OtecOnan

Красный фаллос (The Red Phallus), 2018
Жанр: драма
Страны: Бутан, Германия, Непал
Режиссёр: Tashi Gyeltshen
В главных ролях: Tshering Euden, Dorji Gyeltshen, Singye.
Длительность: 85 мин.
Скачали с торента: 2727 раз! Я уже в ахуе. А ты, мой юный любитель бутанского кино? То-то же. Но не ссы, я всё тебе расскажу.
( и, кстати, читать это всё нужно непременно с прищепкой на носу, потому что здесь дело серьёзное).

Краткая аннотация:
Где-то в отдалённом селении живёт 16-летняя Сангай. Её отец строгает из дерева фаллосы, отпугивающие злых духов, и под клоунской маской веселит базарную публику. Сама Сангай всё ещё учится в шестом классе, хотя должна быть уже в десятом, и крутит роман с женатым мужчиной.


Фиолетово-лиловый,
Розовый и покрасней,
Все они всплывают снова,
В женской памяти моей.
Мои хуи.
Мои хуи.
Мои хуи.
Мои хуи.
гр. Ленинград "мои хуи"

Начинается фильм практически как История про Красную Шапочку. Вот, мол, Красная Шапочка, пойди отнеси бабушке пирожки. Только не пирожки, а деревянные хуи и не бабушке, а некой тётушке, и не Красная Шапочка,а Сангай, чтобы та тётушка этими хуями могла освятить свой новый дом. Злые духи сразу толпой пойдут нахуй и все будут счастливы.

А девочка к тому же отсталая. Лет ей аж шИшнадцать, а учится она только в шестом классе. Да, такой только хуи носить по окрестностям. Но при этом у девочки есть ебаришко. Взрослый и женатый.

Отец девочки, практически Папа Карло, денно и нощно строгает дилдо. Тяжёлая работа, ответственная. Дилдаков у него как говна за баней или как говорят у них в Бутане - хуев как дров. Отец постоянно пиздит на дочь, что она тупая и что даже такую ответственную работу как доставку хуев ей доверить нельзя. Как в прошлый раз, дал ей два, она один сломала, второй потеряла. А ещё, что дочь рукожопая, посуду бьёт, не напасёшься. Ладно бы хуи ломала, тех дохуя, простите за тавтологию, а то тарелки - дефицит. А отсталая нарочно тарелки бьёт. И руки не моет опять-таки, а ведь отец ей постоянно говорит :"мой руки, после того как ты уронила что-то, чтобы смыть свои плохие привычки". Великие слова. Запомни их, мой юный читатель.

Дальше мы видим Сангай, которая сидит на пригорке и ждёт своего парня. Её парень тракторист. И не надо здесь шутки про триста. Это вам не Горный Алтай, а Бутан. Парень подсаживается к Сангай и они разговаривают о том, что неплохо бы уехать в большой город, хотя бы в Урюпинск. На что Сангай отвечает, что она кроме доставки хуёв ничего больше не умеет. А парень наоборот расхваливает себя, какой он работяга. Ну или на худой конец, он всегда может пойти в Яндекс такси. Парень злится, что Сангай постоянно ноет. А он хочет свалить от своей семьи, от двоих детей и жены алкоголички, и начать новую жизнь. (Вот сейчас можете скачать "триста"). И вообще, говорит он, я- мужик, а ты только и делаешь, что ноешь, что ты не мужик, то есть баба, тьфу, запутался, короче.

В следующем эпизоде мы видим кабинет директора школы. В кабинете Сангай и её отец. Директор отчитывает Сангай, почему ты такая тупая, говорит он. Все твои ровесницы уже в девятом классе, а ты до сих пор в шестом. И сливает отцу информацию насчёт хахаля Сангай. Что хахаль из плохого рода мясников и вообще у него двое детей и жена-алкоголичка.

Потом мы видим как Сангай садится на автобус и уебывает через перевал Дятлова. Наверное.. Хотя на самом деле она едет из школы домой.

А ейный батя приходит к хахалю трактористу и учиняет разборки. На что тракторист просто посылает батю Сангай нахернахер и говорит, что кроме как строгать пенисы из дерева, тот более не на что не способен. Иди нахер, иди нахер, иди нахер, отЭц. И уже в догонку хахаль выпаливает отцу Сангай, что ебал его дочь. Прямо так и говорит - да я ебал. Хотя, скорее всего не ебал.

