Amelian0bscurus

Зеленые искорки в глазах Мерны больше не танцевали – они замерли где-то на дне, погрузившись в печальный сон. Ей предстояло многое переосознать, и умудренный опытом, циничный Эльмерис это понимал. Он переживал чуму намного спокойнее – наверное, потому что всю жизнь ждал, что если не чума, то нечто похуже постигнет его за все совершенные прегрешения. Намного спокойнее ощущать, когда случается что-то, уже известное или ожидаемое, чем столкнуться с своей судьбой лицом к лицу – как Мерна. Или как он с Мерной – в далеком прошлом…

– Мы не будем вас беспокоить, только скажите, что такое черная чума, – умоляюще обратился Эльмерис к утомленно-безразличной пророчице. В просторной комнате, стены которой были выложены камнями, тускло светили магические фонарики – точно как в его лавке. Будто лабиринт, замкнутый круг, из которого не вырваться.

– Весь город кипит, половина заражена, и половина этой половины – уже умерли. А ещё кого-то загрызли себе подобные, – мрачно вставила Мерна, исподлобья глядя на жрицу знаний. Она не была благодушна настроена: каменники всегда с недоверием относились к тому, чего не понимали, и не уважали почти ни одну расу. То, что Мерна подружилась с Эльмерисом, уже было чудом – или, может быть, все же судьбой?.. Как забавно совпадали их мысли в этот момент.

– Вы проникли сюда, используя знания каменников – так отчего же ты злишься, дитя?

Фиолетовые глаза протейры казались пустыми, не выдавая никаких эмоций – будто сама магия, отрешенная и безразличная, говорит с тобой. Мерну это злило, и она чувствовала, как жилка на шее понемногу начинала чернеть. Её ждал еще более быстрый конец, чем Эльмериса – такие сгорали почти мгновенно, утопая в собственных страстях. Может, хотя бы эта важная колдунья что-нибудь наконец объяснит? Она ждала ответов – больше, чем смерти.

– Куда важнее то, о чем тебя спрашивает эльф. Ответь ему, – угрюмо буркнула она себе под нос, как обычно, вперев взгляд в пол и рассматривая диковинные трещинки в каменном полу. Уютный дворец, будто созданный по образцам жилищ каменников. Что вообще эти протейры могли придумать сами?

– Я хочу поговорить с тобой, девушка, – тонкой ладонью протейра прикоснулась к подбородку Мерны, заставляя её взглянуть на себя. – Не отказывайся, ты ведь ждала ответов так давно!

Тихий голос протейры растворялся в маленьких ушах каменницы, гипнотизируя и успокаивая. Он был похож на шуршание водопада, шорох листьев на ветру, очаровательное пение белиэлей, полулюдей-полурыб. Мерна чувствовала, как тень, обозначившаяся на шее, замирает, трепещет под этим голосом – и была вынуждена подчиниться ненавистной пророчице.

– Ты никогда не ожидала, что черная чума поглотит тебя – все надеялась на таинственные силы своего народа, необъяснимые защиты, свою уравновешенность. Но была ли ты такой на самом деле? Было ли это на самом деле?..

Оранжевое сияние фонариков смешивалось с блеклой серостью стен, вращаясь и становясь единым целым. Мерна пыталась закрыть глаза, но упрямая протейра продолжала сверлить её взглядом, словно удерживая в ловушке. Эльмерис, даже лишенный своих магических сил из-за болезни, чувствовал, как творится что-то непреодолимое, истинно волшебное – в духе эльфийских чар, ощущение которых он ещё помнил. Это было похоже на тот момент, когда Мерна вспылила и бросилась на него – что-то измененное, неизведанное, непознанное, как бездны зеленых огней, как лиловая пустота в глазах протейры. Может, это был момент истины?

– Вам было интересно, что такое черная чума. Что ж… – протейра отпустила Мерну и приподнялась в воздухе. Её черные одежды воспарили вместе с ней, плавно двигаясь на возникшем ветру.

– Думаю, на самом деле вы всегда знали, что это такое. Разве ты, Мерна, никогда не злилась на высокомерных греилей, не ненавидела этерионов, существ чистого эфира, настолько непохожих на вас, каменников, близких к земле?

