twix91

Секс – он как алкоголь. Только с возрастом начинаешь в нём разбираться. В молодости-то тебе похуй чем набухаться: Слынчев Брягом, Монастырской избой, или спижженым у папы Хеннеси, который ему по большому блату кто-то из-за границы привёз. Вообще никакой разницы. Нахуярился, гитару в руки, и погнали: «Границы ключ переломлен пополам...»
Что пить и с кем спать – в этом начинаешь разбираться уже ближе к тридцатнику. А если тебе за сорок уже – тут ты вообще гуру алкоголя и Хью Хефнер заодно. Ты знаешь, чем отличается односолодовый вискарь от купажированного, и какие у бабы сиськи: силиконовые или гелевые. У тебя появляются собственные предпочтения: с друзьями ты пьёшь Джек Дэниэлс с минералочкой Перье, дома коньячок с лимончиком, а для какой-нибудь бабы у тебя всегда припрятаны в баре пара бутылочек Просекко. А баба должна быть непременно блондинкой, среднего роста, с грудью 75 В, и чтобы маникюр – только французский, размер ноги – тридцать пятый, и чтоб Шекспира цитировала в оригинале. В постели должна быть неутомима, по утрам – непременно будить тебя минетом, да не абы каким, а виртуозным. Ибо ты этого достоин. Ну, пусть, например, в процессе ещё поёт песню Шуфутинского про третье сентября.
А двадцать лет назад ты две бутылки Анапы выжрал, и сидишь, плотоядно смотришь на толстую прыщавую Нинку в зелёных лосинах, которая щас полюбому тебе даст, потому что она уже в говно. Щас только момент поймать надо, пока она не отрубилась, подойти и сказать: «Слушай, давай отойдём – кой-чо на ушко скажу важное»
И нормально тебе! И хуй стоит как Дед Мороз! На всё и всегда! И на Нинку и на Нинкину подружку Светку, которая ещё толще и прыщавее! И какое там третье сентября?? Какой там французский маникюр? Какой блять Шекспир в оригинале??? Ебём, пока тёплая!
Потом ты женишься. Первый год ещё ничо так. И секс регулярный, и баба твоя всё ещё возбуждает. А потом начинается: «Слыш, Вася, сегодня вечером у нас будет секс. Щас я котлеты дожарю, а ты иди в ванную, чучело, помойся, побрейся, ногти подстриги, и не забудь пузо втянуть, когда в трусах оттуда выйдешь. И давай только побыстрее: мне завтра в шесть утра вставать, а тебе ребёнка в сад отвозить»
Через три года ты разводишься, и какое-то время радостно жаришь всё, что даёт. А дают тебе реально все. Потому что ты ещё в принципе молодой, местами даже красивый, и у тебя от радости и запаха свободы 24 часа в сутки ничего не падает. Даже на работе. Так и ходишь по офису, с одной рукой в кармане.
Год-другой в таком режиме – и начинается страшное: ты начинаешь привередничать. И не только ты. Твой надёжный товарищ, живущий у тебя в штанах – тоже. И если ты ещё можешь самому себе сказать: Слушай, ну ничо баба-то такая. Симпатичная, ухоженная, пахнет вкусно – ну давай, а? То ОН тебе говорит: А мне она не нравится, и вставать я на неё не буду. Ищи другую. Вот так и ловится кризис среднего возраста. Когда баб кругом – тыщи, а тебе никого не хочется. А чего тебе хочется – вообще непонятно. То ли трахаться, то ли жениться, то ли влюбиться, то ли в монастырь уйти.
У женщин – ровно то же самое. После тридцати к мужикам появляется километровый список требований. И отдельный список требований – непосредственно к сексу. Идите вы в жопу со своей Камасутрой, которую некоторые пытаются впихнуть в свои рекордные десять минут! Я тебе не Алина Кабаева, во все стороны не гнусь, и если мою ногу мне же за шею закинуть – у меня в спине нерв защемит, и я неделю потом не разогнусь, а тебя, скотина, прокляну и отпою заживо! Мне нужно КАЧЕСТВО, дружок. Качество, а не количество поз, которых ты знаешь триста штук, и очень этим гордишься. И размер твой вот вообще ничего не значит, если ты им две минуты кастрюлю чистишь, а потом об штору вытираешь и засыпаешь со счастливым лицом. И вообще – если ты сам себе брови облизать не можешь – нам вообще не о чем с тобой разговаривать, малыш. Особенно, про Шуфутинского и третье сентября. Не заслужил.
Спросите Самсонову, у которой вон секс-шоп свой – кто её среднестатистический покупатель? Кто покупает резиновые пиписи обеих полов? А вот такие дохуя разборчивые, которым хорошо за тридцать. Которые абы с кем не будут, которым Шекспира надо, язык до бровей и прочие изыски.
А недавно, вон, Нинку за гаражами пёрли, не снимая с неё лосины, икая в процессе Слынчев Брягом.
Не о том Грибоедов книжку про горе от ума написал. Не о том.

