user11042308

Мои первые воспоминания об отце это какие-то крайне смутные обрывки длительного свидания на зоне, куда я приехал вместе с матерью, я предполагаю, что мне тогда было года четыре. В моей памяти это было что-то вроде коммуналки с общим коридором и кухней, у нас была отдельная комната. Никаких конкретных эпизодов и ощущений я не помню, просто картинки. Также, про эту поездку есть рассказ-анекдот, который я слышал от матери уже впоследствии: на длительном свидании мать с отцом варили позы (буузы) и мы сели ужинать. Я, видимо, увидел в отце соперника (привет Фройду) и стал неистово поглощать позы и чтобы не уступить, съел их какое-то нереальное для маленькой личинки количество, а мать с отцом над этим потешались.

Вообще, наверное, рассказ об отце стоит начать с того, что я знаю об отце и его детстве. Я на самом деле даже не уверен, насколько мои знания достоверны, но будем опираться на то, что у меня хранится в памяти. Ну и чтобы было проще, давайте я буду называть своего отца в начале этой истории по имени, Андреем.

Андрей родился 3 ноября 1963 года. Семья Андрея состояла из его отца, мамы и его сводного старшего брата (уже будучи взрослым он повесился, когда это произошло я был совсем мелким и помню только его могилу). Насколько я понимаю, в какой-то момент семья распалась и Андрей остался жить со своим отцом в той самой квартире, где впоследствии прошло и моё детство. Отец Андрея работал на авиазаводе на какой-то неплохой должности, любил прибухнуть и в воспитании сына звёзд с неба не хватал, воспитывал как умел. А тот факт, что Андрей большую часть времени проводил на улице с пацанами и его картина мира и поведение формировались под влиянием уличной и блатной романтики только подливало масло в огонь.

Доходило до того, что в летнее время отец, уходя рано утром на работу, закрывал Андрея в маленькой кладовке. Работа на заводе заканчивалась в 17 часов и больше десяти часов Андрей сидел в кладовке. А так как отец любил прибухнуть, то время заточения могло сильно увеличиваться. Пережив несколько не самых приятных эпизодов заточения, Андрей нашёл решение и дал ключ от квартиры своему другу, который днём его вызволял, а перед окончанием рабочего дня закрывал обратно, чтобы отец не догадался.

В целом, уже этого одного факта из детства Андрея достаточно, чтобы понять, что детство его было достаточно своеобразным. Финал немного предсказуем: лет в 15-16 Андрея осудили за хулиганство или что-то в таком духе, и закрыли на малолетку. Срок был в районе трёх лет. Отсидеть же по факту ему пришлось около восьми лет: его детство и окружающая среда закалили его и сформировали в нём определённые убеждения, вследствие чего он был очень волевым заключенным, отрицающим режим и мусоров, поэтому, во время отсидки он пару раз "раскручивался", то есть, ему добавляли срок из-за разных эпизодов, происходивших на лагере. С малолетки от поднялся на взрослую зону, но опять же, вследствие его характеристик и поведения, досиживал он свой срок уже на особом (полосатом) режиме среди соответствующего контингента. У отца Андрея было много братьев и сестёр, у которых тоже были дети, то есть, было много родственников, были живы и отец и мать, но никто его не поддерживал, письма ему писала только его бабушка. Ещё помню, что по последнему добавленному сроку Андрей писал различные апелляции и за пару дней до окончания срока ему пришёл ответ, что последние добавленные годы к сроку незаконны. Учитывая, что срок был уже отсижен, радости это ему, конечно, не доставило.

