BURDUK1973

Сражение за Берлин было жестоким. Немцы дрались с отчаянием обреченных, превратив каждый дом, каждый подвал в крепость или ДОТ.
Советская пехота под прикрытием самоходок ИСУ-152 шедшим по краям улицы и подавлявшим огневые точки врага, методично зачищала дом за домом.
-Алан, не отставай!- кричал своему другу рядовой Максим Суханов, вместе с отделением поднимаясь по этажам полуразрушенного дома и стреляя короткими очередями из пистолета- пулемёта Судаева.
Абхазец Алан Гумба, подружившийся с Сухановым ещё в Сталинграде, весело скалил белые зубы:
- Ты сам Максимка-пулемёт не отставай!
Они первыми поднялись на последний этаж здания, где оборонялись несколько не желавших сдаваться немцев. Бросок гранаты, ураганные очереди из автоматов выбили чудом уцелевшие стёкла. Все трое немцев, посечённые осколками, остались лежать около развороченного пулемёта МГ.
-Готовы- равнодушно сказал Гумба
Наступила резкая неожиданная тишина. Было слышна только отдаленная канонада с других улиц.
-Вроде как и танкисты наши уехали- удивленно сказал Суханов
- А чего им, задание выполнили и дальше погнали- отозвался Алан.
Он подобрал с пола пачку немецких сигарет и закурил.
Друзья какое-то время постояли посреди развороченной взрывом комнаты
- Эх, ещё чуть-чуть осталось, - мечтательно протянул Гумба- дожить бы.
-Лично я доживу- убежденно сказал Суханов- ну может ранят слегка, но рядовой Алан Гумба мне поможет.
Алан запел, подражая голосу актрисы Пугачёвой из «Острова сокровищ»:
-Если ранили друга, перевяжет подруга горячие раны его.
Суханов рассмеялся и друзья, перешагивая через убитых немцев спустились во двор дома.
Алан осмотрел улицу, заваленную битым кирпичом, тлеющим тряпьём и обломками мебели. Где-то вначале улицы смрадно дымил подожженный «Джип»
-Наши , видать, с той стороны дома вышли- сказал Гумба.
Он хотел ещё что-то добавить, но голос его и вообще всё, потонуло во взрыве, окончательно обрушившем дом, который был не то заминирован, не то по нему прилетел шальной снаряд.
Гумба, отброшенный на середину улицы, ударившись головой и кучу камней, медленно приходил в себя. Пыль оседая противно скрипела на зубах, из носа Алана бежала кровь, голова было словно из ваты. Он шатаясь поднялся, опираясь на автомат.
-ааааа..- раздался совсем рядом стон Суханова
Гумба, спотыкаясь, словно слепой, пошел на стон. Около груды обломков лежал его друг, ленинградец Максим Суханов, с которым они прошли Белоруссию и Польшу. Правая рука Суханова была придавлена огромной плитой переставшего существовать дома.
- Хана руке- прохрипел Суханов, корчась от боли
- Максим, я сейчас!- крикнул Алан, ещё сам не зная что делать.
Он шатаясь сбегал на соседнюю улицу. Десяток гражданских пять женщин и пять стариков, все чумазые и пропыленные, сидели, тупо глядя в одну точку.
- Комм, комм- помогать!- крикнул Гуьба, маша руками.
Гражданские поняли его и продолжая пребывать в каком-то оцепенении, поплелись за Аланом
- Скорее, шнеля, ёлки зелёные!- злился Гумба, подталкивая немцев.
Сухнов уже не стонал, а только тихо шипел и вполголоса матерился, вспоминая Германию, Гитлера и почему-то Муссолини.
- Сейчас, Макс, терпи- суетился Алан.
Гражданские поняли, что от них хочет русский и навалившись все вместе, попытались приподнять плиту, всё было тщетно. Слишком тяжела была железобетонная глыба, слишком мало было сил у стариков, женщин и отощавшего солдата.
Гумба сорвал с пояса флягу с водкой и приложил к губам Суханова:
- Держись, Макс, хлебни, сейчас что -нибудь придумаем!
Он снова убежал на соседнюю улицу и привёл ещё троих бойцов.
- Мужики, друг погибает, навались!!
-Да тут и краном её не поднять, ты чего браток- удивлённо сказал рябой пехотинец в дранной плащ- палатке, глядя на плиту.
Ещё один солдат внимательно осмотрел начавшее стремительно опухать плечо Суханова
- Руку не спасти уже. Раздроблена, видимо. Пилить надо, а то крышка тебе боец.
- Так пилите,....- выругался Максим- пилите скорее, пока я сам себе её как волк не отгрыз!!
- Чем пилить -то?!
Один из немцев, сообразив о чём говорят иваны, поманил Гумбу с собой. В конце улицы стоял кирпичный сарай, видимо служивший местным автосервисом. Кругом была рассыпана известка, железные ящики столов были открыты и всё их содержимое валялось на полу. Алан стал лихорадочно копаться в груде инструмента.
Немец что-то залопотал и показал Алану на небольшую ножовку по металлу, висевшую на стене.
- Ты бы домкрат лучше нашел, фриц!- расстроено сказал Гумба, но искать домкрат было некогда.
Алан схватил пилу и зачем-то кувалду и поспешил в конец улицы, где в окружении бойцов корчился от боли его друг Максим. Кто-то из бойцов уже развёл огонь и кипятил воду, кто-то выложил на расстеленную шинель бинты.
- Пили, твою мать!!- прорычал Суханов.
-Обеззаразить надо- деловито сказал рябой боец и забрав у Алана пилу, стал прокаливать её на костре.
Тем временем другой солдат распорол ножом гимнастерку Суханова, освободив место для разреза.
Алан взял прокалённую и смоченную в водке пилу и только сейчас понял, как ему страшно. Он многое повидал за два года боёв- оторванные головы, людей, перемолотых танковыми гусеницами и превратившихся в бесформенные куски мяса, но вот сейчас.. Собственноручно пилить кость живого товарища..
- сука, пили, Алан, чего ждёшь!- зарычал Суханов- хочешь, чтобы сдох я в конце войны?!
Гумба выругался по- абхазски , и влив уже себе в горло из фляжки водки, сел к лежащему Максиму. который уже начал бледнеть.
Алан плеснул водки на место предполагаемого разреза и провёл пилой по коже. Брызнула кровь, Суханов, державший в зубах деревянную палку, глухо завыл. Алан закусил губу , жалея, что не заткнул себе уши, чтобы не слышать звук перепиливаемой кости, но второй надрез он сделать не успел.
Чьи-то сильные руки, схватили его за локти и оттащили от Максима. Это был тот самый рябой солдат в драной плащ- палатке.
- Стой, боец, я танк нашел! Едет уже!
Он наскоро перевязал руку Суханова. Вдали улицы показался грязный, помятый Т-34-85, с приваренными к башне самодельными , сделанными из железных кроватей, экранами от фаустпатронов.
- Сюда! Сюда!- махал руками Гумба
Из люка машины вылезли чумазые танкисты. Выслушав сбивчивый рассказ Алана и посмотрев на плиту, они деловито стали сооружать перед ней нагромождение кирпичей для рычага . Поняв, что они делают, все присутствующие стали им помогать. Когда всё было готово, танк медленно заехал на обмотанные цепью и засунутые под плиту несколько ломов.
