perfektoo

perfektoo

На Пикабу
поставил 321 плюс и 7 минусов
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
Награды:
10 лет на Пикабу
4384 рейтинг 22 подписчика 15 подписок 40 постов 5 в горячем

Болтает и болтает

Оригинальный текст http://www.shaunhutson.com/exclusives/shorts/on_and_on.shtml


Моя жена любит болтать. Она никогда не останавливается. С утра до вечера она не замолкает ни на минуту. Добрую половину времени я понятия не имею, о чем она говорит. Иногда предметом ее интереса становятся соседи, которые слишком громко слушают вечером магнитофон. Стоит признать, что порой это происходит действительно громко, но не настолько, чтобы моя жена уделяла этому столько внимания. Если объектом разговора являются не соседи, то им становится женщина, живущая через дорогу. Видите ли, ее муж скончался три недели назад, а к ней уже переехал другой. Конечно, это мало кого касается, но моя жена не одобряет подобные вещи. Она считает такого рода поведение аморальным. Я бы сказал ей, что это не ее дело, но она начнет скандалить, а этого я не переношу. Вот поэтому большую часть времени я просто сижу и слушаю ее бесконечную болтовню, а когда становится невмоготу, то выхожу в сад. Два раза в неделю я кошу газон, и каждый день после работы я пропалываю цветочные клумбы. В конце сада, за изгородью у меня разбит большой огород, который обеспечивает нас горохом, бобами и другой простой едой. Я люблю свой сад, и свою жену я люблю тоже. Меня в ней раздражает только постоянное нытье. Иной раз я хочу ее ударить, но знаю, что это ни к чему не приведет. Она лишь закатит скандал из-за моего жестокого обращения. Друзья советуют бросить ее, но я не хочу. Мне просто хочется, чтобы она поменьше говорила.


Только я переступаю порог дома после рабочего дня, как она уже начинает рассказывать мне о миссис Дэвис – соседке, у которой удалили матку. Или о тех грязных вещах, которые публикуют газеты. Она предложила отменить подписку на ежедневную газету из-за того, что там печатают фото девушек топлесс. Якобы я буду представлять их в своих фантазиях и сравнивать с ней. По правде говоря, это мне никогда не приходило в голову. Вы же понимаете, я люблю свою жену и лишь хочу, чтобы она прекратила поток своих бесконечных слов.


Мы состоим в браке вот уже шесть лет, и за это время поведение жены стало хуже. Она переживает по поводу своей фигуры, появляющихся морщин (хотя ей всего двадцать восемь), но больше всего ее беспокоит, что я планирую с кем-то от нее сбежать. Я постоянно ее в этом разубеждаю, но она мне все же не верит. Иногда мне хочется, чтобы она навсегда решилась дара речи. Одного ее присутствия в доме было бы для меня вполне достаточно. Вы же видите - я люблю свою жену и ненавижу ее болтливый язык и нытье. Если бы только она понимала, что творит со мной, то непременно бы прекратила это делать. Летними вечерами я стал проводить больше времени в саду, обрезая розы или поливая азалии. Она стала приходить и туда. Она жаловалась, что я не уделяю ей достаточно времени, а за свой сад я переживаю больше, чем за нее.


Интересно, сколько я смогу это вытерпеть?


Я читал о мужчинах, которые убивали своих жен, так как те их слишком доставали, но я бы так никогда не поступил, потому что я люблю свою жену и не хочу без нее остаться, но она все болтала и болтала, а недавно это стало вообще невыносимо. Я бы поговорил с ней об этом, но она не любит обсуждать свои ошибки. Бывает, что я задаюсь вопросом: а не эгоист ли я, но, по всей видимости, у мужчины есть право на тишину и спокойствие в собственном доме?


