BlacCobra

Книга Сам себе властелин, Глава 1, Александр "Котобус" Горбов читать онлайн
Сам себе властелин. Александр "Котобус" Горбов
Глава 1
Часть I. Наследник для Калькуары

Что самое лучшее вечером в пятницу? Распахнуть холодильник, вытащить запотевшую банку, открыть с громким чпоком и сделать первый глоток. М-м-м! А потом включить игровую приставку, взять геймпад и замочить каких-нибудь гадов. Лучше всего светлых эльфов, глумливо хохоча по-орочьи. Терпеть не могу в играх положительных героев — лучше уж выбирать тёмных, они честнее.

А что самое худшее в пятницу? Когда тебя отрывают от этого занятия. Незваный гость, пришедший в пятницу вечером, хуже татаро-монгола, зубного врача и моей бывшей тёщи.

Недовольно ворча, я пошёл открывать. Кто это припёрся, чтобы испортить мне вечер? За дверью стоял тип в чёрных очках и строгом костюме. Стрелками на его брюках можно было порезаться.

— Иван Чернов?

Голос у него тоже был мерзкий — скрипучий, будто пенопластом водили по стеклу.

— Ну.

— Разрешите войти?

Я даже опешил от наглости.

— Зачем? Покупать ничего у вас не буду, религией тоже не интересуюсь.

Незнакомец рассмеялся.

— Я не торговец и не проповедник. Я нотариус и у меня для вас хорошие новости.

— Предположим.

Я разрешил ему войти.

— У меня обнаружился дедушка-миллионер в Америке?

— Что-то вроде.

Гость открыл кожаный портфель и вытащил стопку бумаг.

— Давайте уточним. Вы Чернов Иван, а вашего деда по отцовской линии звали Аристарх?

— Допустим.

— У вас четвёртая группа крови, отрицательный резус-фактор?

— Какое это имеет значение?

Нотариус слащаво улыбнулся, не разжимая губ.

— Огромное! Вы ведь знаете свою группу крови?

— Да, четвёртая отрицательная. Что дальше?

— Замечательно! Волосы тёмно-каштановые, глаза зелёные, нос прямой с горбинкой. Ямочка на подбородке в наличии.

Гость наклонился ко мне, и втянул воздух носом, словно принюхиваясь. Кивнул сам себе и что-то записал в бумагах. Его поведение начинало раздражать.

— Я достаточно хорошо пахну?

— Что? — не отрываясь от бумаг, нотариус кивнул, — вы пахнете правильно, это главное. Ещё один вопрос: у вас бывает бессонница в полнолуние?

— Вам какое дело?

— Лично мне — никакого. Но для вашего дела, имеет значение каждая деталь. Бывает или нет?

— Иногда.

— Отлично! Поздравляю, вы являетесь наследником Калькуары.

— Что?

— Замок Калькуара принадлежал вашему троюродному деду, Фаэгу Хэрумору. На данный момент вы единственный наследник мужского пола.

— Херумор? Вы издеваетесь?

— Произносится Хэрумор, от “хэру” — то есть лорд.

Точно, псих — решил я.

— У меня нет таких родственников. До свидания.

Сумасшедший нотариус вздохнул.

— Вы мне не верите…

— А должен? Это бред. Вы себя слышали? Херумор…

— Хэрумор. Постарайтесь не коверкать фамилию.

— До свидания.

— Последний вопрос, хорошо? Если я окажусь неправ, то сразу уйду.

— Давайте.

— У вас должна быть одна вещь. Серебряный медальон, с рисунком плюща, обвивающего рукоятку кинжала. Он принадлежал вашему деду Аристарху, и должен был перейти к вам.

— Ну? — такая безделушка у меня действительно была.

— Можете его показать?

Увидев, что я начинаю сердиться, нотариус замахал руками.

— Покажите его и я сразу уйду. Обещаю.

Пожав плечами, я сходил в комнату, нашёл на полке медальон и вынес его в прихожую.

— Вот.

— Нет, не надо давать мне. Нажмите, пожалуйста, на него: одновременно по бокам и на рукоятку кинжала. Пожалуйста.

— И вы сразу уйдёте.

— В ту же секунду.

Я сдавил пальцами медальон и нажал на выпуклую рукоять.

Внутри безделушки что-то хрустнуло. Защёлкали шестерёнки скрытого механизма. Металлические листья плюща пришли в движение, сместились к краям. Рукоять кинжала отъехала в сторону и медальон раскрылся как цветок.

На внутренней поверхности мелкими прозрачными камешками были выложены странные буквы.

— Здесь написано: Варто Хэрумор. Так звали вашего деда. Сто лет назад он поссорился с Фаэгу Хэрумором, отказался от наследства и отправился в изгнание. Теперь вы верите?

— Нет.

Нотариус вздохнул и развёл руками.

— Видят боги, я сделал всё, что мог.

И без размаха ударил меня открытой ладонью в лоб. Падая в темноту, я успел подумать: надо взять за правило никому не открывать дверь в пятницу вечером.

***

Очнулся я в полумраке. Под спиной было что-то мягкое, слышался шум колёс и слегка покачивало.

— Пришли в себя?

Голос нотариуса был всё таким же мерзким.

— Не обижайтесь, но я обязан доставить вас в Калькуару. Ваше вступление в наследство дело сверхважное.

Пришлось открыть глаза и сесть. Где я? Похоже на купейный вагон, только странный: полки широкие, столика нет, и с обеих сторон двери странной формы.

