hiihhi
12К рейтинг
10 подписчиков
2 подписки
154 поста
4 в горячем
знакомьтесь, феерический долбойоп,херой майдану
ГЕРОИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ. МАЙДАНОВЕЦ ВАЛЕРИЙ БРЕЖНИЦКИЙ
29-летний Валерий Брежницкий во время противостояний с силовиками на Майдане лишился глаза, потерял работу, поверил в Бога и нашёл любовь. Его вывезли в Польшу на лечение, там ему предлагали остаться, но он вернулся в Украину, чтобы и дальше делать то, что считает правильным
Его монолог записала Оксана Савченко для издания Фокус, передает Цензор.НЕТ
Я сапёр, спецминёр и тяжёлый водолаз. Служил четыре с половиной года. В армию пошёл сам, у меня в семье все мужчины были военными.
майдан революция
20 января на Грушевского меня из дробовика подстрелили. Когда стемнело, я помогал ставить баррикады. Выбежал на передовую, увидел, что одному парню попали в голову, проломили череп, он сразу упал. Я отошёл в сторону, ближе к забору, который мы лавочкой подпирали. Приподнял голову, успел увидеть стрелявшего. Он находился примерно в десяти метрах от меня. Как потом оказалось, стрелял утяжелёнными травматическими патронами двенадцатого калибра. Их, кстати, запрещено использовать. Мне повезло, что пуля в череп попала. Если бы в глаз - убило бы на месте. Сначала подумал, что он мне в бровь попал. Пол-лица онемело, ничего не чувствовал. Меня отнесли в машину скорой помощи. Что глаза нет, понял, когда врач посмотрел и сказал: «Срочно в реанимацию». Повезли в Октябрьскую больницу. Через пятнадцать минут туда людей начали штабелями свозить. У всех были ранения либо в левый глаз, либо в голову. С правым только один человек был.
Девушке своей я соврал, что на Майдан не пойду. Когда она приехала в больницу, меня готовили к операции. Я лежу, вся кофта в крови. Пробыл там пять дней. Затем мне позвонили и сказали, что сейчас мусора приедут, будут людей забирать. Друзья меня быстро вывезли. Если бы не они, меня бы так и не нашли. Позже я узнал, что всех раненых, которые остались в больнице, силовики в автозаки закинули и увезли. Многих из них не нашли до сих пор.
В январе, почти сразу после больницы, меня вывезли во Львов, чтобы от ареста спасти. Это было похоже на какое-то кино. Везде посты с собаками. Мусора людей вынимают из автобуса, пакуют тех, кто засветился на Майдане. Я ехал на заднем сиденье с перебинтованной головой, сам глаз закапывал, спасибо врачам из больницы - они все медикаменты дали. А во Львове меня отец Роман, священник из грекокатолической церкви, встретил и спрятал у себя в монастыре.
В Бога я поверил в монастыре. Разговаривал с отцом Романом о многом. Меня всю жизнь мучил вопрос: что такое любовь? Священник мне сказал очень простую, но правильную вещь: любовь - это милосердие. А потом я из монастыря сбежал на Майдан.
Позже меня возили в Польшу на лечение, но я уехал раньше времени. Предлагали остаться - отказался. Зовут до сих пор, но я не поеду. Даже если моя любимая жена скажет - а она хочет уехать в Польшу - я, скорее всего, останусь здесь. Страна потому рушится, что многие думают, что здесь всё наладится без них, и эмигрируют. А это не так, без нас здесь хорошо не станет.
Предложение своей девушке я сделал в День святого Валентина во Львове. Привёл её на Мытную площадь, на которой уже двести лет лежит деревянная брусчатка, и сказал, что хочу прожить с ней больше лет, чем этой брусчатке. В ЗАГСе мы уже расписались, но когда всё закончится (война. - Фокус), я хочу, чтобы отец Роман нас обвенчал. А свадьбу мы отметим на Майдане.