Однажды я задержался на работе и пришел домой поздно. Жена заговорила о другой, которая у меня якобы есть. Вы видите, она еще и ревнивая. Я пытался все объяснить, но она не стала слушать. На улице был теплый вечер. Я пошел в сарай за инструментом, чтобы поработать в саду. Я вполне обоснованно рассуждал, что если я буду вне дома, то она меня не сможет достать. Но когда я обрезал розы, она открыла окно на кухне и начала кричать, что я ей изменяю. На улице были и другие люди, которые начали прислушиваться. Я, конечно, терпеливый человек, но не переношу, когда меня публично унижают.


Я считаю, что поступил правильно, когда зашел домой и угомонил жену. Случается, что она переходит всякие рамки. Я ее очень сильно люблю, но ненавижу ее нытье.


Это произошло две недели назад, и с тех пор она другая женщина. Больше не ноет и не болтает. В нашей жизни воцарился мир и покой.


Я слышу, как она стучит. Она хочет получить свой ужин. Я обычно приношу его ей в семь, но сегодня я задержался. Я извинюсь, когда отдам ей тарелку, и она простит. По крайней мере, она не будет ворчать по этому поводу. И больше никогда такого не повторится. Понимаете, даже у самого терпеливого человека есть предел, последняя капля. Для меня это был тот вечер, когда она накричала на меня из открытого окна. Направляясь к дому, я понимал, что нужно принимать действенные меры. Когда я вошел на кухню, у меня в руках были садовые ножницы. Я четко понимал, что этот урок она должна усвоить крепко и на всю жизнь.


Она снова стучит. Иду, дорогая. Видите ли, я люблю свою жену, поэтому я измельчаю и перетираю еду прежде, чем дать ее ей. Я очень стараюсь, чтобы не оставить ни одного комочка. Ей сейчас трудно жевать, но она не жалуется.


Она не жалуется с тех пор, как две недели назад я отрезал садовыми ножницами ее язык.


Автор: Шон Хатсон

Показать полностью

Приз

Оригинальный текст http://www.shaunhutson.com/exclusives/shorts/the_prize.shtml


1.


Дедлайн.


Это слово, подобно занозе под кожей, засело в его голове.


Он повторял его в слух сам себе. Оставалось еще пять минут, а история, в которой он так нуждался, все еще не докатилась по телефонным проводам до его офиса.


Роджер Галлоуэй посмотрел на наручные часы, а затем – на настенные, офисные.


Через пять минут он потеряет эту историю. Мужчина вперил взгляд в экран монитора.


Черный экран.


Дедлайн.


Само это слово было синонимом Флит-стрит – обители британской прессы. Клише по своей сути. Но Галлоуэй был редактором крупнейшего в стране таблоида, и клише были как его хлебом, так и его маслом. Он потянулся к телефону.


Из-под стола, разбивая деревянную столешницу, вырвалась рука. Шевелящиеся пальцы коснулись запястья редактора и обхватили его в следующее мгновение.


Галлоуэй закричал и опрокинулся с кресла назад. Его рука пошла следом за ним и что-то хрустнуло в районе предплечье. Костлявые пальцы продолжали держать поврежденную руку за запястье. Через лоскуты лопнувшей кожи мужчина видел вены и артерии, напоминавшие разбухших пиявок. Пытаясь высвободиться, Галлоуэй почувствовал, окутавшее его зловоние.


Вторая рука бесполезно барабанила по поверхности монитора.


Экран распахнулся словно пасть.


Верхняя и нижняя рамки монитора, теперь напоминавшие губы, раскрылись, и мужчина почувствовал невыносимую жару, охватившую сперва его ладонь, а потом и всю руку целиком – по мере того как их затягивало внутрь. Его пальцы сомкнулись вокруг чего-то теплого.


Чего-то шевелящегося.


Тысячи опарышей извивались в пасти экрана. Они покрыли всю руку и выплеснулись на клавиатуру.


Галлоуэй закричал.


И проснулся.


