CreepyStory

- Не сможет. Люди слабы и ничтожны. Следим.

Существа замолчали, с интересом созерцая, как мечется в панике молодой парень, по незнанию угодивший в западню.

Дима стоял на общем балконе и курил, наслаждаясь открывающимся видом. По правде говоря, вид был так себе: обычный дворик спального района, с парой скрипучих качелей, ржавой детской горкой, чахлой растительностью и перекошенными лавочками. На последних расположился подобающий контингент: местные алкаши, соображающие на бутылку в любое время суток. И тем не менее, на душе у парня было радостно. Еще бы, удалось снять комнату в общежитии всего в двадцати минутах ходьбы от колледжа, да еще и за смешную цену. Собственный угол и свобода. Что еще нужно учащемуся первого курса?

Сперва он несколько расстроился, когда узнал, что в общежитие при колледже он не попадет. Неглупый парень, на зачислении был одним из первых в списке. И ему клятвенно обещали, что место в комнате для него найдется. Но, как это обычно бывает, пропихнули кого-то по блату или за символическое вознаграждение. Конечно, было очень обидно, но опускать руки Дима не привык, а посему занялся срочным поиском жилья, пока до начала учебного года оставалось несколько дней. Хотя, занялся – это громко сказано. Когда он в расстроенных чувствах выскочил из колледжа, матеря бюрократию и взяточничество на чем свет стоит, к нему подошел мрачного вида старичок и поинтересовался, почему столь молодой человек так грязно ругается? Узнав причину, старик воодушевленно закивал, кляня правительство и выказывая солидарность с Дмитрием, а в конце неожиданно предложил тому поселиться в общежитии неподалеку, благо там оставались свободными около десятка комнат.

Так Дима и обзавелся личной жилплощадью. Пятиэтажное серое здание с облупившейся краской на фасаде, но красующееся стеклопакетами, которые смотрелись здесь, как седло на корове. Будка дежурного вахтера на входе, одна общая лестница, от которой направо и налево расходился длинный коридор. По обе стороны коридора разномастные двери, в конце – кухня и балкон. Благо еще, туалет и ванная находились в комнате. Но, будучи по натуре человеком не привередливым, Дима искренне радовался и этому, быстро перевезя все необходимые вещи и кое-какую мебель.

Несколько огорчало то, что установить дружеские отношения с соседями особо не получалось. Они либо не шли на контакт, либо отвечали односложно, с некоторой долей брезгливости и высокомерия. Создавалось впечатление, будто они тут короли, а он один из их немногих подданных. Единственным человеком, с которым он достаточно хорошо общался, оказался тот самый старичок, который его сюда и пригласил. Звали его Иваном Иосифовичем и проживал он на втором этаже, в то время, как сам Дима заселился на четвертый. Иногда по вечерам старик наведывался в гости, попить чайку да рассказать пару-тройку занимательных историй из жизни, коих у него набралось прилично. Диме это было только в радость: друзей у него еще здесь не было, девушкой обзавестись не удосужился, вечно сидеть в телефоне – с ума сойти можно. А так, живое общение, возможность узнать что-то новое.

Потом начался учебный год, и все мысли о налаживании дружбы с жителями общежития отошли на второй план. На первом месте была учеба. Кроме того, Дима периодически искал какие-нибудь подработки, чтобы не сидеть на шее у родителей. Круговерть из учебы-работы полностью поглощала, не давая расслабиться ни на минуту. В редкие дни отдыха, он проводил свободное время за ноутбуком или же книгой. Так прошли первые два месяца на новом месте.

Освещение на лестнице моргало, отчего подниматься было неудобно, в глазах мельтешило, приходилось аккуратно переставлять ноги, чтобы не оступиться. Наконец, четвертый этаж. Дима услышал странные звуки, похожие на глухие удары. Рука замерла, не решаясь открыть дверь. Что это? Кто-то пытается достучаться до соседа? Или нечто совсем другое? Да ну, бред. В мистику он никогда особо не верил. С противным скрипом рассохшаяся дверь приотворилась, Дима шагнул в коридор. Через пару дверей от его комнаты он различил темный силуэт, который с автоматической размеренностью бился головой о дверной косяк. Бум, бум, бум. Именно эти звуки он и услышал, будучи еще на лестнице. Пьяный, сумасшедший? Может, человеку просто стало плохо? Вряд ли, когда тебе плохо – головой о стену биться не станешь. С девушкой, возможно, поругался, переживает? Вот это уже более правдоподобно, пусть и звучит все так же глупо.

- Эй, приятель, с тобой все хорошо? – Дмитрий стоял уже возле своей комнаты, на всякий случай готовясь как можно быстрее заскочить в нее.

- Аргх! – буквально прорычал в ответ что-то нечленораздельное “приятель” и повернул голову. Дима отшатнулся в ужасе: содранная кожа, все лицо в кровавых потеках, среди всего этого месива зло блестят две щелочки глаз.

- Э-э, да тебе помощь нужна, - парень начал открывать дверь. – Стой здесь, никуда не уходи. Я вызову врача.

- Мя-ясо, - прохрипел мужчина, развернулся лицом к двери, ударился в нее еще несколько раз, а потом как-то незаметно для Димы исчез, видимо, зашел в комнату.

Точно псих. Но не бросать же человека на произвол судьбы! Неизвестно, есть там еще кто-то в комнате или нет. Вдруг, там алкаши какие-то живут, упились в хлам и на израненного товарища даже внимания не обратят? Трясущимися от напряжения руками Дима набрал короткий номер, а уже спустя пятнадцать минут объяснял медикам, приехавшим на вызов, почему их зря вызвали.

Бригада сперва стучала, но никто не открывал. Кто-то догадался толкнуть дверь и та, к удивлению Димы, открылась. Заглядывая через плечо врачей, он заметил, что комната почти пуста. В ней находилась только кровать и небольшой стол у окна. Никаких следов крови, никакого присутствия кого-то постороннего. Да здесь даже спрятаться негде было! Разве что под кровать, но что-то подсказывало, что там никого нет. Он стоял, виновато потупив глаза, пока суровая женщина-врач отчитывала его, как нашкодившего ребенка, угрожая привлечь к ответственности за ложный вызов. После пятиминутной экзекуции, на него махнули рукой, пообещав, что в следующий раз он так легко не отделается.

Удаляющиеся шаги стихли. Парень тяжело вздохнул, еще раз бросил взгляд на пустую комнату. Это надо же так опозориться! Вот и пытайся помогать после этого людям. Он собирался было отправится к себе, но что-то не давало ему покоя, некое ощущение неправильности происходящего. Смотри, смотри, кричало нечто в мозгу! Возможно, это была интуиция или пресловутое шестое чувство. И он увидел. И понял, что его так смутило.

Окно. Он возвращался домой после учебы, плюс долго гулял по городу – познакомился с одногруппницей. А в начале ноября темнеет довольно рано. И по лестнице поднимался бы в темноте, если бы не мигающий свет. А тут через грязное пыльное стекло пробиваются яркие солнечные лучи. Можно даже рассмотреть, как пылинки кружатся в воздухе. Неужели это никого не насторожило, кроме него? Или же ему это все кажется? Присмотревшись, он понял, что это не видение и не игра мозга. За окном действительно был день в самом разгаре. Осторожно прикрыв за собой дверь, парень поспешно удалился. Разбираться в подобной ситуации не хотелось совершенно. Тем более, что-то подсказывало, что добром это не кончится.

Настойчивый стук в дверь заставил освободиться из цепких объятий сна. Дима открыл тяжелые глаза, глянул на экран мобильного – половина второго ночи. Кому не спится в такое время? Нет уж, постучат и перестанут. Покидать теплую уютную кровать не было никакого желания. Он накинул одеяло на голову, но стук никуда не исчез. Чувство такое, будто в коридоре находился огромный метроном – удары в дверь раздавались через одинаковые временные интервалы. “Сейчас встану и набью кому-то морду”, – подумал парень, влезая в домашние тапочки.

- Кого там принесло?! – рявкнул Дима, тщетно пытаясь рассмотреть что-либо в глазок. На коридоре царила непроглядная темень.

- Сосед, выручи, дай спичек, - гнусавый голос оказался совершенно незнакомым. Нет, конечно, он не знал всех, кто проживает в общежитии, но голос определенно не внушал доверия. Особенно в такое время.

- Нет у меня спичек, не курю, - соврал Дима. – Иди вон на кухне возьми, там есть коробок.

- Да нету там, я смотрел, - продолжал канючить голос. – Прихватил, может, кто-то. Ну дай спичек, что тебе стоит. Курить охота, спасу нет.

- Сказал же – нет! Спать иди, время почти два часа ночи.

- Прокляну-у-у, - зловеще провыл невидимый собеседник. Голос зазвучал глухо, как будто бы раздавался откуда-то из-под земли.

- Пошел вон! – парень наделся, что его слова прозвучали как можно злее и агрессивнее. Тишина. Как не прислушивался он, но не сумел различить за дверью ни звука. Ушел этот ненормальный или стоит там же? Проверить? Наверное, нет. Но, к своему удивлению, он понял, что открывает дверь, будто какая-то сила сподвигла его сделать это против воли.

Пустой коридор, в дальнем конце неяркое пятно – свет на кухне редко выключался на ночь, да и работал не в пример лучше ламп в самом коридоре. Странно, куда же мог подеваться этот любитель ночного курева? Из-под двери той самой комнаты, куда он накануне вызывал “скорую”, пробивалось яркое кислотно-голубого цвета свечение. Казалось, что свет пульсировал, дышал, пытался обрести материальную форму. Парень даже сделал несколько шагов ему навстречу.

- Спичек! Да-а-ай спичек! – неожиданно раздалось откуда-то сверху, и на Диму свалилось нечто скользкое, холодное и отвратительно воняющее. Не удержав равновесия, парень упал на пол, в глаза попало что-то липкое, тягучее. Пока он наугад отползал назад, пытаясь одновременно протереть глаза, к его лицу и ладоням несколько раз дотронулись чьи-то тонкие костлявые пальцы. Причем их было гораздо больше пяти.

Глаза, наконец, он сумел кое-как протереть, панически заозирался по сторонам. Дима сидел почти на пороге своей комнаты, но рядом по-прежнему никого не было. Только голубое свечение превратилось в кроваво-красное, как если бы за дверью странной комнаты пылала жарким огнем звезда класса красных гигантов. Правда, на кухне уже не горел свет, но там сам мрак ворочался, клубился и… Двигался все ближе и ближе к нему. Не тратя времени на то, чтобы подняться, парень просто переполз порог и захлопнул за собой дверь, закрыв замок на два оборота. С трудом он добрался до постели, но сил, чтобы забраться на нее, уже не хватило. Так он и уснул прямо на полу.

Через несколько дней расшатанные нервы немного успокоились. Возвращаясь как-то после учебы, Дима увидел на лавке сидящего Иосифовича. Старичок сидел, кутаясь в поношенное пальто, и пыхтел самодельной папироской. Парень поздоровался, присел рядом. Завязалась ничего не значащая беседа. Старик как обычно рассказывал какие-то свои истории. Дима вежливо слушал, не перебивая, но мыслями был где-то далеко. В итоге он не выдержал и, невежливо перебив Иосифовича, выпалил ему одним махом все о последних событиях. Дед Иван только ухмылялся своим полу беззубым ртом.

- Ты вот что, молодой человек, - вынес он свой вердикт после того, как парень закончил рассказ. – Завязывал бы так на учебу налегать. Уходишь чуть свет, возвращаешься поздно. Подработки опять же эти твои. Вот и мерещится тебе всякое.

- Может, вы и правы, - Дима тоже закурил. – Дед Вань, а кто в той комнате раньше жил?

- Что, на призраков грешишь? – понимающе усмехнулся старик. – Я особо-то и не знаю, кто там жил. Сам понимаешь, общежитие, народ меняется часто. Но могу сказать точно, что никто там не умирал, никого не убивали. А чертовщины у нас отродясь не было. Ты бы лучше у соседей своих поспрошал. Они ж все-таки живут на одном с тобой этаже. А я так, только слухами пробавляюсь, но тут ничем помочь не могу.

Парень поблагодарил Иосифовича, посидел с ним из вежливости еще минут десять и засобирался к себе. Он решил воспользоваться советом старика и поговорить с соседями. Если не сложились дружеские отношения, это не значит, что нельзя просто поговорить.

К сожалению, с этой затеей ничего не вышло. Никто из проживающих на этаже не изъявил желания рассказывать что-то о странной комнате. Диме даже казалось, что они специально уходят от ответа. Да и само поведение жильцов не особо располагало к ведению задушевных бесед. Парень ощущал на себе внимательные цепкие взгляды. Он не мог точно описать их, но… Так голодный смотрит на сочную мясную вырезку на прилавке. А один раз – он чем угодно готов был поклясться – Дима явственно различил за спиной подозрительное причмокивание. Обернувшись, он увидел у двери комнаты девушку. Она жадно смотрела на него, из уголка губ тянулась длинная струйка слюны. Но, стоило лишь моргнуть, и коридор был совершенно пуст, а за дверью кто-то громко чавкал.

И этот случай не был единичным. С каждым днем висящее в воздухе напряжение становилось все более и более осязаемым. Диму начали преследовать ночные кошмары настолько яркие, что их легко было спутать с реальностью. И комната… Проклятая комната не давала ему покоя. Он неоднократно замечал, как кто-то из жильцов заходит туда. Вот только назад никто не выходил. Парень иногда по нескольку часов стоял, прижав ухо к двери и пытаясь разобрать хоть какие-то звуки. Напрасно. Тишина. Но случалось и так, что можно было, проходя мимо, услышать целую какофонию звуков: пение птиц, чьи-то рыдания, механический скрежет, раскаты грома, истерический смех. От всего этого мороз шел по коже. И вместе с тем это манило и притягивало, разжигало нездоровое зудящее любопытство.

В конце концов он не выдержал. В одну из ночей, когда сон к нему не шел, он взял с собой отмычку, вышел на коридор, воровато озираясь по сторонам. Сегодня он выяснит все: что это за странная комната, кто ее посещает и что за исходящий оттуда свет он видит. Должно же быть хоть что-то, что даст сколь-нибудь разумное объяснение. Или же он понемногу сходит с ума. Такой вариант тоже следовало рассматривать.

К его удивлению, отмычка не понадобилась. Несколько раз, проходя мимо комнаты, он дергал за ручку двери, но та всегда оказывалась запертой. Сейчас же, стоило только дотронуться, как дверь открылась, словно ждала его и приглашала войти. Крадучись, он пробрался внутрь, тихонько прикрыл за собой дверь, зашарил рукой по стене, пытаясь найти выключатель. Вот и он. Нажать на клавишу Дима не успел. Яркая вспышка света ослепила его. После темноты помещения казалось, что сетчатку просто-напросто выжгло. Спустя какое-то время зрение восстановилось, радужные пятна перестали плясать перед глазами. Но вместе с исчезновением пятне исчезла и сама комната.

Темные миры. Часть 2

Поэтому, чтобы не сойти с ума, Харитон Ильич решился заняться ненайденным маньяком сам, благо нужные навыки имелись.

Ведь всего год назад, до рокового понижения по службе, он сам работал следователем и чётко шёл на повышение. К тому же мужчина был счастливо женат, пока воочию не узнал о частых изменах любимой красавицы Дианы, которым со слов коллег не верил, но таки проверил.

А как убедился, то сразу сорвался, однажды поехав по подсказке коллеги в местный клуб.

Любовника жены – как оказалось, влиятельного местного бизнесмена со связями, Харитон Ильич избил так сильно, что тот едва не умер.

С этим тогда ещё следователю Самойлову повезло, зато любовник жены подал в суд.