20 февраля я и группа ребят из Львова приехали на Майдан и сразу побежали на Институтскую. В тот день двое из наших погибли. Я поднимался вверх к Октябрьскому дворцу, и один львовский парень меня подтолкнул и сказал такую фразу: «Підіймись вище, а то заб`єшся». И куда-то пропал. А потом я увидел в интернете, как его пробивает пулей насквозь. То есть получается, он мне помог и сразу под мост побежал, и там снайпер его убил… Я мог пойти туда же, куда и он. Мог быть добитым на Грушевского. Но остался жив.
В марте я был в Одессе. То, что любовь - это милосердие, окончательно понял в Одессе, когда стоял перед каким-то заводилой сепаратистов. До знакомства с отцом Романом я бы просто дал ему в голову. Для меня это враг, предатель родины, в военное время таких расстреливали. Раньше я считал это правильным. Сейчас по-другому - надо разговаривать с человеком, объяснять ему какие-то вещи. С ним мы просидели полночи в кафе. Просто разговаривали. После этого он и ещё как минимум восемь человек сняли с себя георгиевские ленточки и ушли по домам.
На Майдане у меня впервые появилась цель в жизни. Раньше она была воздушной. Думал: буду бить татуировки, жить в этой гнилой системе. В итоге женюсь, заберу свою девушку и уеду куда-нибудь подальше от цивилизации. Потому что здесь человек превращается в пчелу. Залетел в пяти- или шестнадцатиэтажный улей, поспал, вышел, сходил на автомате на работу, вернулся обратно. А на Майдане всё перевернулось. У меня появилась позиция, цель, осознание предназначения. Я должен ломать систему, пока она не рухнет, и строить новый фундамент ради будущего. Чтобы не было страшно за моего ребёнка, который когда-нибудь появится.
майдан
Раньше работал в салоне тату. Работа из-за глаза завалилась - меня уволили. Я сейчас вообще «бить» не могу - фокусировки нет. Так что двенадцать лет коту под хвост. Врачи сказали, надо год-полтора для восстановления зрения.
В село часто езжу, в Черниговскую область. Там даже улицу в мою честь назвали, потому что, оказывается, я единственный из села, кто был на Майдане.
Видите, какой у меня глаз? Тёмный. У меня есть нормальный (протез), от обычного не отличишь. Но я этот ношу. На случай, если встречу того человека, который в меня стрелял. Вдруг он посмотрит на меня и что-то поймёт.
29-летний Валерий Брежницкий во время противостояний с силовиками на Майдане лишился глаза, потерял работу, поверил в Бога и нашёл любовь. Его вывезли в Польшу на лечение, там ему предлагали остаться, но он вернулся в Украину, чтобы и дальше делать то, что считает правильным
Его монолог записала Оксана Савченко для издания Фокус, передает Цензор.НЕТ
Я сапёр, спецминёр и тяжёлый водолаз. Служил четыре с половиной года. В армию пошёл сам, у меня в семье все мужчины были военными.
майдан революция
20 января на Грушевского меня из дробовика подстрелили. Когда стемнело, я помогал ставить баррикады. Выбежал на передовую, увидел, что одному парню попали в голову, проломили череп, он сразу упал. Я отошёл в сторону, ближе к забору, который мы лавочкой подпирали. Приподнял голову, успел увидеть стрелявшего. Он находился примерно в десяти метрах от меня. Как потом оказалось, стрелял утяжелёнными травматическими патронами двенадцатого калибра. Их, кстати, запрещено использовать. Мне повезло, что пуля в череп попала. Если бы в глаз - убило бы на месте. Сначала подумал, что он мне в бровь попал. Пол-лица онемело, ничего не чувствовал. Меня отнесли в машину скорой помощи. Что глаза нет, понял, когда врач посмотрел и сказал: «Срочно в реанимацию». Повезли в Октябрьскую больницу. Через пятнадцать минут туда людей начали штабелями свозить. У всех были ранения либо в левый глаз, либо в голову. С правым только один человек был.