Собственное учащенное дыхание вернуло мужчину из кошмара в реальность. Редактор сидел в кровати, его тело покрывал липкий пот. Он близоруко щурился и моргал, вглядываясь в темноту комнаты. Дыхание постепенно приходило в норму. Он посмотрел на запястье, словно ожидая увидеть отметины, оставленные костлявой клешней.


Этот сон повторялся две ночи к ряду. Он всегда приходил, когда Галлоуэй испытывал жуткое напряжение. Повторяющийся сюжет. Мужчина знал лишь один способ как унять нервы.


«Только один глоток виски», - сказал он сам себе, вылезая из кровати и мягким шагом пересекая комнату в направлении лестницы.


Он был на середине лестничного пролета, когда снизу послышался шум.


На пол упала какая-то вещь из интерьера нижнего этажа.


Вслед за этим ничего не последовало. Наступила тишина.


Редактор крепко схватился за перила, пытаясь убедить себя, что это не сон. Дерево холодило его мокрую ладонь. Он не спал.


Теперь он слышал внизу какое-то движение.


Возможно грабитель?


Секунды казались вечностью, пока мужчина размышлял как лучше поступить. Если все-таки спуститься вниз, то неизвестно с чем можно столкнуться. Там вполне могут оказаться несколько грабителей. С оружием. Но если вернуться наверх и вызвать полицию, то где гарантия, что они успеют вовремя? Что если злоумышленники решат проверить верхний этаж?


Внезапный прилив храбрости заставил мужчину обратить внимание на массивную трость, которая стояла в подставке для зонтов, у основания лестницы. Она могла бы стать достойным оружием. Галлоуэй преодолел оставшиеся ступеньки, прислушиваясь к каждому шороху. Его взгляд был прикован к дверям гостиной, в ожидании того, что они могут распахнуться в любое мгновение.


Но этого не произошло.


Мужчина различал приглушенные звуки движения в комнате, но уже более осторожные, как если бы грабитель понял, что о его вторжении стало известно.


Галлоуэй схватил трость и выставил ее перед собой. Она обнадеживала своим весом.

Стиснув зубы, он открыл дверь гостиной и щелкнул рукой по выключателю.


Когда он вошел, то увидел, что кто-то стоит к нему спиной.


«Эй, ты!» - крикнул Галлоуэй. Его страх сменился гневом.


Фигура медленно развернулась и взглянула на него.


Галлоуэй застыл. Его тело, казалось, окоченело, но вместе с тем он почувствовал сильную, разрушающую боль, которая быстро перекинулась на левую руку. Трость упала. Боль полоснула по левой части шеи и достигла своего предела.


Перед глазами заплясали пятна. Рот беззвучно открывался и закрывался.


Фигура приближалась.


2.


Вик Брэдли прикурил и затянулся. Он работал в «Дейли Меркури» пятнадцать лет и в течение этого срока выкуривал в день не меньше пары пачек сигарет. Для него это было чем-то большим, чем ежедневный ритуал, который явно не одобрял мужчина, сидящий напротив. Однако с этой привычкой ничего нельзя было сделать.


Фрэнку Дину было за сорок, но выглядел он на десять лет моложе. Он приобрел газету и стал ее главным редактором лишь полгода назад. Сперва продажи газеты держались на высоком уровне, но потом «Меркури» стал терять аудиторию. Начались «тиражные войны» и, казалось, что у «Меркури» не достает боеприпасов.


«Не буду ходить вокруг, да около», - сказал Дин. «Я не доволен тем, что тиражи падают. Мы занимаем третье место, что при этом является достойным результатом. Другие газеты выходят с эксклюзивами».


«Вы считаете, что они врут более убедительно чем мы?» - предположил Брэдли.


«Если у вас не получается достать факты, то придумайте их. Публика плевать хотела на правду, им нужна хорошая история. В конце концов, вы же журналисты, а не писатели».


«Возможно, что у нас слишком высокие требования к публикациям», - сказал Брэдли.


