WolfWhite

Эх! Сегодняшнюю гастрономию, что давно ломит и прогибает прилавки даже сельских магазинов, хоть на миг перенести бы в далекие послевоенные годы… В то время все люди (кроме жуликов, хапуг, несунов и прочего отребья) жили бедно, и когда нынешним школьникам рассказываешь про тогдашнее житье-бытье, они лишь снисходительно улыбаются, как бы говоря: «Давай, давай, дедуля, загибай дальше…»

А те дедули, чье детство, как и мое, было голодным и холодным, вспоминая былое, хмурят брови, а бабули, не стесняясь, смахивают мелкую как бисер и холодную как капель слезинку.

…Было это году в сорок седьмом или сорок восьмом. Моя мама, в отличие от своих пятерых братьев и сестер, часто болела. Не знаю, как называлась та болезнь, которая бросала маму в цепкие объятия приступов удушья и сильных сердечных болей, и я, боясь возможного самого страшного исхода, неистово прижимая к груди маленький образок, взывал к Богу: «Боженька, миленький, спаси мою маму. Она хорошая, самая хорошая, я ее очень люблю».

Часто мои мольбы помогали, и приступы вроде бы проходили, а когда не проходили, тогда отец бежал к своему директору и просил его:

– Выручайте! Дайте вашу упряжку отвезти жену в больницу, ей снова стало плохо.

И директор Новосибирского завода бетономешалок Евгений Владиславович Кравцов давал своему сотруднику, главному экономисту, то есть моему отцу, свою «персоналку»: летом – двуколку, а зимой – дровни.

Я и сейчас вспоминаю этого доброго руководителя, много раз выручавшего нас своим «персональным» транспортом. А сам он частенько после тяжелой работы (должность директора – трудная доля!) возвращался домой пешком.

Но тогда это была норма жизни, норма поведения. То были поистине советской закалки люди, для которых слова «товарищ», «патриотизм» не были пустым звуком. Это сейчас эти слова потеряли высокую цену, их и произносить стало как-то неловко…

…В один из ничем не примечательных дней отец, уходя на работу, разбудил меня рано утром:

– Сын, вставай, надо навестить маму. Я сам не смогу – ты видишь, работаю без выходных.

Наша мама уже месяц лежала в больнице. А в больнице, мы знали, кормят плохо, и врачи прямо говорили, чтобы приносили свою еду из дома. А тут как раз нашим соседям подфартило – из деревни прислали посылку, и они дали для мамы небольшой, грамм пятьдесят, кусочек мяса. Ночью, пока мы с братьями спали, отец сварил супчик. Его-то я и должен отвезти маме.

Больница находилась на противоположном конце города, на окраине. Сначала нужно было проехать на двух трамваях, потом на автобусе и дальше пешком через небольшой лесок.

Я взял кастрюльку с супом за две ручки, которые отец предусмотрительно «сварганил» из бумажного шпагата, завернул в тряпицу кусочек черствого черного хлеба, положил все это в сумку, прихватил бумажку-«путеводитель» и поспешил на трамвайную остановку.

Ехал я долго, наверное, часа два, а то и больше. Я уже шел через лесок, впереди сквозь высоченные сосны забелело здание больницы, и, несмотря на изрядную усталость от дороги, все же прибавил шагу.

Вдруг откуда ни возьмись передо мной нарисовалась ватага таких же, как и я, пацанов. Они сразу взяли меня в кольцо. Их было четверо. По виду они были моими одногодками – лет по десять, а один значительно старше. Я мысленно дал ему кличку «старшой». Он был, видимо, главарь.

– Куда это мы так торопимся? – наступая на меня и суживая кольцо осады, подкинул мне вопрос «старшой».

– Да к мамке я иду, в больницу. Она сильно болеет.

– Ты, как я вижу, не с пустыми руками идешь к своей мамке?

– Да вот папка сварил супа – мама совсем голодная.

– А можно ли твоей больной матери кушать это пойло? А ну-ка, Васек, попробуй, может, и не вкусный суп-то вовсе? – с подленькой ухмылкой обратился «старшой» к одному из дружков.

– Вы что, пацаны! Мы с папкой даже по чайной ложке не попробовали – это только для мамки. Ей поправляться надо. Без нее мы все пропадем. Отпустите меня!

– Ты че, Васюха, не слышал, что я тебе сказал? Бери у него котелок!

– Не подходите! – я принял угрожающую позу. – Первый, кто приблизится ко мне, получит по я…м вот этим сапогом! Не подходи!

– Ты глянь, какой сердитый. Не таких обламывали. Нас в детдоме тоже плохо кормят. Что нам, подыхать с голодухи?

– Я-то тут при чем? Когда я был в пионерлагере, там тоже были детдомовские, они справедливые. А вы… Это нечестно! Это… – я не успел договорить, как сзади двое или трое пацанов навалились на меня, схватили за руки, вырвали сумку и отбежали в сторону.

– Отдайте, гады! Отдайте! – я ругался и умолял пацанов. – Отдайте сумку! Что я мамке скажу? Что скажу отцу? Братья подумают, что это я слопал суп…

– Ну-ка, дайте-ка мне отхлебнуть из баклажки, – приказал «старшой».

Ему повиновались и поднесли кастрюльку с супом.

– Да ты что, пацан, в натуре! Разве можно больного человека кормить такой гадостью? Ну-ка, пацаны, попробуйте. По-моему, отрава какая-то, а не суп, – ерничал «старшой».

Не выдержав издевательства, я рванулся к обидчику. Теперь руки у меня были свободны, а драться, хотя и был хиляк, я умел. Мне нужно было во что бы то ни стало отобрать то, что еще оставалось в кастрюльке.

– Отдайте! Убью! Сволочи! Отдайте!

Я кинулся на главаря и врезал ему, как и обещал, в пах со всего размаха детским, но увесистым кирзовым сапогом. Он душераздирающе завопил:

– Ой, больно! Пацаны, помогите! – скрючившись в три погибели и обхватив пах двумя руками, орал «старшой».

Я же в тот момент ничего не видел и ничего не сознавал: кого-то кусал, кого-то рвал за уши, кому-то въехал по зубам… Я неистовствовал. Страха не было и в помине. И боли не чувствовал, несмотря на то что на меня сыпались десятки тумаков по голове, по ребрам, по животу…

«Лишь бы не упасть», – пронеслось у меня в голове.

И вдруг все разом стихло. Только сквозь свалившуюся на голову тишину слышалось птичье чириканье. «Старшой» теперь уже молча, корчась от боли, отползал в тень деревьев, а остальные: кто – сплевывая кровь, а кто – вытирая сопли – вполголоса грозили:

– Берегись, на обратном пути ноги тебе переломаем.

А я сидел по колено в пыли, один зуб мой шатался и готов был покинуть своих собратьев, глаз заплыл, рубашка разорвана от ворота до пупка, правое колено нестерпимо ныло от боли, а из носа тонкой горячей струйкой текла кровь.

Но все это показалось мне мелочью по сравнению с тем, что кастрюлька с остатками супа была отвоевана и я мог, пусть на донышке, но все-таки отнести эту драгоценную еду маме. «Чернушку», лежавшую тут же в песке, я поднял, бережно положил на ладонь и долго сдувал с этого кусочка хлеба пыль, а потом с трудом поднялся и заковылял, прихрамывая, к больнице.

Автор: Улицкая Людмила

Что? Что такое? Боже мой, ну какая из этих перечниц опять не закрыла дверь? Неужели так трудно закрыть за собой дверь?! Видят же, все ещё в постели! Почему я (господи!) в полседьмого утра должна просыпаться оттого, что в коридоре от боли матерятся мужики и на весь коридор кричат медсёстры: «Курносов! Неси мочу! Мочу неси, говорю! Иванова! Кровь сдавать! Светка, тебе Рустик звонил?»