Девушке своей я соврал, что на Майдан не пойду. Когда она приехала в больницу, меня готовили к операции. Я лежу, вся кофта в крови. Пробыл там пять дней. Затем мне позвонили и сказали, что сейчас мусора приедут, будут людей забирать. Друзья меня быстро вывезли. Если бы не они, меня бы так и не нашли. Позже я узнал, что всех раненых, которые остались в больнице, силовики в автозаки закинули и увезли. Многих из них не нашли до сих пор.
В январе, почти сразу после больницы, меня вывезли во Львов, чтобы от ареста спасти. Это было похоже на какое-то кино. Везде посты с собаками. Мусора людей вынимают из автобуса, пакуют тех, кто засветился на Майдане. Я ехал на заднем сиденье с перебинтованной головой, сам глаз закапывал, спасибо врачам из больницы - они все медикаменты дали. А во Львове меня отец Роман, священник из грекокатолической церкви, встретил и спрятал у себя в монастыре.
В Бога я поверил в монастыре. Разговаривал с отцом Романом о многом. Меня всю жизнь мучил вопрос: что такое любовь? Священник мне сказал очень простую, но правильную вещь: любовь - это милосердие. А потом я из монастыря сбежал на Майдан.
Позже меня возили в Польшу на лечение, но я уехал раньше времени. Предлагали остаться - отказался. Зовут до сих пор, но я не поеду. Даже если моя любимая жена скажет - а она хочет уехать в Польшу - я, скорее всего, останусь здесь. Страна потому рушится, что многие думают, что здесь всё наладится без них, и эмигрируют. А это не так, без нас здесь хорошо не станет.
Предложение своей девушке я сделал в День святого Валентина во Львове. Привёл её на Мытную площадь, на которой уже двести лет лежит деревянная брусчатка, и сказал, что хочу прожить с ней больше лет, чем этой брусчатке. В ЗАГСе мы уже расписались, но когда всё закончится (война. - Фокус), я хочу, чтобы отец Роман нас обвенчал. А свадьбу мы отметим на Майдане.
20 февраля я и группа ребят из Львова приехали на Майдан и сразу побежали на Институтскую. В тот день двое из наших погибли. Я поднимался вверх к Октябрьскому дворцу, и один львовский парень меня подтолкнул и сказал такую фразу: «Підіймись вище, а то заб`єшся». И куда-то пропал. А потом я увидел в интернете, как его пробивает пулей насквозь. То есть получается, он мне помог и сразу под мост побежал, и там снайпер его убил… Я мог пойти туда же, куда и он. Мог быть добитым на Грушевского. Но остался жив.
В марте я был в Одессе. То, что любовь - это милосердие, окончательно понял в Одессе, когда стоял перед каким-то заводилой сепаратистов. До знакомства с отцом Романом я бы просто дал ему в голову. Для меня это враг, предатель родины, в военное время таких расстреливали. Раньше я считал это правильным. Сейчас по-другому - надо разговаривать с человеком, объяснять ему какие-то вещи. С ним мы просидели полночи в кафе. Просто разговаривали. После этого он и ещё как минимум восемь человек сняли с себя георгиевские ленточки и ушли по домам.
На Майдане у меня впервые появилась цель в жизни. Раньше она была воздушной. Думал: буду бить татуировки, жить в этой гнилой системе. В итоге женюсь, заберу свою девушку и уеду куда-нибудь подальше от цивилизации. Потому что здесь человек превращается в пчелу. Залетел в пяти- или шестнадцатиэтажный улей, поспал, вышел, сходил на автомате на работу, вернулся обратно. А на Майдане всё перевернулось. У меня появилась позиция, цель, осознание предназначения. Я должен ломать систему, пока она не рухнет, и строить новый фундамент ради будущего. Чтобы не было страшно за моего ребёнка, который когда-нибудь появится.