«Действительно, кто станет читать о каком-то там угоне, когда можно прочитать о том, сколько денег налогоплательщиков леди Ди тратит на маникюр и уход за лицом».


«Господин Брэдли, вы слишком упрощаете вещи», - ответил ему Дин. «Я скажу, чего не достает этой газете. Нет стимула, чтобы ее покупали. Человек на улице смотрит на «Меркури», а потом на наших конкурентов, и задается вопросом - почему он должен купить именно нашу газету. Ему нужен стимул».


«Какой, например?» - спросил Брэдли.


«Другие газеты предлагают миллионы фунтов в качестве приза за победу в лотерее», - начал Дин. «Нам тоже необходим подобный конкурс, но с некоторой разницей. Нам нужно то, что нельзя купить ни за какие призовые деньги».


«Вы обвиняете меня в упрощении, а сами предлагаете вывести газету на первое место благодаря конкурсам? Какой приз вы имели в виду, Фрэнк?» - спросил Брэдли.


«Мы будем двигаться от простого к сложному», - ответил Дин. «Я сказал, что нам нужен приз, который нельзя купить ни за какие деньги. Что насчет самой жизни? Победитель нашего первого конкурса отправится в Лурд (прим. город во Франции, куда стекаются католические паломники в надежде на чудесное исцеление болезней). Мы прочешем детские больницы по всей стране, найдем парочку детей, которые умирают предпочтительно от рака, так как это предаст большую эмоциональность всему процессу. А потом отправим их в Лурд. Они вернуться обратно уже полностью здоровыми. А наш «Меркури» будут воспринимать одновременно щедрым и заботливым изданием».


«Как, черт возьми, мы можем быть уверены, что они излечатся?»


«Потому что они будут здоровы еще до поездки. Мы заплатим врачу за подтверждение того, что оба ребенка находятся в терминальной стадии болезни, а когда они вернуться, то мы пригласим для осмотра уже независимого врача, который скажет жаждущим массам, что маленькие ангелочки бесповоротно излечились».


«А в чем, собственно, конкурс?», - спросил Брэдли. «Какой интерес в нем участвовать обычному человеку?»


«Победитель получает бесплатную поездку в Лурд, неделю в Париже и в довесок пятьдесят тысяч фунтов. Участники смогут не только стать свидетелями чуда, но также провести отпуск своей мечты и разбогатеть на такую сумму, о которой даже не мечтали. Чертовски заманчиво!»


«А что дальше? Выиграть пересадку почки?» - поинтересовался Брэдли.


«Ну, я полагаю, что нам нечего терять кроме самоуважения и честного имени. Если бы у вас было хоть что-то одно из этого, господин Брэдли, то вы бы не работали в газетном бизнесе, не так ли? Я хочу, чтобы информация о конкурсе появилась уже в завтрашнем выпуске. Один из многих, но вместе с тем непохожий на остальные».


«Интересно, что скажут об этом другие издания?» - задал риторический вопрос Брэдли. «Однако мы уже никогда не узнаем, что об этом подумал бы бедный Роджер Галлоуэй. Я слышал, что прошлой ночью его нашли мертвым в собственном доме. Видимо, сердце».


«Неплохо», - подумал Дин. «Одним конкурентом меньше».


3.


Как только Брэдли вышел из кабинета Дина, ему позвонили. Голос в трубке он узнал сразу. Это был Филипп Бейкер – работник морга в больнице Гай. Брэдли знал его долгие годы.


«Прошлой ночью я был на работе, когда привезли Галлоуэя», - возбужденно сообщил Бейкер.


«Сердечный приступ, так ведь?» - поинтересовался Брэдли.


«Сегодня утром было проведено вскрытие», - ответил Бейкер. «Галлоуэй скончался от испуга».


4.


Оба ребенка были девочками. Красавицы. У обеих была опухоль головного мозга, которая их медленно сжигала.


Вот то, что знали читатели «Меркури» и все остальные, интересующиеся этой историей.


