Моя мать умерла при родах.
Разумеется, такое могло случиться и в США, и в Британии, и во Франции. Но случилось в СССР. В стране, где понятия о человеческом достоинстве, о личном комфорте, о гуманном обслуживании, в том числе и медицинском, были практически уничтожены. Где до сих пор показатели материнской смертности в три с лишним раза выше, чем в европейских странах.
Мужчин унижали в армии. Женщин — в родильных палатах. Роды — это был своеобразный обряд инициации, который проводила карательная советская гинекология.
Женщины передавали из уст в уста леденящие кровь истории о мучительных, болезненных и долгих родах, во время которых у них все обрывалось внутри (буквально). О том, как они лежали в палатах и орали благим матом, а к ним никто не подходил часами. Если и появлялась нянька, то лишь затем, чтобы обидеть: мол, че орешь, дура, не пугай людей, терпи. О том, что нельзя было приходить в роддом со своей одеждой. Что запрещалось иметь очки. Надевать трусы. Что рожениц, которых тошнило от боли, санитарки могли заставить убирать за собой — «вас много, а я одна!». Об общем отношении: рожающая женщина виновна уже потому, что залетела, а значит — трахалась, распутная, имела секс. Ну вот и отвечай теперь за это. Любишь кататься, люби и саночки возить.
Причем женщины, в большинстве, принимали эти правила игры. Не спорили, не писали потом жалоб. Старались перетерпеть и забыть.
Одна знакомая уже в наши дни рожала в государственной клинике, но по контракту. За три с половиной тысячи долларов США. По этому контракту ей была положена личная медсестра. Которая напрочь забыла о своих обязанностях. И когда явно начались осложнения, знакомую спасло лишь то, что при ней была подруга, которая заставила персонал прийти и что-то сделать.
В соседней же палате с полчаса надрывно орала молодая девушка. И вот та самая подруга, что оказалась вместо медсестры, нашла дежурную и попросила зайти к ней, проверить. Дежурная ответила что-то вроде «идитевжопу». Следующий кадр — минут через двадцать девушку из соседней палаты везли в реанимацию.
Эту рожавшую знакомую с контрактом оскорбляли все в той клинике (еще и за ее деньги). Да, она выбрала плохой роддом. И все же.
Самое интересное, что сразу после родов все вдруг стали с ней чертовски милы. И личная медсестра появилась внезапно.
Потому что это были не роды. Это было испытание. Ты должна пройти все муки и пытки. Такой женский персональный Перл Харбор.
Нельзя сказать, что эти варварские обряды справляли только в СССР. Патти Смит, певица, в автобиографии пишет о том, как ужасно с ней обращались, когда она в двадцать один год рожала в 1967-м в США. Ей пришлось узнать все, что думает персонал больницы о шалавах, которые беременеют без мужа.
Но уже давно американки и европейки рожают хоть без мужа, хоть из пробирки, хоть в пятьдесят лет — и это счастье, а не горе. Девушки не боятся ни двойни, ни тройни, ни возраста. Кесарево делают кому угодно по личной просьбе, а не в последнюю секунду, когда речь идет о жизни или смерти.
А в России гинекология до сих пор блюдет советские традиции.
Ладно, у нас есть чудесные врачи. Но речь о системе.
Считается, что обезболивание — плохо. И кесарево — тоже плохо. Несмотря на то что выросло уже несколько поколений детей, рожденных с помощью сечения.
Чтобы увидеть бездну, надо зайти на форумы для беременных. И сказать, что намереваешься родить в сорок лет с эпидуральной анестезией, а кроме того, не желаешь кормить ребенка грудным молоком.
И тебе немедленно пояснят, что только после десяти часов схваток, когда ты лежишь одна в холодной палате на грязных простынях, и после травмы внутренних органов и реанимации ты получишь право называться женщиной и матерью. А если не хочешь кормить грудью, ребенка у тебя вообще лучше отнять.
Да, в России мужчины бывают жестоки к женщинам.
Но нельзя не заметить, что и сами русские женщины очень жестоки друг к другу. Это совершенно общинная традиция. Иерархия с непременной дедовщиной (стоит ли сказать матерщиной?).
Всех удивляет какая-нибудь Елена Мизулина, чья фантазия выдает объективно антиженские законопроекты, но она сегодня всего лишь играет роль такой условной Главы Женской Половины. Она не чиновник, она — надзиратель на зоне.
Жестокость как основа иерархии, как принцип воспитания — это варварский устой тех времен, когда главной задачей было выживание в диких условиях. И это все еще работает в России.
Женщины здесь не поддерживают друг друга, а объединяются вокруг мужчин — и взаимодействуют по этим принципам.
Женщины-политики, которых мы знаем, — это ставленницы мужчин. Известные русские женщины нашего времени — это всегда чьи-то жены (или дочери).
Женщина интересна другим женщинам, только если она красива, хорошо одевается и у нее богатый муж (или папа), который может оплачивать ее красоту.
В основе женское русское сообщество — это гарем, внутри которого происходят свои интриги, склоки, где дружат против других. В России часто так бывает, что любовница и жена общаются — их союз держится на взаимной обиде на мужчину (до той поры, пока мужчина не выберет одну из них либо не бросит обеих).
И понятно, что в таком устройстве материнство должно стать подвигом. Чтобы собрать больше медалей за заслуги перед мужчиной. Родила легко и приятно — ну и какая ты героиня после этого? А если еще и немедленно вышла на работу и вернула форму, то это вообще не считается.
И если женщина во время родов набрала лишний вес и при этом не отсиживается дома в ужасе перед общественным суждением, то другие женщины будут порицать ее, не жалея на это ни сил, ни времени. Видимо, это тоже гаремное переживание — умение радоваться тому, что «соперница» (даже гипотетическая) больше (или временно) непривлекательна для мужчины.
Ну вот и получается, что русская женщина живет вовсе не для себя. Что все ее чаяния и амбиции устремлены на мужчину.
Поэтому женщины друг друга и не любят — даже в XXI веке они верят не в себя, а только в Мужчину Всемогущего. Который позволяет им всем сразу себя обожать и с удовольствием смотрит на женские бои, устроенные в его честь.
