Было встречено на одном предприятии

Извините за мутные фото, снимал реально почти на бегу.

Банана!))

МАРКОС ТЕБАР И РЕКОРДНЫЙ ТРАНСФЕР «РЕАЛА»

Какой игрок вам приходит в голову, когда произносится фраза «рекордный трансфер мадридского «Реала»? Бэйл? Роналду? А ведь есть еще один персонаж, который играл в «Королевском клубе» и которого продали за баснословную сумму. Маркос Тебар, воспитанник «Кастильи», несколько лет играл за дубль мадридского «Реала». С приходом Жозе Моуринью футболист был вызван на предсезонную подготовку в основной состав. Все ждали, что он дебютирует за «галактикос», однако Моуринью вдруг решил отстранить игрока от тренировок с первым составом. А через несколько дней он перешел в «Жирону» за, внимание, 100 евро. Подписав трехлетний контракт с «Жироной», Тебар пообещал выкладываться в каждом матче. Сейчас Маркос играет в «Альмерии», а его трансферная стоимость составляет примерно полтора миллиона евро.

ВИЛЛИ ГРОУВЗ И САМЫЙ ДОРОГОЙ ТРАНСФЕР XIX ВЕКА

Все познается в сравнении. Сейчас сумма в 100 евро кажется смехотворной, а вот в 1893 году Вилли Гроувз перешел из «Вест Бромвича» в «Астон Виллу» за 100 фунтов. На тот момент это был самый дорогой трансфер в истории футбола: выплатить 100 фунтов за игрока тогда считалось сумасшествием. Гроувз же был настоящей звездой футбола, игроком сборной Шотландии, которая являлась одной из сильнейших сборных, в отличие от сегодняшнего дня.

ЭРНИ БЛЕНКИНСЛОП И БОЧОНОК ЭЛЯ

За тридцать лет команды успели превзойти рекорд Вилли Гроувза. Игроки переходили и за более весомые суммы, чем 100 фунтов, а вот Эрни Бленкинслопа в 1921 году «Халл Сити» купил за 100 фунтов и бочонок эля. Видимо, чтобы игроки и персонал его предыдущего клуба, «Кэдуорта», отпраздновали уход футболиста.

КЕННЕТ КРИСТЕНСЕН И КРЕАТИВНАЯ СИСТЕМА ОПЛАТЫ

Чем обычно платят за переходы игроков в другой клуб? Евро, доллары, иногда другие игроки или привилегии в выкупе футболистов. В Бразилии, например, могут оплатить трансфер правами на другого игрока. Однако в Норвегии люди еще веселее: Кеннет Кристенсен был одним из лучших бомбардиров в «Виндбьярте». Клуб «Флей» решил выкупить его и в качестве оплаты предложил 75 килограммов креветок – именно столько весил форвард. Самое удивительное, что «Виндбьярт» ударил по рукам. Хм, в таком случае, сколько же килограммов креветок нужно заплатить «Барселоне», чтобы выкупить права на Лионеля Месси?

ХЬЮ МАКЛЕНАХАН И ЛЮБИТЕЛИ ХОЛОДНЕНЬКОГО

В Норвегии платят за трансферы креветками, а вот в Англии люди больше любят сладкое. «Манчестер Юнайтед» как-то приглядел Хью Макленахана в «Стокпорте» и предложил клубу интересную сделку: «Вы нам отдаете Хью, а мы вам – холодильник с мороженым». Представители клубов ударили по рукам, и Хью, который впоследствии провел в «МЮ» аж девять лет, был обменян на холодильник со сладостями.

ФРАНКО ДИ САНТО И РАЗНОЦВЕТНАЯ ВАЛЮТА

Знаете такого игрока как Франко ди Санто? Да-да, тот самый, который вышел в паре матчей за «Челси», поиграл в «Уигане» и «Блэкберне», а сейчас уехал в Бремен – покорять Германию вместе с «Вердером». Но мало кто знает, что чилийский клуб «Аудакс Итальяно», из которого он как раз и попал в «Челси», купил Франко за две сетки на ворота и 80 литров краски. Вот что значит профит! Впоследствии он перешел в «Челси» за гораздо более весомую сумму. СЕДРИК МАБВАТИ И ОДИН ЕВРО

Сетки, креветки, краска, мороженое – разве это трансфер? Трансфер – это когда платятся какие-то сумасшедшие деньги. Сумасшедшие деньги – это про трансферного рекордсмена Седрика Мабвати. Он перешел из «Нумансии» в «Бетис» за, вдумайтесь, 1,2 евро – именно такая сумма отступных была указана в контракте Седрика с «Нумансией». Transfermarkt, между прочим, оценивает хавбека в 2 миллиона евровалюты. Невозможно представить, как человек смирился с тем, что его футбольный талант оценивают в 1,2 евро. Если переводить в российскую валюту, то это получится всего 50 рублей. Если Седрик стоит 1,2 евро, то сколько же тогда стоит Федор Смолов?

Самый дешёвый футболист трансферы, ценник, футбол, длиннопост

Дня за три до престольного праздника председателя сельскою совета вызвали в волость.