Победителем и обладателем поездки в Лурд стал мужчина по имени Остин. Он вместе с женой, а также фотограф, прибыли в святилище, где были сделаны фотографии девочек со всех возможных ракурсов, после чего героинь доставили обратно в Лондон, осмотрели и признали излечившимися.


Чудо из чудес.


К концу недели тиражи «Меркури» выросли на шестнадцать процентов.


Эдвард Викс со смесью отвращения и гнева пробежал заметку глазами, останавливаясь на существенных моментах. Наконец, он швырнул газету на сиденье, завел двигатель и выехал на дорогу. Куда еще ниже сможет упасть «Меркури»? Ему претила мысль, что его собственная газета вынуждена прибегать к пошлым азартным играм, чтобы привлечь читателей, однако последний конкурс, запущенный «Меркури», был ударом ниже пояса.


Но больше всего раздражало то, что это работало.


Утром Викс встречался со своим главным редактором, чтобы обсудить ответные меры, но они не смогли ничего придумать, потому что были связаны своей же собственной линией поведения, которая заключалась в приверженности к двум понятиям – морали и нормам приличия, что для газеты являлось крупным недостатком.


Ехавшая позади машина опасно приблизилась, и Викс прищурился, когда в зеркале заднего вида отразился яркий свет фар.


Он попытался ускориться, но машина не отставала более чем на пять футов.


Викс начал думать, что его преследуют.


Подозрения подтвердились, когда следовавшая за ним машина проскочила перекресток на красный, только чтобы не отстать.


Кто, черт возьми, там за рулем?


В темноте невозможно было разглядеть лица водителя.


Викс дернул руль вправо.


Преследовавшая машина пронеслась прямо.


За ним никто не ехал.


Игра воображения.


Викс остановился в слабо освещенном переулке, мотор урчал на холостом ходу. Мужчина собирался продолжить движение, как вдруг услышал глухой удар, донесшийся из багажника.


Викс заглушил мотор и вылез из машины; теперь глухой стук доносился отчетливей.


Он достал ключ, вставил его в замок багажника и повернул.


Крышка откинулась вверх.


Викс выпученными глазами смотрел в нутро багажника.


Ему не хватило времени, чтобы даже закричать.


5.


03.06


Взгляд Брэдли зацепился за цифры на будильнике, пока он искал рукой телефон.


Он прохрипел свое имя в трубку.


«Вик, это Бейкер. Я звоню из морга», - сообщил голос.


«Что, черт возьми, такого важного могло случаться в этот час?» - задал вопрос репортер.


«Только что привезли тело Эдварда Викса. У него тоже случился сердечный приступ. Похоже, что он умер от испуга, как и Галлоуэй».


6.


Фрэнк Дин держал в руках распечатку, широко улыбаясь.


«Теперь официально», - сказал мужчина. «Мы на первом месте. Наши тиражи достигли отметки почти в пять миллионов. Я уверен, что взятию этого рубежа способствовал наш конкурс, где победитель, в зависимости от пола, получал возможность увеличить грудь или член».


«Газета номер один, и при этом оба наших главных конкурента умирают с разницей в несколько дней. Хотелось бы добавить, что от испуга. Не кажется ли это немного странным совпадением?»


«Возможно их так напугал наш успех», - усмехнулся Дин. «А теперь, чтобы окончательно застолбить звание газеты номер один в стране, мы предложим величайший конкурс из когда-либо проводившихся, с поистине грандиозным призом, которым будет вечная жизнь. Я хочу, чтобы новость об этом появилась в завтрашнем номере».


«Вы сошли с ума», - парировал Брэдли. «Бессмертие?! Как вы предлагаете это осуществить? Люди могут быть легковерны, но они не скотски тупы. Что дальше вы предложите? Путешествие во времени? Выиграй день в Большом римском цирке? Приводи всю семью, чтобы посмотреть на битву христиан со львами. Немного нечестное представление получится. Или как насчет провести один день на Марсе? Верни своего инопланетянина на родину. Отличный способ скоротать время, любезно предоставленный восхитительной газетой «Меркури».


