daymonri

Калас Тифон, чьё имя однажды будут произносить только шёпотом со смесью ужаса и презрения, был обречён ещё до своего прихода в этот проклятый мир. Однажды он станет одним из самых могущественных колдунов галактики и сможет одним только словом поднимать из могил миллиарды мертвецов, единолично покоряя целые звёздные системы. Но это будет потом. Сначала Каласу предстоит долгий и трудный путь, полный крови, страданий и… любви. Любви, которую у него отняли, которую ему запретили. Которую, в конечном итоге, он запретил себе сам. Но главный вопрос в том, был ли у Тифона выбор? Ведь Метка Нургла на его теле появилась в разгар Ереси Хоруса, однако истинная Печать Распада лежала на душе Каласа уже давно…

Конфликт источников и реткон

Впервые мы встречаем Тифона во втором Кодексе Космодесантников Хаоса, а именно – в третьем издании, которое вышло в далёком 2002 году. Однако там практически ничего не говорится о прошлом Каласа, только упоминается, что он родом с Барбаруса. Эти данные подтверждаются в «Белом Гноме» №282 (2003 год), где кроме прочего указано, что до Ереси Тифон был библиарием в должности эпистолярия.

В следующий раз о происхождении Каласа заговорил Гэв Торп в новелле «Лев», которая была написана в 2012 году. Здесь Тифон уже терранец и он сражался ещё в рядах Сумеречных Рейдеров. И он также является библиарием, который активно практиковал псайкану до открытия Барбаруса. Затем, когда Четырнадцатый легион интегрировался со своим примархом и Гвардия Смерти по указу своего владыки вышла из Библиариума, Тифон прекратил освоение псайканических практик.

Наконец, последний и наиболее актуальный источник информации о прошлом Каласа Тифона – роман «Погребённый кинжал» Джеймса Сваллоу, который увидел свет в 2019 году и завершил эпический цикл «Ересь Хоруса». Именно из этого романа мы получаем львиную долю информации о происхождении и становлении Тифона. Здесь он снова барбарусец, то есть не состоял в легионе Сумеречных Рейдеров и не являлся членом Библиариума. Впрочем, психические способности у него действительно имелись. Но обо всём по порядку.

Часть 1 – Руда в металл

Калас Тифон родился в безымянной деревне где-то на Барбарусе. Её название и расположение не имеет никакого значения. Важно то, что эта деревня, как и любая другая деревня на планете, принадлежала одному из Владык, некромантов, заключивших сделку с Нурглом и державших Барбарус в своих окровавленных руках.

Владыки давно перестали быть людьми, хотя внешне многие из них выглядели вполне по-человечески. Они были жестоки и беспринципны, упивались своим могуществом и не ценили жизни обычных людей, которых называли Низшими. Владыки брали, что хотели и когда хотели. Они создавали армии големов, кадавров и лоскутных чудовищ, чтобы держать Низших в повиновении, и периодически воевали друг с другом, дабы развеять скуку.

Крепости Владык располагались в горах, окутанных алхимическими миазмами. Большинство обычных людей уже в предгорьях настигала мучительная смерть, и только самые стойкие могли подняться чуть выше. Впрочем, никто даже не пытался. В этом не было смысла, потому что в сравнении с Низшими Владыки были Богами, коими себя и считали.

На предыдущих стримах про Мортариона я рассказывал о том, как он сбежал от Некаре, своего приёмного отца и Верховного Владыки Барбаруса. Сегодня я опишу этот эпизод подробнее, но не глазами примарха, ведь этот разговор посвящён не ему. Однако прежде, чем мы проанализируем момент встречи Тифона и Мортариона, необходимо сказать пару слов о предшествовавших этому событиях.

Итак, никто не знает и уже никогда не вспомнит, где конкретно родился Тифон, хотя тогда на Барбарусе его имя было хорошо известно. Дело в том, что мать Каласа приглянулась одному из Владык. Некромант овладел бедной женщиной и бросил её израненное тело в поле за деревней. Лишь чудом она выжила. Конечно, после этого односельчане стали относиться к ней с подозрением. И хотя люди понимали, что женщина ни в чём не виновата, никто так и не смог переступить через себя, отринув осознание простой мысли – её тело осквернено злом.

Но женщина не просто выжила. Она забеременела от Владыки и родила мальчика. Мы мало знаем о первых годах жизни Тифона. Нам лишь известно, что в какой-то момент селяне решили, будто осквернённая женщина и её дитя опасны. Мать Каласа схватили и утопили в ближайшей реке, но мальчик сумел вырваться и сбежать. С тех пор он странствовал по Барбарусу, нигде не задерживаясь надолго. Потому что про ублюдочного отпрыска Владыки уже знала вся планета и, разумеется, ему не доверяли. А тот факт, что он избежал расправы односельчан, лишь подливал масла в огонь, ведь тогда не обошлось без колдовства (это действительно так, хотя в детстве Тифон использовал свои силы инстинктивно и совершенно ими не владел).

В какой-то момент Тифона поймали прислужники Некаре. Его и ещё несколько десятков Низших сковали и повезли в горную крепость Владыки, чтобы сделать подопытными в экспериментах некроманта. Тогда Калас уже понимал, что обладает силой, которой большинство смертных лишены. Его некому было учить, поэтому всё, чем Тифон владел в то время, он постиг сам. Этого оказалось достаточно, чтобы сбросить бронированную машину с пленниками в кювет, а затем взорвать стену грузового отсека.

Это был коренастый юноша с лисьим лицом и широко раскрытыми от страха глазами.

Таким Каласа увидел Мортарион, наблюдавший за сценой с крепостной стены. Тифон едва не задохнулся от ядовитого воздуха, но сумел прихватить с собой из грузовика дыхательную маску. Он помог выбраться другим пленникам, а затем выступил против големов, которые бросились за улизнувшей добычей.

Отбившись от чудовищ, Тифон выиграл время себе и остальным. Он повёл людей через земляные валы, составлявшие первую линию обороны крепости. Удивительно, но Калас шёл не прочь от твердыни Некаре, а прямо к ней. Причина заключалась в том, что он увидел Жнеца на стене.

Это был странный момент, шокировавший Мортариона секундной связью между ним и незнакомцем.

Откуда взялась эта внезапная связь? Позже, спустя десятилетия, Тифон так объяснит её:

Общая боль. Общая ненависть. Мы оба выбрались из одного тёмного колодца.

Его слова правдивы лишь отчасти. Ведь на самом деле они так и не выбрались. А страшнее всего то, что ни Тифон, ни Мортарион не понимали этого до самого конца, вплоть до Осады Терры. Я не уверен, когда эта простая истина открылась Каласу, но Жнец совершенно точно познал её в Космопорте Львиных Врат. Впрочем, сейчас для этого ещё слишком рано.

Мортарион увидел странную рябь в воздухе вокруг этого человека. Она была похожа на отражение света от полированного металла, но свечение не могло исходить из ниоткуда. Что-то упало к его ногам, затем мелькнуло в грязи и устремилось к ближайшему чудовищу. Прежде чем лоскутный конструкт успел среагировать, тощие белые миноги вырвались из земли и сомкнулись вокруг голема, разрывая его ноги на части и сваливая вниз. Что бы ни сотворил юноша, он знал, что делает. Парень вытащил из-под куртки сломанный кусок ржавого металла, сжимая его словно кинжал и хрипя что-то с каждым вдохом ядовитого воздуха.

Но этого было недостаточно, чтобы победить целый отряд големов. Вот почему Калас пошёл к Бледному Королю – он рассчитывал на помощь незнакомца. И юноша не ошибся. Как я уже рассказывал на предыдущих стримах, Жнец, ощутив не поддающуюся объяснению связь с Тифоном, перемахнул через стену и врезался в ряды чудовищ.

Когда чаша весов начала склоняться в пользу Низших, Калас нашёл в себе силы и вновь применил псайкану.

Мерцание расплылось в поле зрения, и ещё больше миног выползло из сырой земли, атакуя всё, что шевелится. Обычно змеи не охотились днём, но юноша каким-то образом призывал их к себе. Подобное умение Мортарион видел только у Владыки.

Тогда примарх и его будущий первый капитан впервые сражались бок о бок. Но если для Мортариона големы не представляли реальной опасности, у Тифона дела шли не лучшим образом. У него не осталось психических резервов, а кусок металла, переделанный в импровизированный нож, едва ли мог служить надёжным оружием. Кроме того, Каласу приходилось постоянно поддерживать респиратор одной рукой.

Но Бледный Король спас его и остальных людей, быстро расправившись с оставшимися големами. Глядя на дело рук своих, он инстинктивно почувствовал то, что сможет осознать лишь спустя многие годы:

Внезапно ему показалось, что этот момент всегда был рядом. Ждал своего часа, схождения необходимых условий.

Дальше между Каласом и Мортарионом происходит короткий диалог, который ставит перед нами неожиданные и тревожные вопросы:

– Ты должен бежать,

– обратился он к юноше. – Беги, прямо сейчас.

– Они сказали мне, что ты поможешь, – человек будто не слушал ничего. – Я не поверил, но они были правы. Зачем? Зачем ты сделал это?

– Кто тебе сказал? – Мортарион посмотрел на чёрную кровь, засыхающую на пальцах, и тут же продолжил. – Я сделал это, потому что ты меня попросил.

– Что?

Грубый, невесёлый смешок вырвался словно бы из ниоткуда.

– Ты дал мне выбор, – пояснил Мортарион. – И я выбрал. – Он покачал головой, его жидкие волосы упали на бледное серьёзное лицо. – Раньше никто не делал ничего подобного, – он вдохнул. – А теперь беги! Или проведёшь вечность слугой-трупом Некаре!

Юноша схватил его за руку.

– Идём вместе.

– Нет… – эта мысль не укладывалась в рамках скудного опыта Мортариона, будучи выше его понимания.

– Не существует такого правила, что велит тебе оставаться здесь и сражаться с ними лицом к лицу! – Беглец ткнул пальцем в чудовищные фигуры в тумане. С каждой секундой они становились всё больше и ближе. – К рассвету мы выберемся отсюда. Тебе не нужно здесь умирать, Мортарион.

Калас знал имя Мортариона, потому что на Барбарусе все его знали – цепного пса Некаре. Примарха называли «торговцем смертью с пустыми глазами».

Однако, несмотря на всю свою силу, Жнец не верил, что им удастся сбежать от големов. Поэтому он хотел остаться и пасть в бою с монстрами, чтобы выиграть время для Каласа и остальных. Но Тифон не собирался ни умирать, ни терять нового союзника. Он повредил топливопровод грузовика и когда големы добрались до машины, Мортарион выстрелил в неё, уничтожив весь авангардный отряд.

Таким образом они спасли себя, а заодно – группу пленников, которые выбрались из грузовика и не погибли в первые же секунды лишь благодаря Каласу. Вместе люди спустились с гор, покинув территории, отравленные алхимическими ядами Некаре, и добрались до поселения, которое называлось Ущельем Геллера.

На предыдущем стриме я рассказывал об эмоциях, которые ощутил Мортарион, когда вернул смертных их семьям. Вот только помимо благодарности люди испытывали к нему и другие чувства. Они попросту боялись Жнеца, которого, напомню, весь Барбарус знал как сына Верховного Владыки. А Тифона они откровенно ненавидели, потому что его история тоже была всем хорошо известна.

Тем не менее, в Ущелье Геллера им предоставили кров – полуразрушенную конюшню на краю поселения, дали дров и даже еды – всего лишь жидкая пресная похлёбка, но Мортариону она казалась пищей богов. Бледный Король был намерен остаться и завоевать доверие этих людей, испытывая к ним глубинное родство, которое сам не мог объяснить. Тифон был против, он предложил покинуть Ущелье Геллера. Именно тогда Калас рассказал Жнецу о том, что является полукровкой.

Тифон считал, что в поселении их никогда не примут как равных, и настаивал на том, чтобы как можно скорее убраться отсюда. Едва ли мы можем винить его за нежелание проявить хоть немного гибкости. Калас всю свою жизнь был изгнанником, его презирали только за то, что он появился на свет. После смерти матери Тифон буквально остался один на один с целым миром и просто не смог бы выжить, не воспитав в себе подозрительность, граничащую с паранойей, а также суровость, которая порой приобретала черты полной отчуждённости.

Но Мортарион был другим. Он был примархом, поэтому смотрел на окружающую действительность иначе. Уже тогда Жнец понимал, зачем создан.

«У этих людей просто не было возможности что-то изменить. Предоставленные сами себе, одинокие. Без путеводного огня, без надежды».

Но баланс нарушен и это должно прекратиться. Изуверствам Некаре и других паразитов придёт конец.

«Я сделаю это».

С такими мыслями Мортарион вышел в поле вместе с жителями Ущелья Геллера и начал косить. Тифон нехотя последовал за ним. Каласа искренне развеселило то, как Жнец хотел завоевать сердца местных. Он просто не понимал, как такое возможно, ведь его жизненный опыт подсказывал обратное. Весь этот опыт Калас воплотил в простой формулировке:

Тебе не нужно ничего добиваться, Жнец. Ты можешь просто взять всё, что хочешь. Ни одна живая душа не осмелится бросить тебе вызов.

Обратите внимание – именно Тифон впервые назвал Мортариона Жнецом, даже не представляя в тот момент, насколько пророческим станет это прозвище. Примарх не согласился со словами Каласа, сказав, что готов использовать страх как оружие только против своих врагов.

Сложно сказать, чем бы закончился их разговор и вся эта затея Мортариона, но внезапно неподалёку сломалась телега, гружённая снопами пшеницы. Она придавила маленькую девочку и каждая секунда промедления могла стоить ребёнку жизни. Но телега была слишком тяжёлой, люди не могли просто взять и…

Зато мог Мортарион. Он просто подошёл к телеге и поднял её. Люди застыли в изумлении, пока Тифон окриком не привёл их в чувство. Они вытащили ребёнка, но не могли спасти пшеницу, потому что уже наступала ночь и со стороны гор наползал чёрный туман. В этом тумане рыскали твари, которых Некары выпускал охотиться во тьме. Люди хотели взять пшеницу, кто сколько может, но Тифон остановил их. Психический дар подсказал Каласу, что чудовища уже здесь и нужно спасаться.

Кстати говоря, несмотря на откровенную ненависть по отношению к Некаре и остальным Владыкам, Мортарион не испытывал подобного к Тифону. Его совершенно не волновало, что его новый друг – полукровка. А силы, которые Калас использовал в бою с големами, Жнец называл чудом, хотя и провёл параллель с тем, что делали Владыки.

Думаю, примарх исходил из того, что Тифон был Низшим, то есть – обычным человеком, не некромантом. Он тоже боялся, тоже страдал, тоже истекал кровью. Но при этом думал не только о себе, ведь тогда, на перевале, Калас ввязался в бой, чтобы помочь другим пленникам бежать.

Кроме того, как отметил Мортарион, Калас был первым, кто дал ему выбор. Фактически именно Тифон подвиг Жнеца к тому, чтобы сбежать от Некаре, положив начало цепи событий, которая приведёт к освобождению Барбаруса. Было ли это случайностью? Разумеется, нет. Выше я привёл цитату о том, как Жнец на уровне инстинкта ощутил предсказанность момента. Эта роковая точка в пространстве и времени существовала задолго до рождения Мортариона или Каласа Тифона. Возможно, она существовала всегда, так что эти события просто не могли не свершиться.

Но был ещё один момент, который я намеренно проигнорировал, потому что его проигнорировал и Мортарион. Во время их первого разговора Тифон произнёс фразу:

Они сказали мне, что ты поможешь. Я не поверил, но они были правы.

Как вы помните, Жнец насторожился и сразу спросил, кого имеет ввиду Тифон, но тут же примарх сам сменил тему разговора. И больше к этому вопросу они не возвращались. Получается, Калас сбежал не в случайный момент времени. Он всё рассчитал так, чтобы караван с пленниками находился как можно ближе к нижним укреплениям крепости Некаре, где жил Мортарион. Похоже, Тифон понимал, что даже если сбежит, големы поймают его и в лучшем случае убьют. Но кто-то подсказал ему, что если сделать это на глазах у приёмного сына Верховного Владыки, тот поможет и авантюра увенчается успехом.

Любопытно, что больше нигде этот момент не упоминается. Но вскоре мы дойдём до другого эпизода, о котором я говорил на предыдущем стриме. На Галаспаре Калас встретит жреца Нургла, который будет знать о жизненном пути Тифона даже больше, чем он сам. Кажется, что здесь не может быть альтернативных вариантов. На Барбарусе тоже существовал культ Нургла. В том смысле, что он, похоже, существовал и среди Низших. А раз этот культ больше никак себя не проявил и нигде о нём нет ни слова, значит, он был создан с единственной целью – помочь Тифону встретить Мортариона, чтобы дальше всё сложилось, как должно.

Думаю, такому финту позавидовал бы даже Тзинч, который работал с Тысячью Сынов куда прямолинейнее. Хотя, возможно, всё дело в природной стойкости Мортариона, в его упорстве на грани упрямства. Ведь он не Магнус, его не прельстить знаниями и возможностями. Жнец всего достиг сам, ему было плевать на посулы Хаоса, обещавшего лёгкую победу. Он не воспринимал Нургла даже когда тот говорил непосредственно в сознании Жнеца. Вот, зачем нужен был Калас Тифон. Жестокий и хитрый, но всё-таки – такой человечный, с глубокой личной трагедией и проклятым даром, которого он стыдился из-за своего происхождения.

Изгой среди своих, в раннем детстве потерявший единственного дорогого человека, Тифон не мог не импонировать чуткой душе Мортариона, которую тот скрывал ото всех, включая себя самого. Конечно, они были похожи. Но вместе с тем кардинально отличались. Ведь если Жнец не хотел быть один, Каласа это вполне устраивало. Он привык странствовать, не иметь дома, полагаться только на себя. Вперёд его толкала лишь ненависть к Владыкам, которую он в итоге разделил с Мортарионом. Которая связала их. И тут мы должны отдать должное Дедушке – он оказался истинным знатоком человеческой души.

Тифона мне по-настоящему жаль. Ведь он буквально был создан, чтобы стать всего лишь ступенькой, которая в итоге помогла Мортариону вознестись в объятья Нургла. Хотя, если уж подбирать эффектную метафору, наиболее подходящим образом мне видится пешка. Пешка, которую умелый игрок довёл до противоположного конца поля, чтобы вернуть ферзя. Конечно, ферзь вернулся иным. А пешка… просто приняла свой путь.

Тут было бы уместно провести параллель с Эребом, который почти до самого конца действовал по указке Лоргара, не осознавая этого. На самом деле, только Фаэрон раскусил Уризен, а глупец, считавший себя «архитектором ереси», оказался удивительно близорук и откровенно слеп. Полагаю, он до сих пор не понимает, что у него нет и никогда не было собственной воли. В общем, эту параллель можно было бы провести, но я не стану. Потому что Эреб откровенно мерзок, ничтожен. Тогда как Тифон… действительно трагичен.

Так или иначе, тогда, в поле за Ущельем Геллера, Мортарион убил чудовищ, напавших на деревню, и казнил их лидера – Дисалема. Что примечательно – пока жители деревни умирали один за другим, только Жнец и Тифон оказывали монстрам достойное сопротивление. С примархом понятно, но как это удавалось Каласу? Ведь в том эпизоде он не использует псайкану, Мортарион обратил на это внимание – полукровка сражался только ножом. Возможно, он был прирождённым воином, которого скитания и одиночество закалили, превратив в расчётливого и отчаянного хищника. А может, его хранила печать Нургла на душе. Ведь Калас уже сделал первый шаг к своему предназначению.

Часть 2 – Металл в клинок

Мы не знаем, сколько времени прошло с момента битвы в Ущелье Геллера до основания Убежища – первого по-настоящему свободного города на Барбарусе, появление которого на карте планеты ознаменовало собой переломную точку в ходе затяжной войны. После Южной кампании, когда Мортарион разбил сразу несколько Владык, некроманты начали стремительно терять влияние.

К тому моменту Жнец уже возродил некоторые технологии из забытых эпох и наладил снабжение своих войск. Выдающийся военачальник и прозорливый стратег, он уничтожал тиранов одного за другим. У него было всё для победы, требовалось лишь время.

Многие месяцы нескончаемых боёв, в которых Мортарион и Тифон сражались плечом к плечу, сблизили их. Жнец искренне считал Каласа другом и тот отвечал ему взаимностью. Примарх назначил Тифона своим заместителем, так как, во-первых, полностью доверял Каласу, а во-вторых, тот показал себя отличным тактиком. Вот краткая характеристика, которую Мортарион даёт Тифону к моменту основания Убежища:

Тифон больше не был тощим язвительным юношей, рядом с которым он сражался в туманах горного перевала. Калас стал умелым и прозорливым воином, каким ему всегда суждено было быть. За первые годы войны он проявил себя множество раз, и этого было достаточно, чтобы Мортарион дал ему собственный отряд Гвардии Смерти.

Нужно сказать, что остальные по-прежнему относились к Тифону с подозрением. При всём желании люди не могли закрыть глаза на происхождение Каласа, столь сильно они ненавидели кровь Владык. Их можно понять, ведь тысячи лет некроманты истязали население Барбаруса, так что смертные с молоком матери впитали один простой факт – колдуны несут только зло.

Некоторые никогда не братались с Тифоном, несмотря на все его победы и раны, полученные во имя общего дела. И Калас, и Мортарион были чужаками, отличающимися от своих братьев по оружию физической формой и происхождением, но в то время как высокий рост Мортариона и его худощавый вид стали восприниматься как часть его сущности, Тифон никогда не получал признания от своих сородичей. Истина о происхождении Жнеца была известна очень немногим, а остальные говорили о ней на уровне мифов. Тифон, с другой стороны, явно был полукровкой, и, несмотря на все усилия Мортариона, его товарищ всё ещё страдал от этого предубеждения.

