В 1906 году государственный контролер Российской Империи П. X. Шванебах неожиданно разрешил доступ к документам своего ведомства известному экономисту и публицисту профессору И. Х. Озерову. Обнародованные им факты, в особенности об окружении самодержца, изумили даже привычных к повальному мздоимству и казнокрадству россиян. Выяснилось, например, что общий объем ссуд, выданных Государственным банком в нарушение всех правил, просто по распоряжению императора и министра финансов, на 1902 год составлял 88,4 млн руб. И эта сумма больше капитала Государственного банка. А выданные таким путем ссуды чаще всего не возвращаются. Стало известно, что близким к главе правительства нефтепромышленникам казна компенсировала ничем не подтвержденные многомиллионные убытки. Но все это меркло на фоне точных, с цифрами данных о коммерческих операциях членов царствующего дома.
В начале XX века подданных Российской Империи было довольно трудно удивить каким-либо крупным или странным коррупционным скандалом. Все, кто следил за перипетиями дворцовых интриг, помнили историю министра путей сообщения действительного статского советника А. К. Кривошеина, которого в декабре 1894 года император Николай II лишил поста, придворного звания гофмейстера и права носить мундир.
Формальной причиной его изгнания с должности стала противозаконная покупка обществом Рыбинско-Бологовской железной дороги рощи у брата жены министра. Причем сделка, как выяснил Государственный контроль, была заключена в присутствии самого главы министерства. Государственный контролер Т. И. Филиппов доложил императору и о других злоупотреблениях министра.
Однако злые языки утверждали, что два видных чиновника постоянно соревновались в том, кто из них богаче и влиятельней. И Кривошеин в этой негласной гонке начал брать верх. А Филиппов ловко воспользовался тем, что только что взошедший на престол Николай II еще не разобрался в тонкостях министерских взаимоотношений и устранил конкурента.
Но лишь самые осведомленные члены правящей элиты догадывались, что на самом деле за всем этим скандалом стоит министр финансов С. Ю. Витте, который решил взять под свой контроль Министерство путей сообщения, добившись назначения министром лояльного ему князя М. И. Хилкова. Именно он убедил Филиппова подготовить доклад. Ну а когда выяснилось, что прегрешения Кривошеина были не столь велики, как докладывал государственный контролер, император стал со скепсисом относиться к сообщениям Филиппова. Ослабление его влияния помогло Витте взять под свой полный контроль Государственный банк и стать, по сути, главным распорядителем казенных средств.
Именно поэтому новый скандал с участием Государственного контроля вызвал немало кривотолков. Общество не могло понять, зачем тайному советнику П. Х. Шванебаху, весной 1906 года назначенному государственным контролером, понадобилось знакомить с документами ведомства профессора Московского университета И. Х. Озерова? Тем более, как тогда говорилось, с документами довольно щекотливого свойства. По существу, экономист-публицист получил исчерпывающие доказательства того, что в России мздоимство и казнокрадство процветают повсюду. Причем, как свидетельствовали документы Государственного контроля, чиновники во многих случаях даже не пытались хоть как-то маскировать противозаконность своих деяний.
"Иркутская контрольная палата,— писал Озеров,— при отчете за 1878 г. представила подлинный любопытный документ, обнаруживающий факты, которым с трудом верится. Из него оказывается, что в одной волости, кроме определенных законом сборов по 6 руб. 8 коп. на душу, взималось еще более 15 руб. с крестьянской души неустановленных сборов на разные предметы, как то: на дороги, на возку арестантов и т. п., в сем числе пять рублей носит просто название побора, без дальнейшего указания их назначения. По объяснению Контрольной Палаты, большая часть этих сборов обращается не на те предметы, на которые некоторые из них будто предназначены, а или расходуется неизвестно куда, или же идет на содержание лиц волостного управления, из коих, напр., в Тельминской волости, волостной писарь получает до 5.700 руб. в год (оклад выше губернаторского)".