…Где мои костыли, пойду, сама закрою дверь, сделаю это громко и резко, со злостью, чтоб они все увидели, что надо уважать чужой сон.

«Ларисонька, дочка…» Тамбовский волк тебе дочка.

«Проснулась? А я вот с пяти утра уже гимнастику делаю».

Я заметила. По скрипу досок на кровати.

«Расчёсываюсь теперь. Знаете, расчёска у меня какая хорошая – дочка подарила. Она, посмотрите, Лариса, с редкими зубчиками, волос-то не стало совсем, щёткой не могу чесать. А раньше у меня, знаете, какие косы были! У- у-у… Заплетёшь, накрутишь вокруг головы – и никакой шапки не надо. Не закрывайте, Лариса, дверь-то, санитарки ведь сейчас придут, и Юленька – уколы делать».

«Тёть Оль, я спать хочу, рано ещё. А санитарки придут, пусть закроют за собой».

Хорошо, что муж принёс плед, приятно опять нырнуть в тёплую постельку.

«А дочка-то моя, Светочка, очень хорошая, дарит мне сорочки (себе купит, а потом мне дарит), приезжает ко мне, сама-то она из Нефтекамска, расчёску вот подарила…»

«Девочки, кому вынести горшок?» – слышу санитарку.

Хорошо, что я попала в травматологическое отделение и ХОЖУ. Кто когда-нибудь лежал и ходит в туалет в судно («горшок» – это уже оскорбление), меня понимает. Ходить на костылях здесь – привилегия.

Накрываюсь пледом с головой.

«Чернова, укол!» Одна рука выскальзывает из-под пледа и обнажает нужную медсестре «часть» тела.

Жалкие попытки поспать хотя бы до завтрака не увенчались успехом и сегодня. Кажется, я начинаю понимать, для чего в больнице придумали тихий час.

* * *

Лежу я в травматологическом отделении, в пятой палате. Здесь у меня три радости: великолепный врач, не очень серьёзная травма и муж, который скучает и приезжает два раза в день. К моему великому несчастью, в палате со мной три бабульки, которые рано ложатся спать и также рано просыпаются. Они любят учить меня, как мне нужно жить с мужем и когда рожать детей, что мне кушать, как разговаривать по телефону, много не читать, свет вечером не включать, окно не открывать, окно не закрывать, маму уважать. Да, самое главное: отдать этот плед обратно мужу и пусть он принесёт какое-нибудь плохое одеяло – нечего хорошее в больницу таскать. Ликбез по полной программе. На второй день я готова была выть и бежать из этой палаты.

Бабуля номер один. Тётя Нина. Громогласная, злая и мстительная. Она грозилась доползти (тётя Нина «не ходячая» – её сбила машина) и выключить свет сама, если его тут же не выключат. С одними санитарками она ругается, других – угощает соком, третьих никак не запомнит по имени. С нами она этакая грозная тётка, которая превращается в капризного ребёночка со страдальческим выражением лица и слезами на глазах («Плохо мне…») при появлении на пороге палаты её дочерей. Да, к тому же, тётя Нина жуткая матершинница. Причём, категорически этого не признаёт, ссылаясь на то, что не знает ни одного матерного слова.

Бабуля номер два. Тётя Дуся. Добрая, с чувством юмора, открытая и чувствительная. К ней толпой бегают внуки, дети, сёстры и братья. Операцию ей так и не сделали – поднялось давление, а это опасно для жизни. Тётя Дуся из всех «моих бабушек» самая мудрая. Умный отличается от мудрого тем, что всегда найдёт выход из сложившейся трудной ситуации, а мудрый в трудную ситуацию просто не попадёт. Так вот, тётя Нина – она умная, она выкрутится из любой ситуации (попросит прощения со слезами на глазах, накричит и обвинит, притворится миленькой бабулечкой и т. д.), а тётя Дуся не вмешается в склоки и пререкания, она промолчит, много улыбается и шутит, всегда пытается разрядить обстановку.

И, наконец, фрукт номер три. Тётя Оля. Или радиоприёмник, настроенный на радиостанцию «У меня всё хорошо: дочь хорошая, квартира хорошая, волосы хорошие (были), сорочки хорошие, расчёска хорошая…». Радиостанция иногда заедает и выдаёт одну и ту же информацию по восемь раз, но это ничего, ведь её давно никто не слушает, потому что все уже могут сами рассказать о хорошей жизни тёти Оли.

Когда я слушаю (или делаю вид, что слушаю) тётю Олю, я пытаюсь найти объяснение такому её поведению: может быть, женщина, прожившая много лет, хочет показать себе и людям, что прожила эту жизнь не зря, что всё у неё в жизни получилось, что она довольна своей жизнью.

Тётя Нина и тетя Дуся недолюбливают её, не слушают, может, завидуют даже. На рассказы тети Оли о дочери шипят: «своя рубаха ближе к телу». В принципе, я была с ними согласна. Кто же в больнице станет рассказывать о своих конфликтах или недомолвках с родными? Лучше уж похвалить своих, да к тому же не такие уж твои родственники и монстры. Жизнь есть жизнь, и выяснять отношения приходится всем, только с разной частотой.

Тётя Оля шесть лет назад похоронила мужа. Она рассказывала, что жила с ним душа в душу, даже в старости они сидели на лавочке и ворковали как молодые, а она была счастлива уже оттого, что он держал её руку в своей. «Сдохшая корова всегда с молоком была, – парировали бабульки. – Все с мужиками хорошо жили». Может быть и хорошо, только я никогда не слышала ни от тёти Дуси, ни от тёти Нины тёплых слов и воспоминаний о мужьях. Хотя, не все ведь любят рассказывать о себе.

Как-то к тёте Оле пришла женщина – уставшая и деловитая – она принялась расспрашивать её о здоровье.

– Принесла? – прервала её тётя Оля.

– Конечно, принесла.

«Сноха моя это была, девочки. Хорошая женщина, как сестра ко мне относится. Печéньки вот мне принесла. Я вам дам сейчас. Всем дам. Кушайте печеньки».

И тётя Оля, которой очень тяжело ходить (кроме как в туалет она вообще никуда не ходила) стала медленно подходить к каждой из нас и давать по две «печеньки».

«Да не надо, тёть Оль. Спасибо, я не хочу», – отнекивалась я от протянутых дешёвеньких «печенек». Не ем я это мучное сомнительного качества. Две мои «печеньки» пролежали на тумбочке до вечера, а перед сном я аккуратно положила их в пакетик для мусора.

* * *

– Лариса, а как сказать «реяльно» по-простому? – начала разговор тётя Оля утром следующего дня.

– Реáьно, наверное?

– Ну да, «реяльно». Это Путин так говорит. Я всегда его слушаю. Сейчас уже все грамотно говорят. И я учусь потихоньку. Так как?

– Реально – это значит по-настоящему, в действительности, подлинно.

– Да, нужно грамотно говорить, культурно. Я вот у врача спросила, на перевязку позвать его или нет. А он мне: «Не надо меня звать, меня пригласят». Стыд какой!.. Вот ведь как теперь: уже не зовут, а приглашают. Как бы мне, Лариса, выучить-то все эти новые, культурные слова?

Я смотрела на тётю Олю и думала, неужели она и правда считает, что врач поправил её, ведь он имел в виду, что ей не нужно беспокоиться о том, чтобы он был на перевязке – его пригласят, для этого здесь есть медперсонал.

– Оль, тебе сколько годов-то? – поднялась тётя Нина.

– А сколько дадите?

– Тьфу на тебя, бабка! Молодуха ты чё-ль?! «Скока дадите?» Тьфу!

– Зачем Вы, Нина, злитесь? Просто хочу знать, на сколько я выгляжу. Мне ведь никто моих годов не даёт – лет пять да скинут. Не то, чтобы хвастаюсь, но я ведь даже платки не ношу – беретки только у меня, гимнастику делаю. Повороты, знаете, как хорошо действуют? Вот так в одну сторону, потом в другую. Вы, ежели хотите, тоже делайте, я вас научу повороты-то делать. Енергично надо, резко, тогда польза будет.

