zagvik

"Маникюрша знакомая рассказывала, Лена. Плакала. У нее жених из АТО вернулся, Васыль. Говорит, поседел весь, кончики волос посеклись, и кутикула совсем загрубела, ужас.
Он у нее вообще патриот, с первых дней на Майдане – флаеры суши-бара там раздавал да как-то втянулся. Чуть сотником не стал, но денег не хватило.
А как АТО началось, решил в волонтеры пойти – несолидно как-то с мамой жить в одной квартире. Коробочку из пластика сделал, стал у Ашана, так его там другие волонтеры костылями побили, говорят – это наше место, уходи отсюда. Ну, в общем, они другое слово сказали, но моя маникюрша стесняется его произносить. Волонтерить в тылу – опасное дело, как оказалось. Он хотел даже как-то официально записаться, но дорого, денег не хватило.
Он и в АТО собирался добровольцем податься, но у него целый букет болячек – непереносимость лактозы, аллергия на пыльцу гвинейской пальмы и подозрение на плоскостопие. Ну и как ему такому на Донбассе воевать?
Но он не отчаивался, боролся как мог: состоял в 150-ти патриотичных сообществах в фейсбуке и вконтактике, Авакова и Геращенко постоянно лайкал. Изучил фотошоп, чтоб про Путина картинки делать. Ну, вы сами знаете, что рассказывать?..
Вообще патриот – ничего без «Слава Украине!» не делает, даже носки меняет с этим криком, если сразу оба меняет – два раза кричит. В постели тоже. Лена сначала пугалась, а потом ничего, привыкла.
А тут повестка. Он пытался военкому про свои диагнозы рассказать, но тот даже слушать не стал. А такой суммы, чтоб военком ему посочувствовал, у Васыля не было.
Пошел, значит, в АТО. Потому, что в Россию тоже дорого.
Продал машину, на вырученные деньги купил моток желтого скотча. Тогда как раз гривна в очередной раз укрепилась, на большее денег не хватило. А намордник она ему сама связала, маникюрша моя, в смысле. Из буклированной пряжи, 80% ангора, 20% нейлон.
Флаг погладил, прочел наизусть «Никогда мы не будем братьями» - и вперед.
Привезли их, значит, на базу, украинский генерал им там что-то долго рассказывал, но Васыль мало понял, он в школе французский учил.
Потом обучение: сдача нормативов по прыжкам вверх, 100 часов отработки кричалок, мастер-класс от представителей Новой почты по упаковке телевизоров и микроволновок, тренинги по умению определить русского десантника по обрывку этикетки от консервной банки, семинар по новейшему российскому вооружению «От Чебурашки до Звезды Смерти» и обзорная экскурсия на новое кладбище.
А еще военрук на политинформации в рамках борьбы с идеологическим противником показал им 10-тисекундный ролик с киселевской пропагандой. Что тут началось… Одни прямо там в обморок падали, другие начинали в конвульсиях биться, пена изо рта, кричат не своим голосом, лают, плачут, грызут ноги… Ужас…
И только дед Тарас сидит как ни в чем не бывало. Его из схрона только при Ющненко достали, он кацапской мовы не розумиет, слепой практически и глухой на оба уха. Сидит, улыбается, весло чистит. От байдарки.
Уже тогда Васыль понял, что дед непрост, ох, не прост…
На следующий день повезли их в окопы. С одной стороны – лес, с другой – тоже лес, а посредине – сепары лагерь разбили.
Смотрит Васыль в бинокль: Оренбургский футбольный клуб «Газовик», абитуриенты Бурятского педагогического колледжа и литературные персонажи готовятся к очередному вторжению на Украину – ну вот в точности все, как Васильева рассказывала! Встали, топором побрились, выпили водки, сами себя обстреляли, помолились на портрет Путина, выпили водки, зажали в зубах свои паспорта, выпили водки и пошли, и пошли…
Идут, главное, и мрут как мухи, горы трупов кругом, чеченцы на коленях стоят, плачут как дети, Моторолу в очередной раз насовсем убили, стотыщ русских в плен сдалось вместе с оружием. Но у Васыля как раз мобильник разрядился, не успел снять.