И только безупречная репутация и предыдущие заслуги в полиции помогли не упечь Харитона Ильича надолго в тюрьму. Он отделался очень крупным штрафом. Ещё понизили в должности, а с неверной женой он развёлся. Но, чтобы выплатить штраф, пришлось продать квартиру. После уехать решил сам, ибо дорогие сердцу столичные улицы враз осточертели.

Раньше свою работу следователя Харитон Ильич любил по-настоящему, ведь у него легко получалось ловить преступников и закрывать очень сложные дела, как считал сам – именно благодаря природному чутью.

Сейчас он не хотел всю жизнь прозябать участковым и поэтому когда-нибудь собирался открыть своё частное детективное агентство. Знал, что с пятном на репутации больше выше подняться в полиции не дадут.

И плевать было начальству, что раньше он был единственным в столице, кто мог похвастаться работой без висяков.

Вот и сейчас в кабинете, заполняя очередной отчёт, разобравшись с многочисленными жалобами местных пенсионерок на шумных молодых соседей и хулиганистых подростков, заперев в вытрезвитель мужа, распускавшего по пьяни на жену руки, мыслями Харитон Ильич часто возвращался к Лене Одинцовой.

Она ему постоянно снилась в кошмарах, наверное, как предполагал участковый, из-за её умершей сестры – точнее, того, что Одинцова рассказала ему о Марине.

Вдовесок участкового мучило чувство вины, потому что из-за навалившейся работы он не пришёл в больницу раньше, не успел поговорить с ныне покойной сам.

Но кто же тогда мог вообще подумать, что Марина умрёт?

От врачей толку не было. Оказалось, что покойная об изнасиловании никому, кроме сестры, и не говорила. И если бы Лена не пришла к нему, этот факт так и остался бы не раскрыт.

Ещё стоит отметить, что Харитон Ильич уже привык по утрам видеть Лену в парке, на лавочке, с задумчивым грустным лицом и наушниками в ушах.

Оно и понятно, после внезапной смерти сестры прийти в себя трудно. Раньше чуть ли не каждый день они с Леной здоровались при встрече, а теперь её и вовсе в парке было не видно.

Честно сказать, Харитон Ильич после своих кошмарных снов стал за нее сильно волноваться и даже не раз думал заглянуть в гости, но по закону подлости всё никак не получалось.

А сегодня как раз и повод появился: едва утренние новости по телевизору за спешной чашкой кофе увидел, так и решил, что Одинцовых проведает.

Оказывается, в многоэтажном доме, где жила семья Лены, уже долгое время странная херня творилась. То ли болезнь, то ли что-то ещё подобное.

Там за два летних месяца скорая помощь забрала уже десять жильцов преклонного возраста, и все вскоре в больнице умерли от остановки сердца.

Затем стали болеть маленькие дети, двух как раз вчера увезли в больницу. По телевизору старушки на лавочке дружно уверяли ведущую местного новостного канала, что на дом наложено проклятье, крестились на камеру и проклинали цыган с первого этажа и отчего-то бомжей.

Мужчина, в маске, с собакой на поводке, в опросе предположил новую эпидемию гриппа и спешно ретировался. А моложавая женщина, со стильной короткой стрижкой и усталым лицом, ответила журналистке, что её детям каждую ночь кошмары снятся: мол, говорят, что во сне в окошко их комнаты на восьмом этаже красивая тётя стучится.

Затем женщина сказала, что вообще переезжать собирается, уверяя: мол, видела царапины от когтей на обратной стороне стекла в детской спальне. И попросила ведущую во всём разобраться. А та, отметил Харитон, выглядела сильно растерянной и в дом идти не спешила.

Выпуск, в общем, он не досмотрел, опаздывал на работу. Но внутреннее чутье после увиденного пожарной сиреной в мозгу вопило, гораздо сильнее обычного: беда, беда, беда!

Лена не помнила, как заснула, а проснувшись, поняла, что выходить из своей комнаты отчего-то страшно. А ещё все попытки вспомнить, чем она занималась весь день, вызывали странное мерзкое ощущение в солнечном сплетении.

Нутром Лена чувствовала: во внезапной потере памяти виновата Марина. Ничего ведь страшного не произошло? Иначе она бы не заснула.

Лена успокаивала себя этими мыслями снова и снова, но из комнаты выходить не спешила.

За окном стремительно темнело, чёрно-фиолетовые тучи под порывами ветра неумолимо двигались с запада, пряча собою солнце.

Руки Лены пахли резиновыми перчатками и слегка хлоркой, и она намазала их кремом. Подумала, как она могла так просто забыть, что убиралась. И почему её смартфон сломан?

Старенькие настенные часы в комнате Лены будто нарочно медленно отмеряли время. Скорее бы пришли родители. На душе Лены было тревожно. Хотелось выйти из квартиры.

Она встала с кровати, прислушалась и подошла к двери. Когда стрелка настенных часов приблизилась к цифре шесть, то медленно и осторожно приоткрыла дверь спальни. За окном совсем стемнело. Вот-вот должен был начаться дождь.

В квартире тишина, и оттого хорошо слышен щелчок замка во входной двери. Услышав его Лена, пулей рванула из комнаты в коридор и едва не упала, увидев там Марину. Что-то было не так? И почему ей так при виде Марины, как никогда прежде, жутко?

Сестра погрозила ей пальцем. Родители зашли в квартиру, закрыли дверь. Папа глянул на Марину и тут же спрятал ключи в карман.

Лена с отчаяния схватила мамину сумочку, чтобы взять её телефон. Марина вдруг дотронулась до плеч холодными, как лёд руками, и морозным шёпотом приказала:

- Положи на место.

Лена всхлипнула, руки враз ослабли, сумка упала на пол. Из груди рвался надрывный крик, но изо рта вышел лишь хриплый, жалобный стон. Ноги задрожали, а потом стали ватными, потому что память вдруг вернулась.

- Мы отдохнём перед ужином, - спокойно сказала мама и зевнула. Затем они с папой ушли к себе в спальню.

Марина сидела за столом на кухне, пока Лена разогревала ужин. За окном грохотал гром, и с каждой новой вспышкой молний Лена все сильнее хотела убить сестру. А она словно читала её мысли, и когда Лена смотрела на Марину, то встречалась с её жутенькой улыбкой, похожей на оскал.

От него Лену бросало в дрожь, и все мысли об убийстве сестры исчезали. Ей до боли хотелось сбежать куда подальше.

А ещё Лене казалось, что Марина прислушивается к чему-то сквозь дождь. Ведь сестра часто с задумчивым видом смотрела в окно.

Лена разложила по тарелкам ужин. Нарезала мясо для Марины и вздрогнула, выронив из руки нож, услышав, как сестра произнесла:

- Скоро.

Затем она принялась с аппетитом есть мясо.

- Пойду, позову ужинать родителей, - сказала Лена.

- Они сегодня не будут есть. А ты кушай, - самодовольно усмехнулась Марина и одарила Лену тяжелым, пристальным взглядом. Мол, только посмей меня ослушаться.

Сглотнув ком в горле, Лена села за стол и послушно принялась ужинать.

За мытьем тарелок Марина ушла. И Лена, быстро вытерев их полотенцем, поспешила в коридор, к маминой сумочке, которой на привычном месте не оказалось.

За окном люто бушевала гроза, и свет в квартире стал мигать, пока не погас.

Родители так и не вышли из спальни, а где сейчас находилась Марина, Лена не знала.

Вскоре сидеть и ждать Лене стало невыносимо.

Поэтому она решительно подошла к двери спальни родителей, прислушалась.

Сквозь грохот грома уловила в комнате влажный, сосущий звук. В душе сразу возникли нехорошие, жуткие подозрения. И если сейчас в комнате с родителями находится Марина, то… Лена похолодела от страха, а после в крови резко забурлил адреналин, побуждая к немедленному действию.

Лена вздохнула и решительно вошла в спальню.

Вокруг темно и странно пахло смесью кислого пота и мокрой шерстью животного.

Оконные шторы оказались не занавешены, и в свете всполохов молний Лена увидела лежащих на кровати родителей.

Папа был в шортах, мама в лифчике и трусиках. А ещё на краю кровати, прямо на маминых ногах сидела, низко наклонившись к её бёдрам, пряча между ними голову, Марина.

Сестра периодически издавала чмокающий и сосущий звук. Кровь прилила к щекам Лены. Зрелище на кровати выглядело грязным, постыдным и мерзким. Что Марина делает с мамой? И сама себе ответила: ничего хорошего. И почему никак не реагирует папа?

Вдруг Лена испугалась: «Жив ли он?» А в ответ внутри взъярился дикий гнев, мысли исчезли. Хватит! Нужно остановить Марину!

Шаги Лены заглушал толстый ковёр, или увлечённая процессом Марина действительно не слышала её приближения.

Лена схватила с тумбочки светильник и, стремительно подойдя к постели, с криком огрела им Марину по голове.

Светильник разбился, ярко вспыхнула молния, за ней следующая и ещё... А сестра повернула к Лене окровавленную голову.

Зашипела, в рот с бедёр матери втянулся длинный язык.

Мать застонала, но так и не открыла глаза. На бёдрах матери выступила и полилась кровь. Марина облизнула окровавленные губы. Глаза сестры полыхали злобным жёлтым.

- Мелкая сука! Кормление нельзя прерывать, теперь из-за тебя она умрёт, а наш папочка уже мёртв, - с издёвкой прошипела сестра и, вскочив с постели, быстро схватила Лену за шею, приподняла вверх и швырнула на ковёр.

- Нет! - хрипло крикнула Лена, поднимаясь и бросая разбитый светильник в Марину.

Сестра легко уклонилась и, внезапно устремясь к окошку, открыла его, взлетела на подоконник. Прежде чем выскочить на карниз, раздражённо, с обидой в голосе произнесла:

- Жаль, мне запретили выпить тебя! - и исчезла в ночи среди ливня, грома и молний.

Резко включился свет. Лена подошла к отцу. Тот не дышал.

Мама стонала, с прокушенного бедра продолжала течь кровь. А вены вокруг раны вспухли и почернели.

Впустую потратив время, Лена лихорадочно искала телефон папы и заодно ключи от входной двери и ничего не нашла.

После в бессильном отчаянии подошла к окну, взобралась на подоконник, где во всполохах молний заметила глубокие следы когтей на стене, отчего вздрогнула от ужасной догадки про Марину.

Это ведь не летучие мыши беспокоят жильцов, а её сестра.

Лена глубоко вздохнула и стала звать на помощь. Но из-за грозы её никто не услышал.

Охрипнув и продрогнув от дождя, Лена закрыла окно. Затем сжала кулаки, отгоняя слёзы, и, сходив за аптечкой, обработала маме рану на бедре перекисью водорода и перебинтовала. Мама, как ни пыталась привести её в чувство Лена, не приходила в себя, а её кожа горела огнём. И что делать дальше – Лена не знала.

Рабочий день давно закончился, но работа, словно издеваясь, не отпускала от себя участкового, подбрасывая ему разные неприятности. Вызовы следовали один за другим: то бытовые жалобы на соседей, то злостное хулиганство и, наконец, пьянство с поножовщиной.

Как назло, людей в участке очень не хватало. Двое сотрудников со вчерашнего дня были на больничном.

А сейчас Харитон Ильич вообще надолго застрял в круглосуточном магазине, серьёзно беседуя с подростками, попавшимися на краже алкоголя. Снаружи магазина бушевала лютая гроза. На сердце участкового с самого утра засела тревога. Довлеющее предчувствие чего-то неведомого, некой страшной скоропостижной беды всё сильнее сдавливало его плечи холодным, тяжёлым обручем.

К слову, ночью Харитону Ильичу в очередной раз снилась Лена, а с ней во сне была темнота и кровь.

Он несколько раз за день звонил её родителям и на домашний телефон Одинцовых, но трубку не брали. И вот сейчас, как по закону подлости, Харитон Ильич не мог вырваться с работы и приехать к ним домой.

Наконец закончив с подростками, он, записав их контактные данные в блокнот и сразу позвонив их родителям, побеседовал с ними и таки освободился.

На улице мощный ливень с грозой не прекращался. Вода шумным потоком бурлила по тротуару. Огромные лужи растеклись у обочины. Машины и автобусы растянулись в гигантской пробке на мосту.

Зонтик против этого стихийного бедствия оказался практически бесполезным, Харитон Ильич всё равно вымок.

Кое-как добравшись до остановки, Харитон Ильич основательно продрог. Он собирался поймать маршрутку.

На дорогих наручных часах – подарок за прошлые заслуги, уже была половина двенадцатого вечера, как ему на рацию снова поступил вызов. И вот, похоже, сама судьба теперь посылала его в дом Одинцовых.

Вопреки грозе и позднему вечеру, любопытные соседи с восьмого этажа стояли на подъездной площадке. Кто курил, кто-то просто жадно смотрел. Плечистые санитары буквально силком вытаскивали из квартиры худощавую пожилую женщину в пижамном костюме. Она сучила ногами и руками, упиралась, ругаясь чёрным матом. Женщина сквозь потоки ругни ещё умудрялась кричать, что она не сумасшедшая, и в психушку не поедет, и уколов ей не надо. А затем заорала, потребовав убить тварь.

Пока участковый продирался между соседями к квартире, санитар сумел вколоть ей успокоительное, и та обмякла.

- Кто вызывал полицию? - громко и властно спросил Харитон Ильич.

Люди молчали и только переглядывались. Затем под жёстким взглядом участкового они стали быстренько расходиться по квартирам. Никто из любопытствующих соседей не хотел взять на себя ответственность за вызов и давать показания.

- Что случилось?

Участковому пришлось спросить у санитаров, те пожали плечами. Зевнули, явно желая поскорее уйти либо с пациенткой, либо без.

- Она адекватна? - спросил Харитон Ильич, глядя на обмякшую женщину.

- Кто её знает, - с неохотой ответила санитар. - Мы приехали, она стучала в стену, гремела и орала в квартире, как ненормальная. Звала на помощь! Окно у себя в гостиной разбила. Утверждала, что на неё с улицы напало чудовище. Вероятно, что маразматичка. Дочке её мы не дозвонились. А в больницу по новому протоколу сейчас заберём: после участившихся смертей в этом доме главврач утвердил принимать строгие меры. К тому же в её состоянии опасно одну оставлять.

- Хорошо, - сказал участковый и устало вздохнул, понимая, что домой вернётся не скоро.

Для отчёта нужны были свидетельские показания, и Харитон Ильич направился к квартире соседей потерпевшей и позвонил в дверь. Санитары за это время разложили носилки и потащили обмякшую пожилую женщину к грузовому лифту.

- Да нет, вы не подумайте, что я карьерист какой-то, сухарь или жлоб. Нет! Мы с Ромой со всеми праздниками друг друга поздравляли. Просто, знаете… Разошлись наши дорожки, ну и… А Лиля… Лиля Яшина была моей лучшей студенткой, но я не видел ее с тех пор, как она закончила курс. Что касается Ани…  

Ларин тяжело вздохнул. Его аура подернулась лиловым – цветом грусти и сожаления. Он вполне искренен, понял Эфраим. И, наконец, решил вмешаться в беседу. Дотронувшись до плеча доцента, спросил:

- Скажите, Альфред Анатольевич. А если бы вы узнали, что в городе произошло новое убийство. И жертвой снова стал кто-то из ваших знакомых. Что бы вы об этом подумали?

Ларин дико взглянул на Эфраима, его аура вспыхнула алым и немедленно почернела. Он вскочил.

- Вы что… Вы меня обвиняете в их смертях?!

- Просто хотим услышать ваш комментарий по этому поводу, - примирительно сказал Измаил, досадуя, что, похоже, злого следователя сыграл здесь все-таки не он. Эфраим молчал с отрешенным видом.

- Какой тут может быть комментарий?! Я ни при чем. Я понятия не имею, что происходит! Может быть, этот тип завтра меня укокошит?! И ваша братия будет мои куски от асфальта отскребать! - воскликнул Ларин, вытирая платком покрытый испариной лоб. – Откуда мне знать?!

