CreepyStory

Дима сорвался с места, прекрасно понимая, что чудовищные обитатели стремятся дотянуться до него. Не имело никакого значения гадать, как он здесь очутился. Необходимо было выжить. Он бежал вперед, перепрыгивая редкие кочки, моля только о том, чтобы не попасть в окно – лужицу чистой прозрачной воды. Если уж провалится в него, то выбраться не сможет. Хотя, еще неизвестно, что лучше – утонуть или же попасться щупальцам.

И он мчался без оглядки. Несколько раз падал, изгваздавшись в вонючей жиже, весь перемазался. Не успев увернуться от одного особо проворного щупальца, Дима получил неглубокую, но обильно кровоточащую рану на щеке. И это послужило неким катализатором для остальных обитателей болота – почуяв кровь, щупалец стало появляться в разы больше. Впечатление создавалось такое, словно он бежит через живой колышущийся и извивающийся лес.

В какой-то момент очередное щупальце выскочило прямо из-под ног. Дима не успел уклониться, и спустя мгновение чудовище обхватило его за пояс, мощным рывком подбросило вверх. На высоте в несколько метров парень получил сильный удар по ребрам, от которого воздух выбило из легких. Короткий полет закончился приземлением в ледяную воду – он все же умудрился напороться на окно, погрузился с головой. Ноги в одночасье стали тяжелыми, налились свинцом, потянули на дно. Собрав все силы, какие мог, Дима рванулся вверх, к поверхности.

Он и сам не ожидал, что пробкой вылетит вверх, тяжело приземлится, больно ударившись. И это, пожалуй, удивило больше всего, ведь упасть он должен был на мягкое покрывало мха. Вместо этого под ним лежала спекшаяся до состояния камня земля. В воздухе остро пахло озоном. К этому запаху примешивалась раздражающая вонь горелого мяса.

Это было что-то наподобие небольшого городка: серые одноликие коробки трехэтажных домов, такие же серые рекламные щиты, изображающие… Дима так и не понял, что они рекламируют; какая-то абстрактная мазня с надписями на языке, непохожем ни на один из известных. Всюду металлический мусор, обрывки проводов. Деревья – если это были они – напоминали собой миниатюрные опоры ЛЭП, по “ветвям” которых пробегали синие электрические огоньки. Что-то вроде смотанной в тугие клубки спирали Бруно заменяло здесь кустарники. Где-то за городом бушевала гроза. Фиолетово-рыжие молнии били снизу-вверх в бездонные черные провалы неба. Вслед за ними раздавались удары грома, в которых проскальзывал пронзительный визг циркулярной пилы, пытающейся прогрызть дверь сейфа.

Но, по крайней мере, тут не было желающих убить его щупалец. Здесь вообще было как-то пустынно. Дима несмело двинулся вперед, с каждым шагом обретая все большую решимость. Отсутствие каких-либо видимых опасностей расслабляло, усыпляло бдительность. Парень потянулся рукой к металлической ветке – и едва не получил удар током. Сорвавшийся разряд лишь каким-то чудом пронесся мимо него, с сухим треском разбился о стену дома на противоположной стороне улицы.

И городишко ожил, пробудился ото сна. На грани слышимости зародился шум, как от растревоженного пчелиного роя. Он становился все громче – и вот уже это гул сотни трансформаторов, тяжелый, монотонный, просверливающий мозг. Достигнув своего апогея, когда уже невозможно было стоять, не закрывая уши ладонями, гул резко оборвался, сменившись зловещим треском.

Со спины на парня надвигалась ослепительно синяя искрящаяся стена. Кроме того, двери домов одновременно открылись, из каждой выплывало по нескольку шаровых молний. В этих смертоносных сферах различались искаженные злобой и ненавистью нечеловеческие лица. Они наступали с двух сторон, с каждой секундой сужая и без того неширокую улочку. Но почему-то парню подумалось, что его просто пытаются вытеснить, убрать подальше. Так, если бы он был чужой, а его присутствие крайне нежелательным. Ведь при желании убить Диму могли бы моментально. А если все же не бежать? Что будет, если он просто встанет, ничего не предпринимая? “Умрешь, умрешь, умрешь”. Слова зашуршали в голове шелестом сухих ломких листьев. Чей-то знакомый голос настоятельно предупреждал не делать глупостей. “Беги, беги. Ищи дверь”. Вспышка боли пробила виски, едва не заставив парня рухнуть на колени и напрочь заглушив голос. Дима не смог понять, кому он принадлежит, а времени на то, чтобы вспомнить, не оставалось – шаровые молнии неуклонно сокращали свободное пространство.

Несколько секунд он затравленно вертел головой по сторонам, а затем все быстрее и быстрее пошел, почти побежал, в единственно свободном направлении. Позади себя он различил что-то, напоминающее вздох разочарования. Может, его хотели не только прогнать… Он бежал по улочке, видя, как меняются дома. Стены серых коробок пошли волнами, как расплавленный, а потом застывший пластилин. Строгие прямоугольники окон и дверей принимали самые причудливые формы. Памятую о совете голоса, Дима пытался открыть некоторые из дверей, но тщетно, а задерживаться надолго было чревато последствиями.

Дома менялись, уменьшаясь в размерах, постепенно принимая пирамидообразную форму. Спустя пятнадцать минут бега они были уже чуть выше человеческого роста, а улица сузилась до ширины обычной тропинки. Дима не знал, что он будет делать, когда тропинка исчезнет вовсе, оборвавшись тупиком. Электрические сферы хоть и остались позади, но неуклонно следовали за ним. Он видел их, когда оборачивался, и от этого зрелища сердце сжималось от страха, в груди разливался пронизывающий колющий холод. Внутри кипела обида и злость на самого себя за то, что полез в эту чертову комнату. Что, если он не сумеет выбраться назад? Придется бесконечно бродить здесь? Это только в том случае, если его не убьют.

