kaifatta

- Кстати, нас Гришка на Новый год к себе пригласил... — довел до моего сведения муж, трамбуя кулаком подушку перед сном.
- Это чего это «кстати»? К чьей стати? Я тысячу раз сказала — в клуб не пойду! — от возмущения с меня слетел уже подкрадывающийся сон.

И причина для этого на мой взгляд была весьма весомой. Новый год в части традиционно отмечали в клубе: туда за общий стол стягивались бездомные молодые офицерские семьи. Старший офицерский состав гулял либо по своим солидным квартирам-домам, либо разъезжались по знакомым. Поэтому лейтенантско-капитанская голытьба тусила практически безнадзорно, а потому весело, воспоминаний, кого в каком сугробе потом искали, хватало минимум до 23 февраля. Предыдущий Новый год мы с тогда еще не-мужем встречали каждый в своем городе, и если я его собиралась тогда праздновать с родителями, то Лешка был приглашен на это мероприятие. А чтобы ему не было скучно, сердобольные офицерские женушки позвали ему в пару чью-то подружку-веселушку, о чем мой мужчина тут же честно поведал мне по телефону. Дальше опустим несколько предновогодних дней слез, скандалов, интриг и преследований в духе: «Нет, ты иди... Ну конечно иди.... я пойму...я все пойму...и пррррокляну!!!». В итоге сокровище мое на празднование пошло и предприняло максимум усилий сберечь мужнину честь, а именно быстренько втянуло на голодный желудок примерно три обычных нормы потребления алкоголя и было мирно унесено спать обратно в Синий корпус еще до полуночи.
(«Синий корпус» - отдельно стоящий полусгнивший деревянный барак на территории части, в котором проживал холостой офицерский состав в комнатах по 4-6 койко-мест. Наименование получил как из-за цвета стен, так и из-за основного хобби его обитателей. Лично мне запомнился провалами гнилых досок пола напрямую в подпол прямо из коридора.) Так что воспоминания о празднике у нас обоих были не самые приятные: меня начинало трясти от непережитой ревности, мужа - от кошмара наступившего поутру первого в жизни похмелья.

- Не в клуб, им три дня назад хату дали. - пожал супруг плечами.
- Да ладно? Откуда?
Все оказалось просто: соседняя часть, кинологи, отстроили себе посреди поля пару многоквартирных домов, несколько квартир оказались лишними, и командование предложила их на общежитие менее удачливым городским коллегам. Раздали по старшинству нуждающимся и Гришке, поскольку он раньше у кинологов служил. Так что ребята вот уже два дня как перенесли свой семейный очаг из неотапливаемых гримерок клуба в нормальную трехкомнатную квартиру, где им выделили аж две двенадцатиметровых комнаты.
- Ну так что? - позевывая, поинтересовался муж.
- Что «что»? Это уже завтра, как ты не понимаешь! - возмущаться я не перестала.
- Все, гаси свет, завтра и обсудим. - скомандовал он и поплотнее завернулся в одеяло.
Щелкнула выключателем ночника-елочки и повернулась к этому тирану спиной. Как вот можно такие вещи просто на голову вываливать перед сном, это же не просто поход в гости, это Новый год. Это все планировать нужно! А ему хоть бы хны. Я ворочалась, сон сбежал окончательно.
- Ой, ну говори уже вслух, я спиной чую, что ты сейчас взорвешься. - вздохнул муж.
Я села и начала ему перечислять. Нужен наряд, нужны подарки, для этого нужно знать, сколько еще приглашенных, нужно что-нибудь сготовить на праздничный стол и вообще... Тут меня прервал смачный всхрап. А вот теперь стало обидно. Я тут не жалея себя планирую, как в грязь лицом не ударить, а он дрыхнет.
- Ты меня не слушаешь - потрясла я любимого гада за плечо.
- Слушаю. - внезапно бодро отозвался он. - Слушаю и восхищаюсь, как ты все правильно говоришь, четкая такая постановка задачи. Умница моя. Вот с утра и займешься. А теперь спи уже; чтоб я еще хоть раз тебе что-то сказал заранее!
Пришлось спать. А утром все пошло кувырком. Во-первых, сова проспала, во-вторых, пришлось носиться по магазинам в поисках подарков и «того самого» наряда, распихивая толпы таких же любителей все откладывать на последний день. В результате, ближе часам к четырем вечера выяснилось, что на кухне нет ни одной свободной конфорки, даже на полчаса, чтобы отварить овощи в салат, даже за «пожалуйста ну очень нада», а впопыхах купленное платье сидело на мне так, что муж ржал и спрашивал, где я умудрилась найти магазин одежды, в котором не было ни единого зеркала. Поднять настроение решили при помощи обмена подарками. Что могут подарить друг другу хозяйственные и рачительные супруги 19-23 лет? Через полчаса уверений в «какая прелесть» и «вау, круто», муж принялся прибивать на стену венецианскую маску и полуметровый фентезийный меч, а я отправилась выпрашивать у Ольги и Веры лишние овощи в мундире. Добытого продуктового набора, с учетом валяющейся в холодильнике банки консервов, хватало на изысканнейший салат «Мимоза», который я дорезала в крайней спешке. Сложно сосредоточиться на готовке, когда муж сидит на диване в обнимку с курткой и гипнотизирует секундную стрелку на часах.

Но все же к семи часам вечера мы с кучей пакетов выбрались из автобуса у нового военного городка. Правда, городком это можно было назвать с натяжкой. Стоишь лицом к дому - вот он, городок; встал спиной к дому - поле, а за ним сразу лес, а над этим всем луна и тишина. Три пятиэтажки, остановка, две качели и одна горка, вот и весь городок. Грише досталась квартира на первом этаже.
Встретились, расцеловались, вручили подарки, расставили по столу салатики. Малая рассекала по квартирному пространству на велосипеде, Надя любовно поглаживала дверные ручки и выключатели, Гришка хозяйски демонстрировал мужу каждый угол нового жилища. Было шумно и здорово. Проводили Старый год, надкусили салаты. Тут меня ожидало очередное фиаско: я щедрой рукой сыпанула в салат сырого лука примерно столько же, сколько картошки, да еще и два слоя умудрилась впихнуть, благодаря чему моя «Мимоза» хрустела на зубах и вышибала слезу. Но комментировать мой провал никто не стал, да и Надя тут же умело запрятала его между другими блюдами на столе. Сразу после полуночи в дверь начали барабанить соседи: пойдемте гулять. Во дворе сначала запускали фейрверки, петарды, зажигали бенгальские огни, потом китайская пиротехника закончилась, дети разочарованно заскулили. Тогда добросердечные папы-офицеры бросились по домам и стали выносить личные запасы сигнальных ракет, каких-то дымовушек. Все это взлетало, дымилось, пищало. Муж, с завистью глядя на бахающего из ракетницы полковника, доказывал Грише, что вот него тоже дома почти такие же есть, но только немного лучше. Видимо, у каждого уважающего себя офицера дома имеется маленький стратегический запас чего-нибудь взрывающегося. Вокруг пиротехников носились мужики, размахивая российскими флагами. Женщины сбивались в восторженно пищащие группы отдельно от мужчин и тоже вносили свой вклад в фейерверки и грохот, разливая шампанское по бокалам. Потом закончились ракетницы даже у самых запасливых, все резко замерзли и направились по домам. Но праздник уже выплеснулся из квартир и не хотел умещаться обратно. В подъезде стало шумно и людно: курили, смеялись, играли на гитаре, пели, передавали из квартиры в квартиру тазики с салатами. В три утра мы в составе команды 30 самых стойких хором пели под караоке «Распрягайте, хлопцы, коней» в квартире какого-то майора. Я, ввиду отсутствия голоса, не пела, но с восхищением наблюдала, как болельщики хора закусывают водку моей луковой «Мимозой», ежатся, крякают и повторяют процесс.
Лешка с каким-то смуглым капитаном душевно прогнусавили «под-Боярского» «Зеленоглазое такси», получилось на удивление хорошо. Женская часть аудитори так активно хлопала и хвалила, что хозяину квартиры стало завидно. Он заявил, что по просьбам трудящегося себя исполнит свою любимую песенку про лето... Через пару минут он под восторженный рев зрителей удирал вокруг стола от любящей супруги, пытающейся отобрать микрофон, и с энтузиазмом горланил припев: «Поеду на дачу! В руки лопату! Х.... Х....!!!». Громче всех аплодировали за дверью зала его десятилетние пацаны-близнецы.
На рассвете, засыпая в кровати на белье с изображением диснеевских принцесс, муж бубнил, что у них в гарнизоне на улице елку наряжали, снежки лепили крепче, а сугробы были выше. А я была уверена, что это был самый классный новый год за все мои 19 лет.