- Ну-ну, успокойтесь, - сказал Измаил, оглядываясь на своего напарника. – Не стоит так уж… Лейтенант Озеров! У вас есть еще вопросы?

Эфраим подумал.

– Скажите, Альфред Анатольевич, у вас есть кровные враги, которые мечтают вас уничтожить?

- Не знаю таких, - помотал головой Ларин. – Я живу с сыном. Ему 14. Он… он инвалид. Жена умерла. Мы живем тихо, скромно. Вся моя жизнь – это работа и сын. Больше ничего не могу сказать. И вы простите, но у меня лекция через десять минут. Вынужден вас покинуть.

***

Улица встретила самозваных следователей налетевшими невесть откуда дождевыми тучами и резким северным ветром. Алхимик немедленно сунул в зубы сигарету, привычным жестом предложив закурить также Эфраиму. А получив категорический отказ, проворчал:

- Экий ты, пернатый, правильный весь… Я, кстати, думал, что ангелы-то пострашнее. А ты самый обычный.

- Увидишь в бою – испугаешься.

- Ладно-ладно, не грозись. Лучше скажи – что думаешь про этого ученого кекса? Как он тебе?

- Думаю, этот человек замешан в деле по самую макушку. Он боится и одновременно страдает. Чувствует себя виновным в убийствах, но сам… вряд ли сам убивал.

- Да, соглашусь - жидковат парниша. Так что - наводчик он, получается? – спросил Измаил. Ангел пожал плечами.

- Он знает, кто убийца.

- Черт!.. – выругался Измаил по привычке. И тут же завопил: - А, нет… прости, прости! – обнаружив, что напарник вспыхнул и обратился в огненный столб.

- Не советую при мне такое произносить! – прогремело из пламени.

Измаил постучал себя пальцем по губам, извиняясь:

– Что ты хочешь? Какое мое воспитание?! С детства в дурных компаниях… Давай уже того, вернись в норму. А то еще вызовет кто-нибудь пожарных на твое… самовозгорание. Нам ведь не нужно привлекать внимание?

Эфраим усилием воли погасил огонь и вернул себе человеческий облик: невысокого полноватого парня в мешковатой одежде с венчиком тонких светлых волос вокруг едва наметившейся лысины.  

Измаил смотрел с интересом.

- Да, прикольно, - сказал он. – Ладно. Итак, возвращаясь к нашему барану…

- Кажется, он сказал, что у него лекция? – перебил Эфраим.

- Типа того. А что?

- Посмотри туда!

Измаил обернулся: Альфред Анатольевич вышел на крыльцо института, огляделся по сторонам – своих недавних собеседников он не увидел за пышными кустами сирени – и решительно направился к остановке автобуса, прижимая к груди толстый кожаный портфель.

– Куда это он рванул? Надо бы посмотреть. Проследить за ним.

- Надо. Хоть сам он и не убивал, этот убийца таков, что вполне может руководить им. Управлять человеком как марионеткой, - задумчиво сказал Эфраим. – Что ты на меня смотришь?

- Да так, любопытно. Как ты за ним следить будешь? Полетишь? А меня поднять можешь?

- Ну, знаешь! – рассердился ангел. – Сам только что говорил, что не надо привлекать внимания. И как это будет выглядеть: два здоровенных мужика в обнимку по небу летят?!

- Где-то я такое видел… Только там мужик с бабой были. И еще серый волк…

- Хватит ерничать! Смотри, вон уже автобус показался. Где твой байк?

Измаил рассмеялся:

- Давай, жми за мной, пернатый друг!

***

Самым трудным для преследователей оказалось ехать медленно. Автобус, в который сел Альфред Ларин, сперва тянулся по городу, выстаивая подолгу на светофорах и остановках, потом, выехав за город, так же медленно потянулся, преодолевая пригорки, по однополосному шоссе вглубь области. Измаил вел байк – серебристый Хонда Тюринг с 4-цилиндровым движком в 173 лошадиных силы и максимальной скоростью около 250 кч\ч – то останавливаясь, то уходя вперед, стараясь и не примелькаться, и не упустить ни автобус, ни нужного пассажира в нем. Эфраим искрутился, сидя сзади. Обзору мешал шлем, который ангел надел по настоянию напарника, а теперь терпел еще и в целях маскировки. Он опасался, что Ларин заметит слежку и сменит маршрут. Но тот, похоже, был слишком занят собственными мыслями. Время от времени Эфраим видел его лицо: Ларин сидел у окна, мрачно глядя перед собой.

После часа утомительной поездки автобус, наконец, высадил Ларина возле грунтового отворотка с покосившимся указателем «Григорьево».

- Смотри-ка, здесь даже остановки нет. - сказал Измаил, притормаживая и провожая взглядом доцента. - Похоже, заброшенная деревня.

Ларин, прижимая к себе портфель, побрел, понурив голову, пешком в сторону видневшихся впереди бревенчатых домиков.

Эфраим снял шлем и глубоко вздохнул.

- Какой здесь воздух чистый. Не то, что в городе.

Измаил припарковал байк, спрятав его в зарослях травы возле старой трехствольной сосны.

- Пошли, посмотрим, что нашему доценту понадобилось в этой глуши.

Деревня и вправду выглядела заброшенной – Измаил не ошибся. Не больше пяти избенок-мазанок – перекошенные, вросшие в землю, с разбитыми оконными рамами, они  прятались за косогором, словно инвалиды в обозе проигравшей армии. Дополняли тягостное впечатление развалины сгоревшей усадьбы – большого, когда-то двухэтажного здания, от которого остались только фундамент и прокопченные стены. Сквозь пустые окна виднелись заросли иван-чая и полыни, захватившие пепелище, и горы мусора, набросанного, видимо, уже после пожара. Проломы в стенах руины отлично подошли для незаметного наблюдения. Укрывшись в сгоревшем здании, напарники увидели, как Ларин отпер замок и вошел в один из домов – в тот, который выглядел наиболее целым.

- Вот будет фигня, если он сюда картошку сажать приехал! - сказал Измаил, брезгливо отряхивая куртку от грязи. Посреди руины торчала кирпичная колонна обгоревшей печной трубы - он задел ее рукавом.

- В июле ее уже выкапывать можно, - сказал Эфраим. – Не думаю, что он тут ради сельского хозяйства. Может, подобраться поближе – в окна заглянуть?

- Они заколочены. Придется ждать.

Отыскав более-менее чистые картонки в горе хлама, Измаил устроился поудобнее, расстелив одну на бревне рядом со своим наблюдательным пунктом. Вторую кинул Эфраиму со словами:

- Садись, пернатый. В ногах правды нет.

Эфраим послушно сел.

- Слушай, а как оно там? – спросил Измаил. – Ну там… В раю, на небесах? Всегда хотел знать.

- Не могу сказать в точности, - пожал плечами ангел, - но это замечательное место.

- Это как тебя понимать? Ты там был вообще?

- Рай для каждого отдельный, - ответил Эфраим.

- О как! Индивидуальный подход, значит?

- Да. И если ты хочешь знать, какой сужден тебе…

- А, понял-понял!.. Замануха старая, но работает! - усмехнулся Измаил. - Тогда ответь - каков твой рай?

- Замечательное место. Ты же слышал. Лучше ты скажи: как выбрал темную сторону?

- А что такого-то? Я не считаю себя плохим или злым. Вот я помогаю тебе ловить монстра – разве плохо?

- Нет. А киллером ты стал по причине несчастливого детства?

- О, как! Да ты хорошо подготовился! – удивился Измаил.

- А то! Я ведь должен знать, с кем работаю. Так что: несчастливое детство или девушка отказала?

Алхимик почесал затылок.

- А ты слишком резкий для ангела, не находишь? Я-то думал, будешь зачитывать библию, душить меня цитатами из писания...

- Не верь всему. И не уходи от ответа!

- Ты только представь - в каких кругах я кручусь?! Одно неловкое движение – и мне оторвут яйца и засунут в рот. Но я мальчик сообразительный. Однажды, когда умер один очень высокопоставленный господин, я пустил слух, что убил его. И якобы это был заказ. Слух пошел, как огонь по степи. И это положительно сказалось на моей безупречной репутации: меня стали бояться.

На самом деле заказными убийствами я не занимаюсь. Начальство платит мне достаточно за то, чтоб я берег их задницы, уничтожая разных монстров – непослушных, неуправлямых, слетевших с катушек. Эта охота меня кормит. А такие забавы, как киллерство – лишний и ничем не оправданный риск, я считаю.

- Не боишься, что правда выплывет наружу?

- Насчет моей персоны столько слухов, что я уже давно ничего не боюсь.

Эфраим вглядывался в алхимика. На исчадье ада этот парень, конечно, не походил. Смущало, однако, что он слишком охотно пошел на сотрудничество. Возможно, хитрый тип получил заказ и хочет расправиться с жертвой чужими руками – раз уж подвернулся случай. Ведь плату ему делить не придется.

Ладно еще, если здесь простая корысть. Но что, если у алхимика есть и другая, скрытая цель?

- Походу, не дождемся мы его сегодня, - сказал Измаил. – Смотри, солнце садится уже. Он явно тут ночевать собрался. Обратный автобус пропустил.

- Ладно, есть другой вариант. Все равно дознаемся, что он тут делает. Давай вернемся в город.

***

Игошка выслушал предложение Эфраима и замотал головой с такой силой, что капитанка его, слетев, повисла на одном ухе.

- Я – домовой! Знаешь, почему нас так назвали? Угадай с трех раз! — сказал он и, сложив руки кренделем, демонстративно отвернулся.

- Но послушай… Ты ведь хороший сотрудник?

- А то!

- Слежка входит в обязанности полиции?

- Так и есть, но я не оперативный работник!

- Считай, что тебя перевели в оперативный отдел, - вмешался в разговор Измаил. И подмигнул домовику. – А там, кстати, полагаются бонусы за работу. - С видом фокусника он извлек из внутреннего кармана пиджака пузатую поллитровую бутылку с яркой этикеткой:

- Вот. Кубинский черный ром. Оставляю в задаток. Вторую получишь после выполнения задания.

Глазенки домового превратились в два огромных блюдца.

- Ром? – он погладил бутылку, не веря своему счастью. – И даже две?!

- Зависит от того, как ты справишься, - ответил алхимик. - Главное, не нажрись перед работой. Все понял?

***

Облегчение пришло не сразу. Жажда явилась, чтобы терзать меня, а я еще не понимал, чего она хочет. Первая жертва досталась нам чисто случайно. В гости заглянул старый знакомый. У него было какое-то дело… Я сказал: никого нет дома. А когда увидел в окно его спину, как он уходит, этот человек – тут-то меня и осенило. Во мне вспыхнула такая ярость. Я будто ослеп! Помню только запах крови и липкий чавкающий звук, с которым… Это была Жажда. Она насыщалась. Бессовестно, по-звериному. Но главное осознание пришло потом. Когда я увидел ужас в глазах того, кто сделал меня таким. Там были ужас, страх, боль. Боль! Я заставил его разделить со мной Боль. И мне стало легче.

***

- Але, приятель! Ты где?

Игошка молчал, из подвала не доносилось ни звука.

- Что, и бутылку не хочешь? – Измаил с удивлением развел руками. В подвале завозились.

- Мы знаем, что ты там. Выходи! Иначе твою часть платы сами выпьем. Прямо тут. Эй, ангел, штопор есть? – крикнул Измаил голосом театрального злодея.

- Сволочь ты, - пискнул домовик, выбираясь из подвала. – Не буду я с вами больше работать! Давай сюда!

Измаил отдернул руку с бутылкой:

- Э, нет! Сперва доклад. По всей форме. Что-то интересное видел?

- Слишком много! Предупреждать надо! Я сдохнуть мог! – взвизгнул домовой.

- Ну-ну! Что так нервничаешь? Заметь, ты ведь жив! Вполне себе целехонький.

- Не сдох, потому что ловкий. Был бы ты на моем месте – он бы тебе кишки за секунду вырвал. И ты даже не успел бы заметить…

Игошка всхлипнул. Эфраим с сочувствием заметил, как домовика потряхивает от переживаний.

- Послушай, у нас очень мало времени. Всего два дня осталось. Расскажи, что ты видел? – сказал он.

- Он приходит в облаке. В темноте, - прошептал Игошка, вытерев глаза ладонью. - Я сперва думал – парень как парень. Только дышит тяжело. Но когда я заметил, как он на него смотрит – такой злобы я даже у неупокоенных не видал. Они говорили очень тихо – я не слышал, о чем. А потом он решил показать ему, как выбирается наружу. Он едва наизнанку не вывернулся! Куча ножек, костяные пластинки… Брр! Не хочу вспоминать! - домовик вздрогнул. – Все, давай сюда бутылку! И не приходите больше! Оставьте меня в покое…

Он выдернул ром из рук Измаила и шмыгнул обратно в подвал.

Измаил почесал затылок.

- Ты что-нибудь понял?

- Кое-что, - пробормотал Эфраим. - Ему все равно что жрать – людей, домовых, ангелов, алхимиков… И с каждой новой жертвой он становится сильнее.

Алхимик помрачнел:

- Да? Похоже, на этом заказе я сильно продешевил. И, кстати, надо бы подготовиться.

- Как ты намерен его победить?

Измаил пожал плечами:

- Яды. Если у него есть смертная плоть… В остальном - полагаюсь на тебя.

- Эй, вы! – послышался голосок Игоши. Напарники оглянулись. Домовик стоял, прижав землистое личико к решетке подвального окошка.

- Он хитрый и осторожный. А может, что-то почуял. В общем, он перевел его в другое место. Если хотите с ним встретиться – пишите адрес, - икнув, хихикнул Игошка. Судя по всему, он уже успел отхлебнуть рому. И не мало.

***

Поселок Лебяжий находился всего в получасе езды от центра. Заблудиться в нем было невозможно: он растянулся по всей длине центральной дороги, от которой отделялись такие же прямые улочки поменьше. Но чтобы найти улицу Клубничную, требовалось проявить внимательность – что она вообще существует, эта улица, говорил лишь прибитый к толстому дубу указатель, на деле Клубничная представляла собой протоптанную и проезженную тропинку.

Крохотные дачки утопали в бурьяне, и каждая постройка претендовала на звание реликта. В некоторых домиках еще теплилась жизнь, но остальные стояли заброшенными.

Первым, кого напарники увидели, явившись по адресу, был Ларин. Он сидел на бревне возле здания из кирпича, которое когда-то выполняло функции водонапорной башни. Все четыре стены его покрывали трещины, словно кто-то или что-то лупило по ним тараном. Внизу все было усыпано кирпичной крошкой. У Ларина дрожали руки. Он курил, а земля у его ног пестрела от бычков, часть которых еще дымилась.

- Это вы, - тусклым голосом произнес он, подняв глаза на пришедших. – Я знал, что вы меня найдете. Но если вы думаете, что это я виноват…

- А кто? – сощурившись, спросил Измаил.

- Может, вы думаете, что я не пытался? Я делал все, что мог! Я все делал для сына! Но он… Он словно сошел с ума. Мне просто пришлось….

- Ты держишь его под замком? Давай ключ! – рявкнул Измаил. – Мы сами посмотрим.

Ему хотелось схватить Ларина за шиворот и хорошенько встряхнуть.

- Спокойнее, - сказал Эфраим. Подойдя ближе, он положил руку на плечо алхимика.

- Не выношу нытиков, - пробормотал тот и отошел в сторону, нащупывая ствол во внутреннем кармане.

- Давайте ключ, - повторил Эфраим и протянул руку.

- Подождите. Вы не понимаете. Я должен объяснить! Вы все равно не сможете войти. Там… там заклинание. Иначе его не сдержать! – лицо Ларина сделалось серым. Он выглядел таким измученным, что Эфраим невольно проникся сочувствием к этому жалкому человеку.