Тропинка все же не пропала, она оборвалась, уперевшись в большую площадь, отливающую маслянисто-черной поверхностью. На противоположной стороне виднелось хаотичное переплетение металлических “деревьев”, над ними поднималось оранжево-голубое зарево. На “ветвях” висели обугленные трупы людей в неестественных позах.

Треск сзади усилился – шаровые молнии сокращали расстояние. Дима осторожно дотронулся носком ботинка до черной глади площади.Наступить полностью он не решился, страх не дал этого сделать. По всей площади побежали тонкие синие змейки. Они разветвлялись, стремительно мчались к центру. Вскоре вся площадь сверкала и гремела, а из ее центра в небо бил мощный электрический столб.

Капкан. Дима начал паниковать. Пока его не заставили шагнуть на эту поверхность, необходимо что-то решать. И решать срочно. Парень бросился влево, где еще не было никаких препятствий. Дома в той стороне напоминали собой гигантские муравейники. Он метался от одного к другому, дергал за шишковатые наросты “ручек” дверей, затылком ощущая неотвратимое приближение смерти. Одна дверь, вторая, третья… Седьмая или восьмая все же отворилась. На Диму дохнуло холодом черного провала. Он смотрел в темный зев и не мог ничего рассмотреть. Шагнуть туда? А если это конец? Секунды промедления обернулись для него не слишком хорошо. Сухой треск раздался совсем рядом, каждый волосок на теле поднялся дыбом, а затем болезненный удар в спину послал его вперед, аккурат в страшную пасть двери.

В воздухе витал неприятный запах жженых волос, сильно болела спина. Дима разогнулся, провел рукой по волосам. Да, все же не стоило мешкать. Треклятая молния сожгла половину шевелюры. И это он, должно быть, еще легко отделался. Могло быть намного хуже. Сделав несколько шагов, он тяжело вздохнул, скривился. Так далеко не уйдешь. При каждом движении всю спину словно пронзали раскаленными иглами. К тому же рана на щеке вновь начала кровоточить, добавляя еще больше неприятных ощущений. Но куда же он попал в очередной раз?

Туннель. Шириной метров пять, сводчатый потолок, с которого свисали покрытые синей слизью сталактиты, на высоте метров трех-четырех. Между гротескных колонн сталагнатов что-то шуршало и двигалось. На стенах светились тусклым желтым светом круглые, покрытые сетью черных вен, бурдюки с чем-то шевелящимся внутри. Ну почему? Почему все здесь против него?! Вряд ли в таком мрачном месте живут розовые единороги! Парень тяжело привалился плечом к стене туннеля. Та наощупь казалась теплой и пульсирующей. Именно это ощущение и не дало расслабиться. Сложно отдыхать, когда рядом находится нечто чуждое и живое. И пусть, возможно, это только ложное впечатление, но иногда нужно доверять своей интуиции и внутреннему голосу.

Ближайший бурдюк интенсивно затрепетал, что-то пыталось протолкнуться изнутри. Не отрывая от него взгляда, Дима бочком начал удаляться подальше. Мокрый рваный звук – пробившийся сквозь стенку кокона коготь располосовал сдерживающую его оболочку. Края разреза расширились, одна за другой начали появляться мохнатые лапы. Шмяк! Тот, кто скрывался в бурдюке, вывалился на землю. Выглядело существо так, словно безумный ученый пытался создать своего Франкенштейна, но не стал заморачиваться, а просто пришил сверху к телу паука часть ящерицы и добавил несколько кривых лап с бритвенно-острыми когтями. Пауко-ящер провел ими по ближайшей колонне, как будто проверяя остроту. Противный визг, сноп искр, а на каменной поверхности остались глубокий борозды. Удовлетворенно заурчав, чудовище повернуло голову и заметило человека. В янтарных глазах вспыхнуло сначала любопытство, а потом голод. Прорыв сферы требовал много сил и следовало основательно подкрепиться.

Не дожидаясь, пока монстр броситься на него, Дима, собрав все силы и волю в кулак, бросился прочь. Бежать, бежать. Он уже понял, что если хочет выжить, то придется очень и очень много бегать. Из оружия у него в кармане имелся только складной нож, но им против таких тварей не навоюешь. Если его бросает через двери из мира в мир, то рано или поздно должен отыскаться проход домой.

Цокот паучьих когтей не давал остановиться ни на секунду. Пожалуй, парня спасло только то, что новорожденный монстр был еще слаб, иначе его ничто не спасло бы. Лавируя между сталагнатами, он слышал все больше и больше звуков рвущихся коконов. Черт, настоящее логово какое-то, рассадник зла. Как долго он сможет продолжать этот безумный забег прежде, чем рухнет от усталости?

Туннель неожиданно разделился на два. Не раздумывая, он свернул в правый, но уже через несколько шагов споткнулся о торчащий из земли каменный осколок, покатился кубарем, постепенно ускоряясь – пол резко уходил под уклон. Дима катился вниз, пытаясь ухватиться хоть за что-то, но руки предательски дрожали, постоянно соскальзывали. В целом, можно было считать чудом, что он ничего не сломал себе, но синяков и ушибов заработал изрядно.

Экстренный спуск закончился коротким, буквально в три секунды, полетом. Дима рухнул на что-то твердое и хрустящее. Просторная круглая пещера, в которой он очутился, была заполнена обглоданными дочиста костями. Причем тут находились не только человеческие останки, но и принадлежащие не пойми кому. Он сумел различить несколько скелетов пауко-ящеров. На место массового захоронения это не походило, скорее уж на… Столовую? Но если нашелся кто-то, кто справился с этими монстрами, то что он сам за тварь?

Скрежет раздался со стороны туннеля, откуда он свалился. Дима посмотрел туда и с удивлением отметил, что чудовища в нерешительности стоят у края обрыва, скребут когтями по колоннам, но не решаются спрыгнуть вниз. Слава богу, одной проблемой меньше.