Итак, после первой сессии на заочном факультете под чутким руководством отца я сделала одну ошибку в своей невеликой биографии - не стала устраиваться на работу. Ну а что, среднестатистическую зарплату папа выплачивал мне почтовыми переводами, отмазка перед людьми и совестью была железобетонной: студентка, сессии часто, больше отпрашиваться буду, чем работать. Муж пожал плечами и не стал настаивать на трудоустройстве. Поэтому у меня была просто нереальная куча времени для того, чтобы лелеять свою увеличивающуюся социофобию и отращивать жопу богатый внутренний мир.

Поскольку проведение интернета в общаге представляло некие сложности, а телевидение мы с мужем солидарно находим омерзительным, внутреннему миру приходилось развиваться посредством потребления неограниченного количества книг, фильмов и компьютерных игр. Для последнего с предпоследним у нас даже завелся настоящий дилер. На местном рынке имелась палатка, в которой обитал Серега - пузатая смесь неформала, хиппи и гота, с фенечками поверх татух, кожаным плащом поверх майки с изображением обложки альбомов то Металлики, Арии, белобрысый хвостик поверх залысин. Рокер в душе, 40 летний торговец пиратскими дисками в реальности. При виде его кожаных штанишек с оттянутыми как у заношенного трико коленок меня разбирал смех, поэтому муж, не желая терять особого расположения и скидок за постоянство, сразу разворачивал меня носом к стенду с романтикой и мелодрамами. Под этим же стендом размещалась коробка с порнушкой. Островок сурового цинизма в розовом море любви. Пока я перебирала диски с советскими комедиями типа «Все фильмы Миронова!!!», муж и Серега перебрасывались непонятными названиями типа Лакримоза, АйронМайдэн и так далее. В переводе на женский это означало, что вечером меня ожидает принудительное просматривание очередного супер-мега-крутого концерта чего-то грохочущего и воющего, записанного на художественного оформленные болванки лично Знатоком для любимого клиента. Потом муж разворачивал очередной журнал про компьютерно-игровые достижения, Серега жестом фокусника извлекал из коробок крякнутые версии игрушек, которые вышли чуть ли не этим только утром в ультразащищенной лицензионной оболочке. Муж выражал восхищение, Сергей снисходительно принимал комплименты, затем оба синхронно вздыхали и закатывали глаза к небу, потому что в их любовно собранный Истинными Ценителями Прекрасного пакетик я невозмутимо всовывала диск «10 самых слезливых фильмов по версии журнала Космополитен». Расплачивались, раскланивались и возвращались домой в предвкушении дозы интереснейшего досуга.

В ранее незнакомый мне мир компьютерных игр я втянулась с головой. Настолько глубоко, что проводив мужа на службу после завтрака, сразу прыгала к клавиатуре, через пять минут подскакивая от стука в дверь - супруг вернулся обедать. Получив пару раз бутерброды с чаем вместо человеческой пищи от красноглазого взлохмаченного существа в пижаме, любимый в ультимативно-экспрессивной форме пригрозил забирать на работу шнур от компьютера. Помогло только тем, что на моем телефоне появились дополнительные будильники: «Сготовь» и «Подогрей».
Кроме того, от молодой жены должно благоухать свежестью, а не омерзительным заспанным телом, поэтому к приходу мужа следовало успеть обеспечить собственный приличный вид. Спохватившись, что время работы душевой мной благополучно заиграно, я сгребла мыльно-рыльные принадлежности и полетела испрашивать милости в виде ключика у вахтерши. Логично, что в воспитательных целях высшие силы эту вахтершу куда-то увели.

Я тоскливо потолкалась во все служебные двери первого этажа, но тщетно. Раскрылась только одна, с надписью «Постирочная», расположенная по соседству с душем, и за ней я обнаружила заброшенную стройку. В помещении все было сделано наполовину: снят кафель со стен, залиты бетоном полы, сломаны раковины. В дальней отгороженной части комнаты под огромными кранами, торчащими ржавыми вентелями из не менее ржавой трубы, стояли раздолбанные деревянные столики. В центре комнаты зияла квадратная дырень сливного отверстия. Вокруг валялись ведра с засохшим цементом, пара совковых лопат и деревянные носилки. Задумавшись о том, как моя глупая голова умудрилась так залипнуть в игру, я покрутила ближайший кран. Трубы взвыли, загрохотали, и под ноги мне хлынула вода... Горячая! В соседнем кране нашлась и холодная водичка, водопад шумно сливался в сливную дыру, нигде не задерживаясь, никуда не затекая. Да это же невероятно! Подпрыгнув от радости, я сбегала в комнату за кастрюлей с бокалом и прекрасно вымылась посреди бетонных нашлепок и чьих-то зацементированных сапог. Впоследствии, это место стало нашим личным Клондайком. Мы просто прикупили большой тазик и пару ковшей и мылись без очереди, когда и сколько хотели. Почему-то конкурентов в этом месте мне застать ни разу не удалось. Длинющая очередь в душ злобно на нас поглядывала, но никто не следовал нашему примеру. Люди такие странные.

В очередной раз по будильнику очнувшись от виртуальной реальности, я прикинула, что курица в холодильнике еще с ужина осталась, поэтому с меня к обеду только гарнир. Это значительно упрощает жизнь игровой наркоманки, поскольку можно отварить картошку - и сытно, и приглядывать за ней не нужно, а значит, можно еще заездик погонять. Сказано-сделано. Продираясь через миссии Карбона, я легкомысленно отключила второй будильник, попутно отметив, что в коридоре звуков поприбавилось - общага готовилась к пришествию мужчин к обеду. Лишь звонок от мужа, возвестившего, что он вот прям сейчас выходит, заставил меня оторваться от компа и пойти забрать картошку.
Ну как забрать... На кухне я поздоровалась с соседками и уставилась на плиту. Чужие сковородки, чайник... Моя кастрюлька сиротливо стояла на столике у раковины. Судя по пленке на мутной воде и застывшим на ней пузырькам, ее сняли с огня еще даже до закипания. Поэтому я почувствовала, как закипаю сама.
- А кто мою кастрю...
- Ну я сняла! И что? - раздалось из-за двери. Ольга Павловна вошла, воинственно прищурившись.
- А зач... - я опять не успела договорить.
- Нет, а что это такое? Нет, ты, значит, целый день дома сидишь, а мы работаем! Вот и не надо готовить в наше время! Сидишь, значит, готовь утром, когда нет никого. Нет, а то взяла моду, конфорки занимать, когда работающим людям готовить нужно!!!
Когда я ставила картошку, кухня была совершенно пустой. Да и сейчас свободными оставались три конфорки из восьми. Но дело же не в конфорках... Соседки молча шуршали своими половниками и лопатками, не вмешиваясь с оскорбительно-воспитательный процесс. Испытывая жуткое желание вывернуть содержимое кастрюли на пергидрольную голову комендантши, я уставилась в крахмальную воду, подыскивая хоть какие-нибудь слова, кроме нецензурного воя... Но в моей голове, помимо бешенства, отчётливо щелкали секунды до прихода мужа, совпадая с шагами, приближающими его к дому. К черту, некогда! Я развернулась и пролетела мимо Ольги Павловны обратно в комнату, оставив ее без оппонента спланированного скандала. В комнате достать порционные пакетики с гречкой - раз, вывалить крупу в миску - два, залить водой - три, сыпануть на глаз специи и в микроволновку на максимум - четыре, за минуту покрошить огурец-помидор, к гречке швырнуть курочку. Стук в дверь! Вуаля - на столе и салат, и гречка с курицей, и компотик. И жена молодец. А что румяная такая, так это топят больно сильно, нет, не злюсь, с чего ты взял...

Муж что-то болтает о работе, вроде киваю, а в голове только «Ну я сняла! И что?»... и что... Да ничего. Время разборок упущено. Да и что я ей скажу? Орать в коридоре мерзко... «Вы зачем мою картошку сняли?»... «Кто вам дал право?»... «Ольга Павловна, что вы этим хотите....».... «Ах ты, сука, грымза...» Короче, как ни крути, что не скажи, звучать будет глупо... Да и если без эмоций, она ничего не соврала. Я действительно не работаю, могу готовить в любое время. Скажут, она ее за дело проучила, а эта истеричка потом визг подняла... Н-да, не стоит портить и так невеликое мнение о себе еще больше... Ну а почему все они будут на стол обед подавать с пылу- жару, а я буду утренние готовки подогревать. Это же совсем другой вкус...и воообще. Должен быть другой способ...