– Тьфу!

Тётя Дуся промолчала.

Да, женщина – она всегда и в любом возрасте женщина. Если честно, мне было приятно смотреть на тётю Олю и эти её повороты (я ведь тоже для чего-то торчу в тренажёрном зале, бегаю раз в неделю в баню, бассейн и на массаж четвёртый год подряд). Я представляла, как тётя Оля проходит мимо соседских бабушек у своего подъезда в берете, кокетливо надетом чуть набок, и они с презрением (читай: с завистью) смотрят ей вслед.

– Бабка, у тя одна дочь, чё ли? – виновато начала разговор тётя Нина, поостыв.

Вопрос в точку. В те годы не рожали по одному ребёнку. И странно, к тёте Оле ещё никто, кроме «уставшей женщины» не приходил.

– Да нет, девочки. Ещё дочь у меня есть. Здесь, в Стерлитамаке живёт.

Ничего себе! Тётя Оля про неё даже ни разу и не сказала! Да к тому же, мама в больнице, а она ни разу не пришла. И живёт в Стерлитамаке.

– Внуки, чать, есть?

– Есть, а как же? Как без внуков-то? Вот Саша у меня милиционер, в институте отучился. Только девушку себе нашёл больно плохую: чёрная вся какая-то, волосы чёрные, одевается в чёрное. К чему ему такая? Сейчас девушки как одеваются – чистенько, ярко, аккуратненько – в троллейбусе аж залюбуешься! Мы ему сказали, чтоб её ноги у нас… А он… Так ведь все родственники от него отвернутся! Сейчас не понимает, а потом поздно будет… Родит она, и будет он всю жизнь платить алименты… Не понимает…

Оказалось, что не всё так уж хорошо в жизни этой женщины, и я не удержалась от нескромного вопроса.

– А дочка почему в больницу не приходит, тёть Оль?

– Болеет она. Нервы у неё.

– Так у тя две дочки, чё ль?

– Сын у меня ещё… был. Похоронила я его. Второго августа вот год был. Не могу я о нём говорить… Заплачу ещё…

Господи, второго августа! Да ведь второго августа тетя Оля раздавала нам свои «печеньки»! И я даже не прикоснулась к ним и сгребла их в мусор! Ком подкатил у меня к горлу, захотелось отвернуться и ни на кого не смотреть. Ведь можно же было догадаться! Ведь к ней приходила сноха! Сноха может быть, только если есть сын!

Так вот как они и живут, наши бабушки. Они живут одни, потому что смерть забрала мужей и даже сыновей. Каждый день эти мамы ждут в гости своих детей («Может, дочка из Нефтекамска сегодня приедет. Да нет, она работает. А может, и приедет…»). Они лежат в больницах и рассказывают, что всё у них хорошо. Они оправдывают своих внуков и детей, которые не приходят к ним по целым неделям. Они боятся, что мы не захотим даже поговорить с ними, они учат современный, «наш» язык, чтобы быть нам интересными, чтобы не отставать от стремительности лет. Вот так и бегут они вслед за уходящим поездом-жизнью, на ходу пытаясь одеваться не по-старушечьи, говорить по-современному, угождать детям похвалой, и кричат на бегу: «У меня всё хорошо!» А поздними вечерами, когда уже ушли все посетители, медсёстры сделали уколы, когда выключен свет и слышится чьё-то посапывание, в углу, на кровати тихо плачет старушка, к которой никто сегодня не пришёл…

В ту ночь плакала и я, осознав свою занятость только собой и своей жизнью. Тогда я поняла, как одинок по сути своей каждый человек и как мало на самом деле нужно для счастья человека – другой человек, который любит тебя, смотрит на тебя, слушает тебя и улыбается тебе. Вот и всё счастье.

Где-то в мире есть доктор, который помогает людям выйти из сильнейшей депрессии (такой, когда человеку ничего и никто уже не нужен, когда он потерял смысл жизни, самого себя и веру). Так вот, этот доктор выводит человека из депрессии всего за одну ночь очень необычным способом: он кладёт его живого в гроб и закапывает в землю на ночь. Человек всю ночь лежит в этом гробу. Эта самая длинная ночь в жизни человека, он несколько раз всерьёз думает, что про него забыли и не выкопают, он колотит в крышку гроба, кричит, плачет и хочет назад. Ему страшно в этом тесном ящике, в котором нельзя даже повернуться набок, у него затекла спина, ноги, руки, он потерял счёт времени, ему кажется, что он лежит здесь целую вечность и скоро к нему начнут заползать змеи и черви. И вот тогда, в ту самую минуту человек понимает: «Да что же это я делаю-то?! Да как же я живу? Жизнь-то проходит, да на что я её трачу?!» И человеку больше всего на свете хочется видеть и слышать своих вечно поучающих родителей. И человеку больше всего на свете хочется обнять свою вечно недовольную жену. Человеку больше всего на свете хочется почувствовать рядом другого человека. Когда утром этого человека выкапывают, он просто убегает домой. По дороге он видит, какое чудесное небо, как светло от солнца и как хорошо ходить, а не лежать. И никогда, никогда в жизни у него не будет больше депрессии, потому что он понял, что на самом деле он счастлив, просто раньше он не замечал этого.

Палата № 5 в моей жизни оказалась тем самым тесным ящичком, в котором понимаешь смысл жизни и начинаешь жить по-новому. Невероятно счастливо.

Лариса Чернова.

Copyright © 2001—2016 журнал «Новая Литература».

Предыдущая часть.

- Не заперто! - послышался из-за двери довольно приятный женский голос. Машинально поправив прическу, Ярослав открыл дверь.

- Можно? - просунув голову в кабинет, произнес он.

- Что - можно? - ответила девушка, сидящая спиной ко входу. Ее светлые волосы спускались по спине до самого стула, на котором она сидела, склонившись над ворохом каких-то бумаг и документов.

- Ну, в смысле, войти можно? - поправился Ярослав и, не дождавшись ответа, переступил через порог.

- Вы тогда так и говорите. Я ж не знаю, что вы там задумали у меня за спиной. Может вы с лопатой стоите и спрашиваете разрешение на то, чтобы опустить ее мне на голову. Я же спиной к вам сижу.

- А что, неужели сложно развернуть стол? - почесал Ярослав затылок, - тогда вы будете видеть всех, кто к вам заходит.

Девушка, впервые за все время разговора, обернулась, сразу вогнав в краску Ярослава. Нет, он не был забитым молчуном, но почему-то, в присутствии красивых представительниц женского пола, моментально превращался в деревянного Буратино, которому забыли просверлить рот. А девушка действительно была красива. Темные брови вразлет, из-под которых, обрамленные длинными ресницами, на него смотрели огромные ярко-голубые, слегка иронично прищуренные глаза.

- Замечательная мысль, молодой человек, - ответила девушка, - но я же не похожа на мужчину, верно?

- Угу... - каким-то внутренним голосом произнес, одеревеневший Ярослав.

- Поэтому мне сложно развернуть самостоятельно этот огромный стол.

- Так может это... - Ярослав протянул руку и, собственно, на этом его предложение и закончилось.

- Что?

- Ну... Помочь? - наконец выдавил он из себя.

Девушка внимательно осмотрела его с ног до головы и заинтересованно наклонила голову набок.

- Вы себя хорошо чувствуете? - сочувственно произнесла она, - как-то вы странноразговариваете... Может, чаю хотите?

- Нет, нет, - вытаращив глаза, замахал Ярослав руками, - чаю точно не хочу, спасибо.

- Как хотите, - пожала она плечами, - а вы, собственно, по какому вопросу?