майдан
Раньше работал в салоне тату. Работа из-за глаза завалилась - меня уволили. Я сейчас вообще «бить» не могу - фокусировки нет. Так что двенадцать лет коту под хвост. Врачи сказали, надо год-полтора для восстановления зрения.
В село часто езжу, в Черниговскую область. Там даже улицу в мою честь назвали, потому что, оказывается, я единственный из села, кто был на Майдане.
Видите, какой у меня глаз? Тёмный. У меня есть нормальный (протез), от обычного не отличишь. Но я этот ношу. На случай, если встречу того человека, который в меня стрелял. Вдруг он посмотрит на меня и что-то поймёт.
майдауны нашли нового врага.это русская литература. толстой чехов пушкин достоевский тоже сепаратисты
У РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЗАКОНЧИЛСЯ СРОК ГОДНОСТИ
У РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЗАКОНЧИЛСЯ СРОК ГОДНОСТИНет, наверно, в мире литературы, столь же агрессивной и дидактичной, как русская. Вся русская литература имеет отчетливый, навязчивый, великодержавный подтекст с культом солдафонов. Вскормленные романтизмом усатые мальчики в Славянске некрасиво прячутся в библиотеках, прачечных и за всяких торговцев крыжовником. Вместо того, чтобы выйти в чисто поле и принять там бой с украинской армией, не подвергая риску мирное, офигевшее население. Они же прячутся в жилых кварталах. Выглядит это все предельно паскудно. В такой ситуации, конечно, можно погибнуть. Но если эти имперские мальчики являются теми, за кого себя выдают, то такой пустяк их смущать не должен. Там, кстати говоря, все эти колорадские аксессуары смотрелись бы лучше, чем в подворотнях.Мы слышим плач толстых министров, черносотенцев и филологических дам - они очень сожалеют, что дети не читают.
Никто не задался вопросом: а что, собственно говоря, этим детям читать? Классику? А почему ее надо читать? Почему надо употреблять продукт, у которого явно закончился срок годности? Почему до сих пор никто не хочет называть вещи своими именами?
Богоискательская истерика Достоевского имеет к сегодняшнему дню такое же отношение, как шумерские глиняные таблички. Пафосное, мучительное, многословное фэнтези Толстого о войне 1812 тоже свое отжило. В этом жанре появились образцы и поинтереснее. Тема многолетних предсовокупительных терзаний самок в кринолинах тоже сегодня особого интереса не представляет.
Конечно, существуют какие-то максимально влиятельные образцы культуры. В трилогии Толкиена современная литература сварилась, как в котле. Но Толкиен не сильно пропагандируется, потому что все боятся простой и очевидной аналогии с Мордором.
Как сказал классик, духовность - это газ, который выделяют попы из разных бородатых отверстий. И это очень точно сказано, особенно сегодня. Вообще, что такое сегодня духовность? Духовность - это не знание астрономии и астрофизики, это полное невежество в вопросах молекулярной биологии, физиологии, структурной геологии. Следующий этап культа духовности - аттракционы типа наполнения бассейнов гноем Иова Многострадального и коллективных заплывов в нем. Тоже очень духовненько.
Нет, наверно, в мире литературы, столь же агрессивной и дидактичной, как русская. Когда-то она была очень актуальной, отчего сегодня особенно бессмысленна, потому что языковая и мировоззренческая картина мира сменилась полностью. Вся русская литература имеет отчетливый, навязчивый, великодержавный подтекст с культом солдафонов. Есть ли в этом хотя бы воспитательный эффект? Он нулевой. Сегодня это особенно хорошо заметно.
Вскормленные романтизмом усатые мальчики в Славянске некрасиво прячутся в библиотеках, прачечных и за всяких торговцев крыжовником. Вместо того, чтобы выйти в чисто поле и принять там бой с украинской армией, не подвергая риску мирное, офигевшее население. Они же прячутся в жилых кварталах, как какие-нибудь сирийцы, которые никогда не читали Бердяева или Хомякова. Выглядит это все предельно паскудно. Можно подумать, что на юго-востоке Украины мало больших свекольных или картофельных полей должной гектарности, где можно было бы разгромить украинскую армию. В такой ситуации, конечно, можно погибнуть. Но если эти имперские мальчики являются теми, за кого себя выдают, то такой пустяк их смущать не должен. Там, кстати говоря, все эти колорадские аксессуары смотрелись бы лучше, чем в подворотнях.