Мортарион честно старался сделать так, чтобы его люди смягчились по отношению к Тифону. Ведь всё началось с них двоих и, судя по воспоминаниям Жнеца, Калас сделал для восстания не меньше, чем сам примарх. Что до Тифона, ему было плевать. Он просто хотел освободить планету от ненавистных Владык и готов был на всё ради этого. На всё – вот, в чём заключалась проблема. Вот тот изъян, который использовал Нургл.

Мортарион, как и все барбарусцы, ненавидел колдовство, ещё в детстве вдоволь насмотревшись на жуткие эксперименты Некаре. Тем не менее, как я отметил выше, изначально он не был против того, чтобы Калас использовал свои умения. Как вспоминал сам Жнец, тогда многое произошло и у него просто не было времени рассуждать о том, откуда у Тифона его дар, ведь никто на Барбарусе не владел магией. Никто, кроме Владык. Однако на тот момент примарху было достаточно того, что Калас рядом и сражается за правое дело.

Полагаю, вскоре это изменилось. Потому что с момента битвы в Ущелье Геллера Тифон больше не пользовался своими психическими способностями, по крайней мере, нам об этом не известно. Думаю, причина очевидна – он был вынужден адаптироваться. Калас, как и Мортарион, хорошо понимал, что есть схватки, в которых не выстоять одному. Он не хотел терять союзника и друга, поэтому отказался от тьмы в своей крови. До поры до времени.

Как раз до той самостоятельной кампании, которую он вёл одновременно с Южной кампанией Мортариона. Тогда Тифон немного задержался и прибыл в Убежище позже намеченного срока. Он захватил дирижабль поверженного Владыки и набил его трюм провизией. Вот, что им двигало:

Тифон переживал, что люди страдают от недоедания в эти последние дни войны, держась лишь за надежду, что смерть Некаре всем принесёт облегчение.

Тифон переживал. Переживал за тех, кто убил его мать только потому, что ей не повезло. За тех, кто боялся и ненавидел его самого. Похоже, тогда в душе Каласа ещё теплился свет, которого, учитывая обстоятельства, там не должно было быть. Говорит ли это о силе его духа? О его человечности, его стойкости? Вероятно. Вот только всё это не имело смысла…

Владыку, которого победил Тифон, звали Волкрал. Он был сильным и гордым некромантом, одним из приближённых Некаре. И всё же группировка Тифона истребила его армию и разрушила крепость ненавистного тирана. Калас вернулся в Убежище с триумфом. Когда они с Мортарионом вновь встретились, Жнец был искренне рад видеть своего сподвижника и боевого брата, однако инстинктивно примарх ощутил перемены в Тифоне.

Лёгкость, которую Мортарион почувствовал, снова увидев старого друга, была омрачена едва уловимой аурой сомнения.

Примарх отбросил эту мысль, ведь они с Каласом пролили слишком много крови, чтобы Мортарион мог позволить себе сомневаться в своём заместителе. И он был прав – Тифон никогда не предавал Жнеца, ни тогда, ни впоследствии.

В Убежище Мортарион показал Каласу новейшие разработки – защитные костюмы, которые позволяли смертным забираться высоко в отравленные горы. Это был первый шаг, который ознаменовал очередную веху в истории Гвардии Смерти, ведь теперь все понимали, что рано или поздно Жнец доберётся до Некаре.

Со своей стороны у Каласа тоже было, что предложить своему другу. Дело в том, что когда он добрался до Волкрала, некромант сделал ему предложение, от которого человек в положении Тифона не мог отказаться. Но Тифон отказался. Потому что уважал Мортариона и ценил свои отношения с ним. При этом Калас, как позже признает сам Жнец, всегда умел находить возможность там, где другие её упускали. Он не убил Волкрала, а взял его в плен и привёз к Жнецу.

– Ты всегда говорил мне не растрачивать ресурсы впустую,

– парировал Тифон. – Отбрось на минуту свою ярость и позволь себе подумать, друг мой. Подумать о том, чему мы можем научиться у этого создания. Мы знаем, что их методы работают против нас. Они проверены, в отличие от доспехов из Тиран-Кузниц! Мы можем получить эту мощь, Мортарион! Не только иммунитет к туману, но даже больше, – он придвинулся ближе, его голос упал до настойчивого рычания. – Ты лучше нас всех знаешь, какие силы может призвать Некаре. Гибельное пламя из-под земли. Туманы-убийцы и бури, способные ворваться человеческое сознание. Представь, если бы мы могли обернуть эту мощь против него…

На мгновение Мортарион исполнил просьбу и обдумал слова Каласа. Их соблазн, их невероятные возможности было трудно игнорировать. Но, взглянув внутрь себя, Жнец увидел часть своей души, которая будет предана и убита, если он пойдёт по пути приёмного отца.

Мортарион вздрогнул, когда рядом с ухом зазвучало жужжащее гудение. Он смахнул с себя оцепенение и посмотрел на своего старого друга.

– Я взвесил сказанное тобой, и я не поддамся. Внемли мне, Тифон. Я не буду повторять этот приказ. – Он повернулся к клетке спиной. – Если Волкрал не умрёт от твоей руки, здесь и сейчас, тогда тебя постигнет его участь. И знай, с сегодняшнего дня и на веки вечные, я клянусь, что Гвардия Смерти никогда не пойдёт по этому пути. Никогда!

Переполненный гневом, с сомнением и горечью в душе, Мортарион вихрем пронёсся через грузовой отсек и рывком открыл люк, исчезнув в свете снаружи.

Ненависть Мортариона к колдовству оказалась столь сильна, что он готов был казнить Тифона, если тот не убьёт Владыку. Думаю, это далось бы ему с большим трудом, но Жнец лично исполнил бы приговор (на самом деле, он его действительно исполнил, но позже, и мы ещё до этого дойдём). Что касается Каласа, его мотивы прозрачны, ведь он сам был псайкером, сыном некроманта. Эта сила жила в нём и он инстинктивно тянулся к ней.

Дальше, когда Мортарион ушёл, между Тифоном и Волкралом происходит интересный диалог:

– Только ты и я,

– он протянул руку и стянул кляп, обнажив разбухшие губы Волкрала. – Скажешь что-нибудь напоследок?

– Он не знает, ведь так? – существо изрыгнуло вопрос, отчаянно пытаясь потянуть время. – Поэтому ты заткнул мне рот. Ты боялся, что я расскажу ему!

– Думаю, он начинает подозревать, – Тифон прикинул вероятности. – Твои слова только усложнили бы всё.

Волкрал в последний раз попытался надеть маску привычного ему высокомерного превосходства.

– Я чую это в тебе, полукровка. Густая вонь плоти Низших, поганящая и ослабляющая силу потенциала Владыки!

– Силу? – Тифон взял Волкрала за горло и сдавил его. – Ваш род такой хрупкий, если посмотреть поближе. Лишённые всей этой колдовской мишуры, вы ничтожны. – Его рука скользнула вверх и легла на затылок Волкрала, притянув его к себе, лоб ко лбу. – Я узнаю источник вашей силы. Но, вероятно, не сегодня.

– Да, – Волкрал маниакально улыбнулся. – Это уже в тебе. Восьмеричный путь. Дар Дедушки в твоей крови. Я это чувствую.

Тифон сделал шаг назад, потрясённый грубой уверенностью, прозвучавшей в этих словах.

– Мы не одинаковы.

– Согласен, – сказало оно. – Пока что нет. Не сегодня. Но будущее возвещает о великих вещах, – Волкрал понизил голос до свиста. – Я могу показать тебе.

– Ты можешь… – Тифон прокрутил в голове сны, которые порой посещали его в краткие моменты отдыха.

Сад гнили, умирающий и цветущий, снова и снова. В детстве процессы разложения всегда вдохновляли его, а сейчас, при взгляде в бездонные глаза искажённого существа, этот старый интерес просыпался вновь.

– Всё, что тебе нужно сделать – отпустить меня, – проговорил Волкрал. – Ты хочешь уничтожить Некаре? Я помогу тебе. Отпусти меня – и я дам необходимые знания. Я открою перед тобой все двери, а когда Верховный Владыка умрёт… – существо кивнуло в сторону люка, через который вышел Мортарион, – Жнец будет тебе не нужен. Барбарус и миры вовне могут стать твоими.

Тифон опустил голову.

– Он несовершенен. Но Мортарион – мой друг. Я не убью его.

Волкрал понял, что допустил ошибку, и спешно попытался переиначить свои слова.

– Я не это имел в виду…

– Нет, именно это. – Стальной блеск появился из ниоткуда и нож скользнул из наруча Тифона в его ладонь. Он взмахнул им, рассекая шею Владыки. Смертоносное лезвие обезглавило Волкрала еще до того, как тот успел вздохнуть.

Этот эпизод подтверждает все предположения, озвученные выше. Во-первых, душа Тифона принадлежит Нурглу и все, кто служит Дедушке, это знают. Во-вторых, Калас действительно считал Мортариона другом. Поэтому он исполнил его приказ и убил некроманта, но не отказался от намерения доказать Жнецу, что колдовство может служить им.

В-третьих, не вполне понятно, что имеет ввиду Волкрал. Чего не знает Мортарион, но о чём он, по словам Тифона, догадывается? Выше я привёл цитату, подтверждающую то, что примарх почувствовал перемены в своём друге. Но какие именно перемены? Думаю, Тифон не практиковал магию, но он искал её источник. Потому что хотел понять, с кем Владыки заключили сделку и как обрели свою силу. Опять же, учитывая его происхождение, вряд ли мы можем винить Каласа за его желания.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Ютуб-канал

Группа ВК

Телега с анонсами и чатом

Предыдущий разговор мы закончили на Галаспарской кампании, когда Мортарион принял решение истребить Орден, невзирая на то, что Верховные котроллёры заявили о своей готовности капитулировать. С мотивами Бледного Короля можно спорить. Но мы должны учитывать, что далеко не все Контроллёры тогда сложили оружие. Кроме того, я склонен полагать, что Жрец рассудил верно: тираны, тысячи лет державшие собственную расу в тенетах наркотических грёз, едва ли смогли бы стать частью Империума. Ибо подчиняться – не их удел. Восстание было вопросом времени, и тогда пламя войны унесло бы куда больше жизней…

За Разломом Морфея

Так или иначе, Галаспар был освобождён. Миллиарды людей приняли Имперские Истины и вернулись в лоно Терры. Однако же Император осудил своего верного сына, впрочем – ничего не сказав ему напрямую. Но куда важнее оказалось то, что Тифон сумел в одночасье перестроить командную иерархию легиона. В результате, барбарусцы сменили терранцев на руководящих постах высшего эшелона, а сам Калас вскоре стал советником примарха.

Я подробно говорил об этом на прошлом стриме, упомянув в том числе жреца Нургла, которого Тифон встретил в канализации Протаркоса. Жрец напомнил амбициозному воину, что порча живёт в нём с рождения, ибо он сын одного из Владык, барбарусских некромантов, продавших свои души Дедушке.

Калас сопротивлялся тьме в своём сердце, он отрекался от тёмного прошлого, но никто не в силах изменить свою суть и даже Император в итоге проиграл схватку с судьбой, снова. Поэтому, даже став Гвардейцем Смерти, отличная зная, что человеку несёт колдовство, Тифон всё равно искал пути использовать запретные знания во благо. И только преданность Жнецу отвратила его от прямого изучения магии на Барбарусе.

Впрочем, исподволь Калас продолжал свои изыскания и, судя по всему, практиковал псайкану. Так он и стал сержантом в пылу сражения на Галаспаре, и это сыграет свою роль наравне с молчаливым отцовским порицанием, которое ранило Мортариона куда глубже, чем мог предположить Император.

Но семена взойдут позже. Прежде Гвардия Смерти проведёт немало великолепных кампаний, подтвердив статус одного из самых эффективных и смертоносных легионов. Хотя такие кампании имели место и до Галаспара. Как я уже упоминал в ходе предыдущего разговора, Галаспар стал первой самостоятельной миссией Мортариона, до этого он сражался преимущественно плечом к плечу с Хорусом. Примером может послужить Освобождение Друна, которое имело место в 881.М30.

Обрывочные сведения из периода, предшествовавшего Долгой Ночи, рассказывали о Друне, как об одной из самых значимых терранских колоний за пределами Сегментума Солар. Поэтому путешествие за Разлом Морфея к этому древнему и таинственному миру сулило встречу с могущественным союзником, либо же с врагом, который стал бы достойным вызовом любому легиону Астартес. Так или иначе, кампания должна была привести к триумфу и неудивительно, что ей руководил Хорус, который, как обычно, перестраховался, взяв с собой двух братьев – Мортариона и Хана.

Имперская армада беспрепятственно вошла в систему, высадилась на мире-прим и подошла к воротам столицы. Никто их не встретил, никто не дал ответ на официальные обращения. Кулек Сенн, грозовой пророк Пятого легиона, произнёс смутное пророчество, призывая Хоруса остерегаться. Но Мортарион лишь презрительно фыркнул и убедил брата, что нужно сокрушить врата и дальше действовать по обстоятельствам.

Луперкаль превратил врата столицы в щепу своей булавой и братья вошли в город. Там их встретили толпы людей с пустыми взглядами, облачённых в лохмотья и, судя по запаху, забывших о гигиене многие годы назад. Когда грозовой пророк повторил своё предостережение, Мортарион грубо высмеял его, но в беседу вступил Хан. Джагатай почтительно обратился к Хорусу с просьбой прислушаться к словам Кулека Сенна, однако это уже было неважно. Над городом образовался вихрь зловещей энергии, а людские массы пришли в движение.

С трудом пробившись обратно к воротам и воссоединившись со своими легионами, примархи провели оперативный совет. Собранные разведданные позволили сделать вывод о том, что цивилизация Друна находилась под контролем неких ксеносов, пришедших из-за пределов материальной вселенной. Грозовые пророки сообщили примархам, что ксеносы поработили разумы людей благодаря энергии, которую они черпают через пространственные разрывы. В каждом мегаполисе Друна находилось по одному такому разрыву и нужно было закрыть каждый из них, чтобы освободить планету.

Учитывая, что грозовые пророки Хана оказались самым эффективным оружием в руках Хоруса, Луперкаль сделал Джагатая главнокомандующим имперских сил на время кампании. Разумеется, Мортарион не мог согласиться с этим решением. Он понимал ценность грозовых пророков в бою, но слишком хорошо знал, что псайкерам, как и колдунам, нельзя доверять. Кроме того, Гвардия Смерти имела опыт противостояния врагу, использовавшему магию. Поэтому Бледный Король получил от Луперкаля гарантии полной независимости и Четырнадцатый легион лишь номинально сражался под руководством Боевого Ястреба.

По всей видимости, это было первое столкновение с Поработителями в период Великого крестового похода. Тогда никто ничего не знал о природе этого врага. Тогда мало кто знал об истинной природе варпа. Судя по хроникам, описывающим Освобождение Друна, Поработители держали в психическом плену не только людей этого мира. Элиту их армии составляли демоны самых разнообразных видов и форм, которые едва ли действовали по собственной воле.

Так или иначе, кампания затянулась на шесть месяцев. Объединённая группировка Джагатая и Хоруса действовала сравнительно успешно благодаря гибкой тактике Пятого легиона и грозовым пророкам. Но Гвардия Смерти, сражавшаяся в одиночку, не уступала своим союзникам. Как и обещал, Мортарион смог без помощи псайкеров найти все разломы в своём секторе планеты и закрыть их. Впрочем, до нас не дошли подробности и мы не знаем, как именно Гвардейцам Смерти это удалось.

Всё закончилось там же, где и началось, в столице Друна. Хорус, Хан и Мортарион двигались на острие фронта, прикрываемые грозовыми пророками Пятого. Здесь Жнец был вынужден терпеть присутствие псайкеров, потому что иначе примархи просто не смогли бы подойти к главному разлому. Впрочем, их хватило ненадолго и вскоре наступление остановилось.

Не в силах преодолеть рвущиеся им навстречу психические потоки, примархи замерли перед колоссальной аркой, сотворённой нечеловеческим разумом из людской плоти. А потом из арки появилось существо, которое попросту невозможно было описать. В хрониках упоминается лишь масса подрагивающей плоти и десятки глаз, «светящихся иным разумом».

Хан произнёс древнее чогорийское проклятье и озвучил клятву момента, сказав, что неведомый монстр несомненно падёт от его клинка. Он встал на шаг впереди братьев, Хорус занял позицию слева от него, тогда как Мортарион прикрывал Ястреба справа. Оставшиеся в живых грозовые пророки сформировали защитный круг, из последних сил прикрывая своих лидеров от губительного не-света.

Чудовище атаковало многочисленными щупальцами с бритвенно-острыми кромками, но куда опаснее оказались его психические хлысты, которые в одно мгновение сокрушили разумы десяти грозовых пророков. Воля примархов подверглась испытанию, о котором они не могли даже помыслить.

Хорус устоял, не отдав своё сознание во власть Поработителя, из его глаз и ушей пошла кровь и он едва мог сражаться. Мортарион с холодной яростью рассекал плоть монстра своей косой, он тоже не поддался чуждой воле, но был вынужден опуститься на колено. Луперкаль и Бледный Король сделали главное – они отвлекли на себя всё внимание чудовища. В это время грозовые пророки скрыли Кагана от взора противника, он подобрался к монстру вплотную и интуитивно отыскал на его теле единственную уязвимую точку.

Хан сдержал клятву – зло погибло на острие его клинка, но вслед за этим пространственный разрыв стал закрываться и Джагатая начало затягивать в варп. Его спас Хорус, который схватил брата за руку и вырвал его из имматериального водоворота.

Примархи могли праздновать победу, вот только население Друна не имело возможности порадоваться своему освобождению – с уничтожением Поработителя сотни миллионов человеческих тел тут же лишились того, что удерживало их в этом мире. Друн превратился в мёртвую планету и его истинным освобождением стала милосердная смерть.

В песках Кальдеры

После кампании на Друне Мортарион ещё 57 лет сражался подле Хоруса. Неудивительно, что Жнец сильно привязался к своему брату. Тем не менее, Гвардейцы Смерти не обрели боевых братьев среди Сынов Хоруса. Скажем честно, им было плевать, кто сражается рядом с ними. Воинов интересовало только то, как эффективнее выполнить боевую задачу. Ни больше, ни меньше.

Потом был Галаспар, датируемый 938.М30, но о нём мы уже подробно поговорили. Очевидно, Гвардия Смерти в дальнейшем участвовала во множестве сражений, как сама по себе, так и в союзе с другими легионами. Но у нас почти нет подробностей.

Например, нам известно, что в какой-то момент Гвардия Смерти и Тысяча Сынов вместе провели некую Колгренскую кампанию, в ходе которой воины Четырнадцатого сражались рядом с сыновьями Магнуса, но даже не разговаривали с ними, так что всё взаимодействие между двумя легионами происходило через сервиторов.

В некоторых источниках говорится, что Колгрен датируется периодом до 819.М30, то есть до открытия Барбаруса, когда Четырнадцатый ещё назывался Сумеречными Рейдерами. Если это правда, то презрение Рейдеров к Тысячи Сынов не вполне понятно, ведь мы знаем, что именно Жнец привил своему легиону почти инстинктивную ненависть к псайкерам и колдунам.

Куда больше мы знаем о Покорении Один-Пять-Четыре-Четыре. В некоторых источниках этот мир называется Ибсен, но на имперских астрокартах он отмечен как Кальдера. Эта кампания хорошо известна с позиции Железноруких и Саламандр. Феррус Манус тогда попал в психический лабиринт Ультрана, пытавшегося предупредить его о Ереси Хоруса. А Вулкан столкнулся с тёмными эльдарами, которые в прошлом терроризировали его родной Ноктюрн.

Десятый и Восемнадцатый тогда прошли через суровые испытания, однако в кампании также участвовал ещё один легион – Четырнадцатый, под руководством своего примарха. На этот счёт мы обладаем обрывочными сведениями, которые, тем не менее, позволяют сделать вполне однозначный вывод о том, что у Гвардии Смерти в ходе покорения Ибсена не возникло проблем. Воины Жнеца опережали другие легионы по графику, они легко сломили сопротивление эльдар и уничтожили Врата в Паутину. В каком-то смысле отсутствие подробностей о действиях Гвардии Смерти само по себе является демонстрацией их результативности на поле боя.

В заключении этой части отмечу, что когда Железнорукие на Ибсене столкнулись с некоторыми сложностями, Саламандры дипломатично предложили им помощь. Мортарион же довольно грубо заявил Феррусу, что «если он слишком слаб для этого», тогда Гвардия Смерти закончит работу вместо Железного Десятого. Разумеется, Мануса такое обращение привело в ярость. Ему было трудно координировать свои действия с Бледным Королём, которого он называл «своевольным ублюдком».

Очевидно, натянутые отношения между Горгоном и Жнецом проистекали из того, что братья были похожи куда больше, чем могли бы признать. Оба являлись непреклонными, суровыми, даже жестокими лидерами. Оба требовали от сыновей немыслимого, но и сами соответствовали выставленной ими же запредельной планке. Ни Феррус, ни Мортарион не могли довольствоваться меньшим, они всегда шли до конца, отдавали всё, что имели, ради победы. Даже их изъяны были схожи. Разница в том, что мозг Горгона разрушался под воздействием древней технологии, а сознание Жнеца отравлял Нургл. В обоих случаях страдала душа примарха, а от неё хворь подхватил весь легион.

Параллель между Феррусом и Мортарионом кажется слишком прозрачной, чтобы её игнорировать. И ведь их обоих Луперкаль высоко оценил. Однако если Жнец был его союзником, то Маннуса Хорус называл своим генералом. Тем не менее, оба являлись не более чем орудиями в руках Воителя. Но оказался ли Феррус сильнее Мортариона? Ведь Хаос не нашёл пути к его сердцу. По правде, Хаос Горгоном вообще не интересовался. Вероятно, по той же причине, по которой он не интересовался, например, Руссом или Дорном. Их преданность просто не могла быть подвергнута сомнению.