- Сосед, выручай, дай спичек! – гнусавый голос прозвучал, как гром среди ясного неба. Сразу вспомнилось нечто, напавшее на него в общежитии. Но как такое могло быть?! Он инстинктивно отпрыгнул в сторону. Там, где он только что находился, опустилось, ломая кости, существо: метра два роста; черно-серая лоснящаяся кожа, лишенная растительности; неестественно вывернутые колени; на руках было как минимум на один сустав больше, чем у простого человека. У чудовища отсутствовали глаза и уши. На вытянутой, чуть приплюснутой сверху голове находились только две прорези ноздрей и усеянная несколькими рядами острых зубов пасть, занимавшая большую ее часть. Монстр поднял метровой длины кость, с аппетитом захрустел, как сухариком. Достаточно быстро сжевав, он выковырял когтем застрявший между зубов кусочек кости.

- Я же просил, дай спичек, сосед, - жуткий оскал вывел парня из некоего подобия транса, в котором он находился. Стараясь не оступиться на костях, Дима пятился к противоположному концу пещеры, где виднелся неширокий лаз туннеля. И неважно, выведет он куда-то или нет. Главное, чтобы была возможность спастись.

Парень, словно в оберег, вцепился в складной нож. Глупость, конечно, иллюзия защищенности, но это придавало немного уверенности и хоть чуть-чуть, но успокаивало нервы, которые звенели натянутыми струнами, вот-вот готовясь лопнуть. От первого прыжка чудовища он почти смог увернуться. Пролетая над человеком, монстр все же изловчился зацепить его лапой, благодаря повышенной подвижности за счет дополнительного сустава. Удар пришелся вскользь, Дима устоял на ногах, поспешил – насколько это представлялось возможным – убраться, как можно дальше. Еще один прыжок, хриплое рычание. Мимо! Затем еще и еще.

К парню пришло горькое осознание того, что с ним просто играют, как кошка с мышкой. Монстр наслаждался беспомощностью жертвы, его забавляло то, как нервничает человек, глупо надеясь на спасение. Паника. Паника является величайшим врагом всегда. Если ты запаниковал, ты заранее обречен. Не помогут ни молитвы, ни какие-либо действия. Значит, нужно заглушить свой страх. Пусть ненадолго, но заглушить, загнать в самый дальний уголок подсознания.

Рука крепче сжала бесполезный, но так необходимый сейчас, нож. Прыжок, прыжок. Дима заметил одну особенность: монстр не нападал прямо, не заходил с разных сторон. Он всегда прыгал, чтобы обрушиться на жертву сверху. Это определенно можно использовать, но как? Тут бы подошло какое-нибудь копье или что-то похожее. Рогатина, например, с которой раньше, поговаривают, ходили на медведя. Но ничего такого рядом не было. Только обглоданные кости.

А ведь это идея! Взгляд Димы заметался вокруг, выискивая кость побольше. Как назло, рядом валялись мелкие, либо изломанные останки. А вот ближе к лазу уже можно было рассмотреть и что-то побольше. Добраться бы… Если чудовищу наскучит игра, он умрет в ближайшие несколько секунд. Монстру не наскучило, но парень получил ощутимый удар в грудь, отбросивший его на несколько метров. Дыхание перехватило, пара-тройка ребер если и не были сломаны, то трещины получили сто процентов. Широко открывая рот, как выброшенная на берег рыба, он тяжело дышал, руки лихорадочно шарили вокруг.

- Я не стану тебя проклинать, - прогнусавил монстр. – Просто сожру, надоел.

И взвился в воздух, пикируя на растерявшегося, как ему думалось, человека. Практически в последний момент Дима выставил перед собой длинную заостренную на конце кость, малодушно закрыв глаза. Он не видел, как существо напоролось на импровизированную пику, но отчетливо услышал утробный стон, вырвавшийся из страшной пасти. Открыв глаза, он увидел, что тварь конвульсивно дергается, ее восьмипалые лапы пытаются дотянуться до человеческой плоти, но это, безусловно, была агония.

Отпихнув от себя мертвую тушу, он поднялся, пошатываясь и держась руками за ребра. Больно… И дышать затруднительно. Если так пойдет и дальше, то ему осталось совсем немного. Ковыляя и припадая на левую ногу, Дима направился к лазу туннеля…

С багряного неба моросил необычный дождь. Тягучие тяжелые капли падали вниз, били по лицу, стекали по губам, оставляя солоноватый металлический привкус – кровь. С неба капала самая настоящая густая кровь. Диме показалось, что в воздухе парят какие-то изувеченные части тел, конечности и куски плоти, но он предпочел не присматриваться. Мозг и без того с трудом воспринимал жуткую картину.

Каменная мостовая, по которой он шел, была скользкой от толстого слоя красной жижи. Он переступал ногами, как инвалид, выверяя каждый шаг, боясь оскользнуться. Барахтаться в крови казалось чем-то отвратительным, противоестественным, вызывающим приступ тошноты. Где-то далеко впереди пробивалось сквозь алую завесу радужное сияние. И парень ковылял туда. Просто потому, что вокруг невозможно было что-либо различить. А это свечение служило хоть каким-то ориентиром.

Зловещий хохот прозвучал в плотном воздухе, эхом отразился от каждой вязкой капли, нахлынул разом с сотни сторон, заставив содрогнуться, вжать голову в плечи, буквально захлебнуться от собственного страха. Навстречу ему мчался человеческий силуэт. Парень почти уже собирался окрикнуть незнакомца, но слова застряли в горле. Да, это был человек, но вывернутый наизнанку. На него бежала куча внутренних органов, волею темных сил оказавшихся снаружи. Сквозь них просматривались мышцы, сосуды, сухожилия. Куском омерзительного желе трепетал от бега мозг.

Дима не выдержал, согнулся пополам. Его рвало. Вроде, ел он достаточно давно, но желудок сокращался от спазмов, выталкивая из себя жалкие остатки.

- Помочь, парнишка?

Дима моментально разогнулся, будто распрямленная пружина. Сзади стояли… Ну не люди же! Язык не поворачивался так их назвать. Куски мяса. Их было очень много, они тянули к нему свои руки, капая кровью, издавая воюще-хрипящие звуки.