— Это дилижанс, — нотариус улыбнулся, — здесь ваших “металлических” дорог нет.

— Железных, — автоматически поправил я его.

— Неважно, — махнул рукой нотариус, — я вряд ли появлюсь в вашем мире в ближайшие сто лет.

— Не понравилось?

— Почему, вполне хорошо. Женщины у вас красивые.

Он подмигнул мне.

— Но, боюсь, в таком отсталом мире не найдётся второго наследника древнего рода.

Я даже обиделся: это мы отсталые? Нотариус заметил и покачал головой.

— Когда вы увидите новейшие достижения мехмагической науки, вы поймёте как отстали.

— Давайте вернёмся к моему похищению и физическому насилию.

— Дорогой мой! Это не похищение, это эвакуация ценного наследника из небезопасного места. Всё согласно инструкциям ваших родственников.

— Я был в полной безопасности, пока вы не появились.

Нотариус всплеснул руками.

— Побойтесь богов! В вашем жутком мире люди и до ста не доживают! А здесь это самый расцвет молодости хорошего мага.

— Я не маг, если вы не заметили.

— А вы пробовали? Ничего, ещё научитесь. Ваша семья традиционно была сильна в таких делах. Правда с тёмной стороны, но это неважно. Кстати, сейчас мы будем делать остановку. Хотите обедать? Здесь прекрасный трактир, лучший на этом тракте.

Выйдя из дилижанса, я точно убедился, что это другой мир. Вокруг стояла тёплая весна, в отличие от хмурой поздней осени у меня дома. А ещё две луны, оранжевая и зелёная, ползущие по вечернему небу. Дилижанс со стороны походил на трамвайный вагон с запряжённой четвёркой голенастых птиц, похожих на страусов.

— Это ездовые синицы, — заметив мой интерес, подсказал нотариус и подхватил меня под локоть, — Не спеша поужинаем и поедем дальше.

Трактир снаружи выглядел как пряничный домик, а внутри — обычная придорожная кафешка с моей родины. Только вместо пластиковых стульев были деревянные. Но тоже хлипкие и шаткие.

К нам подбежал официант, молодой парнишка с полотенцем через руку.

— Чего изволите, благородные господа?

— Рекомендую взять телячью отбивную, красного вина урожая прошлого года и грибной паштет, — подмигнул мне нотариус.

Я согласно кивнул. Местной кухни я не знал, а меню было написано незнакомыми мне буквами, похожие на руны.

— А мне, — нотариус махнул официанту, — второй номер из особого списка. Только холодный и не взбалтывать.

— Будет исполнено!

Мальчишка убежал, а нотариус почти ласково посмотрел на меня.

— Вам здесь понравится.

— Я предпочёл бы вернуться домой.

— Ну… Обратный “билет” стоит дорого. Межмировые путешествия дело затратное. Оставайтесь. Собственный замок, вероятно сохранилась казна…

— Вероятно?

Нотариус замялся.

— Полагаю, туда давно не заглядывали. В последний приезд герои не нашли туда вход.

Под моим взглядом нотариус побледнел и перестал улыбаться.

— Та-а-ак. Кажется, вы недоговариваете. Начните с самого начала: кто, где, почём, какие герои, при чём тут якобы мой замок.

Нотариус отвёл взгляд и нервно одёрнул пиджак.

— Прошу не смотреть на меня так больше. От вашего фамильного взгляда даже у меня кровь стынет в жилах.

Ого! Так это семейное значит. А мне всю жизнь говорили, что у меня тяжёлый взгляд от плохого характера.

— Ладно, с начала так с начала. Я бы сразу рассказал, если бы вы меня не выгоняли.

Он пожевал тонкими губами и продолжил.

— Ваша династия с глубоких времён считалась лидером тёмных сил.

— Чёрные властелины, что ли?

Нотариус ухмыльнулся.

— Так вас только светлые герои называли. На самом деле, вы сумели подчинить себе местные племена орков, гоблинов, огров… Ну и всяких мелких нелюдей. Что там чёрного? Обычная человеческая ксенофобия. Нет, некромантией вы тоже занимались, но так, на любительском уровне. Магия у вас обычная, в рамках университетского курса. Никакого старинного чёрного колдовства.

— А герои?

Тяжело вздохнув, нотариус поморщился.

— Ваша родня была им как красная тряпка. Регулярно, раз лет в пять — семь, всякие рыцари устраивали набег на ваши земли и брали в осаду замок. Что-то вроде священного похода против тьмы. Часть обязательно гибнет и снова затишье, пока новые не подрастут.

— А с нашей стороны?

— Когда как. Иногда замок брали, иногда нет. Пятьдесят на пятьдесят.

— Та-а-а-ак. Я не поеду.

— Но ваше наследство…

— Плевать. Я не собираюсь давать местным воякам тыкать меня мечами. Обойдутся.

— Не положено…

— Верните меня домой. Немедленно.

— Не могу.

— А если я на вас брошусь и постараюсь придушить?

Нотариус посмотрел на меня с жалостью, как на дурачка.

— Вы в своём уме? Вампира задушить невозможно.

Тут вернулся официант, прервав нашу милую беседу. Водрузил передо мной тарелки, а нотариусу протянул стакан, до краёв полный красной жидкостью. Кровь?