Что до Мортариона, не он был виноват в своём изъяне. Метка Нургла лежала на душе Жнеца ещё до того, как он выбрался из своей гестационной капсулы на проклятом Барбарусе и предстал перед взором Некаре. Как я уже говорил, ему просто не оставили выбора. Так же, как Магнусу и Фулгриму. Хотя, надо признать, и Алый Король и Фениксиец в итоге добровольно шагнули в объятья тьмы. Но Жнец… Жнец сопротивлялся до конца.

Во время прошлого разговора мы подробно рассмотрели два переломных момента, определивших судьбу Сыновей Мортариона. Первый момент – это обман Императора на Барбарусе, второй – проваленное испытание на Галаспаре. Причём именно на Галаспаре, как вы помните, усилиями Каласа Тифона (а точнее – Нургла) высшее командование Четырнадцатого легиона пережило внезапную, кровавую и кардинальную ротацию. Да и в самом Тифоне всколыхнулось давнее проклятье, обусловленное его происхождением. Каласа фактически тоже решили выбора, но о нём в другой раз. Сейчас мы плавно подошли к третьей вехе, после которой падение Гвардии Смерти стало лишь вопросом времени.

Откровение Темниса

В 939.М30 Гвардии Смерти было поручено привести к Согласию планету Абсиртус. Население мира тысячи лет находилось в подчинении у деспотичных колдунов и только слепец не увидел бы в Абсиртусе Барбарус. Разумеется, Мортарион ринулся исполнять повеление отца, как только получил разведданные, и его можно понять – воспоминания о порицании после Галаспара были ещё свежи (прошёл всего один терранский год). С другой стороны, в ретроспективе всё это напоминает очередную проверку. Иррациональную, жестокую и непредсказуемую. Как все проверки, которые Император устраивал Жнецу.

К тому моменту Бледный Король получил право действовать самостоятельно, он вёл собственные кампании, единолично принимая все стратегические решения. Впрочем, нет, не единолично. Ведь Калас Тифон уже стал Первым капитаном и советником примарха. Что не может не удивлять, весь всего год назад, на Галаспаре, он получил сержанта.

Кроме того, Калас вёл себя, как типичный Гвардеец Смерти. В том смысле, что люто ненавидел колдовство и всё с ним связанное. Делали ли он вид или действительно следовал галаспарской клятве – это мы ещё увидим. Для Мортариона же ничего не изменилось со времён Барбаруса – он называл колдовство «великой мукой человечества» и говорил, что «галактика не обретёт истинной свободы, пока последние следы магии не будут уничтожены».

Весьма показателен короткий диалог между Каласом и Мортарионом на борту «Четвёртого Всадника», который в этот самый момент движется через атмосферу Абсиртуса к его столице – Темнису:

– Неужели они думают, что артиллерия замедлит нас? – удивился стоявший рядом Калас Тифон.

– Это жест неповиновения, а не тактики, – ответил Мортарион. – Они задействуют своё основное оружие после нашей высадки.

– Колдовство, – тихо сказал Тифон.

– Их преступление и смертный приговор.

Обратите внимание, здесь Жнец не только демонстрирует своё отношение к колдунам. Он хорошо понимает их мотивы и предсказывает тактику противника. Это в очередной раз доказывает, что Бледный Король являлся умелым военачальником. Как и в случае со своим собственным легионом на момент интеграции, здесь, на Абсиртусе, примарх придерживался простого принципа «работает – не трогай».

На Галаспаре он победил благодаря тому, что его таранный линкор вошёл в атмосферу планеты и приземлился почти в самом центре её столицы. Изучив диспозицию и иерархию вражеской армии, Мортарион решил, что на Абсиртусе эта тактика тоже сработает, и оказался прав. Противокосмическая оборона не смогла нанести значимого урона ни линкору, ни штурмовым кораблям и капсулам, которые приземлились вокруг «Четвёртого всадника».

Важно отметить, что Мортарион сразу и прямо заявил о своём намерении. Он пришёл в этот сектор, чтобы освободить его, а не предать огню. Примарх видел, что колдовством отравлена лишь правящая элита, а значит – только её нужно наказать и очистить смертью. Обычные люди не виноваты в предательстве своих лидеров, их надлежит освободить и предложить им лучший мир. Мир под суровой, но справедливой дланью Терры. По крайней мере, в этом Жнец согласился с отцом – он всецело признал Имперские Истины, в которых не было места колдовству, религии и даже мифологии.

Вероятно, Жнец полагал, что когда Великий крестовый поход закончится, Человечество сможет наконец отказаться от псайкеров. И хотя Император не говорил ему об этом (он не говорил об этом никому из своих сыновей, кроме одного), Бледный Король предположил верно – Повелитель Человечества, который отлично знал потенциальную опасность псайканы, намеревался в будущем полностью прервать контакты людей с варпом. Будь проект «Паутина» реализован, псайкеры были бы просто не нужны, включая астропатов и навигаторов.

Это важная стратегическая цель, и гражданского населения там будет немного.

Так рассудил Жнец, выбрав космопорт в качестве места для посадки «Четвёртого всадника». Любопытно, не правда ли – примарх, который заботится о смертных, получил прозвище Жнец. Изначально его так называли на Барбарусе, но подтекст тогда был совсем другим. Мортариона прозвали Жнецом потому, что он впервые завоевал доверие смертных, когда встал рядом с ними в поле и начал жать местные злаковые.

Но к моменту кампании на Абсиртусе это прозвище не было известно за пределами легиона, и даже ветераны с Барбаруса из уважения перестали так называть примарха, который теперь был не просто их лидером, но генетическим отцом. Мортариона вновь назовут Жнецом много позже и смысл прозвища кардинально изменится. Мы не знаем точно, кто впервые использовал его в новом контексте. Могу предположить, что идея принадлежала кому-то из других примархов, возможно это был Дорн или Коракс, ведь они неоднократно «ябедничали» отцу на Мортариона.

Но сейчас важно то, что примарх, штурмующий Абсиртус, не был жнецом в том смысле, который это слово обретёт позже. Мортарионом, Сыном Смерти – да. Бледным Королём – несомненно, так его прозвали люди освобождённого Галаспара. Но не жнецом. И ведь его Гвардия Смерти носила своё имя вовсе не потому, что воспевала погибель и возводила её в абсолют, не потому что подчёркивала то, что ждёт колдунов и врагов Империума. Во-первых, это была память о барбарусцах, впервые вставших с Мортарионом плечом к плечу против некромантов. Во-вторых, это название было исполнено поистине диалектического символизма – воины Четырнадцатого буквально служили смерти, готовые приять её в любую секунду, и вместе с тем проявлявшие запредельное упорство в борьбе с ней.

Так или иначе, Гвардия Смерти начала штурм Темниса с высадки в космопорту, где пехотные части противника были уничтожены в первые же минуты, а средства противовоздушной обороны подавили без лишних проблем. Когда на стенах Темниса появились колдуны, Четырнадцатый легион знал, что им противопоставить. По приказу Мортариона в авангарде двигался недавно сформированный Саван Смерти – терминаторская элита примарха. Как только катафракты достигли оптимальной дистанции сближения, они открыли миномётный огонь, залив стены города фосфексом.

Колдовской потенциал не имеет значения, когда мир вокруг захлёстывает химическое пламя, способное гореть даже в пустоте и легко пожирающее адамантий. Вскоре маги Абсиртуса тоже об этом узнали, когда их плоть и кости начали испаряться в зелёном огне, от которого нет спасения. Прошли считанные минуты, но прежде, чем Мортарион спустился с десантной рампы «Четвёртого всадника», правители Абсиртуса запросили прекращение огня. На Галаспаре Жнец не позволил врагу капитулировать, истребив Орден до последнего Контроллёра.

И всё же… и всё же… Взгляд отца…

Бледный Король изначально намеревался поступить с Абсиртусом так же – без раздумий и переговоров уничтожить его правителей, погрязших в колдовстве. Но он не мог выбросить из головы тот факт, что Император был разочарован кампанией на Галаспаре. Не результатом, но методами Гвардии Смерти. Жнец по-прежнему ненавидел отца, однако на прошлом стриме, а также в нашем давнем разговоре про Бледного Короля, я неоднократно приводил цитаты, подтверждающие, что больше всего Мортариону не хватало… семьи. Именно поэтому он так привязался к Хорусу. Именно поэтому он так искал одобрения безразличного создателя.

Именно поэтому он хотел, но не решался дать Абсиртусу шанс. А потом слова Королевы Циркаскеи, верховного лидера Абсиртуса, неожиданно укрепили Жнеца в его намерении. Ведь Циркаскея сказала, что правители планеты готовы на любые условия, лишь бы имперцы пощадили людей. Людей.

На Галаспаре было иначе. Когда Орден просил мира, его целью было самосохранение. Но Циркаскея молила о своём народе. Ситуация отличалась. Полностью.

Он инстинктивно желал продолжать битву до последнего врага. Этот режим использовал колдовство. Его необходимо стереть. Но теперь, похоже, власти добровольно пойдут на это.

Перед Мортарионом открылся новый путь. Который он никогда не рассматривал. Вполне подходящий для Робаута. Наверняка для Вулкана. Хотя не для Конрада. И никогда для себя. Но здесь именно такой случай. В сражении не было смысла. Враг молил о капитуляции. Если он продолжит боевые действия, кем станет?

Любопытные размышления. Вдвойне любопытные, учитывая, что ни один другой примарх не рассуждал в подобном ключе. Хотя, надо признать, Кёрза Хэйли тоже раскрыл неплохо, как и Гаймер – Ферруса. Сюжет Сангвиния, описанный Аннандейлом и Дембски-Боуденом, а также история Коракса, от и до принадлежащая перу Торпа, тоже глубоки и трагичны. Но только в двух случаях сверхконфликт персонажа завязан на его заботе о человечестве. И похоже, что параллель между Жнецом и Горгоном, которую я обозначил выше, становится всё очевиднее.

О том, что умирающий Манус хотел стать Воителем лишь для того, чтобы как можно скорее закончить Великий крестовый поход и подарить людям звёзды, я подробно рассказывал на нескольких стримах (больше всего времени этому вопросу уделено в разговоре «Как Феррус встретил Азирнота, снова»). С Мортарионом всё кажется столь же прозрачным – Аннандейл рисует его гуманистом, заботящемся даже о тех осколках человечества, которые пока не примкнули к Империуму. Вот только если Медузиец воплощал архетип Завоевателя (который буквально завоёвывает мирное будущее для своего народа), то в случае с Бледным Королём всё несколько сложнее.

Хотя Жнец был не единственным из примархов, кому жестокая судьба так и не позволила обрести настоящую семью, он переживал это куда острее большинства братьев. Что, вероятно, было связано с двумя застарелыми травмами – предательство Некаре (который лгал ему всё жизнь) и предательство Императора (который нарушил собственный договор на Барбарусе, обманом вынудив Мортариона склониться перед своей властью). Вспомните, как на предыдущем стриме я анализировал «Свет Лампиона» Сваллоу. Там Мортарион всерьёз раздумывал над тем, чтобы пристрелить отца. Но не стал этого делать из-за сыновьей привязанности, которую не понимал и не хотел признавать (не после того, что сделал Император).

На Барбарусе, когда Жнец впервые увидел обычных людей, он был поражён тем, как они относятся друг к другу. Его восхитили отношения внутри семьи, которые были ему непонятны, но к которым он инстинктивно тянулся. Полагаю, именно в тот момент в его душе окончательно сформировалось безотчётное стремление обрести близких. Среди примархов таким мог стать только Хорус. Но Хорус был Первым, Воителем и – Мортарион хорошо это понимал – они никогда не смогли бы стать равными. Об отце и говорить нечего, его Жнец любил и ненавидел в равной степени.

На мой взгляд, это и легло в основу гуманистической натуры Бледного Короля, которая, на первый взгляд, так не вяжется с его образом жизни, навязанным обстоятельствами, каковые в свою очередь сформированными не без участия Нургла и Императора. Строго говоря, эти двое как раз и не оставили Четырнадцатому ни единого шанса (кто постарался больше – вопрос открытый).

Я хочу подвести вас к мысли о том, что Мортарион, не имея возможности обрести семью в кругу примархов, решил обрести её в кругу всего человечества. Стало ли это его ошибкой? В случае с любым другим примархом и при любых других обстоятельствах я бы ответил отрицательно. Но Жнец был проклят во всех возможных смыслах и именно его гуманизм, попытка увидеть в окружающем мире нечто большее, чем грязь, кровь и пепел – это подвело Жнеца, стало его главным и, по сути, единственным изъяном.

Если вы по какой-то причине сомневаетесь в моих словах и вам лень пересматривать мой стрим «Закланный Бог», вот единственная цитата из «Погребённого кинжала» Джеймса Сваллоу, которая всё расставит для вас на свои места. Это момент, когда будущий Бледный Король сбежал от Некаре и впервые спустился с гор. Вместе с Каласом он освободил пленников Владыки и вернул их семьям.

До сих пор он вспоминал события той ночи и размышлял над реакцией людей на неожиданное возвращение своих близких. Многие из них плакали от радости и проявляли друг к другу такую сильную привязанность, что у Мортариона заныло в груди. Он ощутил эхо чувства, которое его юный разум не мог осознать, чувства, которое он никогда не испытывал, но отчаянно хотел испытать.

Вот и причина. Единственная причина, по которой Мортарион пал. Хотя до этого ещё далеко, пусть даже путь уже предрешён. Ведь мы сейчас говорим о кампании на Абсиртусе, которая произошла за 64 года до начала Ереси Хоруса. И тем не менее, именно эта кампания окончательно сломила Жнеца, давшего шанс правителям колдовского мира. Да, он принял капитуляцию Циркаскеи и приказал легиону прекратить огонь.

Интересно отметить, что Тифон был против мирного решения. По всей видимости, на тот момент он либо подавлял своё тёмное начало, либо виртуозно скрывался. Так или иначе, Калас был уверен, что этот мир можно освободить только огнём. Мортарион тоже сомневался и Тифон видел это. Но Первый капитан не стал спорить, а Жнец сказал себе, что «должен поверить» в альтернативный вариант. Хотя уже в самом начале он по мельчайшим деталям должен был понять, что ничего не получится. Он и понимал, просто очень хотел угодить отцу.

В её манерах не было ничего, кроме почтения, но благоговейного страха, который Мортарион привык видеть в других смертных, было совсем немного, как будто способность королевы испытывать трепет была уже отдана чему-то другому.

Внимательно прочитайте эти строки. Бледный Король не может знать, что Циркаскея служит Нурглу, но он это понимает на каком-то глубинном уровне, поэтому легко улавливает внешние проявления.

Он взглянул на тысячи лиц. Они смотрели на королеву с обожанием, а затем, прислушавшись к ней, обратились с надеждой к нему. Никто и никогда не смотрел на примарха так. Он почувствовал неловкость, словно являлся самозванцем. И при этом не был уверен, притворялся ли перед народом Абсиртуса или самим собой.

Ещё одна великолепная цитата, демонстрирующая мотивы Жнеца, которые примарх скрывает даже от себя. Разумеется, он хотел быть таким – освобождать, не проливая крови. Бледный Король мечтал о мире, но жизнь раз за разом учила его тому, что в этой вселенной есть только война. Так что да, всё-таки он претворялся перед собой, но – вынужденно, ведь его истинной натуре здесь просто не было место.

И если в этот момент в вашу голову закралась мысль о том, что Император, возможно, видел это в Мортарионе, знайте – вы не одиноки. Ведь это объясняет, почему Повелитель Человечества держал Жнеца при себе так долго. Почему подвергал его суровым испытаниям раз за разом. Я не оправдываю Повелителя Человечества и всё, что было сказано о нём на прошлом стриме, остаётся в силе. Но это не отрицает факта, который становится очевиден только теперь, – Император хотел, чтобы настоящий Мортарион явился на свет. Другой вопрос заключается в том, что он не подумал о том, а каково будет настоящему Мортариону на этом свете?..

Но пока вернёмся на Абсиртус. Бледный Король дал этому миру шанс и истребление прекратилось. Дальше был большой приём, в ходе которого Циркаскея представила Мортариона и Империум своему народу. Казалось – планета действительно готова принять Согласие и отказаться от своего грязного прошлого.

Но Тифон продолжал сомневаться. Как и Жнец. На приёме, который Мортарион вытерпел с большим трудом, между примархом и его старым другом происходит великолепный разговор, вот его основная часть:

– И вот это мы спасли, – сказал Тифон достаточно тихо, чтобы услышал только примарх.

– Ты бы предпочёл Согласие за более высокую цену?

Тифон пожал плечами.

– А вы считаете, что мы такие? – спросил он.

– Нас должна определять наша цель, а не наоборот, – констатировал Мортарион. Слова отдавали фальшью. Он следовал по пути, который многие из его братьев охотно бы приняли и который бы вызвал одобрение у его отца. Но повелитель Барбаруса не был уверен в том, что эта дорога уготована ему.

– Наша цель – освобождение человечества, – закончил мысль примарх.

По крайней мере, в этом он был уверен.

– Смерть – не единственная форма освобождения.

– Не единственная, – согласился Тифон. – Но что если она единственная, подходящая нам?

Удивительно, как чётко Калас предсказывает будущее легиона. Опять же, Мортарион тоже чувствует это, но всеми силами противиться. Наконец, он принимает решение. Примарх уходит с приёма и в одиночестве бродит по улицам Темниса. Он хочет увидеть всё своими глазами. Хочет убедиться.

Ютуб-канал
Группа ВК
Телеграм с анонсами и чатом

После Ереси Хоруса о Гвардии Смерти будут говорить мало, и в основном – только плохое. Каждый хронист посчитает своей священной миссией смешать Четырнадцатый с грязью, и чем чернее окажется эта грязь, тем выше будет тираж очередной хроники, столь же шаблонной, сколь и лживой. Несомненно, все эти обвинения справедливы в куда меньшей степени, чем принято считать. Хотя Сумеречные Рейдеры с самого начала шли своей собственной дорогой, это правда.

Путь искупления

О протолегионе, который однажды получит имя Сумеречные Рейдеры, а потом станет Гвардией Смерти, мы почти ничего не знаем. Нам лишь известно, что он зародился раньше многих – в первые годы Объединительных Войн. Большинство рекрутов были набраны из задымлённых городов-каструмов Древней Альбии, которая тогда являлась промышленным центром северных регионов.

Альбийцев также набирали в Восьмой, Десятый и Тринадцатый, но только в случае с Четырнадцатым почти весь контингент легиона состоял из народов, населявших эту страну. Более того – лишь Сумеречные Рейдеры несли в себе не только кровь Альбии, но и её традиции, уходящие своими корнями в ту эпоху, когда человек только открыл для себя железо.

Тут важно отметить, что почти вся Альбия довольно быстро покорилась воле Императора. Но не потому, что её армии были слабы, а полководцы глупы. Напротив, здесь исконно ковались самые стойкие и могучие армады. Но их также отличали мудрость и прозорливость. После кровавой бойни на границах своих владений альбийцы поняли, что человек, называющий себя Императором, – это навсегда.

По приказу Повелителя Человечества в первый набор Четырнадцатого легиона были включены юноши из родов альбийской военной элиты. Конечно, это был в первую очередь политический ход. Ведь лидеры Альбии, добровольно склонившиеся перед Императором, обладали крепкими корнями, могучими технологиями и мощным ВПК. Они умели воевать, они любили войну и поэтому оставались пусть и потенциальным, однако грозным противником. Но когда лучшие из лучших её сынов встали на острие межзвёздной экспансии Человечества, это гарантировало лояльность Древней Альбии.

Кроме того, альбийцы на пике своей мощи вовсе не случайно сокрушили Пантихоокеанскую Империю, которая превосходила их числом без преувеличения в тысячи раз. В пустошах Старой Земли этот народ называли воинами-учёными, как говорили – из альбийцев вырастали лучшие полководцы Терры. Несомненно, первым среди них являлся Неназываемый Король, о котором, впрочем, у нас почти нет сведений. Но весьма любопытно порассуждать о том, как сложилась бы судьба зарождающегося Империума, если бы к тому моменту, когда Император подступил к Альбии, ею по-прежнему правил бы этот таинственный монарх.

Неназываемый Король подчинил себе Пантихоокеанское государство. Его правление называли ужасным, но легендарным временем. Истории о деяниях Короля передавали из уст в уста тысячелетиями. При нём регион носил имя Великая Альбия, а самого монарха величали Архитираном Панпацифики. Хроники утверждают, что он был единственным из лидеров Старой Земли, кто использовал психических нулей. Неназываемый Король создал Орден Пустых, который вполне вероятно стал предтечей Безмолвного Сестринства. По слухам, Неназываемый Король и сам был Пустым.

К сожалению, у нас нет никаких данных об этом событии, но точно известно, что древний правитель Великой Альбии каким-то образом возродился во время Ереси Хоруса, хотя к тому моменту он считался мёртвым уже три тысячи лет. По всей видимости, Неназываемый Король воспользовался слабостью Империума, но что именно он сделал – эти сведения до сих пор сокрыты в тайных архивах Императорского Дворца.

Так или иначе, когда Император подошёл к границам Альбии, правители этой страны отказались склониться перед ним. Последовала череда битв, в которых Громовым Воинам противостояла альбийская тяжёлая пехота, известная как Железнобокие, а также уникальные боевые машины, являвшиеся, по сути, протодредноутами. В это сложно поверить, но впервые Громовые легионы не смогли прорвать линию фронта. Ни сразу, ни впоследствии.

Потери альбийцев были колоссальными, но Император тоже потерял немало своих лучших воинов. Это было немыслимое истребление, после которого, доведи его Повелитель Человечества до конца, осталось бы лишь одно – едва тёплый пепел. Стратегои молодого Империума, тем не менее, сошлись во мнении, что кампанию нужно продолжать. Они не верили, что с альбийцами можно договориться (на самом деле, любой на Терре сказал бы тоже). Но Император считал иначе.