Парень бросился прочь от них, поскользнулся спустя десяток метров и дальше полз уже на четвереньках, пачкаясь в густой бордовой каше и тихонько подвывая от стократ усилившегося страха. Время растянулось, превратилось в бесконечную ленту, а он все полз и полз, пока в какой-то момент не понял, что кровавый дождь больше не льется с неба. Приподняв голову от земли, он увидел прямо перед собой кристалл, переливающийся всеми цветами радуги. Многогранный камень медленно вращался вокруг собственной оси, будто безупречный алмаз, ограненный искусным ювелиром и выставленный на витрину. От кристалла ощутимо тянуло силой. Дима осторожно дотронулся до него кончиками пальцев. По телу сперва разлилось приятное немного покалывающее тепло, но затем жгучий жар буквально пригвоздил его к земле.

- Не трогай Кристалл, человечишка, - внезапно появившаяся аморфная черно-серая масса злобно зашипела. – Не трогай или умрешь в страшных муках.

- Не пугай его, - это появилось то самое существо, смесь паука и двуногой ящерицы. – Он уже и без того готов для употребления в пищу.

Две твари начали медленно приближаться к обреченному парню. Он понимал, что не сможет убежать – некуда. Да и желания сопротивляться почти не осталось. Но просто так он тоже сдаваться не собирался. Лезвие складного ножика уперлось в одну из граней Кристалла, прочертило на нем едва заметную царапину. В воздухе раздался тоненький звон, наполненный… Болью? И в ту же секунду оба чудовища замерли, явно не ожидая от затравленного человека такой реакции.

- Не трогай Кристалл, говорю в последний раз, - масса взволнованно заколыхалась, ежесекундно меняя форму.

- Не делай глупостей, - закивал чешуйчатой головой ящер. – Тогда ты сможешь умереть быстро.

- Я разобью вашу побрякушку, - осипшим голосом заявил Дима, усиливая нажим на Кристалл. Звон тоже усилился. Чудовища бросились на парня, тот занес руку для последнего в своей жизни удара, но… За его спиной открылось что-то похожее на портал. Чья-то морщинистая рука схватила Диму за шиворот и втянула внутрь. Дверь между мирами схлопнулась в струну, исчезла. Только монстры стояли, раздосадовано глядя туда, где еще несколько секунд назад находилась их законная добыча.

- Чай пей, - Иосифович подтолкнул к парню дымящуюся ароматную кружку, придвинул вазочку с печеньем и конфетами. – И сладкого побольше жуй, тебе силы восстанавливать надобно.

- Что это было? – Дима отхлебнул обжигающий напиток, еще до конца не веря в собственное спасение. – Что это все вообще значит?

- Это значит, что ты прошел испытание, - дед Иван закинул в рот конфету. – Я, Димка, старый уже. И мне нужен приемник. Да все не попадались подходящие люди. А ты мне сразу чем-то понравился. Есть в тебе эдакий внутренний стержень. Барахтаешься до последнего, молодец. Из тебя выйдет отличный Хранитель.

- Хранитель? Меня самого чуть не похоронили! – парень от возмущения едва не подавился.

- Видишь, юморишь. А другой бы на твоем месте и слова сказать не смог бы. Да, именно Хранитель. Равновесие между Добром и Злом, Тьмой и Светом не должно быть нарушено. Та комната – дверь в иные миры. Темные миры. Да и почти все на твоем этаже не от мира сего. В буквальном смысле. Но! – Иосифович поднял вверх указательный палец. – Нельзя допускать, чтобы твари оттуда проникали в наш мир. Поэтому тебе придется иногда… Находить каких-нибудь нехороших людей, нуждающихся в жилье и подселять их в общежитие.

- Это же убийство! Что за бред? Нет, я таким заниматься не стану, - почему-то Дима безоговорочно верил каждому слову старика.

- Убийство? А если ты знаешь, что человек, которого ты привел – дрянь. Что, если по его вине погибли люди, искалечились чьи-то судьбы? Ты приводишь сюда человека, нежелательного для общества. Твари его забирают и не трогают никого другого. Равновесие сохранено. Пойми, прорывы чудовищ, призраков – они и так бывают, их нужно ликвидировать. Но если не приносить своеобразные жертвы, к нам будет ломиться бессчетное множество такого ужаса, что только держись. Да и общежитие наше не одно такое. Подобных мест, как и Хранителей, много.

- Но почему вы не дали мне разбить Кристалл?! Ведь можно было покончить с этим раз и навсегда одним ударом!

- Повторюсь – Равновесие. Не мы придумали эти законы. У Вселенной свои правила. Если есть Свет, то обязана быть и Тьма. Необходимо только следить, чтобы ее не стало больше. Ты подумай, я ведь не заставляю. Выбор в любом случае за тобой, но держался ты очень хорошо.

Дима долго молчал. Иосифович его не торопил, давая парню все обдумать и тщательно взвесить. Лишь когда был допит чай и выкурено по сигарете, Дима, сминая окурок в стеклянной пепельнице, поднял полный решимости взгляд на старика. Тот усмехнулся, все поняв без слов, протянул парню руку.

- Молодец! У мира появился новый Хранитель.

Темные миры. Часть 1

- Не сможет. Люди слабы и ничтожны. Следим.

Существа замолчали, с интересом созерцая, как мечется в панике молодой парень, по незнанию угодивший в западню.

Дима стоял на общем балконе и курил, наслаждаясь открывающимся видом. По правде говоря, вид был так себе: обычный дворик спального района, с парой скрипучих качелей, ржавой детской горкой, чахлой растительностью и перекошенными лавочками. На последних расположился подобающий контингент: местные алкаши, соображающие на бутылку в любое время суток. И тем не менее, на душе у парня было радостно. Еще бы, удалось снять комнату в общежитии всего в двадцати минутах ходьбы от колледжа, да еще и за смешную цену. Собственный угол и свобода. Что еще нужно учащемуся первого курса?