— Только не надо так смотреть, — огрызнулся нотариус, — мы уже тысячу лет не пьём кровь из людей. Вы же питаетесь всякой дрянью, может у вас воспаление или глисты, группа крови не подходящая. Кусать человека, всё равно что вам городскими голубями питаться.

Я склонился над своей тарелкой, не желая смотреть, как вампир причмокивает над стаканом. Чёрт, а здесь вкусно готовят!

— Значит, не хотите? — нотариус отставил пустой стакан и промокнул губы салфеткой.

— Нет.

— Могу предложить один вариант. Вы вступаете в наследство, а я нахожу на замок покупателя. Хватит и на “обратный билет” и на безбедную жизнь лет на сто.

— А в чём подвох?

— Только один: ваш род перестанет владеть Калькуарой. Это для вас она груда развалин, а для других очень полезная недвижимость.

— Сколько это займёт времени?

Нотариус пожевал губами.

— Месяцев шесть, может быть семь. Три для вашего вступления в наследство, три на поиск клиента и заключение договора. Согласны?

Я задумался. Было в нотариусе что-то скользкое. И предложение его звучало как аккуратная ловушка для лоха. С другой стороны, вернуться домой с деньгами было заманчиво. Рискнуть? Я протянул ему руку.

— Согласен.

Вампир пожал мне ладонь и покачал головой.

— Пусть будет так. Об оплате не беспокойтесь, я возьму проценты с покупателя. Но договор со мной придётся подписать. На слово верить в наше время не принято.

— Договорились.

— Вы ешьте, — усмехнулся вампир, показав клыки, — ужинать надо плотно, уж поверьте моему опыту.

— А то буду для вас невкусный?

Нотариус кисло скривился.

— Вот не надо только этих инсинуаций. Я ем только проверенную пищу, экологически чистую пищу. А вы? Жили в грязном мире, питались непонятно чем. В вас наверняка полно токсинов и холестерина. В моём возрасте надо вести здоровый образ жизни.

— Спасибо, успокоили.

Вампир махнул официанту, попросил принести газету и больше со мной за ужином не разговаривал. Не больно-то и хотелось. Ишь, нашёлся, вредный я ему! А может, я полезный, как целая аптека. С другой стороны, в мире где есть вампиры, лучше считаться вредной и даже ядовитой едой. Будем считать, что я чебурек из придорожной кафешки — жить будешь, если съешь, но желудком придётся помучаться.

ВНИМАНИЕ: в силу своих особенностей данная история не может быть подвергнута редактированию администрацией сайта, так как в этом случае будет утеряна художественная целостность текста. Вы предупреждены.

------

В последнее время в Подмосковье растет и крепнет культ Нглуи Нграка, Властителя Беспредельных Глубин. Сектанты, фанатики и одержимые занимают ведущие места на производстве, проникают в органы местного самоуправления и центры культурного досуга и отдыха. Кроме того, доллар растет, рубль падает, кризис неизбежен, и это все новости на данный час — сообщает газета «Завтра». Не знаю, как там газета, но мы, жители Подмосковья, на месте ориентируемся в ситуации лучше, для нас все это ближе и нагляднее, чем для столичных заправил. Взять тот же Загорск, откуда я родом — разве не засели у нас в Знаменской церкви батюшка Флом, а в Успенской — батюшка Фмон? И разве не обосновался на посту главы района некий Езонг — тот, что на пару с председателем кадастровой комиссии Аргулом пожрал на внеочередном смотре детского творчества ансамбль барабанщиков Свято-Георгиевской гимназии?

Если верить секретарю Совета депутатов (Римма? Куотле? Зиндра? Нет, не помню, как ее звали), то о людоедских пристрастиях дуэта можно было догадаться и раньше, ознакомься хоть кто-нибудь со служебными характеристиками, которые те писали своим сослуживцам. На смену клишированным определениям — «добросовестный», «трудолюбивый», «целеустремленный» — в них, начиная с сентября месяца, приходят такие слова, как «сочный», «упитанный» и даже «деликатесный».

Казалось бы, отличный повод призвать каннибалов к порядку, благо полиция и дружина в те дни еще не предались Нглуи Нграку окончательно, но что тут скажешь — не срослось. Вновь мы, загорцы, оказались задним умом сильны и заподозрили неладное лишь тогда, когда Четыре Обета — Послушания, Молчания, Обретения и Поглощения — уже приняли Совет ветеранов, городская больница и шиномонтаж.

Так был потерян Загорск. Из всех его контор, учреждений, комиссий и объединений дольше остальных продержался «Благовест», православный листок в четыре полосы. Даже корчась в предсмертных муках, он продолжал громить купальники и мини-юбки, выдавать на-гора проповеди, публиковать отчеты о поездках в святые места и размещать на своих страницах молитвы за здравие вперемешку с рецептами постной пищи.

Преображение свершилось, едва обанкротилась типография — тогда-то, без страха, но со смирением прежний «Благовест» сложил оружие, и на смену ему пришел новый, с культистами во главе. Корреспондентов своих он, по-видимому, целиком унаследовал от предшественника, ибо новые номера ничем не отличались от старых — разве что стала получше бумага, да Господа Бога везде сменил Нглуи Нграк.

На фоне таких событий — и грозных, и ужасных, и смешных — и произошел тот случай с Виголом, о котором я хочу вам сейчас поведать.