Но низовой администрацией дело, понятно, не ограничивалось. В документах Государственного контроля профессор Озеров обнаружил информацию о том, как именно распределяются государственные заказы. Уральские казенные заводы в то время находились в тяжелейшем экономическом положении. Военное и Морское министерства вместе с Министерством путей сообщения время от времени сообщали им о нужде в тех или иных видах металлов или изделий. Но как только заводы приобретали необходимое для их изготовления оборудование, заказчики объявляли, что потребность в них отпала. А на самом деле отдавали заказы частным заводам.
"Горный начальник Камско-Воткинского округа,— писал Озеров,— неоднократно входил с ходатайством в Министерство Путей Сообщения о предоставлении ему ежегодных заказов на изделия, но безуспешно; иногда давались временные заказы, но скоро приходилось переходить от одного производства к другому, что, конечно, тяжело было для завода, и вот начальник обратился к некоему г. И., совершенно частному лицу, как к лицу, "знакомому с порядками и условиями приема заказов в морском ведомстве и в Министерстве Путей Сообщения", изъявившему готовность принять на себя хлопоты по получению заказов. И действительно, заказы были получены, а это лицо получило комиссионное вознаграждение".
Мало того, с помощью комиссионера заводу удалось получить и заказы от Главного управления кораблестроения и снабжений. Для этого потребовалось только передать через посредника 4% суммы заказа. А вскоре завод получил, опять же с выплатой комиссионных, заказ на изготовление шаланд, а потом последовал и заказ для Пермского пушечного завода от артиллерийского ведомства. Когда же его деятельностью заинтересовались в Государственном контроле, комиссионер составил доклад, в котором доказывал, что это практика общая и широко распространенная:
"Агент для Путиловского завода получает процентное вознаграждение от всех артиллерийских заказов, а он доставил их более чем на 25 милл. руб., и этот агент известен щедрыми расходами на полигонах и везде, где это нужно для получения и сдачи заказов".
Эти агентские 4% от Путиловского завода составляли миллион рублей — невиданную сумму во времена, когда министры имели жалование от 6 тыс. до 12 тыс. руб. в год.
Не лучше обстояли дела в самом Министерстве путей сообщения. По данным Государственного контроля, казенные подряды на строительство новых железнодорожных линий нередко выигрывали инженеры, состоявшие на службе в том же министерстве, что законом категорически запрещалось. Затем подряд перепродавался реальному исполнителю работ, и в руках "случайно" победившего конкурентов инженера-путейца оказывалось до 40% суммы. В документах Государственного контроля говорилось о случае, когда подрядчик, получив право на сооружение пути Плоцко-Седлецкой железной дороги за 1,5 млн руб., только половину объема работ решил выполнять сам, остальное перепродал, получив от 13% до 27% с каждого покупателя.
Естественно, подрядчики делились полученными деньгами со своими покровителями, и в результате стоимость строительства железных дорог в России значительно выросла. Профессор Озеров констатировал: "Строительная стоимость железных дорог, построенных бывшим управлением железных дорог за последние 20 лет, предшествовавшие 1899 г., стояла на одном уровне — около 40 тыс. руб., a затем в период 1899-1903 гг. она поднялась до 65 тыс. руб., т. е. на 62%, и это удорожание нельзя объяснить ни поднятием цен на рабочие руки или удорожанием материала — оно не так значительно, ни требованием приспособлений для военных целей, что ложится всего в размере 1 тыс. на версту, ни требованием образования оборотных капиталов (1.500 руб. на версту)".
В железнодорожном строительстве наблюдались и другие чудесные явления. К примеру, при отчуждении земель под прокладку новых линий владельцы земли назначали заоблачные цены за свои участки. К примеру, за десятину (1,0925 гектара) просили не 200 руб., а в шесть раз больше. И оценочные комиссии безропотно, но небескорыстно соглашались на все предъявленные землевладельцами требования.