На следующий день перед обедом Ольга Павловна демонстративно расставила на плите свои сковороды так, что на оставшемся пространстве плиты могла уместиться разве что кокотница. Когда я заглянула на кухню, она тотчас вскинулась и открыла рот, но я ее опередила.
- Ольга Павловна, я вам не мешаю.сегодня?
- Сегодня не мешаешь. Я же говорила, готовь раньше.
- Конечно, конечно, как скажете, - радостно покивала я ей. - Ну раз не мешаю, то хорошо...
— Не мешаешь, - еще раз буркнула она. - Уйдем мы, и делай, что хочешь.
- Вы, главное, не отключайте больше.
Ольга Павловна недоверчиво на меня глянула и отошла на шаг от плиты, заглядывая в духовку. Там томилась моя новехонькая утятница.
- Правда, я хорошо придумала. - щебетала я. - Как хорошо, что я вам больше не помешаю...
Ольга Павловна только кисло улыбнулась и отвернулась.
А тушеное и печеное гораздо полезнее для роста богатого внутреннего мира.

Ранее http://pikabu.ru/story/salagazhena_ili_kak_vyizhit_v_ofitser...

Только пристроилась с утречка подымить в заКУТке, как в дальнем конце коридора распахивается дверь, маленькая фигурка наощупь натягивает тапки и, радостно подвизгивая, шлепает в мою сторону. Со вздохом запихиваю зажженую сигарету в пепельницу — не дымить же на ребенка.
- Привет, Макс.
- Тетя Маша, ты уже плиехала? - заспанная моська ребенка довольно улыбается.
- Ну как видишь, - смеюсь.
- Насовсем плиехала?
- Макс, ну мне часто придется уезжать, у меня там учеба, родители.
- Ааа...пошли в футбол иглать?
Ой, как неохота-то... Играть не хочется, дитеныша расстраивать не хочется, люлей за грохот в коридоре от местного бомонда получать тоже не хочется...
- Максик, а ты не знаешь, тетя Римма не с ночной смены пришла? А то опять оба в углу стоять будем...
В прошлый раз красавица Римма спикировала нам на головы, дыша огнем и меча молнии, в самый разгар серии пенальти. Кубок коридора, не хухры-мухры, визга и грохота хватало. Мне-то хоть просто стыдно было, а вот Макса выдрали как сидорову козу.
- Не знаю, - уныло протянул пацаненок.
Молча дошли до моей двери.
- Погодь тут, - ну не бросать же его в таком разочаровании, достаю с холодильника шоколадку. - на, держи, это тебе подарок из моего города, такие там только делают.
- Ууууу! - Макс, вцепившись в плитку, уносится в комнату. Спасибо не сказал, забыл от великой радости, ну да и ладно, по лицу все видно.
Позже, выбравшись на кухню, застаю там Ольгу, как всегда в ворохе овощных очисток. Так, надо бы сразу признать свои возможные косяки...
- Оль, привет. Ты не сердишься, я Максику шоколадку дала? У него же аллергии нет? Ничего, что до обеда? А чего он не в садике? - выдала я автоматную очередь.
- Ой, не говори, опять ночью кашлял, в сад не повела, так с утра уже меня вывел, везде ему надо, и ноет, и ноет. Скучно ему, а мне весело, что ли? - Ольга раздраженно ширкала ножом по доске.
- Ой, ну да... - почувствовала я неизвестно чему, мне- то казалось, что за больными детьми ухаживать надо, а не шпынять их. Тут же вспомнилась Ольга Павловна... - Оль, кто сейчас дежурит-то по кухне, по коридору? А то я с очереди сбилась.
- Двадцать седьмая кухня, десятые по коридору. Вы еще нескоро.
- Спасибо, а то мне ж в последний раз так влетело, ты слышала, наверное?
Конечно, слышала, даже если и не лично, то от очевидцев. Вообще, Ольга слышала все и знала все, она была природой сконструирована, как идеальный приемник. Информация получалась, хранилась, обрабатывалась и передавалась сотней различных способов. Массовый распространитель, информационный ураган. Обижаться на нее за то, что она кому-то что-то рассказала, было абсолютно бессмысленно, все равно, что обижаться на то, что солнце встает на востоке. Самое страшное, что можно было с ней сотворить, — это попросить сохранить что-нибудь в секрете. Тогда она честно пыталась некоторое время сдерживаться, природные процессы внутри нее нарастали, концентрировались, и при малейшем воздействии Ольга взрывалась информационной бомбой, осколками которой секло даже непричастных и незаинтересованных. Так что зла за сделанную мне по приезду рекламу я не держала. Она точно также абсолютно бескорыстно слила мне личную жизнь большинства обитателей общежития.

-Да уж слышала. - эхом моих мыслей отозвалась Оля. - Она тут еще дня два разорялась, что после твоего дежурства бардак остался.
- Правда?
- Я врать буду, по-твоему? - вскинулась соседка.
- Да я не о том, правда, что бардак остался? Я вроде старалась.
- Ой, да нормально все было, даже не парься.
- И чего она меня так невзлюбила, - вздохнула я. - Я вроде вежливо с ней, что не так делаю, непонятно.
- Ну ты чего хотела-то, ты ж ей дорогу перебежала. - Ольга, уворачиваясь от шипящего масла, ворошила мясные кусочки. Потом оглянулась посмотреть, куда пропала собеседница. Полюбовавшись на вытаращенные глаза статуи «Маша с поварешкой», хохотнула и продолжила: - Ну не ей, дочке её.
-Не поняла... - я пыталась уложить в зло мозг полученные данные. Картинка с изображением коренастой, коротко стриженной, пятидесятилетней куряки, женщины-прапора, Ольги Павловны, с вожделением тянущей лапы к Лешке, категорически отказывалась покидать мое воображение.
- Ой, Маш, да ладно, все ты поняла... Когда Леха сюда въехал, она все уши прожужжала, какой парень видный. И внешность нормальная, и не пьющий, и хозяйственный. И холостой, да еще и военный. Вот бы ей зятя такого. Ну и начала Лизку на кухню гонять, типа, пусть на глазах повертится, вдруг чего и получится. Они вроде как и общались, а когда на велосипедах вместе кататься съездили, так она вообще расцвела. А он тут - раз, и тебя привез, а потом - раз, и женился...

Сказ о том, как ОльПална чуть тещей не стала явно доставлял Ольге удовольствие. В отличие от нее, я чувствовала непреодолимое желание кого-нибудь придушить. Некоторых прямо вот даже цепью от любимого велосипеда.
- Но ведь знали же, что Лешка комнату взял, чтобы меня привезти! - возмутилась я.
- Пфффф, невеста еще не жена... Да и жена не стена. - ухмыльнулась Оля. - Так что далеко не отъезжай, окрутят...
- Это мы еще посмотрим! - прошипела я и удалилась в комнату, успокаивать приступ ярости чашкой кофе.
Разнести всю комнату к чертям, позвонить этому ловеласу велосипедному и рассказать ему, что он гад и мерзавец. Покатушечки он устроил! Лиза эта еще... Лиза имела очень спортивную фигуру чемпионки-пловчихи, короткую, под маму, стрижку, рост мне по плечо. Вечными спутниками ее были плеер в ушах и жвачка во рту. На кухне я с ней практически не сталкивалась, поэтому и не разговаривали ни разу. Я думала, что поэтому. А оказывается, потому что я разлучница, препятствия им чиню... А с другой стороны... Женился он на мне. И гуляет он меня. Ну прокатились на великах. Я ему скандал закачу, он мне перечислит все мои посиделки в кафе с одногруппниками, получится то же самое, только я уже виновата. И чего тогда воду мутить? Плюнули и забыли. А Ольга Павловна пусть свою хозяюшку учит плиты отмывать, а не меня.

Ну правда совсем забыть не удалось. На следующий день муж затащил меня на верх старинного крепостного вала, созерцать посеребренные зимой очертания городка. Мороз стоял мягкий, деревья обросли пушистым инеем, сугробы казались перинами. И мы стояли над всем этим богатством...
- Ух, красота-то какая...лепота... - муж с наслаждением втягивал полной грудью ледяной воздух.
- Невероятно... - вторила я.
- Это даже лучше, чем осенью...это даже лучше, чем...
- Чем с Лизонькой на велосипедах кататься? - так, это не я сказала, это не я... Ну надо же как зацепило меня, и самое главное вот просто взяло и само вырвалось...
- Ну катается-то Лизонька хреновато, - прищурившись, разглядывал муж уже меня, а не природу. - Так что лучше это точно. Ты чего это, поревновать решила?
- Размечтался! А если бы она не хреновато каталась, то что? так бы и катался с ней?
- Смотри, как этот сугроб на тебя смотрит!!!
Посмотреть на сугроб мне не удалось, поскольку нас тут же с ним познакомили поближе. И поглубже. Тщательно утрамбовывая меня вглубь снежной подушки, муж приговаривал: - Злиться она вздумала! Ревновать она решила! Щас мы её остудим! Я! Тебя! Дуру! Люблю!
- Кхм-кхм...
Из-под снежной вуали я могла разглядеть только непонятный силуэт за плечами мужа.
- О, ты вовремя, сейчас я вас познакомлю заодно! Моя, хватит валяться, - меня выдернули из сугроба и воткнули в него вертикально. - Знакомься, это Гриша. Гриша, это Маша.
Мы с Гришей уведомили друг друга, что нам очень приятно. После, пока мужчины беседовали, я проморгалась и выяснила, что новый знакомый это страшненький лопоухий кривоногий небритый прапорщик, ростом где-то метр шестьдесят. Закончив разговор, Гриша мне кивнул и поскакал вниз с вала по тропинке.
- Это что было? - поинтересовалась я.
- Гриша, мы сегодня к ним в гости пойдем, кино на проекторе смотреть. С нас кино. - муж выглядел страшно довольным.
- Он на гоблина похож...
Муж поднял глаза к небу, вздохнул и, опрокинув меня обратно в сугроб, продолжил закапывать: - Это! Боевой! Товарищ! Он! Должен! Внушать! Ужас! Врагу!