У нас-то, конечно, потерь нет, многие просто лежат и не дышат, чтоб деморализовать и запутать врага.
И вдруг видят: из леса на них Самый Главный Сепар движется – борода по пояс, лапти, папаха, профиль Сталина на груди, идет, на ходу лезгинку танцует. В одной руке – бутылка водки, в другой – ядерная боеголовка. Бойцы опешили немного: они тут как раз в плен собирались – горячего покушать, время обеденное, а у них одна карамелька рошен на весь взвод – сосут по очереди. Но ничего не поделаешь, если никак нельзя отмазаться, то приходится воевать - «така одвична прырода украинського лыцарства».
Ребята уже прощаться стали, а тут встает старый вояка Тарас и говорит "Дай-ка сюда весло, сынку!" Все думают - ну сбрендил старый, из весла, что ли, собрался его завалить?
А Тарас взял весло, туда смотрит и говорит тихо "Слава Украине!"
А потом вышел в поле и как гаркнет: «Йой, шо то сі діє?!! Бодай тебе шляк трафив, курва францювата! Най би ті качка копнула, курча твоя мать! Ней тебе свиня задзьобає, бахур намаханий! Жиби тобі жаба цицьки дала, пуцька волохата!»
Сказал, и вдруг Самый Главный Сепар начал из стороны в сторону вилять, гудеть, крутить его на месте стало, несколько сепаров задавил, те врассыпную. Своих подавил немеряно. Потом в окоп свалился, гудит как ненормальный – на клаксон упал. Подергался немного и затих…
Да что там говорить, даже у наших пулеметы из рук попадали, так их волной накрыло от Тарасового боевого НЛП...
А Тарасу хоть бы что, только чуть подмышки вспотели. Потом наклонился, подобрал дохлую ворону, привязал к ноге и ушел в лес, слегка прихрамывая. Больше они Тараса не видели…
Сидели, молчали, курили, в плен ушли только вечером, к ужину.
Такие дела. А вы говорите – укры воевать не умеют…"
Бэлла Розенфельд , 24.02.2015

" Старший писарь Ванек давно с интересом наблюдал, как
прилежно пишет вольноопределяющийся и при этом хохочет во все
горло. Он встал и наклонился к вольноопределяющемуся, который
тут же принялся ему объяснять:
-- Страшно весело писать историю батальона впрок. Главное,
чтобы все развивалось систематически. Во всем должна быть
система.
-- Систематическая система,-- заметил старший писарь
Ванек, скептически улыбаясь.
-- Да,-- небрежно обронил вольноопределяющийся,--
систематизированная систематическая система при написании
истории батальона. Мы не можем с самого начала одержать большую
победу. Все должно развиваться постепенно, согласно
определенному плану. Наш батальон не может сразу выиграть
мировую войну. Nihil nisi bene / Ничего, кроме хорошего (лат.)
/. Для обстоятельного историографа, как я, главное -- составить
план наших побед. Например, вот здесь я описываю, как наш
батальон (это произойдет примерно месяца через два) чуть не
переходит русскую границу, занятую сильными отрядами
неприятеля,-- скажем, полками донских казаков. В это время
несколько арабских дивизий обходят наши позиции. На первый
взгляд кажется, что наш батальон погиб, что нас в лапшу
изрубят, и тут капитан Сагнер дает приказ по батальону: "Бог не
хочет нашей погибели, бежим!" Наш батальон удирает, но
вражеская дивизия, которая нас обошла, видит, что мы,
собственно говоря, мчимся на нее. Она бешено улепетывает от нас
и без единого выстрела попадает в руки резервных частей нашей
армии. Вот, собственно говоря, с этого и начинается история
нашего батальона. Незначительное происшествие, говоря
пророчески, пан Ванек, влечет за собой далеко идущие
последствия. Наш батальон идет от победы к победе. Интересно,
как наши люди нападут на спящего неприятеля, но для описания
этого необходимо овладеть слогом "Иллюстрированного военного
корреспондента", выхолившего во время русско-японской войны в
издательстве Вилимека.
Наш батальон нападает на спящий неприятельский лагерь.