Сперва он несколько расстроился, когда узнал, что в общежитие при колледже он не попадет. Неглупый парень, на зачислении был одним из первых в списке. И ему клятвенно обещали, что место в комнате для него найдется. Но, как это обычно бывает, пропихнули кого-то по блату или за символическое вознаграждение. Конечно, было очень обидно, но опускать руки Дима не привык, а посему занялся срочным поиском жилья, пока до начала учебного года оставалось несколько дней. Хотя, занялся – это громко сказано. Когда он в расстроенных чувствах выскочил из колледжа, матеря бюрократию и взяточничество на чем свет стоит, к нему подошел мрачного вида старичок и поинтересовался, почему столь молодой человек так грязно ругается? Узнав причину, старик воодушевленно закивал, кляня правительство и выказывая солидарность с Дмитрием, а в конце неожиданно предложил тому поселиться в общежитии неподалеку, благо там оставались свободными около десятка комнат.

Так Дима и обзавелся личной жилплощадью. Пятиэтажное серое здание с облупившейся краской на фасаде, но красующееся стеклопакетами, которые смотрелись здесь, как седло на корове. Будка дежурного вахтера на входе, одна общая лестница, от которой направо и налево расходился длинный коридор. По обе стороны коридора разномастные двери, в конце – кухня и балкон. Благо еще, туалет и ванная находились в комнате. Но, будучи по натуре человеком не привередливым, Дима искренне радовался и этому, быстро перевезя все необходимые вещи и кое-какую мебель.

Несколько огорчало то, что установить дружеские отношения с соседями особо не получалось. Они либо не шли на контакт, либо отвечали односложно, с некоторой долей брезгливости и высокомерия. Создавалось впечатление, будто они тут короли, а он один из их немногих подданных. Единственным человеком, с которым он достаточно хорошо общался, оказался тот самый старичок, который его сюда и пригласил. Звали его Иваном Иосифовичем и проживал он на втором этаже, в то время, как сам Дима заселился на четвертый. Иногда по вечерам старик наведывался в гости, попить чайку да рассказать пару-тройку занимательных историй из жизни, коих у него набралось прилично. Диме это было только в радость: друзей у него еще здесь не было, девушкой обзавестись не удосужился, вечно сидеть в телефоне – с ума сойти можно. А так, живое общение, возможность узнать что-то новое.

Потом начался учебный год, и все мысли о налаживании дружбы с жителями общежития отошли на второй план. На первом месте была учеба. Кроме того, Дима периодически искал какие-нибудь подработки, чтобы не сидеть на шее у родителей. Круговерть из учебы-работы полностью поглощала, не давая расслабиться ни на минуту. В редкие дни отдыха, он проводил свободное время за ноутбуком или же книгой. Так прошли первые два месяца на новом месте.

Освещение на лестнице моргало, отчего подниматься было неудобно, в глазах мельтешило, приходилось аккуратно переставлять ноги, чтобы не оступиться. Наконец, четвертый этаж. Дима услышал странные звуки, похожие на глухие удары. Рука замерла, не решаясь открыть дверь. Что это? Кто-то пытается достучаться до соседа? Или нечто совсем другое? Да ну, бред. В мистику он никогда особо не верил. С противным скрипом рассохшаяся дверь приотворилась, Дима шагнул в коридор. Через пару дверей от его комнаты он различил темный силуэт, который с автоматической размеренностью бился головой о дверной косяк. Бум, бум, бум. Именно эти звуки он и услышал, будучи еще на лестнице. Пьяный, сумасшедший? Может, человеку просто стало плохо? Вряд ли, когда тебе плохо – головой о стену биться не станешь. С девушкой, возможно, поругался, переживает? Вот это уже более правдоподобно, пусть и звучит все так же глупо.

- Эй, приятель, с тобой все хорошо? – Дмитрий стоял уже возле своей комнаты, на всякий случай готовясь как можно быстрее заскочить в нее.

- Аргх! – буквально прорычал в ответ что-то нечленораздельное “приятель” и повернул голову. Дима отшатнулся в ужасе: содранная кожа, все лицо в кровавых потеках, среди всего этого месива зло блестят две щелочки глаз.

- Э-э, да тебе помощь нужна, - парень начал открывать дверь. – Стой здесь, никуда не уходи. Я вызову врача.

- Мя-ясо, - прохрипел мужчина, развернулся лицом к двери, ударился в нее еще несколько раз, а потом как-то незаметно для Димы исчез, видимо, зашел в комнату.

Точно псих. Но не бросать же человека на произвол судьбы! Неизвестно, есть там еще кто-то в комнате или нет. Вдруг, там алкаши какие-то живут, упились в хлам и на израненного товарища даже внимания не обратят? Трясущимися от напряжения руками Дима набрал короткий номер, а уже спустя пятнадцать минут объяснял медикам, приехавшим на вызов, почему их зря вызвали.

Бригада сперва стучала, но никто не открывал. Кто-то догадался толкнуть дверь и та, к удивлению Димы, открылась. Заглядывая через плечо врачей, он заметил, что комната почти пуста. В ней находилась только кровать и небольшой стол у окна. Никаких следов крови, никакого присутствия кого-то постороннего. Да здесь даже спрятаться негде было! Разве что под кровать, но что-то подсказывало, что там никого нет. Он стоял, виновато потупив глаза, пока суровая женщина-врач отчитывала его, как нашкодившего ребенка, угрожая привлечь к ответственности за ложный вызов. После пятиминутной экзекуции, на него махнули рукой, пообещав, что в следующий раз он так легко не отделается.

Удаляющиеся шаги стихли. Парень тяжело вздохнул, еще раз бросил взгляд на пустую комнату. Это надо же так опозориться! Вот и пытайся помогать после этого людям. Он собирался было отправится к себе, но что-то не давало ему покоя, некое ощущение неправильности происходящего. Смотри, смотри, кричало нечто в мозгу! Возможно, это была интуиция или пресловутое шестое чувство. И он увидел. И понял, что его так смутило.