«Кажется, вы сомневаетесь в моей искренности, Брэдли».


«Вечная жизнь – это уже слишком. Кроме того, я хотел бы знать, что происходит. Что вы на самом деле думаете о смерти двух основных конкурентов, запуганных до смерти и умерших один за другим. Это вас не интересует? Наша работа – это истории, ведь так? Даже если большинство из них выдумано нами самими. Итак, расскажите, в чем фокус с конкурсом?»


«Поверьте – здесь нет никакого фокуса», - ответил Дин, шагнув ближе. «Не смейся над тем, чего не понимаешь, Брэдли. Когда я говорю о бессмертии, то точно знаю, о чем говорю. Я бы включил тебя в кандидаты на главный приз, но, к сожалению, сотрудники газеты не могут принять участие в конкурсе. Как жаль».


Дин улыбнулся, обнажая два длинных клыка.


Брэдли замер. Его взгляд был прикован к лицу редактора.


Эти зубы.


Лицо Дина треснуло как яичная скорлупа. Пульсирующие, красные мышцы рвали кожу по всему телу. Они увеличивались и набухали, как и подушечки его пальцев, через которые пробивались когти, становящиеся все длиннее.


Он схватил Брэдли рукой за горло. Ноги репортера беспомощно болтались, не доставая пола, пока Дин нес его к окну.


Офис находился на восьмом этаже.


«Тебе не следовало противиться этой идее», - сказал Дин и густая слизь, похожая на разбавленный клей, стекала с его клыков. Со лба отслоился кусок кожи и повис лоскутом окровавленных обоев.


«Галлоуэй и Викс противились мне, а теперь они мертвы. Они были слабыми. Их сердца. Печально».


В сотне футов под собой Брэдли различал улицу.


Он пытался высвободиться; его глаза бешено вращались, смотря в лицо чудовища, которое высунуло его в открытое окно.


«Жаль, что ты не выиграл конкурс, Брэдли», - сказал Дин. «Какой-нибудь удачливой душе это удастся. Один укус, и они будут жить вечно. Лучше, чем выиграть машину, не находишь?»


Дин разжал руку.


Брэдли полетел вниз, навстречу объятиям бетонной улицы.


Ударившись, его голова разлетелась как спелый арбуз.


Дин улыбнулся, глядя на изуродованный труп, под которым собиралась лужица крови.


«Ты хотел историю, Брэдли», - сказал Дин, продолжая улыбаться. «Вот же она. Но кто бы в такое поверил?»


Вдалеке он услышал, как завыли сирены.


Шон Хьюстон, 1994.

Показать полностью

Рассказала

Таня неуверенной походкой вышла из дверей кафе, подняла воротник норковой шубы и потуже затянула шарф. От выпитого коньяка и разговоров с бывшими одноклассниками кружилась голова. А снег все продолжал идти, превращая улицы поселка в один большой сугроб.

Еще раз отругав себя за туфли на высоком каблуке, которые, все же надо признать, идеально подходили к черной юбке-карандашу, женщина направилась к автобусной остановке. Под слоем снега обнаружилась сплошная корка льда, из-за чего приходилось семенить мелкими шагами, сохраняя последние остатки равновесия.

На Танино плечо легла чья-то рука. Она обернулась и увидела лицо улыбающегося Мишки или как его сейчас называют на службе – Михаила Викторовича.

- Танюш, давай ты не будешь мучиться, - Миша взял женщину под руку. – Могу я тебя раз в двадцать лет довезти до дома?!

- Можешь. Спасибо.

- Пока не за что. Пойдем.

Развернувшись, они отправились к входу в кафе, где был припаркован Мишин внедорожник.

- Залезай, а я пока машину от снега почищу.

