«Битцевский лес предназначен для двух вещей – для убийства или любви.»

«Людей мочить – не гвозди забивать. Надо, чтобы инструмент не подвёл.»

«У меня заканчивался отпуск, и я должен был кого-то убить.»

«Я учился с ним с 1989 по 1991 год. А в 1992 году отправил его на небо.»

«Я почувствовал, что Олега больше нет. После этого мне было неприятно. Я даже сволочью себя какой-то почувствовал.»

«О знакомых людях я знаю всё: их судьбу и жизнь, а смерть малознакомого человека и убийством не назовешь, так, баловство.»

«Махмуд был очень хороший парень и имел полное право на жизнь. Но он был моим знакомым, и жить у него не получилось.»

«Она спросила: «Ты думаешь, я туда полезу?» Нет, – говорю, – ты туда полетишь.»

«Законы я не нарушал. Я их отодвигал и делал так, как считал нужным.»

«Cвоё последнее слово я жертвую глухонемым.»

«Жить как вы – вот преступление перед жизнью. Жизнь от таких отворачивается и посылает таких, как я.»

«С этого же дня начался показ сериала «Графиня Монсоро». Он мне очень нравился. Надо было кого-то замочить днём, до сериала, а он начинался в 20.30. Чтобы не опоздать к началу...»

«С собой у меня постоянно был пакет, в нем лежал гвоздодёр, рабочие перчатки, водка, сигареты и спички, если кому-то захочется покурить. Всё для клиента...»

«Мы пошли к колодцу… По дороге разговаривали. Мне было интересно узнавать у них мечты, желания, планы. Потому что я знал, что они не сбудутся.»

«К каждому у меня был персональный подход... Например, в случае с Климовым я выяснил, что его интересует. А он хотел бросить пить. Обещаю, говорю ему, что ты с сегодняшнего дня перестанешь. И он перестал.»

«Встретил Маслова, а он, как всегда, собирал посуду. Собирал не потому, что нужны были деньги, а нравилось. У меня мания валить людей, а у него мания собирать бутылки. Тоже маньяк…»

«Когда подводил его к колодцу, он это увидел и говорит: «Только в колодец меня не бросай». «Нет, конечно», – я говорю, и в следующую секунду он туда полетел.»
«Пушков Алексей... Когда шли к колодцу, он чего-то бубнил: "На смерть иду, на смерть...". Думал, что очень смешно. Бывали у него такие плоские шутки.»

«Я еще ничего не делал, а он поднял палец: "Смотри, он всё видит". Ну, я понял, что он имеет в виду бога. Ну и пускай, думаю, видит. На Ромашкине я стал считать удары, чтобы знать, сколько их надо до наступления смерти.»

«Его увезли на принудительное лечение в наркологическую клинику. Лечить от зелёного змия. Он сбежал. И попал ко мне в руки. Если бы не сбежал – жил бы. И, может быть, не пил... Хотя он и сейчас не пьёт...»

«Образовалась дыра в черепе, ближе к затылку, пошел хрип. Я отломал палку и ввёл её в эту дыру. Он лежал ничком, лицом к земле. Мозги не вылились, и палка шевелилась в черепе, как в бочонке. Как раз снежок выпал...»

«Я ввёл ему бутылку в голову, и когда у него открылись глаза, закрыл лицо шапкой. Я сам по себе не сентиментален, но он был старше моего отца и вообще… Я растрогался.»

«Случай был после убийства Гришина. Тогда пришлось убегать, не вставив в голову палку, так как меня с двух сторон зажали собачники. Бежал через овраг, вышел на Севастопольский проспект и остановил маршрутку. Поехали, а дальше водитель без предупреждения свернул в сторону бензоколонки, что вплотную с лесом. Заправиться. Девка напротив меня сидела. "Куда везёте? – спрашивает его. – В лес, к маньяку?"»