Голос протейры струился по воздуху, затекая в уши, заставляя забыться. Мерна и Эльмерис замерли, будто окунувшись в иное пространство, чувствуя, как все вокруг наполняется магией – вязкой, терпкой, как трава дольвеним. Не зря эти колдуньи прятались внутри скалы: они действительно творили здесь что-то запретное, способное изменить все. Но меняла ли магия протейр что-то на самом деле? Может быть, она лишь стирала границы между иллюзией, созданной живущими на земле Альтерина, и тем, что существовало всегда? Существовало в реальности…

– Но, конечно, больше всего, Мерна, ты злилась на них – самодовольных эльфов с кожей, отливающей лазурными небесами, глазами, в которых стояла уверенность и что-то неземное, недоступное таким, как ты, – журчала протейра, и Мерна чувствовала, как в её душе поднимается что-то ужасное, готовое уничтожить все живое внутри этой горы. Увы, её зеленая магия была слабее незримой магии пророчицы – и ей оставалось только молчать.

– И ты всегда стояла рядом с тем, кого искренне ненавидела, но на кого хотела походить, – безразличная колдунья, кажется, начала улыбаться. Она улыбалась все сильнее вместе с тем, как в Мерне разрасталось что-то мерзкое и злое, что уже нельзя было остановить, и продолжала говорить:

– И когда ты почувствовала, что он – тот, на кого ты молилась и кого презирала, не ценил того, что имел – в тебе пробудилась та истинная тьма, которую хранят в себе каменники, да и только ли они?

Безжалостная жрица смеялась серебристым смехом, и её странное лицо искажалось в постоянно меняющихся тенях магического света. Мерна чувствовала, как её разрывает изнутри, как кто-то озлобленный, напуганный, неизвестный пытается удрать наружу, показаться – и оскалиться в лицо этой самовлюбленной волшебнице, возомнившей о себе черт знает что. Она хотела прикоснуться к лицу, чтобы убедиться, что оно осталось прежним – но руки не слушались, а лицо медленно холодело, будто иссыхая от огня, двигалось, изменяясь под пальцами неведомого скульптора.

– Не хочешь посмотреть на себя, Мерна?

Протейра растворилась, оставив после себя лишь мерцающий туман, в котором вся комната отражалась, как в зеркале.

Эльмерис, очнувшись как от тяжелого сна, увидел перед собой темное лицо с сияющими искрами вместо глаз. Зелеными искрами.

– Я не говорил, но у демона, что я встретил, были твои глаза, Мерна.

Черная тень дрожала, оглядываясь в поисках укромного места и не находя его, отражаясь в крохотных зеркалах, образовавших неприступную завесу. Она не хотела видеть себя в них, но видела с убийственной точностью и становилась все меньше и печальнее. Искры ударялись о грани отражений, будто охотясь за темной фигурой – и меркли, прячась в чем-то черном и непонятном, что её составляло. От себя не спрячешься, кем бы ты ни был.

– Не бойся, – тихо сказал эльф и шагнул через зеркальную завесу к испуганной тени.

Угольные линии спутались в одну бесконечную паутину, закрыв собой эльфа. А следом в этой зеркальной реальности появилась туманная тень с желтыми, будто полумесяц или рассветное солнце, глазами – глазами Эльмериса в былые времена. Тень стояла, прямо и спокойно глядя на свое отражение, растекаясь темными трещинами по границам зеркал.

– Вы ведь всегда знали, кто вы, просто не хотели признавать.

Призрачный голос протейры раздавался в ушах, был повсюду и нигде, словно скрываясь за этими осколками, разбивающими реальность на ложь и правду.

– Вы пришли за этим сюда… И многие до вас, но, может быть, вам будет дано выжить, найдя в себе силы не отвернуться от истинного «Я»? Сможете ли вы смотреть в эти зеркала вечность, две вечности, смотреть, когда вы станете частью ветра и небес, звездами и солнцем, и помнить о том, кто вы есть?

Зеленые звезды трепетали, метались под неотрывным взглядом отражений, пытаясь сбежать. Желтые звезды стояли, холодным светом озаряя все вокруг.

– Вы всегда знали, кто вы, но хотели ли вы этим быть?.. И даже меняясь к лучшему, всегда оглядываться на худшую часть себя – ту самую, которую Альтерин называет «tenebris morbo» или черная чума?