Повелитель Человечества покинул ряды Громовых Воинов и направился в сторону альбийских укреплений. Его посыл был понятен – он признавал силу врага и выказывал ей доверие. Альбийские генералы, как я уже сказал, не были глупцами. Они сопроводили Императора в Парламент Альбии, где великий пассионарий, без оружия и доспехов, в лёгких бело-красных одеяниях, произнёс вдохновляющую речь об объединении человечества и покорении звёзд. Никто не верил, что это возможно, но Альбия согласилась присоединиться. Парламент согласился вовсе не на военный союз, а на полную интеграцию с Империумом.

Альбийцы стали одними из самых ярых сподвижников Императора. Они отдали ему своих сыновей, свою армию, боевые машины и древние технологии. Позже станет понятно, что не амбиции сыграли здесь свою роль, а чувство вины. Прошлое тяготило альбийский народ, который хорошо помнил тысячи лет казавшихся бесконечными братоубийственных войн и жестокостей, которых не должно было быть. Став частью Империума, Древняя Альбия сделал первый шаг на пути искупления.

Время сумерек

Первые легионеры Четырнадцатого сразу продемонстрировали специфику своего генотипа. Они были непреклонны и суровы, их отличала безупречная дисциплина, стоический темперамент и выдающиеся физические данные. Железнобокие Древней Альбии, если бы увидели зарождающуюся Гвардию Смерти, обязательно узнали бы себя в этих керамитовых титанах, которые стали сильнее, быстрее и выносливее своих легендарных предков.

На закате Объёдинения и в первые годы Солярной кампании Четырнадцатый легион уже был хорошо известен, в первую очередь – за свою способность выживать и выполнять приказы в любых условиях. В обороне эти воины демонстрировали сверхъестественную способность к удержанию позиций. Если тогда кто-то говорил «до последнего снаряда» или «до последней капли крови», то всегда имелись ввиду именно легионеры Четырнадцатого, для которых подобные обороты не были метафорами.

Вскоре Император начал использовать будущую Гвардию Смерти в штурмовых операциях, где они выступали в роли тяжёлой пехоты. И оказалось, что их дух невозможно сломить. Даже если из батальона выживал один воин, он продолжал атаковать. Даже если у него заканчивались снаряды, цепной клинок выходил из строя, а тактический нож с мономолекулярной заточкой ломался, он продолжал атаковать. Получивший смертельные ранения и потерявший фактически половину тела, воин продолжал атаковать, и за один вдох до смерти он воздвигал знамя с Аквилой над руинами вражеской крепости.

Четырнадцатый носил серую броню без украшений. Выделялись только правая рука (наплечник, наруч, перчатка) – их красили в цвет ржавчины, который в далёком прошлом символизировал кровавую длань Неназываемого Короля, но теперь стал эмблемой правосудия Императора. Хроникёрам запомнился только один отличительный знак в геральдике легиона – так называемая Печать Железнобоких, жуткий символ из далёкого прошлого, который, как надеялись альбийцы, однажды обретёт для них и для всего человечества новый смысл.

Вскоре Четырнадцатый обрёл официальное название – Сумеречные Рейдеры. Хотя изначально это было всего лишь прозвище, которое воинам дали враги. Дело в том, что легион предпочитал использовать древнюю альбийскую стратагему – стремительная атака по всему фронту перед наступлением ночи, в сумерках, когда игра теней сбивает глаза с толку. В последние годы Объединения противники предпочитали капитулировать, как только узнавали, что за ними идут Сумеречные Рейдеры.

Было хорошо известно, что Четырнадцатый исполнит поступивший приказ любой ценой и ничто больше не имеет значения. В то же время традиции легиона зиждились на концепции воинской чести. Если враг поднимал белый флаг, Сумеречные Рейдеры тут же прекращали огонь. Они никогда не сражались с побеждёнными и не били в спину.

Более восьмидесяти лет Четырнадцатый легион завоёвывал для Человечества Терру, Солнечную систему, а потом и далёки звёзды. Вскоре многие братья уже нашли своих потерянных отцов, но примарх, чьи гены породили Сумеречных Рейдеров, всё ещё не был обнаружен. Но воины не переживали о своей доле «сирот». Напротив, это укрепило их дух и решимость, они научились полагаться лишь на себя, развили адаптивность и довели до предела свою и без того поразительную стойкость.

Образцовые

К сожалению, мы мало знаем о Сумеречных Рейдерах периода Великого крестового похода до открытия Барбарус. Нам известно лишь, что некоторые легионы завидовали их успехам, особенно если учесть, что Четырнадцатый сражался без примарха и Император предоставил ему практически полную самостоятельность.

Похоже, что в первую половину ВКП будущая Гвардия Смерти сама выбирала себе цели. Эти молчаливые и хладнокровные воины покорили бессчетное множество миров и завоевали уважение всего Империума. Астартес из других легионов и Имперская Армия были рады сражаться плечом к плечу с Сумеречными Рейдерами, поэтому Четырнадцатый провёл немало совместных кампаний.

Впрочем, природная замкнутость альбийцев не позволила им завязать тесные отношения со своими кузенами. У Гвардии Смерти никогда не было братских уз с другими легионами или полками армейцев. Но Сыновья Мортариона не считали это проблемой. Отсутствие генного лидера не сломило их, как, например, Тёмных Ангелов. У легионеров Четырнадцатого не было проблем с амбициями, как у Детей Императора, и они не пестовали в себе застарелые комплексы, как Железные Воины.

Будущие Гвардейцы Смерти плевать хотели на такие понятия как гордость и независимость, которыми так кичились Белые Шрамы и Тысяча Сынов. Их никто не считал безумными варварами, как фенрисийцев, или откроенными берсерками, как отпрысков Ангрона. С ними не было связано никаких тайн, в отличие от Альфы и вся история Четырнадцатого была хорошо известна. На самом деле, это был образцовый легион, самодостаточный по своей сути, способный противостоять любым опасностям даже в одиночку, но по необходимости легко кооперирующийся с другими воинскими формированиями.

Поэтому вряд ли нас должно удивлять то, что хроники почти ничего не сохранили о Гвардии Смерти до интеграции с примархом. Эти суровые парни просто делали свою работу. Они шли в бой, они выживали, они умирали. И они добавились поставленных целей.

Интересно отметить, что Сумеречные Рейдеры были непреклонны в отношении ксеносов, мутантов и предателей. Такой противник искоренялся сразу и под чистую. Но если речь шла о человеческой цивилизации, в таком случае Сыновья Мортариона никогда не наносили урона больше, чем требовалось, чтобы сломить противника и взять над ним верх. Сопутствующий ущерб инфраструктуре был минимален, как и людские жертвы.

Четырнадцатый предпочитал неспешно сближаться с врагом, истощая его ресурсы, а затем планомерно зачищать захваченные позиции. Разумеется, атака предварялась разведкой и тщательным планированием, так что легион всегда атаковал таким образом, чтобы как можно быстрее добраться до центра принятия решений. Эти воины не славились дипломатическим искусством, но они всегда предлагали противнику выбор и никогда не отказывали ему в милосердии.

Существует устойчивое заблуждение, мол, Сумеречные Рейдеры умели сражаться только «в лоб». На самом деле, стратегический пул альбийцев мог бы удивить даже Робатуа Жиллимана. Их кровь несла в себе тысячелетнюю историю бесконечных войн и триумфальных побед над самыми жестокими и бесчеловечными врагами, что со временем помножилось на транс-человеческий потенциал, передовое снаряжение и неуклонно растущий опыт сражений в самых разнообразных условиях.

Факты таковы, что Четырнадцатый умел добиваться победы разными способами. Всё определяла стратегическая необходимость. Как я уже сказал, недостаток сведений о них в хрониках той эпохи обусловлен лишь тем, что Сумеречные Рейдеры не имели изъянов, ни одного. Они служили Человечеству и его Императору, каждый день жертвуя собой, чтобы устранить ещё одну угрозу, раздвинуть границы Терранского контроля на ещё одну систему.

Альбийцы и сами не стремились к почестям. Они по-прежнему носили серые доспехи, а их геральдическим цветом была ржавчина, окрашивающая правую руку. На броне присутствовали единичные символы и знаки воинских различий. Необходимость, не более. Крепкие телом и неуязвимые духом – так говорили про Сумеречных Рейдеров. Но ничто не вечно. И ко всему рано или поздно приходит Смерть.

Бледный Король

О становлении Мортариона на Барбарусе я уже рассказывал. Но мы не можем рассчитывать на хоть сколько-нибудь объективный и всесторонний анализ боевого пути легиона, если проигнорируем путь его примарха. Поэтому некоторые вехи мне всё же придётся упомянуть. Впрочем, я не буду повторяться. Потому что даже если раньше уже о чём-то говорил, теперь мы посмотрим на эти факты под другим углом.

Хорошо известно, что Барбарус был отравлен Хаосом чуть больше, чем полностью. Планета тысячи лет находилась под гнётом так называемых Владык – некромантов, заключивших сделку с Нурглом. Владыки правили Барбарусом из горных крепостей, окружённых ядовитыми миазмами, где материальной алхимии было намешано не меньше, чем имматериальной. Они не гнушались разводить гомункулов, лепить всевозможных кадавров и возвращать трупы к жизни, собирая армии чудовищ.

Каждый Владыка контролировал некоторый регион планеты, собирая дань с местного населения. Дань представляла собой не только пищу и ресурсы, но также плоть и кровь. Нередко Владыки забавы ради охотились на своих подданных. Также порой они воевали друг с другом, погружая целые области сначала в пучину бесконтрольного насилия, а потом в океаны колдовского пламени.

Удивительно то, что люди Барбаруса при этом остались не затронуты порчей. Дары Дедушки их не коснулись, среди населения не было культов или вообще хоть какой-то религиозности. Они служили Владыкам вынужденно и с завидной регулярностью поднимали восстания. Думаю, Нургл сделал это намеренно – оградил большую часть населения планеты от своего влияния. Иначе – было бы неинтересно.

Барбарусцы физически не могли противостоять Владыкам. Даже если группе здоровых крепких мужчин удавалось тайно от своих правителей выковать себе более-менее сносное оружие и подготовить засаду, они могли рассчитывать на уничтожение небольшого отряда кадавров. Но на место этого отряда вскоре приходила несметная орда, которая просто стирала непокорное поселение с лица планеты. Причём люди не могли перенести войну на территорию противника, ведь уже в предгорьях человек начинал задыхаться и вскоре умирал. Ядовитые колдовские туманы оберегали Владык даже лучше, чем их монструозные армии.

На одном из предыдущих стримов я подробно рассказывал, что гестационную капсулу с Мортарионом обнаружил Некаре – негласный король Владык, которому принадлежал самый крупный регион планеты. Некаре был кем угодно, но не глупцом. Он понял, что дитя, пришедшее со звёзд, не является обычным человеком.

Владыка вырастил Мортариона как своего сына. Он был жесток и несправедлив, но главное – он всеми силами ограждал приёмыша от мира за пределами горной крепости. Многие годы Мортарион даже не знал, что равнины Барбаруса населены запуганными, но сильными и стойкими людьми, которым всего лишь нужен был тот, кто вернёт им надежду.

Мортарион, не имевший ни малейшего представления о мире вокруг, инстинктивно понимал, что Некаре – не его настоящий отец. Он понимал, что Владыка – плохой, чтобы это тогда не значило для юного примарха. Поэтому, когда представился шанс, будущий Бледный Король сбежал из крепости. А шанс этот выглядел как поджарый юноша, бросивший вызов неизбежному. Это был Калас Тифон, взбунтовавшийся против гнёта Некаре. Тифон сражался с кадаврами, хотя знал, что ему не победить.

Но про Тифона мы поговорим отдельно. Сейчас достаточно сказать, что у него всегда были свои мотивы. Однако, на Барбарусе, пройдя плечом к плечу с Мортарионом непростой путь, Калас искренне считал его своим названным братом.

Он отказался предать Жнеца, когда Владыки предложили ему свои тайные знания, власть и бессмертие.

Он несовершенен. Но Мортарион – мой друг

,

ответил тогда Тифон. Тем не менее, не будем забывать, что этот парень был сыном одного из Владык. Хотя биологический отец вряд ли знал о его существовании.

Мать Тифона заклеймили, как только стало ясно, что она, пусть и не по собственной воле, носит под сердцем дитя некроманта. Её вместе с новорождённым ребёнком изгнали из родного города и они были вынуждены скитаться много лет. Потом Тифон остался один и… Нет уж, эту историю я расскажу в другой раз.

С того момента, как Мортарион со вздохом спрыгнул с зубчатой стены, он полностью посвятил себя неповиновению

.

Бледный Король спас Каласа. Так Тифон (отнюдь не случайно, хотя это было не его решение) положил начало цепи событий, которая очень скоро изменит Барбарус. Он привёл Мортариона к ближайшему городу, но отказался приближаться, ведь люди здесь знали, кем он является.

Примарха местные тоже опасались – тощий бледнолицый гигант вряд ли мог внушить доверие тем, кто с молоком матери впитал простую истину – всё, что отличается от стандартного человека, смертельно опасно. Но Мортарион не желал оставаться в одиночестве, он ощущал глубинное родство с этими людьми, хотя и не понимал, откуда оно проистекает.

И однажды, когда мужчины вышли в поле, примарх вышел вместе с ними. Обычная коса была слишком маленькой и неудобной для него, поэтому он взял лезвие старого механизированного плуга, который давно уже не работал, а местные не знали, как его починить. Изготовив импровизированную косу под собственный рост, Жнец молча встал рядом со смертными. Одним взмахом он срезал столько колосьев, сколько взрослый мужчина мог бы срезать как минимум за десять отточенных движений.

А потом, когда к городу подошёл отряд кадавров, Мортарион сначала спас девочку, которую придавило телегой, а потом выступил навстречу чудовищам. Он вошёл на их территорию, в ядовитые туманы, потому что не хотел подвергать людей опасности.

Тогда примарх впервые использовал сельскохозяйственное орудие – косу – в качестве оружия. Это был вынужденный, но весьма символичный шаг. Бледный Король всю свою жизнь будет противостоять обстоятельствам, играя той колодой, которая ему выпала. Он никогда не будет сокрушаться о своей судьбе, стойко снося любые невзгоды. Он до самого конца откажется признавать, что был обречён в тот день, когда его капсула покинула Императорские Лаборатории на Терре.

Я сделаю это,

сказал себе Жнец, ни секунды не сомневаясь в том, какая цель стоит перед ним в этом мире. Он сумел организовать людей Барбаруса в полноценное сопротивление, а со временем собрал и, что самое важное, снарядил полноценную армию.

Мортарион оказался выдающимся инженером, он сумел возродить древние кузнечные технологии барбарусцев, что позволило в течение короткого времени разработать уникальные образчики вооружения и защитных комплектов. Примарх восстановил мануфатории по всей планете и теперь они снабжали его воинов снаряжением, которого здесь никогда не видели (или, скорее, о котором давно забыли).

Более того – Бледный Король проявил себя одарённым стратегом. Сам инстинктивно владея приёмами рукопашного, клинкового и любого другого боя, он упорно тренировал своих воинов. Сначала лично и тайно. Затем, после первых побед, когда восстания начали вспыхивать по всей планете и люди сами стали приходить к Мортариону, чтобы встать под его длань, он организовал рекрутинговые центры и разработал систему инструкторской подготовки.

Однако Бледный Король понимал, что этого недостаточно. Он сможет разбить орды кадавров и живых мертвецов на равнинах, но его собственные армии остановятся в предгорьях. Ещё в то время, когда он находился подле Некаре, Мортарион постоянно испытывал себя, стремясь подняться в самую высокую башню крепости, где жил его отец. Но даже его сверхчеловеческий организм не мог вынести влияния колдовских ядов. Что до обычных людей, они бы никогда не смогли добраться хотя бы до нижних уровней крепости Владыки.

Поэтому Жнец начал проводить и другие тренировки – его люди на короткое время входили в отравленные земли и тут же возвращались. С течением времени продолжительность тренировок возрастала, воины получали иммунитет к отраве. Разумеется, некоторые гибли и далеко не все добирались до следующего этапа. Так родилась Гвардия Смерти – имя, которое Жнец дал своим самым стойким и выносливым бойцам.

Одновременно примарх разрабатывал всё более совершенные системы фильтрации для доспехов. В конечном итоге это позволило ему за несколько лет уничтожить всех Владык, кроме Некаре. Бледный Король освободил Барбарус, все крепости некромантов были обращены в почерневшие от праведного пламени руины. Все, кроме одной. Фактически Некаре больше не мог угрожать миру напрямую, потому что подступы к его горной крепости охранялись Гвардией Смерти. Воины Жнеца разбили почти все орды некроманта, у него осталось лишь несколько отрядов, которые он держал подле себя.

Но Мортарион и его народ хорошо понимали, что пока Некаре жив, Барбарус не будет по-настоящему свободен. Интересно отметить, что Жнец никогда не претендовал на роль монарха. Он не правил планетой, а лишь планомерно освобождал её от тиранов и их колдовства. Тот факт, что он повысил технологический уровень Барбаруса, стабилизировал его экономику и обеспечил условия для роста численности населения, не являлись для него самоцелью. Всё это стало, скажем так, побочным продуктом его деятельности.

Тем не менее, было бы несправедливо утверждать, что человеческие жизни ничего не значили для Жнеца. Совсем наоборот, ведь всё это он делал ради них. Примарх видел, какие чудовища правили Барбарусом, и если население планеты не могло самостоятельно победить тьму, отравлявшую их мир, Жнец готов был взять это на себя. У него не было амбиций, только цель. Причём Бледный Король никогда не взваливал на свои плечи слишком много, хорошо понимая, что нельзя выиграть войну в одиночку.

Но с Некаре всё обстояло иначе. Некаре был его личным врагом, потому что лгал Мортариону с момента его прибытия в этот мир. Потому что отнимал жизни так, будто это было ничего не значащей мелочью. Потому что искренне наслаждался страданиями других. Потому что – был колдуном.

Учитывая путь, который Бледный Король прошёл, и те ужасы, с которыми он столкнулся в этом проклятом мире, вряд ли мы можем винить его в том, что он возненавидел колдовство всем сердцем. Не заблуждайтесь, Мортарион быстро поймёт разницу между псайканой и магией, однако он лучше многих будет знать, что от одного до другого – всего полшага. И это подтверждает не только история Магнуса, а также не менее показательная история, описанная в «Прологе к Никее» Аннандейла.

Я приду за всеми вами.

Так Мортарион сказал одному из подручных Некаре, когда впервые сразился с отрядом некроманта. И он выполнил своё обещание. Я не сомневаюсь, что рано или поздно примарх достиг бы последней цели – сразил бы приёмного отца.

Он закалял своё тело ядами, разрабатывал всё более совершенные системы физической и химической защиты. Да, процесс шёл медленно, но Жнецу теперь некуда было спешить, ведь фактически он уже спас планету, подарив мир миллионам людей. Они могли больше не опасаться за себя и своих близких. Впервые за тысячи лет население Барбаруса смотрело в завтрашний день без страха.

Но Император, который к тому моменту уже некоторое время наблюдал за Мортарионом с орбиты, решил, что пора действовать. Я акцентирую ваше внимание на том, что он не мог не понимать – Жнец дойдёт до конца, пусть не завтра и не через месяц. Но Повелитель Человечества в своей манере форсировал события и вы хорошо знаете эту историю.

Он бросил Бледному Королю демонстративный вызов и спровоцировал его в очередной раз попробовать свои силы в борьбе с Некаре. Жнец понимал, что не готов, но Император хорошо изучил сына и знал, что бунтарская натура не позволит ему отступить.

Жнец надел свой лучший доспех и двинулся к цитадели последнего Владыки. Но ни его сверхчеловеческая физиология, ни передовые системы фильтрации не могли защитить от колдовства Некаре, который, по видимому, бесконтрольно черпал силу из Садов Нургла. Мортарион понял, что умирает, и в этот миг он винил себя только в одном – что подвёл народ Барбаруса.

И когда Бледный Король замер в шаге от бездны, Дедушка впервые заговорил с ним. Он предложил Мортариону победу в этой и в любой другой войне. Он пообещал абсолютную свободу примарху и его людям. Жнецу нужно было лишь прошептать «Да» и принять метку Нургла. Но он молчал и продолжал бороться с неизбежным. Тот Мортарион никогда не принял бы помощь от зла, которое поклялся искоренить. И конечно, дух бунтарства не позволил бы ему опуститься на колени перед кем-либо.

Затем явился Император и сразил Некаре. Сказать, что Мортарион был сломлен и опустошён, значит ничего не сказать. Я уже не раз подтверждал тезис о том, что Повелитель Человечества был действительно велик во многих аспектах, но при этом оказался никудышным отцом. Позже он разъяснит Мортариону, что хотел преподать ему урок, что не всякого врага можно победить в одиночку, что иногда не стыдно попросить помощи... Жнец не понял мотивов отца, потому что в тех обстоятельствах они звучали как издёвка.

Ведь Бледный Король и так отлично знал, что даже он не может справиться с некоторыми противниками один на один. Именно поэтому на Барбарусе он создал армию. Именно поэтому он подготовил Гвардию Смерти. Мортарион действительно хорошо знал пределы своих сил, уж точно не хуже Императора. Но отец решил, что знает лучше, и его урок вылился в закономерный итог.

Я всегда буду тебя ненавидеть.

Так в тот миг думал Мортарион и едва ли мы можем его винить. Ведь он понимал, что Император обманул его. По условиям договора, если бы Жнецу удалось сразить Некаре, Повелитель Человечества ушёл бы с Барбаруса и никогда больше не вернулся. Если же Мортарион проигрывал бой, он клялся отцу в верности и присоединялся к его крестовому походу. Вот только проигрыш в случае с Некаре означал одно – смерть. Фактически Император нарушил договор своим вмешательством. Да, он не позволил сыну умереть, но это не отменяет факта нарушения условий спора.

Но так как вызов был брошен прилюдно, у Жнеца не оставалось выбора и он склонился перед своим отцом. Понимал ли Император, что произошло? Думаю, не в полной мере. Он не мог не знать, что сломил сына, но, очевидно, не видел в этом большой проблемы. Зато он видел проблему в Барбарусе, который тысячи лет находился под дланью Хаоса.