Металлургический завод Юза готов был поставлять рельсы по 89 коп. за пуд. Но Министерство финансов и Министерство путей сообщения в 1903 году установили цену 1 руб. 23 коп. Копеечная разница с учетом того, что завод поставил за год без малого 3 млн пудов, превратилась почти в миллион рублей прибыли. В том же прекрасном положении были и другие заводы, которые решил облагодетельствовать особый Комитет по распределению заказов на рельсы.
Еще лучше шли дела у опекаемых высшими государственными чинами нефтепромышленников. Профессор Озеров обратил внимание на Московско-Кавказское нефтяное общество:
"Это общество образовалось в 1901 г., и по контракту с ним ему была предоставлена площадь в 30 десятин под условием отвода вод из Романинского озера... Здесь вопиющим образом был нарушен закон, по которому сдача нефтеносных земель допускается не иначе как с торгов, и притом участками не свыше десяти десятин в каждом".
Результаты деятельности общества не могли не радовать его владельцев даже во время бунтов и погромов первой русской революции.
"Общество,— писал Озеров,— за прошлый год, ознаменовавшийся такими неурядицами на Кавказе, получило чистой прибыли 1.575.975 руб. при основном капитале в 4,5 милл. руб., т. е. прибыль свыше 33%".
Но это, как писал профессор Озеров, был далеко не единственный пример проявления щедрости к нефтепромышленникам:
"После крупных беспорядков и пожаров на нефтяных промыслах в 1905 году, как известно, открыты были ссуды в 20 милл. руб. нефтепромышленникам. Между тем убытки последних были преувеличены: из сведений, представленных управляющим бакинской контрольной палатой, усматривается, что комитет, заведующий ссудами, постановил руководствоваться в исчислении ссуд лишь теми цифрами, которыми определяют свои убытки сами нефтепромышленники в представленном ими списке убытков".
А государственный контролер докладывал Николаю II: "Считаю долгом доложить, что, согласно последнему донесению управляющего бакинской контрольной палатой, убытки, причиненные нефтепромышленникам августовскими пожарами, исчисляются ныне в сумме не 20 милл. руб., а вдвое меньше".
Профессор Озеров обнаружил в документах и множество других нарушений и злоупотреблений в различных отраслях российской экономики и сделал неутешительный вывод: "Правительственная власть находится под сильным влиянием крупного капитала".
Однако деятельность капиталистов не шла ни в какое сравнение с делами членов правящей династии.
Коммерческие операции родственников императора, о которых стало известно благодаря Государственному контролю, принципиально отличались от теневых сделок промышленников с чиновниками. Они запрашивали и получали огромные суммы из казны и тратили их, как правило, с удивительной нерациональностью.
Самой яркой из этих историй было кредитование Государственным банком паллизеновских бумажных фабрик. Профессор Озеров писал: "Чистый убыток в конце 1902 года по предприятиям Паллизена достигал четырех милл. руб., a затем он значительно возрос, потому что выданными ссудами общество оплачивало свои неотложные долги, предприятия снова оказывались безденежными, и Паллизену снова приходилось открывать кредит...
Совет Государственного банка признал просьбу Паллизена о выдаче ссуды не подлежащей удовлетворению ввиду полного расстройства дел предприятия. Любопытно, что ссуды, выданные Паллизеновским предприятиям, вызвали жалобы со стороны других бумажных фабрик, так как Паллизеновские предприятия имели возможность распродавать свои товары с громадной скидкой".
Мало того, владельцы фабрики откровенно мошенничали при получении новых ссуд. Член совета Государственного банка от Государственного контроля докладывал: "Один из представителей банка, состоящий председателем в двух Паллизеновских фабриках, заявил в совете, что 12-13 января 1903 г. сгорела неожиданно ижорская фабрика Паллизена. Это было, действительно, неожиданно для совета банка, так как ранее, когда обсуждался вопрос о кредите, присутствовавший в заседании представитель банка даже не упомянул о том, что ижорская фабрика, на которую испрашивается кредит, три месяца тому назад уже уничтожена пожаром".
Фабрику восстановили, а потом снова просили о помощи.