Вечером, вооружившись несколькими пачками чипсов, диском с фильмом, и - о,ужас, ужас, знала бы мама - пивом, мы отправились в первый мой гостевой визит. Муж на расспросы отвечал загадочно: - Сейчас все сама увидишь...
Сначала меня провели на территорию части, но в зимних плотных сумерках что-то рассмотреть было сложно. Лешка пообещал экскурсию в другой раз, поскольку, как он объяснил, нас уже ждали. Мимо двухэтажных корпусов мы подошли к строению с табличкой «Клуб», на крыльце которого курил знакомый лопоухий силуэт.
- А вот и мы.
- Заходите, чё, - Гриша придержал мне дверь. Внутри клуба оказалось ненамного теплее, чем снаружи. Дверь вела сразу в зрительный зал мест на двести, на переднем ряду сидели трое солдатиков, один из них держал гитару. На небольшой сцене в восточных костюмах кружились две девушки. Солдатики, не отводя от персидских фей глаз, пробормотали свое: «Здра жла трщ стрш лтннт».
- Репетируют к Новому году, - коротко пояснил мне Гриша.
- Уииииии, - бело-розовая молния пронеслась через весь зал, как кошка вскарабкалась на руки мужу, он только успел подхватить, и звонко чмокнула его в щеки. После чего замерла и оказалась голубоглазой блондинкой лет трех.
— Катюха моя, - ласково пробурчал Гриша.
В зале началась кутерьма: муж, придерживая повисшую на нем девчушку, порыкивал на солдат, те волокли из разных углов столик и кучу проводов, девушки на сцене нежно возмущались, что им не дали порепетировать, муж объявил им, что он пришел смотреть кино, а их танцульки их не волнуют, Гриша разматывал коробку с проектором, блондинка пищала и мурлыкала. Меня все оставили, поэтому я таращилась на это действо, сжимая пакет с чипсами.
- Гриш, я не поняла, че Катька без куртки, ты спятил, а? - высунулось из-за кулисы широкоскулое женское лицо. - Ну-ка, быстро надеть! Маш, ты же Маша, да? Иди сюда!
Лицо спряталось. Я повернулась к Грише: - А...эммм...
- Надька моя. Иди, там дверь. - коротко махнул он.
Через дверь я попала в узкий коридорчик с покрытыми вперемежку инеем и плесенью стенами, в котором теснился холодильничек и электроплитка с парой кастрюль на них. Напротив них молодая женщина рылась в сваленной на колченогом стуле охапке верхней одежды.
- Привет, я Надя, не раздевайся, тут дубак.
- Привет. Вы тут живете что ли? - несколько обалдела я.
- Где эта чертова куртка... Гриш, бля, куда ты ее дел!.. Живем? Это жизнь по-твоему? - Надя в моем ответе не нуждалась, тут все было более, чем очевидно. Зло швырнув потревоженные вещи обратно в кучу, она распахнула дверь с облезшей краской: - Ну, полюбуйся...
Комнатка за дверью представляла собой шедевр дизайнерской мысли в стиле минимализма. Мы стояли в ногах кровати-полуторки, в притирку к ней разместилась детская кроватка, за кроваткой пышуший жаром обогреватель и горшок. Это все. Вдоль стен оставался проход сантиметров тридцать, в который я в шубе поместилась боком.
- К стене ничего придвинуть не могу, она ледяная. - пояснила Надя. - Вот, так и живем.
- Надя, это же... У меня слов нет... А вещи ваши где? Сюда же ни один шкаф не влезет- я глазам своим не верила.
Вместо ответа Надя протянула мне палку с крючком на конце, такими на рынках продавцы вещи снимают... Я задрала голову... А вот и шкаф... Мы находились на дне примерно четырехметрового колодца. По стенам ребята вколотили кучу гвоздей, натянули веревки и хранили вещи на вешалках.
- Пиздец... - вырвалось из моей интеллигентной души.
Надя удовлетворенно хмыкнула, любуясь моим шоковым состоянием.
- Надюша, как тут жить можно? А где вода? А как стирать?
- Вода в толчке в раковине, только холодная. В ведре нам грею. - добивала она меня. - Стирать там же, я приноровилась.
Если бы у меня была бы хоть капля художественного таланта, я бы тут же изваяла Надьку в полный рост посреди заснеженного плаца, как прижизненный памятник Женщине-герою.

Пока я хлопала глазами, в комнату просочилась малышка Катеринка, деловито присела на горшок, привычно отводя худенький локоток от ледяной стены и широко мне улыбаясь. Я судорожно начала рыться в сумочке в поисках запрятанных шоколадок, все отдам несчастному ребенку, к горлу подкатил комок. Надю мои покрасневшие глаза видимо растрогали, она перестала быть такой суровой, тем более, что курточка нашлась за обогревателем. Мы даже успели выпить по чашке чая все втроем. Катька висела уже на мне, хвасталась куклой, считала, рассказывала незатейливые стишки и вообще, оказалась чудо каким смышленым дитенышем. Глядя, как мы с ней щекочемся, Надька поинтересовалась: - Вон как она льнет-то, чует, кто детей любит. Когда с Лешкой за дитем пойдете? Ему тоже надо.
- Да ну мы пока не знаем, - смутилась я. - Надо же подготовиться, пить-курить бросить за полгода минимум...
Надя фыркнула и кивнула на мелкую: - Нравится? То-то, а ведь синька полная...
Пока мы болтали, мальчишки уже наладили экран и проектор, разрешили услужливым солдатикам остаться на сеанс, при условии, что они сядут сзади и не будут отсвечивать, и разместить невеликое наше угощение на потертом столике. Потягивая пиво, я не могла сосредоточиться на затянутом гангстерском сюжете, все время сбиваясь взглядом то на стол в углу под экраном, заваленный фломастерами и бумагой, то на плюшевых игрушек, рассаженных Катюшкой по рядам. Удивительно, как она обжила целый клуб...
После фильма, пока мы брели под мелким снегопадом по ночной улице, муж все тормошил меня: - Моя, ну ты чего молчишь? Фильм плохой? Ты обиделась? Что ты расстроенная какая?
Я понуро качала головой, мол, все нормально. Слова нашлись только в нашей уютной комнатке: - Муж, спасибо тебе...
- За что? - осторожно поинтересовался он.
- За то, что я так хорошо живу. - выговорила я и расплакалась.
- Ой ты ж батюшки мои, Сатурну больше не наливать, - сгреб муж меня на коленки и стал укачивать. - Да пожалуйста, только чего сопли-то лить...
- Мне Катьку жалко и Надьку. - скулила я в родную грудь.
Муж только вздохнул и прижал меня покрепче.

Ольга Павловна могла крысить на меня сколько угодно... Я буду хоть каждый день дежурить, только бы не попасть в такой ад за кулисами клуба.

Спустя полтора месяца после свадьбы молодой муж загрузил меня в купе поезда и отправил восвояси. К маме. На сессию. Немолодая проводница, заглянувшая выпроваживать лишних гостей из вагона, обнаружила меня в гордом одиночестве и с подозрением сдвинула брови:
— Девушка, а где ваш провожающий?
— Ушел.- вздохнула я. Мой провожающий, ввиду практически полного отсутствия романтизма, даже не подозревал, что ему полагается 15 минут до отправления поезда грустно заглядывать в окна вагона и вытирать слезы, поэтому, убедившись, что меня посадили на надлежащее место, вполне жизнерадостно, почти вприпрыжку направился к выходу с вокзала.
— Ну-ну, - посочувствовала женщина, сторонясь, чтобы пропустить остальных обитателей купе.

Поехали. На каждой станции, где в наличии была сотовая связь, я уведомляла мужа, что соскучилась еще больше, чем на предыдущей остановке, и рапортовала отцу, что я все так же жива, здорова, не ограблена и не изнасилована. Муж также исправно докладывал, что все еще любит меня, и любовь его так же растет с каждой последующей станцией. Отец на мои сообщения реагировал исключительно названиями следующего пункта, из которого мне надлежало подать голос. Все оставшееся время я вертелась на верхней полке, мысленно предвкушая предстоящие немыслимые наслаждения домашней жизни.