Прежде всего, что это был за человек — Вигол? Прапорщик ФСБ, отец двоих детей, в культ Нглуи Нграка он вступил не из любви к его непередаваемому Запаху, не из почтения к Чешуе и гигантскому Хвосту, а из соображений личной выгоды — чтобы поменьше платить налогов. Мечтой его жизни было иметь свой собственный бизнес, открыть в торговом центре сувенирную лавку. Торговать Вигол планировал свечами, открытками, кружками, полотенцами, а также бутылочками со слизью Великой Матери и статуэтками Нглуи Нграка в масштабе один к шестидесяти четырем. Начинание было достойное, спору нет, однако на словах все выходило легче, чем на деле. Мало того, что торговая площадь, которой домогался Вигол, была уже занята, так еще и арендатор ее, некий Семенов, оказался форменной свиньей. Никому не хотел он уступить своего места, даром, что арендная плата была высокая, а выручки становились все меньше и меньше. Напрасно Вигол брызгал слюной, размахивал «корочкой» и призывал на помощь дядю из Министерства обороны — Семенов был непреклонен.

Осталось последнее средство — гроза всех ИПов и ПБОЮЛов, обряд Приятия. Не стану утруждать вас описанием этого действа — скажу лишь, что вошел в Знаменскую церковь Вигол под ручку с Семеновым, а вышел оттуда, неся четыре сочащихся кровью пакета из «Пятерочки». Дома, на семейном совете — присутствовали жена Катя, дочь Юля и сын Максим — выяснилось следующее: чтобы получить место Семенова, Вигол должен его съесть, причем не просто так — кусочек здесь, кусочек там — а целиком, с костями и требухой.

Первый раз, как водится, оказался самым трудным. Казалось бы, обыкновенные вещи — вилка, тарелка, мясо, но как ни старался Вигол убедить себя, что происходящее — в порядке вещей, все же он чувствовал себя неуютно. Еще вчера он жил в мире, где люди, тая на сердце злобу, вынуждены были, тем не менее, расшаркиваться друг с другом; теперь же человек, который только тем и провинился, что мешал Виголу открыть сувенирную лавку, лежал перед ним готовый к употреблению, словно бы говоря: «Ешь меня, и покончим с этим». Каким бы толстокожим ни был Вигол, все же ему казалось, что события развиваются слишком быстро и — как бы так выразиться? — прямолинейно. Нельзя же вот так вот, сразу, существуют ведь правила приличия… Последние, правда, Вигол приплел скорее для галочки — вернее, ничего лучше ему в голову не пришло.

Ну да, сказал он себе, так и есть. Он просто-напросто делает что-то неприличное, вот ему и нехорошо. Надо перебороть себя. В конце концов, и отношения мужчин и женщин в юном возрасте казались ему неприличными, а теперь он — счастливый муж и отец двух замечательных детей. Ну, с чего бы это ему, Виголу, быть собой недовольным? Разве обряд, который он сейчас выполняет, не признан обществом, не одобрен властью? Нет, конечно же, он все делает правильно, а если и кажется, что поступок его — неверный, то следует помнить о том, что в данном обществе это — вполне естественное социальное поведение, что так делают все, а значит и ему так поступать не зазорно.

Можно даже сказать, подумал Вигол, что этот обряд Приятия он делит со всеми остальными людьми, поклоняющимися Нглуи Нграку, а потому вина его дробится на множество частиц, каждая из которых по отдельности почти что невесома. Ее считай, что не существует — да-да, именно так. И все же в глубине души Вигол понимал, что частица эта, пусть и ничтожная, все же была. Какая-то крупица его поступка вцепилась в него и не отпускала — о, Вигол дорого бы дал за то, чтобы узнать, насколько она велика, эта часть!

Каково соотношение в каждом поступке воли самого человека и власти Всемогущего Случая? Кто виноват в том, что он сейчас будет давиться Семеновым — сам Вигол или общество, его породившее? С одной стороны, вина была на Виголе — никто ведь не принуждал его к обряду Приятия, решение это он принял сам.

С другой, иного способа добиться желаемого в существующем обществе у него не было, а от осуществления замыслов Вигола зависело очень многое. Не судьбы мира, конечно, но будущее его самого и его детей зависело от того, пойдет ли этот новый бизнес, будет ли он приносить доход. Можно сколько угодно порицать эгоизм семьи, рода, племени, можно сколько угодно восхвалять альтруизм и самопожертвование, но ясно одно: дети наши должны быть накормлены, одеты, устроены в школу, и даже если мы знаем, что ради этого незнамо где должен пострадать неведомый Семенов — что ж, так тому и быть.

В сущности, по-настоящему мучило Вигола только то, что Семенов этот в его случае был вовсе не гипотетический, не болтался где-то в отдалении, а лежал прямо перед ним на большом фаянсовом блюде, мелко порезанный и обильно сдобренный перцем. Гарниром к нему прилагалась фасоль, но ее Вигол уже съел. Настало время вонзить зубы в ляжку ближнего своего.

— Послушай, — сказал Вигол жене, желая оттянуть начало трапезы. — Как ты думаешь, что было бы, не будь этой жабы?

— Какой еще жабы? — спросила жена.

— Ну, этой, — Вигол почесал затылок. — Нглуи Нграка.

— Было бы то же самое, — ответила она со вздохом. — Тебе бы все равно пришлось сожрать этого Семенова, пусть и не буквально. Разорить, выдавить из бизнеса — ты понимаешь. Такова жизнь, Вигол. А теперь ешь, пожалуйста, свой обед — зря я его, что ли, разогревала?