"Министр финансов,— сообщал Озеров,— заявил в Государственном Совете, что и он, министр финансов, и совет банка были против выдачи ссуды, но ссуда, тем не менее, была выдана "ввиду совершенно исключительных обстоятельств"".
"Совершенно исключительным обстоятельством" было то, что тайным совладельцем предприятий была мать императора — вдовствующая императрица Мария Федоровна, о чем Озеров не решился написать прямо. Но в итоге после многомиллионных затрат казны фабрики Паллизена пришлось все-таки закрыть.
Однако в документах Государственного контроля присутствовала и редкая для династии Романовых история настоящего финансового успеха. Как обычно за казенный счет. В 1901 году правнук императора Павла I, принц А. П. Ольденбургский, считавшийся среди родственников кристально честным человеком, близкий друг Александра III, очень уважаемый Николаем II, решил создать в России курорт мирового уровня. На зависть всем странам. Он смог заразить своим энтузиазмом императора, и на месте гиблых болот на побережье Черного моря, в Гаграх, началось строительство, как тогда называлось, курортной станции.
Формально Государственный контроль не мог предъявить никаких претензий к строительству курортных объектов. Принц сразу же попросил выделить контролера для наблюдения за расходами, сам жил в Гаграх и требовал от всех максимальной экономии. Но на деле часто приказывал начинать возведение построек без планов и проектов. Или менял планы на ходу. А контролер не смел возражать члену правящей династии.
Первоначально планировалось, что расходы не превысят 100 тыс. руб. Но реальность оказалась совершенно иной, поскольку работы велись с олимпийским размахом.
"Расходы,— писал профессор Озеров,— зачастую носили непроизводительный характер, начатые работы прекращались, производились переделки, материалы заготовлялись в излишестве... Из мелких водопроводных принадлежностей, кранов, винтов и т. д. остались неиспользованными на сумму 47 тысяч руб. Производители работ, не имея представления о том, какие водопроводные принадлежности и в каком количестве понадобятся в действительности, выписывали их прямо по каталогу всех указанных в нем размеров, даже чрезвычайно редко употребляемых".
Сам принц Ольденбургский внес значительный вклад в увеличение расходов:
"По личному заказу строителя был приобретен подъемный кран за 2 тысячи руб., не считая фрахта от Одессы. Но он так и лежит без употребления: оказался неудобным для больших тяжестей. Опыт нагрузки показал, что ручная нагрузка обходится дешевле на 50%...
Выписали машину для мытья посуды за 700 руб. для народной столовой — тоже стоит без употребления, так как для пользования ею нужна электрическая энергия, и мытье при помощи машины обходится дороже, чем ручной способ и т. д. и т. д. Некоторые заказанные предметы пытались было не принимать, но поставщики прислали их обратно, и приходилось платить еще вторичный фрахт".
При проверке результатов строительства контролерам было впору рыдать.
"При осмотре работ,— сообщал Озеров,— оказалось, что почти все здания построены нерационально, водопровод был проведен из источника, а источник в сентябре и октябре 1902 года высох... Вырыты были пруды за 8 тысяч руб.; они покрылись плесенью, и врач говорит, что для гигиенических целей их надо засыпать".
Но все же главное было сделано. Построены пристань, жилье для отдыхающих и хоть какие-то дороги. Однако прибытие первых курортников принесло вместо прибыли только новые расходы:
"Был устроен ресторан, и за 10 месяцев, при доходе в 35.700 руб., расход составил 58.000 руб., т. е. дефицита 22.300 руб. Решено было сдать его в аренду; арендатор был выбран, ресторан был сдан ему бесплатно с субсидией в 12 тысяч руб., но, растратив скоро средства, арендатор, кажется, сбежал.
Купальни и ванны дают убыток.
Все велось на широкую ногу. Для пекарни выписывают пекаря из Вены.
Из Гамбурга было приглашено особое лицо заведовать охотой с жалованьем 125 руб. в месяц. Были приобретены собаки, создан целый штат охотников... и за 10 месяцев был только 1 случай охоты, a содержание обошлось в 4 тысячи руб. Кажется, теперь заведующий охотой уволен, а штат распущен".