Словно в замедленной съемке, многотонная глыба нехотя поднялась, освобождая из плена измочаленную руку Суханова, который потерял сознание.
- Спасибо, мужики!- крикнул Алан, но танкисты , видимо, так торопились, что только махнули руками, запрыгивая в люки.
Тут же были сооружены носилки.
- Скорее, ребята, скорее- скороговоркой повторял Алан и по грязному его лицу катились слёзы- ну никак нельзя, чтоб Макс помер, друг он мой, я с ним и огонь воду..
К счастью вскоре они наткнулись на походный госпиталь, расположенный на какой-то площади и через полчаса Суханов был уже на операционном столе.
- Рука -то как?- крикнул Гумба вслед сердитому санитару в окровавленном халате- спасёте?
- Дуй отсюда!- вместо ответа ругнулся медик.
Через три дня Алан снова заскочил в госпиталь. Суханов сидел на койке исхудавший, желтый, с перевязью на шее.
- Ну что, как рука-то? -озабоченно спросил Алан
- сказали что, кривая будет- отозвался Максим- а так вроде зажить должно.
Гумба радостно и осторожно обнял друга.
- Ну вот, а ты хотел отгрызть!
- И ты тоже- тихо засмеялся Максим- и погрустнел- как ты теперь без меня- то? Не боец я теперь.
В палату вбежал санитар. Лицо его было перекошено, а глаза и без того навыкате, почти вылезли из орбит.
- Победа!!- закричал он срывающимся голосом- только что по радио объявили! Победа, мужики!
Алан Гумба плакал второй раз за день, но теперь- от счастья.

Солдаты не торопясь занимали места. Сколоченные на скорую руку скамейки стояли полукругом около импровизированной сцены из досок и снарядных ящиков. За занавеской, натянутой между двумя ЗИСами прятались артисты. Передовая была совсем рядом и Людмила Емельянова- певица фронтовой бригады из города Пущино, отчетливо слышала канонаду.
- Что, Люся, страшно?- улыбнулся её товарищ по театру, Леонид Голубев, загримированный в одного из персонажей пьесы Островского- ничего, в первый раз оно всегда страшно. Помню , наша бригада в сорок втором в окружение попали под Харьковым вместе с пятьдесят седьмой армией, так половина наших кто погиб, а кто без вести пропал.
- Ну начал- пробурчал Иван Жилкин, внимательно рассматривая себя в маленькое зеркальце- девчонка первый раз на передке, а ты вместо того, чтобы поддержать человека, пугаешь её.
Голубев вытащил папиросу и осторожно, чтобы не испортить накладную бороду, закурил со словами:
- Молчи, немчура.
Жилкин, загримированный для комической сценки под Гитлера, не обиделся, а только шутливо погрозил Голубеву кулаком.
Люся тихо рассмеялась над товарищами, любившими препираться друг с дружкой, и в который раз стала читать текст своего репертуара.
Дрессировщик Иосиф Элькинд кормил яблоками своего питомца- маленькую макаку и улыбаясь говорил: мой Джонни тоже поначалу взрывов и бомбежек боялся, а сейчас почти не обращает на это внимания. Настоящий артист.
Жилкин выглянул в щель занавески и цокнул языком:
- Собрались! Все красавцы удалые! Люся, хватит хранить своё холодное сердце, подари его любому из этих богатырей и они..
- Дорогие товарищи- раздался со сцены голос их конферансье Петра Мышкина- сегодня в репертуаре нашей бригады отрывки из пьес Островского, юмористические сценки, дрессированные животные, а в заключении- молодая, но уже известная певица Людмила Емельянова! Похлопаем!
Шум аплодисментов был такой, что даже ненадолго заглушил канонаду.
Первым был показ отрывков из Островского. Пока оно шло, аккордеонист дядя Женя Савельев, воровато оглянулся и достав из пиджака стеклянную фляжку с коричневой жидкостью, сделал внушительный глоток.
- Люсенка, рекомендую- блаженно улыбаясь сказал он- всё волнение как рукой снимет и даже наоборот.
Люда помотала головой напомнила Савельеву:
- Дядь Жень, не забудь, «Синий платочек» самый последний, а когда буду частушки петь, с тебя чечётка.
На сцену тем временем вышел «Гитлер» и стал читать свой слезливый монолог о том, что ночью ему приснился Наполеон, который говорил ему не ходить в Россию, а он, дурак такой, не послушал. Громовой хохот и аплодисменты зрителей были так заразительны, что смеялись и артисты за занавеской, знавшие эту сценку наизусть. Выступление Элькинда с кривлякой Джонни тоже было встречено смехом и аплодисментами.
- А теперь Людмила Емельянова!- провозгласил конферансье.
Люда выдохнула, поправила своё платьице в горошек и откинув занавеску, с колотящимся сердцем поднялась на сцену. За ней с аккордеоном на животе и бантом на шее проследовал неуклюжий толстяк Савельев. Доски сцены были сырыми и чуть- чуть прогибались, отдаваясь эхом. Емельянова увидела лица солдат. Разные, молодые старые красивые и не очень. И глаза. Смотревшие на неё тепло и внимательно и с заботой. Как смотрит на любимую сестру старший брат, готовый её оберегать и защищать.
Неожиданно Люда успокоилась и дав знак дяде Жене, запела низким бархатным голосом:
-С берёз неслышен, невесом
Слетает жёлтый лист,
Старинный вальс "Осенний сон"
Играет гармонист.
Бойцы начали тихонько подпевать. Люда почувствовала, как к горлу её подкатывает комок, мешая петь. Но опытный Савельев видя это, запел сам, помогая Емельяновой и через пару секунд всё было снова хорошо.
Не пережидая аплодисментов, дядя Женя озорно пробежал пальцами по клавишам аккордеона и грянули частушки, одна другой веселей и задорней:
На осине две верёвки
Любо дорого смотреть
Скоро Гитлер с Муссолини
Будут рядышком висеть!
Смех ещё больше усилился, когда из за спины дяди Жени показался Жилкин всё в том же одеянии Гитлера, горестно разводя руками, как бы говоря- так тому и быть.
Канонада, гудевшая где то вдали, неожиданно усилилась, а ещё через несколько секунд врывы заухали совсем рядом.
- Все в укрытие!- закричал седой майор, стоявший ближе всех к сцене.
И зрители и артисты бросились врассыпную, прячась от миномётного обстрела. Несколько мин взорвалось рядом с ЗИСом, деревянный кузов которого тут же превратился в груду искореженных досок
Люда, откинутая взрывной волной со сцены к машинам, ворочалась на земле, оглушенная, размазывая по лицу кровь от нескольких щепок впившихся в лоб. К ней бросился молодой парень-танкист и легко подхватив на руки потащил в безопасное место.
Вскоре заухали и советские миномёты, отвечая врагу. Дядя Женя, Жилкин и Голубев спешно бросились к миномётным расчётам, и окопам, где и им нашлась работа. Савельев открывал ящики и подавал мины, а Голубев и Жилкин на носилках таскали раненых. Елькинд с вцепившимся ему в спину Джонни, как угорелый бегал с ведром до ближайшего ручья и тушил дымившийся грузовик.
- Ну что, смотришь, хлопец- весело говорил Жилкин , таща на носилках раненого бойца, который не был на концерте и теперь во все глаза смотрел на него- да свой, я свой, артист!