Конечно, у русской литературы до сих пор есть фанаты. Достоевский из могилы весьма успешно дергает за ниточки даже самого Милонова, не говоря уже о его мелких подражателях типа Проханова, Дугина, Холмогорова и других черносотенцев. Эти персонажи, конечно, симпатичны, но они на вряд ли обеспечат русской литературе вторую жизнь.
Все наши архаисты переходят на административный крик, и всю эту милую макулатуру XIX века окончательно хоронят, потому что они превращают Пушкиных, Толстых и Достоевских в личного врага каждого школьника.
Вообще, эта имперская идеология тащит на себе безумный культ старья и нелепых, корявых, антисанитарных артефактов. Считается, чем больше будет Россия похожа на лавку старьевщика, тем она будет величественнее и страшнее. А того, кто пытается произвести уборку, выкинуть всякое гнилье, затхлости и заплесневелости, почему-то называют русофобом. Хотя самые страшные враги России - это черносотенцы.
И еще одна важная заметочка по поводу чтения, касающаяся скорее современной литературы.
Мы видим, как ломанулись писатели в православие. Очень трудно найти столь же благочестивую публику, как писатели. Они воодушевились продажами милого, но блеклого пропагандистского чтива Тихона Шевкунова, и поняли: совершенно не важно, какая книжка, а важно, через сколько торговых точек она распространяется. Если получить вожделенный гриф патриархии, то книжку можно продавать через десятки тысяч свечных лавок при каждой церкви.
С другой стороны, есть всякие Задорновы, которые всерьез говорят о том, какие американцы тупые. Задорнов хороший сатирик, и если он хотел рассмешить, то у него получилось. Давайте сравним количество нобелевских лауреатов. В России - 23 лауреата, а в тупой Америке - 356.
Дети отказываются читать, и они в этом совершенно правы, и надо им в этом помогать. Устами младенца глаголет истина. Не надо заставлять детей читать. Надо признаться, что читать им в общем нечего.
У РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЗАКОНЧИЛСЯ СРОК ГОДНОСТИНет, наверно, в мире литературы, столь же агрессивной и дидактичной, как русская. Вся русская литература имеет отчетливый, навязчивый, великодержавный подтекст с культом солдафонов. Вскормленные романтизмом усатые мальчики в Славянске некрасиво прячутся в библиотеках, прачечных и за всяких торговцев крыжовником. Вместо того, чтобы выйти в чисто поле и принять там бой с украинской армией, не подвергая риску мирное, офигевшее население. Они же прячутся в жилых кварталах. Выглядит это все предельно паскудно. В такой ситуации, конечно, можно погибнуть. Но если эти имперские мальчики являются теми, за кого себя выдают, то такой пустяк их смущать не должен. Там, кстати говоря, все эти колорадские аксессуары смотрелись бы лучше, чем в подворотнях.Мы слышим плач толстых министров, черносотенцев и филологических дам - они очень сожалеют, что дети не читают.
Никто не задался вопросом: а что, собственно говоря, этим детям читать? Классику? А почему ее надо читать? Почему надо употреблять продукт, у которого явно закончился срок годности? Почему до сих пор никто не хочет называть вещи своими именами?
Богоискательская истерика Достоевского имеет к сегодняшнему дню такое же отношение, как шумерские глиняные таблички. Пафосное, мучительное, многословное фэнтези Толстого о войне 1812 тоже свое отжило. В этом жанре появились образцы и поинтереснее. Тема многолетних предсовокупительных терзаний самок в кринолинах тоже сегодня особого интереса не представляет.