Каждым из наших солдат выбирает себе одного вражеского солдата
и со всей силой втыкает ему штык в грудь. Прекрасно отточенный
штык входит как в масло, только иногда затрещит ребро. Спящие
враги дергаются всем телом, на миг выкатывают удивленные, но
уже ничего не видящие глаза, хрипят и вытягиваются. На губах
спящих врагов выступает кровавая пена. Этим дело заканчивается,
и победа на стороне нашего батальона. А вот еще лучше. Будет
это приблизительно месяца через три. Наш батальон возьмет в
плен русского царя, но об этом, пан Ванек, мы расскажем
несколько позже, а пока что мы должны подготовить про запас
небольшие эпизоды, свидетельствующие о нашем беспримерном
героизме. Для этого мне придется придумать совершенно новые
военные термины. Один я уже придумал. Это способность наших
солдат, нашпигованных осколками гранат, к самопожертвованию.
Взрывом вражеского фугаса одному из наших взводных, скажем,
двенадцатой или тринадцатой роты, оторвет голову.
-- A propos,-- сказал вольноопределяющийся, хлопнув себя
по лбу,-- чуть-чуть не забыл, господин старший писарь, или,
выражаясь по-штатски, пан Ванек, вы должны снабдить меня
списком всех унтер-офицеров. Назовите мне какого-нибудь писаря
из двенадцатой роты. Гоуска? Хорошо, так, значит, взрывом этого
фугаса оторвет голову Гоуске. Голова отлетит, но тело сделает
еще несколько шагов, прицелится и выстрелом собьет вражеский
аэроплан. Само собой разумеется, эти победы будут торжественно
отпразднованы в семейном кругу в Шенбрунне. У Австрии очень
много батальонов, но только один из них, а именно наш, так
отличится, что исключительно в его честь будет устроено
небольшое семейное торжество царствующего дома. Дело
представляется так, как вы это видите в моих заметках: семья
эрцгерцогини Марии-Валери ради этого перенесет свою резиденцию
из Вальзее в Шенбрунн. Торжество носит строго интимный характер
и происходит в зале рядом со спальней монарха, освещенной
белыми восковыми свечами, ибо, как известно, при дворе не любят
электрических лампочек из-за возможности короткого замыкания,
чего боится старенький монарх. В шесть часов вечера начинается
торжество в честь и славу нашего батальона. В это время в зал,
который, собственно говоря, относится к покоям в бозе почившей
императрицы, вводят внуков его величества. Теперь вопрос, кто
еще, кроме императорского семейства, будет присутствовать на
торжестве. Там должен и будет присутствовать генерал-адъютант
монарха, граф Паар. Ввиду того что при таких семейных и
интимных приемах иногда кому-нибудь становится дурно,-- я вовсе
не хочу сказать, что граф Паар начнет блевать,-- желательно
присутствие лейб-медика, советника двора его величества
Керцеля. Порядка ради, дабы камер-лакеи не позволяли себе
вольностей по отношению к присутствующим на приеме фрейлинам,
прибывают обер-гофмейстер барон Ледерер, камергер граф
Белегарде и статс-дама графиня Бомбелль, которая среди фрейлин
играет ту же роль, что "мадам" в борделе "У Шугов". После того
как это великосветское общество собралось, докладывают
императору. Он появляется в сопровождении внуков, занимает свое
место за столом и поднимает тост в честь нашего маршевого
батальона. После него слово берет эрцгерцогиня Мария Валери,
которая особенно хвалебно отзывается о вас, господин старший
писарь. Правда, как видно из моих заметок, наш батальон терпит
тяжелые и чувствительные потери, ибо батальон без павших -- не
батальон. Необходимо будет подготовить еще статью о наших
павших. История батальона не должна складываться только из
сухих фактов о победах, которых я наперед наметил около сорока
двух. Вы, например, пан Ванек, падете у небольшой речки, а вот
Балоун, который так дико глазеет на нас, погибнет своеобразной
смертью, не от пули, не от шрапнели и не от гранаты. Он будет
удавлен арканом, закинутым с неприятельского самолета как раз в
тот момент. когда будет пожирать обед своего обер-лейтенанта
Лукаша.