- Хорошо. Объясните. Но быстро. У нас мало времени.

- Мы плохо жили с его матерью. Постоянные ссоры, скандалы. Коленька страшно переживал… Потом развод. Она хотела забрать сына, а я не отдал. Я знал, что она не останется здесь. Не захочет жить в этом городе, он чужой ей. Кроме того, я подозревал, что у нее уже кто-то есть. И я… я не мог допустить…

- Короче. Вы отомстили бывшей жене тем, что не отдали ей сына.

- Да, - почти шепотом согласился Ларин. И добавил:

- Она однажды лечилась от депрессии в психиатрической клинике. Я пригрозил, что, если она попробует отсудить сына, я упеку ее туда снова. И тогда она вообще не сможет с ним видеться. Никогда.

- Дальше, - сказал Эфраим, стараясь удерживать нарастающий в груди жар.

- Если бы я знал, к чему это приведет! Думаете, я стал бы?!..

- Говорите дальше!

- Мне потом объяснили, что стресс, пережитый Коленькой при расставании с матерью, мог стать последней каплей. Никогда не бывает одной причины. Их всегда несколько. Генетика… Наследственность… И что очень важно – стресс. Но я же не знал! – Ларин всхлипнул, закрыв лицо руками.

- Давай говори быстрей, слизняк! – Измаил уже не мог сдерживаться. Ларин чуть не подпрыгнул от его рыка. Вытер слезы и затараторил.

- Коля плохо учился. Я ругал его за двойки. А он делал такие странные ошибки. Нелепые. Путал слова. Даже звуки… Его мать, наверное, догадалась бы… Но я… Я ничего не заподозрил. Все время на работе. И потом, я же не специалист. А однажды Коленька упал в обморок. Прямо при мне. Сказал: «Папа, темно!» И рухнул. Я вызвал скорую. Приехал врач. И сказал… Нам назначили обследование. Тогда и выяснилось. Рак мозга. У ребенка. У четырнадцатилетнего пацана – рак мозга! Сказали, что опухоль неоперабельна. Назначили химию. Коленька так тяжело переносил эти процедуры. А они к тому же и не помогали. Он с каждым разом становился все слабее…

- И? – спросил Эфраим. – Что вы сделали?

- В больнице я познакомился с одним человеком. Оказалось, он наш сосед – живет рядом. Обычный такой мужичок в годах. Но очень интеллигентный, начитанный. Он стал к нам приходить. Жалел и Коленьку, и меня. Сочувствовал. А однажды принес книгу и предложил провести обряд. Помог разобраться во всех деталях… Я хотел спасти сына!

- Отлично! – воскликнул Измаил, всплеснув руками. - Он хотел спасти. И просто впустил в его тело демона!

Ларин дико взглянул на алхимика, но быстро сник и замотал головой, будто старался выкинуть из нее страшные воспоминания.

- Это был бес, - сказал Эфраим. - Подвел вас к черте и заставил вызволить из бездны страшное существо. Бесы – твари мелкие, но хитрые – жуть. Один такой многие годы обхаживал Гитлера, являясь ему под разными личинами. Ушел, только когда его подопечный окончательно потерял в себе человеческое.

- Я хотел спасти сына. Я не знал, к чему это приведет, - угрюмо повторил Ларин.

- А я думаю: в глубине души знали, - сказал Эфраим. - И не сына вы хотели спасти. А себя от чувства вины избавить. На этом пути даже оккультизмом не побрезговали. Только магия здесь не поможет.

- Я хотел спасти сына! – закричал Ларин, вскакивая и бросаясь к Эфраиму с кулаками.

- А ну-ка, стоп, ученая морда. Ручки прими! – сказал Измаил, перехватывая Ларина на полдороги. – Сядь на пенек. Если не сядешь – скушаешь пирожок! – и он пригрозил доценту своим оружием – массивным старинным пистолетом с накладками на рукояти из черненого серебра. Чем не столько напугал, сколько удивил Ларина.

- Понимаете, - с трудом выговорил Эфраим (Людские грехи всегда ощущались им мучительно, и теперь он просто задыхался). – Если бы вы хотели спасти сына… Вы бы разделили с ним его боль. Любовью. Сочувствием. Жертвенностью. И он… не возненавидел бы вас. Своего отца. Вам было дано испытание – шанс все исправить. А вы его не прошли. Только хуже сделали. Сразу две души загубили – и свою, и сына.

- Нет, нет! - Ларин обхватил голову руками и разрыдался. – Я не хотел ничего плохого… Он уничтожил всех близких мне людей.

- Это ревность. И месть. И жажда демона, который у него внутри - благодаря вам.

- Что же делать?

- Давайте ключ, - сказал Эфраим.

Ларин вынул из кармана ключ – массивный железный ключ от большого амбарного замка.

- Там заклинание. Никому ни войти, ни выйти, - глухо пробормотал он.

- Надеялся заморить его голодом? – вполголоса сказал Измаил и уже занес было руку, чтобы стукнуть Ларина по затылку, но Эфраим остановил его.

- Иди за мной, - сказал ангел.

Они оставили доцента рыдать в одиночестве и подошли к двери.

Отперев и откинув замок, Измаил толкнул дверь. Она не шелохнулась.

- Похоже, и правда заговоренная, - сказал алхимик.

- Есть идеи? – спросил Эфраим.

Измаил пожал плечами и показал старинный пистолет.

- Зарядил отравленными пулями. Могу отравить дверь.

- Понятно, - сказал Эфраим. – Отойди-ка.

Измаил сделал шаг назад, ангел поднял голову вверх и широко открыл рот. Сперва ничего не произошло. А потом… Измаил так и не услышал никакого звука – но он ощутил его. Внезапно, среди ясного неба и спокойного вечернего воздуха, возник ветер – сильнейший поток, исходящий изо рта ангела, ударил в дверь, в дряхлые кирпичи башни так, что здание пошатнулось.

«Ангел вострубил, и снята была первая печать…» - вспомнились Измаилу строчки из Библии. Он с трудом удержался на ногах, ухватившись за рукав Эфраима. Дверь – тяжелая, железная, больше похожая размерами на усадебные ворота – заскрежетала, смялась как лист бумаги и вылетела из проема. Горячая смрадная пыль пронеслась над головами присутствующих.

- Можно войти, - сказал Эфраим. И первым шагнул вперед. За ним последовал потрясенный, ошарашенный алхимик.

Внутри башни было темно. Сквозь заколоченные окна вверху почти не пробивался свет вечереющего неба.

- Фу, ну и вонь! Здесь какая-то помойка… Видишь его? – спросил Измаил. Брезгливо морщась, он оглядывал помещение, держа свой пистолет наизготовку. Эфраим всматривался в наваленный вдоль стен разнообразный хлам – сломанные доски, ящики, бутылки, куски арматуры, остатки пружинного матраса, какое-то тряпье…

- А может, он… - заговорил Измаил, но Эфраим прервал его:

- Нет, он здесь. – Лицо ангела сделалось печальным.

Он подошел к продавленному матрасу, к тому, что оба они приняли за набросанные как попало тряпки.

– Смотри.

Измаил приблизился. Мальчик лежал, свернувшись, прижав к груди руки, подтянув худые колени до подбородка. И он был давно и безнадежно мертв. Мухи вились над разложившимся телом, сквозь истлевшую коричневую кожу проглядывали желтоватые кости. Тысячи личинок копошились в волосах, в одежде и пустых глазницах трупа.

- Что это?! – Измаил отшатнулся.

Из темноты раздался тихий смешок.

- Мой Коленька, - услышали напарники. И увидели, как в и без того темное помещение вползает тьма: иссиня-черные языки холодного дыма или тумана окутали все. Мрак наступил – хоть глаза выколи. Мурашки пробежали по спине Измаила.

- Мой мальчик. Моя печаль. Моя боль…

- Ежкина кочерыжка! Так ты хотел оживить его?! – воскликнул алхимик.

Тьма тихо рассмеялась.

- Хотел. Он хотел. А я… Я, знаешь ли, всегда желал заполучить ангела. Распотрошить такую курочку… Вот не думал, что повезет.

- Алхимик, стреляй, - приказал Эфраим. Голос его был спокоен. Но в нем разгоралась боль.

- Куда?! – Измаил вспотел. – Ежкина кочерыжка… Я же ни черта не вижу! Дьявол раздери!

Эфраим вспыхнул. Белый столб света будто взорвался посреди башни. Измаил инстинктивно выстрелил – один раз, второй. Стрелял наугад, зажмурившись, потому что свет ангела обжигал глаза.

- Ты попал, человечишка, - услышал он, судорожно пытаясь перезарядить стволы. – Тебе же хуже.

Из дыма протянулась рука - лишенная кожи и покрытая шипастыми костяными наростами, она сочилась влагой. С этой черной конечности свисали останки человеческой кожи: демон вылупился из тела доцента Ларина и теперь скидывал с себя его личину, как насекомое в линьке метаморфозы. Когтистые пальцы схватили Измаила за горло и легким движением отбросили могучую фигуру алхимика в кирпичную стену. Ударившись головой, Измаил на время потерял сознание.

Когда очнулся – битва между демоном и ангелом кипела и была в самом разгаре. Но Измаил мало что мог понять в происходящем: у него и так перед глазами все плыло и двоилось, а оба сверхъестественных бойца двигались слишком быстро. Алхимику удавалось запечатлеть лишь яркие всполохи света, внезапно гаснущие под напором темноты, мелькание крыльев – искрящихся белых с перьями и черных перепончатых. Демон ревел, рычал, лаял, вскрикивал разными голосами – казалось, в общем вихре крутится целая армия людей и зверей. Судя по этим воплям, Измаил сделал вывод, что демону приходится туговато. Но как раз в этот момент из темноты донесся крик:

- Слуги мои! Призываю вас! Бейтесь за меня!

Засвистел ветер, захлопали крылья, темнота сгустилась – и воздух внутри башни наполнился жужжащими мухами. Их было так много, что они закрыли собою свет, исходящий от ангела.

- Имя мне – легион!!! – расхохотался демон и нанес удар Эфраиму, повергнув его на землю. Изломанные белые крылья обагрила кровь, и они отпали. Теперь на кирпичных обломках и мусоре внутри башни валялся словно бы обычный человек – невысокий полноватый парень в разодранной и перепачканной бесформенной одежде с разбитым лицом, синяками и кровоподтеками на начинающей лысеть голове.

Мухи роились вокруг него и жалили, оставляя на белой коже многочисленные следы укусов, похожих на красную сыпь. Измаил с ужасом понял, что они пьют кровь ангела, отчего свет его истощается и слабеет.

Демон был доволен. Он опустился над поверженным Эфраимом, уже не скрываясь – уродливое многоглазое существо, помесь насекомого со скорпионом и летучей мышью, с паучьими острыми жвалами и акульей пастью, полной зубов. Нелепо переваливаясь, перебирая четырьмя ногами, он поднялся на дыбы и уперевшись головой и лапами в крышу, снес ее, разметал крыльями, открыв над башней кусок чистого, пламенеющего закатом, неба.

- Смотри! – прокричал демон, задрав голову вверх. - Смотри на меня! И будь свидетелем – тьма побеждает свет!

Надменно торжествуя, одной из лап он наступил на руку поверженного врага – Измаил вздрогнул, услышав, как хрустнула кость - другой взялся за ногу, готовясь разодрать слабую человеческую оболочку ангела.

- И ты еще имеешь наглость призывать небо в свидетели? – услышал Измаил холодный резкий голос. Синяя молния ударила с неба, пронзила демона сверху донизу и с темечка до хвоста распорола его оболочку. Одна яркая вспышка – и только омерзительное зловоние, ядовитое облако серы, расплывшееся вокруг, указывало на то, что здесь сожгли демона.

Измаил вдохнул – и закашлялся. Жмурясь от рези в глазах, сквозь выступившие слезы он увидел нависшую над башней фигуру огромного, как ему показалось, человека с мечом. Вдохнул еще раз – и потерял сознание.

***

- Пожалуй, я был не на высоте, - нехотя признался Измаил, вертя на пальце ключи от байка. Он был смущен. С алхимиком это редко случалось, и он чувствовал себя неловко.

- Ну, свою плату ты все-таки заслужил, - сказал Эфраим. – Ты ведь попал. Твои ядовитые пули убили человеческую плоть Ларина, лишив демона удобного прибежища. Ему пришлось пойти до конца, он рассвирепел и начал совершать ошибки.

- Причем заметь – стрелял-то я с закрытыми глазами! – хвастливо вставил Измаил.

- Я не сомневался, что ты найдешь, чем возгордиться, - усмехнулся ангел. – Извини, у меня тут еще одна важная встреча…

- Ладно, пернатый, прощай! – сказал Измаил. – Я, кстати, не против, если ты будешь за мной приглядывать. Ну, так. Время от времени. Ты, хоть, и ангел, но вроде не особо зануда.

- Спасибо за доверие, - усмехнулся Эфраим. Они пожали друг другу руки, и алхимик умчался, оседлав свой байк. Эфраим остался на скамейке – сидел и смотрел на море.

Он волновался, но даже не вздрогнул, когда рядом возник тот, кого он ждал.

- Как видишь, я был прав, - без всяких переходов заявил Михаил. - Ты слишком юн. И не готов к настоящей битве.

- Ты дико злишь меня своими высказываниями, но я сейчас не в силах сердиться. Все-таки ты явился на битву вовремя. Спасибо тебе, брат.

- Это не моя воля. Небо не желает гибели ангела. А если бы при этом еще и усилился демон…

- Все равно спасибо.

Михаил усмехнулся:

- Твои эмоции – главная твоя слабость, Эфраим. Странно, что такой циник, как твой нечистый дружок алхимик… Кстати, ты знаешь, что он бессмертный? Это я к тому, что ты напрасно спасал его. Ему, по сути, ничего, кроме боли, не грозило. Хотя боли он боится.

- Ничего, кроме разочарования. Детская вера в доброго, защищающего ангела – это, может быть, единственный луч света, которым Бог достает до ожесточенной души. Если и это у человека отобрать… Может получиться монстр. Не лучше, чем погибший доцент Ларин.

- Что ж… Пожалуй, ты прав, - нехотя признал Михаил. – Но вы оба поступили как наивные болваны, поверив этому Ларину во всем на слово. Кто так работает с информацией? И доверять пьющему домовику – согласись, сверхъестественная нелепость!

- Я забыл, что домовики подслеповаты.

- И безответственны.

- Ладно, Михаил. Главное скажи: мне удалось вызволить душу несчастной Лилии Яшиной?

Михаил не отвечал, глядя перед собой застывшим ледяным взглядом. Он словно прислушивался к чему-то внутри себя. Наконец, шевельнулся и сделал легкий жест рукой, будто рисуя в воздухе символ вечности – восьмерку. Потом разжал ладонь, и Эфраим увидел над ней бабочку. Пестрые полупрозрачные крылья трепетали, удерживая крохотное тельце в воздухе. Эфраим улыбнулся.

- Она была хорошей, эта девочка, - сказал Михаил. - Сопротивлялась до последнего. Не покорилась злу даже после смерти. Действуй, ученик.

Эфраим, улыбаясь, кивнул, вытянул губы трубочкой и легко подул: ветерок от его дыхания подхватил бабочку и понес в небо.

- Теперь она свободна, - сказал архангел. - Не безупречно, Эфраим, но все-таки ты прошел испытание.

Губы девушки задвигались быстрее, но на Эфраима она не взглянула.

- Лиля, ты меня слышишь?

Девушка не отвечала. Под соседним кустом зашуршала трава и оттуда на полянку выбрался кряжистый взъерошенный мужик с клочкастой бородой. Он был одет в темный спортивный костюм, драный и засаленный от грязи. С удивлением взглянув на Эфраима, мужик характерным жестом приложил к губам два растопыренных пальца и просипел:

- Сигаретки не будет?