Дальше снова знакомый пригорок, на котором сидят Сангай и тракторист. Они спорят. В итоге тракторист заваливает Сангай и насилует. Уходя он говорит: "Бате своему расскажи, что переспала с мясником".
Ближе к финалу картины мы снова видим Сангай и тракториста. Тракторист учит девочку жизни и постепенно накаляет её. В итоге Сангай хватает папин хуй, деревянный, и бьёт тракториста по ебалу. Долго бьёт. Убивает тракториста нахуй, папиным хуем.
Дальше идёт долгий план, показывающий как Сангай идёт по склону горы домой. Дома она открывает сундук, в котором ейный батя хранит свою хуёвую Красную маску. Потом она идёт в батину мастерскую и расшвыривает хуи. Закончив с расшвыриванием, Сангай берёт тесак и начинает рубить хуи. Прям как краковскую колбасу на шманделки. Ужас. Бутанский ад и пакистан.

Затем вы видим комнату с кучей порубленных не в чем не повинных хуёв и со стороны по полу течёт кровь. Кровь течёт и пропитывает один из хуёв, ещё не крашеный. Фалос становится красным. Такая вот аллегория.

Утром хуевый батя пришёл домой. Он всю ночь тусил в монастыре, готовился к своему лицедейству и плясками с хуями на праздник. Открывает батя дверь и всё. Мы видим только его Красную маску. А дальше думайте сами, решайте сами....

А ещё в фильме красивая природа, практически как в Горном Алтае, в котором я никогда не был. Но думаю, там именно так. Только без Сангай и её хуевого папаши.

На этом своё, да и ваше знакомство с бутанским кинематографом я заканчиваю. И не вздумайте смотреть. Только одни и под одеялом.

Например, ты былинный богатырь. Огромный, косая сажень в плечах, борода лопатой и испепеляющий взгляд. Но это всё поверхностное. Для тех кто ничего не смыслит. А внутри, ты маленький серый котик, ни в попу, ни в ротик. Вот такой. А снаружи богатырь, а внутри котик. И как с этим жить? Хуй знает.

А ещё вас таких долбоебов три штуки. Ну потому что богатырей априори три штуки. И каждый снаружи невъебенно огромен, с бородищей и взглядом. А внутри, сука, три маленьких сереньких котика, ага, ни в попу, ни в ротик. Три штуки. Такая хуйня, Шекспир и племянники.

И всё, сказка зашла в тупик. Дети вахуе, плачут, сиську просят, не спят. Соседи долбят по батарее, мол, какого хуя ваши сраные дети не спят, плачут и сиську просят в двенадцать, сука, ночи?! Дайте этим маленьким гондонам сиську и пусть они уже наконец заткнутся, потому что не слышно турецкий сериал, триста тридцать третью серию.

А сказка она всегда для чего — для полезного вывода. Жили-были, но в рот не брала, например, или один раз не пидорас. Такие вот выводы. Но дети они глупые и наивные, поэтому им всё нужно упрощать.

Вот и про богатырей тоже. Три огромных, как гориллы, детины, но с комплексами и оговорками по Фрейду. Нет, такая хуйня хуже пареной репы. И дети из-за этого не спят и соседи вахуе. И турецкий султан ибняегоротебалсулейманвосьмой в триста тридцать третьей серии наконец признался, что он гей. Вах, блядь.

Так вот, чтобы уже разобраться с этой поебенью, дети получают угрозы и пиздуют спать по холодку; соседи получают азбукой Морзе по батарее: пошливынахуйпидорасывонючие. Богатыри получают реабилитацию. Маленькие серые котята получают одно большое ведро с водой, в котором их благополучно топят.

Все удовлетворены до соплей. А что ещё надо.

Чайный гриб осуждающе смотрел на меня из своего убежища. Сквозь мутное стекло трехлитровой банки едва ли можно было различить черты его обитателя. Я взял её двумя руками и стал жадно пить. Пил до того момента, пока мои губы не поцеловали того, кто был хозяином этого спасительного сосуда. Когда я почувствовал поцелуй, тошнота столь быстро подошла к горлу, что всё выпитое только что и выпитое накануне вечером, я выпустил из себя, словно запертого джина, в банку, при этом всё ещё продолжая крепко держаться за неё как за единственное спасение.

Когда рвотные позывы закончились, я вытер рот тыльной стороной ладони и заглянул внутрь. Её обитателя не было видно. Сверху плавала всякая бурда и муть. Запах стоял отвратительный, который щекотал мне нос, отчего снова захотелось блевать. Я сдержался. Отпустил банку, на которой остались мои кривые отпечатки. Таким образом, я похоронил своего единственного друга под слоем дешёвого шмурдяка.

Банка источала жуткую вонь и мне пришлось с ней что-то делать. Я положил её в пакет и понёс из квартиры, чтобы избавиться от мучений.