Оставив ребятишек курить самогонку, он пошел с секретарем.

Проходя по деревне, они посмотрели на трубы и покачали головами: из каждой трубы вилась струйка дыма.

-- Все работают...-- сказал председатель.-- Думали ли, что доживем до этого: у каждого дома свой завод винокуренный.

-- Благодать,-- отвечал секретарь,-- не напрасно, выходит, головы-то ломали.

Через полчаса они вернулись бегом. Председатель стучал в каждое окно и кричал:

-- Гаси, дьяволы, топку. Объявляю все заводы закрытыми.

И когда из изб выскакивали испуганные мужики и спрашивали, в чем дело, он кричал:

-- Агитатор по борьбе приехал. Держи ухо востро. Прячь.

-- Да куда ж ее девать-то теперь, когда уж затерто все?

-- Куда хочешь. Хоть телятам выливай. А ежели у какого сукина сына найду, тогда не пеняй.-- И побежал дальше.

-- На собрание!..-- кричал в другом конце секретарь.

-- Сейчас, поспеешь, дай убрать-то.

-- Вот и делай тут дело,-- говорили мужики, бегая с какими-то чугунами, и сталкивались на пороге с ребятишками, которые испуганно смотрели вслед.

-- Вы чего тут под ногами толчетесь! Вас еще не хватало. Бабы, работай! Волоки чугуны на двор.

Через полчаса председатель вышел на улицу и посмотрел на трубы. Дыму нигде не было.

-- Здорово сработали,-- сказал секретарь,-- в момент вся деревня протрезвела.

-- Дисциплина.

Приехавший человек, в кожаной куртке с хлястиком сзади и с портфелем в руках, пришел в школу, где было назначено собрание, и прошел через тесную толпу, которая раздвигалась перед ним на обе стороны, как это бывает в церкви, когда проходит начальство.

Остановившись перед столом, приезжий разобрал портфель, изредка поправляя рукой, закидывая назад волосы, которые у него все рассыпались и свешивались наперед, когда он наклонялся над столом. Потом он несколько времени подозрительным взглядом смотрел на толпу и вдруг неожиданно спросил:

Самогонку гоните?..

Все молчали.

Кто не гонит, поднимите руки.

Все стояли неподвижно.

-- Что за черт... -- сказал приезжий.-- Всей деревней валяете! -- И обратился к переднему: -- Ты гонишь?

-- Никак нет...

-- Так чего ж ты руки не поднимаешь?

-- А что ж я один буду?

-- А ты?..

-- Никак нет.

-- Так вот... товарищи, объявляется неделя борьбы с самогонкой: кто перегоняет хлеб на водку, тот совершает величайшее преступление, так как этим самым подрывает народное достояние. Хлеба и так мало, его надо беречь. Понятно?

-- Чего ж тут понимать. Известное дело...-- сказало несколько голосов.

-- Ну, вот. И вы сами должны смотреть, если у вас есть такие несознательные члены общества, которые не понимают этого.

Передние, стоя полукругом перед столом, со снятыми шапками в руках, как стоят, когда слушают проповедь, при последних словах стали оглядываться и водили глазами по рядам, как бы ища, не окажется ли здесь каких-нибудь, несознательных членов.

-- А то я проезжал по одной деревне, а там почти из каждой трубы дымок вьется...

-- Нешто можно... Да за такие дела... тут дай бог только прокормиться.

-- Праздник...-- сказал чей-то нерешительный голос сзади.

-- Мало ли что праздник. У вас вон тоже праздник, а дыму ведь нет.

Крайние от окон мужики пригнулись и зачем-то посмотрели на улицу, поводив глазами по небу.

-- А нельзя эту неделю на ту перенести? -- спросил чей-то нерешительный голос.

-- Что?..

Вопрос не повторился.

-- А по избам пойдете?

Что там еще?

Ответа не последовало.

Через полчаса приезжий, закинув рукой волосы назад, вышел из школы. Все, давя друг друга в сенях, вытеснялись за ним на улицу и, затаив дыхание, ждали, куда пойдет...

Приезжий стоял с портфелем в руках и водил глазами по крышам изб. Мужички, справляясь с направлением его взгляда, тоже водили глазами.

-- Дыму, кажется, нигде нет,-- сказал приезжий.

-- У нас никогда не бывает,-- поспешно ответил председатель, протискавшись вперед.

-- Это хорошо. А то у ваших соседей из каждой трубы дымок.

-- Дисциплины нету,-- сказал секретарь.

-- Ну, так вот... объявляется, значит, неделя борьбы с самогонкой. Слушайтесь председателя и во всем содействуйте ему.

-- А после этой недели как?..

-- Что?..

Никто ничего не ответил.

-- Наказание божие, -- говорили мужики,-- праздник подходит, все приготовили честь честью, затерли, вдруг нате, пожалуйста.

-- Скоро еще, пожалуй, объявят, чтоб неделю без порток ходить.

-- Вроде этого. У людей праздник, а у них -- неделя.