Окно. Он возвращался домой после учебы, плюс долго гулял по городу – познакомился с одногруппницей. А в начале ноября темнеет довольно рано. И по лестнице поднимался бы в темноте, если бы не мигающий свет. А тут через грязное пыльное стекло пробиваются яркие солнечные лучи. Можно даже рассмотреть, как пылинки кружатся в воздухе. Неужели это никого не насторожило, кроме него? Или же ему это все кажется? Присмотревшись, он понял, что это не видение и не игра мозга. За окном действительно был день в самом разгаре. Осторожно прикрыв за собой дверь, парень поспешно удалился. Разбираться в подобной ситуации не хотелось совершенно. Тем более, что-то подсказывало, что добром это не кончится.

Настойчивый стук в дверь заставил освободиться из цепких объятий сна. Дима открыл тяжелые глаза, глянул на экран мобильного – половина второго ночи. Кому не спится в такое время? Нет уж, постучат и перестанут. Покидать теплую уютную кровать не было никакого желания. Он накинул одеяло на голову, но стук никуда не исчез. Чувство такое, будто в коридоре находился огромный метроном – удары в дверь раздавались через одинаковые временные интервалы. “Сейчас встану и набью кому-то морду”, – подумал парень, влезая в домашние тапочки.

- Кого там принесло?! – рявкнул Дима, тщетно пытаясь рассмотреть что-либо в глазок. На коридоре царила непроглядная темень.

- Сосед, выручи, дай спичек, - гнусавый голос оказался совершенно незнакомым. Нет, конечно, он не знал всех, кто проживает в общежитии, но голос определенно не внушал доверия. Особенно в такое время.

- Нет у меня спичек, не курю, - соврал Дима. – Иди вон на кухне возьми, там есть коробок.

- Да нету там, я смотрел, - продолжал канючить голос. – Прихватил, может, кто-то. Ну дай спичек, что тебе стоит. Курить охота, спасу нет.

- Сказал же – нет! Спать иди, время почти два часа ночи.

- Прокляну-у-у, - зловеще провыл невидимый собеседник. Голос зазвучал глухо, как будто бы раздавался откуда-то из-под земли.

- Пошел вон! – парень наделся, что его слова прозвучали как можно злее и агрессивнее. Тишина. Как не прислушивался он, но не сумел различить за дверью ни звука. Ушел этот ненормальный или стоит там же? Проверить? Наверное, нет. Но, к своему удивлению, он понял, что открывает дверь, будто какая-то сила сподвигла его сделать это против воли.

Пустой коридор, в дальнем конце неяркое пятно – свет на кухне редко выключался на ночь, да и работал не в пример лучше ламп в самом коридоре. Странно, куда же мог подеваться этот любитель ночного курева? Из-под двери той самой комнаты, куда он накануне вызывал “скорую”, пробивалось яркое кислотно-голубого цвета свечение. Казалось, что свет пульсировал, дышал, пытался обрести материальную форму. Парень даже сделал несколько шагов ему навстречу.

- Спичек! Да-а-ай спичек! – неожиданно раздалось откуда-то сверху, и на Диму свалилось нечто скользкое, холодное и отвратительно воняющее. Не удержав равновесия, парень упал на пол, в глаза попало что-то липкое, тягучее. Пока он наугад отползал назад, пытаясь одновременно протереть глаза, к его лицу и ладоням несколько раз дотронулись чьи-то тонкие костлявые пальцы. Причем их было гораздо больше пяти.

Глаза, наконец, он сумел кое-как протереть, панически заозирался по сторонам. Дима сидел почти на пороге своей комнаты, но рядом по-прежнему никого не было. Только голубое свечение превратилось в кроваво-красное, как если бы за дверью странной комнаты пылала жарким огнем звезда класса красных гигантов. Правда, на кухне уже не горел свет, но там сам мрак ворочался, клубился и… Двигался все ближе и ближе к нему. Не тратя времени на то, чтобы подняться, парень просто переполз порог и захлопнул за собой дверь, закрыв замок на два оборота. С трудом он добрался до постели, но сил, чтобы забраться на нее, уже не хватило. Так он и уснул прямо на полу.

Через несколько дней расшатанные нервы немного успокоились. Возвращаясь как-то после учебы, Дима увидел на лавке сидящего Иосифовича. Старичок сидел, кутаясь в поношенное пальто, и пыхтел самодельной папироской. Парень поздоровался, присел рядом. Завязалась ничего не значащая беседа. Старик как обычно рассказывал какие-то свои истории. Дима вежливо слушал, не перебивая, но мыслями был где-то далеко. В итоге он не выдержал и, невежливо перебив Иосифовича, выпалил ему одним махом все о последних событиях. Дед Иван только ухмылялся своим полу беззубым ртом.

- Ты вот что, молодой человек, - вынес он свой вердикт после того, как парень закончил рассказ. – Завязывал бы так на учебу налегать. Уходишь чуть свет, возвращаешься поздно. Подработки опять же эти твои. Вот и мерещится тебе всякое.

- Может, вы и правы, - Дима тоже закурил. – Дед Вань, а кто в той комнате раньше жил?

- Что, на призраков грешишь? – понимающе усмехнулся старик. – Я особо-то и не знаю, кто там жил. Сам понимаешь, общежитие, народ меняется часто. Но могу сказать точно, что никто там не умирал, никого не убивали. А чертовщины у нас отродясь не было. Ты бы лучше у соседей своих поспрошал. Они ж все-таки живут на одном с тобой этаже. А я так, только слухами пробавляюсь, но тут ничем помочь не могу.

Парень поблагодарил Иосифовича, посидел с ним из вежливости еще минут десять и засобирался к себе. Он решил воспользоваться советом старика и поговорить с соседями. Если не сложились дружеские отношения, это не значит, что нельзя просто поговорить.