Люда очнулась , чувствуя, как чьи-то сильные руки бинтуют ей голову.
- Всё в порядке товарищ артистка- услышала она голос- до свадьбы заживёт, а пока походите с повязкой.
Емельянова присела на валявшийся неподалёку стул и посмотрела на своего спасителя. Это был парень лет двадцати пяти в чёрном новеньком комбинезоне и шлемофоне. На груди его тускло поблёскивала медаль «За отвагу»
- Егор Воронцов- представился он - как вы себя чувствуете?
- Людмила Емельянова. Петь смогу- не то спрашивая себя, не то утверждая отозвалась Люда, ощупывая повязку и оглядываясь.
Обстрел кончился. Сцена почти не пострадала. Подошли Жилкин, дядя Женя и Голубев. Все трое были живы, но порядком испачканы в осенней грязи. Понемногу снова стали собираться зрители.
Люда ласково посмотрела на своего спасителя.
- Спасибо вам, Егор Воронцов- тихо сказала она, потупившись.
Танкист тоже смутился.
- Да что там, Людмила - пробормотал он, покраснев- я..я говорить не мастер. Но знайте..В каждой нашей победе над врагом есть и ваш вклад.
Приезжайте к нам почаще.
Егор набрался храбрости и выпалил:- или пишите! Сто первая танковая дивизия..
- Люсенька, зрители ждут!- бесцеремонно оборвал их диалог дядя Женя Савельев.
Егор осторожно пожал протянутую ему белую маленькую ладошку и быстро оббежав машину уселся на свободное место около сцены.
Люда, стараясь не обращать внимания на дёргающую боль в голове вышла на сцену.
- Немецкие разбойники немного помешали нашему концерту- звонко сказала она- но мы всё же закончим!
Савельев заиграл «Синий платочек». Люда пела и видела, как Егор сидя в первом ряду, улыбаясь смотрит на неё.
Через полчаса концерт закончился. А ещё через час, собирая реквизит в уцелевший ЗИС, Люда увидела, как по пыльной дороге на запад покатила танковая колонна. На борту одной из «тридцатьчетвёрок» Люда успела прочитать надпись белой краской- «За синий платочек! За Емельянову»
Дядя Женя Савельев ласково и осторожно потрепал девушку по плечу и сочувственно спросил:
-Больно?
Люда поморщилась:
- Нет, но шрам, наверное надолго останется.
- Ну с боевым крещением тебя, артист Емельянова.
Люда подняла руку и запоздало помахала вслед колонне, уже почти не видимой за дорожной пылью.

Метель свирепствовала уже четвёртый день, заметая окопы, проволочные заграждения, блиндажи, занося дороги так, что с наступлением сумерек было сложно разобрать, куда ехать.
Водитель грузовика- пожилой сердитый дядька, выскочил из машины и постучал в борт ЗИСа, на котором были видны многочисленные следы от пуль.
- Чего расселись, как барыни?! Помогайте, а то всю ночь простоим!
Из кузова со смехом высыпали четырнадцать девушек- снайперов, направляющихся на фронт после снайперской школы ЦК комсомола.
Бойкая острая на язык Вера Никифорова задорно крикнула:
- Ничего мужики без нас не могут! А я, дядя Коля, между прочим, могу ещё и за руль сесть, если что!
Девушки рассмеялись и дружно навалившись уже который раз за ночь вытолкнули многострадальный ЗИС из снежного капкана, и снова запрыгнули в кузов.
-Оля, что ты там копаешься, потеряться хочешь?- крикнула Никифорова самой молодой девушке, семнадцатилетней Ольге Красавиной, которая стоя на одной ноге, вытряхивала снег из валенка. Весёлая и задиристая Никифорова ещё со снайперской школы старалась опекать и защищать скромную и улыбчивую Красавину.
Ольга спешно натянула валенок и догнав машину, уцепилась за борт, где её подхватили и помогли взобраться.
В расположение стрелкового батальона снайперы прибыли под утро. Командир батальона, ленинградец Пётр Демченко флегматично посмотрел на построившихся девушек и спокойно объявил:
- Оружие, маскировочные халаты и всё остальное получите в хозроте. Завтра день на подготовку, послезавтра начинать охоту.
Девушек расселили в два, специально для них освобожденных блиндажа, после чего накормили и дали время на отдых.
Вера не торопясь обматывала бинтами винтовку Мосина с оптическим прицелом и спрашивала Красавину:
- Олька, всё помнишь, чему учили?
- Баллистику нужно подтянуть, а так вроде всё помню- улыбнулась девушка тоже осматривая своё оружие.
- Ох, как счёт открыть охота- болтала Никифорова- за отца, за братьев, за Зою Космодемьянскую. Хочу как Люда Павличенко- три сотни фашистов на тот свет отправить.
Их соседка по блиндажу, черноглазая узбечка Зара Рахимова рассмеялась:
- Верочка, хоть нам оставь.
Ольга слушала шутливую перебранку подруг, а в глубине души её болело. Сможет ли она убить человека? Пусть врага, пусть немца..Но сейчас рассказать о своих сомнениях? Даже Вере..Нет! Никто не должен знать о её слабости! Она, Оля Красавина, сможет! Не для того она пошла в снайперскую школу, когда ей едва исполнилось шестнадцать! Не для того Советская страна, истекающая кровью, тратила средства на её, Олино обучение!
Ночью опять была метель, завалившая позиции шапками снега.
-Ну, пора, Олька- выдохнула Вера, в последний раз проверяя амуницию.
Девушки разбились по парам, сформированным ещё в снайперской школе и медленно поползли на нейтральную полосу.
На немецких позициях шла уборка снега и Ольга отчетливо увидела головы солдат над траншеями. Она прильнула к прицелу, чувствуя как стучит сердце. Ну! Это враги, они пришли на её землю! Давай, Оля! Нет! Не могу!
Слёзы лившие из глаз Ольги, помешали ей целиться. В десяти метрах от неё раздался выстрел Веры Никифоровой и один из немцев- гогочущий , мордатый, с шарфом, обмотанным вокруг головы, вспелеснул руками, будто очень огорчился, и исчез на дне окопа.
Прежде чем поднялся переполох, Вера успела сделать ещё выстрел и обе девушки спешно покинули позиции, по которым начали садить из миномётов.
- Ты чего не стреляла?!- набросилась на подругу Никифорова- они же все как на ладошке были!
Румяная, от морозца, гневно сверкая голубыми глазами и потрясая кулачками, Вера распекала подругу. Ольга бросила винтовку и разревелась.
- Не смогу, я, Верунь, они же люди!
- Люди?! -рассвирепела Вера- они людьми были, когда у себя в Германии сидели! А сейчас это враг! Ты что, Олька?!
Переполох в окопах немцев стал утихать.
- В общем так, рядовой Красавина- неожиданно успокоившись, сказала Вера- буду ставить вопрос о твоей боевой пригодности на комсомольском собрании.
К вечеру вернулась Зара Рахимова со своей парой - тоже черноглазой татаркой Зухрой Каримовой. Обе достали перочинные ножички и стали не торопясь делать зарубки на прикладах своих винтовок.
-Двоих уложили- деловито похвалилась Зара- могли и больше, но там ихний снайпер, засёк, еле уползли.
