Ответ Slart в «А ведь тут Саша прям чертовски прав»89
Мне сорок, и иногда я ловлю себя на мысли, что детство в 90-х — это как фильм ужасов, снятый на подпитии. С юмором, конечно. Если считать юмором то, что наш дворовый алкоголик дядя Витя пытался греть замерзшие батареи зажигалкой и спалил квартиру. «Бонус-тепло!» — орал он, пока пожарные тащили его в машину.
Жили мы в районе, который местные называли «Чернобыль-2» — не из-за радиации, а потому что все тут медленно гнили. Мать работала в школе, где вместо учебников были газеты «СПИД-инфо». Учительница географии, тетя Люба, продавала с рук презервативы: «Дети, это вам не глобусы крутить! В жизни пригодится!». Мы с Петькой надували их как шарики и пугали бабок у подъезда. Экологично: резина разлагается дольше, чем наше будущее.
Папа, когда ещё не сбежал в Польшу, пытался «поднять бабла» — продавал с лотка матрёшек с лицом Ельцина. «Народный бренд!» — убеждал он маму. Народ оценил: однажды ночью к нам вломились «братки» и вынесли весь товар. Зато оставили автограф — простреленную дверь. Мама сказала: «Теперь хоть вентиляция».
Голод? Да мы даже не понимали, что это такое. В столовой школы № 312 нам давали «компот» — воду с запахом яблока, и котлеты из хлеба, которые даже тараканы обходили. Однажды Петька поспорил, что съест три таких котлеты и не обосрётся. Проиграл. Зато выиграл пачку «Беломора» — его брат-наркоман сказал, что это «приз за стойкость».
Смерть тогда была как соседка — постоянно заходила без стука. Дядя Коля, наш местный героиновый гуру, умер в лифте. Но лифт не работал, так что он три дня ездил туда-сюда с нами. Мы кидали в него монетки: «Если упадёт в кровь — к удаче!». Детские игры, ёбта.
А эти «стрелки» бандитов у гаража! Как же мы обожали смотреть, как взрослые дяди орут «ты чо, падла!» и стреляют в воздух. Однажды пуля пробила окно нашего класса. Учительница физики, не отрываясь от журнала, сказала: «Вова, иди замеряй траекторию. Практику засчитаю».
Сейчас, когда мне рассказывают про «романтику 90-х», я показываю фото Петьки. Нет, не то, где он в детстве — то, где он в гробу в 15 лет. «Вот оно, лицо эпохи: прыщи, синяк под глазом и надпись на лбу маркером — «Долги закрыты».
Но самый трэш начался, когда мама попыталась устроить мне «нормальный Новый год». Украсила ёлку ватными дисками (игрушек не было), а вместо шампанского налила в бутылку из-под «Белизны» компот. Дед Морозом стал наш сосед-алкаш Гена. Он упал с табуретки, разбил «Белизну» и заорал: «Я горю! С Новым годом, падлы!». Мы смеялись до слёз. Потом мама плакала, оттирая пятно с пола.
Девяностые были как пьяный цирк: клоуны с обрезыми, львы жрали дрессировщиков, а зрители давились попкорном из прошлогодней кукурузы. И да, я до сих пор не могу смотреть на матрёшек.
Догадались, что нейронка?