Эфраим откликнулся:

- Нет. Курить вредно.

- Не учи курицу, ты, яйцо! Сам-то давно с наркотой завязал? Стоит тут, с пустотой базарит. Разуй глаза: нет там никого! – победоносно взглянув на Эфраима и почесав клочкастую бороду, сказал мужик.

- Сам знаю, что нет, – откликнулся Эфраим и легко коснулся пальцем лба своего невежливого собеседника. – Так, понятно…

В правом легком у мужика обнаружилась злокачественная опухоль.

- Пора, мужчина, менять привычки, - сказал Эфраим. - Бросишь пить и курить – четыре года жизни еще выиграешь.

- Да это разве жизнь?! – обиделся мужик. – А!

Он махнул рукой и полез обратно под куст, на другую сторону полянки.

Эфраим вздохнул и снова заговорил с девушкой.

- Лиля, понимаешь…, - как можно мягче сказал он. - Тебя убили два дня назад. Я должен помочь тебе упокоиться, отправить тебя в рай.

Девушка приоткрыла рот и издала похожий на протяжное мычание звук. Скулы ее напряглись, и, словно борясь с зубной болью, она сказала:

- Он… Не хочет… Не отдаст…

Эфраим ощутил саднящее чувство в груди.

- Кто не отдаст? Твоя душа никому не принадлежит.

Девушка неразборчиво зашептала. Острый слух Эфраима уловил три слова:

- Я… Его… Вещь.

- Ты ошибаешься. Давай поговорим? — стараясь говорить спокойно, он взял ее за руку. И тут же пожалел об этом. Мрачный, холодный поток темной силы ударил в грудь. В голове зашумело, спину пронзила боль, словно в позвоночник влетела молния. Нет – цепи. Шипастые, ледяные. Лязгая, они обхватили девушку и медленно душили, впиваясь железом в мягкое тело.

Эфраим отшатнулся. Он ощутил, как где-то в городе зашевелилось темное нечто - голодное, ненасытное, оно хотело только одного: жрать. Вкусно и помногу, а еще – расти, расти… Как темная грозовая туча. Брр! Эфраим невольно зажмурился, а когда открыл глаза – девушки уже не было.

Давешний бомж лежал на полянке, распластавшись, словно морская звезда, раскинув руки и ноги. Он был без сознания.

На ватных ногах Эфраим подошел к рассохшейся облезлой скамейке и присел. Удар темной энергии был так силен, что ему казалось - он все еще чувствует боль.

Пока Эфраим приходил в себя, рядом, прямо из воздуха возникла высокая тонкая фигура: молодой человек с холодным и колючим взглядом синих глаз. Если б не этот примечательно бездонный взгляд, во всем остальном молодой человек выглядел совершенно обычно: короткая стрижка с аккуратно выбритыми висками, светлая футболка, темные джинсы. Пройдешь мимо – не заметишь.

- Ого! Брат Михаил. Как-то слишком быстро! А в чем проблема, архангел? Я ведь только приступил к делу? – поинтересовался Эфраим.

Михаил смерил собеседника надменным взглядом.

- Меня послали предупредить тебя, - сказал он. – Зверь пожрал не только ее тело, но и часть души. Это серьезное нарушение воли нашего отца.

- Зверь за все ответит, - откликнулся Эфраим.

- Конечно. Но ты должен быть осторожен.

- Я всегда осторожен. По крайней мере, стараюсь. Скажи, брат, мы сможем исцелить покалеченные им души?

- Я не готов ответить сейчас, – голос Михаила обжигал холодом как горная река или лезвие остро заточенной сабли. – Тебе поручено обнаружить Зверя и уничтожить на месте, пока его деяния не поколебали баланс сил.

- Уничтожить? Я?! Но…

- Я послан предупредить, Эфраим: твой враг силен. Страшнее всех, с кем ты сталкивался до сих пор. И вот еще что. Если произойдет нечто худшее… Ты понимаешь, о чем я? Так вот, если это произойдет, тебе придется уничтожить не только Зверя, но и то, что он создал, нарушив волю нашего отца. Ты меня понял? И кстати, - с явной неохотой добавил архангел. - Начальство разрешает при необходимости воспользоваться помощью нечистых.

- Да ну? Зачем же нечистые станут мне помогать?! – удивился Эфраим.

- У них в этом деле свой интерес, - пожал плечами архангел.

- Какой? А впрочем, я догадываюсь, - воскликнул Эфраим с горечью. – Порченые души… И я должен буду их уничтожить? Послушай, неужели никого из вас там, наверху, все это не трогает? Вот эта девочка… Она была художницей. Рисовала обложки для детских книг. У нее был жених и обожающие ее родители. Все, что надо для счастливой жизни! Но однажды вечером она возвращается домой через этот сквер и… И теперь даже после смерти ей нет покоя - одни мучения! И начальство хочет, чтобы ее…

- Развоплотили. Да. Ты же знаешь, что будет на девятый день? Если ты не справишься, она застрянет здесь, а потом трансформируется в злой дух, и он натворит еще немало зла до того, как его усмирят инквизиторы.

- Неужели ничего нельзя сделать?! Ведь она жертва. А вы хотите, чтобы я… чтобы от нее осталась только пустота. Навечно. Разве это справедливо?! Разве не каждый имеет право на божий суд?!

- Всякое действие нашего Отца справедливо, ибо он – высшая справедливость. Если он задумал так, значит, в этом заложен смысл.

- Ведомый только ему?

- Да, ведомый только ему. Он посылает нам испытания. Считай, что ее спасение – твое испытание. Знаешь, я даже рад, что ты так горячо сочувствуешь ей.

- Хорошо! – Эфраим разозлился и потерял терпение. - Испытание так испытание, – пробормотал он, поднимаясь. Ноги его тут же налились тяжестью, словно прилипли к земле. Воздух вокруг сделался вязким и густым. Тогда он представил, что воля его – железные кулаки, которыми он рвет на части змею – свои эмоции. Это помогло. Стало легче. Архангел взглянул на него с сочувствием.

- Милосердие – высшее благо, - качая головой, сказал он. – Помни: посылая испытание, Отец доверяет тебе. Будь достоин этой чести.

***

Здание, которое искал Эфраим, располагалось в самом конце Ручейной улицы. Уже стемнело, число прохожих поубавилось. Эфраим остановился у серого трехэтажного дома с покатой крышей и облупленным фронтоном. С древних архитектурных деталей осыпалась лепнина и места, где она могла упасть, огородили красно-белой полосатой лентой. Из двери центрального входа, украшенного официальной табличкой, вышла группа полицейских. Они недовольно покосились на ангела. Он широко улыбнулся в ответ и сделал вид, что переходит на другую сторону.

План действий Эфраим особенно не продумывал: идея созрела за несколько минут, и он начал действовать. Хотя уверенности, что все сработает как надо, у него не было. Но и других, более перспективных вариантов, тоже не было.

Эфраим разместился с теневой стороны здания, у входа в подвал, стараясь не привлечь случайно чьего-либо внимания. Вынув из ближайшей переполненной урны пластиковую бутылку, он отрезал у нее донышко, наполнил импровизированную чашку пивом, купленным в стекляшке поблизости, сунул туда же корочку свежего хлеба. Острым ногтем царапнул кожу на ладони и обагрил хлеб несколькими каплями крови. Подвинул сосуд ближе к зарешеченному подвальному окну с частично разбитым стеклом, присел рядом на корточки и произнес два слова. С минуту ничего не происходило, потом темнота за оконцем колыхнулась.

- Чего надо, гражданский? Здесь режимный объект, посторонним вход запрещен! – пропищал тоненький детский голосок. Свет фонарей на секунду высветил худощавую фигурку ростом не более полуметра, завернутую в серую хламиду. Современными постройками домовики брезговали, зато дрались насмерть за право обитать в тихом особняке с историей. Тем, кто не выдерживал конкуренции, приходилось довольствоваться компромиссными вариантами - старыми административными зданиями: шумно, грязно, зато тепло и дело всегда найдется.

- Если хочешь покушать, придется выйти, – произнес Эфраим как можно дружелюбнее. С домовиками никогда не знаешь, чего от них ждать: капризны, своенравны и до жути упрямы.

- Я при исполнении. Ужин – по распорядку!

- Но перекусить-то всегда охота?

- И то правда… - невысокий человечек, похожий на старого мальчика со сморщенным личиком, приоткрыл окно, легко преодолел решетку, вгрызся в хлеб и, высунув язык, лизнул пива. – Ох, хорошо!

Он принялся шумно хлебать, как собака. Тощее тельце скрывала серая вязаная кофта с заплатами неопределенного цвета, а голову украшала детская фуражка-капитанка со сломанным козырьком. Живот он набивал с завидной скоростью.

- Как тебя зовут, домовик? Меня - Эфраим.

- Эфраим? То-то я смотрю, странный ты какой-то! Стало быть, ангел? Хех! Давненько я не видывал никого из вашего брата! Почитай, уж лет сто! А меня Игошкой кличут. Так чего тебе, крылатый, надобно? Чего хошь?

Эфраим аккуратно подлил из бутылки еще пива домовику.

- Слышал про девушку, которую убили два дня назад?

- Хех, еще бы! Об том весь город талдычит. Ее ж еще и не нашли целиком – ну, знаешь, не все кусочки собрали, – хлюпая пивом, сказал Игошка. – А народ волнуется – третье нападение за два месяца! Начальство всех следаков за яйца обещает подвесить, если не найдут маньяка к сентябрю. Весело сейчас в убойном, скажу я тебе!

- Ты, похоже, все знаешь о расследовании?

Игошка выпрямился. Маленькие бесцветные глазки горделиво блеснули.

- А то! На совещания полковника Попова хожу. Только информация эта служебная. Ты сначала разрешение главного прокурора получи, чтобы узнать ее.

Домовик сыто икнул, вытер губы тыльной стороной ладони. С разочарованием посмотрел на опустевшие бутылку и плошку.

- Может, хочешь еще пивка? Хорошего, немецкого? – спросил Эфраим.

Игошка подозрительно прищурился.

- Да ты уж не взятку ли мне предлагаешь, друг перелетный?!

Эфраим неопределенно пожал плечами.

Домовик решительно замахал руками.

- Э, нет! Взяток у нас не берут! Тем более так дешево… Служебное преступление! От пяти до двенадцати, и штраф в стократном размере от размера взятки, смекаешь? – подбоченясь, сказал Игошка и подмигнул ангелу.

Эфраим поднял бровь и сказал:

- Аппетиты у тебя… Ну, ладно. А если как коллега коллеге? Так сказать, межведомственная кооперация и сотрудничество. Ты же знаешь, чем занимаются ангелы?

- Ну, как? Это… Того. Души спасаете, – неуверенно ответил Игошка, почесываясь. – Всякое такое.

- Не только. Видишь ли, я тоже своего рода следователь. Когда случается, чья-то душа задержится после смерти на земле – дело какое-то не завершила, или вот, как с этой погибшей девушкой – с ней большая беда случилась… Мне приходится разбираться.

- Это как? – опасливо покосился Игошка.

- Да по-разному. Иной раз достаточно с родственником пообщаться, уговорить на прощение. А случается - надо убийцу отыскать. Покарать его, восстановить справедливость. Чтобы душа жертвы могла упокоиться. Как видишь, я тоже следак, но из другого ведомства. И оно повыше местного прокурора, сам понимаешь. А теперь мне нужно узнать все, что связано с убийством той девушки.

- Хорошо сказал. Возразить нечего… - Игошка бросил взгляд на пустую улицу, словно ища там поддержки, но не дождавшись ее, решительно кивнул.

- Ладно. Что хочешь знать?

- Расскажи все, что тебе известно.

- Ну, значит… Потерпевшая – Лилия Алексеевна Яшина, 24 года. Средние фаланги пальцев левой руки, левая ступня, часть печени и селезенка на месте убийства не найдены, - затараторил домовик. – Способ, которым расчленили тело, не удалось выяснить. Эксперты предположили, что разорвали голыми руками, хотя это кажется совершенно невозможным. По крайней мере, для человека.

- Свидетели были? – уточнил Эфраим.

- Одна. Ненадежная, – поморщился домовик. - Старая бабулька, зрение минус 7. Говорит, видела какую-то темную фигуру на месте нападения – огромную и, по ее словам, бесформенную, как туча. Бабка так ничего и не поняла бы, если б не крик жертвы. Очень сильно кричала. Бабка напугалась до холодного пота – потому и в полицию не сразу позвонила: руки тряслись.

- А что насчет других жертв? – спросил Эфраим.

- Одну до сих пор не опознали – слишком мало осталось от нее. Или от него. Вторую тоже знатно распотрошили, но родственники по родимому пятну узнали. Родимое пятно очень характерное было…

Эфраим глубоко задумался. Он перебирал в памяти всех известных ему сверхъестественных извергов - ни одно существо не поступало таким образом. Волколаки любят выгрызать у людей кишки и печень с сердцем, но разрывать свои жертвы на части… да еще так, чтобы кусков не найти? Нет, не они это. Зомби? Они теперь большая редкость. Разве что какой некромант–новичок напортачит и потеряет контроль над поднятым мертвецом. Но некроманты сегодня тоже вымирающий вид. Демоническая сущность? Неужто инквизиторы проморгали вызов? Самой бы ей тут вроде и неоткуда взяться. Эфраим пока и представить не мог, с каким видом зла пришлось столкнуться. И это слегка напрягало: как бороться с тем, чего не знаешь?

- Как насчет моего немецкого пива? Будет? Ты обещал! – пискнул Игошка, возвращая Эфраима к реальности.

- Конечно. Как договорились. Покажешь мне, что твои сыщики нарыли по этим убийствам – и все будет!

Морщинистое личико домового просияло. С деловым видом он сдвинул капитанку на затылок.

- Годится. Нам есть, что обкашлять.

Ударив по рукам и получив каждый свое, они разошлись: довольный Игошка нырнул в свой подвал, а Эфраим, быстренько пролистав материалы дела (не так-то много и успели здешние полицейские) решил вернуться в парк, чтобы еще раз побывать на месте убийства последней жертвы.

Может быть, есть причина, почему монстр выбрал именно это место?

***

Жажда. Когда это случилось в первый раз? Наверное, пару месяцев назад. Мне теперь трудно определять время – чем сильнее Жажда забирает меня, тем дальше я ухожу от привычного мира. Жажда погружает меня внутрь вечности. Прежде это делала Боль. Потому-то мне и не удалось различить их с первого раза. Когда Жажда впервые распахнула свою черную бездонную пасть внутри меня, она была так сильна, что мне показалось, будто это всего лишь другая ступень боли – следующая за теми, что уже были. Но ступени эти не к смерти меня ведут - смерти я не боюсь. Они низводят в Ад. В обитель бесконечной боли.

Сильнее всего страшит оказаться там в одиночестве… Боль терзает человека всегда один на один. Никто не встает между мной и болью! Между палачом и жертвой… А мне повезло: между мной и болью появилась Жажда! Ее проявления тоже болезненны. Но чем больше спутников присоединяется ко мне - тем легче мне становится. Я перестаю чувствовать. Приходи, Жажда. Веди меня!

***

Ночь выдалась светлая, хотя и безлунная. На западе все еще горели торжественными лампадами медно-вишневые облака, а на востоке небо светилось, как зеленое бутылочное стекло, подсвеченное из-за горизонта лучами солнца, нетерпеливо напоминая о том, что скоро восход, что тьме власть отдана совсем ненадолго и будто бы даже понарошку.

С несчастной Лилей Яшиной расправились возле аллеи – там, где не было фонарей. Этот совсем небольшой отрезок пути от дороги к дому жертвы днем отлично освещен и просматривается отовсюду. Но вечером тень от ближайшего дома, его величавой старинной входной арки ложилась как раз на этот участок, скрывая даже от самых внимательных глаз все, что могло там происходить.