Всю ночь Ольга проплакала, слушая, как с тыла по позициям немцев работает арт- подготовка. А утром, когда ещё не расцвело, батальон поднялся в атаку и обрушился на передний край немецких траншей, выбил их оттуда и погнал дальше. Но вскоре, наступление застопорилось. В блиндажи к девушкам забежал какой-то сержант:
- Приказ по батальону- всем кто может в отбитые траншеи, там раненых куча! Нужно срочно их эвакуировать!
У захваченных траншей уже шла полным ходом работа- все кто был свободен- обозники, повара, конюхи и даже спешно собранные гражданские, таскали по перемешанному с кровью снегу раненых и грузили их на сани.
- Да мы же не успеем всех!- плача кричала Зара Рахимова, еле волоча грузного мужчину с кровавым месивом вместо ног.
- Надо успеть!- кричала Вера.
В пылу работы она потеряла шапку и короткий ёжик её волос воинственно топорщился.
- Всё уходим- закричал лейтенант- немцы наступают, больше не успеем!
Больше половины раненых осталось лежать во вражеских окопах, которые снова заняли немцы.
Ночью Ольга вышла на улицу. Страшные крики добиваемых фашистами раненых будто плетью ударили её и она упала на колени зажимая уши руками. Выстрелов слышно не было. Добивали штыками. Навсегда Красавина запомнила этот крик, который ещё долго стоял у неё в ушах.
Вера, опустившаяся на дно окопа радом с Ольгой молча плакала.
Под утро стало тихо и позиции снова обрели устойчивость. Было пасмурно, и унылая позёмка заметала тела убитых, которыми было завалено всё поле.
На следующий день снова началась охота. Вера и Ольга уползли далеко в лес, а когда вернулись, Красавина , будто повзрослевшая на десять лет после этой охоты, достала финку и сделала на прикладе своей мосинки первую зарубку.

Группа Якова Эйдмана медленно пересекала ночную линию фронта, то и дело замирая, когда чёрное октябрьское небо озаряли осветительные ракеты, запущенные немцами.
Все пятеро разведчиков крепко-накрепко помнили приказ капитана Мелентьева: нужен не какой-то рядовой. Нужен офицер. Враг что-то затевает на этом участке фронта и наша задача..В общем вы всё поняли.
Мы- то поняли- думал Эйдман, бесшумно передвигаясь за сапёром Колей Коробко и чувствуя, как от вражеских траншей несёт чем-то сьестным- только вот сортировать немцев при захвате- не самое лучшее занятие. Ещё четверо разведчиков Иван Белых, Илья Лучников, Кундул Тингеев и Пётр Хрынов ползли за Яковом.
Коробко, бывалый сапёр, обезвредивший не одну сотню мин, подал знак. Группа дождалась, когда он освободит проход и бесшумно миновала первую линию траншей, уходя в тыл противника.
Забравшись в густой, покрытый ночным сырым туманом лес, Эйдман дал приказ на отдых. Разведчики выставили дозор и соблюдая осторожность, закурили.
- Хорошо у немца пахнет- зажмурил якут Тингеев и без того свои узкие глаза- мясом. А не кашей надоевшей, как у нас.
- Ты поэтому в раведроту и пошел, наверное- прошептал Лучников.
Остальные тихо рассмеялись и дососав самокрутки, двинулись дальше.
Все мысли Эйдмана были сосредоточены на том, как выполнить задание. В первой линии траншей важной шишки наверняка не найти, а вот дальше.. Тут как карта ляжет.. Впереди , на просеке, показалась новое минное поле и Коробко снова пришлось потрудиться, прежде чем группа устремилась дальше.
Неожиданно до Якова донёсся слабый звук , будто кто-то ударил ложкой в котелок.
Вторая линия траншей- подумал Эйдман. В бинокль он увидел блиндаж, который был едва различим в темноте. Группа замерла, вслушиваясь в тишину, изредка прерываемую звяканьем пустых банок на колючей проволоке. Ждали долго. Примерно через час из блиндажа вышел человек в накинутой шинели и неровной поступью побрёл к нужнику.
Гауптштурмфюрер- до боли в глазах всмотревшись в знаки различия, определил Эйдман.
- Берём- одними губами сказал Яков, указывая своей команде, где кому быть при захвате пленного.
Офицер исчез за дверями нужника, и будто чувствуя, что это его последние минуты на свободе, пробыл там долго. Выйдя, он зябко поёжился и поплёлся обратно в блиндаж. Кундул Тингеев, мгновенно выросший за спиной немца, широкой ладонью зажал его рот, а Лучников, появившийся спереди, что есть силы ударил фрица под дых, заставив его сложиться пополам. Иван Белых втиснул в отрывшийся в беззвучном крике рот немца ком тряпья, а Яков скрутил врагу руки и быстро накинул на шею пленного удавку, а на голову напялил плотный, заранее приготовленный колпак, сделанный из валенка.
-Бегом за мной, будешь медленно- перережу тебе горло- по немцки прошептал Яков пленному в ухо и для острастки тихонько кольнул ножом в ягодицу. Немец послушно, но неуверенно побежал, за натянутой удавкой.
Как по нотам- пронеслось в голове Эйдмана- ну, а чего- ребята виртуозы своего дела. Минут через десять фрица хватятся, ещё минут пять- семь будут искать, а потом поднимут тревогу.
Группа пригибаясь бежала. Скоро будет проще. Главное оторваться подальше, и можно будет сделать перевыв. Лишь бы фриц коньки не отбросил. Он теперь ценнее, чем каждый из них.
Они проползли через проход в минном поле и вскоре достигли спасительного леса. Где-то вдали раздался шум и крики. Видимо,хватились фрица.
Эйдман дал знак своим бойцам и те, тяжело дыша повалились на траву.
- Три минуты!- сказал Яков, доставая фляжку с водой и жадно отхлёбывая.
С пленного гауптштурпмфюрера стащили колпак и вытащив кляп тоже дали воды. Немец оказался молодым мужчиной, лет тридцати пяти. Не смотря на ощипанный вид и удавку на шее, он не растерял своей надменности и презрения.
- У вас ещё есть время одуматься и отпустить меня- сказал он- а дальше на выбор- либо сдайтесь либо бегите. Хочу напомнить вам, что в эти минуты под Сталинградом добивают большевистского зверя.
Бойцы молчали, экономя дыхание и немец понял это по своему. Он продолжил, брезгливо глядя на еврейский нос Эйдмана и раскосые глаза Тингеева:
- Я понимаю, что унтерменшам сложно понять, что такое слово арийца и офицера, но..
- Советую вам экономить дыхание, гражданин ариец- перебил его Яков, вставая, а Кундул снова бесцеремонно впихнул в рот немца тряпку и одел на него колпак.
Группа снова двинулась в путь. Рассвет, будто помогая разведчикам, никак не начинался. Небо затянуло чёрными тучами и начался мелкий осенний дождик.
Группа уже миновала первую линию траншей немцев, как случилось то, от чегго не застрахована самая опытная команда разведчиков.
Немецкий солдат, вылезший по какой-то надобности из окопа, наступил прямо на Коробко и прежде чем на секунду поднявшийся Эйдман, прикончил фрица ножом, он успел отчаянно завопить «Алярм». Вдобавок,убитый рухнул на колючую проволоку, вызвав бренчание привязанных к ним банок. Поднялся переполох. Теперь уже было не до соблюдения тишины.