Такова жизнь — этим Виголу и пришлось утешиться. Хорошо хоть он должен растить двоих детей, а не двадцать, как его сослуживец Либов. Откуда тому было знать, что нежная его невеста незадолго до свадьбы претерпела Божественную Метаморфозу и вместо того, чтобы рожать по-человечески, мечет икру, словно рыба? Двадцать сыновей — крепких, злобных, прожорливых — это только в сказке чудесно, а на деле не так уж легко прокормить всю эту ораву. И ладно бы от Либова требовался лишь хлеб насущный — детишек ведь следовало куда-нибудь пристроить, дать им дорогу в жизнь! Высшее образование — вот что занимало мысли Либова. Конечно, размышлял он, кто-то из его многочисленного потомства поступит сам, и все же из двух десятков по меньшей мере за пятерых придется нести магарыч.

Денег у Либова не было, и он решил проблему просто. Сразу же после выпускного вечера он собрал сыновей в одной комнате и заявил, что здесь и сейчас они должны биться друг с другом насмерть, и тот, кто останется последним, гарантированно поступит в МГИМО.

— Вышел я, дверь запер, — рассказывал он Виголу, — Слышу: крики, визги, хруст. Через час захожу и вижу: остался один, младшенький. Довольный, глазки горят, пузико круглое. Отрыжечка, конечно, как же без нее. Сейчас учится на втором курсе, недавно сессию закрыл. Будущий культуролог!

Да, Либову пришлось куда хуже, чем ему — это Вигол признавал. Скрепя сердце, он воткнул вилку в мясо, выворотил кусочек, положил в рот и принялся жевать. Мясо оказалось вполне съедобным, даже вкусным. Чем-то оно напоминало свинину, но было чуть более жестким. Некстати вспомнился рассказ знакомой блокадницы о том, как в одном из детских домов Ленинграда детей пришлось-таки накормить человечиной. Война уже кончилась, а они все просили, просили этого мяса…

Первую порцию Вигол одолел быстро, вторую — тоже.

— Какой ты у меня молодец, — сказала жена. — Вкусно?

Вигол кивнул.

— Я старалась. Завтра попробую бабушкин рецепт. Ты же у меня любишь пельмени, да? Любишь пельмешки? Любишь?

— Люблю, — ответил Вигол. — Много там еще осталось?

— Где? — не поняла жена.

— В холодильнике.

— А, там… Много, Вигол, много. Вся морозилка, считай, только им и забита. Ничего — за неделю успеешь. Ты лучше скажи — нам его точно есть нельзя? Что сказал батюшка Флом?

— Вам — нет, — вздохнул Вигол. — Ни в коем случае.

— Ну, значит, справишься сам. Ты же у меня большой мальчик, — поцеловала она его в макушку. — Бон апетти.

И с этого дня Вигол принялся жрать. Семенов на завтрак, Семенов на обед, Семенов в судках, с собою, бутерброды из Семенова, непременный кусочек филе на ночь, воскресный холодец и лечебный бульон — каждый день Вигола поджидал дома сервированный, отменно приготовленный, украшенный зеленью Семенов. Стейк из Семенова, биточки, ростбиф, бефстроганов, рагу, простой шашлык, шашлык по-карски — она даже карпаччо умудрилась приготовить, эта виголова Катя, а благодарить за это следовало Интернет и книгу «Порадуй свою семью»!

На шестой день Виголу стало казаться, что Семенова в нем теперь больше, чем было в самом Семенове. Он переполнился Семеновым, Семенов лез у него из ушей.

— Ну, потерпи, миленький, потерпи, — просила жена, глядя на Вигола, буквально заталкивающего в себя кусок аппетитной вырезки. — Это же ради нас, ради будущего. Ты же дачу хотел, помнишь? Дачу! И машину хотел. И Юлю в колледж, и Максиму — велосипед…

Жена говорила убедительно, ласково, и Вигол — распаренный, красный от натуги, с тремя новыми дырками в ремне — продолжал жрать. Он дробил зубами хрящи, высасывал костный мозг, обгладывал до последнего волоконца кости и медленно продвигался вперед. Вот кончился третий пакет — самый большой, самый трудный, и осталось всего ничего. Наконец, настал день триумфа: мозг, сердце и печень, приберегаемые напоследок, Вигол съел за один вечер, а из оставшихся ребер жена сварила на утро суп. Оставалось только съесть его, и торговая площадь будет за Виголом, он уже сможет ввозить товар.

В то утро Вигол проснулся радостным: это будет сегодня, пело в груди, сегодня все кончится. Он похлебал суп, вылизал порядка ради тарелку и отправился в торговый центр. Вот оно, его место! Здесь встанет стеллаж с посудой, здесь — со свечками, ну а Нглуи Нграка, будь он трижды неладен, придется поставить на самом виду. Глаза бы не глядели на эту жабу — сколько мук, сколько мук…

Избавлю вас, опять же, от подробностей — едва ли вам интересны во всех деталях завоз товара, инвентаризация, найм продавца — и перейдем к делу, к тому, что было дальше. После всех неприятностей с Семеновым Вигол рассчитывал на хорошие выручки; пять тысяч в день — вот сколько ему было нужно, чтобы окупить затраты. В мечтах же ему виделись скорее восемь, а то и десять — ну, в самом деле, а почему бы и нет? Люди падки на всякую дрянь, они раскупят кружки, полотенца, бутылочки со слизью, а Вигол на вырученные деньги откроет еще один магазин, а потом еще один, и еще… Уже не дача с машиной мерещились ему, а полноценный загородный домик, с забором, охранником, бойцовым псом в конуре…