И вот, освободившись, Андрей уже взрослым вернулся на родной машзавод. Так как отсидел он свой срок достойно, местная братва встретила его достаточно тепло, хотя сам Андрей особо и не стремился блатовать. Пока он сидел, он осваивал профессию карточного игрока и достиг в этом определённых высот, поэтому, освободившись, он зарабатывал тем, что играл с мужиками в карты. Мне рассказывали, что в день зарплаты на заводе, отец через подземные коридоры, в которые можно было попасть из нужного колодца, попадал на территорию завода и играл там какое-то время, после чего его из колодца встречали уже с мешком денег. В то же время он познакомился с моей матерью, они сыграли свадьбу, а 10 октября 1990 года на свет появился я. Жили они в квартире его отца, которого он из неё выселил. Ну и, как и писал ранее, в феврале 1992 года мой отец снова оказался в местах не столь отдалённых и освободился уже в феврале 1996 года.

Мне тогда было пять лет и этот период я уже более менее помню. Помню, как в день освобождения отца дома была суета, были друзья отца, на кухне готовили отбивные. Точно помню, что в тот день я слушал на бобинном магнитофоне свою любимую бобину Electric Light Orchestra, альбом Secret Messages (тогда я не знал названий и нашел этот артефакт детства значительно позже) и друг отца Булка подошёл и сказал, что я слушаю крутую музыку, аххаха.

Отец периодически брал меня с собой по своим делам и мы куда-то там ходили, а иногда и ездили с кем-то на авто. Ходил он быстро, поэтому, я с детства прокачал в себе навык быстрой ходьбы, чтобы успевать за ним. Как следствие, и по сей день медленная ходьба мне даётся тяжело, я почти всегда хожу быстро. У отца была привычка таскать в карманах конфеты, семечки, кедровые орехи. А ещё, он любил покупать лотерейные билеты и покупал их в огромных количествах. Зарабатывал на жизнь он всё так же игрой в карты и, возможно, какими-то другими мутками, как он выражался, "пойти на делюгу". Меня он любил и в меру возможностей старался баловать всякими сладостями и ништяками. В целом, вместе времени мы проводили не так много и по сравнению с матерью я к нему так или иначе испытывал некое недоверие. Он научил меня играть в дурака, в свару, учил тасовать карты и поначалу мы нередко играли с ним и с кем-то из его друзей и знакомых, кто к нам заходил. Помню, что как-то к нам зашёл в гости смотрящий за машзаводом Лысый и я в дурака выиграл у него несколько киндеров, он очень был впечатлён.

В 1997 году я пошёл в первый класс. Меня отдали в двадцать вторую школу, которая была в пяти минутах от дома. Рядом ещё была школа 46 и согласно прописке я должен был идти в неё, но мать из убеждений, что школа 22 лучше, решила отдать меня в неё и при подаче заявления указала адрес своей подруги, сказав, что фактически проживаем мы там. Об этих хитрых махинациях она также сообщила и мне, чтобы я в случае чего не проболтался. Помню, что первое время я очень боялся, что учительница увидит, что после уроков я ухожу домой в другую сторону и разоблачит нас, меня это очень тревожило и жил я с этой тревогой не один год, а когда спустя время я в контексте какого-то разговора решил поделиться этой тревогой с мамой, она посмеялась и сказала, что вряд ли кому-то до этого есть дело.

В школу мне очень хотелось, я к тому времени уже достаточно хорошо для своего возраста читал и считал, о чем родители не забывали хвастаться своему окружению. А вот писал я крайне хреново, но про это никто не хвастался) Первое сентября помню очень смутно. Помню, что было солнечно и было много детей с цветами, помню, как вступил в какую-то словесную перепалку с незнакомым мне пацаном, который оказался моим одноклассником и с которым мы впоследствии дружили где-то класса до девятого. Вроде бы у мамы тогда как раз была сломана нога и она была на костылях, но её я в первом сентября не помню совершенно.