-Быстрее!!
Эйдман рывком сорвал с пленного колпак, вытащил кляп и вся группа через нейтралку бегом бросилась к свои траншеям. Они были почти на месте, когда Яков услышал знакомые завывания мин из немецких миномётов.
Взрывной волной его и Кробко отбросило на бруствер окопа, а когда Яков пришел в себя, он увидел, как пленный немец, посечённый осколками, корчится в крови на дне траншеи.
- Не уберегли!- горестно закричал Эйдман- наши все целы?
- Все- отозвался живой и невредимый Тингеев.
Яков посмотрел на хрипящего офицера.
- Кладите на плащ палатку! Потащили в госпиталь!
Бойцы бережно положили бледного, кусающего губы немца на импровизированные носилки.
- Не надейся, фашист, умереть мы тебе не дадим- строго сказал Яков по немецки, невольно испытывая долю уважения к врагу, который не орёт не ноет, а просто молча ждёт своей судьбы.
- Большая кровопотеря- сказал усталый хирург в подслеповатых мутных очечках - у нас на своих не хватет крови. Если он вам так нужен, соглашайтесь на прямое переливание. У него, на ваше счастье четвертая группа, универсальная.
- Добро- тут же согласился Яков- я готов.
Дать немцу свою кровь согласились так же Кундул Тингеев и Илья Лучников.
Пленный пришел в себя и первое, что он увидел, это был улыбающийся Эйдман, в вену которого была воткнута игла с резиновой трубкой.
- Ну что, дорогой ариец- сказал Яков- разбавили мы твою голубую кровушку. Теперь ты немого «юде», немного русский и немого якут.
Киндеев стал что-то горячо говорить немцу на своём языке, после чего широко развёл руками:
- Пока не понимает!
Все трое бойцов расхохотались, а немец, закрыв глаза, бессильно скрипнул зубами. Новая кровь бежала по его организму, наполняя его жизнью.

Лето 1944-го выдалось жарким во всех смыслах. Операция «Багратион» подходила к концу. Дивизии Рокоссовского, Баграмяна и Черняховского освобождали Белоруссию перемалывая группу армий «Центр»
- Сержант Кукушкин!
- Я!
- Слушай задачу.
Лейтенант разведвзвода Чумаков с головы до ног осмотрел маленького щуплого Сергея Кукушкина. Даром что выглядит как школьник. Пять раз ходил за линию фронта, два языка, а недавно, когда их взвод нос к носу столкнулся с немцами в какой-то деревеньке,в жестокой рукопашной схватке Сергей уложил двоих здоровенных откормленных немцев.
- В общем так , Серёжа- Чумаков вытер протёр круглые железные очки- нам опять сдалась толпа румын. Пятьдесят человек. Возьмёшь рядового Грыжу и сопроводите всю эту братию в тыл. Они в этих местах шибко полютовали, и их нужно охранять, чтобы местные не разорвали.
- А по мне так, пусть бы и разорвали- буркнул Кукушкин- у Петьки Лескова румыны всю семью убили.
- Вот поэтому я и посылаю вас , а не Петьку- терпеливо отозвался Чумаков- а что с этим сбродом делать- не нам решать. Наше, а точнее ваше дело- доставить военнопленных в расположение нашей части.
- А оружие румын, что же?- удивился Кукушкин- мы с Грыжей потащим?
-Нет, оружие они сами на себе понесут- отозвался Чумаков- не бросать же его посреди поля.
Он угостил Сергея папиросой «Герцеговина флор» и добавил- да не дрейфь, Серёжа, эти мамалыжники хитрожопые. Они уже поняли, что войне конец. Да и потом, куда им бежать?
- Слушаюсь- буркнул Сергей и подошел к Грыже, пересчитывающему пленных.
Остап Грыжа был украинцем, родом из небольшого хутора под Черновцами. Чудом уцелев котлах 1941-го и не получив ни единой царапины, он всегда говорил друзьям:
- Я заговорённый, я до Берлина дойду. Держитесь меня и живы будете.
Чумаков, между тем, построив взвод, пожал руки Остапу и Сергею:
- Ну бывайте, хлопчики. До скорого.
Грязные, оборванные, небритые пленные , уныло стояли , глядя себе под ноги. За плечами почти у каждого была или винтовка или автомат.
- Сброд, а не солдаты- презрительно сказал Сергей- строй их Остап, в колонну по два, да айда. Ты вроде по ихнему балакаешь немного.
- Как я балакаю, так и ты можешь- засмеялся Остап, обнажая крупные белые зубы.
Он закинул за спину сидор и зычно крикнул:
- В колонну! По двое! Вперед!
Для пущей убедительности он поднял два пальца вверх и начал, будто ножницами, стричь ими воздух. Пленные путаясь и суетясь, но всё- же в точности выполнили приказ Грыжи и уныло поплелись на восток.
Впереди шагал Сергей Кукушкин, зорко посматривая по сторонам, замыкал колонну , лузгающий семечки, Остап Грыжа.
Через час на их пути показалось большое село. Все местные жители высыпали на улицу , наблюдая за процессией.
- Суки румынские!- крикнул седобородый дед дребезжащим голосом- попили нашей кровушки!
Пять или семь подростков, как по команде, подняли с земли круглые булыжники.
- За Родину! За Сталина!
На пленных обрушился град камней, но они продолжали шагать, закрывая руками головы.
В середину колонны врезалась молодая женщина. Она сбила с головы фуражку у совсем юного румына и ухватила его за чёрные жесткие волосы.
-Гадина, гадина!- плача повторяла она с неимоверной силой вцепившись в пленного- кто мне моего Васеньку вернёт?!
Кукушкину стоило немалых усилий, чтобы прекратить избиение и камнепад, причём несколько камней угодили и в него. Схватив автомат, Сергей дал в небо короткую очередь.
- Прекратить! Отойти от пленных!! А не то..
Толпа, недовольно гудя, нехотя отхлынула.
- Стерегут, как своих!- донеслось до Сергея- в расход их всех, тварей!
Кукушкин в сердцах сплюнул, поглаживая на голове шишку от камня- кабы не приказ, то отдал бы их жителям!
Село осталось позади. Ещё через час Сергей поднял руку- привал.
Остап и Кукушкин сели на поваленный телеграфный столб и достав по банке тушенки, не торопясь жевали холодное мясо, запивая её водой из фляг. Пленные тоже, расположившись плотной кучкой, хрустели галетами из мешков.
- Кучеряво живут, вражины- усмехнулся Остап- ну да нам легче, хоть о пропитании им не заботится.
- Думаю, завтра уже придём в расположении части- отозвался Кукушкин- если долго отдыхать не будем.
В тени было хорошо и часть румын даже задремала, но Грыжа громко гаркнул по- румынски- Встали! Простроились!
Колонна снова двинулась вперёд. Румыны несколько приободрились, начав даже разговаривать друг с дружкой.
- А ну молчать!-приструнил их Грыжа, добавив длинную матерную тираду- а то вернёмся обратно в село, живо каменюк отхватите.
На дороге показался одинокий древний дед, шедший им на встречу и кативший пустую тачку.