По этой причине флот Императора не покидал орбиту целый год. По всей видимости, он исследовал планету, прикидывал варианты. Но даже впоследствии о Барбарусе никто не узнал. То есть, разумеется, планету занесли в астрографические атласы, но к ней даже не провели стабильные маршруты.

Барбарус существовал, и только. О нём не говорили, здесь работало минимальное количество локуторов, «просвещавших» население относительно Имперских Истин. Единственный летописец Лакланд Торн был приставлен лично к Мортариону, но тот почти сразу отослал его (очевидно, рассчитанный ход Императора).

В дальнейшем отец позволит Жнецу набирать на Барбарусе рекрутов, потому что люди проклятого мира, как я уже сказал, оказались чисты. Возможно, Император увидел в этом добрый знак, ведь если они выстояли здесь, то смогут справиться и с искушениями Хаоса, что ждут их меж звёзд. Это оказалось правдой, но не в отношении Бледного Короля.

Малкадор уловил проблеск безумия в лице гостя и задумался, стало ли тому хуже. Все генетические детища Великого проекта пострадали, когда их разбросало по галактике, но Мортарион – сильнее остальных. Ангрон получил физические увечья, а разум Кёрза погрузился во тьму, но Мортарион видимо унаследовал оба недуга. Желание Императора держать его некоторое время на Терре, прежде чем отправить в крестовый поход, было продиктовано высшими побуждениями, так же как и все решения, которые Он принимал совместно с Сигиллитом. Это не означало, что решение было верным, как и то, что безумие можно было излечить.

После года, проведённого на орбите Барбаруса, Жнец получит легион, но отправится не на просторы галактики, а на Терру, где ещё целый год будет находиться подле Императора и Регента.

Думаю, Повелитель Человечества продолжал сомневаться в своём Четырнадцатом сыне. Но что конкретно это значит? Он чувствовал, что Мортариона коснулся Нургл? Боялся, что Жнец всё-таки ступит на гибельный путь? Или здесь было что-то ещё? Ведь Император видел, что Бледный Король не приемлет колдовство и даже к санкционированным псайкерам относится с нескрываемым презрением. Будь его воля, он бы всех их истребил…

Завесу тайны приподнимает рассказ «Свет Лампиона» Джеймса Сваллоу, поэтому скажу о нём пару слов.

Яд бездны

Нужно сказать, что Мортарион с самого начала не верил в мечту Императора. Он хотел освободить Барбарус, а не поменять одного тирана на другого. Да, тут можно долго говорить о различиях, но мы должны понимать, в каких условиях рос Жнец. Для него всё выглядело так, что настоящий отец ничем не отличался приёмного – оба лгали, чтобы подчинять. Бледный Король же хотел всего лишь, чтобы его мир оставили в покое. Чтобы его оставили в покое. И да, он считал Барбарус родным миром, даже когда узнал правду о своём происхождении.

Выше я сказал, что Четырнадцатый примарх получил легион ровно через один барбарусский год после смерти Некаре. Фактически всё было немного иначе. Весь этот год Мортарион постепенно интегрировался с Сумеречными Рейдерами. Он узнавал воинов, а они узнали его. Конечно, сначала он отнёсся к терранцам с осторожностью, потому что не проливал с ними кровь за свободу. Со временем это изменилось.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Ютуб-канал

Телеграм-канал

Группа ВК

Истоки

Льву Эль’Джонсону эпохи Великого крестового похода и Ереси Хоруса я посвятил три стрима. Столько же – только у Ферруса и Лоргара. И это, не считая серии стримов про Первый легион, где я так или иначе упоминал примарха в разных контекстах. Именно поэтому кажется излишним начинать разговор с очередного анализа «калибанского маньяка».

Но учитывая, что сегодня мы будем говорить о новом Эль’Джонсоне, с которым нас знакомит новелла Майка Брукса «Лев: Сын Леса», было бы неправильно хотя бы в общих чертах не описать Повелителя Первого таким, каким его знали братья и сыновья в прошлом. Ведь Брукс в своей книге делает упор на этот концептуальный контраст, что обуславливает практически все сюжетные ходы.

Итак, Лев Эль’Джонсон из таймлайна 30к – отличный воин и один из лучших поединщиков, но – отнюдь не лучший, что успешно доказал Русс на Дулане, а также Кёрз во время Трамасского крестового похода и позже на Макрагге. Калибанец, без сомнения, является выдающимся тактиком, но опять же – он не возглавляет топ, что подтверждается упомянутой Трамасской кампанией, где его неоднократно обыгрывал Севатар. Стратегия – тоже сильная сторона Льва, но это вовсе не его исключительная черта, о чём наглядно говорит ситуация с орудиями Диамата и действия Эль’Джонсона на заключительном этапе Ереси.

Лев обладал нулевой эмпатичностью, он мог быть жесток и мстителен, но главное – в его сердце всегда жил катастрофический изъян в виде нереализованных амбиций, которыми в разное время с лёгкостью воспользовались Пертурабо (Диамат) и Жиллиман (Империум Секундус). При этом, хотя тот же Русс считал, будто Лев не предал только потому, что не хотел быть вторым после Хоруса, и несмотря на то, что эта мысль кажется вполне разумной, учитывая мотивы калибанца в ходе Ереси (например, почему он на самом деле согласился стать Лордом-защитником Империума Секундус), я не думаю, что Повелитель Первого действительно мог отвернуться от отца.

Сольник Эль’Джонсона из серии «Примархи» наглядно показывает, что между ним и Императором существовала особая связь. А сольник Русса из той же серии демонстрирует, что пусть Лев зачастую вёл себя как импульсивный и недалёкий юнец, всё же существовали границы, которые он не мог позволить себе перейти (Эль’Джонсон сохранил секрет Космических Волков, хотя мог обнародовать тайну и получить очевидную выгоду от этого).

На мой взгляд, у Льва периода Ереси Хоруса есть несомненные сильные стороны – он действительно хороший воин и стратег, весьма неплохой лидер, и он абсолютно лоялен. Но отрицательных сторон у него куда больше, чем принято считать. И раз уж книга Брукса во многом сосредоточена на взаимоотношениях между Эль’Джонсоном и его сыновьями, я не могу не привести великолепную цитату из «Льва» Гэва Торпа:

Сенешаль так до конца и не понял, что случилось дальше. Лев шевельнулся, и через долю секунды расколотый череполикий шлем уже летел, вращаясь, в свете тусклых огней стратегиума, оставляя в воздухе кровавую дугу. Обезглавленный труп Немиила с грохотом рухнул на пол. Лев вскинул и показал руку в окровавленной и утыканной осколками керамита перчатке.

Корсвейн, в ужасе от случившегося, поглядел своему примарху в лицо. На мгновение он увидел выражение удовольствия, глаза Льва блестели, когда он наблюдал дело своих рук. Через секунду все исчезло. Лев, казалось, понял, что совершил, лицо его исказилось от боли, когда он опустился на колени рядом с останками брата-искупителя.

Обратите внимание – на краткий миг Корсвейн увидел, как его примарх искренне наслаждается убийством своего сына. И ведь это не предатель. Это капеллан Немиил, который попытался настоять на том, что Никейский Эдикт нерушим, ибо такова воля Повелителя Человечества и альтернативных приказов не поступало.

Я уже рассуждал об этом эпизоде и даже пытался оправдать Джонсона, мол, ситуация была критическая, а времени на распри не оставалось. Тем не менее, очевидно, что примарх мог обезоружить капеллана и попросту вырубить его, приказать посадить под замок, изолировать. Ввиду катастрофической разницы в способностях между примархом и капелланом, Немиил был в полной власти Льва, и я не вижу здесь реальных причин, чтобы убивать его. Кроме одной – Немиил усомнился во власти примарха, поставив выше власть Императора. Да, да, те самые амбиции, львиный изъян…

В заключение этой части приведу комментарий Майка Брукса из послесловия к его новелле:

Лев Эль’Джонсон кажется не очень приятным парнем. В эпоху Крестового похода и Ереси он отчасти ведёт себя лицемерно, когда дело касается тайн и сомнительных методов. (Например, создать новый Империум на тот случай, если старый уже сгорел,

– это Очень Плохо, а применять артефакт Хаоса, чтобы перемещать корабли по своему желанию, – Нормально.) Лев считает себя особенным, так как Папа доверил ему кучу шикарных игрушек. Если бы какой-нибудь примарх имел право показывать всем листок бумаги со словами «Мне можно делать всё, что хочется», это был бы именно Эль’Джонсон. (В данном случае он отличается от Кёрза тем, что Конрад написал бы то же самое на вашей печени.)

Фабула

Повторюсь, у меня есть подробные стримы с полной характеристикой Льва, и если вышеприведённых набросков вам недостаточно – можете ознакомиться с источниками. Сегодня у нас на это нет времени, поэтому переходим собственно к книге Брукса, которая посвящена возвращению калибанца в Империум спустя десять тысяч лет после его дуэли с Лютером.

Напомню, что Лютер тогда выжил и как минимум физически был полностью здоров, а вот Джонсон впал в некий топор и всё это время находился в глубинах Скалы, оберегаемый Смотрящими-во-тьме, которые помогали ему ещё со времён становления примарха в калибанских лесах. Кстати, во время оно Смотрящие настоятельно рекомендовали Льву вернуться на родную планету, а не играть в Лорда-защитника, но примарх, в полной мере осознавая, что рискует легионом, в очередной раз предпочёл удовлетворить свои амбиции (об этом читаем в «Ангелах Калибана» Гэва Торпа, где в финале Лев прямо об этом говорит).

Теперь к новелле. Без спойлеров тут в любом случае не обойтись, но общий сюжет для нас не так важен, поэтому опишу его кратко – по вехам. Лев внезапно пробуждается ото сна и Смотрящие-во-тьме ведут его через некую реальность (не обязательно варп, об этом мы ещё поговорим). В итоге, примарх попадает обратно в материальную вселенную и оказывается на Камарте. Это планета джунглей, во многом напоминающая Калибан. Мир контролирует варбанда хаоситов, а один из так называемых Падших по имени Забриил по мере сил оберегает местное население.

Память постепенно возвращается ко Льву в течение первой половины книги, но даже когда он вспоминает всё, Джонсон не отрекается от Забриила, своего первого союзника в новом мире. Напротив – он намерен собрать вокруг себя как можно больше Падших и хочет забыть о былых ошибках (это мы тоже обсудим подробнее в дальнейшем). Лев освобождает Камарт, затем Смотрящие-во-тьме через ту самую «некую реальность» переправляют его на Авалус, где примарх находит ещё несколько Падших и собирает небольшой флот благодаря полному содействию местных властей.

В финале книги Льву удаётся одолеть главного антагониста – Серафакса, тоже Падшего, но ставшего чернокнижником. Серафакс – весьма колоритный персонаж и о нём можно говорить довольно долго. Здесь упомяну только его мотив. Когда чернокнижник узнал о возращении примарха и убедился в том, что Лев – это действительно Лев, он решил воплотить в жизнь безумный план, в котором, как кажется, может присутствовать рациональное зерно. В заключительной части повествования Серафакс захватил Джонсона и раскрыл ему свои планы:

– Варп многое мне рассказывает, хоть и не всему можно верить... Но да, Отец, Император цепляется за существование на Золотом Троне. Иначе в Имматериуме поднялась бы такая волна, что её ощутили бы и самые затупленные люди даже на этой стороне Великого Разлома. Нет, Он жив, и я отправлю тебя на встречу с Ним.

Лев ошеломлённо моргает.

…

– Императору нужно позволить умереть, – говорит Серафакс, поднимая посох. Над алыми каплями виднеется дым, его струйки ползут вдоль начерченных на полу линий. – Для таких, как Он, смерть – только начало. Лишь после неё Он полноценно вознесётся в варп как истинный бог, коим и является. Там, более не сдерживаемый якорем сломленного тела, Он уничтожит Губительные Силы и стенающих божеств ксенорас, после чего направит человечество во второй Великий крестовый поход.

Любопытное видение, не правда ли? Дать Императору умереть, чтобы он переродился истинным богом и помог человечеству одолеть всех своих врагов. Быть может, в словах Серафакса действительно есть истина. Но я не вижу смысла рассуждать об этом по двум причинам. Во-первых, вряд ли мы получим однозначный ответ, как минимум – не в ближайшее время. Во-вторых, «Конец и Смерть» Абнетта, похоже, даёт нам некоторые намёки и об этом мы тоже вскоре поговорим.

Итак, Джонсон побеждает своего сюжетного противника и объявляет о создании Львиного Протектората. Так как он находится в Тёмном Империуме и Цикатрикс Маледиктум отделяет его от той половины галактики, где расположена Терра, примарх ничего не знает о Тронном мире и Жиллимане. Поэтому он принимает решение объединить вокруг себя всех, до кого только сможет дотянуться, чтобы защитить людей от Хаоса. И он искренен в своём порыве, от былых амбиций не осталось и следа. Но я забегаю вперёд.

Король-рыбак

Первый значимый для нас эпизод в новелле Брукса – переход Льва из торпора на Камарт, где начинается его путь в новом мире. Как я уже сказал, его ведут Смотрящие-во-тьме, причём буквально – они всегда рядом и даже дают примарху подсказки (в книгах по Ереси я не помню, чтобы мы видели их прямую речь, здесь же она есть).

Реальность, через которую движется на тот момент ничего не помнящий Лев, подёрнута серым туманом, тут всегда сумрак, положение солнца невозможно определить. Вокруг плотный лес, но, как потом отмечает Эль’Джонсон, этот лес вовсе не калибанский, да и растения здесь смертельно ядовиты даже для примарха, они с лёгкостью разрушают силовую броню.

По пути Лев подбирает элементы своего доспеха, но пока не находит оружия. И тут, в самом начале, примарх встречает некоего мужчину, который сидит в лодке недалеко от берега реки и рыбачит. На голове мужчины корона (лишь золотой обруч, но всё же).

Лев понимает, что мужчина ранен и его кровь капает в воду. В воде движутся какие-то тени, они плавают вокруг лодки, но не показываются на поверхности. Джонсон окликает раненого короля, но тот не отвечает. Примарх пытается приблизиться, он ступает в воду и тени тут же направляются к нему. Появившийся рядом Смотрящий-во-тьме (примарх сразу точно знает, что существо зовут именно так) говорит Льву, что ему нужно вернуться на берег. Примарх мгновение борется с самим собой, но в итоге уступает, понимая, что стоит прислушаться к советам странного создания, с которым его что-то роднит (напоминаю, в тот момент Джонсон ещё ничего не помнит).

Когда Лев спрашивает у Смотрящего-во-тьме, почему король молчит, существо отвечает: «Ты ещё не задал верный вопрос». Джонсон не понимает, что это значит. Смотрящий также говорит, что тени в воде убили бы примарха, останься он там.

Льву ничего не остаётся, кроме как идти дальше, и вскоре он видит каменное строение, но Смотрящий-во-тьме предостерегает его, говоря, что Джонсон ещё не готов. Существо советует следовать своей природе и Лев буквально берёт след – он чует порчу варпа (благодаря «Ангелам Калибана» и сольнику Льва мы знаем, что у него действительно есть такая способность). Следу приводит примарха на Камарт.

Этот стартовый эпизод важнее, чем кажется. Потому что здесь, в самом начале романа, Брукс даёт нам ответ на главный вопрос – кто вернул Льва и зачем. Разумеется, это король-рыбак. Образ известный, поэтому поясню лишь в общих чертах. Король-рыбак встречается в нескольких произведениях Артурианы. Условия и обстоятельства отличаются в зависимости от конкретного романа, но есть у персонажа неизменные черты.

Король-рыбак является правителем/защитником, а иногда и физическим воплощением некоей страны. Он всегда ранен и фактически умирает. Его рана необычна, в некоторых источниках упоминается «порча». Король-рыбак слаб, он не может излечить себя и защитить свою землю. При этом страна короля также приходит в упадок. В большинстве сюжетов главный герой (рыцарь) выполняет задание и исцеляет короля, иногда это занимает многие десятилетия.

С королём-рыбаком почти всегда связаны Святой Грааль и Копьё Лонгина, есть и другие любопытные детали, но в нашем случае они неважны. Важно, что король-рыбак, которого встречает Лев, это, несомненно, Император. Аналогия очевидна – перед нами раненный правитель, который находится между жизнью и смертью. Он не может исцелиться, а его земля беззащитна, ему нужен рыцарь, который излечит его рану и спасёт страну. Кроме того, при взгляде на короля-рыбака Джонсон отмечает, что раньше его пепельная кожа была «насыщённо каштанового цвета», а мы знаем, что Повелитель Человечества был смуглым, как минимум – в том воплощении, когда под именем Неот он начал свой путь на берегах Сакарьи.

И тут для нас бесценен комментарий Брукса из послесловия к новелле:

В книге упоминается, что Лев

– фигура из артурианских легенд. Под Артуром, естественно, имеется в виду Истинный король Англии, который якобы пробудится от долгого сна на Авалоне и вернётся, когда будет нужен своей стране. Я решил поиграть с данным мотивом, поэтому внимательные читатели заметят влияние мифа: имена, меч в камне, Зелёный Рыцарь... Король-рыбак.

Идея вывести Императора в таком образе неожиданно возникла у меня однажды утром. Смотрите, раненый монарх заперт в своём замке и ждёт того, кто сумеет его исцелить. Такие сходные черты нельзя игнорировать в книге, куда уже задумано ввести отсылки к Артуриане, поэтому я включил в роман фантасмагоричные сцены, вдохновлённые разговорами между Малкадором, Императором и Хорусом в «Осаде Терры». Конечно же, в моей истории излечить Короля-рыбака нельзя, и я задавался вопросом, не будет ли сюжетная линия выглядеть из-за этого незавершённой.

Однако тут надо сказать спасибо Джанет Ын: она подсказала мне, что в мифе также встречается несовершенный рыцарь, который находит замок с Граалем, но не исцеляет Короля-рыбака. Вот так мы получаем Льва, Несовершенного Рыцаря. Он могуч, но не идеален.

Сомнений нет, король-рыбак – это Император, а Лев – тот самый рыцарь, который хочет спасти его. Кстати, много лет назад на первом стриме про Эль’Джонсона, я именно так определил его архетип – рыцарь с изъяном. Прошли годы, вышел сольник Льва, новые книги по Ереси и теперь – новелла Брукса. Как вы понимаете, моё видение калибанца оказалось на сто процентов верным. Так что, смею надеяться, я не ошибаюсь и в остальном.

В первой части новеллы есть ещё пара любопытных моментов. Например, когда Смотрящий-во-тьме говорит Льву: «Ты ещё недостаточно силён», Джонсон размышляет о физической силе, но Смотрящий, очевидно читающий мысли примарха, прерывает его фразой: «Тебе нужна иная сила». Позже Лев и мы вместе с ним поймём, какую силу имеет ввиду странное существо. А ещё интересно, что на вопрос Льва о том, где он находится, Смотрящий-во-тьме, отвечает: «Это дом». Правда, он не поясняет, чей именно. Но Вскоре это мы тоже узнаем.

Откровение

Так как выше я кратко описал сюжет новеллы, сейчас можно сосредоточиться на конкретных цитатах, которые позволят чётко обозначить основные мысли, заложенные Майком Бруксом в это нетривиальное произведение. Но прежде, чем мы поговорим об изменениях в самом Льве, нам придётся вернуться в прошлое, на десять тысяч лет назад. Хотя в самой книге эти ветки развиваются параллельно и настолько гармонично, что я не могу не отдать должное Бруксу – он мастер своего дела.

Итак, до сего момента мы не имели однозначного ответа на вопрос – что произошло на Калибане, когда Лев вернулся туда после Осады Терры. Учитывая нрав Джонсона и тот факт, что благодаря Смотрящим-во-тьме он знал, кем стал Лютер, я вполне могу предположить, что флот примарха первым открыл огонь.

Лютер периода Ереси, которого мы знаем по книгам, вряд ли сделал бы это, только если к тому моменту он не оказался всецело во власти Губительных Сил. Ещё один кандидат – Мерир Астелян. Он видел Льва насквозь и всегда недолюбливал. При этом Астелян был до мозга костей предан Империуму, он сражался рядом с Императором на закате Объединения и Повелитель Человечества лично коснулся разума Мерира, защитив его барьером, который невозможно было сокрушить и спустя десять тысячелетий.

Так или иначе, Брукс даёт нам однозначный ответ:

Я ошеломлённо уставился на него.

– Значит... Калибан всё-таки открыл огонь первым? Мы стреляли по нашему собственному примарху?

– Примарху, который скорее позволил бы пасть всему Империуму, нежели пустил бы нас в бой! – резко ответил Беведан. – Хорус использовал все имеющиеся у него средства, чтобы низвергнуть Императора, а Лев бросил тридцать тысяч Астартес сидеть на захолустной скале! – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Поэтому да, мы открыли огонь по «Непобедимому разуму», так как знали, что создавались лишь для одного – для войны, но в величайшем конфликте в истории человечества о нас просто забыли. Значит, наш генный отец либо оказался вероломным или некомпетентным, либо сам считал нас таковыми. Ну и о каком примирении могла идти речь после такого?

Однако Забриил узнает это гораздо позже. Изначально он пребывает в неведении, но во время встречи со Львом они вместе открывают для себя куда более важную истину – теперь это не имеет значения. Имеет значение то, что обе стороны совершали ошибки и сейчас нужно лишь признать их, чтобы двигаться дальше. В этом контексте бесценен первый диалог между Львом и Забриилом, когда они встретились на Камарте:

– Это ты предатель! – ярится космодесантник под ним. – Ты бросил нас, бросил Калибан, бросил Империум!

– Ложь! – рычит Эль’Джонсон, но слова Забриила, словно когти, вонзаются в растравленные раны.

Лев знает, что никогда не собирался бросать Империум, но как часто он задавался вопросом, правильный ли выбрал курс? Кемос, Нуцерия, Барбарус: его сыны уничтожили эти миры, стараясь отвлечь предателей от Терры, расчистить путь для Сангвиния и Девятого.