В школе мне в целом нравилось. Она казалась достаточно угрюмым местом, но там было интересно. Моя классная руководительница Земфира Михеевна была прекраснейшим педагогом и мне очень нравилось учиться. А ещё, мне нравилось бегать и орать на перемене среди сотни таких же бегающих и орущих личинок, нравилось есть в школьной столовой, нравилось пить из фонтанчика. Письмо мне давалось тяжело, я до сих пор помню ощущения дикого напряжения в руке от того, как я сильно сжимал ручку и с большим нажимом писал в прописях палочки и крючочки. Палочки и крючочки получались откровенно хреновыми и если в школе мне это сходило с рук, то дома маму такое положение дел не оставляло равнодушной, поэтому она кричала, угрожала что заставит меня всё переписывать, а временами, когда я выкидывал ручку и орал "не буду я эти нагибные палки писать" давала мне живительных звиздюлин и угрожала бить "фэйсом об тэйбл", эта фраза в тот период стала нашим локальным мемом.

На первом родительском собрании моя классная руководительница сказала маме, что письмо мне даётся мягко говоря не очень и намекнула, что если ситуация не исправится, нужно будет переводиться в коррекционную школу. Маму это мотивировало и "фэйсом об тэйбл" зазвучало в нашем доме чаще, а письмо моё под этим натиском таки выросло до более менее приемлемого уровня, чтобы, во всяком случае, ни про какие коррекционные школы больше никто не заикался.

Собственно, этот момент с письмом в самом начале - пожалуй единственный момент за всё время обучения, который действительно вызывал какие-то сложности. Проблемы с почерком были и в будущем и учителя могли на него жаловаться, но это никогда больше не достигало критической отметки. А вот сама учёба давалась мне удивительно легко. Я хорошо и быстро считал в уме и математика мне давалась крайне легко, если я и делал ошибки, то от спешки и невнимательности. Чтение тоже было интересно и тоже не вызывало никаких сложностей. Первый класс я закончил без четвёрок, мне в конце года надавали каких-то грамот и похвальных листов, мама радовалась и хвасталась подругам, какой я у неё умница и молодец и мне это в целом было приятно, но уже тогда эту приятность стали затенять некие сомнения: по моим ощущениям для этого результата я не сделал ровным счётом ничего, не приложил никаких усилий, оно всё получилось само собой, а значит и хвалят меня ни за что, за какую-то фигню и вроде как и приятно, а вроде как и стыдно немного, неловко, тут же нет моей заслуги. Вот это вот ощущение того, что я получаю незаслуженную похвалу и что я не то чтобы её достоин сопровождало меня на протяжении всей моей жизни, где-то обостряясь, где-то притупляясь, но неизменно оставаясь со мной.

В целом, первый класс по ощущениям прошёл достаточно спокойно. Мы с одноклассниками притирались друг к другу, естественным образом разбивались на небольшие кучки и компашки, которые в будущем ещё ни один раз будут менять свои формы. Так как я пошёл в школу не по прописке и в целом вырос во дворе, где было не так много моих ровесников, среди одноклассников и параллели у меня не было ни друзей ни знакомых. Я понемногу социализировался и усваивал правила социальных взаимодействий и иерархий и в целом, это опять же не очень сложно мне давалось, во мне было достаточно энергии и харизмы, чтобы выстраивать нормальные взаимоотношения, хотя моя природная мягкость и некоторая неуверенность в себе, безусловно немного процессу мешали. Уже тогда я понимал, что есть некая каста "крутых", которую стоит остерегаться. При этом, самому мне быть крутым не хотелось и я даже в фантазиях не примерял на себя эту роль.