Конечно, существуют какие-то максимально влиятельные образцы культуры. В трилогии Толкиена современная литература сварилась, как в котле. Но Толкиен не сильно пропагандируется, потому что все боятся простой и очевидной аналогии с Мордором.
Как сказал классик, духовность - это газ, который выделяют попы из разных бородатых отверстий. И это очень точно сказано, особенно сегодня. Вообще, что такое сегодня духовность? Духовность - это не знание астрономии и астрофизики, это полное невежество в вопросах молекулярной биологии, физиологии, структурной геологии. Следующий этап культа духовности - аттракционы типа наполнения бассейнов гноем Иова Многострадального и коллективных заплывов в нем. Тоже очень духовненько.
Нет, наверно, в мире литературы, столь же агрессивной и дидактичной, как русская. Когда-то она была очень актуальной, отчего сегодня особенно бессмысленна, потому что языковая и мировоззренческая картина мира сменилась полностью. Вся русская литература имеет отчетливый, навязчивый, великодержавный подтекст с культом солдафонов. Есть ли в этом хотя бы воспитательный эффект? Он нулевой. Сегодня это особенно хорошо заметно.
Вскормленные романтизмом усатые мальчики в Славянске некрасиво прячутся в библиотеках, прачечных и за всяких торговцев крыжовником. Вместо того, чтобы выйти в чисто поле и принять там бой с украинской армией, не подвергая риску мирное, офигевшее население. Они же прячутся в жилых кварталах, как какие-нибудь сирийцы, которые никогда не читали Бердяева или Хомякова. Выглядит это все предельно паскудно. Можно подумать, что на юго-востоке Украины мало больших свекольных или картофельных полей должной гектарности, где можно было бы разгромить украинскую армию. В такой ситуации, конечно, можно погибнуть. Но если эти имперские мальчики являются теми, за кого себя выдают, то такой пустяк их смущать не должен. Там, кстати говоря, все эти колорадские аксессуары смотрелись бы лучше, чем в подворотнях.
Конечно, у русской литературы до сих пор есть фанаты. Достоевский из могилы весьма успешно дергает за ниточки даже самого Милонова, не говоря уже о его мелких подражателях типа Проханова, Дугина, Холмогорова и других черносотенцев. Эти персонажи, конечно, симпатичны, но они на вряд ли обеспечат русской литературе вторую жизнь.
Все наши архаисты переходят на административный крик, и всю эту милую макулатуру XIX века окончательно хоронят, потому что они превращают Пушкиных, Толстых и Достоевских в личного врага каждого школьника.
Вообще, эта имперская идеология тащит на себе безумный культ старья и нелепых, корявых, антисанитарных артефактов. Считается, чем больше будет Россия похожа на лавку старьевщика, тем она будет величественнее и страшнее. А того, кто пытается произвести уборку, выкинуть всякое гнилье, затхлости и заплесневелости, почему-то называют русофобом. Хотя самые страшные враги России - это черносотенцы.
И еще одна важная заметочка по поводу чтения, касающаяся скорее современной литературы.
Мы видим, как ломанулись писатели в православие. Очень трудно найти столь же благочестивую публику, как писатели. Они воодушевились продажами милого, но блеклого пропагандистского чтива Тихона Шевкунова, и поняли: совершенно не важно, какая книжка, а важно, через сколько торговых точек она распространяется. Если получить вожделенный гриф патриархии, то книжку можно продавать через десятки тысяч свечных лавок при каждой церкви.
С другой стороны, есть всякие Задорновы, которые всерьез говорят о том, какие американцы тупые. Задорнов хороший сатирик, и если он хотел рассмешить, то у него получилось. Давайте сравним количество нобелевских лауреатов. В России - 23 лауреата, а в тупой Америке - 356.
Дети отказываются читать, и они в этом совершенно правы, и надо им в этом помогать. Устами младенца глаголет истина. Не надо заставлять детей читать. Надо признаться, что читать им в общем нечего.
