Однажды я резко изменил свою жизнь. Рванул в новую географическую локацию, где у меня не было ни друзей, ни знакомых.
В далекой полувымершей деревне мы с женой просидели год практически полными отшельниками.
Потом решили навести знакомств всяких-разных.
Шарил по местным ивановским форумам, и самое лучшее, что для себя нашел - английский клуб.
Каждую субботу, я ездил в Иваново, где мы с другими господами собираемся, переодеваемся в смокинги и садимся в плетеные кресла, дамы обмахиваются веерами, пока мы курим сигары сидя на мансарде и размышляя о внешней политике стран третьего мира. Иногда кто-то задерживается, тогда слуга трезвонит в колокольчик, после чего громогласно объявляет имя и полный титул припоздавшей персоны.
Впервые после долгой изоляции я увидел других людей. Это было необычное чувство.
Один седой мужчина дорабатывает последние деньки школьным преподавателем, и он привык, что он в маленьких помещениях, как правило, самая высокоранговая персона. Он старается перебить говорящего и перенаправить микрофон, камеры и софиты исключительно на свою персону.
Когда на моем первом сборище я рассказывал о себе и сказал, что хочу стать писателем, то он тут же меня перебил: Вот ты хочешь стать писателем, то есть зарабатывать денег этим делом. А ты знаешь какой тираж был у Пушкина, который "наше всё"?
Сам он недавно узнал лишь величину последнего тиража изданного при жизни поэта, и тираж этот в наше время звучал весьма слабо. Попытки вразумить дяденьку, и привести факты, что тогда не было столь огромного населения, и была огромная часть неграмотных крестьян, дядечка отмел, как несущественные и продолжал нам повторять, что это маленькие цифры, и что тогда читали все и все.
Как-то наедине он спросил меня, есть ли у меня четкая гарантированная дипломом профессия. Услышав отрицательный ответ, покачал головой и начал пророчить мне несчастья в жизни, что мне нужно дождаться лишь ближайшего глобального кризиса, и уж тут-то я хлебну горя полной ложкой. Из уважения к его закосневшему взгляду на жизнь я в дискуссию не ввязывался (что его весьма устраивало). Поучив меня жизни, он вставил в глаз монокль, вытащил из кармана жилетки часы, покачал головой, и подхватив трость, перчатки и цилиндр в спешке удалился по пути оглаживая круглый живот.
Другая персона выглядела сошедшей с экрана. Великовозрастный, застенчивый, с проклевывающейся лысиной, худой, длинный, сутулый. Если бы это было кино, то он бы жил с мамой, и она ему по утрам готовила завтрак и гладила рубашки.
Когда беседа зашла о женщинах, то он сразу выдал, что женщины - зло сами по себе, и в мир они приносят только зло. Сейчас ему что-то около сорока лет, лет 17 назад он был недолго и неудачно женат. Имеет опыт работы преподавателем иностранного языка начального уровня. То ли французского, то ли английского.
Нет, ну ведь правда какой-то выдуманный персонаж, честное слово.
Следующий господин отрекомендовался о себе:"Моя фирма производит медицинское диагностическое оборудование". Но на встречах в клубе он в основном рассказывал о своих поездках, то в Германию на конференцию, то куда-то на Мыс Доброй Надежды, то на горные лыжи, то немножко в Париж.
Ещё у нас есть молодая дама, которая не присоединяется, когда все дружно пьют кофе и закусывают овсяным печеньем. Она по жизни питается исключительно свежими фруктами, а чай любит чтобы был холодный и без заварки. По роду деятельности она - целитель, да не абы какой, а дипломированный. Она закончила двухмесячные интернет-курсы по энергетическому целительству, владеет техникой энергоинформационного погружения в прошлое... кажется так. Сертификат о прохождении курсов ей должны прислать в феврале.