Увы, реальность оказалась жестока. Как ни старался продавец, больше тысячи за смену не выходило. Не желал никто покупать сувенирные кружки, пылились в футлярчиках ручки с забавными надписями («Стерве», «Золотому начальнику», «Любимой маме»), и вышло так, что захожий пьяница расколотил немецкий сервиз. Вигол пил, злился, кричал на продавца, на жену, но факт оставался фактом — бизнес его прогорал. То, что ради торговой площади он съел Семенова, не улучшило нисколько саму торговую площадь. Людей не было, и призвать их не мог даже всесильный Нглуи Нграк. И все же это было не самое страшное в конце концов, с бизнесом так бывает: не идет, и все. По-настоящему плохое случилось в понедельник, когда в торговом центре стоял мертвый штиль. Вигол расхаживал вокруг своего киоска, искал, за что бы вычесть с продавца, как вдруг у него зазвонил телефон. Это был батюшка Флом, и у Вигола засосало под ложечкой. Почему он звонит? Разве не съел Вигол Семенова до последней косточки?

— Здравствуй, Вигол, — сказал батюшка Флом. — Как жена, детишки, работа?

— Все хорошо, отче, — еле смог выдавить Вигол. — Живем потихоньку.

— Ну, живи, живи, — сказал батюшка. — Я, собственно, что звоню? Когда же ты, чадо мое, доешь несчастного Семенова? Ведь все сроки уже вышли.

— Какие сроки, отче? — спросил, холодея, Вигол. — Я же уже…

— Ну, как же это, — Флом по-прежнему говорил с ним спокойно и мягко, как с ребенком. — Если бы ты — уже, мы бы об этом знали. А звоночка-то нету, значит, сплоховал, не выдержал, не доел. «Катя!» — мелькнула у Вигола мысль. — «Чтоб тебя, глупая баба!».

— Это жена, — забормотал он в трубку. — Это жена придумала, а я все по правилам, я — ничего!

— С женой мы еще поговорим, не волнуйся, — обещал батюшка. — А ты, когда придешь домой — посмотри на балконе. Что найдешь — съешь. Там немного.

— Но оно же испортилось… — сказал Вигол.

— Конечно, испортилось. Но ответь мне, любезный мой сын — неужели ты думаешь, что его кто-то за тебя доедать будет? Нет уж, придется тебе самому. Сам захотел — так будь добр сделать все до конца, как полагается. Ты, я слышал, торгуешь уже, так? Тогда тем более — надо!

— Но как же выручки… — забормотал Вигол. — Что же я — ради трехсот рублей должен… Может быть, после, когда получше будет… Нет?

— Нет, — сказал батюшка Флом. — Потом — не получится. Надо сейчас. Трудно, противно, но надо.

— Точно надо? — тоскливо спросил Вигол. — А нельзя ли как-нибудь…

— Никаких «как-нибудь», — отрезал батюшка. — Хватит. Благословляю тебя, сыне, и ступай уже, надоел.

Что оставалось Виголу? Кто он был, чтобы выступить против жизни? Склизкое, вонючее, гнилое, мухи, наверное, уже завелись — а придется жрать. Ради счастья детей, ради блага родных и во имя прекрасного будущего.

Тошнота подступила к горлу, но Вигол обуздал позыв.

Родился я на Украине в Кривом Роге — старый большой шахтёрский город. Есть тут большие болота, заброшенные выработки и старые поля с кучей заброшенных мест (заводы при выработках угля, колхозы и прочее). Понятно, какие это были находки для школьников, хоть места и страшноватые. Так вот, помнится, были мы тогда в частном доме у друга, всем лет по 14 — 16, человек семь. Частные дома находятся как раз рядом с болотами. Ну, и пошли мы шляться по этим болотам.

Гуляли долго, уже пошла смесь леса и болота — вроде и деревья есть, и кусты, но под ногами по щиколотки грязь. И вот мы видим холмик, странный такой, вокруг кусты. Решили залезть на него. Пока обходили — увидели с одной стороны огромную дверь, двустворчатую, железную, ржавую местами. Пробрались к ней, открыли одну створку с трудом. Внутри темно, справа дверца в маленькую комнатку, там следы присутствия бомжей, хоть и давние, и старая советская мебель. А если не заходить в комнатку, то прямо идёт лестница вниз, как в многоэтажках. У нас с собой были фонари — по заброшенными местам же лазили. Начинаем спускаться вниз, три пролёта вроде. Потом ещё проход вправо, а ниже лестница затоплена. Просто уходит под воду, там ещё жаб куча была и мусор в воде. Но всё же довольно-таки красиво, вода прозрачная. Поскольку нырять мы пока не собирались, пошли в проход, который справа. Длинный коридор, по бокам комнатки, маленькие очень, в некоторых остатки вещей, диваны, шкафы, всякая форма. Куча вещей, все упакованы: видно, собирались выезжать. Тогда мы поняли, что это военный обьект. Формы военной куча, накладные на оружие, большие военные ящики. Ну мы тогда оружие, конечно, искали, но в ящиках была куча ваты, медикаментов и погонов со звёздочками. Понабирали себе, карманы забили всякой мелкой чепухой. Нашли большой советский телевизор — разбили кинескоп, ну что с нас взять-то. Колонки нашли, военную рацию, столы, стулья, дрова, кучe консервов. Все понадевали военные фуражки, идём дальше. Помнится, нашли «Астру», подкурили и чуть не поумирали — табак отдавал тухлятиной.