Сев в машину, Таня откинула солнцезащитный козырек и начала изучать себя в зеркальце: на нее смотрела брюнетка с раскрасневшимися щеками и карими глазами, покрытыми паутинкой капилляров. Заметные морщинки в уголках глаз, поплывший овал лица – все это не поднимало настроение. А ведь когда-то она была первой красавицей в школе и мальчишки не давали ей прохода. Тот же Мишка…

Тук-тук. Таня перевела взгляд на лобовое стекло, по которому Мишка постучал костяшками пальцев. Она помахала ему в ответ и широко улыбнулась. В следующую минуту он уже сидел на водительском сиденье и выруливал на единственную асфальтированную, поселковую дорогу.

- Не понимаю, почему ты не остался? Весело же?

- Как тебе сказать. Я, в принципе, ехать сюда не хотел. Дорога длинная, работы в Москве много, да и бывшие одноклассники остались где-то в прекрасном прошлом, а сейчас это другие люди со своими взрослыми проблемами.

- Тогда почему приехал?

- Из-за тебя. Наконец-то я набрался смелости признаться, что ты мне очень сильно нравилась. Даже сейчас, когда я на тебя смотрю, то у меня что-то внутри ворочается.

- Да ладно тебе. Что было, то прошло. Гормоны, первая любовь. Мы же взрослые люди – все понимаем.

- Вроде все так, но меня до сих пор мучает вопрос. С кем ты встречалась в школе? С Витей Щепкиным или Володей Петровым?

- Ни с кем.

- Не верю. Такого быть не может.

- Правда. Не было у меня интереса к противоположному полу. Скорее я даже как-то побаивалась.

- Ты и побаивалась?! Что случилось-то?

Таня вытащила из кармана пачку сигарет.

- Не возражаешь?

- Пожалуйста.

Женщина приоткрыла окошко, в которое задул студеный воздух.

- Я никому об этом не рассказывала. Прошло уже столько лет, но чувствую, что мне надо выговориться. Только обещай не перебивать.

- Не буду.

Таня глубоко затянулась, закрыла глаза и медленно выпустила струйку дыма.

- Это был шестой класс. Начало осени. Хорошо помню тот вечер. Накрапывал мелкий дождь. Я шла под зонтом после занятий в музыкальной школе. Дорога вела меня по улице Ленина вдоль поселковой администрации, пожарной части и рынка. Прохожих почти не было. Я находилась под впечатлением от прошедшего занятия. Мы полтора часа репетировали с Ниной Ивановной концертную программу, которую планировали показать в доме творчества в выходные. Я сильно переживала, потому что до этого не выступала на публике. В голове крутилась мелодия, перед глазами плясали ноты. Где-то возле продуктового магазина я стала различать шаги за спиной. Я оглянулась и увидела четыре мужские фигуры, которые быстро ко мне приближались. Я испугалась. Людей на улице нет, вечер, разговоры про маньяков по телевизору… Я решила свернуть в Авиационный переулок и дворами добраться до дома. Ускорив шаг, я услышала за спиной уже топот. За мной гнались. Я тоже побежала. Около сгоревшего здания психбольницы меня схватили. Зонтик упал в грязь вместе с пакетом, где лежала партитура. Рот мне зажали рукой и потащили в обуглившиеся развалины. Я хорошо запомнила ту комнату или лучше сказать больничную палату, куда меня занесли. Комната метров двадцать, по стенам стоят двухъярусные, пружинные кровати. На некоторых лежат на удивление целые полосатые матрацы. Когда-то кремовые стены покрыты слоем копоти, крыша кое-где обвалилась и сверху капает. Один из этих ублюдков достал из кармана кожаной куртки носовой платок, больше похожий на истлевшую ветошь и затолкал мне в рот. Меня чуть не вывернуло, когда я представила, что он туда сморкался. Его лицо было вполне обычным и ничем не примечательным. Я его, честно говоря, не запомнила. Запомнила только уродливую бородавку над верхней губой и стойкий запах алкоголя. Дальше они разодрали матрац на лоскуты и привязали меня за руки к основанию кровати. Я сидела с кляпом во рту и наблюдала, как насильники весело обсуждают, что они будут со мной делать и кто будет первым. Слезы лились ручьем, но я ничего не могла поделать. В этот момент я почувствовала всю безысходность положения.