А что, если бы Тёмные Ангелы ринулись вперёд, не считаясь ни с чем? Что, если бы Эль’Джонсон превратил свой легион в наконечник копья, столь любимый Сынами Хоруса, и вонзил его в горло брату-изменнику? Спасло бы это жизнь отцу?

– Ложь? Тогда где ты был десять тысяч лет? – вопрошает Забриил.
Примарх открывает рот, чтобы назвать того глупцом, но теряет дар речи.

Эль’Джонсон понимает и принимает тот факт, что ошибся. Забриил по ходу сюжета много рассуждает о том, что все те, кого вместе с Лютером отправили на Калибан, чувствовали себя преданными, они имели право злиться и даже ненавидеть своего генетического прародителя. Тут можно привести много цитат Падшего, но я ограничусь одной:

После того как ты отправил нас на Калибан, я видел тебя лишь однажды. Тогда флот обрушивал на нас огонь, а наши братья высадились на планету, чтобы вести войну.

Впервые за годы я мельком заметил тебя: ты прорубался через ряды новобранцев, которые никогда не взирали на тебя прежде, и в первом своём настоящем сражении в доспехах Первого легиона они вышли против своего же генного отца и его палачей. Они погибали за считанные мгновения, а ты шёл вперёд. Наверное, искал Лютера.

Больше я тебя не видел, однако даже после всего, что случилось потом, даже когда мир раскололся, а каждого из нас утащил варп, выражение твоего лица не стёрлось у меня из памяти. Я помнил его все эти долгие годы.
Ненависть и ярость, беспримесные и безудержные. Ты стремился убить нас, а мы лучше прочих знали: если ты что-то решил, тебя ничто не остановит.

Хотя ты и постарел, я узнал тебя в тот же миг, как увидел, ведь твоё лицо веками преследовало меня во снах. Я решил, что ты либо жалкое подобие моего примарха, сотворённое Хаосом и изрыгнутое Великим Разломом, дабы мучить меня, либо настоящий Лев, наконец явившийся закончить начатое. В обоих случаях я собирался дать отпор.

Интересно, что Лев не сразу приходит к тому, чтобы открыто признать своё несовершенство. И его можно понять. Ведь он намерен возродить мечту отца в Тёмном Империуме, а потому – не имеет права показать слабость смертным. Вот его первое признание:

– Оставайтесь настороже, – приказывает Лев, направляясь к деревьям. – Вряд ли мы идём к врагу, но осторожность никогда не помешает. К тому же бывало, что я ошибался, – едва слышно добавляет он.

Джонсон намеренно говорит это так, чтобы люди ничего не услышали, но обострённый слух Забриила мог уловить его слова. Однако вскоре Повелитель Первого примиряется с собой и понимает, что обязан прямо сознаться в своих ошибках:

– Я подвёл моего отца, – такие слова невольно слетают с губ Льва. – Боюсь, я подвёл и моих братьев, но я не хочу подвести моих сыновей.

Обратите внимание, Лев говорит невольно. Это слова, порождённые сердцем, а не разумом. Он абсолютно искренен и действительно ищет примирения с Падшими. Примарх осознал всю мелочность своих действий в прошлом и хочет измениться. Однако Джонсон видел, на что способен Хаос и отлично понимает, что не все Падшие стали изгоями из-за обстоятельств. Таков его вердикт:

– Я нуждаюсь в моих сыновьях. По крайней мере, в тех, кому можно доверять. Если Разрушение началось из-за злого умысла и лжи меньшинства, а прочие искренне не понимали, что творится, тогда я обязан дать моим сынам шанс показать мне, к какому лагерю они относились.

Разумеется, не все Падшие, даже верные Трону, готовы обновить свои клятвы верности Льву. Слишком сильна их обида и закономерный гнев туманит их взор. Как Джонсон не сразу приходит к пониманию необходимости перемен, так и его сыновьям нужно время, чтобы изменить своё отношение к нему. Впрочем, кто-то соглашается сразу. Вот один из эпизодов, когда Забриил находит группу Падших и хочет отвести их к отцу:

– Мне удалось убедить примарха, что хотя бы кто-то из нас ничего не знал ни о каких враждебных намерениях до того, как его войска пошли в атаку. Теперь он хочет найти всех своих живых сыновей. Думаю, Лев желает примирения.

– Примирения? – зарычал Афкар. – Он вырезал наших братьев: и воинов, которые были в легионе с момента его создания, и неофитов. А теперь он ждёт, что мы поверим, будто случилось недоразумение?

Красный Шёпот опустил оружие.

– Я пойду с тобой, брат.

То есть некоторые Падшие, вероятно – многие из них, все эти годы из последних сил сдерживали чувство вины и искали шанс на искупление. Даже если Лев первым открыл огонь, теперь он признал, что виноват, он изменился. И предлагал возможность измениться каждому Тёмному Ангелу, готовому вновь встать с ним плечом к плечу ради единственной задачи – защиты человечества. Эль’Джонсон прямо заявляет о своих намерениях правителям Авалуса после того, как спасает мир от варбанды предателей:

– Авалус ваш, – решительно сказал Лев. – Я не собираюсь править. У меня одна цель – очистить звёзды от мерзостей, которые терзают людской род.

Очевидно, здесь, как и в случае с Падшими, Эль’Джонсон абсолютно искренен. На протяжении всей новеллы Брукс раз за разом повторяет нам (и чуть позже я покажу это), что калибанец действительно оставил в прошлом лицемерие и упрямство. Он смирил свою гордыню и в его сердце больше нет места личным амбициям. Лев видит, что человечество осталось в одиночестве перед враждебной галактикой и он намерен, наконец, начать делать то, для чего был создан. Защищать.

Вероятно, именно поэтому Смотрящие-во-тьме по воле Императора в итоге даруют Первому меч и щит, завещанные ему отцом. Это именно та сила, о которой они говорили Льву в начале. Чистота помыслов, искренность, жертвенность. Всё это Джонсон нам ещё покажет и воистину – перед нами предстанет совершенно другой человек. Вовсе не импульсивный, мстительный и злобный Лев тридцатого тысячелетия, а… Что ж, я могу ещё долго и пафосно делиться своими восторгами по поводу перерождения калибанца, но правильнее будет передать эту честь куда более сдержанному Забриилу.

Грааль

Не все цитаты здесь будут прямой речью или мыслями Забриила. Некоторые принадлежат самому Льву, другие – Бруксу. Важнее то, что все они показывают нам нового Джонсона, буквально на наших глазах освобождающегося от грехов прошлого. И снова Брукс на первых же страницах раскрывает нам главное. Вот фрагмент схватки между Львом и Забриилом (когда они ещё не узнали друг друга):

Все эти события уместились примерно в десять секунд, прошедших с того момента, как охотник перелетел через объятых ужасом людей. Во время схватки он слышал их вопли и вздохи, но поворачивается к ним только сейчас. Они стоят на прежнем месте, держа в руках пучки палок – не оружие, а просто хворост, который собирали здесь. Маленькие, слабые создания, неспособные защитить себя от подобных угроз. Охотник полагает, что легко мог бы посчитать их жалкими. Возможно, когда-то, в неведомом прежнем бытии, он относился к ним именно так, если достаточно долго размышлял о различиях между ними и собой. Сейчас же он видит лишь жизни, которые нужно уберечь. Охотник силён, а люди слабы, и потому он будет одалживать им свою силу, пока они не перестанут в ней нуждаться.

Примарх ещё многое не вспомнил, но ему хорошо известно, каким он был раньше. Однако теперь смертные для него стали чем-то большим. Они стали его целью – теми, кого нужно защищать. А защищать он их должен потому что силён. И тут мне сразу вспоминаются слова Фулгрима из его сольника: «Удел сильных – защищать».

Дальше оказывается, что перерождённый Эль’Джонсон уважительно относится к смертным, причём даже если это обычные люди, не военные и не его союзники.

Дитя тихо всхлипывает, явно объятое страхом от жуткой картины произошедшего, а оба взрослых наблюдают за охотником, выпучив глаза. Один из них трясущимися руками держит шлем ловчего. Он вытер кровь листьями и, судя по следам на рубашке, собственной одеждой.

– Спасибо, – говорит охотник, принимая шлем.

Благодарность за поднятый и протянутый ему шлем – мелочь, на которую Эль’Джонсон из тридцатого тысячелетия не обратил бы внимания ни при каких обстоятельствах. А теперь посмотрите, как он заботится о людях в пылу битвы:

Охотник бросается вправо, потому что слева от него находятся люди. Он бы никого из них не задел, однако ему не хочется, чтобы болт-снаряды летели в их сторону. Смертные лишены его проворства, живучести или брони, поэтому их способно погубить даже попадание по касательной.

Обратите внимание – Лев знает, что болты не заденут смертных. Однако он не хочет рисковать, допуская трагическую случайность. Примарх тратит драгоценные ресурсы и поступается концентрацией ради оценки ситуации с позиции людей. Мне сложно представить, чтобы Лев из прошлого действовал подобным образом.

Однако не только смертные находятся под защитой Эль’Джонсона. Конечно, Астартес – лишь орудия, такова их суть, но Лев не готов рисковать своими сыновьями попусту. Если впереди неизвестность, он первым идёт вперёд. Вот как Лев заботится о Забрииле:

– Держись позади меня, пока мы не узнаем, с чем имеем дело, – говорит он Забриилу, после чего запускает процесс открытия дверей.

Да, можно сказать, что Лев оценивает Забриила как ресурс, необходимый ему для достижения цели. Ведь на тот момент это единственный Тёмный Ангел, который есть в распоряжении примарха и он лоялен к нему. Столь ценный актив логично беречь.

Но даже если так – Эль’Джонсон из 30к никогда не думал о подобном. Легионеры являлись для него не более чем расходным материалом (в подтверждение – кампания на Альтисе, после которой Лев невзлюбил Астеляна, не готового жертвовать братьями и смертными ради быстрой победы).

Кстати, раз уж мы перешли к Забриилу, любопытно отметить, как воин вспоминает о своё отце из прошлого и как оценивает примарха нынешнего. Вот его воспоминания о Льве из 30к:

Эль’Джонсон привлекал внимание благодаря своей силе и славе, но отталкивал людей мрачным нравом. Сущность примарха побуждала окружающих преклоняться перед ним, однако его характер удерживал их на расстоянии.

Точно и ёмко, не поспорить. А вот, как Забриил размышляет о Льве на Авалусе:

Слова примарха немного подняли настроение М’киа и остальным гвардейцам, которые всю дорогу выглядели слегка обескураженными. Если бы я, оказавшись на их месте, услышал, что кто-то успешно выдержал оборону против сил Хаоса, тогда как моему родному миру это не удалось, то подумал бы, что моему народу чего-то недоставало.

Лев же смог и отдать должное жителям Авалуса за то, как они сопротивлялись врагу, одолевшему другую планету, и подчеркнуть решимость камартцев, которые оправились от такой катастрофы. Хоть примарх и не владел искусством дипломатии так, как некоторые из его братьев, за время, проведённое с ним на Камарте, я успел заметить, что Эль’Джонсон изменился в этом аспекте.

Лев никогда не был хорошим дипломатом и не стремился им быть. Но теперь он действительно пытается понять людей и у него получается. Джонсон обретает то, чего у него никогда не было, – эмпатичность. Кстати, он сам честно признаётся в этом: «Примарх способен учитывать мысли и чувства других, но для этого ему нужно прилагать сознательные усилия». А вот момент освобождения столицы Камарта:

– Илин, доклад, – запрашивает Лев по воксу.

– Оставшиеся силы предателей отброшены в фабричный район, – отвечает Илин прерывистым из-за помех голосом. – Первое и второе бронетанковые формирования зашли туда вслед за ними и добили. Город ваш, владыка Лев.

– Город наш, Илин, – твёрдо произносит Лев. – Победа принадлежит жителям Камарта, и они все должны ею гордиться.

Эль’Джонсон отлично понимает, что это лишь начало и до победы ещё далеко. Но он не смеет разрушить надежды людей, осознавая, насколько для них это важно. И снова мне трудно представить, чтобы Лев времён Ереси поступил бы аналогичным образом:

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Ютуб-канал.

Группа ВК.

Телеграм-канал с анонсами и чатом.

Булвайф сражался плечом к плечу с Леманом из Руссов ещё до того, как на Фенрис прибыл Всеотец. Этот воин, как и многие соратники примарха, был слишком стар для трансплантации, но он не видел для себя иной судьбы, кроме нескончаемых битв среди звёзд рядом со своим вождём, а позже – генетическим отцом.

Уже тогда его звали Старый Волк, а спустя годы он получит прозвище Седобородый. Булвайф служил под командованием Йорина Кровавый Вой, ярла Декк-Тры, Тринадцатой великой роты, которую также называли Волчьими Братьями. Изначально считалось, что Проклятью Вульфена подвержены только воины этой роты, однако впоследствии миф был развеян, хотя в Тринадцатой легионеры действительно подвергались проклятью чаще всего.

Булвайф участвовал в кампании против Фааша, во время которой несколько воинов под его началом превратились в вульфенов. Старый Волк рассказал об этом только своему ярлу, скрыв информацию в том числе от примарха. Сложно сказать, насколько правильным или неправильным было это решение. Но вряд ли что-то изменилось бы в глобальном плане, узнай Русс о тех событиях.

Во время Битвы за Дулан ещё несколько Космических Волков поддались проклятью и это увидел Лев Эль’Джонсон. Калибанец сохранил тайну брата, но Леман был разгневан тем, что Йорин не рассказал ему о проблеме Тринадцатой роты. Разумеется, Сыновья Русса и раньше поддавались своему изъяну, но в последнее время их становилось всё больше и примарх должен был об этом знать.

Когда Йорин впал в немилость, ярлом Декк-Тры стал Булвайф. В качестве командующего 954-м Экспедиционным флотом Старый Волк успешно провёл кампанию в субсекторе Ламмас. Противостояние длилось семь лет, в результате субсектор был освобождён от тиранов и присоединился к Империуму.

Тем не менее, кампания прошла совсем не так, как хотелось бы ярлу. Он переживал о том, что фактически устроил геноцид нескольких систем, и не скрывал своих чувств. В качестве примера приведу небольшую цитату из разговора Булвайфа с его лейтенантами – Хальвданом и Юргеном, после приведение к Согласию Кернунноса, столичного мира Ламмаса:

– Нужно было убить их всех до единого. Они ничему не научатся, можете быть уверены. В следующие десять-двадцать лет нам придётся вернуться и закончить начатое.

Юрген покачал головой в ответ на слова Хальвдана.

– Субсектор Ламмас всё ещё будет тенью былого и через сотню лет, – сказал он. – Мы тщательно проделали свою работу, брат. Каждый город, каждый промышленный центр, каждый космопорт придётся восстанавливать заново.

– Бессмысленные потери, – пробормотал Волчий лорд, чем удивил обоих. – Столько разрушений. Столько жизней выброшено впустую, и всё ради шести надменных дураков.

Тираны Кернунноса сохранили немало технологических чудес эры ТЭТ, а их власть над многомиллиардным населением субсектора оказалась прочнее керамита. Космические Волки достигли всех своих целей, они разгромили флот и армию тиранов, а их самих поставили на колени, заставив принести клятвы верности Повелителю Человечества. Кернуннос больше не мог сопротивляться и уже не сможет, но ценой этого послужило то, что Шестой легион отбросил целый регион в развитии как минимум на век, а то и больше.

Однако у Булвайфа не нашлось достаточно времени, чтобы корить себя за эту Пиррову победу (с его точки зрения, но не с точки зрения имперских стратегов). Неожиданно пришёл новый приказ – направляться в систему Телкара, чтобы там встретиться с остальной частью легиона для выдвижения к Просперо. Хотя в приказе не было деталей, он имел высший приоритет и исходил лично от примарха. На его исполнение Русс дал Тринадцатой роте Булвайфа пять месяцев, но так как многие флотские соединения и боевые группы Астартес добивали врага на периферии Ламмаса, столь сжатые сроки выглядели малореалистичными.

Судьба сделала выбор за Булвайфа. Одновременно с приказом Волчьего короля он получил сигнал с планеты Антимон на восточной границе субсектора. Ранее об этой планете не было известно, так как её экранировали варп-штормы, бушевавшие в регионе ещё со времён Долгой Ночи. Но теперь Имматериум стабилизировался и Терра получила возможность восстановить связь с ещё одной утраченной колонией, пусть даже в архивах о ней не имелось записей.

Я не буду пересказывать весь сюжет рассказа «Волк у дверей» Майка Ли. Ограничусь лишь эпизодами, которые важны для понимания личности Булвайфа. Лейтенанты Волчьего лорда рекомендовали ему оперативно собрать Экспедиционный Флот и выдвигаться к Телкару, как предписывал новый приказ. На это Булвайф ответил следующее:

– Как это – что мы можем получить? Сто двадцать миллионов заблудших душ для начала. Не говоря уже о чести нашей роты! Примарх послал нас сюда, чтобы привести миры субсектора к Согласию – все миры, – и именно это я собираюсь сделать. Потребуется по крайней мере еще восемь недель, чтобы собрать остальную часть роты на Кернунносе; за это время мы должны разобраться с новой задачей.

Волчий лорд взял всего один крейсер – «Железный волк» – и направился к Антимону. Когда он высадился на планету, оказалось, что с ним связался не правящий совет, а сын одного из сенаторов. Вскоре Волки узнали, что Антимон не хочет присоединяться к Империуму Человечества и намерен сам разбираться со своей проблемой. А проблема заключалась в Тёмных Эльдарах кабала Кричащего Сердца, которые каждые семь лет приходили сюда и собирали кровавую дань.

Однажды армигеры – военная элита Антимона – рискнули сразиться с эльдарами и планета поплатилась жестокой чисткой. С тех пор совет планеты упразднил армигеров и каждые семь лет просто отдавал монстрам на убой заключённых. А если заключённых не хватало, по всему Антимону проводилась лотерея и те, кому не повезло, отправлялись в лапы инопланетным чудовищам. Разумеется, аристократические семьи в лотерее не участвовали.

Чёрная ярость охватила Волчьего лорда. Ни один человек, неважно, насколько высокопоставленный, не мог назвать Космического Волка лжецом и остаться в живых. Булвайф всеми силами старался сохранить самообладание: лучше стерпеть клевету дурака и надеяться, что разум возьмёт верх, чем обнажить сталь и принести разрушение ещё одному человеческому миру.

В этом эпизоде Булвайф демонстрирует невероятную силу воли. Он искренне хочет избежать кровопролития, выступая мудрым лидером и великолепным оратором. Но ему не хватило времени, потому что «Железный волк» на орбите был внезапно уничтожен эльдарским флотом. Вскоре ксеносы высадились на планету и их оказалось слишком много, чтобы отделение из двенадцати Космических Волков могло бросить им открытый вызов.

И снова лейтенанты Волчьего лорда рекомендовали ему не вмешиваться. У них была «Грозовая птица» и Экспедиционный Флот должен был через пару месяцев выслать сюда эскадру, не получив вестей от «Железного волка». Но Булвайф не согласился со своими воинами:

– Я говорю, что это не наш бой, – пояснил лейтенант. – Этот народ – не имперские граждане. Более того, их лидер назвал тебя лжецом и заявил, что не хочет иметь с нами дел. Если бы вчера не появились эти ксеносы, мы были бы сейчас на «Железном волке», планируя кампанию по завоеванию планеты и принуждению её к Согласию.

Глаза Булвайфа сузились в ответ на откровенное заявление лейтенанта, но в конце концов он кивнул.

– Ты всё правильно сказал, брат, – признал он. – Но это ничего не меняет. Мы – воины Императора и защитники человечества. Всего человечества. Если мы не соответствуем этому идеалу, то кровь, пролитая нами до сего момента, была напрасной, и будь я проклят, если это допущу.

Как я уже сказал, Волки просто не имели достаточно сил, чтобы противостоять эльдарам в открытую. Впрочем, Булвайф сделал именно это – атаковал авангард ксеносов. Тут не могу не процитировать два эпизода из встречи Волков с передовым отрядом противника, который, нужно отдать ему должное, представлял существенную опасность даже для Астартес, но в тот момент был слишком самоуверен. Первый эпизод – когда Булвайф приветствует врага:

Слушай меня, чужак. Ты мучил и грабил этих людей веками, так что, подозреваю, твой народ научился нашему языку. Я Булвайф из руссов и названый брат Лемана, примарха Шестого легиона. Жители этого мира под моей защитой, чудовище. Ты пришёл сюда на свою погибель.

Храбро, твёрдо, пафосно. Всё, за что мы любил Космических Волков. Но есть ещё одна черта, которая нам в них импонирует. Проявление этой черты мы видим чуть позже, когда Булвайф понимает, что перед ним – лишь мелкая сошка, а не лидер чужаков:

– Так, значит, не ты предводитель этой гнусной орды?

Ксенос равнодушно рассмеялся:

– Я лишь ничтожный слуга Даррага Шаккара, архонта кабала Кричащего Сердца. Именно он держит в своих когтях этот варварский мир.

Волчий лорд медленно кивнул.

– Тогда нам больше не о чем говорить.

Быстрее молнии правая рука Булвайфа метнулась к плазменному пистолету у бедра, и выстрел попал чужаку между глаз.

Дальше на протяжении нескольких месяцев Космические Волки вели партизанские действия против Мучителей, как называли ксеносов антимонцы. В итоге, четверо легионеров получили критические ранения и больше не могли сражаться. Однако Волки уничтожили сотни эльдар и десятки единиц ксеносской бронетехники. Но главное – люди Антимона тоже начали оказывать врагам сопротивление.

Затем Бульвайф объединился с возрождённой кастой армигеров, во главе которой встал Андрас, тот самый сын сенатора, который привёл Космических Волков на Антимон. Лейтенанты Волчьего лорда по-прежнему были против продолжения конфронтации с ксеносами, тем более, что вскоре должно было появиться подкрепление. Но антимонцы, вдохновлённые подвигом отряда Булвайфа, действительно начали меняться. Они перестали приносить ксеносам подношения, а для самих Волков начали оставлять в схронах лекарства, пищу и знаки почтения.