В душ пойду на полчаса, а не на пять минут...или вообще ванну наберу...точно! Ванна! На час! Соли насыплю, пены напущу...на пианино буду играть, пока кисти не заноют о пощаде, всем соседям на радость... Телевизор посмотрю, и не просто, а с семечками... С родителями болтать на кухне до часа ночи...а потом кошку сгрести в охапку и спать завалиться на диванчик мой любименький... К девчонкам в гости! К брату с теткой! Это все можно по утрам делать, а после обеда в университет ехать. От мыслей об университете веяло опасностью: новые люди, надо знакомиться, выяснять расписание, экзамены эти, нет, об этом думать надо, так я точно не засну... Старую группу надо вытащить на посиделки, шашлыка поедим, песни попоем...А с Анькой в кафе в подвальчике напротив универа надо...столики кованые, столешницы из камешков, а над этим аромат копченого чая. Анька чайничек открывает, вдыхает, прикрыв глаза от наслаждения: «Как же банькой пахнет...». На этом моменте я совсем неудачно повернулась, бутылка с водой сорвалась вдоль стены прямо на голову спящему соседу. Бутылку мне вернули с отчетливым шипением матюков, поэтому я быстренько сконфузилась и заснула...
Утром меня, сонную и взъерошенную, папка загрузил в такси и привез к ласково воркующей маме. Расцеловав любимых, смыв дорожную усталость и воздав должное пиршеству, именуемому «скромным завтраком на скорую руку», я покатила чемодан к заветной дверке своей комнаты.

Только, чтобы раскрыв ее испытать нечто подобное приступу клаустрофобии. Боже ж мой, какая прелесть, ничего не изменилось. Все так же полочки завешены кружевными салфеточками, гобеленами, вышивками, вокруг этого наставлены нажитые непосильными приступами детского шопоголизма фарфоровые и глиняные статуэтки. На фортепиано высились стопки разрозненных нотных сборников и выстраивались рядами несколько поколений плюшевых игрушек и фарфоровых куколок. На столе развал дисков и журналов, посреди которого высилась экспозиция «Отдали доцю замуж»: фата, диадема и засушенный букет невесты. Девочковый рай. Находиться в котором не представляется возможным. Мне нужен воздух...
— Что говоришь? - откликнулся папа.
— Говорю, мне нужно пару коробок, ну или чемоданы пустые. И тряпка.
— У тебя вообще-то убрано, мы два дня с отцом старались. - обиделась мама.
— Я знаю, ма. Ну, просто надо тряпку...

Распихивая по коробкам всё, что раньше было так дорого, а ныне стало именоваться пылесборниками, я размышляла о бесконечном терпении мужа до того, как он стал моим мужем. Ведь ни разу даже глазом не моргнул на тему, что такая атмосфера это неприятно. Даже кое-что добавил на эти полочки. С каждой очищенной поверхностью в комнате становилось светлее и свежее, как будто раздвигались стены. От плюшево-фарфоровой армады осталось четыре вещицы: хрустальный кристалик с сердечком - первый подарок Лешки, девочка с виолончелью - от мамы с папой в честь окончания музыкалки, две фарфоровых куколки - мама и свекровь. Все уместилось на подставке у монитора. Я вытерла лоб тряпкой и оглянулась на дверь: там маячили изумленные лица родителей.
— Нда.... Вот так мать, за бардак ругалась ты, а человека из нее только советская армия сделала. - отец потер пальцем сверкающее пианино. - Зато больше на голову ничего не рухнет.

Вечером под чаек мама вытянула из меня историю моих бытовых злоключений, смотрю, уже она и губу закусила от моих обид, хоть я и не думала ябедничать.
— Тяжело тебе, да?
Я окинула взглядом крошечную хрущевскую кухоньку с мурлыкающим под потолком телевизором, мамин теплый халат, согревающий после ванны. Отец в другой комнате подпевает неслышному Наутиулусу...
— Мам, они каждый день в очереди в душ стоят. Им тоже тяжело. А мне пока еще все в радость, понимаешь? Я их раздражаю, наверное...
— Да уж без «наверное»...

***
Зазвала свекровь в гости. Квартира огромная, в два раза больше почти, чем у моих родителей, прибранная настолько, что производит впечатление неживой. Свекор тоже военный, даже на пенсии предпочитает, чтобы все вокруг было квадратное и покрашенное. Смотрим альбомы прежних мест службы: Туркменистан, Казахстан, Германия, череда российских городов. Забавно посмотреть на маленького мужа, да и свекровь уже вызывает огромное уважение, как она все это выдержала. Доходим до фотографий старших классов мужа, ой, куда бы сбежать, как мне этот момент не нравится, я его уже проходила...
— А вот это Леночка, они с Лешей дружили...ну по-вашему это теперь встречались называется. Вот как сейчас помню, как он ее ко мне знакомиться подвел. Ой, ты не представляешь, какая она худенькая была. Вот ты у нас светлая, а она прямо темненькая была... и я тогда подружке еще сказала....

Я. Ненавижу. Леночку. И всех людей по имени Леночка ненавижу. И ее лицо я уже хорошо запомнила, встречу - придуш...в смысле, узнаю. И я уже запомнила, что Леша обещал за Леночкой вернуться. Киваю и улыбаюсь молча. Еще б не улыбаться, у меня, кажется, мышцы лица судорогой свело от злости. Не вернется Леша, не отдам, он мой. Черный дракон, обвивший мое сердце, распахивает красные глаза и всаживает когти мне в душу...
Свекровь не обращает внимания на мое пыхтение, она вся погрузилась в воспоминания. Как танцевали на выпускном, как плакала Леночка, прощаясь... Какой Леша был популярный в институте, столько девушек крутилось... За доказательствами популярности и женской глупости свекровь тащит меня в Лешкину комнату. Да, я знаю, что ящики под диваном битком набиты фотографиями и письмами влюбленных девочек. У мужа спалить это все времени так и не нашлось, ну так сейчас я этим займусь. Еще пара минут, и я взорвусь...
— ...и я уже с ума от беспокойства сходила, когда ж это безобразие кончится, прям поток же какой то... А потом он пришел с этого вашего марш-броска, ну ваше свидание первое, ноги в кровь сбиты, а лицо довольное. Говорит, я еще никогда таких девушек не встречал. И вот тут я поняла, что у вас сложится. Веришь, вот сразу...Ой, смотри, альбом, он сюда их фотки складывал, что ему дарили. Давай посмотрим, интересно же?

Как же мне ей объяснить, что это для нее все эти Леночки и Танечки - дело прошлое и забытое, а для меня они ну прямо совсем настоящее. Ей нравится перебирать достижения сына, только он мне хвастается инженерными патентами, а она его сердечными победами. Пока я не придумаю, как ей сказать, так, чтобы не обидеть, это будет продолжаться. И сегодня вечером внутренний дракон мой опять будет дышать огнем в телефонную трубку, сжигая, но больше сгорая сам... Никогда никого не буду мучить своими воспоминаниями... и диван надо выкинуть, вместе с содержимым.


Оставив свекровь любоваться фотоальбомами, бреду зализывать раны в гостиную. Там находится, по моим меркам, сокровищница Али-бабы - домашняя библиотека. В первые мои визиты только один ее вид вызывал у меня прилив библиографической похоти. На полочках сверкали корешками целые серии: английская классика, французская, собрания сочинений. Все обложки золоченые, ни пылинки. Широта подборки вызывала у меня чувство восхищения свекром, собрать такую коллекцию не смог даже мой отец, а он с каждой получки покупал одну-две книги. Раньше брать почитать я ничего не осмеливалась, только любовные романы свекрови дозволялось таскать без ограничений. Но теперь-то я член семьи, вошла, так сказать, в доверенный круг. Свекор прошоркал по коридору тапками и встал в дверях, ревностно наблюдая как я вожу пальцами по корешкам.
— Можно я Монте-Кристо возьму почитать, пока я в городе? Я обложу ее.
Свекор помялся и нехотя согласился. Достаю сокровище и баюкаю томик в руках, попутно нахваливая его вкус в выборе книг. Отец растаял и начал долгое повествование о том, каких трудов и денег стоило собрать такую библиотеку. Я же в это время безуспешно пытаюсь приоткрыть книгу, сначала тайно, потом открыто. Она не разрезана. Достаю вразброс несколько томов с разных полок - та же картина, либо не разрезаны, либо ни разу не открывались, судя по состоянию переплета.
— Отец, подожди... Ты их хоть читал?
— Да некогда было, покупал и ставил, мечтал, вот выйду на пенсию и все перечитаю.
— И что?
— Да и все! Вышел на пенсию и не вижу ни хрена, какой уж тут читать, - раздраженно машет рукой и уходит.
Остаюсь одна, смотрю на книги, такие желанные и такие ненужные сокровища. Оказывается, жить надо сразу, потом может и не сложиться...