Во время всего рассказа Таня всхлипывала и дрожала. Глаза были все также закрыты. Михаил то и дело проводил по волосам женщины рукой, пытаясь хоть как-то ее успокоить. Еле слышно он твердил словно ребенку: «Ну-ну. Тише-тише».

- А потом случилось то, что я не могу понять и объяснить до сих пор. Не знаю - было это на самом деле или нет. Понимаешь, я была в отчаянии, моя детская психика почти сломалась, а все остальное может иметь вполне логическое, земное объяснение. В общем, я увидела Его. Мужчину преклонных лет, одетого в старомодный костюм, поверх которого был накинут больничный халат. Он стоял неподвижно в проеме двери, внимательно рассматривая преступников. Потом он перевел взгляд на меня, уголки его губ едва заметно приподнялись. Он пригладил свою козлиную бородку, снял очки и размеренным шагом направился к четырем мужчинам. Насильники его не замечали. Они откупорили бутылку водки и разлили ее по стаканам. Один из них решил произнести тост за предстоящее веселье. Остальные с нетерпением ждали, пока он закончит, чтобы, наконец, влить в себя алкоголь. Старичок подошел к ним вплотную. Затем он вытащил из кармана больничного халата пузырек из зеленого стекла и капнул мутноватую жидкость в каждый из стаканов. Также неспешно он вернулся к двери, махнул мне рукой и скрылся в темноте коридора. Насильники осушили свои стаканы до дна и как по команде стали снимать штаны. Перед моими глазами предстали гениталии четырех мужчин. Я зажмурилась и задержала дыхание. До меня доносились их сальные шутки и взаимные подбадривания. Я почувствовала на своей шее учащенное дыхание, рука опустилась мне в промежность… В этот момент я потеряла сознание. Не знаю, сколько времени я пробыла в той палате, но когда пришла в себя, то все они были мертвы и лежали на бетонном полу в неестественных позах. Кое-как отвязавшись от кровати, я выскочила на улицу и побежала без оглядки домой. А дома мне влетело за потерянный зонтик и ноты. Матери и отцу я решила тогда ничего не говорить. И ты первый с кем я хочу поделиться тем, что тогда произошло.

- Не знаю, что и сказать. – Михаил остановил машину у подъезда Тани, который он хорошо помнил еще со школы.

- Ничего не надо говорить. На следующий день в местной газете появилась заметка о четырех работниках овощебазы, которые отравились паленой водкой. Теперь мне стало легче.

- Тань, а может в другое какое кафе пойдем? Не хочу на такой грустной ноте заканчивать вечер.

- Все хорошо. Мне, правда, лучше. А тебе спасибо, что довез и выслушал.

- Когда еще увидимся?

- Увидимся. Лет через двадцать. А ты мне нравился, Григорьев.

Таня чмокнула Мишу в щеку и быстро, насколько позволяли каблуки, поспешила к своему подъезду хрущевки.

Показать полностью

Светское государство 80 уровня

Гуляю я, значит, по Брюсселю и вижу красивый католический собор. Собственно вот:

Светское государство 80 уровня Религия, Уличный писсуар, Брюссель, Собор, Длиннопост

Обхожу его справа, а там, у стены ... писсуар!

Светское государство 80 уровня Религия, Уличный писсуар, Брюссель, Собор, Длиннопост

P.s. Пысы

Показать полностью 2

Потайная комната

Потайная комната

Третье желание

Третье желание

Родной голос

Родной голос

Эксперименты

Эксперименты
Отличная работа, все прочитано!