- Стол подвинуть, - автоматически выдал Ярослав, - ой, то есть... На работу устроиться хотел.

- Председателем?

- Ну да.

- Ой, как замечательно, - расцвела девушка, - а у вас опыт есть?

- Нет, - мотнул головой Ярослав.

- Вот и хорошо. Как вас зовут?

Ярослав представился. Девушка снова повернулась к столу и, покопавшись в одном из ящиков, выудила оттуда небольшую табличку.

- У вас почерк красивый? - снова обратилась она к нему.

- Нет. Ну, как?.. Нормальный, в принципе. Раньше хуже был, - судя по обилию слов, которые выдал Ярослав на гора, его самообладание постепенно стало к нему возвращаться.

- Так красивый или нет?

- Нет, - покачал головой молодой человек.

- Ладно, - вздохнула девушка, - тогда я вам сама напишу ваше имя на табличке.

- Да я и сам могу... - опомнился Ярослав.

- Здрасти, - усмехнулась девушка, - вы ж говорите, что почерк некрасивый. Кто ж к вам тогда обратится, как к председателю, если у вас на кабинете будет написано ваше имя, как курица лапой?

- А что, это имеет значение? Я думал, что ценность такого кадра не в почерке совсем.

- Молодой человек, ну что вы говорите? - девушка покачала головой, - почерк - это очень важно. Нельзя быть председателем, и не иметь красивого почерка. Это некультурно. Поэтому вам придется уделить внимание этому моменту и научиться красиво писать. А пока, так уж и быть, я вам сама на табличке напишу ваше имя.

Волна праведного гнева снова стала накрывать Ярослава. Этот мир, хоть и казался ему похожим на наш, но все эти отличия, которые ему казались невероятно глупыми, уже начали его раздражать.

- Какая разница - какой почерк? - повысил он голос, - я понимаю еще, что, к примеру, галстук нужно надевать, рубашку... Но почерк...

- А зачем галстук? - в свою очередь, удивилась девушка, - вам нравится, когда вам что-то давит на шею? Вы начинаете меня пугать.

- Почему нравится? Совсем не нравится. Просто это... Это... Нужно так, в общем!

- Нет, галстук совсем не нужен, а красивый почерк - обязателен. Он сразу говорит о том, что этот человек уважительно относится к окружающим, о том, что он хорошо учился. Ему важно, что его указы прочитают, не ломая глаза. Он же председатель все-таки!

Ярослав хотел было возразить, но тут же осекся. А ведь, действительно, он терпеть не мог галстуки, но на своей прошлой работе ему постоянно приходилось их носить. И он никогда не задавался вопросом - а зачем они нужны? Ведь практической пользы от них было ноль. Здесь же были совсем другие правила. Здесь, занимая высокую должность, не нужно было носить галстук, но необходимо было иметь красивый почерк. Да, для человека из нашего мира, это звучало дико и глупо, но, если подумать, это было гораздо более логичным.

- А что, председатель все указы сам пишет? У вас... В смысле, здесь принтеров нет?

- А вы откуда к нам приехали? Вы же не местный? - прищурилась девушка.

- Я... - замялся Ярослав, но вспомнив Федоровича, тут же нашелся, - я из Краегорска.

- Ааа. Ну, понятно, - кивнула девушка, - в Краегорске всегда жили странные люди... Нет, указы у нас пишутся председателем самостоятельно и от руки. Иначе - кто поверит, что это он сам его придумал?

Ярослав решил не объяснять девушке значение печатей и подписей, но все же мысленно согласился с тем, что и такая идея имеет право на существование. И в ней даже есть логика.

- Ладно, с этим все ясно, - кивнул Ярослав, - а вы не могли бы, хотя бы в общих чертах, рассказать мне,чем я буду здесь заниматься?

- Конечно, - девушка отложила табличку и откинулась на спинку стула, - вы будете заниматься всем.

Ярослав, понадеявшись на долгий рассказ, успел только дойти до стула, на который он хотел присесть.

- И всё? - остановившись на полпути, спросил он.

- И всё, - утвердительно кивнула девушка, - а вы как думали? Вы председатель деревни или кто?

- Я пока еще никто, - улыбнулся парень, - скажите, а предыдущий куда делся?

- У него срок закончился. Теперь снова вором работает.

Ярослав слегка опешил, но, вспомнив рассказ Федоровича о местной системе наказаний, тут же пришел в себя.

- И как долго он здесь проработал?

- Ой, по-моему, что-то около трех лет, - вспомнила девушка, - он до этого воровал, но забыл продлить лицензию и попался. Ему присудили три года председателем. Ох и мучался он здесь... Раньше-то он только за себя ответственность нес, а здесь за всю деревню думать надо. Говорил, что похудел на девять килограммов. Зато теперь самый законопослушный вор в деревне. Недавно заходил, говорил, что повысить его собираются.

- Не украл хоть ничего? - засмеялся Ярослав, - или это он у вас принтеры спер?

Девушка одарила молодого человека суровым взглядом и покачала головой.

- Да уж... Говорили мне, что краегорские - того, - девушка многозначительно покрутила пальцем у виска, - но чтобы настолько... Его дедушка, между прочим, был заслуженным вором Закрайсветово. Даже грамота есть.

Ярослава снова стали раздражать эти глупые разговоры о глупых, на его взгляд, вещах. Заслуженный вор... Это было чем-то запредельным для его понимания. Где-то в глубине души он понимал, что даже в нашем мире есть много вещей, не поддающихся логическому объяснению. К примеру, человек, ворующий у вражеского государства сведения, презрительно называется шпионом, а точно такой же человек, занимающийся, по сути, тем же, но на благо своей страны, уже становится уважаемым разведчиком. Выходит, что и заслуженный вор - не такое уж и дикое понятие, особенно, если его деятельность направлена на улучшение жизни людей.

- Ну ясно, - отойдя от раздумий, произнес Ярослав, - не будем об этом. Вы мне мой кабинет не покажете?

- Так вы будете работать или нет? - слегка обиженным голосом спросила девушка.

- Ну, попробую, что ж делать, - развел руками Ярослав.

- Пробовать вы дома будете, а здесь работать нужно. Согласны или нет?

- Да согласен! - выпалил парень.

Девушка взяла со стола ключ и бросила Ярославу в руки.

- Следующая дверь налево, - холодным голосом проговорила она, - там ваш кабинет. Табличку занесу позже. Я - бухгалтер Закрайсветово, по всем вопросам, которые у вас будут возникать на начальном этапе, можете обращаться ко мне. Меня зовут Василина. Приятно познакомиться.

Произнеся этот информативный монолог, девушка отвернулась и снова склонилась над бумагами. Ярослав, немного постояв на месте и понаблюдав за недружелюбной, но чертовски красивой спиной бухгалтера, вышел из кабинета.

- Все-таки, все бухгалтеры одинаковые, - буркнул он себе под нос, подходя к следующей двери, - черт, я ж хотел ей стол развернуть!.. А, ну ее! Сама попросит. То же мне, королева. Слова лишнего не скажи... Я ж не понимаю,что тут у вас за дурдом творится, поэтому и спрашиваю.

С этими словами он вставил ключ в замок и открыл дверь.

(Продолжение следует...)

© ЧеширКо

Я помню, как она уходила. В тот день шел снег. Он падал на грязный асфальт и превращался в мокрую, серую грязь. Ветер заглушал слова. Впрочем, я ничего и не говорил. Просто стоял молча и смотрел ей вслед. Тогда мне казалось, что это навсегда. Что я никогда ее больше не увижу.

И ведь у нас не было поводов для расставания. Так бывает, что двое просто расходятся разными дорогами. Так случилось и тогда. Она уходила, медленно и грациозно ступая по мокрому и грязному асфальту, а я стоял и не знал, что мне делать. Где-то в глубине души я хотел, чтобы она остановилась, обернулась, подошла ко мне, взяла за руку и сказала: "Да что это мы, в самом деле? Я не хочу никуда уходить. Пойдем домой?". Мне бы очень этого хотелось, но этого не случилось. Она даже не обернулась. Просто скрылась за поворотом, оставив меня одного под этим мерзким снегом.