***
Разговор с отцом на кухне.
— Чем по приезду займешься?
— Работу искать, я же ничего не умею, ну может, хоть секретарем куда-нибудь, или официанткой...да хоть в Макдональдс...
— Ты совсем свихнулась что ли? Ну в уборщицы еще иди! Твоя задача сидеть на жопе ровно и учиться! Желательно на «отлично». На фиг тебе эта работа, я и так тебе зарплату секретарши могу прислать. Мало что ли присылаю?
— Да нормально, нам хватает, но просто...
— Не просто! Ты меня поняла? Учить! Поняла?
— Поняла...

(С высоты немножко прожитых лет могу сказать. Папочка, ну как же ты был не прав. Женщине надо работать. И дело тут не только в деньгах. Нужен стимул наряжаться, делать макияж, выходить из дома. Нужен свой круг общения и нужны свои дела. Иначе женщина становится равна половой тряпке.)

***
—Дочь! Хватит вздыхать, когда я со стола вытираю!
— Мам, ну ты не той тряпочкой вытираешь, эта для посуды, а для стола вон та...
— Поучи меня еще! когда ж тебя обратно отправлять можно будет...

*
—Машуль, ну ты уж там себя береги, в обиду не давай, если что случится, сразу приежай, мы всегда ждем.

***
Сворачиваюсь в клубочек под боком у мужа. Наконец-то я засыпаю, а не ворочаюсь до утра без любимого тепла рядом. Наконец-то книжки расставлены ровно, а со стола вытерто нужной губкой. Маму с папой я люблю, но наконец-то я дома. И дом мой здесь, и я буду учиться тут жить.

И немножко иллюстраций

До этого: http://pikabu.ru/story/salagazhena_ili_kak_vyizhit_v_ofitser...

Примерно с тринадцати моих лет мама, спотыкаясь о творческий беспорядок в моей комнате и на прилегающих территориях, безнадежно вздыхала: «Вот будет у тебя свекровь-чистюля или муж-военный, тогда…» Я смеялась, страшно не было. Замуж за военного я не собиралась категорически, уж слишком много слез пролили мои подружки по курсантам. Со свекровью тоже планировала справиться, я же не Катерина из «Грозы», а вполне себе эмансипированная барышня 21 века. Сейчас уже было не смешно, поскольку мамино ласковое проклятье сбылось от и до. Даже с перебором, поскольку муж не просто военный, а потомственный, а родная свекровь-чистюля хоть и далеко, но за дверью комнаты поджидают порядка 20 теток, просто жаждущих её заменить. Теперь, когда мама звонила поинтересоваться, как у меня дела и не собирается ли зять вернуть товар за профнепригодностью, вздыхала уже я: «Мам, а давай ты мне отныне только счастья и здоровья желать будешь?».

Семейную лодку потряхивало и лихорадило… Вы не подумайте, с какого конца за веник браться, я в курсе, красное с белым в стиральную машинку не загружала, мужа не отравила, да и как утюг включить тоже было мне известно. Но есть некая разница между озарением и систематичностью. Оказывается, готовить необходимо ежедневно, убираться ежедневно, стирать регулярно, и все это является большим испытанием для души, привыкшей жить порывами. В налаженную бытовую жизнь своего лейтенанта я ворвалась с деликатностью ледокола, круша и тесня всё на своем пути. Его крайне огорчало то, что молодая жена не может усвоить, что фиолетовые губки – для мытья обуви, жёлтые – для мытья посуды, розовая тряпочка – для пыли, тряпочка в полосочку – для стирания крошек со стола. Посуду обувной губкой я, разумеется, не мыла, но из какой пачки доставать новую было для меня безразлично. Полюбовавшись после обеда, как муж тщательно обметает стол вначале сухой губкой от крошек, затем влажной протирает от пятен и, наконец, полирует поверхность тряпочкой насухо, за ужином я ему демонстрировала умение добиться аналогичного результата при промокании поверхности стола всего одним кухонным полотенцем. Лейтенант заливался румянцем злости и явно сдерживал желание отвесить любящего леща.

Меня трясло от фразы: «Кисонька, давай договоримся…» За этой фразой могло идти только внушение. Давай договоримся, что тряпочка будет лежать с этой стороны, давай договоримся, что диски с фильмами будут стоять, а не лежать, давай договоримся, что ты не вешаешь вещи на мою сторону шкафа и т.д. Я взвивалась атакующей коброй, защищая свое право сваливать книги на подоконник не в алфавитном порядке, не складывать носки стопочкой, расставлять косметику не по ранжиру. Это все не-прин-ци-пи-аль-но!!!

Мы делили личное пространство, личное время, личную жизнь… Во сколько ложиться спать. С кем, сколько, о чем и как долго разговаривать по телефону. Друзья, враги, приятели и неприятели. Обсуждению и выяснению подлежало все.

Пространства было меньше всего, даже можно сказать, его не было, и это являлось ужасом и благом одновременно. Как вы справляетесь с раздражением? Со ссорой? С плохим настроением? Когда нельзя уйти на кухню выпить чаю и посмотреть телевизор? Или поехать к маме, к подруге? И некому пожаловаться и спросить совета… Максимум в наших условиях это дойти до курилки, но ведь второму участнику скандала тоже нужно срочно где-то перекурить нервы… Стоим, дымим, сердито друга на друга поглядываем, но тут же пройдет кто-нибудь любопытный «Привет, вы что, поссорились?». Или так, обиженная супруга идет в столовую, не менее обиженный супруг удаляется в рабочий кабинет, что на практике означает - сидим на соседних табуретках, спина к спине… Щелкнешь чайником, заваривать будешь все равно на двоих…

Муж сбежал с работы на час раньше, веселый влетает в комнату, где посреди пустых кастрюль в куче конфетных оберток недоуменно взирает на него любящая жена, заложив пальцем страницы очередной невероятно-интересной-книги. И не надо на меня ругаться, хочешь, чтобы дома был вкусный ужин, порядок и нарядная супруга – звони за час до явки. В лепешку разобьюсь, но сделаю, только предупреди.

Воскресенье, восемь утра, бодрый жизнерадостный жаворонок тормошит подозрительно шипящий комок одеяла: «Солнце встало, и ты вставай! У нас ПХД! Швабры зовут!!!» Из одеяла взлетает пышущая яростью сова в режиме «берсерк». Через полчаса объемы работ для парково-хозяйственного дня увеличены вдвое, жаворонок разглядывает в зеркало первую седину, сова сметает в совочек остатки осыпавшейся с двери штукатурки, примирительно пыхтя: «Лапонька, ну в следующий раз дай мне часик, всего часик и все будет хорошо».

Опытным путем выясняется, что под требованием мужа, чтобы на обед было «жидкое и горячее», имелась в виду не поллитровая чашка чая…

Кроме бытовых вопросов остро стоял вопрос финансовый. Вдвоем на зарплату мужа мы могли существовать, но не жить. Шиковать мы, конечно, не были приучены, но иногда хочется чего-нибудь повкуснее макарон и картошки, да и когда из развлечений у тебя только радио, то это грустно. Наши родители философски подкидывали нам денег регулярными почтовыми переводами, при получении которых жизнь начинала играть красками. При получении первого перевода муж по дороге с почты вслух распределил полученную сумму на две категории: на карман и на счет. Поразмыслив, я вычислила, откуда взялся шепоток недовольства в моей душе – мои траты не ставились в расчет.

- Погоди, а мне сколько денег оставишь?

- А зачем тебе деньги? – беспечно поинтересовался молодой супруг. – Скажешь, сколько и на что тебе нужно, я дам.

И вот тут-то гром и грянул. Несколько часов взаимных претензий, упреков и подсчетов... Причем муж никак не мог уловить характер моего недовольства и бурчал, что в Древнем Риме женщин вообще лишали права распоряжаться деньгами ввиду склонности к расточительству. Я парировала, что это относилось исключительно к сделкам, а не к распоряжению собственности, а я живу уже не в Древнем Риме и выпрашивать у мужа деньги на чулки и прокладки считаю унизительным. В результате выработали какое-то подобие компромисса: треть получки кладем на счет, копим на более крупные покупки, остальное лежит в шкафу, но значительные траты согласовываем. Мне на удовлетворение древнеримской женской сущности положена конкретная небольшая еженедельная сумма: на книжку и кофе ее хватало.

Вот так, зализывая моральные синяки и ссадины, сглаживая обоюдоострые компромиссы, учась ссориться шепотом, чтобы защитить общесемейное достоинство от длинных соседских ушей, входили мы в семейную жизнь.

