Спасибо, что живой (новогодне-фронтовая сказка)
31.12.1942. Где-то на юго-востоке СССР.
Родион сидит на заднем дворе госпиталя, шевеля угли. Закинув большую картофелину в костерок, вставил папиросу в рот. Аккуратно извлек зажигалку, попробовал зажечь её одной рукой, как когда-то три года назад, будучи еще выпускником тракторного техникума. Тогда он демонстрировал ловкость рук прелестным блондинкам, с которыми пил портвейн. Только теперь левой, ведь кисти правой у него более нет, и девушки ему не светили – лицо его было изуродовано тем же фугасом, что лишил конечности. Ничего не выходило.
Зазвучал сигнал воздушной тревоги, был слышен вой сотен пропеллеров. Люди вокруг забегали в панике. А ему все равно. Ни война, ни смерть его более не пугало. Более нечего было терять простому солдату. Он спокойно положил теплый корнеплод в карман и побрел по улице прочь из города. Смерть летела с небес тоннами бомб, а он лишь напевал мелодию «Желтого ангела».
Прямо перед ним легкая бомба угодила в крышу дома. Взрывной волной из его окна выкинуло девушку прямо на брусчатку перед ним. Правое плечо совсем молодой красавицы было пробито осколком стекла. Девушка изогнулась в болезненной позе. В руке её зажата сведенными судорогой пальцами свеча. Выдернув осколок и сняв больничную рубаху, как мог перебинтовал грудь девушки. Завернул хрупкое тельце в тулуп. Оказавшись голым по пояс, подхватил её на руки.
По крышам домов выстукивали мелодию разрушения «фейерверки» зажигательных бомб. Повсюду в воздух взметывались огненные вихри из домов, снарядами пробитых до подвалов, где хранился уголь. Казалось, что плавится все от кирпичей до самого воздуха.
Он выбрался из города. Не чувствуя конечностей и дрожа, он забирался в какой-то летний домик. В углу строения деревянная кровать. Он кладет девушку на неё. Не слушающейся рукой, пытается сорвать со стен хоть что-то способное гореть – ничего не выходит.
Тогда он выдирает свечу из руки девушки. Ставит её на подоконник. Культяпкой правой руки прижимает зажигалку к бедру и бьет по кремню трясущимися пальцам другой. Потом зажигает свечу. Стоя на коленях, локтями оперевшись в подоконник, так что поза напоминает молящегося человека. Пытается согреть руку обжигая пальцы в пламени.
В окне огарком гигантской свечи плавится город и сотни человеческих жизней. Лишь фитиль закопчённой пожаром церкви, остался нетронутым огнем. Окруженный и освещенный пожаром, она кажется еще величественнее.
- Господи мне всего 26, за что ты так со мной. Почему у меня всегда не как у всех. Всех родных забрал, руку и надежды. Теперь еще и жизнь. Но зачем так жестоко. Все сгорят, а я замерзну? – он рассмеялся, собственным дыханием погасив свечу. В бессилии упал на пол, глядя на потолок, запел все туже песенку «И тогда с потухшей елки, тихо спрыгнул желтый ангел…»
Дверь в помещение отворилась. На пороге появился пожилой мужчина. На нем был добротный тулуп из овчины, в поясе перетянутый ремнем из толстой кожи. На голове находились меховая шапка старого фасона и белоснежная борода, доходящая до груди. В руках, облаченных в рукавицы большая вязанка дров и посох.
В очаге затеплился огонек. Сняв с себя пояс и тулуп, извлек из кармана последнего флягу и бинт. Спиртом растер торс парня и руки. Надев на него тулуп и варежки, усадил поближе к печи. Выйдя на улицу, вернулся с котелком полным снега и стальной кружкой. Котелок поставил на печь и подошел к девушке.
Сняв обрывки больничной рубахи, обработал края раны. В центр куска ткани насыпал еловых опилок, приложил к отверстию в груди девушки. Сверху замотал принесенным бинтом, туго затянув ремнем пробитое легкое.
Достал из бушлата Родиона картофелину и накрыл им девушку. Подойдя к печи забросил в закипевшую воду каких-ароматных трав и заварки. Налив чая в кружку, сел рядом с парнем.
- Знаешь, иногда людям кажется, что что все против них… Что провидение оставило их. Просят у бога великих чудес. А жизнь… она халвы не раздает. У неё чудеса простые: от мины спасти, из горящего города вывести, жену подарить и детей здоровых. А остальное человек все сам должен своими руками сделать. Судьба - не «дед Мороз», чтобы подарки раздавать!
- Я не верю в чудеса! - Парень отогрелся и приходил в себя
- И зря. Еще до Берлина дойдешь! Потом вернешься, город свой заново отстроишь. Жена у тебя будет красавица и детей аж трое! – дед жевал картошку.
- Кто же пойдет за однорукого урода? Какой Берлин? Я же инвалид! - он усмехнулся.
- Кто? Кто? – он взглянул на девушку, лежащую в углу комнаты, - Ладно мне пора. Ты вот чайку попей и поешь, тебя с «перемёрзу» надо. – о вложил половину картофелины в левую варежку Родиона. – С новым годом вас, с новым счастьем. – он скрылся, бесшумно закрыв дверь.
Солдат надкусил объедок картошки и, взяв дымящуюся кружку свободной рукой, понес ко рту… Через мгновение уронив от изумления трапезу и питье. Снял рукавицы и уставился на свои ладони, не веря в произошедшее. Он выбежал в след за гостем. А того и след простыл.
- Мне всего лишь двадцать шесть; Господи, спасибо, что живой! – он вернулся в дом подкинул дров в буржуйку и уснул рядом с будущей женой.