- Отец, ты откуда?- спросил Сергей
- Да из Клестовки я, вот за дровишками в лес пошел, на себе то много не утащишь, вот я взял у бабки Краюхи тачку- словоохотливо, как все старики, начал дед
- Кто в деревне?- нетерпеливо перебил его Кукушкин
-Дак..это.. Немцы- шмыгнул носом старик.
Сердце Кукушкина тревожно стукнуло.
- Много?
Дед раскинул веером седую бороду.
- Да с пару десятков. Все пьяные, собаки, который день.
- Остап- позвал товарища Сергей- бери деда и иди проверь, что там да как в деревне.
Он провернулся к старику:
- Извини, отец, с дровами придётся пока повременить. Пойдёшь с нашим человеком.
Старик и Грыжа ушли, а Кукушкин приказал колонне румын сесть и отдыхать.
- Всё как дед Павел сказал- отрапортовал вернувшийся Остап- фрицев человек двадцать, два мотоцикла, лошади. Располагаются в пяти хатах посредине деревни. На посту трое с пулемётом, ещё один около хаты. А ты что удумал, Серёга?
Кукушкин что-то тихо стал говорить Грыже, после чего тот некоторое время колебался.
- А получится? А вдруг разбегутся? А вдруг..
- Пока мы с тобой гадаем, время идут- рассердился Кукушкин- давай, короче, объясняй им.
Грыжа поднял отряд пленных и страшно коверкая румынские слова объявил:
- Граждане военнопленные. Впереди находиться деревня, занятая немцами. Если вы её отобъёте, то это вам зачтётся при рассмотрении ваших злодеяний на советской территории. Возможно, вас даже отпустят по домам, как искупивших вину кровью. Немцев немного и все они пьяны. Вы храбрые ребята и у вас всё получится!
Румыны молча слушали речь Грыжи, переглядываясь между собой. Наконец старший из них, седоусый лейтенант хрипло сказал:
- Мы согласны. Но только вместе с вами.
- Они ещё условия нам ставят- хмыкнул Грыжа.
- Переведи им- отозвался Кукушкин - мы пойдём второй волной, то есть за ними.
Румыны некоторое время поворчали и стали снимать с плеч оружие.
- Не страшно тебе, Серёга?-, глядя на вооруженных пленных спросил Грыжа.
- А чего бояться- как можно равнодушнее сказал Кукушкин- далеко не убегут. К немцам? Так Румыния уже вышла из войны. В общем, у них одна дорожка- на Клестовку. А мы с тобой, Остап, побудем в роли заградотряда.
Кукушкин распределил румын на три группы, чтобы окружить Клестовку и припал к биноклю.
На посту, около пулемёта МГ над чем то пьяно смеялись два часовых. Ещё двое клевали носами, удобно устроившись в каких-то самодельных креслах.
Выстрел из автомата срезал одного из хохочущих. Это послужило сигналом трём атакующим группам. Кукушкин с удивлением услышал, как румыны кричат «ура»
Двое спящих быстро вскочили, один из них припал к пулемёту. «Пила Гитлера» успела дать длинную и убийственную очередь. Трое или четверо румын рухнули в десятке метров от укрытия, но остальные атакующие забросали пулемётное гнездо гранатами.
Из домов выскакивали пьяные неуклюжие немцы, пытаясь сопротивляться. Некоторые уже поднимали руки. Но румыны, рассвирепев, не щадили никого. Последних троих врагов, вырвавшихся из кольца и пытавшихся убежать у лесу, прикончили Сергей и Остап. Наступила тишина.
-Шабаш, мужики!- весело крикнул Кукушкин.
Бойцы подсчитали потери и трофеи. Трое румын было убито, пятеро ранено. Из двух десятков немцев уцелели четверо. Они стояли не коленях, закинув руки за голову.
- Ну вот и отлично- удовлетворенно проговорил Сергей- строй их, Остап. Раненых на телеги и в мотоциклы. И оружие трофейное туда же.
- Нам для полного комплекта ещё итальянцев , мадьяр, скандинавов не хватает- засмеялся Грыжа.
Колонна , заметно разросшаяся, двинулась, оставляя за спиной Клестовку.
К вечеру они нагнали новую толпу беспорядочно бредущих, вооруженных румын.
- Да сколько же вас!- в сердцах сказал Кукушкин.
Старший из новой группы пленных- пожилой фельфебель, степенно протянул Сергею сложенный вчетверо лист бумаги.
- Солдаты румынской армии в количестве семидесяти человек взяты в плен бойцами 256-го сапёрного батальона и самостоятельно направляются в тыл, ввиду отсутствия людей для конвоя. Лейтенант Ивакин. В.П- вслух прочитал Кукушикин и засмеялся, обращаясь к новым пленным- фартовый документ у вас, мужики! Печати только не хватет!
Потом он отчего-то вздохнул и приказал:
- Остап, смастери хоть белый флаг, а то как бы нас свои же не прикончили
- Слушаюсь!- весело отозвался Грыжа.
Сергей запрыгнул на трофейную лошадь и посмотрел на увеличившуюся колонну пленных. Где -то впереди ждали свои, ждал отдых, рапорт о бое и , возможно, награды.

Бой за город Дубно 26 июня 1941-го года вселил надежду, что немца можно и нужно гнать. Но успех был недолгим. На восьмой мехкорпус генерала Рябышева , занявшего Дубно обрушилось семь свежих немецких дивизий. Выбившийся из сил, истекающий кровью восьмой корпус наступать уже не мог. Впереди было окружение и жесточайший разгром, где РККА потеряла больше 2500 танков.
- Горим, командир!- раздался истошный крик мехвода Ерофея Кубарькова
- Всем покинуть машину!
Легкий танк Т-26 полыхал, грозя взорваться. Горел и сам командир танка- двадцатипятилетний лейтенант Никита Добрынин.
Стрелок Иван Логинов откинул люк и стал помогать командиру выбраться. Немецкий Т-II, видя это, стал поливать танкистов из пулемётов. Горящий Никита , получив очередь по ногам, рухнул около танка, но Кубарьков и Добрынин успели сбить с него пламя.
- В лес тащим командира!- крикнул Ерофей.
Логинов последний раз оглянулся на поле, где кроме их пылающего Т-26 горело ещё три десятка машин. Полыхало всё то, чем так гордилась Советская страна накануне войны.
Кругом царила неразбериха, усугублявшаяся налётами немецкой авиации. Бестолково и хаотично по полю бегали, падая и поднимаясь, люди.
Никита попытался встать, но со стоном повалился обратно. Лицо его было обожжено, а ноги в нескольких местах прошитые пулёмётной очередью, не слушались.
- Кажется отвоевался- горько прошептал Добрынин, поднимаясь на локтях.
Это был его первый бой, в который он рвался всей душой. Ему казалось, что сотни могучих «сухопутных линкоров» Т-35, «сталинских мамонтов»- КВ-2 и быстроходных БТ-5 и БТ-7 опрокинут дерзкого врага и погонят его сначала в Польшу, а потом и до Берлина. Но всё оказалось не так, как пелось в песнях и показывалось в фильмах.
- Не дёргайся, лейтенант, мешаешь только!- крикнул Кубарьков волоча раненого командира.
Вдвоём с Логиновым они дотащили Никиту до леса и сели отдышаться. Оба они -и Иван и Ерофей прошли финскую и знали, что настоящая война отличается от того что пишут в газетных передовицах и сообщают по радио.