Облокотив учебник на микроволновку, я старательно конспектирую главу. На той же микроволновке умещается настольная лампа и любимая, почти на поллитра, чашка с вкусным чаем. Вера поделилась мелиссой и душицей, получается почти как у нее. Травяной аромат чая смешивается с запахом нагретой пыли от батареи; наконец-то дали отопление. За спиной чертыхается муж, щелкает клавиатурой, там какое-то сражение, какие-то санитары бродят по подземельям. Достается на орехи всем: и компьютерным мозгам союзников, и западающей клавише мышки. Как он в темноте вообще хоть что-то находит на столе, лампа моя полумрак за пределами стола не разгоняет.
Семейная идиллия, даже и не скажешь, что вчера орали друг на друга и дверями хлопали так, что штукатурка с косяка осыпалась.
Каждый при своем деле, ерзает мышка, шуршат листочки. Каждый вопрос из списка я пишу на отдельном квадратном листочке- стикере. Сначала муж недоверчиво щурился: «шпоры пишешь?». Потом наконец поверил, что писать шпаргалки на ярко-розовых или оранжевых листках это дурная идея. Я так конспекты пишу, репетитор по истории научила. Если ты можешь уместить вопрос на таком квадратике хоть словами, хоть схемой, значит ты точно вспомнишь, что говорить. Высший пилотаж это 8-9 сигнальных слов на крошечном клочке бумаги. К концу списка у меня будет чудная стопочка исписанных, пронумерованных листочков, которая удобно помещается в карман. И - да, будет возможность - достану и спишу. Не вижу ничего зазорного, я не на врача учусь, мне главное знать источник информации и где его найти. В заочном обучении все же есть своя прелесть, не нужно записывать скачущие как лягушки мысли лектора. А то начал про Руссо, закончил атаками инопланетян на пирамиду Хеопса, а ты гадай, в какой момент Остапа понесло. А несет каждого второго препода, это такой признак гуманитарного склада ума видимо...
Мысли мои обрываются грохотом в дверь, которая, кажется, аж прогнулась в центре. Нда, деликатным стуком это точно не назвать, кому ж нас так надо в десять часов вечера.
—Маша! Маша!!!
О, это меня, и какие люди среди ночи! Со вздохом встаю, прикидывая, что же я такого натворила-то, что лично Ольга Павловна пожаловала. Открываю с содроганием. Не зря, если бы негодование было осязаемо, меня бы снесло волной. Коренастая комендантша, увидев меня, раздувает ноздри и прибавляет звук:
—Я че-та не поняла, ты наглеешь что ли? За тебя я должна убираться? Нет, ты скажи, я должна?
— ... Ольга Павловна, где я не убралась?
— Нет, ты издеваешься? Мы за тебя кухню мыть должны? Нет, ну если б ты не готовила, но ты ж готовишь! Ты первый раз слышишь что ли?
Просто переждать. Сейчас она проорется, и можно будет уточнить детали. А пока человек хочет орать. Максимка на его вечном велосипедике таращит глазки, почему ребенок вообще так поздно в коридоре. Из-за соседней двери сонно высовывается Стрекоза Татьяна и, сфокусировавшись на ситуации, ехидно ухмыляется. Как все-таки удивительно устроен мир, одно движение мышцами лица, и вот уже одна интеллигентная женщина мечтает съездить по очкам другой интеллигентной женщине. Из монолога Ольги Павловны я уловила, что речь идет о дежурстве по кухне.
— Ольга Павловна, извините, я сейчас уберусь. Просто я не знала.
— Не знала! Знать надо! Интересоваться! Ты не у мамки под юбкой живешь! Иди и мой! Как все! Нашлась тут! Не знала она!
Ольга Павловна круто разворачивается и шлепает к своей двери. Об мои щеки можно спички зажигать... ну зачем кричать-то...
Поворачиваюсь в комнату, зажигаю свет. Муж щурится на люстру:
— Моя, помощь нужна?
— Нет. Почему ты про дежурство не сказал? - собираю ведро, порошок чистящий, сдерживаясь еле-еле, как мне хочется орать дурью. — Ты тут полгода живешь, я три недели, можно же предупредить, где грабли разложены...
— Так всегда Татьяна всегда заходила, говорила, что она помыла, я следующий. Тебе не сказала?
— Нет.
— Моя...может тебе все-таки с ними подружиться?
Ухожу на кухню, смотрю фронт работ. В принципе, тут ненадолго, две плиты, две раковины, пол помыть, цветы полить. Поехали...
Подружиться...Легко сказать...Это не детский сад или во дворе подружек заводить. Девочки, вот вам Маша, дружите, и все сразу конфетами и фантиками делятся. В коридоре еще здороваются, а на кухне молчат. Я пару раз попадала на толкучку, когда человека три готовят одновременно, вот тогда болтают. Но...мне разговор поддержать нечем: придатки не болят, не рожала, в детских соплях не разбираюсь, дебила, который бы до дома получку не доносил, в хозяйстве не имею, начальника-урода также не нажила. Пыталась пять копеек вставить, так они разом замолкают и пялятся на меня. Поэтому я молчу, и замечают меня редко... это или похихикать, пока я результат своего кулинарного творчества разглядываю, или цокать и глаза закатывать, если во время творчества что-то приключается. Да, я не знала, что если картошка жарится, не нужно крышку закрывать, да, блин, масло брызгает иногда... Это они еще не видели тот раз, когда оно полыхнуло вообще...Можно подумать, их всех мама сразу с поварешкой в руках родила. Подружки...Самая младшая из них меня на 9 лет старше...ну не могу я к газовой плите никак приноровиться...и оттираются они плохо... Как я пятно оставлю, так сразу бегут, Маша, ты плиту испачкала, а им, видимо ввиду длительности проживания, гадить можно. Лешку бы позвать потереть, но я ни разу за три недели мужика на кухне не видела. Странно, тут и это не принято. На Офицерскую кухню они тоже только курить заходят...
Гусары и кастрюльки несовместимы.
За спиной щелканье резины, поворачиваюсь — муж перчатки натягивает. Встал, как хирург у операционного стола.
— Брысь отсюда, - говорю. - А то меня на веки вечные остракизму подвергнут за осквернение священного очага мужским духом.
— Ой, раньше не выгоняли же как-то. Быстрее закончим, я что, один должен спать ложиться, как дурак неженатый. Сестра, веник!
Закончили быстренько, пошли в КУТок. Стою, курю, муж в туалете. Выходит комендантша, хотела на кухню завернуть, но меня увидела, пошла ко мне. Специально не ложится, что ли...
— Нет, ну ты смотри...Ты убираться-то будешь, или мне тебя до утра караулить? Добрый вечер, Лешенька, а я вот Машеньке про уборку напоминаю...
Машенька? Да ладно??? Можно подумать, ее никто не слышал, как она сорок минут назад верещала...
— А мы уже всё, - улыбается муж.
— Мы? - взлетают брови ОльПалны.
— Мы. - подтверждаю, глядя в стенку.
— Доброй ночи.- не дожидаясь ответа, комендантша разворачивается и марширует к себе в комнату, звонко хлопнув дверью.
— С говном съедят... - констатирую я.
Муж обхватывает меня одной рукой, другой со вкусом прикуривает: — Не ссы, мать, все нормально будет.
— Так точно, не ссать. Только ей сейчас воспитательное мероприятие «Мы ее научим пылюху вытирать!» сорвал ты, а люлей получу я. Обыдна, да?
Смеемся. С Офицерской кухни недовольно выглядывают бигуди Главбуха части в шелковом халате: — Тихо сегодня будет или нет?
Тсссс, крадемся спать...

Долго заниматься обидами времени нет, обиды – дело непродуктивное, обиды нужно быстренько перекурить. Под сигаретный дымок в голове всплывают идеи, которых ранее там не наблюдалось: «Сметанки бы к щам…укропчика…» Видимо, это в подсознании очнулись мои хозяйственные прабабушки. Да, зря я отмахивалась от маминых предложений посодействовать на кухне томиком Жюль Верна. Мужа Жюль Верном не накормишь, оказывается. Ну, так мы научимся, не зря у нас в школе был лучший аттестат, обучаемы все-таки.

Накинула плащик и побежала на рыночек, как хорошо, что он в трех минутах бега рысцой. Подлетев к овощному развалу, растерялась – так много всего, так красиво лежит…а что мне нужно-то было?

- Что ыщешь, красавыца? – выглядывает из-за лотка пожилой то ли грузин, то ли армянин, я не разбираюсь.

- Укропа, пожалуй.

- И все? А огурчык? А помыдорчык? А селдырей мужу? – подмигивает продавец.

- Давайте по парочке. А сельдерей? Зачем???

- Нэ нужэн селдырей? Ах, как повэзло с мужэм. – хохочет продавец, скидывая в пакетик овощи и запихивая сверху пучок укропа и петрушки. – На, дэржы. И вот тэбэ от мэня ыщо груша, попробуеш – ышо прыдеш.

На всякий случай краснею, чем веселю южного человека еще больше. Но раз уж он так раздобрелся…- Не подскажете, у кого тут сметаны можно купить немножко?

Продавец кивает на крайнюю из старушек, болтающих за сколоченными из ящиков прилавков.