Жил во дворе добрый мужик дядь Валера, постоянно ходил пьяненький, но не так как все алкаши, не агрился и соображал где он находится. Можно было подбежать к нему и попросить рыбки, иногда он покупал конфет пакет, работал слесарем и сантехником, деньги имелись. Всё время пил один, к нему редко кто пытался вклиниться, а тех кто пытался он избегал. Можно было поговорить о чём угодно, да и он расскажет интересную историю если время есть. Все дети к нему бегали, ради историй и конфет, этакий недопедофил который детей не трахает.
На самом деле у него печальная история была. Он сам по себе сирота. Отец поехал, выпилил мать ножом, пытался поймать дядь Валеру, не смог, сам выпилился, с окна прыгнул, не хотел на нары. Дядь Валера жил с бабушкой, бабушка маразматичка. Съехал как мог, бабушка повесилась. Дядь Валера стал учиться, благо не глупый мужик был. Дали ему комнату в общаге семейного типа. Жил он не тужил. Повстречал женщину. Этакую мечту, скромную мадам, он показывал фотографии. Ламповая тян. Завязался роман. Родился сын, дядь Валера был счастлив. Как оказалось, она легка на передок, в последствии открылось, что зачал то не он, по пьяне эта щедрая мадам дала мужикам 8 где-то. Гангбанг кароч, ебанутая. Развелись. Эта бабенция спилась, сын умер, болезнь какая-то. Дядь Валера совсем расклеился, стал пить, ходить по дворам и общаться с детьми. Пару раз его сам будили, если он засыпал около дома. Некоторых имена даже запоминал он.
Одним утром, часов в 9 утра, прибегает знакомая и говорит, дядь Валера ночью повесился на дереве рядом с детской поликлиникой. Пошли туда, а там народу много и дядя Валера висит с улыбкой на лице. Не было страха или ужаса, была просто скользкая улыбка, хотя могло показаться, так как лицо приопухло, но думаю он был счастлив в этот момент. Наш двор развалился, все стали агрессивные, сейчас уже половина из этих ламповых детей превратились в быдлосов и все наверное забыли про дядю Валеру, но лично запало это в душу. Пока жива история, жив и сам человек. Дядя Валера, спасибо тебе.

А тем временем наступил День Пионерии.
Пионером я была. И даже в пионерлагерь ездила один раз. В десять лет. Поэтому этот рассказ не о сексе с пионервожатыми и физруками. У меня вообще никогда не было секса с пионервожатыми и физруками.
В пионерлагере я первым делом записалась во все возможные кружки: в театральный, в песни и пляски, в макраме, в клуб игры в шашки, а вторым делом я влюбилась в командира отряда Серёжу.
Серёже были посвящены мои театральные выступления, где я изображала грибочек, который пинают ногой хулиганы, Серёже я посвящала свои пионерские песни и пляски, и, конечно же, именно Серёжин светлый лик я пыталась сплести из бечёвки на занятиях по макраме.
Серёже было четырнадцать, и похуй на меня.
Серёжа даже не слышал мой голос в общем хоре, где в песне "Взвейтесь, кострами", я вместо "Мы пионеры, дети рабочих" - орала "Все пионеры любят Серёжу!"
Зато это услышал наш педагог и побранил меня. И пообещал моей маме в Москву позвонить, и рассказать ей про мой не пионерский поступок и позор.
В ответ я просто ушла из того кружка. Пошли они в жопу со своими шантажами, суки бессердечные.
В конце смены я набралась храбрости, и задарила Серёже его портрет, сплетённый из бечёвки. Серёжа покрутил подарок в руках и спросил: "А это что?"
Я стеснительно ответила: "А это ты"
Серёжа как-то так растерянно оглянулся по сторонам, и на его лице читался страх, что кто-то этот момент мог видеть. Но нас не видел никто, ведь одаривала я Серёжу своим хенд мейдом в зарослях крапивы за стадионом. там вообще никогда никого не бывало, за всю историю существования пионерлагеря.
В общем, повисла неловкая пауза. Я мучительно думала: как мне так ненавязчиво предложить ему поцеловаться и пожениться через восемь лет?
Серёжа мял в руках мой подарок, и нервно крутил на нём большую желтую пуговицу с четырьмя дырками, которая вообще-то в этой инсталляции была Серёжиным носом.
Я не выдержала первой.
- Поцелуемся? - спросила я
- Конечно. - Ответил Серёжа.
Я по-пионерски подставила ему щёку, и он очень по-пионерски меня туда поцеловал.
Из крапивы я вылезла самым счастливым человеком на свете. И в Москве потом всем подружкам рассказала, что у меня в лагере случилась любовь. И мы целовались три недели в кустах за стадионом.
По Серёже я скучала потом ещё целый месяц. И в сентябре про него забыла. А через семь лет я вышла замуж вообще не за Серёжу.
Фамилии его я, конечно, не помню. И даже не помню: как он вообще выглядел-то?
Зато я никогда не забуду свой первый пионерский поцелуй. Потому что он доставил мне больше радости, чем случившиеся лет через пять не пионерские поцелуи с поверхностным петтингом через шубу и рейтузы.
Спасибо тебе,Серёжа.