После нее у меня были другие девушки. Первая была очень красивой. Высокая блондинка со светлыми глазами, в которых можно было просто утонуть. Она была из интеллигентной семьи, что, конечно же, накладывало отпечаток на ее поведение. Я, обычный простой парень, чувствовал себя с ней неуютно. Она давила меня своим воспитанием, своим превосходством и своим высокомерием. С ней мне было очень сложно. Но за что я ей благодарен, так это за то, что она смогла хоть немного отвлечь меня от расставания с той, единственной, с которой я хотел быть всегда. Наши отношения продлились недолго.

Затем в моей жизни появилась другая. Даже не знаю, как так случилось, что наши пути пересеклись. Когда мы познакомились, она сидела на скамейке в парке в легком платьице и дрожала от холода. Скажу честно, мне просто стало ее жаль. Мы пошли в кафе и до самого вечера пили чай. С ней мне было легко, особенно на фоне моих предыдущих отношений. Она была простой и общительной девушкой. С ней я перестал быть ведомым, как это было раньше. Я заботился о ней и видел, как она расцветает на глазах, превращаясь из той замерзшей девушки, в очаровательную красавицу. С ней мы расстались по очень банальной причине. Я просто ее не любил.

После нее в мою жизнь ворвалась другая. Да, именно ворвалась. Эта страстная брюнетка закружила меня в череде каких-то приключений и праздников. Мне было весело и интересно. Дни и ночи напролет мы с ней где-то гуляли, куда-то спешили, с кем-то веселились... Море новых впечатлений и эмоций захлестнули меня с головой. Но потом я устал. Просто перенасытился, наверное, всеми этими приключениями. Я быстро привык к такой жизни, но так же быстро она мне и надоела. Вчера мы с ней расстались. Она ушла, презрительно хмыкнув на прощание и хлопнув дверью. Наверное, побежала на очередную вечеринку.

А сегодня... Сегодня я был дома, и мне не хотелось никуда идти. И вдруг, кто-то постучался в мою дверь. Мне очень не хотелось никого видеть, но потом я все же решился открыть. Мало ли, что там случилось?!

А на пороге стояла Она. Такая же красивая, какой я ее запомнил. Она улыбалась мне своей, слегка грустной улыбкой, и смотрела на меня своими очаровательными серо-зелеными глазами.

Сегодня ко мне вернулась Моя Любовь.

Моя Осень.

Надеюсь, что навсегда.

© ЧеширКо

- Доложите обстановку, - человек с генеральскими погонами откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на своего подчиненного, который стоял перед ним, вытянувшись по стойке смирно.

- Сэр, по вашему приказу мы организовали три кольца оцепления на удалении пятисот метров друг от друга. Еще одно кольцо блокирует все дороги и пути доступа на удалении пяти километров. Первое кольцо располагается по периметру в пятистах метрах от объекта. Произведены замеры радиоактивного излучения и электромагнитной активности. Всё в пределах нормы.

- Тяжелое вооружение подведено?

- Да, сэр. Все ваши приказы выполнены в точности.

- Я надеюсь, что информация об объекте еще не просочилась в прессу?

- Нет, сэр. Это исключено. Передислокацию техники и личного состава мы привязали к плановым учениям, поэтому это не вызовет никаких лишних вопросов.

- Отлично, - генерал кивнул и посмотрел в окно, наспех сооруженного

домика, в котором расположился оперативный штаб, - можете быть свободны, Смит.

Подчиненный, заученным движением повернулся на каблуках и зашагал к выходу. Уже в дверях, он, как-будто бы немного замялся и обернулся к генералу.

- Сэр...

- Что-то еще? - откликнулся тот.

- Да... Дело в том, что... Я не знаю как сказать. В общем, за последние сутки вокруг объекта замечена странная активность... Котов.

- Что значит - активность котов, Смит? - генерал заинтересованно посмотрел на подчиненного.

- Они просачиваются сквозь оцепление. Это началось еще вчера. Сами понимаете, никто их не останавливал, но... Но сегодня это приняло массовый характер. Коты стягиваются к объекту со всех округ.

- Что по этому поводу говорят ученые?

- Они в замешательстве и не могут объяснить это явление. Дело в том, что...

- Да что, Смит?! Не тяни.

- Дело в том, что их поведение похоже на то, что они чего-то ждут. Они не предпринимают никаких действий. Они просто сидят и смотрят на объект на некотором удалении от него. С каждым часом их все больше и больше.

- Черт возьми, почему вы не сказали об этом раньше? Едем!

Генерал вскочил со стула и пулей выскочил из кабинета.

***

Зависшую над землей тарелку было видно издалека. Она просто висела в воздухе, слегка покачиваясь. Внедорожник остановился у первого кольца оцепления и из него бодро выпрыгнул генерал. К нему тут же подошел человек в гражданской одежде и всколоченными волосами на голове.

- Профессор, что здесь происходит? - не дожидаясь приветствия, обратился к нему генерал.

- Сэр, я не знаю. Коты повсюду, - ошалелыми глазами вытаращился на него ученый, - они идут и идут. Когда их пытаешься остановить, они просто вырываются и все равно находят лазейки для прохода.

- Возможно, что это как-то связано с излучением или еще чем-нибудь? Профессор, черт возьми, вы ученый или я?

Ученый как-то сник от крика генерала и виновато уставился в землю, качая головой.

- Я не знаю... Все показатели в норме... И...

- Садитесь в автомобиль. Едем к объекту.

- Но, сэр! Это может быть опасным! Мы не знаем...

- Да вы, вообще, ни хрена не знаете. Садитесь быстрее!

***

Внедорожник остановился метрах в пятидесяти от тарелки. Дальше ехать было невозможно из-за котов, которые пестрым ковром покрыли всю поверхность земли перед объектом. Они молча сидели на траве и смотрели вверх. Тысячи разноцветных глаз обратились к зависшей тарелке. На появление людей они никак не отреагировали. Выпрыгнув из машины, генерал на секунду остановился, наградив неодобрительным взглядом ученого, который, слегка замешкавшись, пытался выбраться из автомобиля.

- Профессор, какого черта? Вы там застряли что ли?

- Это очень опасно, сэр... - продолжил свою мантру ученый, наконец-то выбравшись из салона.

- Закройте рот. Если вам страшно, вы можете взять любого котика и погладить его. Вам обязательно полегчает, - генерал презрительно покосился на ученого и повернулся к тарелке, - в крайнем случае, у меня есть рация.

- Сэр, вы даже не представляете... Вы не понимаете, что...

- Профессор, я же вам сказал - закройте рот. Иначе я сам вам его закрою, - генерал опустился на одно колено и внимательно посмотрел на стоящего рядом с ним, кота, - лучше потрудитесь объяснить, какого черта здесь нужно всей этой живности?

Ученый хотел снова возразить, но подняв голову, он так и замер с открытым ртом. Тарелка стала снижаться. Медленно покачиваясь, как-будто на веревочке, она спускалась к земле. Через минуту, коснувшись поверхности, она замерла.

- Сэр... - испуганно прошептал ученый.

- Профессор, я прожил свою жизнь не для того, чтобы в такой исторический момент наделать в штаны, - не отрывая взгляда от тарелки, проговорил генерал, - если вы не хотите стать первым человеком, который встретился с инопланетной цивилизацией, то можете подождать меня в машине.

С этими словами военный зашагал к объекту, аккуратно переступая через, сидящих на земле, котов. Ученому ничего не оставалось, как последовать за ним.

Остановившись в нескольких метрах от корабля, генерал оглянулся на ученого.