Из запомнившихся эпизодов: не помню обстоятельств, но вышло так, что мы были в классе втроём: я, мой друг Д. (тот самый, с которым жизнь нас столкнула 1 сентября) и моя одноклассница С.. С. по национальности была буряткой и это само собой не вызывало никаких вопросов: я рос и жил в бурятии и буряты как и русские были обычной составляющей моего мира, ни о каком национализме или чем-то таком речи не могло идти в принципе. Помню, как ещё до школы мы толпой детей бегали по улице и орали "бурят - штаны горят, рубаха сохнет, бурят скоро сдохнет", причем это же орали и сами буряты, просто детский фольклор, в который в моменте никакой злобы и каких-то негативных смыслов не вкладывалось. И вот, мы с Д. на фоне нашей дружбы и, вероятно, на фоне того, что мы мальчики, а С. девочка, стали что-то там до С. докапываться и обзываться. Она естественно давала словесный отпор и до какого-то момента это выглядело игрой а-ля "сам дурак", но, как обычно и бывает, видимо мы с Д. в какой-то момент перегнули палку и С. заплакала. В класс вернулась учительница, нас в моменте немного наругали и отпустили домой и, казалось бы, эпизод был исчерпан, но спустя какое-то время меня ждал разговор с матерью. Причём, домашнего телефона у нас не было и где и как добрались до моей матери я не совсем помню, но факт, что это потребовало усилий. А разговор был следующий: оказывается, среди прочего, мы обзывали С. буряткой. Она об этом рассказала маме, мама пожаловалась учителю, а уже учитель провела беседу с нашими родителями по этому вопросу. Именно тогда я познал, что оказывается, такое обзывательство неприемлемо, недопустимо и вообще. Впоследствии, я ещё очень долго пытался осмыслить своим детским мозгом, почему "дурой" и "овцой" обзываться вроде как и некрасиво, но можно, а "буряткой" - нельзя.

Ещё, в первом классе мы с одноклассниками после уроков пошли гулять. Был зимний день и мы в какой-то момент оказались на ледяной горке недалеко от моего дома и стали кататься. Я очень хорошо помню, как я стоя на ногах катился по достаточно крутому склону, помню момент падения и как я уже упавший качусь дальше и радуюсь тому, что упал совсем не больно. Помню как встаю и чувствую, что на лице что-то тёплое и вижу меняющиеся лица своих одноклассников. Ну а затем, я потрогал своё лицо и увидел на перчатке кровь, услышал слово кровь из уст одноклассников и начал дико и страшно орать (примерно так же, как когда шарик с акацией познакомился, ахахах). Я, очевидно, в тот момент сделал единственно верный вывод: я получил смертельное ранение и вот вот умру. Орущий и плачущий в сопровождении одноклассников я дошел до подъезда и начал подниматься. Орать я при этом не переставал, поэтому, мой ор, подружившись с акустикой подъезда, поднялся домой раньше меня и мама встретила меня в подъезде с лицом залитым кровью, отчего вероятнее всего знатно прифигела. Отец быстро нашего кого-то из знакомых на машине, меня отвезли в травмпункт и наложили на лоб несколько швов под местным наркозом. Было совсем не больно и пока зашивали, я фантазировал, как выглядит дырка в моём лбу и видно ли через неё мозги.

Всем привет! 25 июля 2025 года случилось так, что со мной произошло то, что принято называть просветлением. Само собой, этому предшествовало множество событий и в данной серии я попробую рассказать о наиболее значимых и интересных. Всё, что будет описано здесь - краткая история моей жизни, которую я буду рассказывать по памяти так, как умею. Я не буду стремиться к беспристрастности и объективности, а буду рассказывать её так, как помню, как чувствовал и как переживал, чтобы история была честнее, а моему воображаемому читателю было интереснее. Давайте знакомиться!)

На свет я появился 10 октября 1990 года в городе Улан-Удэ в 14:10 по местному времени, назвали меня Ваней. Родился я недоношенным на один месяц и после рождения эту личинку человека отлучили от матери и поместили в инкубатор, где она какое-то время дозревала. Помню, когда я был ребёнком, мама находясь в состоянии "выпила до неприличия прилично" рассказывала мне, что в роддоме ей предлагали от меня отказаться, аргументировав это тем, что могут быть проблемы с умственным развитием, отклонения и прочее. Данное предложение родило в ней сомнения, однако отец их решительно развеял и после того как я дозрел до способности функционировать в мире, меня забрали. Впоследствии, моя мама отрицала эту историю, но в памяти моей рассказ о ней сохранился.