Один раз на встречу, с опозданием, но пришла, дама, которая только что откатала по домам отдыха свою музыкальную программу с гитарой и романсами. После встречи она осталась, чтобы попрактиковаться на пианино. Я, будучи неравнодушным к музыке, остался также. К сожалению с нами вместе подзадержался учитель-почти-в-отставке, так что сорок дополнительных минут были потрачены в основном на то, чтобы поведать даме как страшна и неулыбчива жизнь, как я молод, наивен и опрометчив, и...и собственно все. Только в самом финале, дама таки прорвалась к пианино и порадовала мой слух чем-то красивым. Мой вопрос "это что-то знакомое" её возмутил. Оказывается это было что-то французское, про опавшие листья. Да, признаю. Романсы я не очень люблю. Точнее не люблю совсем из-за их минорной составляющей. Если молодежные панки-рокеры поют обычно "все плохо, все горит, истекает кровью, все умирают в мучениях", то романсы нам говорят о том, что "сейчас все печально, когда-то было плохо(или хорошо), но теперь уже высохло, скукожилось и отвалилось само собой, а мы сидим в глубокой...печали, в темноте, и последняя свечка уже догорает..."
Не люблю романсы короче.
Еще один персонаж в этом элитарном английском клубе чувствует себя не совсем уверенно. Он в высокой политике понимает как я во французских романсах, и во время бесед в основном молчит. Зато очень хорошо разбирается в машинах, что конечно-же выдает в нем пролетарское образование. Когда тема касается автомобилей, он живо бросается в беседу, и имеет мнение, которое, кстати, весьма компетентно.
Встречи происходят в читальном зале библиотеки общества слепых. Длинный стол, в углу комнаты - пианино, остальные три четверти помещения заставлены полками с журналами, компьютерами и прочими интересными сваленными вещами.
Бессменный глава клуба, его организатор, и рулевой - это господин, чей родной язык английский. На великом и могучем он говорит с некоторым акцентом. После трех часов английской болтовни на разные темы, голова моя перегревается, и мозг обжравшись и охая довольный падает на кушетку, переваривать полученное.
Расскажу о себе. Я вообще-то английский в основном учил по компьютерным играм, и такое однобокое обучение дало интересный эффект.
Долгое время у меня английский не считался настоящим языком. На нем звучат песни, говорят актеры в фильмах, пишутся инструкции к видеомагнитофонам, но он не является обыденным средством коммуникации для живых людей. Когда я на Красной Площади услышал болтовню иностранцев, то испытал чувство отрыва от реальности. Будто я попал в какую-то большую театральную постановку, где все по ходу действия говорят на ненастоящем языке.
В клуб я пошел для приобретения речевой практики.
Почти все, что говорится - я прекрасно понимаю, и даже знаю как пишется, но стоит мне получить право слова, как самые простейшие слова выскакивают у меня из головы и я начинаю запинаться, как маленькая вьетнамская девочка.
Точнее, как собака - все понимаю, а сказать ничего не могу.
Странно мне было осознавать, что кто-то может на этом языке думать обыденные мысли, просить взвесить ему полкило ирисок, или обратиться в бюрократическое окошко к чиновнику. И всё это будет не потому, что человек оттачивает свой ум, а потому что он действительно НА ЭТОМ думает и разговаривает с детства.
Потихоньку я привыкаю. Теперь мне кажется, что на английском языке вполне можно жить.
Вот немецкий - совсем другое дело. Солнышка тут с новой силой погрузилась в его изучение, и вот уж он-то мне точно кажется неким специально придуманным военным кодовым языком, на котором только гениальной группе "Чингисхан" удалось спеть что-то нежное и мягкое.
Читала тут Солнышка очередной урок. И вот возникла у неё непонятка, из словосочетания невозможно понять: купи хлеба КОГДА пойдешь в магазин, или ЕСЛИ пойдёшь в магазин ибо это одно и то же слово (погуглите "wenn"). Мы подумали, и пришли к выводу, что на немецком это скорее всего: хлеб ДОЛЖЕН БЫТЬ КУПЛЕН! ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ! Дойчланд убер аллес! Но пасаран!
Блин. Ну вот, видите. Всегда с немецким так. Невозможно, кажется, его воспринимать серьезно. Точнее наоборот. Он всегда серьезен как рота немецких автоматчиков идущих свиньёй.
Блин.
Это я все к тому, что я вышел в свет, и смотрю, как изменились люди. Точнее, как изменилось моё восприятие. Люди не меняются, измениться могу только я сам.
Всем счастья.