Маленькие отражения сгущались, окружали съежившиеся тени, кружили вокруг них, сталкиваясь и отдаваясь неприятным звоном в ушах. Гроза надвигалась.

– Альтерин…которого больше не существует.

Тихие назойливые голоса звучали в голове. Это говорила уже не протейра, но что-то высшее, независимое от земной пророчицы. Само небо и облака, необузданный эфир, полностью неподвластный даже этерионам.

– Каково это – верить в человека, который не существует? В человека, превратившегося в тень самого себя?

– Верить в себя, чтобы не превратиться в тень.

Эльмерис удивился тому, как уверенно прозвучал его голос, ударившись о зеркальное заточение, но не повредив черной мглы, окружившей его. Только сейчас он заметил, что не превратился в тень полностью – она лишь окружила его, показалась, чтобы полюбоваться на саму себя. Значит, и Мерну это черное нечто не поглотило полностью? Может быть, она тоже где-то за этой непроглядной темнотой?

Он коснулся вибрирующей тени рядом и ощутил, как рука погрузилась внутрь. Что-то там определенно было, нужно было лишь схватить его – и держать изо всех сил.

Зеркала сталкивались друг о друга все сильнее и громче, возвещая, что гроза совсем рядом.

Пальцы коснулись пальцев и в ушах неистово зазвенело, будто от множества огней, столкнувшихся в единое целое.

Гроза свершилась – чтобы за тучами возникло солнце. И за её молниями и грохотом пряталось будущее – в черном и белом, голубом, желтом и зеленом, одинаково добром и ласковом, честном и живом.

Черная чума – это болезнь, поглотившая каждого, кто не понял, что это не болезнь.

Эльмерис и Мерна смотрели друг на друга посреди огромной опустевшей комнаты с тусклыми огоньками. От теней не осталось ни следа – только черные метки на руках, будто в напоминание о случившемся. Посреди комнаты, окруженный фиолетовым свечением, подрагивал портал, за которым угадывались очертания лавки эльфа.

– Выглядишь необыкновенно молодо, – улыбнулась Мерна искренне, как до всего случившегося.

– Даже посинел немного, – хмыкнул Эльмерис, глядя на свою руку. Кожа стала голубоватой, как прежде. Он шагнул в сторону портала – на его постоянно изменяющейся поверхности заплясали желтые, словно пламя, огоньки. Он не сразу вспомнил, что это были его глаза – такие, как у истинных эльфов, не у греилей.

– Ну наконец-то у тебя твои волосы! – он ощутил ласковое прикосновение Мерны. – Терпеть не могу беловолосых!

– А я – черные родинки, – тихо усмехнулся эльф, не отрывая взгляда от непрестанно движущегося портала. Искаженная магией, привычная лавка, в которой он провел столько лет, казалась новой, неизведанной. Ему не терпелось шагнуть туда, чтобы сделать все иначе – или хотя бы попробовать сделать иначе. Забытый рай, превратившийся в ад, теперь я вспомнил, теперь я буду меньше ошибаться и больше думать, попробую оказаться достойным тебя.

– Попробуем сказать им? Или оставим эту тайну в этих стенах?

– Попробуем. Но мы не можем распахнуть им глаза, заставить слышать, разбудить – можем только сказать, а люди редко слушаются, Мерна. Мы попробуем сказать, и, если они услышат – мы им поможем.

Эльмерис был ненамного старше Мерны, но всегда мыслил трезво – и на этот раз рационализм его вновь не подвел.  Черная чума тем и была страшна, что спасти от неё было нельзя. Разве можно спасти от самого себя? И как сказать, что это искаженное, испуганное, злое, всеми ненавистное, замурованное метками – ты и есть? Но они обязательно попытаются, иначе все это было зря. Пусть их землей некому управлять, и знаменитый Альтерин сошел с ума, исчез – это ещё не конец. И тьма, охватившая их богатые земли в наказание за вековые тщеславие и гордыню, за меркантильность и самовлюбленность – не конец. Если есть, кого спасать, мир ещё не обречен – и если мир не спасен, то он спасет себя сам.

Черная чума – не болезнь. Это шанс исцелиться. И они дадут другим этот шанс, потому что они его заслуживают.