-- А, может, разводить начинать? -- сказал голос сзади, когда приезжий скрылся за поворотом дороги.

-- Я те разведу...-- крикнул председатель.-- Раз тебе сказано, что в течение недели -- борьба, значит, ты должен понимать или нет?

Подошел, запыхавшись, кузнец. Его не было на собрании.

-- Где пропадал?

-- Где...-- сказал кузнец, вытирая о фартук руки,-- баба со страху корове вывалила затирку из чугуна, а та нализалась и пошла куролесить, никакого сладу нет.

-- Прошлый раз так-то тоже прискакали какие-то,-- сказал шорник,-- а у меня ребятишки курили, да так насвистались, шатаются, дьяволята. Один приезжий что-то им сказал, а мой Мишка восьмилетний -- матом его. Ну, прямо, обмерли со старухой.

-- С ребятами беда. Все с кругу спились.

-- Заводчики -- своя рука владыка.

-- Моему Федьке девятый год только пошел, а он кажный божий день пьян и пьян, как стелька.

-- Молод еще, что же с него спрашивать.

-- Да, ребятам -- счастье: нашему брату подносить стали, почесть, когда уж женихами были, а эти чуть не с люльки хлещут.

-- Зато будет, что вспомнить.

-- На войне уж очень трудно было. Пять лет воевали и скажи, голова кажный день трезвая. Ну, прямо на свет божий глядеть противно было.

-- А тут опять теперь затеяли. Что ж, они не могли в календарь-то посмотреть; под самый праздник подгадали.

Председатель что-то долго вглядывался из-под руки в ту сторону, куда уехал агитатор, потом спросил:

-- Не видали, что, он мостик проехал или нет?

-- Вон, уже на бугор поднимается,-- сказало несколько голосов, и все посмотрели на председателя. Тот, достав кисет и ни на кого не глядя, стал свертывать папироску.

-- Да, во время войны замучились. Бывало, праздник подойдет -- водки нет. И ходят все, ровно потеряли что. Матерного слова, бывало, за все святки не услышишь.

-- Вот это так праздник.

-- Это что там -- мертвые были.

-- Эх, когда заводы громили... Вот попили... в слободке, как дорвались до чанов со спиртом, так и пили, покамест смерть не пришла.

-- Вот это смерть... в сказке только рассказывать.

-- Да... бывало, по деревне пойдешь, словно вымерла вся: без памяти лежит.

-- Свободы настоящей нет. Эх,-- сказал кто-то, вздохнув.-- Ведь это сколько даром хлеба-то пропадает -- на этот налог обирают. Ведь ежели бы он целиком-то оставался, тут бы как с осени котел вмазал, ребят в дело запряг и лежи, прохлаждайся. А то вот праздник подходит, а мы, как басурмане...

-- Наоборот все пошло,-- сказал кто-то,-- прежде под праздник люди были пьяные, коровы трезвые, а теперь люди трезвые, коровые пьяные...

Кузнец только молча плюнул. Потом, немного погодя, сказал:

-- Бутылки на две выжрала, анафема.

-- А какую водку стали было гнать. Прежде, бывало, пьешь,-- мать пресвятая богородица, за что ж ты наказала, и гарью какой-то и дегтем от нее воняет, после головы не подымешь. А теперь только навострились, а они со своими неделями. Да аппараты еще отбирают. Значит, опять на стену лезть.

-- Нешто они об этом думают? Им одна только забота -- дело развалить.

-- Да нешто без водки можно? Не говоря уж о том, что душа требует, а и дела без нее никакого не сделаешь: заявление какое подать, в волость идти,-- что ж, ты и явишься с пустыми руками?

Председатель молча курил и, сплевывая, всё поглядывал на бугор.

-- Верно, верно,-- отозвались дружные голоса.

-- Я вот лошадям своим пачпорт опоздал выправить. Им уж давно совершеннолетие вышло, а они у меня без прописки сидели. Думал, засудят. А привез три бутылочки...

-- Ежели где председатель хороший, понимающий попадется, там жить еще можно.

-- А главное дело, все равно это ни к чему: раз природой устроено, тут мудри не мудри, все то ж на то ж сойдет.

-- Это верно... прошлый год всю рожь на водку перегнали, сами не жрамши на одной мякине сидели, а к празднику у кажного полное обзаведение, и на первый же день праздника так насвистались, что как колчушки лежали.

-- Как же можно... народ-то православный, слава тебе господи, лбы еще не разучились крестить, особливо, где председатель понимающий...

Председатель докурил папироску и, оглянувшись на бугор, сказал:

-- Скрылся...

Все повернулись к нему и замерли.

-- По случаю праздника... принимая во внимание местные нужды и обстоятельства населения... объявляю заводы... открытыми. Но ухо держи востро. Ежели в эту неделю кого замечу, спуску не дам.

-- А как же дым-то? -- сказал кто-то сзади.

-- Дым куда хочешь девай, и ребят пьяных по улице не распускать, а то так-то какой-нибудь нагрянет, а они у вас лыка не вяжут.

-- Слушайся председателя,-- сказал секретарь.