Дальше по коридору после комнат начинался большой актовый зал. Советские стулья (такие, поднимающиеся), куча плакатов на стенах военной тематики (тактика боя, как копать окопы, доблесть советской армии, разборка АК и т.д.). Зал был несколько ниже коридора и тоже местами затоплен. И тут начал я ощущать себя некомфортно. В конце зала было два выхода за сцену, ещё один просто в стене посередине (большой) и маленькая дверь справа в стене. В общем побродили мы по залу, за сценой ничего интересного, большой выкатывающийся стенд, пара шкафов, гора сложенных стульев. Большая дверь забита. Пока несколько человек её открывали, я и ещё двое пошли к маленькой двери. Лучше бы мы этого не делали...

Открываем дверь, за ней длинный коридор, тёмный. С другого конца коридора из темноты раздался звук бега. В свете фонариков в глубине коридора сверкнули глаза: что-то очень быстро бежало к нам и рычало. Понимаете наш ужас? Высокое длинное существо, водяной или ещё что-то, чёрт его знает. В общем, оцепенение наше длилось недолго, мы заорали и начали убегать. Друзья сзади нас сначала не сильно поверили нам, до этого мы и так друг друга пугали — двое договаривались и внезапно начинали бежать, другие срывались за нами, потом все вместе смеялись. Но когда мы достигли выхода из зала под смех наших неверующих товарищей, маленькая дверца открылась с такой силой, что ударилась об стенку и слетела с петель. Дальше вторая группа с криком начинает бежать к выходу, тварь бежит через скамьи к ним, мы это всё наблюдаем. Темно, только фонарики мелькают. Благо, эта тварь не быстрая и ей мешают скамьи, а вторая группа бежит под стенкой по открытой местности к нам. Существо рычит и воет, группа номер два тоже кричит. Я был просто в ужасе. Вторая группа добегает к нам, захлопываем дверь в зал, раздаётся нечеловеческий вой из зала, мы со скоростью звука вырываемся к лестнице и, толкая друг друга, выбегаем на улицу, закрываем с трудом большую железную створку и, не обращая внимания на кусты, ветки и болото, бежим домой. Мы, те, кто там были, условились никогда об этом не вспоминать...

История, которую я вам расскажу, произошла 3 года назад. Тогда я только вступил в поисковую группу. Помимо меня, там ещё была пара новичков. Мы, как молодняк, особо ничем не занимались — бегали и бабок всяких опрашивали. А ещё очень любили по вечерам собираться все дружно и друг другу страшные истории рассказывать: начинали с заезженных, а когда разогревались от горящего рядом костра и приличной дозы алкоголя, начинали уже травить нечто более жесткое — кто что от бабушек услышал, а кто вообще так на чистом украинском что-нибудь такое выдавал, что уж даже и не знаешь, смешно тебе или страшно.

Как-то к нам во время подобной посиделки присоединился парнишка лет 25-30, в камуфляже, на вид обыкновенный охотник наших краёв. Подошёл, поздоровался с каждым (судя по тёплому приветствию, те, кто постарше, давно его уже знали) и присел в угол. Сидит себе, помалкивает, нас слушает да себе наливает. И вот после энного количества историй и пропущенных стаканов у него начал потихонечку «развязываться» язык, и тут он рассказал такую историю.

Как-то осенью вышел он на охоту, да так увлёкся, что не заметил, как смеркаться начало. Когд опомнился, то вокруг уже стояла такая темень, хоть глаза выколи. До дома идти далековато, да и наш прекрасный кубанский лес — по нему ночью хоть с прожектором иди, всё равно навернёшься и что-нибудь сломаешь. А шакалы, так вообще напасть: поодиночке, конечно, не нападают, а вот когда их поболее...

Ну так вот, решил наш охотник не домой идти, а где-нибудь ночлег себе сбить. И тут наткнулся он на деревеньку — точнее сказать, на то, что от неё осталось. Когда-то ещё до Второй мировой там было поселение, да вымерло как-то внезапно, никто точно не знает почему, но в довольно краткие сроки население деревеньки сократилось до нуля. И теперь от деревни остались только стены, да чуть дальше заброшенная тюрьма. Место было не из приятных.

Для ночлега охотник выбрал более или менее целые стены какого-то дома. Там, в одной из комнат, которая была без окон, он распалил костёр. Поев и немного выпив из фляги, он разложил спальный мешок, положил рядом с ним ружьё и лёг спать ногами к двери. Проспал он недолго: проснулся оттого, что стало как-то внезапно светло. Вначале в голову полезла мысль, что из-за горячих углей, оставленных им, что-то загорелось, но мысль сразу улетучилась, когда он открыл глаза. Последние угли, судя по виду кострища, давно потухли, но вокруг светло, как в полнолуние, и висела дымка какая-то странная в воздухе, как будто светилась изнутри. Он кинул взгляд на дверь — а там голая женщина стоит и рукой его манит. Он, конечно, пришёл в дикий испуг: до ближайшего поселения не менее 20 километров, какие тут голые женщины посреди ночи?! Он схватился за ружьё, выстрелил в сторону женщины и потерял сознание. Когда он очнулся на следующее утро, то обнаружил, что вокруг в жухлой осенней траве валяются гильзы от пуль самого разного вида.