Балоун отошел, горестно взмахнув руками, и удрученно
прошептал:
-- Я не виноват, уж таким я уродился! Еще когда я служил
на действительной, так я раза по три приходил за обедом, пока
меня под арест не посадят. Как-то я три раза подряд получил на
обед грудинку, а потом сидел за это целый месяц... Да будет
воля твоя, господи!
-- Не робейте, Балоун,-- утешил его
вольноопределяющийся.-- В истории батальона не будет указано,
что вы погибли по дороге от офицерской кухни к окопам, когда
уплетали офицерский обед. Вы будете поименованы вместе со всеми
солдатами нашего батальона, павшими во славу нашей империи,
вместе с такими, как, скажем, старший писарь Ванек.
-- А мне какую смерть вы готовите, Марек?
-- Только не торопитесь, господин фельдфебель, это не так
просто делается.
Вольноопределяющийся задумался.
-- Вы из Кралуп, не правда ли? Ну, так пишите домой в
Кралупы, что пропадете без вести, но только напишите как-нибудь
поосторожней. А может быть, вы предпочитаете быть
тяжелораненым, остаться за проволочными заграждениями? Лежите
себе этак с перебитой ногой целый день. Ночью неприятель
прожектором освещает наши позиции и обнаруживает вас. Полагая,
что вы исполняете разведочную службу, он начинает садить по вас
гранатами и шрапнелью. Вы оказали армии огромную услугу,
неприятельское войско на одного вас истратило столько
боеприпасов, сколько тратит на целый батальон. После всех
взрывов части вашего тела свободно парят в атмосфере, рассекая
в своем вращении воздух. Они поют великую песнь победы. Короче
говоря, каждый получит по заслугам, каждый из нашего батальона
отличится, так что славные страницы нашей истории будут
переполнены победами. Хотя мне очень не хотелось бы переполнять
их, но ничего не могу поделать, все должно быть исполнено
тщательно, чтобы после нас осталась хоть какая-нибудь память.
Все это должно быть закончено до того, как от нашего батальона,
скажем, в сентябре, ровнехонько ничего не останется, кроме
славных страниц истории, которые найдут путь к сердцу всех
австрийских подданных и расскажут им, что все те, кто уже не
увидит родного дома, сражались одинаково мужественно и храбро.
Конец этого некролога, пан Ванек, я уже составил. Вечная память
павшим! Их любовь к монархии-- любовь самая святая, ибо привела
к смерти. Да произносятся их имена, с уважением, например, имя
Ванека. А те, кого особенно тяжело поразила смерть кормильцев,
пусть с гордостью утрут свои слезы, ибо павшие были героями
нашего батальона!
Телефонист Ходоунский и повар Юрайда с нескрываемым
интересом слушали сообщение вольноопределяющегося о
подготовляемой им истории батальона.
-- Подойдите поближе, господа,-- попросил
вольноопределяющийся. перелистывая свою рукопись.-- Страница
пятнадцать! "Телефонист Ходоунский пал третьего сентября
одновременно с батальонным поваром Юрайдой". Теперь слушайте
мои примечания: "Беспримерный героизм. Первый, находясь
бессменно три дня у телефона, с опасностью для жизни защищает в
своем блиндаже телефонный провод. Второй, видя угрожающую со
стороны неприятеля опасность обхода с фланга, с котлом кипящего
супа бросается на врага, ошпаривает вражеских солдат и сеет
панику в рядах противника. Прекрасная смерть обоих. Первый
взрывается на фугасе, второй умирает от удушливых газов,
которые ему сунули под самый нос, когда ему нечем было уже
обороняться. Оба погибают с возгласами: "Es lebeunser
Batallionskommandant!" / Да здравствует наш батальонный
командир! (нем.)/ Верховному командованию не остается ничего
другого, как только ежедневно выражать нам благодарность в
форме приказов, чтобы и другие части нашей армии были
осведомлены о доблестях нашего батальона и брали с него пример.
Могу вам прочесть выдержку из приказа по армии, который зачитан
по всем армейским частям. Он очень похож на приказ эрцгерцога