Подобная экспозиция говорит о том, что существо напало не спонтанно. Не стоит тешиться мыслью, что Зверю просто повезло: ведь это было уже не первое нападение, а свидетели ни разу не заметили ничего существенного. И это в маленьком городке, где всегда полно народу, а в сезон даже по ночам гуляют толпы отдыхающих!

Нет, Зверь, скорее всего, терпеливо выждал, пока жертва окажется в нужной точке. Тварь, несомненно, разумна. Тем хуже для нее, подумал Эфраим.

На дорожке возле сквера шевельнулась тень. Эфраим подошел ближе и увидел могучего мужчину, ростом почти под два метра, широкоплечего, в черных джинсах и такой же куртке. Его длинные черные волосы были собраны в хвост. Для полноты образа не хватало байка поблизости. Брутальный незнакомец склонился над асфальтом и скоблил ножом неровную поверхность. Эфраим попытался рассмотреть его сущность, но, к своему удивлению, обнаружил, что она крепко защищена – скрыта в темном, непрозрачном коконе.

- Кто ты такой? – спросил он.

- А ты кто? Чтобы мне вопросы задавать… – усмехнулся незнакомец. - Отправив соскобленные частицы в пластиковый пакет, он окинул Эфраима презрительным взглядом и встал. – Явно не следователь…

- Да и ты не криминалист! – не остался в долгу Эфраим. Чужак, несомненно, представлял человеческий род, но его инаковость смущала. Колдун? Видимо да, но какой-то нетипичный. – Чего тут ковыряешь?

- Знаешь, мучила бессонница, я и вышел погулять, асфальт поковырять, чтобы лучше спалось. А теперь ухожу обратно, баиньки.

- Ты наверняка знаешь, что стоишь сейчас рядом с местом зверского убийства. Я хочу знать, почему. И кто ты такой - я тоже хочу знать!

Колдун спрятал руки в карманы куртки и прищурился, глядя на Эфраима. Эфраим напрягся: боевых амулетов он не учуял, но с таким скользким типом ухо лучше держать востро. За углом послышался дикий ор – два кота сцепились в битве за территорию. Эфраим вздрогнул, а его собеседник внезапно рассмеялся и хлопнул себя по коленкам.

- Ах, вот оно что! Как это я сразу не допер?! Ангел, да?! Ну так и есть. А меня ведь предупредили, что Белый совет в кои-то веки решил пошевелить задницей. Конечно. Не мою же душу же ты сюда… того… ну, спасать приперся. Я, знаешь, в чудеса перестал верить еще в подростковом возрасте. Слушай, ангел, я не хочу проблем. У меня лицензия на убийство монстра от самого Администратора. Мы тоже чтим законы Баланса.

Он окинул взглядом мешковатую фигуру Эфраима, будто оценивая шансы, и рассмеялся:

- Только не говори, что и тебя послали убить монстра.

- Так и есть, – спокойно подтвердил Эфраим и присел взглянуть, что за пятно давеча ковырял на асфальте этот нахальный ведьмак. – Но это не единственное мое задание. Так что интересного ты тут нашел? Кроме следов черной магии. Они тут наверняка есть, потому что иначе ваши не заинтересовались бы таким делом, верно?

Тонкие губы колдуна разъехались в ехидной усмешке.

- Ну, как тебе сказать… Всяко бывает.

- Ты еще скажи, что ходишь искать корень мандрагоры из семени повешенного. Или слюной отцеубийцы интересуешься.

Колдун рассмеялся вполне искренне. Почесал шею и сказал:

- Так что, предлагаешь сотрудничество?

- Почему бы и нет? Мне пригодится любая помощь. Есть у тебя хорошие идеи?

- Кой-что имеется. Как и на предыдущем месте убийства здесь кровь не только жертвы. Немного, но есть.

- Почему полиция этих следов не нашла?

Колдун презрительно фыркнул:

- Полиция!

Далее он не счел нужным комментировать.

- Ладно, полиция не нашла – ты нашел. Допустим. И что? Жертва ведь не могла поранить убийцу?

- Не могла, – согласился колдун. – Но все равно это хороший знак: если у него есть кровь, значит, этот монстр – существо, по крайней мере, реальное, из плоти и крови.

- И это все твои идеи?

- Пока да.

- Не густо.

Колдун пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Эфраим окликнул его:

- Эй, ведьмак! Как тебя зовут?

Колдун обернулся. На лице его играла волчья ухмылка.

- Я не ведьмак. Я скромный алхимик. Зовут Измаил. И учти: моя помощь не будет бесплатной. Даже для тебя, пернатый друг.

Он сделал несколько шагов и ночные тени скрыли его от Эфраима.

***

Все случилось ночью - ближе к утру, пока Эфраим спал, устроившись на скамейке возле пляжного променада. На рассвете море успокоилось, облака отступили за горизонт. Вода сменила цвет с серо-стального на лазурно-зеленый. Сбились в крикливую стаю чайки. Расправив крылья, они попеременно кидались вниз, к поверхности воды, и возвращались наверх с добычей. Пахло солью и водорослями. Свежий ветерок шевелил волосы на голове спящего Эфраима, отгоняя тревожные сны.

Он открыл глаза, когда на променаде показались первые одинокие туристы. Сел, потянулся и почти сразу вблизи раздалось оглушительное карканье: на спинку скамьи приземлился ворон и уставился на Эфраима. На шее у птицы висел полотняный мешочек. Эфраим догадался, что это, должно быть, послание от Игошки – стало быть, домовик держал уговор.

Вынув из кармана кусок подсохшего хлеба, ангел предложил его ворону, и пока тот разбирался с угощением, взял из мешочка записку. Корявым детским почерком на огрызке линованной бумаги был написан адрес и два слова: «мужчина» и «опять». Последнее было трижды подчеркнуто и сопровождалось тремя восклицательными знаками. Эфраим ощутил, как в груди разливается холод отчаяния и жгучее чувство вины. Не почувствовал. Не предотвратил.

Он погладил птицу по голове и поспешил на место нового убийства.

***

Криминалисты толклись возле помойных баков. Рядовые полицейские держались поодаль, бдительно отслеживая порывы граждан приблизиться и посмотреть, что происходит. Никаких специальных заграждений не было, самых любознательных останавливали криками.

На этот раз монстр превзошел самого себя: убитого мужчину словно пропустили через мясорубку. Даже пол жертвы определили не сразу, а только после того, как обнаружили мошонку, лежащую отдельно, в стороне. Она прилипла к картонной коробке из-под велосипеда.

Все сотрудники следственной бригады были заняты тем, что собирали части трупа, разбросанные по площадке для мусорных контейнеров и внутри них: искали, соскребали, складывали в пластиковые прозрачные пакеты. Судя по обилию пятен крови, размазанных вокруг, работы у них оставалось еще не на один час.

- Конструктор собирают! – пошутил парень лет семнадцати с сигаретой в зубах. Он и два его приятели торчали поблизости от Эфраима, и каждые пятнадцать секунд нервно хихикали.

Эфраим огляделся. Площадка с контейнерами располагалась в отдалении от жилых домов, в десятке метров от задней стены магазина и решетчатой ограды детского сада, закрытого на лето. Вряд ли кому-то здесь могло посчастливиться стать свидетелем убийства. А если и да – любой нормальный человек испытает такой шок, что единственный способ избавиться от него – это стереть кошмарное зрелище из своей памяти навсегда. Забыть, как страшный сон. И никогда никому не распространяться об этом.

Эфраим ощутил свое бессилие: время идет, а зацепок – где искать монстра – всё нет. Михаил за провал не погладит по головке, скорее, отрубит ее с каменным выражением лица и прикажет убрать мусор.

В толпе кто-то жалобно всхлипнул. Эфраим поискал глазами и увидел импозантного мужчину средних лет в темно-синем костюме. Из всех присутствующих он единственный был одет так, словно хоть сейчас готов к аудиенции у английской королевы. Или выступать на публике. Кто он? Артист? Политик? Профессор в университете? На интеллигентном лице незнакомца были написаны ужас и отчаяние. Такое выражение резко контрастировало с лицами других, кто собрался поглазеть на работу полиции. Их сжигало любопытство, а этот человек был напуган.

Ощутив на себе пристальный взгляд Эфраима, мужчина вздрогнул и повернувшись, принялся выбираться из толпы. Эфраим слышал, что убийцы часто возвращаются на место преступления, но чувства, которые испытывал этот человек, не особенно походили на то, что мог бы испытывать убийца. «Хотя откуда мне знать, что там ему испытывать?» - одернул себя Эфраим, и всё же, повинуясь импульсу, двинулся вслед за ним. Наверняка этот тип что-то знает.

На всякий случай Эфраим использовал защиту - накинул на себя легкую вуаль незаметности. Стоило окружающим отвести взгляд или просто моргнуть – и даже те, кто успевал увидеть ангела, забывали о его присутствии.

«Профессор» шел быстро, явно давно знакомым маршрутом. Эфраим держался за ним и потому не запомнил дороги. Он оторвал взгляд от спины в синем пиджаке, только когда та исчезла за тяжелой парадной дверью с металлическими решетками. Эфраим поднял глаза и увидел над выходом стеклянную вывеску – «Дивноморский филиал МГПУ».

Выждав минут пять, он тоже зашел в здание. И вскоре уже все знал о своем подозреваемом: Альфред Анатольевич Ларин, историк-медиевист, источниковед, специалист по средневековью. Профессорского звания еще не заслужил - ограничился ролью доцента и заведующего кафедрой, но, судя по научной активности, рассчитывал вскоре получить новые регалии.

- Меня сложно удивить, но ты сумел это сделать! – на плечо Эфраима легла тяжелая рука.

Эфраим обернулся. Колдун – он же алхимик по имени Измаил - сменил байкерский прикид на обычные летние брюки и рубашку поло. Но они тоже были черного цвета. Какое-то нездоровое пристрастие одеваться как гробовщик, поморщился Эфраим.

- А ты как здесь оказался?

Ухмылка расплылась на лице колдуна.

- Я ткнул пальцем в небо!

- Чего?!

- Ну, знаешь… Решил проверить всех, кто в наших краях интересуется оккультизмом. У нас за этим присматривают, видишь ли, довольно строго. В последнее время самым активным оказался доцент Ларин. Скупал старинные гримуары, магические фолианты, травники. Даже некромантией не гнушался. Не знаю, откуда у него такие деньги – небось, все свои сбережения потратил и еще в долги залез. Удовольствие-то не из дешевых - мне ли не знать? Как я понял, основной интерес у него – защита от проклятий, контролирующие заклинания, такое, значит.

- Вызвал демона и теперь пытается его сдержать?

- Как вариант.

- Мне надо с ним поговорить!

- Да? И под каким соусом ты намереваешься к нему нагрянуть? – ехидным тоном спросил Измаил. – Сообщишь благую весть, обернувшись голубем, или начнешь вещать из горящего куста?

- Не богохульствуй! – рассердился Эфраим.

- Окей, молчу, молчу! - Колдун поднял руки вверх, словно бы сдаваясь, и послушно замолчал. Эфраим задумался: и вправду - как быть? Явиться как ангелу, всей мощью, на глаза простого смертного, да еще, вероятно, запятнанного сильным грехом –потрясение может ненароком и убить несчастного. А если прикинуться обычным человеком, то будет ли этот простой смертный ему отвечать? Какие у него, собственно, основания?..

Алхимик Измаил с насмешкой наблюдал за мыслями, которые отчетливо отражались на лице озадаченного ангела.

- Ладно, не парься, пернатый, - сказал он. Достал из пиджака коричневую книжицу и развернул ее перед глазами Эфраима.

— Вот. Удостоверение следака из убойного. Не отличишь от настоящего. Дай мне пятнадцать минут - сделаем «корочку» и для тебя. Качество будет хуже, но на один раз сгодится.

И он нахально подмигнул Эфраиму:

- Счет за мою помощь становится длиннее!

***

Согласно легенде, Измаил звался теперь капитаном Терентьевым, а Эфраим стал лейтенантом Озеровым. Охранник на входе в институт почему-то не особенно удивился визиту представителей правозащитных органов. Только спросил:

- К кому?

Услышав ответ, еще раз окинул взглядом полицейские «корочки» и махнул рукой в сторону лестницы:

- На второй этаж поднимайтесь! Он на кафедре у себя.

Кафедра истории представляла собой большую мрачноватую комнату, заставленную пыльными книжными шкафами с тремя массивными деревянными столами под зеленым сукном.

Войдя, следователи-самозванцы застали доцента Ларина одного. В отличие от захламленных столов коллег, стол доцента отличался вылизанной чистотой и чопорным порядком: каждая вещь - на месте, карандаши заточены, блокноты и тетради разложены аккуратными стопочками. Присутствовал даже малахитовый с золотом набор для письменных принадлежностей с чернильницей и пресс-папье – абсолютно не нужный, но монументальный и явно дорогой. Он занимал место по центру стола так, чтобы не мешать современному и тоже дорогостоящему ноутбуку.

В отличие от бывалого охранника, доцент удивился появлению на его рабочем месте следователей.

- Чему обязан? Отчего вдруг моей скромной персоной заинтересовалась полиция? – светски улыбаясь, спросил Ларин. А он актер, удивился Эфраим. Он-то видел, как душа этого немолодого человека трепещет от беспокойства и волнения, но внешне тот ничем тревоги не выдавал. Измаил даже не пытался рассматривать Ларина насквозь, а просто с ходу решил сыграть в злого следователя. Подойдя ближе, он навис над доцентом всей своей двухметровой глыбой и рявкнул чуть ли не в ухо:

- Вы же в курсе, что недавно в городе были совершены три жестоких убийства?!

- Да. Телевизор смотрю. В новостях гово…

- Одна из жертв – Лиля Яшина. Ваша бывшая студентка!

Измаил даже не пытался рассматривать Ларина насквозь, а просто с ходу решил сыграть в злого следователя. Подойдя ближе, он навис над доцентом всей своей двухметровой глыбой и рявкнул чуть ли не в ухо:

- Вы же в курсе, что недавно в городе были совершены три жестоких убийства?!

продолжение

— Заходи. Не шуми. Кто сказал пароль? Мы не всех пускаем в трактир.

Парень пожал плечами.

— Не знаю. Оно как-то само.

— Ладно, найди место, где сесть, принесу тебе чего-нибудь поесть.

С "найти место" молодуха, конечно, загнула. В трактире было всего три стола, за каждым сидело по шесть мужиков. Были среди них и не очень крупные, но все же их не сдвинуть на лавке, не вместишь худосочное тельце.

— Иди к нам, — сжалился один бородач, двинул тазом и скинул соседа на другой стороне лавки.

Тот упал, свернулся калачиком и захрапел.

— Ему уже хватит, — пояснил он свое действие. — Как зовут-то тебя?

Парнишка было приоткрыл рот, чтобы представиться, но бородач уже отвернулся и взял в руки кружку. Не нужен был ему ответ, для чего тогда спросил?

— Принесите худышке похлебку, слышу, как кости его бьются друг о друга. И выпить. Всем. Обновите же наши кувшины!

— Да!

Поддержали соседи по столу, стукнув по нему кулаками. Действо повторили мужики и с других столов.

— Несите нам рому!

— Дайте рому.

— Глотки засохли уже!

— Сколько можно?

Дверь трактира с грохотом растворилась, на улице мелькнула молния, порог переступила троица.

— А ну-ка, налейте же для сугреву путникам. Проявите же гостеприимство.

Бородач ответил вместо хозяев.

— Не вовремя вы. Нет ничего.

— Как? Как же так? — один из новых гостей засуетился, напоминая шелудивого пса. — Как это нет? Почему?

— Выпили сцуки ром? — громыхнул верзила, видимо, главарь троицы.