- Спасибо!

- Прыходы еще, дорогая.

Обратно к общежитию возвращаюсь с чувством растущего с каждым шагом достоинства: без мужа, одна, сходила купила что нужно. Прямо римская матрона, они наверняка также же степенно разгуливали. Конечно, с такими сумками-то. Ой, блин, щи!!! Римская матрона несется, размахивая пакетами, через ступеньку взлетает на этаж, прямо в плаще на кухню…

Кастрюлька мирно побулькивает на самом маленьком огне. Кто-то позаботился…Спасибо тебе от всей души, неизвестный добрый человек…

Муж, чуть ли не урча от удовольствия, поглощает вторую тарелку щей, жадно поглядывая на кастрюлю. Вот так, и не понадобилась ничья помощь, приправленная сплетнями. Зато я поняла, как точно выглядит удовольствие мужа от вкусной еды, а не просто съедобной пищи. «Выписать Оленьке благодарность» – делаю я заметочку на память. Внутренний голос добавляет: «С занесением в грудную клетку» и подхихикивает. Армейский фольклор-с, моя учительница музыки сейчас бы в обморок упала.

Вечерами мы с мужем бродили по городку. Маленький, если не сказать крохотный. Наше общежитие находилось на краю города, дальше только промзона с ее унылыми пейзажами, так вот от нашей автобусной остановки до автовокзала на другом конце было ровно 13 минут поездки. И это при условии, что автобус делал змейку вокруг кварталов, а не ехал по прямой. При этом город был уютный… Старинный монастырь, брусчатка главной улицы, спускающейся широкими ступенями к храму за земляным валом. Забавные скульптуры барышень с кавалерами, корзинками, собачками и букетиками на улицах, прямо на дорожках, как будто им тоже нравится бродить по улочкам, засыпанным листвой. Странная машина, похожая на большую стиральную машинку, снабженную щетками спереди. Дергаю мужа за рукав: - это что?

- Пылесос дорожный, он каждый вечер проезжает.

Дорожный пылесос? По идеально гладкому асфальту??? Да возможно ли это в нашей стране?

- Тут на мэра молиться не положено, случайно?

Муж принялся изобличать отца города в коррупции. И все родственники-то у него пристроены, и сын владеет бизнесом по производству брусчатки, все тендеры ему уходят, поэтому тут даже самый мелкий проулочек вымощен как Красная площадь.

- Ну зато все деньги в семью, а жить здесь приятно. Пусть даже у него золовка-скульптор и шурин –штукатур по старинным зданиям, ну ты посмотри, как все красиво. Люди гуляют…

Над головами покачивается сетка-гирлянда из фонариков, пешеходная зона заканчивается поющим фонтаном. Везде отцветающие клумбы, стенки которых – тумбы-скамеечки. Длинные, вдоль всей улицы… На них сложно найти свободное место даже в осенние сумерки – кажется, что весь город здесь. Целуется, держится за руки, болтает и просто смотрит на жизнь. Уютно…

На главной улице трехэтажные особнячки, заполненные бутиками. Калейдоскоп дверей, витрин и вывесок. За неприметной дверцей винтовая лестница в мансарду: тут за дверью с колокольчиком притаился книжный магазин. Тесный от стеллажей, вдвоем не разойтись. Пока я воркую над корешками любимой серии, муж крадется следом и вытаскивает особо отмеченные возгласами книги. Так и подходим к кассе: я со смешным магнитиком и любящий лейтенант со стопкой книг, которую я вижу, только развернувшись на пятачке свободного места у выхода. Он радуется подарку, я же смущаюсь – столько вкусного и только для меня.

Домой меня ведут незнакомыми дворами, запорошенными листвой. Цепляю ее носом сапожек, шорох, запах осени. Муж довольно улыбается, он специально так пошел: «…шурши, ты же любишь…». Общежитие желтеет окнами, разгоняет темноту. Сердится вахтерша – поздно, да еще и топчут. Пора спать. Завтра еще пойдем, пошуршим, пошепчемся…

Днем, оторвавшись от книжки, бреду в сторону КУТка (Курилка-Умывальник-Туалет). Здороваюсь с махровым халатом на Офицерской кухне, в ответ мне машут сигареткой. Двери комнат старшего офицерского состава приоткрыты, проветривают что-ли… Из-за одной вальяжно выходит пушистый комок шерсти, точит когти о коврик и медленно пересекает коридор. Ой, как вовремя, у меня как раз переизбыток нежности намечался.

- Кыыыыысонька, - наклоняюсь, хватаю на руки шерстяное облако, прижимаю к груди и глажу, глажу. – Кисонька хорошая, красавица какая…

По весу кошечка правда смахивает на теленочка, да и наклоняться за ней сильно не пришлось, она мне четко до коленки спиной доставала, белая с рыжими пятнами шерстка, на ушках беличьи кисточки…

- Ставь на пол и беги, - прерывает мои сюсюканья строгий женский голос за спиной.

И тут я чувствую, как где-то в центре миленькой кошечки зарождается клокотанье, да и шерсти что-то с каждой секундой становится все больше. Я женщина понятливая, бежать ближе всего к туалету. Ставлю кошку, застывшую возмущенной статуей, на коврик. В три прыжка долетаю до туалетной двери, слыша только, как урчание достигает высшей точки и взлетает животным взвизгом. Погоня!!! Хлопаю дверью и прижимаю ее плечом. Бумс! Ощущение, что в дверь ударили кирпичом. И еще раз. И еще. И все это с воплями кошачьим басом: «Аааааааа….рьяааааааа…». Мамочки…

-Асенька, успокойся….Асенька, тише… - уговаривает строгий женский голос.

Асенька? Эту помесь тигра с крокодилом зовут Асенька?

Асенька, не отвлекаясь на хозяйку, деловито шарит лапой с растопыренными лезвиями под дверью. Дичь в панике наблюдает, как когти клацкают по кафелю… Странно, что царапин не остается. Судя по сосредоточенному пыхтению хищника, жить я теперь буду здесь.

-Ну, Асенька…Маш, ну на хера вот тебе оно надо было, - вздыхая, удаляется строгий голос.

Ой, только не оставляйте меня одну здесь…В тишине кошка мечется вдоль двери, обтирая ее боком, урча себе под нос проклятья.

-Кисонька, прости я больше не буду, - а вот подавать голос было ошибкой. Взвыв, Асенька повторно атаковала дверь. Слышны быстрые шаги, и кошачий рев вдруг заглушается…

- Ася…Ася, бля!... Маш, выходи, я её забрала.

Выглядываю за дверь и успеваю увидеть, как Махровый халат скрывается в своей комнате, прижимая к груди дрыгающийся и орущий кошачьим матом комок из ватного одеяла.

Так, ну в туалет мне что-то уже расхотелось, как и курить… Спряталась в комнату, звоню любимому мужу:

- Привет, а я тут дракона погладила!

- В смысле?

- Асеньку…

-…ты живая?

- Живая, и даже не обглоданная. Бегаю хорошо. Ты что ж не предупредил о хищниках в саванне?

- Да думал, что ты в курсе.

Вечером мы сидели на правах гостей в комнате Асенькиных хозяев. Длинный лысоватый замполит Саша на пару с моим мужем строили версии, как именно я сбегала от Аськи, обладательница махрового халата и по совместительству молчаливая жена замполита Вера разливала чай с какими-то вкусными травками. Я сидела, боясь пошелохнуться, – из-под скатерти в области моих ног на меня внимательно смотрели желтые немигающие глаза.

Аська оказалась помесью мейкуна с кем-то еще, по крайней мере Саша обозвал ее породу «тибетской сторожевой», но лично я полагала, что мейкун соблазнился рысью или львицей. Горбатая, бесхвостая, огромная кошка весила около 8 килограммов и держала в страхе весь этаж общежития. Асенька люто обожала своего хозяина, терпела его жену и дочь, и не менее люто ненавидела всех окружающих. Поэтому размять лапы кошечку выпускали только в пустой коридор по утрам, минут на пять. На руки последний раз ее брали около трех лет назад. Гладили примерно тогда же. Поэтому моим объятиям Ася безмерно удивилась и подарила мне аж целых пять секунд, позволивших мне выжить. Длинные тонкие белые шрамы на загорелых Вериных руках заставляли меня внутренне ёжиться. На прощание Александр заявил, что Асе я понравилась, иначе она бы не пустила меня в комнату. Господи, какое ж счастье… Зачем заводить дома такое чудовище, я не понимала. Не понимала, как такой умный мужчина не боялся за свою дочку, хотя Ася воспринимала малявку как имущество хозяина и охраняла ее соответствующим образом.

Но теперь, когда из-за их дверей слышался грохот от падения гири с высоты шкафа на пол, от которого на коридорном подоконнике подпрыгивала пепельница, я улыбалась: «Доброе утро, Асенька.»