Возле подъезда меня жестом остановили две постоялицы нашего дома. Перегородив мне дорогу костылями, они стали выпытывать, что в пакете. Я достал банку и они разом выпросили её у меня. "Чайный гриб нельзя выкидывать", - в унисон прошипели старые ведьмы. Я вернулся обратно в квартиру, а гриб перекочевал на новое место жительства.

Через несколько дней обе старухи скоропостижно скончались. Похороны были скромными, но наливали за упокой души вполне по-божески. Прощание родственники старух решили сделать экономное и поставили два гроба в одной квартире, заранее обговорив детали. Я тоже пришёл проститься и увидел столе в комнате с покойницами мою банку. Всё лишнее из неё было удалено, а её хозяин смотрел на меня сквозь стекло своим непроницаемым взглядом. После поминок, родственники старух стали раздавать всякое старьё по соседям. Видя, как я косился на банку, они буквально силой всучили её мне. Мол, гриб - живое существо, ему уход нужен, и компания.

Так он вернуся обратно. Конечно, никакого особого ухода и до того за ним не было, но теперь я стал присматриваться, а вдруг он и правда живое существо. Гриб в ответ присматривался ко мне. Сквозь мутное круговое остекление его жилища мне чудились очертания лица: глаза, нос, рот. Постепенно я стал думать, что он хочет и меня погубить, как тех старух. Задумав избавиться от чего-то, всегда нужно доводить дело до конца. Я схватил банку и выбежал с ней на балкон. Не мешкая, с размахом я швырнул ненавистное существо вниз. Раздался небольшой взрыв и я увидел, как на асфальте в осколках битого стекла трепыхается живой человеческий мозг. Немедля я стал ощупывать свою голову, дёрнул за волосы и голова моя раскрылась как шкатулка.
Внутри не было ничего.

Раньше у меня всё было: руки, ноги, голова на плечах и, самое главное, желание всем этим пользоваться во благо. Теперь же у меня есть артрит, анемия кончиков пальцев и постоянные головные боли, но это сугубо с похмелья, а оно, сука, через день. Но про раньше:
Окончив школу с деревянной медалью, Родина распределила меня, не больше -не меньше, в ПТУ. Чтобы я получил наиважнейшую из профессий - слесарь-ремонтник. Был я тогда молод, хорош собой и ленив. Казалось, что жизнь - это открытая книга. Школа, ПТУ, армия, завод, смерть. Прекрасно же. А главное, предсказуемо. И даже думать не надо. Всё уже додумано за нас. Вперед!

Но я всё ещё был молод, хорош собой и ленив, как тюлень. Поэтому идти "вперёд" по заранее оговоренному сценарию не собирался. Школу я, конечно, закончил. И учителя, все разом, как только мне был вручен аттестат, вышли на порог, чтобы перекреститься. Да, вот так, я смог в государстве, идущем семимильными шагами в сторону коммунизма, посеять зерно православной веры, яростно отрицаемой всеми мощами Владимира Ильича. "Слава богу выпиздили",- выдохнула завуч Инесса Арнольдовна, женщина-коммунист, член партии с 1937 года, когда она одним росчерком пера сдала всю свою семью за укрывательство зерна чекистам.

Я подал документы в ПТУ.

- Значит, хочешь быть слесарем?- спросил меня седой старик, принимая у меня аттестат и заявление.

- Не уверен, - вяло ответил я.

- Ничего, втянешься,- поставил он точку в моей судьбе.
В ПТУ было скучно.
Быдловатые его абитуриенты постигали азы верчения и кручения гаек и прочих деталей и нормалей. Мне было глубоко наплевать и на первое и на второе. Занятия я посещал не часто. Знакомства не заводил. Учеба шла вяло, как шизофрения. Впрочем, все всё понимали и просрать диплом ПТУ - нужно было ещё постараться. И, да, я очень старался, увы, не вышло. Я стал дипломированным слесарем-ремонтником. Родина в очередной раз ткнула меня носом в собственное ущемленое его. Мол, не пизди, сынок, без сопливых разберёмся.

На горизонте корячилась армия. Два года в кирзовых сапогах, борьба с уставом и вшами, пиздюля на завтрак, обед и ужин и дембельский альбом. А дома девки с дойками...

Не долго музыка играла, выпускников ПТУ загребали сразу же. С такой профессией была одна дорога - автомобильные войска. А это значит, что ближайшие два года из мазута и соляры и носа не высунуть. Жопа.