Из каморки, отодвинув плотную занавеску, выплыла, по-другому не скажешь, молодуха с подносом, поставила похлебку перед худым парнишкой и прошептала.

— Ну вот какого ты пришел, а? Слишком рано, все уже спали, мы не успели наварить новую порцию, запасы закончились. А теперь…

— Так это он виноват? — услышал молодуху верзила, подошел к парнишке, взял за шиворот. — Так, значит, тебе и все и исправлять.

Бородач смахнул руки верзилы.

— Пусть поест для начала, — и всучил парнишке ложку.

Но как есть в таком состоянии? Ложка стучала о край тарелки, похлебка проливалась, рубаха промокла, причем не только от пролитой похлебки. Верзила решился помочь, взял тарелку, нажал парню на щеки, раскрыв челюсти, и влил остатки.

— Все. Готов. Вставай к стене, развлекать будешь нас. А ты хозяюшка или, доваривай то, что доварить не успели.

Мужики повеселели, давай предлагать идеи. Сверкнули ножи.

— Яблоко есть? Давайте, в меткости соревноваться.

— Да куда тебе, ты окосел совсем. Дайте тыквы, в нее попади для начала.

Молодуха спустилась в подвал, там все пыхало жаром, заполнилось дымом.

— Матушка, там…

— Да слышу я. Пусть народ веселится, это даст нам еще время. Ты топливо мне привела?

— Ой.

Метнулась молодуха в зал, подхватила мужичка, которого спихнул бородач, утащила к лестнице — откуда только сила взялась, ведь с виду хрупка, а мужик-то крепок да с пузом.

Пока в подвале варился напиток хмельной, в зале народ развлекался. И ножи в ход пошли, и топоры, даже лук со стрелами нашлись. Кровь залила пол, но разве ее вид остановит разгоряченным спорами и азартом мужиков?

— А вот и ром, — вынес огромный чан с бурлящим напитком хозяин таверны.

— Да какой это ром? — возмутился верзила.

— Обмануть нас захотел? — вторил ему бородач.

— Позвольте, не надо ругаться, вы попробуйте, оцените, за уши вас не оттащишь, поверьте.

Заработал половник, наполнял кувшины, кружки, бокалы и даже тарелки. Пили мужики и крякали довольно. Молодуха же подошла к парнишке.

— Ну вот зачем ты к нам постучал? Ехал бы дальше. А теперь…

— Ничо, ничо, станет не топливом. Нет. Одним из лучших ингредиентов, — подошла в молодухе мать. — Понесли, нужно успеть до рассвета, а то силушки вон сколько у мужиков, не угомонить иначе никак.

Никто не выходил из трактира того, обходи лучше его стороной…

*Навеяно песней КИШа

Автобус остановился на площадке в центре поселения недалеко от продуктового магазинчика, возле которого Семен без особого удовольствия увидел соседа Ваську Лешего, вливающего в себя маленькую водки. С соседом, по сути прозябающим тут неудачником с непомерными амбициями этакого деревенского заводилы, в прошлом отслужившим в ВДВ, 30-тилетним мужиком, активно пропивающим свои жизненные активы, но не имеющего желания или сил вырваться из этого болота, Семиков поцапался в том году вот по какой причине. Василий, после смерти четы Семиковых, и знать не знал, что так скоро объявится наследник, а потому довольно внаглую оттяпал себе кусок земли, передвинув забор. Простой этот забор год-другой, авось всё бы заросло травой, и никто бы ничего и не заметил, не приди в голову занять межеванием.

Вот только Семен всё увидел, и сразу дал понять, что плевать ему на хотелки соседа, на его угрозы, и весь их местный уклад. Дело довольно быстро дошло до драки, инициированной Лешим, отчего-то не пожелавшим признать свою неправоту, и начавшим что-то лепетать про то, что, мол, Семиковы ему должны были денег, и вот... В общем, был бит сначала Вася, а потом снова был бит Вася, но уже с дружками. Так что, увы, мирной жизни не вышло. Но Семену на это было откровенно плевать: чего стоит злобное тявканье маленькой собачонки? Да, может укусить сдуру. Но этот же укус и будет последним перед последующим чувствительным ударом ботинком в бок.

Протопив основательно дом, Семен залез в тайник, откуда и достал ящик с пистолетами и ножами, откованными им лично, крепкими, острыми и надежными, и принялся чистить оружие и снаряжать патронами магазины.

«Удавчики» имели несколько приятных особенностей. Во-первых, самозарядные пистолеты автоматически досылали боеприпас в патронник при каждой смене магазина, что обеспечивало равноценное применение оружия стрелками, использующими обе руки. Для Семена, поклонника стрельбы по-Македонски (2), это являлось хорошим подарком. Во-вторых, планка Пиккатини позволяла крепить лазерный целеуказатель или тактический фонарик. И, в-третьих, усиленный патрон, пробивающий бронеодежду класса Бр2. Ну, и магазины на 18 патронов тоже радовали.

После пары кружек горячего чая, Семен взял лыжи и выехал подальше в лес, где и отстрелял по нескольку магазинов. Руки вспомнили, привычно сжав рукояти Удавов, как работать. Организм прогрелся, окончательно вернув ему уверенность в собственных силах. Вообще, Семиков был поклонником так называемой интуитивной стрельбы (3), бравшей свои истоки в практиках НКВД СМЕРШ – так не нужно было тратить время на прицеливание, мастерски качал маятник (4) и мог вести огонь из любого положения. Спасибо деду, имевшему большой практический опыт, за науку!

Отлично проведя время, мужчина основательно проголодался, но перед посещением магазина решил посетить местную церковь, где помолился, помянул родителей и немного пообщался с отцом Николаем. И уже после, оставив дома лыжи и пистолеты, отправился закупаться.

Купив печенья к чаю и лапши быстрого приготовления с майонезом и сосисками (вкусно, питательно, но не полезно для уровня холестерина в крови), уже на выходе он столкнулся с Васькой Лешим. Компанию Лешему, придавая тому уверенности, составляли аж пять человек – всё крепкие, хоть и пьяные, местные мужики, у которых, по сути, какие могли быть претензии к Семикову? Да никакие! Но водка и подначивания Лешего сделали своё дело: они все свояки, а этот – «пришлый», обидевший ни за что ни про что такого замечательного человека как Василий.

Семен отлично владел приемами самбо, много лет занимался боксом, а сейчас больше для развлечения увлекся славяно-горицкой борьбой (5). Всё это он и применил против напавших на него с дубьем мужиков, стараясь никого не калечить, а просто отправляя в нокауты, в грязь и снег, остававшийся по краям дороги.

- Что тебе всё неймется, Вася? – спросил он поверженного противника с разбитым носом. – Угомонись ты, Бога ради! Не кончится это добром!

- Пошел ты! – злобно прошипел Леший. – Слишком правильный нашелся! Тебе тут не жить.

К сожалению, это было правдой. Житья ему не дадут. Натравят полицию: а что он всё дерется? Да вон ножи куёт. Ни к чему лишнее внимание. А если и это не поможет, подожгут дом. Так что, как не жаль, а придется его продавать. С учетом уже имеющегося аванса в полмиллиона, всё выглядело не так уж и грустно: можно будет прикупить домишко поближе к северной столице, где-нибудь в коттеджном поселке. Надо будет только друга попросить, чтобы на ГАЗельке вывез кузнечное оборудование.

В Питер Семиков возвращался на попутках, иначе бы его просто-напросто задержали на автовокзале.

Небо над городом привычно хмурилось, низкие темные облака, казалось, задевали шпили - это шпиль собора Петра и Павла в Петропавловской крепости, шпиль Адмиралтейства, названный с легкой руки А.С. Пушкина «Адмиралтейской иглой», и финальная точка Невского проспекта – Александро-Невская Лавра.

Семиков решил, чтобы найти поскорее того бойца с видео, покалечившего мажоров, обратиться в Союз ветеранов. Это своё особое братство людей, спаянных единым опытом, когда ты полностью доверяешь свою жизнь сослуживцу, и готов спасать его жизнь, волоча раненого под вражеским огнем. Закрытый клуб, куда нет доступа чужим. А вот своим тут всегда помогут – тем более что председатель Союза был старым другом Топаза. Именно он даст добро на поиск. И это уже очень скоро принесет результат: искомый субъект был обнаружен инвалидом Лёней, лишившимся ног во вторую Чеченскую, и колесившим в любую погоду по своему району. Лёня многих знал, был в курсе всех местных дел, и потому это был лишь вопрос времени.

Семён решил с ним встретиться и направился к станции метро.

***

Нынешний день принес колдуну Чернову одно расстройство. Всё дело было в двух телефонных звонках, и той информации, которая за ними стояла.

Сперва в обед позвонил Савелий Голощёкин и поделился тем, что успел узнать про алхимика. По его словам выходило, что Артур Волонтир вероятнее всего являлся учеником известного графа Сен-Жермена (6). А если это так, то ему явно больше двух сотен лет. Сам граф согласно некоторым данным был сыном князя Ракоци из Трансильвании. И, что довольно интересно, Волонтир тоже был родом из Румынии. Выдвигалось предположение, что этих двух людей связывало кровное родство. Но от этой информации Чернову не было, ни горячо, ни холодно. А вот тот факт, что он, по сути, перешел дорогу опытному алхимику, чьи знания наверняка давали фору его знаниям на сто лет вперед, радости не добавлял. Тем более, если у Волонтира был такой учитель или даже отец, как Сен-Жермен!

Куда как более опасной стала информация о досуге самого Артура. Согласно полученным данным Савелием от европейских коллег, Алхимик развлекался тем, что ездил по большим городам, стравливал между собой самые сильные группировки и кланы, а сам под шумок снимал сливки, и был таков. Неуловимый и бессмертный! Опасный, опытный и искушенный противник. Впервые за всё время своей многообразной практики Чернокнижник испугался по-настоящему. Не на того он рот раззявил, возомнив себя местным боссом колдовского мира и подлинным ценителем древних знаний, по его мнению, не должных принадлежать недостойным. А, выходило, что это сам Чернов и есть основное блюдо: вероятнее всего Алхимик пришел за его коллекцией редчайших колдовских и магических книг.

Но только он слегка дрожащими руками раскурил трубку, как телефон пространной мелодией возвестил о звонке неизвестного. Слегка вспотев, Чернов ответил на вызов.

- Привет, Чернов! – раздался звонкий молодой голос Алхимика. – Не ожидал?

- М-да уж…э-э-э, - начал мямлить колдун, пытаясь взять себя в руки и делая длинную затяжку ароматным табаком с присадками. – Что, м-м-м, тебе… вам надо, Артур?

Алхимик мелодично рассмеялся.

- Твой подручный уже раскопал кое-что, я вижу? Хорошо! Но вопрос, Илья Андреевич, стоит иначе: что тебе от меня надо?

- Знания – как что? – голос колдуна окреп. – Я думал, что в город приехал очередной, как бы это выразиться, своего рода нувориш (7) из мира магии. А оно вон как всё оказалось! Я, собственно, готов извиниться и заплатить за ущерб. Или, - тут колдун побледнел, - вам нужны мои книги?

Волонтир фыркнул.

- Что за вздор? У тебя нет ничего, чего бы ни было у меня, не льсти себе! Дело тут в другом. Мне нужна Оскверненная Чаша.

- Нет…

- Да! – Волонтир снова рассмеялся. – Не мытьем, как у вас принято говорить, так катаньем, но артефакт будет мой, даже если мне придется поставить на уши весь город. Так что, будем договариваться? По-хорошему? Взамен я, так и быть, готов поделиться кое-какими трудами моих коллег и предшественников – ручаюсь, ты такого никогда и нигде не найдешь.

Чернов замолчал, сдерживая дрожь. Вот же сука! А, может, это и вовсе уловка? Угрозы эти – просто пустые звуки? На понт, что называется, берет. Что с того, что ему больше двухста лет? И не таких, так-то, ломали. А вот Чаша – уникальный предмет из тьмы веков, осколок древних могущественных цивилизаций, не имеющий аналогов: по легенде это могло быть именно тем, что позднее преподнесли общественности как Чашу Грааля.

Наконец, как следует посопев трубкой (Артур терпеливо и молча ждал), взвесив все за и против, Чернов ответил:

- Я не могу.

- Дело ваше, - спокойно отреагировал Алхимик. – Но я понимаю. Кто ж откажется от обладания столь ценным предметом? Вот только сложность в том, Илья Андреевич, что артефакт живёт своей жизнью, он сам выбирает владельца. Чаша меня позвала, появившись, наконец, из глубины веков – Бог ведает, где она пропадала столько времени, и кто ей владел! (8). Не мешайте мне. А лучше даже помогите! Еще раз говорю: по-хорошему, - и за мной не станет в благодарности. Итак?

- Простите, но я вынужден отказаться.

Ожидаемо, Волонтир рассмеялся.

- Ну, так даже интереснее! Тогда до встречи! Пока.

Трясущимися руками Чернокнижник налили себе полный, до краев, бокал бурбона, и выпил его залпом будто стакан яблочного сока. Постепенно колдун успокоился. Волонтир умный мужик, и просто играет на слабостях и страхах других – не более. Будь он действительно так могущественен, давно бы забрал эту Чашу – и дело с концом! Или просто играет от скуки? Долголетие имеет свои минусы, как говорят. Кто знает!

Но факт есть факт: стоило подготовиться к серьезной игре, и достать свои козыри. Во-первых, это, конечно, Седовласый (9) и его армия демонов, который собственно и является заказчиком на артефакт (а бодаться с ними Чернов не стал бы при всем желании, предпочтя сразиться с десятком алхимиков). Во-вторых, Подземники (10) – закрытый народец, полный непонятных сил и возможностей, кое-как контролируемый армией, но легко обходящий заслоны, если в том была нужда; Подземники испытывали нужду в кое-каких товарах, и такие ушлые люди, как Чернов, шли им в этом навстречу. И, в-третьих, это сам колдун, - так-то, самый сильный маг всего Северо-западного федерального округа (11). Другое дело, что сам он давно отошел от дел, и слегка «заржавел». Плюс можно и нужно привлечь ковен ведьм. Нет, подумал Чернов, поешь говна и загнись, Артурчик! Не на того напал.

Ради интереса и спокойствия больше для он позвонил Виконту, но тот демонстративно не ответил, сбросив звонок. Понятно.

Тогда стоило сейчас же позвонить Седовласому – пусть пришлет своих людей в помощь, коль общее дело делаем! И, на всякий случай, наладить через посредника контакт с Подземниками, узнать о предмете торговли – вдруг им срочно что-то необходимо? Вот тогда можно было бы договориться, попросив помощи.

А сейчас, отменив все дела, колдун поехал в Башню, где у него была устроена тайная мастерская. Пришло время растрясти жирок и усилить возможности тела, напитавшись древним темным колдовством, а также вспомнить самые мощные разрушительные заклинания. Да, если вы подумали о том, о чём и я, то отвечу: Чернов подражал по мере сил Саруману, как бы смешно это не звучало. Слава Тьме, у него хватало мозгов не ходить с посохом, длинной седой бородой и в белом плаще. Но, взяв самую суть, как он думал, подлинного колдовства, Чернов довольно далеко заходил в своих фантазиях. Отчасти для того, чтобы создать нечто вроде своей мрачной империи, он и распространял колдовские книги, создавая в городах подконтрольные ему клубы, секты и организации, планируя в будущем получить с тех свои дивиденды.

(Тут стоить развеять возможные сомнения читателя. Дело в том, что автор знал Чернова еще тогда, когда тот торговал на книжных развалах и ездил иногда на первые игры толкиенистов. С тех пор, да, его психика претерпела значительные изменения. Но кто из нас может сказать уверенно, как на нем могла бы сказаться подобного рода профдеформация? Прямое столкновение с потусторонним миром, чуждым человеку по своей сути, меняет раз и навсегда, неодолимо и  неизбежно. Поэтому не стоит заигрывать с теми силами. Назад дороги не будет).