- Профессор, вы понимаете, что сейчас произойдет? - улыбнулся он. Его расширенные зрачки бегали из стороны в сторону.

Ученый был возбужден не меньше. Он, то и дело, потирал дрожащие руки и облизывал пересохшие губы.

- Я просто не могу себе представить...

- Не нужно представлять, профессор, - перебил его генерал, - мы вершим историю.

В этот момент из корабля послышались звуки. Сначала раздался механический скрежет, а затем от борта отделилось некое подобие трапа. Медленно опустившись на землю, он обнажил темный проход внутрь тарелки. Два человека замерли. Впрочем, как и коты, окружающие корабль. В воздухе повисла напряженная тишина.

- Сэр... - взволнованный ученый, не справившись с эмоциями, схватил генерала за плечо, - еще не поздно вызвать контактную группу.

Генерал собрался было что-то ответить, но не успел. Из темного проема корабля кто-то медленно выходил. На секунду закрыв глаза, пытаясь подавить внутреннее волнение, генерал медленно выдохнул и посмотрел на пришельца. Гримаса непонимания и удивления исказила его лицо до неузнаваемости.

Из тарелки выходил... Кот.

Да, он был гораздо больше обычных, земных котов, но в остальном это был обычный дворовой кот абсолютно белого цвета. Сойдя с трапа, он грациозным движением положил пушистый хвост на передние лапы, и сел на землю.

- Сэр, - ученый слегка подтолкнул генерала в спину, - нам нужно как-то его поприветствовать.

- Как вы себе это представляете? - не оборачиваясь, ответил генерал, - у меня нет с собой даже кусочка колбасы.

- Это пришелец, сэр! Мы должны наладить контакт.

Генерал ничего не ответил, но, подумав несколько секунд, шагнул к инопланетянину. Остановившись в двух шагах от него, он расправил плечи и, подняв правую руку, с растопыренной ладонью вверх, немного склонил голову.

- Я, от имени всех землян, приветствую вас на нашей планете. Мы - мирные существа, наша планета открыта для гостей. Мы...

Речь генерала прервалась на полуслове, когда он увидел, что мимо него, абсолютно не обращая на него внимания, к пришельцу подошел большой земной кот. Подойдя к нему вплотную, он аккуратно протянул лапу и дотронулся до инопланетянина. Белый пришелец, выждав несколько секунд, наклонился и прикоснулся своим носом к носу землянина. В повисшей тишине было слышно, как кот-пришелец... замурчал. Да, именно замурчал, как это делают все коты, когда им хорошо. И в этот момент вся кошачья масса, окружающая людей, поднялась на лапы. Кто-то мяукал, кто-то мурчал, они по одному подходили к пришельцу, а он дотрагивался своим розовым носом до каждого, как-будто приветствуя своих земных братьев.

***

Еще раз попытавшись наладить контакт, но так и не получив никакой ответной реакции, он и ученый вернулись к автомобилю. Оперевшись на капот, генерал, сложив руки на груди, издали смотрел на происходящее.

- Сэр, - профессор подошел к военному и заглянул ему в глаза, - нам нужно предпринять какие-то действия, понимаете? Нужно вызвать контактную группу, нужно что-то делать!

- Профессор, - генерал посмотрел на ученого тяжелым взглядом, - вы, видимо, не до конца осознаете то, что сейчас произошло.

- Именно поэтому я и хочу предпринять...

- Профессор, - повторил военный, - вы ничего не понимаете.

- Так объясните мне тогда! - повысил голос ученый.

- С тех пор, как человек начал изучение космоса, мы пытались найти в нем жизнь. Мы отправляли в космос спутники с информацией о себе. Мы раздавали во все стороны радиосигналы, крича о себе: "Мы здесь! Мы, люди, ждем вас!". Мы считали себя единственными представителями планеты. Единственными разумными представителями Земли. Мы провозгласили себя императорами этого куска камня. Мы искали жизнь, похожую на нас и нам даже в голову не могло придти, что где-то там существует форма жизни, отличающаяся от нашей.

- Подождите, форма жизни одинакова как у нас, так и у котов. Она основана на...

- К черту все эти ваши формулировки, профессор! Вы понимаете, о чем я говорю. Представьте, что начнется на планете, если обычные люди узнают о том, что к нам прилетели инопланетяне, и что они ни хрена не похожи на нас, и что они - чертовы коты? Это крах всех устоев. Оказывается, не мы хозяева планеты... Все начнется с религий. Вспомните хоть одну, где присутствует кот, как божество?

- Я помню, что в древнем Египте было что-то подобное, - неуверенно произнес ученый.

- Да, видимо эти чертовы египтяне были умнее нас с вами, - генерал ненадолго замолчал, - все начнется с религий. Люди поймут, что их все это время обманывали. Это приведет к невиданным волнениям в обществе. Если бы эти пришельцы были хоть немного похожи на людей, то можно было притянуть за уши любую религию и сказать, что все эти пророки, святые... Что все они были пришельцами, посетившими нашу планету. Но... Черт возьми, это коты! Я не видел ни одного Храма Кота. Вы видели?

- Нет.

- Дальше - больше. От нас потребуют информацию. Отчеты о контакте, записи переговоров... Что мы скажем людям? Что пришельцы общаются только с облезлыми кошками? Что мы для них - никто? Да этот кот даже не посмотрел на меня, когда я с ним разговаривал! Мы для них - обслуживающий персонал. И это максимум. Это будет величайшим позором человеческой цивилизации! Представьте, что начнется на Земле!

- Но, сэр... Мы можем еще раз попытаться установить контакт! - вскрикнул ученый, - мы можем попробовать выучить их язык!

- Почему же вы до сих пор не занимались этим? Как вы думаете, что им уже успели рассказать наши земные коты о нас? Что мы строим для них дома, что мы кормим их, что мы, в конце концов, убираем за ними дерьмо? И кто хозяин на этой планете? Человек? Нет, они скажут им, что мы - их рабы. А кто будет общаться с рабами? Завтра этот пришелец улетит и через месяц на Землю высадятся тысячи этих созданий, миллионы! Вряд ли они будут с нами бороться. Зачем воевать со своей прислугой? Но мы навсегда потеряем свою власть. Все наши концепции и догмы полетят в тартарары. Анархия, произвол, беспредел... Это станет началом конца человеческой цивилизации.

Генерал покачал головой, снял с ремня рацию и поднес ее к лицу.

- Всем, всем, всем! Боевая готовность - две минуты.

- Что вы задумали? - ученый подскочил к генералу, намереваясь выхватить из его рук рацию, но уперся в ствол пистолета, направленный ему прямо в лицо.

- Профессор, если вы хотите сдохнуть вместе с этими кошками, то я с удовольствием оставлю вас здесь. А лично я не хочу стать посмешищем для семи миллиардов людей. Ни одна кошка, ставшая свидетелем контакта, не выйдет отсюда живой.

С этими словами он открыл дверь внедорожника и уселся на водительское сидение. Ученый схватился за голову и, на негнущихся ногах, подошел к автомобилю.

- Вы не понимаете, что вы делаете, сэр... - забравшись в салон, выговорил ученый.

- Это вы ничего не понимаете, профессор. Я всего лишь спасаю наш мир, - включив первую передачу, ответил генерал, - подождем других.

- Других? А если другие будут похожи на... на черепах?

- Для черепах у нас тоже найдется пара сотен бронебойных снарядов, профессор, - оскалился военный и поднес рацию ко рту.

- Это ужасно... - прошептал ученый и, откинувшись на спинку сидения, закрыл глаза, - мир, в котором жажда власти затмевает здравомыслие, обречен на вечное забвение...

- Огонь! - крикнул в рацию генерал и до упора вдавил педаль газа.