К сожалению, с этой затеей ничего не вышло. Никто из проживающих на этаже не изъявил желания рассказывать что-то о странной комнате. Диме даже казалось, что они специально уходят от ответа. Да и само поведение жильцов не особо располагало к ведению задушевных бесед. Парень ощущал на себе внимательные цепкие взгляды. Он не мог точно описать их, но… Так голодный смотрит на сочную мясную вырезку на прилавке. А один раз – он чем угодно готов был поклясться – Дима явственно различил за спиной подозрительное причмокивание. Обернувшись, он увидел у двери комнаты девушку. Она жадно смотрела на него, из уголка губ тянулась длинная струйка слюны. Но, стоило лишь моргнуть, и коридор был совершенно пуст, а за дверью кто-то громко чавкал.

И этот случай не был единичным. С каждым днем висящее в воздухе напряжение становилось все более и более осязаемым. Диму начали преследовать ночные кошмары настолько яркие, что их легко было спутать с реальностью. И комната… Проклятая комната не давала ему покоя. Он неоднократно замечал, как кто-то из жильцов заходит туда. Вот только назад никто не выходил. Парень иногда по нескольку часов стоял, прижав ухо к двери и пытаясь разобрать хоть какие-то звуки. Напрасно. Тишина. Но случалось и так, что можно было, проходя мимо, услышать целую какофонию звуков: пение птиц, чьи-то рыдания, механический скрежет, раскаты грома, истерический смех. От всего этого мороз шел по коже. И вместе с тем это манило и притягивало, разжигало нездоровое зудящее любопытство.

В конце концов он не выдержал. В одну из ночей, когда сон к нему не шел, он взял с собой отмычку, вышел на коридор, воровато озираясь по сторонам. Сегодня он выяснит все: что это за странная комната, кто ее посещает и что за исходящий оттуда свет он видит. Должно же быть хоть что-то, что даст сколь-нибудь разумное объяснение. Или же он понемногу сходит с ума. Такой вариант тоже следовало рассматривать.

К его удивлению, отмычка не понадобилась. Несколько раз, проходя мимо комнаты, он дергал за ручку двери, но та всегда оказывалась запертой. Сейчас же, стоило только дотронуться, как дверь открылась, словно ждала его и приглашала войти. Крадучись, он пробрался внутрь, тихонько прикрыл за собой дверь, зашарил рукой по стене, пытаясь найти выключатель. Вот и он. Нажать на клавишу Дима не успел. Яркая вспышка света ослепила его. После темноты помещения казалось, что сетчатку просто-напросто выжгло. Спустя какое-то время зрение восстановилось, радужные пятна перестали плясать перед глазами. Но вместе с исчезновением пятне исчезла и сама комната.

Темные миры. Часть 2

Ведь всего год назад, до рокового понижения по службе, он сам работал следователем и чётко шёл на повышение. К тому же мужчина был счастливо женат, пока воочию не узнал о частых изменах любимой красавицы Дианы, которым со слов коллег не верил, но таки проверил.

А как убедился, то сразу сорвался, однажды поехав по подсказке коллеги в местный клуб.

Любовника жены – как оказалось, влиятельного местного бизнесмена со связями, Харитон Ильич избил так сильно, что тот едва не умер.

С этим тогда ещё следователю Самойлову повезло, зато любовник жены подал в суд.

И только безупречная репутация и предыдущие заслуги в полиции помогли не упечь Харитона Ильича надолго в тюрьму. Он отделался очень крупным штрафом. Ещё понизили в должности, а с неверной женой он развёлся. Но, чтобы выплатить штраф, пришлось продать квартиру. После уехать решил сам, ибо дорогие сердцу столичные улицы враз осточертели.

Раньше свою работу следователя Харитон Ильич любил по-настоящему, ведь у него легко получалось ловить преступников и закрывать очень сложные дела, как считал сам – именно благодаря природному чутью.

Сейчас он не хотел всю жизнь прозябать участковым и поэтому когда-нибудь собирался открыть своё частное детективное агентство. Знал, что с пятном на репутации больше выше подняться в полиции не дадут.

И плевать было начальству, что раньше он был единственным в столице, кто мог похвастаться работой без висяков.

Вот и сейчас в кабинете, заполняя очередной отчёт, разобравшись с многочисленными жалобами местных пенсионерок на шумных молодых соседей и хулиганистых подростков, заперев в вытрезвитель мужа, распускавшего по пьяни на жену руки, мыслями Харитон Ильич часто возвращался к Лене Одинцовой.

Она ему постоянно снилась в кошмарах, наверное, как предполагал участковый, из-за её умершей сестры – точнее, того, что Одинцова рассказала ему о Марине.

Вдовесок участкового мучило чувство вины, потому что из-за навалившейся работы он не пришёл в больницу раньше, не успел поговорить с ныне покойной сам.

Но кто же тогда мог вообще подумать, что Марина умрёт?

От врачей толку не было. Оказалось, что покойная об изнасиловании никому, кроме сестры, и не говорила. И если бы Лена не пришла к нему, этот факт так и остался бы не раскрыт.

Ещё стоит отметить, что Харитон Ильич уже привык по утрам видеть Лену в парке, на лавочке, с задумчивым грустным лицом и наушниками в ушах.

Оно и понятно, после внезапной смерти сестры прийти в себя трудно. Раньше чуть ли не каждый день они с Леной здоровались при встрече, а теперь её и вовсе в парке было не видно.

Честно сказать, Харитон Ильич после своих кошмарных снов стал за нее сильно волноваться и даже не раз думал заглянуть в гости, но по закону подлости всё никак не получалось.

А сегодня как раз и повод появился: едва утренние новости по телевизору за спешной чашкой кофе увидел, так и решил, что Одинцовых проведает.

Оказывается, в многоэтажном доме, где жила семья Лены, уже долгое время странная херня творилась. То ли болезнь, то ли что-то ещё подобное.

Там за два летних месяца скорая помощь забрала уже десять жильцов преклонного возраста, и все вскоре в больнице умерли от остановки сердца.