Заранее он позвонил смотрителю Башни, увечному колдуну  Карлу, пострадавшему в своё время от Инквизиции, с наказом готовить человеческие жертвы.

***

С Альбиной Ингерид встретилась загодя в том самом кафе, где они и познакомились. Светловолосая ведьма выглядела крайне эффектно, одетая в белые брюки-палаццо (12), белую блузку, кремовый пиджак и украшенная малой парюрой (13) из жемчуга – ожерельем, серьгами и брошью.

Новая подруга буквально вся светилась изнутри, производя впечатление здоровой, энергичной и богатой женщины. Инге не могла не поинтересоваться, чем та живёт. Ведьмочка охотно пояснила.

- Деньги мы все сами зарабатываем своими талантами. Ковен после посвящения даёт беспроцентную ссуду. А дальше занимайся, чем душе угодно. Кто-то гадает, кто-то лечит – всё в таком духе. Я вот амулеты продаю. Заряженные и рабочие. Всякой там элите, чинушам и прочим, у кого бабки есть. Цена от двух тысяч долларов. Есть магазин сувениров у меня. Наши также держат известную в городе лавку для ведьм «Хозяйка ночи», где продают эксклюзив. – Альбина засмеялась и процитировала, слегка изменив голос на более официальный: «Вы найдете здесь магические приспособления, инструменты и расходные материалы для практической магии и предметы ведьминского обихода: ритуальные принадлежности для алтаря и домашнего храма,  инструменты для гадания и многоe другое.» (14) Вот так и живем. Ни от кого не зависим.

Ингерид кивнула. Это ей понравилось.

- А посвящение?

- Да, конечно! – Альбина жестом подозвала официанта и сделала заказ. – Я тут для того, чтобы тебе рассказать, кто мы. Мы следует учению, которое называется Викка.

Марко помимо воли шумно и демонстративно выдохнула, широко улыбнувшись. И с удовольствием выслушала небольшую лекцию. Так, выходило, что современные прогрессивно мыслящие ведьмы примкнули к неоязыческому течению, называемое Викка, поклоняясь Рогатому богу, ассоциируемому с кельтским богом Кернунном (15), и – в особенности – его супруге Триединой богине, полной символизма и скрытого значения. Триединая богиня объединяла в себе Артемиду, Селену и Гекату, соответствуя трем ипостасям женщины: Дева, Мать и Старуха; равно как и трем стадиям лунного цикла.

- То есть, никаких тебе ритуальных жертвоприношений и крови христианских младенцев?

Альбина закурила и хитро посмотрела на подругу.

- Кровь будет, и её нужно будет выпить. Но там всего пару капель, растворенных в вине. Это будет кровь ведьмы, которая возьмет над тобой шефство. По преданию так передается кровь самой богини.

На том они и расстались, чтобы снова встретиться около полуночи. Альбина заехала за Ингерид на такси и вместе они отправились на эсбат. По дороге молчали. И если блондинка была полна радостного предчувствия, то Марко погрузилась в свои мысли, отключившись от реальности, очнувшись лишь тогда, когда подруга её слегка толкнула локтем.

И тут у начинающей ведьмы закружилась голова. Такси остановилось возле настоящего дворца. Двухэтажное здание горело огнями, протянувшись длинной сверкающей лентой, к которой примыкала длинная парадная многомаршевая лестница, ведущая сразу на второй этаж. Площадь перед дворцом была заставлена автомобилями. Среди декоративных кустов прогуливались женщины разных возрастов, красиво и со вкусом одетые. Всюду мелькали вооруженные охранники в каком-то невероятном количестве, - казалось, что снимают кино.

У входа всех встречала хозяйка, эффектная дама под пятьдесят, увешанная изумрудами. Она с интересом взглянула на Ингерид каким-то особым проникновенным взглядом и улыбнулась.

- Добро пожаловать! Я – Анжелика.

Хозяйка тут же отвлеклась на прибывающих гостей. Инге легко представилось, как больше сотни лет назад сюда вот также могли съезжать кареты, привозя первых красавиц Петербурга на бал.

Двери дворца открывались малым залом, сейчас заполненным гостьями, прохаживающимися вдоль столов с угощениями. Среди них сновали официанты с подносами, заставленными бокалами с шампанским. Две подружки не преминули выпить.

- И что дальше? – спросила Инге.

- Скоро все соберутся, и мы пойдем переодеваться. О, ничего такого! Просто плащ и полумаска. Потом собственно обряд и инициация.

Малый зал давал начало двум анфиладам комнат, в одну из которых, минуя картинную галерею, Альбина и провела подругу. Там уже переодевались участницы эсбата. Инге обратила внимание, что все девушки и женщины выглядели холеными и властными – даже совсем юные девочки с едва оформившейся фигурой и пожилые дамы в возрасте. Все они снимали, не стесняясь наготы, одежды и украшения, складывали их, как попало, и брали с вешалок темные легкие плащи в пол и полумаски, украшенные перьями.

Переодевшись, ведьмы следовали дальше, к входу в помещение, где и должен был состояться эсбат.

Длинные коридоры, заставленные пальмами и скульптурами древнеримских красавиц, квадратом охватывали главный зал, который, скорее всего, в те далекие времена и служил залом танцевальным. Но сейчас тут расположилась алтарная.

Когда распахнулись деревянные глухие двери, украшенные позолотой, Инге поразил контраст между – можно так сказать – экстерьером и интерьером. Внутреннее помещение, размером превосходящее обычный спортивный зал в школе, тонуло в полутьме, освещенное лишь свечами и жаровнями, установленными на металлических треногах. Жаровни перемежались курильницами. От запахов ладана, мирры (16) и, вероятнее всего, сандала закружилась голова. В алтарной было очень жарко, и Марко оценила преимущество легкой одежды.

Зал был украшен с претензией на античный стиль – а, на деле, просто дикая эклектика, смесь классики, барокко и ампира. Стены подпирали колонны, в альковах виднелись статуи, посвященные древним богам и богиням. Остальное пространство было декорировано тканью – драпировка состояла в основном из жаккарда (17). Во множестве висели шпалеры (18), опять же, повторяющие сюжеты античных мифов. По краям зала стояли диваны. У дальней стены находился большой фонтан с херувимом. Перед фонтаном виднелся неглубокий бассейн, орнаментированный по краю цветочными барельефами. А в центре помещался массивный алтарь, украшенный высокими фигурами Рогатого бога и Триединой богини. Сверху через большое зенитное окно в потолке проникал лунный свет. Вкупе с играющей музыкой, в которой Ингерид легко узнала Daemonia nymphe (19), всё это производило определенное впечатление.

Но главное, конечно, было не это.

В зале клубилась Сила. Ею буквально можно было дышать, можно было ощутить на языке или прикоснуться рукой.

Когда, повинуясь сигналу Анжелики, ведьмы встали в два круга, держась за руки, вокруг алтаря и запели что-то на незнакомом языке, то – казалось – завибрировал воздух. Всё тело стало легким и невесомым, будто наполненным светом. Настоящая беспримесная эйфория захватила Ингерид, и не отпускала всё время, пока длилось песнопение – это было так сильно, что банальные оргазмы казались теперь плевками убогих на пожухшую траву против живительной родниковой воды.

Когда молитвы закончились, Анжелика обратилась к собравшимся:

- Сегодня мы посвящаем новую сестру. Кто возьмет на себя ответственность за её обучение и будет чутко наставлять?

Вперед выступила Альбина, так и не отпустившая руку подруги.

- Я возьму такую ответственность.

Анжелика сняла с алтаря три предмета: два ритуальных ножа – атам с черной рукояткой и болин с белой, а также искусно сделанную чашу (возможно хрустальную), но, судя, по виду, очень древнюю. В эту чашу главная ведьма налила вина и, сделав на руках молодых женщин надрезы, добавила туда крови.

- Пейте, - властно произнесла хозяйка. – Кровь от крови Триединой богини!

Инге и не предполагала, что та эйфория, что она испытала во время обряда, это лишь игра сил, разминка. Подлинный экстаз она ощутила сейчас, едва вкусив вина из чаши. Её Дар пробудился и ожил, потянувшись навстречу богине, сейчас незримо присутствующей рядом. Её будто кто-то слегка коснулся, поладив по голове, - некто могучий и огромный, разумный и заботливый. Ровно столько по времени, сколько Ингерид смогла выдержать. В противном случае, скорее всего бы отказало сердце. И… она заплакала. От счастья, от чистоты, от познания подлинного женского начала, от ласки богини, от ожившего и налившегося силой Дара. Вокруг раздался смех, ведьмы подходили, чтобы обнять новую сестру и поздравить.

В полной прострации она позволила увлечь Альбине себя на диван. Все вокруг также рассаживались вдоль стен, брали со столиков шампанское и вино. Вновь заиграла притихшая на время обряда музыка.

А потом из боковой неприметной дверцы вышли двое: обнаженные мужчина и женщина. Голову мужчины украшали рога, а лицо женщины скрывала маска с тремя лицами. Не трудно было догадаться, кого они изображают.

Пройдя через бассейн, эта парочка улеглась на ковер и … дальше последовал длительный акт физической близости, который явно символизировал единение Рогатого бога и Триединой богини. Не чувствуя никакого возбуждения, Ингерид с интересом смотрела на представление. У неё возникло ощущение, что в этих людей снизошло благословение свыше, и что наблюдаемый ею секс куда как нечто большее, чем простая физиология и обмен жидкостями. Дар позволил взглянуть на изнанку происходящего и узреть два жизненных начала, переплетающихся воедино и дающих начало бытию: вечная игра, трансформация, ужас и экстаз запредельных глубин и тайн Вселенной.

Пользуясь случаем, Инге спросила, на каком языке пели.

- Кельтский, - ответила Альбина.

После символического единения двух начал ведьмы – всего около сорока человек - снова встали кругами вокруг алтаря и запели. И если первая их песня больше напоминала призыв, то сейчас в словах и интонациях слышался восторг и восхваление, благодарность и грустное прощание. Вместе со всеми новообращенная ведьма испытала все эти чувства, наполнившись силой и энергией, радостная от подобной встречи столь многих мыслящих в одном ключе людей, и ликующая от предстоящего следующего эсбата.

Так Инегрид прошла посвящение. Но, когда она немного пришла в себя, что-то ей не давало покоя. Слишком всё было идеально – так не бывает. Она откинула эти мысли, ибо свойственно человеку сомневаться.

Остаток ночи ведьмы общались и делились планами. Инге с трудом запоминала имена. Луна скрылась за облаками и участницы эсбата принялись расходиться.

***

- Ну, чем займемся, - спросила Альбина, когда они вышли, уже под утро, с эсбата и вызвали такси. Их обеих переполняла энергия.

- Да хотелось бы кое-кого навестить, - ответила новообращенная ведьма. – Поможешь?

Днём ранее у неё состоялся своего рода сложный разговор со свекровью, переведенной из стационара домой, где за ней поочередно ухаживали то сын, то соседка, то приходящая сиделка.

Разговор осложнялся тем, что Валерию Львовну хватил удар, и пенсионерка не могла разговаривать, а лишь мычала как животное.

Когда они остались вдвоём, что не сложно было устроить, Инге поставила рядом с кроватью больной банку компота. Валерия Львовна задергалась – она всё поняла.

- Странная штука жизнь, не правда ли? – полувопросительно сказала Ингерид. – Если бы не провидение в лице моей тёти, я бы сейчас лежала на твоём месте, а то и вовсе бы умерла! Так что, я вот тут попить принесла – не пропадать же такому замечательному напитку! Хочу очень, чтобы ты знала, мама, - тут женщина добавила яду в свои слова, - что тебе уже не выкарабкаться. Но очищения совести ради ты должна сказать мне, к кому, к какой такой ведьме обращалась, чтобы меня сгубить? Тогда я, так и быть, уберу компотик.

Свекровь пустила слезу, всем своим видом изображая раскаяние. Последовал странный диалог, где Инге задавала вопросы, а болезная мычала, давая понять правильность поиска. Опытным путем было установлено, что телефон ведьмы записан в блокноте.

- И ещё, - прошептала Инге тихо, - хочу, чтобы ты знала, что благодаря своим действиям лишила своего сына наследника, а себя внуков. – Голос её приобрел пугающую глубину. – Тебе уже не выкарабкаться никак. Я так решила в больнице.

На какое-то мгновение Марко была готова простить свекровь, увидев в залитых слезами глазах раскаяние. И тогда история могла бы пойти по другому пути. Но… что-то её дернуло использовать Дар. И тогда ложные покровы слетели окончательно. Бесноватая пенсионерка дико ощерилась и попыталась плюнуть.

Инге рассмеялась и налила полный бокал компота. Кто, собственно, и как узнает об этом?

- Момент истины!

И уже позднее она вместе с Альбиной навестила ту самую ведьму, которая навела на неё порчу и проклятие. Это оказалась мерзкая старая цыганка, чьё невежество соответствовало её нечестивой душонке.

- Как снять проклятие, ты, тварь? – спросили викканки строго, объединив свои Дары и как следует прижав мерзкую лицемерную старуху.

- Только Чернов поможет! Он сильный колдун!

- Кто это? Ты знаешь такого? – Инге повернулась к Альбине. Та кивнула, закусив губу.

- Сотрудничаем.

- А со мной что будет, девочки? – запричитала цыганка. – Я же не знала, не хотела! Прости, дочка!

Ингерид рассмеялась. Она заранее приняла решение.

- Сдам тебя, блядь, Инквизиции!

И Альбина, и цыганка вздрогнули от ужаса. Но блондинка ничего не сказала, она целиком была на стороне подруги. Да и указание от руководства ковена было однозначным: всеми силами чистить ряды, не милосердно избавляясь от подобного рода мусора, гнид и кровососов, имеющих наглость причислять себя к ведающим.

***

Установить слежку за собой было не сложно: инквизиторы особо и не прятались, поставив свой микроавтобус во дворе с краю. Инге, закурив, отстраненно смотрела из окна, как один из инквизиторов пошёл отлить за гаражи, но уже не вернулся.

А чуть позднее рядом с автомобилем появился Эйнар…

Волчий не стал рассусоливать, вести профилактические беседы было не в его манере. Он просто ткнул кукри сквозь стекло в дверце водителя, поразив того в шею. А когда из салона, резко откинув раздвижную дверь, выскочил второй инквизитор, смело протягивая свои загребущие ручонки, Волчий одним круговым движением отрезал тому кисти, и втолкнул открывшего было рот, чтобы закричать, мужчину обратно в микроавтобус, ударив в подбородок рукоятью мачете.

В салоне Волчий перевязал кое-как разорванной рубашкой руки инквизитора и похлопал того по щекам. Тот стонал и подвывал, с ужасом глядя на обрубки.

- Короче, человек, запоминай и передай своим: кто еще сунется к Ингерид, будет ей угрожать, пугать, да даже дышать в её сторону! – порежу на куски, пропущу через мясорубку и выброшу псам. До тебя доходит?

Инквизитор кивнул, мелко дрожа и покрываясь мелким липким потом.

Боргер вытащил у того из кармана телефон и бросил рядом на сиденье.

- Вызови себе скорую, болван.

- Но как? – прошептал раненый, воздев картинно окровавленные культи к небу.

- Жить захочешь – сделаешь! – жестко ответил скандинав. – Хоть хером номер набирай, мне плевать.

Ингерид видела сверху, как от авто отходит раздраженный и злой Эйнар (не по нутру ему было, когда угрожают беззащитной женщине). Она докурила сигарету и отправила ему смс: «Спасибо, Волчий! Я твоя должница».

(продолжение следует...)

П.с. пора приступать к конкурсной работе. Это займет время. Если процесс пойдет, то к этой теме я вернусь уже позднее. Прошу это принять во внимание и понять.

п.п.с. ссылки в комментах.