Когда охотник закончил рассказ, мы, конечно, пару минут половили мурашек по коже. А когда отошли, начали его подкалывать — мол, хорошо придумал. На это он в ответ снял шапку, и мы похолодели уже по-настоящему. Волосы у парня оказались седыми.

У знакомой моей знакомой (да, вот так вот), по словам последней, имеется слабость: жуть как любит она всякими травами лечиться. То подорожник заварит от сыпи, то лопух к голове приклеит. И вот завело ее это лечение народными средствами к некой бабке-ведунье. Та сразу нашу тетеньку в оборот взяла: зелья ей на все случаи жизни варила, масла ароматические литрами продавала, измельчала для нее ореховую скорлупу от глазливых людей. Так в доверие втерлась, что женщина даже начала приглашать ее к себе домой. Та по квартире трехкомнатной бродит, по углам шепчет, пассы руками делает...

Однажды ведунья эта начала напрашиваться на ночь — устала, мол, ехать далеко, позволь переночевать, расстели в одной из комнат, одеялком прикроюсь, а утром уеду. Женщина, хоть и доверяла бабульке, а все же отказала под предлогом, мол, у меня свой уклад и быт, жить привыкла одна. На что ведунья зло хмыкнула и уже на пороге как-то странно высказалась: «Уже не одна».

С той ночи хозяйку начали донимать посторонние звуки в квартире. Причем всегда они доносились из платяного шкафа, где у нее белье постельное лежало. А в один вечер так и вовсе бедная женщина чуть с ума со страху не сошла: застелила она постель и вышла на кухню, возвращается — а вся кровать измята, будто по ней носороги скакали. Дрожащими руками она расправила все, сходила в ванную, вернулась и видит, что одеяло на кровати само сворачивается и разворачивается. С уголка и до уголка в трубочку.

Наверное, тяжело пришлось несчастной. Как она пережила сие постельное безобразие, неизвестно. Знакомая пообещала поинтересоваться на работе у героини рассказа, как там дела сейчас обстоят. Но думаю, что в этом конкретном случае женщине её укропная водичка да настойка черемши уже не помогут.

Лет десять назад я жил в Калининграде, в районе под названием «Остров». Так вот, одно из любимых занятий калининградской молодежи — гробокопательство на старых немецких кладбищах с целью обзаведения стильным немецким шмурдяком и драгметаллами (в основном в виде зубов). Есть такое кладбище и остов часовенки и на «Острове» — тогда оно было почти неразграбленным, так как какие-то умники в 50-х годах прорыли канальчик, из-за которого местность подтопило, появилось болото и все основательно заросло всякой растительностью. А тут канальчик, наконец-то, замыло, и два года подряд было очень сухо — место стало проходимым. И вот одним августовским утром мой друг по кличке Кар потащил меня туда, соблазнив посулами невиданной добычи. И ведь не обманул. За день усердного копа мы стали обладателями двух десятков золотых фикс, нескольких монет, золотого же кольца и пары сережек, плюс серебряного барахла общим весом 170 грамм.

Когда стало темнеть, я засобирался домой, а Кар решил остаться, чтобы утром продолжить изыскания на местности. Когда я уходил, он все еще лопатил землю. На следующий день у меня была запланирована поездка на Голубые озера, а вот еще через день мне позвонила его мама и поинтересовалась, не знаю ли я, где находится её чадо. Это меня не насторожило, так как Кар любил заложить за воротник и делал это регулярно. И только спустя 3 дня после того, как я покинул место копа, я отправился туда снова, прихватив с собой еще одного приятеля — счастливого обладателя минака кустарного производства. Добравшись до места, я обнаружил то, что мне иногда еще снится...

После того, как я ушел, Кар умудрился наткнуться на место захоронения жителей Кёнигсберга, погибших от бомбардировок союзников. Это был слой костей толщиной около полутора метров. А в пяти метрах от этой ямы навес из полиэтилена в углу фундамента и труп Кара. Он сидел? забившись спиной в угол, глаза были открыты, а на лице была такая застывшая гримаса ужаса, что я, увидев его лицо, сам чуть не откинул копыта. Приятель же сел и стал икать. Сотовых тогда не было, так что, отойдя от столбняка, я пошёл домой вызывать ментов. Пока они приехали, пока я довел их обратно, стало опять вечереть. И вот, придя на место, менты стали все осматривать и расспрашивать меня (так как я и вызвал и последний видел Кара). Стемнело. И вдруг парень, который был с ментами (вероятно, стажер, он был чуть старше меня), подозвал старшего и сказал ему показывая на труп Кара: «А он точно мертв? А то, кажется, он только что моргал!». И в этот момент лицо трупа — ТРУПА!!! — которое уже вроде бы разгладилось, стало опять искажаться в ужасе! Как они орали! Правда, я тоже не отставал, стажер этот ломанулся прочь с воплями, я за ним, и еще один...

Потом эксперт-криминалист пытался объяснить мне, из-за чего это произошло, но я его не слушал, потому что я не верю, что лицо человека, умершего 2 дня назад, может взять и ожить. Да у него даже глаза на мгновение стали ЖИВЫЕ!

И да, в заключении о смерти было написано, что он умер от разрыва какого-то там клапана в сердце...