Звуки боя сместились куда-то в сторону. Ерофей вытащил нож и срубив две молодые берёзки, принялся сооружать носилки, а Логинов осмотрел ноги Никиты, из которых торчали обломки костей.
- Плохо дело, командир, в санбат тебе надо, пули достать- вздохнул он- нужно скорее в Дубно пробираться, пока он наш, а там глядишь, вывезут, если повезёт.
- Танк жалко- прошептал Никита- совсем новый- не повоевал ещё- прямо как я.
- Танк- железка, ты себя пожалей- отозвался подошедший Кубарьков- танков мы ещё неаклепаем, и тогда командиры нам понадобятся.
-Экий ты весельчак, Ероха- укоризненно сказал Иван- побили нас и в хвост и в гриву, а ты всё бодришься. Ты уж скажи тогда, когда мы в Берлине будем?
- Будем, Ваня, будем- Ерофей продел через жерди шинель и они вдвоём осторожно положили на носилки Никиту.
-Ну что, взяли- пропыхтел Кубарьков, пробуя груз на вес.
Боль в перебитых ногах Никиты смешивалась с болью от осознания собственной беспомощности. Вот он, такой молодой, полный сил, а не может даже ходить. Словно почувствовав это, Ерофей ободряюще сказал:
- Да ты не кисни, лейтенант. Мы тебя не бросим. И рапорте всё как есть напишем- что покинули машину ввиду пожара.
Над лесом, совсем низко пролетел биплан У-2 с красными звездами на крыльях.
- Наши!- задрав голову крикнул Логинов- эх, с ними бы тебя отправить, лейтенант!
- Сколько до города-то?- слабо спросил Добрынин.
- Нашим ходом- думаю, к вечеру будем- отозвался Ерофей
Логинов вновь осмотрел ноги Никиты. Они всё больше опухали.
- Скорее надо, Ероха!
Внезапно, где-то совсем рядом послышались голоса. Бойцы спешно опустили носилки на траву и схватились за автоматы.
- Никак наши- вполголоса неуверенно сказал Ерофей.
Он крадучись пошел вперёд, и вскоре вернулся, маша рукой- свои!
Группа солдат из пятнадцати человек, которые тоже несли раненых на носилках , пробиралась через лес к городу. К танкистам подошел мужчина с тремя кубиками на петлицах и приложил руку к фуражке.
- Политрук второго батальона связи 37-го стрелкового корпуса Земцов- направляемся в Дубно
Добрынин тоже представился, жалея, что при эвакуации из танка он потерял шлемофон и теперь не может приложить руку к непокрытой голове.
Земцову было около сорока и застарелый сабельный шрам через всё лицо указывал, что это тоже его не первая война. Несмотря на отступление, он был спокоен, выбрит и подтянут.
- Тут недалеко дорога- сказал он деловито - если удастся поймать машину, то через пару часов будем в городе.
Среди новой группы бойцов Логинов увидел несколько человек в таких же как у них чёрных комбинезонах
- Что, тоже безлошадные?- горько усмехнувшись, спросил у одного из них- черноусого, смуглого, похожего на цыгана , парня.
- Приказано было слить бензин для других танков, а машину уничтожить- сплюнул парень- и в голосе его тоже прозвучала горечь- жалко было исправную машину убивать, а что делать.
Теперь движение пошло быстрее, так как бойцы менялись, таща носилки.
Земцов оглядел уныло шагавших бойцов и зычно крикнул- не растягиваться!
- Как же так получилось, товарищ политрук?- упавшим голосом спросил рядовой, несущий на плече пехотный пулемёт- малой кровью, могучим ударом..
- Отставить панику, боец- спокойно, не повышая голоса отозвался Земцов и неожиданно спросил- ты в деревенских драках участвовал когда нибудь?
- Приходилось- удивлённо отозвался боец.
- Ну тогда знать должен, что когда кровь тебе из носа пустили, то злее становишься- отозвался политрук.
Слышавшие это невесело рассмеялись, а Земцов закончил:
- Есть такая пословица- побили- научили. Сделаем выводы, учтём недостатки, и так немцу шею намылим, что драпать будет до Берлина! За нами наша великая страна, армия. У нас такой вождь, такая партия, что за них в огонь и в воду!
Некоторое время все шли молча, меняясь у носилок, которых , кроме добрынинских, было ещё три. Вскоре разведка, посланная вперёд, доложила, что они вышли к дороге, видимо ещё не перерезанной немцами.
Земцов первый выскочил на трассу и увидев вдали грузовой ЗИС, шедший из города, встал посередь дороги, нелепо растопырив в сторону руки. Но машина ловко обогнула политрука, и прибавила газу. Громкий мат вырвавшийся из десятков глоток смешался с пылью.
Логинов вновь откинул шинель и посмотрел на ноги Никиты. Они всё больше опухали.
Иван тоже выскочил на дорогу, встав около политрука. Когда вдали из Дубно снова показался ЗИС, оба они вытащили оружие. Иван пистолет, а Земцов снял с плеча ППШ.
- Сто-ой!- широко открыв рот, закричал политрук, потрясая автоматом, но ЗИС продолжал переть на него. Логинов несколько раз выстрелил в воздух. Машина остановились в нескольких шагах от них. За рулём оказался молодой солдатик, а рядом с ним сидел грузный мужчина с ромбами корпусного интенданта.
-Вы, что, ё.. вашу мать!- заорал он- под колёса захотели?!
- Раненые у нас, мы из окружения- представившись и как можно спокойней сказал Земцов- разрешите воспользовался вашей машиной для отправки раненых в город..
Но коринтендант не дал ему договорить
- Да ты занешь, кого ты остановил, сволочь?!- покраснев завопил он- а ну прочь с дороги!! Застрелю!! Поехали, Стёпа, дави их нахер!
Логинов, ещё с самого начала ругани незаметно сместился в сторону и заглянул в кузов. Машина была битком набита мебелью, какими-то узлами, коробками, среди которых сидела в кресле толстая тётка в цветастом платье, видимо жена интенданта. Но больше всего поразил Ивана огромный фикус в деревянной кадушке.
- Руки!- рявкнул Земцов, наставляя на коринтендата автомат- из машины! И ты!
Шрам на лице политрука побелел.
Оба они- и интендант и водитель медленно выбрались из ЗИСа
- Да ты что, политрук- проблеял интендант, растеряв всю свою свирепость- ты ж под трибунал пойдёшь.
К нему подключилась тётка, выглянувшая из кузова.
- Петя!!- заверещала она - почему стоим, мы не успе..
Увидев Петю, с поднятыми руками, она осеклась и замолчала. Земцов, заглянув в кузов, мгновенно принял решение.
- Иван, зови мужиков, вытряхивайте барахло из кузова и грузите раненых!
Через десять минут баулы, мебель и коробки полетели на обочину. Один из узлов лопнул и ветер понёс по пыльной дороге десятки женских шляпок. Кадка с фикусом какое-то время катилась, но потом, споткнувшись о камень и перекувырнувшись, встала в своё обычное положение, будто всегда находилась тут.
- Ш-шакалы- как яичница на сковородке, раздувая ноздри шипел Петя- я вас запомнил, я вас найду- все под трибунал пойдёте!
Все трое носилок с ранеными поставили в кузов, туда же поместились остальные бойцы. Земцов сел за руль и повернул ЗИС в сторону города.