Финансовые итоги освоения Гагр, почерпнутые Озеровым из документов Государственного контроля, выглядели печально:
"Казна до сих пор отпустила на устройство Гагр 3.157 тыс., и для приведения станции в порядок потребуется еще миллиона два. Кроме того, надо покрывать дефицит по эксплуатации, а на 1906 год доходы по смете исчислялись в 59 тыс., а расходы — в 213 тыс. руб.
По поводу Гагр 7 декабря 1904 года под председательством графа Сольского состоялось особое совещание при участии Принца Ольденбургского, министра земледелия, министра путей сообщения, Витте и еще некоторых лиц. Совещание не могло не отдать справедливости широте задуманного плана и положенной энергии и, отпустив новые средства, высказалось, что это крайний предел пожертвований со стороны государственного казначейства на содержание этого курорта...
Также решено было принять содержание Гагринской станции, в той ее части, которая не может быть покрыта специальными средствами, на средства государственного казначейства, и на 1906 год было отпущено на содержание станции 167.751 руб.".
Но можно ли было в чем-то упрекнуть принца, положившего столько сил на создание нового курорта? Разве что в дорого обошедшемся рвении. Однако Государственный контроль выяснил небезынтересную деталь.
"Его Высочество Принц Ольденбургский,— констатировал профессор Озеров,— исходатайствовал себе в Гаграх 1.000 десятин земли в личную собственность с 300 саженями береговой полосы. Земля была предоставлена за плату 39.764 руб., но и в настоящее время, кажется, еще не вся сумма уплачена.
В августе 1905 года еще отведено в собственность Принцессе Ольденбургской 10 десятин 216 саженей за 4.005 руб.".
Истина заключалась в том, что после обустройства курорта полученная Ольденбургскими земля стоила уже 7 млн руб.
В разоблачениях профессора Озерова приводилось и множество других самых разнообразных случаев использования казенных денег в личных целях. Его возмущению, как и возмущению узнавшей о злоупотреблениях публики не было предела: "Многие факты нашей государственной жизни вливали яд в народный организм: я имею в виду чрезвычайную доступность государственного сундука для белых рук, легкость получения всевозможных снисхождений, субсидий и т. д.".
Ждал ли такой реакции государственный контролер Шванебах, разрешая профессору Озерову ознакомиться с документами своего ведомства? Скорее всего, да. Понятно и то, с какой целью он пошел на этот шаг. Подавляющее большинство скандальных историй было связано с именем недавнего министра финансов и главы правительства С. Ю. Витте, весной 1906 года отправленного в отставку. По всей видимости, Шванебах преследовал две цели: доказать всем, что Государственный контроль является единственным защитником государственных интересов, и вернуть ведомству позиции, утраченные во времена главенства Витте. А кроме того, не допустить возвращения бывшего премьера в большую политику.
Но Шванебаха не зря называли интриганом-неудачником. Трогать правящую династию, а тем более членов царской семьи, и в особенности вдовствующую императрицу, было крайне опасно. Скандалу дали утихнуть, и в следующем 1907 году государственный контролер лишился своего поста.
По сути, этот, как бы его теперь назвали, масштабный слив компромата не дал никаких других результатов. Профессор Озеров, правда, надеялся, что после революционных потрясений все изменится к лучшему. Он не понимал, что основы основ отечественной системы управления не уничтожит никакая революция. Но при этом совершенно справедливо замечал:
"Наша русская жизнь полна злоупотреблений. Были выработаны особые тонкие формы, которые придавали этим злоупотреблениям по существу характер вполне дозволенных деяний. И министры у нас, нарушая право по существу, с формальной стороны ограждали себя испрашиваемыми ими сепаратными Высочайшими повелениями: у них на случай оправдания себя всегда имелось в кармане такое соизволение".
Источник http://www.kommersant.ru/Doc/2944263