Мы крестоносцы, Хальвдан. По воле Всеотца мы должны спасти потерянные миры и вернуть их человечеству. Если есть хоть малейший шанс на то, что нам удастся убедить местных жителей в нашей правоте и тем самым избежать повторения событий на Кернунносе, то ради этого шанса я сделаю всё, что в моих силах. Буду сражаться до последнего вздоха, если понадобится.

Здесь Булвайф – истинный сын Лемана из Руссов, в чьих генах живёт сам Повелитель Человечества. Он вовсе не бездумное орудие возмездия, а доблестный рыцарь из древних терранских легенд. И его порыв, несомненно, благороден, хотя мотивом и выступает гнетущее чувство вины за Кернуннос. Впрочем, вскоре всё станет куда хуже.

Космическим Волкам и армигерам удалось устроить отвлекающий манёвр, благодаря чему Волчий лорд проник на базу ксеносов. Он убил предводителя тёмных эльдар, что мгновенно нарушило цепочку командования, сделав врага беззащитным.

Вскоре пришло долгожданное подкрепление и флот чужих был разгромлен. Однако Андрас отказался присоединяться к Империуму. Он заявил, что его мир наконец обрёл вожделенную независимость и не собирается её сразу терять, хотя антимонцы, безусловно, благодарны Булвайфу за помощь.

Волчьему лорду не требовалось большего. Он уважал Адраса и даже называл его братом, ведь они вместе проливали кровь на этом мире ради его народа. Однако же молодого аристократа невозможно было переубедить и Булвайф с сожалением понял, что Хальвдан и Юрген всё это время были правы. На лице Волчьего лорда не дрогнул ни один мускул, когда он ударом силового топора располовинил Андраса, а его воины расстреляли из болтеров оставшихся армигеров.

Антимон был подвергнут орбитальной бомбардировке и его дальнейшая судьба неизвестна. Впрочем, её нетрудно предсказать. Правящую элиту планеты и, вероятно, значительную часть вооружённых сил пришлось уничтожить. Однако простые люди хорошо знали, что для них сделали имперцы. Маловероятно, что Антимону требовался полноценный геноцид, как Кернунносу. В рассказе Ли чётко определено, что местное население видело в Космических Волках своих союзников и освободителей.

Тем не менее, кровь пролилась. Впрочем, у Булвайфа, как всегда, не нашлось времени, чтобы примириться с этим. И нужно сказать, что Волчий лорд всё же был не самым типичным Космическим Волком, он оказался гораздо ближе к своему примарху, чем большинство ярлов. Булвайф действительно ценил человеческую жизнь и чётко понимал, для чего были созданы Астартес. Он был готов умереть ради людей, ещё не присоединившихся к Империуму. Это делает ему честь.

И это же, вероятно, объясняет, почему во время Сожжения Просперо он не позволял себе и толики сомнений, буквально исполняя приказы своего отца. Гнев и скорбь Космического Волка усилили фанатичную ненависть к предателям, которая и без того так ярко пылала в его крови. Именно на Просперо Волчий лорд стал тем, кем его задумали – Палачом Императора.

Тем не менее, Булвайф не предвкушал битву, хотя многие Волки едва ли не гордились тем, что Шестой легион вновь призвали в качестве Палачей Императора. Вот слова Волчьего лорда перед высадкой на планету:

Легион, уничтожающий другой легион – грязное дело. Мы не должны испытывать радости от убийства наших братьев. «Будьте жестоки и расчётливы, – сказал нам Волчий Король, – не прославляйте падение Магнуса и его сыновей. Но и не проявляйте милосердия!»

Во время битвы на поверхности планеты отряд Булвайфа последовал за легионером Пятнадцатого по имени Иззакар Орр в его библиотеку. Причём в разговоре с другим Космическим Волком, Грейгором, Булвайф утверждает, что эту задачу ему поставил примарх. Не вполне понятно, что он имеет ввиду, но последующие события говорят о том, что перед ротой ярла действительно стояла особая миссия, которая заключалась в выслеживании и устранении самых опасных колдунов.

Так или иначе, Орр сбежал из библиотеки через портал и Булвайф отправился за ним без лишних раздумий. Вскоре воины ярла нашли новый портал и прошли через него. Там они встретили ещё несколько отрядов, которые тоже двигались от портала к порталу, планомерно зачищая все локации на своём пути.

Группировка Булвайфа побывала на другой планете, а потом некоторые члены отряда оказались в Тизке на несколько часов позже актуального временного потока, попав под бомбардировку собственного флота. Продвигаясь дальше через Портальный Лабиринт, они в конечном итоге вышли в зеркальный зал, где каждый из воинов принял бой с самим собой, но в обличье вульфена. Затем на них накинулись ждавшие в засаде воины Тысячи Сынов, но внезапно появившийся Иззакар Орр поместил всех, кроме Булвайфа, в стазисный пузырь.

Орр сказал, что Космические Волки не обучены правильно перемещаться через Портальный Лабиринт, поэтому каждый проход через очередной портал отбрасывает калибровку сети на века назад. Иззакар предложил Старому Волку временное перемирие, пообещав, что выведет всех обратно в Тизку. Но у Булвайфа был конкретный приказ, поэтому он убил Орра, а его воины истребили оставшихся колдунов. Однако со смертью Иззакара портал, ведущий в Тизку, схлопнулся и Тринадцатая рота осталась в Портальном Лабиринте.

Спустя почти двенадцать тысячелетий Булвайфа нашёл рунный жрец Ньял Призывающий Бурю, который прибыл на Просперо и вошёл в Портальный Лабиринт с помощью Иззакара Орра, который, как оказалось, не вполне умер тогда в битве со Старым Волком. К тому моменту из Тринадцатой роты выжило всего двести воинов и они продолжали охотиться на Сынов Магнуса, путешествуя между разными временами, мирами и эпохами. Кстати, в финале этой истории Иззакар Орр отказывается следовать за своим отцом, но эту историю я уже рассказывал на серии стримов про Пятнадцатый.

Что касается Булвайфа, его рота покинула наконец Портальный Лабиринт и вместе с Ньялом вернулась на Фенрис. Воины Старой Гвардии легко влились в Орден, где к ним отнеслись с большим уважением, и продолжили сражаться с предателями в новой эпохе. В том числе Булвайф бился плечом к плечу с Рагнаром Черногривым против колдуна Мэдокса на Теневом Чарисе.

В настоящий момент это последняя строфа саги о Булвайфе Седобородом, чья ненависть к Сыновья Магнуса оказалась настолько сильна, что он пережил бессчётные эоны в Портальном Лабиринте, путешествуя по всей галактике и без счёта истребляя предателей на проклятых мирах. И мы можем не сомневаться, что история Старого Волка, во многом воплощающая историю его легиона, далека от завершения.

Ютуб-канал

Группа ВК

Телега с анонсами и чатом

Мы ничего не знаем о Бьорне до событий Ереси Хоруса. Когда Каспер Хавсер прибыл на Фенрис, чтобы стать летописцем Космических Волков, Бьорн по ошибке сбил его шаттл и учёный едва не погиб. Каспера спасли местные, вовремя подоспев на помощь. Однако затем появился гроссвалур – одно из наиболее смертоносных морских чудовищ, обитавших в фенрисийских океанах. Кстати, гроссвалур присутствует в исландском фольклоре и описывается как большой и злобный полукит-полуконь.

Гроссвалур неминуемо убил бы Хавсера и спасших его фенрисийцев, но вмешался Бьорн. Он пришёл спасти Каспера, потому что едва не убил его. Сразив гроссвалура, воин позвал учёного с собой, но тот отказался уходить без двух фенрисийцев, которые помогли ему. Их звали Фит и Бром. Бьорн нехотя выполнил просьбу Хавсера. В дальнейшем, Бром погиб во время обучения, тогда как Фит в итоге успешно прошёл Генетическое Вознесение и стал Сыном Русса по прозвищу Богобой.

Важно отметить, что при первой встрече с Бьорном Хавсер самостоятельно перевёл его имя с фенрисийского (в действительности с древнескандинавского). Учёный произнёс имя на Низком Готике, получилось не Бьорн, а Медведь. Чуть позже это спасёт воину жизнь.

Вот, как Хавсер описывает внешность Бьорна:

Его лицо было вытянутым и благородным, с высокими скулами, длинным носом и несколько выступающим ртом, похожим на рыло. Нет, не на рыло, на морду. Замысловатые изгибы коричневых татуировок повторяли очертания лица Медведя, подчеркивая его скулы, нос, а также края щек и бровей. Кожа его была обветренной и выдубленной. Казалось, лицо было вырезано из дерева, словно фигура на носу драккара.

Ярлы решили, что Каспер должен стать скальдом и приписали его к Тра – Третьей великой роте, которой командовал Огвай Огвай Хельмшрот. Хавсер должен был всюду следовать за стаей Бьорна, чтобы запоминать деяния воинов, впоследствии передавая их изустно, как было принято на Фенрисе. Именно поэтому мы хорошо знаем все последующие события, связанные с Бьорном.

В частности, нам известно, что Третья великая рота принимала участие в усмирении Оламской Тишины – человеческой цивилизации, считавшей себя истинной наследницей Терры и не признававшей власть Империума. Всем новорождённым оламиты имплантировали уникальную бионику, количество которой увеличивалось с годами. В результате, к совершеннолетию от человека оставался только головной мозг и часть спинного мозга. Все люди Оламской Тишины были объединены в общую социальную сеть.

Военную элиту оламитов имперцы прозвали сверхсиловиками – эти глубоко аугментированные существа имели две головы и четыре руки, представляя собой грозных противников даже для Астартес. Во время кампании стая Бьорна не раз спасала Хавсера, так как Волки поклялись защищать его даже ценой собственной жизни. В одной из битв погиб Хеорот Длинный Клык, рунный жрец и почтенный ветеран. После этого все воины стаи Бьорна по очереди пришли к Хавсеру и поведали ему, что знали о Хеороте. Каспер объёдинил их истории в одну сагу и рассказал её на похоронах Хеорота.

Интересно отметить, что пока Хеорот умирал, Каспер находился рядом с ним и думал, что воин восстанавливается, по крайней мере, жрец производил именно такое впечатление. Но впоследствии оказалось, что к тому моменту, когда Каспера и Хеорота нашёл Бьорн, Хеорот был мёртв уже двенадцать минут, хотя скальд закончил разговор с ним буквально мгновение назад.

То есть биологически Хеорот умер, но ещё двенадцать минут оставался с Хавсером, чтобы защитить его от возможных врагов и рассказать немного правды о Фенрисе. Например, он поведал летописцу, что Бром, один из фенрисийцев, некогда спасших его, на самом деле не умер, а на заключительном этапе испытания поддался Проклятью и превратился в волка.

Позже стая Бьорна, как и вся Третья рота, была призвана на Никею, чтобы присутствовать во время слушаний по делу Алого Короля. Там к Хавсеру пришёл демон в обличье Амона – советника Магнуса. Амон сумел обездвижить Тавромахиана, кустодия, приставленного к Хавсеру. Но рядом появился Бьорн, который выстрелил в демона из болтера, а потом бросился на него в рукопашную.

Демон взял алебарду кустодия и извлёк из его разума знания о том, как сражаться этим оружием. А ещё, судя по всему, он получил весь воинский опыт Тавромахиана, потому что Бьорн едва мог с ним совладать. В итоге лже-Амон поразил Космического Волка в бок, но тот сам вогнал алебарду ещё глубже, подтягивая к себе противника. Он избил Амона и уже собирался зубами порвать ему горло, когда Хавсер остановил воина, сказав, что враг нужен живым. Бьорн бросил демона на землю и секирой вырезал на его груди фенрисийских оберег. Демон вскочил, источая неестественный свет и эктоплазму, и бросился прочь. Однако его уже ждали кустодии вместе с Сёстрами Безмолвия.

Следующая веха в истории Бьорна – Сожжение Просперо. Он участвовал в битве как рядовой воин, член стаи Йормунганда Два Клинка. Во время сражения Бьорн, продолжая следовать своей клятве, сразился с демоном, который преследовал Хавсера. Демон явился в обличье Хоруса. Он пытался взять контроль над Бьорном, выкрикивая его имя, но ничего не вышло. Причина заключалась в том, что имя Волка демон взял из разума Каспера, который продолжал называть его Медведем. Но перевод имени на другой язык не имел такой же силы, как оригинальное имя на родном языке воина. Лишь впоследствии Хавсер поймёт свою ошибку, которая фактически спасла жизнь не только Бьорну, но и самому скальду.

При всём уважении к Бьорну, едва ли он сумел бы одолеть демона, но тот внезапно использовал энунцию. Топор Волка и его левая рука до локтя были охвачены колдовским пламенем и тут уже пришёл черёд скальда спасать своего защитника. Видя, что имматериальный огонь поднимается выше, он отсёк Бьорну руку в локте. В этот момент на помощь пришёл Хельвинтер, который привёл с собой двух дредноутов. Строго говоря, даже такой силы не было бы достаточно для победы над злом, но оказалось, что Хельвинтер также захватил с собой Сестёр Безмолвия.

После Сожжения Просперо Космические Волки угодили в засаду Альфа-легиона и были вынуждены отступать. К тому моменту Бьорну уже не нужно было защищать Хавсера, потому что скальда отправили на Фенрис и поместили в стазис. Хотя Волки прониклись уважением к летописцу, они понимали, что его душа запятнана Хаосом, ведь именно Хавсер всё это время был носителем демона, который на Никее превратился в Амона, а потом появился на Просперо. Так Бьорн, прозванный Одноруким, освободился от своей клятвы.

Во время одного из пустотных сражений с Альфа-легионом, корабль Бьорна, который назывался «Хэллрайдер», сошёлся с вражеским судном и уничтожил его. Выпущенные Альфой штурмовые корабли также были сбиты, но пять десантных торпед пробили корпус «Хэллрайдера». Волки убили всех предателей, рискнувших проникнуть к ним на борт. Причём последний воин Альфы, которого убил Однорукий, на вопрос Бьорна «Зачем вы это делаете?» ответил «За Императора», чем немало озадачил Волка. Впрочем, у Бьорна не было времени на раздумья, потому что Волчий флот отступал.

«Хэллрайдер» приблизился к «Храфнкелю» и Однорукий приказал своим бойцам погрузиться на штурмовые торпеды, чтобы как можно быстрее оказаться на флагмане, который Альфа штурмовала буквально со всех сторон. На «Храфнкеле» воины Бьорна успешно убивали предателей, пока им не встретился вражеский дредноут. Однорукий должен был погибнуть, но его спас Леман Русс, который буквально разорвал «Контемптор» на части. После этого боя Волчий Король приказал Бьорну остаться на «Храфнкеле».

Вскоре после того, как Джагатай Хан отказался помочь Космическим Волкам, Леман наконец поведал Бьорну, почему так внезапно приблизил его к себе и приказал оставаться рядом:

– Ты станешь наследником, – сказал Русс. – Посмотри, что мы натворили – я и мои возлюбленные братья. Тебе предстоит расхлебывать это.

– Но в этом виноват Хорус, – возразил Бьорн.

– А почему он восстал? – печально спросил Русс. – Известны ли нам причины? Расскажут ли эту историю?

Он покачал лохматой головой.

– Запомни, как это произошло, Однорукий. Запомни хорошенько. Ты будешь нужен легиону, чтобы сохранить эти знания.

– Вы не покинете нас, – сказал Бьорн так, словно был действительно уверен в своей правоте.

– Однажды покину, – мрачно ответил Русс. – А вот насчёт тебя я не уверен. Твой вюрд мне неясен.

Интересно, что Волчий Король уже не в первый раз демонстрирует способность прозревать будущее. Вряд ли у него были видения, как у Сангвиния или Кёрза. Скорее смутные грёзы, которые, однако, Леман из Руссов истолковал верно. Ведь в приведённом эпизоде он фактически пророчит свой уход после Ереси Хоруса и возвышение Бьорна до Великого Волка.

Так или иначе, к тому моменту, когда флот Шестого решил скрыться в туманности Алаксес, Повелитель Зимы и Войны пребывал в смятении и отстранился от управления остатками легиона. Именно Бьорн сумел привести Лемана в чувство. Он прямо заявил о том, что Хорус использовал Космических Волков, а Магнус оказался прав, утверждая, что Русс – клинок не в той руке.

Дальнейшие события нам хорошо известный – Волчий Король решил принять последний бой, но его спасла «Химера» Тёмных Ангелов. После этого преображённые Космические Волки отправились к Терре, а затем на Фенрис, чтобы примарх спустился в Нижний Мир.

Рунный жрец Ква, который проводил ритуал, повелел, чтобы Бьорн сел на специальный камень у Врат Суртура и не оборачивался, пока Русс не вернётся. Однорукий должен был закрыть глаза и не открывать их, несмотря ни на что. Кстати, Ква называл Бьорна Разящей Рукой, что воин сначала воспринял как издёвку. Но Ква ответил, что таково истинное имя Бьорна и однажды он всё поймёт.

Когда демоны убивали рунных жрецов, Бьорн не вмешивался и не оборачивался. Ква сказал, что если воин ослушается, Хаос может через него отравить весь легион. Позже явился Русс, но Однорукий догадался, что это не его отец. Демон уже собирался убить воина, но тут вернулся истинный примарх и сразил порождение варпа Копьём Императора. Бьорн выдохнул с облегчением, ведь если бы Волчий Король не пришёл, именно он должен был принести в Клык скорбные вести.

После этих событий Бьорн стал ещё более замкнутым, чем раньше. Он полагал, что его вюрд проклят и сторонился братьев, чтобы живущее в нём зло не коснулось их. Однако Русс считал иначе. Во время Битвы при Трисолиане-IV примарх приказал Однорукому сражаться рядом, сказав, что их судьбы переплетены. После того, как Леман фактически убил Хоруса, но получил тяжёлые раны, именно Бьорн вытащил своего отца из ада на «Мстительном Духе». Он сопровождал Русса вплоть до Яранта и не отходил от его ложа.

Когда прибыл Коракс, Волчий Король ненадолго пришёл в себя, а потом снова отключился. По велению рунных жрецов Бьорн подошёл к бредящему Леману и попытался взять из его рук Копьё Императора. После секундного сопротивления примарх расслабил пальцы. Однако никто из Волчьих Лордов не рискнул взять копьё себе, так что оно осталось у Бьорна.

Во время последней битвы на Яранте Однорукий сражался с Гунгниром в единственной руке, разя предателей в самом сердце схватки. Однако Коракс уговорил Бьорна скомандовать отступление и Космические Волки ушли с Яранта вместе с Гвардией Ворона.

Мы мало знаем о судьбе Однорукого на заключительном этапе Ереси Хоруса и в период Великого Очищения. Известно, что когда Русс пришёл в себя, он не забрал Копьё Императора, оставив его Бьорну. После принятия Кодекса Астартес Разящая Рука наконец стал Волчьим Лордом. Фактически он и раньше являлся советником примарха, но не имел надлежащего титула, так как был молод в сравнении с ярлами легиона.

Бьорн разозлился на своего отца, когда тот решил уйти в Око Ужаса, ничего не объяснив. Из всей Волчьей Гвардии только Бьорна Русс отказался взять с собой. Через семь лет Бьорн был назначен Великим Волком – Магистром Ордена Космических Волков. Он тут же объявил Великую Охоту, когда группировки Волков направлялись в разные уголки галактики, чтобы отыскать Русса. Говорят, что Леман приходил к Борну в грёзах, но правда это или фантазии скальдов – мы не знаем.

В 934.М31 во время Восстания Проксимы Бьорн был тяжело ранен и его поместили в саркофаг дредноута. Так Однорукого постигла участь, которой он всегда боялся. Однако ему достался не обычный «Контемптор», «Левиафан» или «Дередео». Это была уникальная, никому не известная модель. Она имела такой же уровень бронирования и огневую мощь, что и другие подобные машины, но превосходила их в скорости. Саркофаг Бьорна оказался удивительно манёвренным и у него не было задержки между мысленной командой оператора и реакцией сервоприводов. Это позволяло Бьорну сражаться так, как он сражался всегда – на инстинктах.

В последующие столетья Бьорна пробуждали от стазисного сна только по необходимости. Например, он участвовал в Битве за Клык и бесстрашно вышел против Магнуса. Разящая Рука нанёс демон-принцу такой ущерб, которого тот не получал со времён Ереси. Впрочем, Алый Король победил Великого Волка, оторвав ему обе руки. Однако он помедлил с убийством врага, коснувшись души Бьорна. Дальше подошло подкрепленье и Разящая Рука был спасён.

В настоящий момент Бьорн – самый старый из Космических Волков, его почитают наравне с примархом. Однако пробуждается он всё реже. За тысячелетия в стазисе характер воина совсем испортился. Впрочем, он по-прежнему умён и мудр, а на поле боя мало что способно составить ему конкуренцию.

На этом можно было бы закончить рассказ о Бьорне, рабе вюрда. Но в этом рассказе будет недоставать чего-то очень важного, если я упущу событие, которое произошло в неизвестный момент времени после Яранта и до возвращения Космических Волков на Терру.

На вулканическом мире Грит Шестой легион столкнулся сразу с тремя угрозами – агрессивной человеческой цивилизацией, захватчиками-ксеносами и космодесантниками-предателями.

Космические Волки усмирили гритских тиранов, вырезали чужих и истребили отступников. Бьорн сражался на острие фронта день за днём и слава о его стае наполняла сердца боевых братьев гордостью пополам с завистью. Его всё чаще называли Разящей Рукой, даже Русс использовал это прозвище, ставя Бьорна в пример другим. В финале кампании Разящая Рука сошёлся в бою с демон-принцем Арваксом Архиубийцей. Наступление Волков захлебнулось. Прибытие Русса на поле боя изменило расклад сил, но именно Бьорн развоплотил демона.

