!». Медленно, не поддаваясь эмоциям, я подобрала тарелку и ее содержимое. «Принеси мне лучше бульон». Бульон, так бульон. Пока повар его разогревал, сверху понеслись крики, что все очень долго, нас с напарницей на весь зал поносили последними словами. Минуту спустя, я стояла над вокалистом группы, который все это и чудил. На руке была тарелочка, на тарелочке салфеточка, а на ней суповая миска с двумя ручками, за которую я поддерживала второй рукой. Повар прозевал момент и бульон был почти кипящим. Что мне будет, если я вылью ему это на голову, думала я и продолжала стоять, глядя в глаза. Прошла, наверное, минута в полной тишине за столом, когда я медленно опустила тарелку перед ним и удалилась. Больше они нас не трогали.
Зато переключились на своих фанаток. Не скрывая отвращения на лицах, они в голос обсуждали, кто из них жирный, кто страшный. Когда одна из них задела галстук у музыканта (не знаю, кто он там и знать не хочу), он заявил, что нужно руки мыть сначала. Тут нужно понимать, музыкантам около тридцати, херкам по шестнадцать от силы. Мы им спиртное не продавали. Даже думать не хочу о том, что творилось в голове этих девчонок и как им было обидно.
Я видела разную степень звездности у музыкантов, но это, пожалуй, был самый яркий пример. С группой этой мне не приходилось потом пересекаться, чему я безмерно рада.