© ЧеширКо

Парень вышел на перрон из здания вокзала и поставил тяжелую сумку на землю. Достав из кармана билет и, взглянув на часы, он облегченно выдохнул и принялся осматриваться в поисках свободной скамейки. В паре шагов от него стояла, как раз почти свободная. Почти - потому что на самом ее краю сидел старик и, оперевшись двумя руками на палочку, задумчиво смотрел на пути. Подхватив сумку, парень сделал пару шагов и плюхнулся на скамейку.

- Думал, что не успею, - скорее себе, чем кому-то, сказал он.

- А стоило ли так спешить? - старик повернулся к молодому человеку и посмотрел ему в глаза.

- Конечно, - усмехнулся парень, - билет-то оплачен. Не хотелось бы опоздать на поезд.

- А, ну да, - кивнул старик, - билет, действительно, оплачен... Далеко собрался?

- Далеко. На заработки еду.

Старик о чем-то снова задумался, но через минуту снова повернулся к молодому человеку.

- А почему тебя никто не провожает?

- Вчера проводили, - засмеялся парень и характерным движением почесал горло, - а вы куда едете?

- Я не еду, - покачал головой дед, - я встречаю.

- Родственника?

- Нет, пассажира одного, - уклончиво ответил старик, - просто пришел пораньше. Мне нравятся вокзалы, здесь особая атмосфера.

- Серьезно? - удивился парень, - лично для меня, что вокзалы, что рынки - это жуткие места. Устаешь очень сильно, как-будто силы кто-то высасывает.

- Каждому свое, - пожал плечами старик и ненадолго замолчал, - но все же здесь как-то по-особенному. Я люблю наблюдать за людьми... Их обычно провожает куча родственников. Обнимают, улыбаются, суют в карманы пирожки. Затем человек заходит в свой вагон и садится у окошка, чтобы помахать им на прощание рукой. Не знаю, кто придумал эту традицию, но все ее неуклонно выполняют. Вроде как он еще с ними. Сначала машет им рукой, потом пытается знаками показать, чтобы они уже шли домой, а они не уходят. Он же им не чужой человек, правильно? Вот и не уходят. Даже когда трогается состав, они еще долго идут за ним и машут вслед. А потом заканчивается перрон.

И он начинает осматривать своих соседей. Он еще не знает, кого судьба подсадила к нему в вагон. Если повезет, то среди них окажется парочка людей, которые не только окажутся ему по душе, но и он им тоже будет симпатичен. С ними он будет разговаривать больше всех, делиться своими припасами, обсуждать новости. В какие-то моменты они будут ему надоедать, и он будет залазить на свою полку и молча смотреть в окно, за которым проносится жизнь. Потом человеку снова станет скучно и он, соскочив с полки, опять пойдет к ним. В редких случаях, с ними можно будет доехать до самого конца пути... Ах, да. В его вагоне обязательно будут люди, которые будут его раздражать. И нужно быть готовым к тому, что таких будет большинство. Впрочем, к нему они тоже не будут испытывать особой симпатии. Поэтому придется терпеть их присутствие. Это обычная жизнь. Одни и те же лица, разговоры, полка, окно...

Но иногда судьба будет подкидывать этому человеку подарки в виде остановок. Ох уж эти остановки! Они очень короткие, но сколько эмоций! Он выходит из вагона, смотрит на незнакомых ему людей, дышит полной грудью, разминает затекшие мышцы... В эти моменты ему кажется, что он живет по-настоящему. И окружающий мир перестает быть расплывчатым, как в окошке вагона. Он приобретает цвета, краски и резкость. Но потом звучит гудок и человек снова запрыгивает в свой опостылевший вагон. И те люди, которые его так раздражали до этого, становятся еще более невыносимыми. Он снова лезет на полку и смотрит сквозь стекло на перрон. Туда, где люди живут, где они могут делать все, что им хочется. Они не ограничены стенками вагона. Он смотрит на них с завистью, с надеждой, что когда-нибудь и он сможет так. Ему в голову даже может придти мысль о том, что неплохо было бы просто вот взять сейчас, выбежать из вагона и остаться там навсегда. И пусть катится к чертям этот поезд со всеми его пассажирами... Но нет. Нельзя. Билет, ведь, оплачен. Состав трогается и яркие вывески и веселые лица сменяются унылым осенним пейзажем. Он снова идет к своим друзьям, чтобы доесть курицу и развлечь себя партией в дурака.

А потом наступает момент, когда друзья начинают уходить. Каждый на своей станции. Это грустный момент. Они долго прощаются, улыбаются и ободряюще хлопают друг друга по плечу, но в груди предательски сжимается какой-то комок. Они уходят навсегда. Сначала один, потом другой. И человек остается совсем один. Пытается заговорить с другими людьми, но понимает, что они - другие, не такие, как те. С ними не так интересно и даже в дурака они играют хуже. И он снова идет к своему окну. А что еще ему остается?

И в этот момент человек понимает, что устал. Устал мчаться куда-то на всех парах, проезжая леса и поля, оставляя позади мосты и развилки. И снова начинает вспоминать те перроны на остановках. Там, где играет музыка, улыбаются люди... Но уже поздно. До его пункта назначения осталось совсем немного. А потом состав замедляется, тормозит потихоньку и он понимает, что все... Приехал. Начинает судорожно собирать свои вещи, но его не покидает мысль: "А не забыл ли я что-то? Все ли вещи я собрал?". Эта мысль не отпустит его до самого выхода. Затем скрип тормозов и всё. С вещами на выход. А там его уже ждут...

- Это вы, конечно, интересно рассказали, - парень посмотрел на часы и, взявшись за ручки сумки, встал со скамейки, - но мне пора уже.

Не успел он договорить и сделать пару шагов, как вдалеке раздались крики. Резко обернувшись, он увидел, что метрах в пятидесяти что-то происходит. Люди столпились вокруг, лежащего на земле мужчины, и что-то бурно обсуждали.

- Врача! Есть здесь врач? Человеку плохо! Вызовите кто-нибудь скорую! - истошно верещала женщина, наклонившись над мужчиной.

- А вот и мой пассажир приехал, - оживился старик и, оперевшись на палочку, поднялся со скамейки.

- Кто? Тот мужчина? Может помочь чем? - взволнованно спросил молодой человек.

- Ты иди, парень, иди, - хитро улыбнувшись, произнес старик, - без тебя разберусь. Опоздаешь еще на поезд, а билет-то оплачен.

- Да, но там же...

- Иди, - каким-то изменившимся голосом, произнес старик, и посмотрел парню прямо в глаза. На секунду ему показалось, что зрачки приобрели красноватый оттенок, но тут же снова стали прежними - выцветшими и немного усталыми, - счастливого тебе пути. И не забывай выходить на остановках. Не так уж их и много в этой жизни.

Старик развернулся и медленно направился к скоплению людей.

© ЧеширКо

Тусклый свет проникал в палату с внутреннего двора больницы, в центре которого стоял одинокий фонарный столб, освещающий это, не самое приятное место. Мужчина на койке вздохнул и перевел взгляд на дверь, которая в этот момент тихо скрипнула и приоткрылась. На пороге возник силуэт. В полумраке было сложно различить его черты лица, но было видно, что он был одет в темный классический костюм, а на плечи был небрежно наброшен белый халат. Окинув взглядом палату, он подошел к больному и присел на стоящий рядом стул.

- Александр? - гость вопросительно посмотрел на мужчину.

- Да, а вы кто?

- Исполнитель, - мужчина достал из внутреннего кармана небольшую записную книжку и карандаш.

- Исполнитель чего? - напрягся больной.

- Исполнитель последних желаний, - сдержанно ответил гость, хотя по его реакции было видно, что подобный диалог он уже слышал не один раз.

- А... А зачем вы пришли? Еще и ночью? И почему последних? Как-то неприятно звучит.