Водитель Стёпа, Петя и его жена растеряно стояли на обочине, рядом с брошенными как попало вещами.
Земцов, вёл машину уверенно, не мигая глядя вперёд.
- Гнида, шкуры тыловые- сквозь зубы ругался он.
- Доложит, коринтнендант, как пить даст- вздохнул Логинов
Политрук неожиданно улыбнулся и подмигнул:
- Не дрейфь, танкист, снявши голову, по волосам не плачут. Вся ответственность на мне.
Город Дубно готовился к обороне. Спешно рыли окопы, возводили укрепления из мешков с песком, устанавливали пулеметы . На аэродроме стояли несколько бипланов У-2. Земцов бегал то к одному из них, то к другому, уговаривая взять тяжелораненых.
- Да не можем мы!- сердились лётчики- некуда, всё и так забито ранеными! Хоть на крыло садись!
Земцов уже собирался выругаться, как вдруг остановился как вкопанный.
- Слушайте, мужики!- заговорил он- так и в самом деле, давайте на крыло.
Лётчик в чёрном комбинезоне и с большими очками на лбу уставился на Земцова:
- Спятил, политрук? Ранен или пьян?
- Кладём носилки на нижние крылья, привязываем вместе с раненым, укутываем поплотней и всё!- будто не слыша, горячо говорил Земцов- немец прёт, раненым хана тут будет!
Лётчик снял шлем и в раздумье прочесал свои рыжие волосы.
- Давай!- коротко согласился он.
Вмиг на все нижние крылья всех трёх бипланов погрузили носилки с двенадцатью тяжелоранеными, среди которых был и Никита Добрынин.
- Ну ещё немного потерпеть придётся, командир- говорил Ерофей Кубарьков , привязывая носилки с лейтенантом, одетым сразу в две шинели, к крылу.
- Ну , хоть и не верю, но с богом!- крикнул Земцов вслед трём взмывшим У-2.
Бипланы, покачивая крыльями уходили всё дальше от места взлёта.
Носилки Никиты трясло. Иногда самолёт проваливался в воздушную яму и дыхание Добрынина перехватывало. Глядя в верх он видел лишь синее небо и лонжероны биплана, который то летел ровно, то начинал трястись, будто боялся уронить необычную для него ношу.
Лишь бы на немецкие самолёты не наткнуться- думал Добрынин- тогда кратны точно. Ему неожиданно стало смешно. Подумать только. Ещё утром он был командиром новенького Т-26, который Никита про себя ласково называл Таня, а сейчас он летит на неустойчивом фанерном биплане, который все, и он сам в том числе, презрительно называл этажерка.
Никита нервно засмеялся, чувствуя как ветер приятно холодит обожженное лицо.
Через час У-2 прошли на снижение, приземлившись на каком то поле.
Из двенадцати раненых один, самый тяжелый, раненый в живот капитан, умер. Остальных спешно отвязывали и грузили на телеги.
- Долетели, твою дивизию- морщась, хрипло сказал Добрынин, чувствуя, как чьи-то руки переложили его на каталку.
Пожилой хирург набрал в шприц какую-то жидкость и просто сказал- ну терпи, лейтенант!
****************
ИСУ-152, прозванная бойцами «Зверобой», остановилась в квартале от Рейхстага. Из самоходки вылез мужчина с двумя орденами Красной Звезды и крикнул в люк- курите, мужики, я сейчас.
Он прихрамывая пересёк изрытую воронками площадь и подошел к колонне, уже усеянной многочисленными автографами бойцов.
- Живого места нет- хмыкнул мужчина.
Он поставил друг на дружку несколько кирпичей и взобравшись на них, неловко балансируя, вытащил кусок мела.
Добрынин Никита Петрович. Город Челябинск- вывел он.

Командир артиллерийского взвода лейтенант Щукин пришел в расположение с небольшим мешком за спиной. Собрав бойцов, он объявил:
-Ну что, мужики, тут такое дело. В нашу батарею пришли подарки к Новому году. Первый и второй взвода уже получили. А нам досталось вот это.
Он осторожно вытащил из мешка небольшой фанерный ящичек.
Артиллеристы с любопытством обступили посылку.
-«Самому храброму бойцу»- прочитал заряжающий Илья Пушкарёв
Все озадаченно рассмеялись
-И кто же у нас самый храбрый боец?- хмыкнул рядовой Сухомлин
-Так известно кто, Трезор- со смехом отозвался пожилой балагур, наводчик Лебедев- вчера притащил немецкий сапог откуда-то. Ещё малость подучиться и парами будет таскать. А там, глядишь, и целого фрица приволочёт.
Пёс Трезор, прибившийся к взводу два месяца назад, услышав свой имя, навострил уши.
-В общем, мужики, решайте сами, -перебив смех бойцов, сказал Щукин- а мне в штаб надо.
-Предлагаю голосовать- заявил Пушкарёв- трусов в нашем взводе не водиться
-А я предлагаю не голосовать, а просто отдать её Сашке Туранову, телефонисту- не согласился разведчик Копейкин- человек один одинёшенек остался, всю семью потерял.
-Верно- зашумели все вокруг- Сашка три дня назад связь под обстрелом отремонтировал и если бы не он, так мы бы и задание не выполнили! Геройский парень!
Про молчаливого и грустного Туранова знали мало. Знали только, что он долго лечился от ранения полученного под Ржевым, а семья его в это время, эвакуированная из Ленинграда куда-то на Урал, исчезла, затерявшись в миллионах других семей эвакуированых.
Пушкарёв толкнул тогой дверь в блиндаж. Туранов спал, с головой укрывшись полушубком, но услышав, что кто-то вошел, тут же сел.
-Держи, Шура- напрямик сказал Пушкарёв, ставя ящичек на топчан- взвод решил, что ты у нас самый храбрый.
Туранов молча скосил глаза на посылку и улыбнулся, всё поняв.
-Спасибо, ребята.
-От твоих то есть что-то?- осторожно спросил Пушкарёв
-Нет- вздохнул Туранов- уже год как тишина- вроде слышал , что их поезд под бомбёжку попал..
Илья пожалел, что спросил и сославшись на дела, быстро вышел из блиндажа.
-Кто тебя за язык тянул- корил он сам себя , сворачивая себе самокрутку из отсыревшего табака.
Из блиндажа вышел Туранов. В одной руке у него был открытый ящик, а в другой он держал тетрадный листок. Глаза Туранова блестели каким-то лихорадочным блеском
-Ты чего, Шура?- тревожно спросил Илья
Тот молча протянул лист Пушкарёву.
Старательно читая по складам Илья прочитал:
«Здравствуй дорогой незнакомый боец нашей родной Красной Армии. Посылаю тебе свои скромные подарки- кисет, варежки и носки. Мой муж Туранов Александр Владимирович тоже где-то воюет. Если вдруг ты что-то слышал о нём, напиши нам. Город Молотов. улица Ленина дом 27. Туранова Лидия Петровна»
Пораженный Пушкарёв стоял, держа в руках потухшую самокрутку.
-Вот так вот, Шура- оправившись, просто сказал он , возвращая письмо- то без гроша, то вдруг алтын.
Туранов неподвижно стоял, неловко закрыв лицо руками, в которых было зажато письмо от его жены.