Почему-то, совершенно не веря ни в приметы, ни в иные предсказания, пока всё сбывалось. Коммунистический оракул, он же отрывной настенный календарь, проводил меня в армию, а затем точно такой же, отдал мне последнюю честь и выпроводил за КПП, которое я тут же обоссал. На память. Ефрейтор вышел на свободу, где же те самые обещанные девки с дойками?! Где-где - в Караганде.

Дома меня не особо ждали. Страна трещала по швам, как отцовские штаны. Все только и делали, что пили и поминали прошлое. Про будущее и думать было страшно. Какое-то время я тоже пил, но в отличие от большинства, думал только о будущем. Мне оно казалось не сказочным миражом, а настоящей маной небесной, где не будет заранее известного сценария, не будет постных серых рож. Допив последнюю каплю, кинув крайнюю палку очередной девке с дойками (хотя бы это было как обещано), я шагнул в новую жизнь, от которой пока ещё пахло портянками, заводскими проходными и кислой махоркой.

В поисках себя я потратил ни один месяц, а может и год. Я не считал. Время - баблгам. Работу я менял чуть ли ни по два раза в месяц. Меня кидали, я наебывал. Меня пиздили, я поджигал павильоны своих обидчиков. Главное, что это был только мой осознанный выбор. Однажды, меня вывезли в лесопосадку, наставили стволы и сказали: "копай".

- Лопату дайте,- выразил я своё недовольство.

- Дерзкий,- ответил мне один из "лысых".- В бригаду к нам пойдёшь?

Пораскинув остатками мозгов, я не стал отказываться от столь заманчивого предложения.В бригаде я был последним человеком, подай-принеси. Но надежд на карьерный рост не терял. Когда, за довольно короткий срок, грохнули одного за другим моих старших, оказалось, что никто из оставшихся совершенно не хочет брать бразды правления стадом на себя. Это был мой шанс.

- Теперь я буду старшим,- выдвинул я свою кандидатуру, которую единогласно поддержали остатки бригады.

Но, не успел я надеть воображаемую корону, как нагрянул ОМОН, прокуратура и ещё какие-то люди в штатском. Как гром среди ясного неба прозвучала команда: "всем лежать мордой в пол", а затем вопрос: "кто старший". Старшим я стал ровно пять минут назад.

Как организатору ОПГ мне впаяли двадцать лет строгого режима. На суде я вел себя достойно, вину признал. За это мне добавили ещё несколько висяков, в благодарность так сказать. И из зала суда я отчалил далеко на север. Кругом тайга, а дикие медведи ... выстукивал столыпинский вагон. Урки были грустны, хотелось курить и опускать петухов. Но не было ни курева, ни опущенных. Скука смертная. Везли нас недели две, постоянно дожидаясь своей очереди на станциях, нас то отцепляли, то прицепляли к очередному составу. Наконец, зона!

На зоне меня встретили хорошо. Статьи уважаемые. Молодой, а уже организатор ОПГ! Солидно. Объяснили, что сотрудничать с администрацией - западло, работать в зоне - западло и прочие нехитрые житейские премудрости. В общем, жить можно.

Пока я топтал зону, снаружи колючей проволоки многое изменилось. Новости со свободы до нас доходили с большим опозданием и каждый раз мы впитывали их в себя с большой надеждой на светлое будущее и гороховый суп на обед. И вот, в конце девяностых, пришел список на помилование от сильно пьющего и давно уставшего от жизни президента одной шестой суши. И, о чудо, я был в этом списке.

Выйдя на свободу с чистой совестью, я ощутил себя лишним. Мир очень изменился. Бывшие бандиты стали законными бизнесменами, спортивные костюмы сменились на костюмы тройки от Армани и Версаче. Бывший зек, организатор ОПГ, стал чужим на этом празднике жизни. Идти обычным "быком" мне претила зоновская мораль, а идти обычным работягой - было и вовсе западло. Хоть ложись и помирай. Что проще.

Я отправился на кладбище, на котором я надеялся найти пристанище. Потому что среди живых, мне места не было. Там, на кладбище, требовался сторож, работа с проживанием. Почему-то я посчитал эту работу не входящей в реестр запрещенных зоновской моралью. По дороге на кладбище, я наткнулся на батюшку, который сказал, что у меня особенный путь и скоро я уеду из России, осяду на Лазурном берегу и забуду прошлое.

- А что насчёт будущего?- на всякий случай уточнил я.

- В душе не ебу,- ответил Отец. И перекрестил меня на прощание, и тут же растворился за горизонтом.

Впрочем, всё, что тогда мне сказал Отец, сбылось. Только вот насчёт будущего я до сих пор ничего не понимаю.