Боевые братья ревели имя Бьорна, Русс демонстративно чествовал его. Но на лице Разящей Руки отражалась одна лишь скорбь. Когда пламя пожарищ опало и радиоактивный дождь прибил пепел к земле, воин стоял на горе трупов со слезами на глазах. Он оплакивал свою стаю, из которой кроме него не выжил никто. После этого Бьорн отказался командовать другими воинами, став первым Одиноким Волком. Позже эта традиция приживётся в легионе и ордене – если боец оставался один из своего отряда, он не вступал в новый, навсегда оставаясь в одиночестве.

На Грите Бьорн дал клятву, что найдёт Арвакса и убьёт его по-настоящему. Лишь спустя пять лет Разящая Рука смог отыскать врага. Почти одновременно его нашёл и Русс, но примарх опоздал на несколько минут, став свидетелем титанического поединка между его любимым сыном и демон-принцем Кхорна. Бьорн вырвал горло чудовища и разорвал его пополам своим силовым когтем. Некоторые саги утверждают, что именно тогда Русс сделал Бьорна эйнхерием, членом Волчьей Гвардии.

Бьорн сразился с Арваксом ещё раз спустя десять тысячелетий. На мире Мореаль Орден Космических Волков столкнулся с демоническим вторжением и воины были вынуждены пробудить Великого Волка. Капсула с дредноутом рухнула в центре апокалипсического сражения и Бьорн в одиночку изменил ход всей кампании. Тогда он снова одолел демон-принца, но стало ясно, что древний воин стал забывать свою прошлую жизнь. Он не смог вспомнить всех воинов своей первой стаи.

Но вернёмся в период Ереси Хоруса. Некоторые источники утверждают, что именно Грит и последующая охота на Арвакса позволили Бьорну раскрыться. Русс увидел в нём не только умелого воина, но и мудрого стратега. Примарх понял, что когда он уйдёт в Око Ужаса, не останется лучшего кандидата на роль Великого Волка, чем тот, кто меньше всего хочет командовать. Пройдя путь одиночки, искупив своих грехи перед павшими братьями, Разящая Рука доказал свою доблесть и продемонстрировал выдающиеся навыки. После ухода примарха и других эйнхериев ни у кого не было сомнений, кто должен возглавить орден.

Сомнений в нём нет и сейчас, ибо Бьорна пробуждают лишь в самые тёмные часы, когда орден в очередной раз замирает в шаге от бездны. Теперь прозвище «Разящая Рука», которое ему когда-то дал Ква, уже не кажется глупой шуткой. Оно кажется истинным вюрдом Бьорна, чей путь с самого начала был неразрывно связан с судьбой его примарха. Но когда примарха не стало, странствие Бьорна только началось. Истинный Сын Русса, суровый и мудрый, он стал воплощением своего легиона и одно его имя уже тысячи лет наполняет сердца молодых Волков инстинктивным пламенем ликования, поселяя в разумах врагов первобытный ужас и подлинное чувство неминуемого поражения.

Ютуб-канал

Группа ВК

Телега с анонсами и чатом

Бёдвар Бъярки – Рунный волк

Бёдвар Бъярки родился на Фенрисе. Мы ничего не знаем о его становлении и возвышении в легионе Космических Волков. К моменту Ереси Хоруса Бёдвар являлся рунным жрецом Тра, Третьей великой роты.

Бъярки был стройнее и ниже большинства боевых братьев, обладал проницательным взглядом и крючковатым носом, что делало его похожим на орла. На его доспехе были выгравированы рунические символы, он носил амулеты из клыков на железных кольцах, прикреплённых к броне.

По словам Бёдвара, ему и его воинам не выпала честь стать полноценной Наблюдательной Стаей, которые по приказу Русса и Малкадора были направлены к каждому из примархов. Вместо этого Бъярки получил от Волчьего Короля другой приказ – найти главного библиария Ультрамаринов Диона Прома и оценить его лояльность. Иными словами, стая рунного жреца должна была следить за тем, чтобы Тринадцатый легион не нарушил Некийский Эдикт.

В группу Бёдвара Бъярки входили мастер нуль-копья Свафнир Раквульф, Ольгир Виддоусин, щитоносец Гирлотнир Хельблинд, а также Харр Балегюр. Все они сражались на Просперо и выжили, хотя потеряли многих братьев и сами заплатили немалую цену. Например, в теле Гирлотнира теперь было больше бионики, чем плоти, а Балегюр вырвал себе глаз, когда чернокнижник Тысячи Сынов попытался отравить его разум варпом.

Дион Пром стал Странствующим Рыцарем Малкадора и выполнял для него не самые приглядные поручения. Например, он участвовал в проекте «Титан», помогая найти психически одарённых воинов и убивая тех, кто оказался недостаточно силён или потенциально опасен. Когда Сигиллит включил Прома в группу, занимавшуюся поисками Осколков Магнуса (хотя на тот момент приказ звучал иначе), Бёдвар Бъярки последовал за бывшим библиарием.

Во время битвы в Камити Соне, тюрьме для псайкеров, стая рунного жреца сражалась рядом с Промом, Нагасеной и остальными. Сначала они бились против освободившихся заключённых, потом столкнулись с группировкой Аримана. Вот, как Дион описывает Бёдвара и его воинов в бою:

Фенрисийцы сражались рядом с ним, всё больше углубляясь в толпу варп-одарённых узников. Бёдвар, воплощавший собой первобытную ярость и неистовство стихии, напускал на противников вихри ледяных осколков и чёрные, как угольный прах, аватары древних волков. Всех, на кого падал зловещий взор рунного жреца, разили зимние молнии.

Свафнир Раквульф оборонял его слева, отсекая неприятелям конечности чем-то вроде гарпуна с длинным зазубренным клинком. От одного вида глянцевито искрящихся лезвий нуль-оружия Диону хотелось переломить его древко о колено.

Справа от Бъярки бился Виддоусин, который прикрывал командира баклером с потрескивающим энергополем. Харр Балегюр и Гирлотнир Хельблинд бились поодаль от них, как волки-одиночки; они разили врагов с остервенением берсерков, распевая очажные баллады Этта.

В той битве Космические Волки спасли библиария Ультрамаринов, убив демона, который едва не свёл Прома с ума. Позже Бёдвар встретится с Ариманом и колдун пообещает убить Бъярки, так же, как он убил Охтхере на Просперо. Но рунный жрец ответил, что этого не случится, а в следующий момент в бой вступил Титан класса «Разбойник» и поединка не произошло.

После миссии на Камити Соне Бёдвар поговорил с Йасу Нагасеной, меч которого, Сёдзики, сломался во время битвы. Бъярки выразил уважение Нагасене и сказал, что это был отличный клинок, который ещё можно восстановить. Также он отметил, что Йасу не должен путать оружие с его владельцем, ведь там, где оружие ломается, его владелец остаётся невредим.

Группировка лоялистов смогла захватить двух пленников – Лемюэля Гамона, бывшего ученика Аримана, и Менкауру, Провидца Битвы из Ордена Корвидов. Бёдвар вместе с Промом участвовал в допросе обоих пленников. Я не буду приводить объёмные цитаты, но Волки общаются в своей манере – грубо, архаично, порой забавно. Например, вот, что Бъярки говорит Гамону, позволяя освободить пленника:

Мы снимем узду, летописец, но учти: ты сдохнешь, если хотя бы набздишь колдовством.

Именно во время допроса Менкауры Пром, Бёдвар и остальные узнают о том, что Магнус раскололся и Ариман ищет эти осколки, чтобы собрать душу отца воедино. Теперь агентам Сигиллита и воинам Бёдвара стала ясна их истинная цель.

В Камити Соне Космические Волки потеряли Харра Балегюра, он пал от клинка Люция Вечного. Перед обрядом прощания каждый из воинов рассказал Лемюэлю Гамону всё, что знал о Харре, чтобы летописец затем сложил историю его жизни. Обряд прощания они провели в пустом отсеке, вооружив мёртвого Балегюра и усадив его на резной трон. Гамон прочёл сагу, а затем Волки опустили тело павшего брата в бушующие воды ближайшего мира с океаном. Харр происходил из племени ваттья, а ваттья именно так прощались с умершими – отдавая их на волю волн.

После этого лоялисты отправились на Агхору, где находился следующий Осколок Магнуса. Разумеется, туда же двинулся Ариман, но Дион, Бёдвар и Нагасена нашли Алого Короля раньше. Космический Волк и Ультрамарин бесстрашно вышли вперёд, бросив в лицо примарху обвинения в нарушении Никейского Эдикта. Они всерьёз рассчитывали при необходимости уничтожить этот осколок Магнуса.

В итоге, против Алого Короля остались только Пром, Бъярки и Нагасена. Они бились отважно, но их сил оказалось недостаточно и осколок с Агхору достался Тысяче Сынов. После сражения Бёдвар едва не убил Менкауру, хотя будущий Слепой Оракул был весьма полезен лоялистам. Рунный жрец оставил его в живых только из уважения к Диону, который просил не делать этого.

Двигаясь по следам следующего Осколка, группа оказалась в Хрустальном Лабиринте – тёмном отражении Тизки. Разумеется, туда же пришёл Ариман со своими последователями. Космические Волки и агенты Малкадора доблестно противостояли порождениям варпа, но всё же упустили и эту частицу Алого Короля.

Во время битвы в Лабиринте Бёдвар пообщался с демоном Афоргомоном, который в этом конфликте играл за третью сторону и к тому моменту уже успел обмануть Аримана. Рунный жрец знал, что демоны не способны ни на что, кроме лжи, однако Афоргомон рассказал Бъярки то, о чём Волк и без того догадывался.

После сражения рунный жрец первым понял, что в Лемюэле Гамоне больше нет осколка Магнуса:

Рядом с ним опустился на одно колено Бёдвар Бъярки.

Волк протянул руку, и Гамон вздрогнул в ожидании новых мук, но воин просто положил ладонь ему на сердце. По телу летописца разошёлся леденящий холод Фенриса, а рунный жрец изумлённо покачал головой.

– Этот смертный больше не вместилище демона, – произнёс Бёдвар. – Душа Алого Короля ушла, и отныне ни одно исчадие не завладеет его плотью. Теперь он – вюрдовый морок, и его внутренний свет вечно будет отгонять тёмных созданий Нижнего Мира.

Тогда рунный жрец даже не догадывался, что однажды Гамон станет Промеем, одним из основателей Имперской Инквизиции. Но в тот момент Бёдвара волновало кое-что другое. Его волновал Дион Пром и тайны, которые он хранил по воле Малкадора.

Библиарий признался, что демон сказал правду – по приказу Сигиллита он убивал лояльных легионеров и выполнял куда более худшие приказы. Воин отказался разъяснять свои мотивы, сказав лишь, что поклялся хранить приказы Регента в секрете ото всех. Увы, но в тех обстоятельствах у Бёдвара Бъярки не осталось выбора:

– Я – верный слуга Терры, – заключил Пром. – Больше мне нечего добавить.

Бёдвар сделал некий знак Свафниру Раквульфу, после чего сказал:

– Этого недостаточно. Помнишь, однажды ты спросил, не приставлен ли я следить за тобой и казнить, если ты окажешься предателем?

– В Камити-Соне, – кивнул Дион.

– Йа, – подтвердил Бъярки. – Тогда я ответил, что нас не радуют такие поручения, но мы исполняем любые приказы Волчьего Короля.

Пром открыл было рот, однако в ту же секунду Раквульф вонзил в него гарпун. Зазубренный адамантиевый наконечник рассёк позвоночник воина и пробил вторичное сердце. Крутанув древко копья, Свафнир надавил на оружие, и остриё вырвалось из груди библиария.

Рунный жрец и Дион встретились взглядами. Лемюэль ощутил, что между ними промелькнуло нечто, не поддающееся определению. Раквульф выдернул гарпун из тела бывшего Ультрамарина; тот рухнул ничком, броня громко лязгнула о груду обломков.

С решением Бёдвара можно спорить, его можно обсуждать. Кому-то оно покажется поспешным или, как минимум, спорным. Но нельзя забывать о том, что у Бъярки был приказ Волчьего Короля. И он выполнил этот приказ. Тем более что в моменте признание Прома и отказ разъяснить свои действия не мог не вызвать серьёзные подозрения. Кстати, Лемюэль Гамон считал, что Бёдвар поступил правильно.

Так или иначе, Гамон, взявший имя Промей (как нетрудно догадаться – в честь Прома), многое узнал, пока в нём находился осколок Магнуса. В том числе он узнал о последней частице Алого Короля, которая обреталась под Императорским Дворцом. Хотя в действительности её там уже не было – с той частицей объединился Арвида, что позволило ему преодолеть Перерождение Плоти и трансформироваться в Яниуса, одного из первых Магистров Серых Рыцарей.

Но Магнус этого не знал. Не знал этого и Гамон, соприкоснувшийся с памятью Алого Короля. Поэтому он не сомневался, что Циклоп придёт за тем Осколком, и Бёдвар Бъярки решил отправиться на Терру, разумеется – прихватив с собой Промея. Здесь интересно отметить то, что расколотый и лишь частично собравшийся вновь Магнус сильно недооценил Космических Волков. В частности, он был уверен, что Бъярки убьёт Промея, но этого не случилось.

Всю эту авантюру кроме самого рунного жреца пережило только два воина из его стаи – Свафнир и Ольгир. На Терре Космические Волки привели Промея к Сигиллиту и тогда же познакомились с Аливией Сурекой. Бёдвар сразу понял, что она – Вечная. Более того – Бъярки предсказал её скорую гибель (что, как мы знаем, оказалось правдой, увы).

Отдав Промея Малкадору, рунный жрец потребовал, чтобы Регент освободил его от клятвы, ведь в наблюдательных стаях больше не было смысла. Но, как всегда в случае с Сигиллитом, у него было последнее задание для Космических Волков. Он хотел, чтобы воины Бёдвара, вместе с Промеем и Аливией помогли ему остановить Магнуса. Разумеется, Сурека и бывший ученик Алого Короля были нужны для более тонкой игры, но Волков Малкадор послал на Западную стену, чтобы они остановили наступление Тысячи Сынов и сразились с Циклопом.

Вместе с поредевшей стаей Бёдвара против колдунов выступили три воина из легиона Саламандр под командованием Атока Абидеми. Любопытно отметить, как перед битвой, глядя на Сыновей Магнуса, рунный жрец чётко противопоставляет своё психическое искусство тому, что делает Тысяча Сынов:

Бъярки услышал приглушённый вой болтеров и ощутил желчный привкус варп-колдовства – насмешка над мощью, наполнявшей его плоть, разложение связи между человеком и землёй. Этот договор был древним и священным, а силы, которые использовали сыновья Циклопа, стали болезненным извращением этих особых уз.

Вскоре мы убедимся, что Бёдвар прав в своей оценке, и окажется, что все эти разговоры о «Силе Фенриса» – не пустая бравада, и уж точно не лицемерие Космических Волков. Но пока рунный жрец пребывает в смятении, потому что понимает – это не тот бой, в котором он и его братья могут взять верх.

Они сражались с аватарами Алого Короля на Агхору и Никее, но сейчас перед ними был возрожденный примарх. Раньше они владели оружием, способным противостоять Магнусу: сосуд, чтобы связать его душу, и фантомы, которые были ему ровней. Теперь у них не было ничего, кроме воинского мастерства и силы духа.

Как это ничтожно мало.

Мысль длилась всего лишь долю секунды, но её оказалось достаточно, чтобы разжечь пламя гнева в душе Бъярки. Они – сыны Русса, воины Волчьего Короля. Для них не существует проигранных боёв или непобедимых противников. Всеотец посчитал нужным привести их в это место, и то, что его, Бъярки, решимость дрогнула при первом же взгляде на врага, привела воина в неистовую ярость.

Он запрокинул голову и завыл так, что кровь бы застыла в жилах у каждой хищной твари на Фенрисе. Это был вой Мирового Волка – ткача вюрда, и сердцебиение вселенной.

Дальше рунный жрец делает то, что раз и навсегда снимает вопрос о существовании «Силы Фенриса». Вообще, этой теме у меня посвящён отдельный подкаст, поэтому сейчас без деталей, только цитата:

– Ледяное сердце Фенриса далеко, и его песня – не более, чем шёпот на ветру, – пояснил Бъярки. Голос рунного жреца звучал странно, будто эхом доносился из глубины пещеры. – Но мировая душа Терры… Древняя и могучая. Сила, что движется внутри её ядра и течёт по границам её плит – величайшая, которую я когда-либо чувствовал.

Бъярки протянул ему окровавленную перчатку.

– Возьми мою руку, Аток Абидеми, и мы полетим, как драконы льда и пламени!

Саламандр схватил его за руку, и Бъярки с силой опустил посох. Камень под ними раскололся от силы удара, неспособной возникнуть в этом мире, будто древко посоха вонзилось в самое сердце планеты.

Такая мощь. Поистине, куда ещё могли завести видения Всеотца, как не сюда…?

Энергия потекла по волокнам и изгибам посоха и мощным потоком хлынула в Бъярки и Абидеми, обретая форму наследия чести, которое несли оба воина. Ледяные кинжалы, острые как лезвия, закружились вокруг них, и Волк взмахнул посохом, чтобы усилить неистовую мощь, кипящую между ними. Морозные ветры вокруг Бъярки завывали подобно клыкастым спутникам Волчьего Короля, а жар выгорающего пепла покрывал кожу рунного жреца волдырями.

Свет яркой вспышкой взорвался над воинами – пара переплетающихся форм – змеевидных, живых. Они обвились друг вокруг друга, поднимаясь всё выше, крича в миг рождения, будто мир смертных был им чужд и враждебен. Одна из форм сияла белым, ослепляя своим невероятным блеском – то был вставший на дыбы волк, сотканный из сказаний и легенд холодного Фенриса.

Другая форма была противоположностью первой во всех отношениях – огромный дракон из чёрного дыма, пронизанный пылающими прожилками расплавленной лавы. Его глаза – тлеющие угли в самом сердце кузницы – были готовы испустить пламя, а зубы и когти напоминали чёрные, как смоль, крючья.

Они поднимались над Бъярки и Абидеми, с воем и рёвом сотрясая землю, извиваясь вокруг собственных тел, пока природа их противоположностей не разлучила две древние формы. На крыльях из огня и золы близнецы-аватары обрушились на Магнуса с воем освобождённого возмездия.

Конечно, Бёдвар и Аток не могли убить Алого Короля, но они могли заставить его отступить. Однако к тому моменту, когда пришло подкрепление от Кровавых Ангелов и Имперских Кулаков, Бъярки оказался во власти своей ярости. Он так желал отомстить Сыновьям Магнуса за погибших братьев, что отказался разрывать связь с Абидеми и продолжал сжигать свою душу в огне мирового духа Терры. Саламандру пришлось отрубить рунному жрецу руку, чтобы спасти их обоих.

Когда Тысяча Сынов отступили, Бёдвар и Аток прибывали в уверенности, что смогли ранить примарха. Однако Промей вскрыл истину – Магнус лишь притворился, что отступает и вся эта атака была лишь прикрытием для того, чтобы Циклоп проник во дворец. Впрочем, он и сам был обманут, ведь брешь в телэфирной защите для него оставил Император. Но арку Магнуса из новеллы Макнилла я проанализировал в одноимённом стриме. Поэтому сейчас сразу перейдём к финалу, где Алый Король сражается с Вулканом у Золотого Трона.

Одновременно Ариман и его воины противостоят Волкам и Саламандрам. В этом бою гибнут последние бойцы из стаи рунного жреца – Свафнира Раквульфа убивает Менкаура, а Ольгир Виддоусин принимает свою смерть от рук Главного библиария Тысячи Сынов. Впрочем, предателям тоже досталось. Например, Менкаура и Амон получили раны, от которых впоследствии их спасло лишь исключительное мастерство Павонидов вкупе с дарами Тёмных Богов.

Что примечательно – все силы Аримана ушли на то, чтобы убить Ольгира. Поэтому когда над колдуном навис Бёдвар, у него не было шанса остаться в живых. Но в этот момент Алый Король завершил своё превращение в демон-принца, поэтому телэфирная защита Императорского Дворца выдворила его прочить и Циклоп забрал с собой сыновей, отлично понимая, что в противном случае их убьют.

Надо признать, без телэфирной защиты Космические Волки и Саламандры погибли бы в первые минуты боя. На это в романе Макнилла делается особый акцент, хотя как раз тут всё очевидно. Интереснее то, что телэфирная защита влияет на Тысячу Сынов, но не затрагивает Бёдвара Бъярки. Позже то же самое будет с Наранбаатаром и Провидцами Бури Белых Шрамов, которые, по их собственным словам, использует не варп, а некую «стихийную магию». Так разве это не должно служить окончательным подтверждением того, что Сила Фенриса – не миф?..

Битву с Магнусом и его сыновьями помимо Бёдвара Бъярки пережили только Аток Абидеми и ещё один Саламандр – Иген Гарго. Рунный жрец нанёс на доспехи боевых братьев символ Ужасающего Кромсателя, связав свой вюрд с вюрдом Саламандр. В этот самый момент к ним подошли Гарвель Локен и Натаниэль Гарро, которые, по всей видимости, завербовали воинов в Странствующие Рыцари Малкадора.

В последний раз мы видим Бёдвара Бъярки в романе «Конец и Смерть. Том 1» Дэна Абнетта, там он тяжелораненый сражается с Гвардейцами Смерти. Дальнейшая судьба рунного жреца неизвестна. Однако можно не сомневаться, что если он и погиб, то сделал это как истинный Сын Русса – с оружием в руках и проклятьем на улыбающихся устах. Ибо Бъярки воплощал душу Шестого легиона и душу Фенриса. Грубую, мудрую в своей первобытности и верную до последней капли крови.

Бёдвар Бъярки – герой «Пряди о Бёдваре» из корпуса средневековых исландских текстов, известного как «Сага о Хрольве Жердинке». По сюжету саги, Бёдвар – сын Бьорна, который был оборотнем (превращался в медведя). Бёдвар обладал великой силой и острым умом, а также был сведущ в колдовстве. В финале своей истории он убивает дракона и становится лучшим воином Дании.

Ютуб-канал

Группа ВК

Телега с анонсами и чатом