- Приходить к людям - моя обязанность, - терпеливо ответил гость, - время визита, к сожалению, выбирать не могу, так как оно строго регламентировано - ровно за час до смерти. В процессе нашего разговора вы сможете отказаться от моих услуг, но я рекомендую ими воспользоваться, так как они абсолютно безвозмездны. Скажем так, это небольшая компенсация за некоторые неудобства, которые возникают при переходе.

- Подождите, вы сказали - за час до смерти? Я умру что ли?

- Ну да, - пожал плечами Исполнитель, - через час.

- Откуда вы это знаете?

Гость вздохнул и посмотрел в окно. Через некоторое время он снова повернулся к больному.

- Так получилось, что я владею этой информацией. Вас устроит такой ответ?

- Ну... Как бы... - растерялся Александр.

- Именно стандартной реакцией на мое появление и обусловлено время, которое отводится на общение. За один час люди, как правило, принимают действительность и успевают воспользоваться моими услугами.

Александр попытался присесть на койке, но, поморщившись от боли, снова упал на подушку.

- Впрочем, с моим диагнозом, глупо вам не верить, - вздохнул он, - так что там у вас за услуги?

- Услуга последнего желания, - обрадовавшись тому, что не придется тратить время на ненужные объяснения, заговорил Исполнитель, - все просто. Вы говорите мне, что бы вы хотели получить, я вам это предоставляю. Постарайтесь сформулировать его как можно точнее. Так, чтобы не оставалось места для различных трактовок. Как я уже говорил, услуга абсолютно безвозмездна.

- Всё, что угодно? - улыбнулся Александр, - прям вот всё, что захочу? И вы это исполните?

- Да, - кивнул гость и открыл записную книжку.

- Ого... Надо подумать.

- У вас есть час, - Исполнитель посмотрел на свои наручные часы, - точнее, пятьдесят две минуты.

Александр заерзал, пытаясь устроиться поудобнее.

- А что обычно заказывают?

- Абсолютно разные вещи. От сигареты до... - гость задумался, - до других материальных и нематериальных ценностей.

- Материальных? - усмехнулся Александр, - зачем они нужны за час до смерти?

- Интересная постановка вопроса, - хмыкнул гость, - а за неделю до смерти они нужны? Как вы считаете?

- Думаю, что тоже нет, - покачал головой больной.

- А за двадцать лет?

- Конечно. Двадцать лет - это довольно долгий срок и хочется прожить его, скажем так, не бедствуя.

- В таком случае, у меня встречный вопрос, - Исполнитель облокотился на спинку стула, - за какой период времени до смерти, материальные ценности теряют свое значение для человека? В какой момент это происходит?

Александр почесал затылок и ненадолго замолчал.

- Не знаю даже.

- А я знаю, - сказал мужчина, - ровно в тот момент, когда человек узнаёт свою Дату. Даже если до нее еще несколько лет. Почему-то всех сразу перестают интересовать деньги и другие человеческие игрушки. Я думаю, что если бы люди при рождении знали свою дату смерти, то они бы по-другому относились к ним. Кстати, осталось сорок шесть минут.

Александр потер ладони и уставился в потолок.

- Чего же мне хочется? - заговорил он вслух, - может быть, деньги? Столько, сколько нужно на лечение. А можно деньги?

- Можно, - равнодушно пожал плечами Исполнитель, - ваш выбор неограничен.

- Хотя... - махнул рукой Александр, - мне они все равно уже не помогут. Кстати, а можно загадать, чтобы я не умер?

- Самый распространенный вопрос, - хмыкнул мужчина, - ваша смерть является единственным условием выполнения желания. Я просто физически не смогу его выполнить, если вы не умрете.

- А, ну понятно, - закивал больной, - получается, что для того, чтобы вы смогли выполнить желание, я, в любом случае, должен склеить ласты, да?

- Все верно. Замкнутый круг.

Александр снова уставился в потолок.

- Если бы я знал о вас раньше, я бы подготовился, - улыбнулся Александр, - оказывается, это очень сложно - сказать, чего я хочу за полчаса до смерти.

- За тридцать шесть минут, - поправил его Исполнитель.

- Да, спасибо, что вы не даете мне об этом забыть, - больной поморщился и перевернулся на бок, - так... Надо собраться. Что мне нужно? - на несколько минут в палате повисла тишина, - да ничего не нужно, черт возьми! Я сдохну через несколько минут, а вы спрашиваете меня - чего я хочу!

- Вы отказываетесь от моих услуг? - оживился мужчина.

- Нет, нет, подождите. Просто это очень сложно, понимаете?

- Не понимаю, - покачал головой Исполнитель, - как можно понять то, что вы всю жизнь ноете о том, чего вам не хватает, а когда я предлагаю вам это дать, вы сразу делаете удивленное лицо?

- Может быть, потому что вы предагаете это, мягко говоря, несвоевременно?

- А, ну да. Теперь вы хотите обвинить меня в том, что я решил безвозмездно помочь вам, но сделал это не вовремя? - мужчина сложил руки на груди, - впрочем, это в вашем стиле... Я не удивлен. Двадцать семь минут.

- Да если я даже загадаю свое желание прямо сейчас, я все равно не успею им воспользоваться! - возмутился Александр, - какая польза мне от ваших предложений?

- Это ваше право. Вы отказываетесь?

- Нет.

Александр задумался. В палате повисла гнетущая тишина. Брови больного сдвинулись и между ними пробежала глубокая морщина. Мысли роились в его голове. Но ни одна не казалась ему верной.

- Итак, пять минут, - мужчина открыл блокнот и посмотрел на Александра.

- Да что ж вы меня мучаете? - возмутился больной, - как можно придумать что-то в таких условиях?

- Скажите уже что-нибудь. Времени совсем мало.

- Что-нибудь? Хорошо. Я хочу торт.

- Торт? - бровь мужчины приподнялась от удивления.

- Да. Большой такой, вкусный торт, - как-то обиженно произнес больной, - я очень люблю сладкое, но последние несколько лет мне нельзя было его есть. Раз уж помирать, то с музыкой. И тортом.

- Ну, что ж... Торт, так торт, - мужчина подошел к окну и записал пожелание в блокнот, - странное желание, но, как говорится, это закон, - Исполнитель наклонился над Александром, - я записал ваше желание. На этом вынужден откланяться. Скоро за вами придут, поэтому не переживайте, все будет хорошо. До свидания!

С этими словами он направился к выходу из палаты.

- А... А торт?

- Я же сказал, что записал ваше желание, - мужчина остановился у двери и обернулся. Он хотел еще что-то добавить к своим словам, но, посмотрев на застывшее лицо Александра, тихо открыл дверь и молча вышел наружу.

***

На детской площадке было шумно и многолюдно. Мальчик подбежал к, сидящей на скамейке, маме и протянул ей большую картонную коробку.

- Это еще что такое? - нахмурилась мать.

- Мам, смотри, что мне дядя подарил.

- Какой еще дядя? - женщина встревоженно оглянулась вокруг.

- Не знаю, - пожал плечами мальчик, - сказал, что знает, что у меня завтра день рождения и подарил целый торт!

- А где он? Где этот дядя?

- Ушел уже. Туда, - мальчик махнул рукой в сторону выхода из двора, - мам, пойдем есть торт! Смотри, какой он вкусный!

- Да подожди ты со своим тортом, - грозно одернула его мать, - что он еще сказал?

- Еще сказал, чтобы я в следующий раз лучше готовился.

- К чему?

- Не знаю. Наверное, к урокам.

Мальчик схватил растерянную женщину за руку и потянул ее в сторону дома.

***

Мужчина посмотрел на радостного мальчика, со всех ног бегущего к своей маме и, пожав плечами, свернул за угол дома.

- Какое же это было глупое и неинтересное желание, - произнес Исполнитель, вырвал из блокнота листок и, скомкав его, положил в карман, - надеюсь, что он не загадает то же самое в следующий раз, через... - мужчина перевел взгляд на часы, - через шестьдесят два года.

© ЧеширКо