Маме было 23 года и она к тому времени уже успела отучиться на швею в Питере и вернуться в Улан-Удэ. Отцу моему было почти 27 и он к тому времени уже успел отсидеть восемь лет. У каждого из моих родителей, разумеется, свой интересный бэкграунд в плане тяжёлого детства, игрушек прибитых к полу и вот этого вот всего и я в будущем обязательно вернусь к этой теме, но пока давайте продолжим знакомство с Ваней.

Вырос Ваня в посёлке Загорск, который в народе обычно называют Машзавод (мне всё детство слышалось "марзавод"). Посёлок в городе известен тем, что там находится авиационный завод, собственно отсюда и народное название (раньше он назывался машиностроительный завод). А ещё, он был известен в городе своей бурной криминальной жизнью. "Машзавод страна чудес - зашёл за угол и исчез" - не то чтобы мне виделся машзавод в таком свете, но такого рода фольклор имел место быть и было это неспроста. Помню, как уже в 2008 году я с одногруппницами остановил такси, чтобы доехать до дома и услышав адрес таксист сказал "я на машзавод не езжу" и скоропостижно нас покинул. Впрочем, я немного отвлёкся.

Мы жили с родителями в двухкомнатной квартире по адресу Родины 3, которая досталась отцу от его отца, хотя и тут есть нюансы, о которых в будущем обязательно будет рассказано. Отца моего повторно посадили в феврале 1992 года: он был профессиональным игроком в карты и в один из вечеров, когда они играли, произошла драка, в которой были нанесены тяжёлые увечья (откуда-то помню про лицо изрезанное в фарш розочкой, но эту подробность моя мама впоследствии тоже отрицала). До освобождения отца в феврале 1996 мы жили с мамой вдвоём. В целом, этот период в моей голове практически никак не отпечатался и состоит из каких-то смутных обрывочных воспоминаний и историй, которые я слышал уже будучи ребёнком постарше.

Воспоминания в целом ничего особенного в себе не содержат: помню, как мы ездили в лагерь на длительное свидание к отцу и звук, который издаваемый при открытии большой метлаллической решётчатой двери; помню, как пытался детским совком закопать колесо автомобиля, на котором нас привёз кто-то из друзей отца, как фантазировал, что я вот сейчас его закопаю и машина не сможет ехать и все удивятся и как реальность мне намекала, что ничего ты щщщенок не закопаешь и как смеялся этот мужик, когда понаблюдав за мной выкупил, чем я занимаюсь; помню, как друг отца, ездивший на зелёном москвиче, долго пытался закинуть жвачку нам в окно (мы жили на четвёртом этаже, но так как дом стоит на спуске, наши окна были на уровне третьего этажа); помню, как в детском саду, куда я ходил совсем немного, меня обвинили в том, что я поставил подножку мальчику и он упал и меня наказали и поставили в угол, а я плакал от обиды, потому-что я этого не делал; помню, как меня наказали в садике и я пытался из него сбежать и как надев на себя шубу, долго не мог справиться с верхней пуговицей; помню, как у меня был шарик с картинкой и как он лопнул, познакомившись с кустом акации я как я долго и громко рыдал о такой утрате; помню, как у нас дома жила крольчиха и как я впечатлялся от того, что она ест и какает одновременно; ещё помню, как мы нашли на улице немного надкусанное яблоко и мама подобрала его, а дома помыла и скормила крольчихе.

Из рассказов о том периоде я помню всякие хехе истории: что я ворчал и возмущался о том, кто у нас дома натоптал дед мороз, когда он принёс мне подарок; что я от стеснения залез под раковину и долго там сидел что-то себе воображал, когда к нам пришли друзья отца и о чём-то разговаривали с матерью; что я пришёл на день рождения к дочери маминой подруги и спросил "а котлеты будут?".

В целом, кажется, что это был достаточно светлый и беззаботный период в моей жизни. Уже тогда, лёжа в кровати по утрам или по ночам, я что-то там себе рефлексировал и задумывался о смерти и своём предназначении, но мысли эти вряд ли сильно меня увлекали.