Затем стали болеть маленькие дети, двух как раз вчера увезли в больницу. По телевизору старушки на лавочке дружно уверяли ведущую местного новостного канала, что на дом наложено проклятье, крестились на камеру и проклинали цыган с первого этажа и отчего-то бомжей.

Мужчина, в маске, с собакой на поводке, в опросе предположил новую эпидемию гриппа и спешно ретировался. А моложавая женщина, со стильной короткой стрижкой и усталым лицом, ответила журналистке, что её детям каждую ночь кошмары снятся: мол, говорят, что во сне в окошко их комнаты на восьмом этаже красивая тётя стучится.

Затем женщина сказала, что вообще переезжать собирается, уверяя: мол, видела царапины от когтей на обратной стороне стекла в детской спальне. И попросила ведущую во всём разобраться. А та, отметил Харитон, выглядела сильно растерянной и в дом идти не спешила.

Выпуск, в общем, он не досмотрел, опаздывал на работу. Но внутреннее чутье после увиденного пожарной сиреной в мозгу вопило, гораздо сильнее обычного: беда, беда, беда!

Лена не помнила, как заснула, а проснувшись, поняла, что выходить из своей комнаты отчего-то страшно. А ещё все попытки вспомнить, чем она занималась весь день, вызывали странное мерзкое ощущение в солнечном сплетении.

Нутром Лена чувствовала: во внезапной потере памяти виновата Марина. Ничего ведь страшного не произошло? Иначе она бы не заснула.

Лена успокаивала себя этими мыслями снова и снова, но из комнаты выходить не спешила.

За окном стремительно темнело, чёрно-фиолетовые тучи под порывами ветра неумолимо двигались с запада, пряча собою солнце.

Руки Лены пахли резиновыми перчатками и слегка хлоркой, и она намазала их кремом. Подумала, как она могла так просто забыть, что убиралась. И почему её смартфон сломан?

Старенькие настенные часы в комнате Лены будто нарочно медленно отмеряли время. Скорее бы пришли родители. На душе Лены было тревожно. Хотелось выйти из квартиры.

Она встала с кровати, прислушалась и подошла к двери. Когда стрелка настенных часов приблизилась к цифре шесть, то медленно и осторожно приоткрыла дверь спальни. За окном совсем стемнело. Вот-вот должен был начаться дождь.

В квартире тишина, и оттого хорошо слышен щелчок замка во входной двери. Услышав его Лена, пулей рванула из комнаты в коридор и едва не упала, увидев там Марину. Что-то было не так? И почему ей так при виде Марины, как никогда прежде, жутко?

Сестра погрозила ей пальцем. Родители зашли в квартиру, закрыли дверь. Папа глянул на Марину и тут же спрятал ключи в карман.

Лена с отчаяния схватила мамину сумочку, чтобы взять её телефон. Марина вдруг дотронулась до плеч холодными, как лёд руками, и морозным шёпотом приказала:

- Положи на место.

Лена всхлипнула, руки враз ослабли, сумка упала на пол. Из груди рвался надрывный крик, но изо рта вышел лишь хриплый, жалобный стон. Ноги задрожали, а потом стали ватными, потому что память вдруг вернулась.

- Мы отдохнём перед ужином, - спокойно сказала мама и зевнула. Затем они с папой ушли к себе в спальню.

Марина сидела за столом на кухне, пока Лена разогревала ужин. За окном грохотал гром, и с каждой новой вспышкой молний Лена все сильнее хотела убить сестру. А она словно читала её мысли, и когда Лена смотрела на Марину, то встречалась с её жутенькой улыбкой, похожей на оскал.

От него Лену бросало в дрожь, и все мысли об убийстве сестры исчезали. Ей до боли хотелось сбежать куда подальше.

А ещё Лене казалось, что Марина прислушивается к чему-то сквозь дождь. Ведь сестра часто с задумчивым видом смотрела в окно.

Лена разложила по тарелкам ужин. Нарезала мясо для Марины и вздрогнула, выронив из руки нож, услышав, как сестра произнесла:

- Скоро.

Затем она принялась с аппетитом есть мясо.

- Пойду, позову ужинать родителей, - сказала Лена.

- Они сегодня не будут есть. А ты кушай, - самодовольно усмехнулась Марина и одарила Лену тяжелым, пристальным взглядом. Мол, только посмей меня ослушаться.

Сглотнув ком в горле, Лена села за стол и послушно принялась ужинать.

За мытьем тарелок Марина ушла. И Лена, быстро вытерев их полотенцем, поспешила в коридор, к маминой сумочке, которой на привычном месте не оказалось.

За окном люто бушевала гроза, и свет в квартире стал мигать, пока не погас.

Родители так и не вышли из спальни, а где сейчас находилась Марина, Лена не знала.

Вскоре сидеть и ждать Лене стало невыносимо.

Поэтому она решительно подошла к двери спальни родителей, прислушалась.

Сквозь грохот грома уловила в комнате влажный, сосущий звук. В душе сразу возникли нехорошие, жуткие подозрения. И если сейчас в комнате с родителями находится Марина, то… Лена похолодела от страха, а после в крови резко забурлил адреналин, побуждая к немедленному действию.

Лена вздохнула и решительно вошла в спальню.

Вокруг темно и странно пахло смесью кислого пота и мокрой шерстью животного.

Оконные шторы оказались не занавешены, и в свете всполохов молний Лена увидела лежащих на кровати родителей.

Папа был в шортах, мама в лифчике и трусиках. А ещё на краю кровати, прямо на маминых ногах сидела, низко наклонившись к её бёдрам, пряча между ними голову, Марина.

Сестра периодически издавала чмокающий и сосущий звук. Кровь прилила к щекам Лены. Зрелище на кровати выглядело грязным, постыдным и мерзким. Что Марина делает с мамой? И сама себе ответила: ничего хорошего. И почему никак не реагирует папа?

Вдруг Лена испугалась: «Жив ли он?» А в ответ внутри взъярился дикий гнев, мысли исчезли. Хватит! Нужно остановить Марину!

Шаги Лены заглушал толстый ковёр, или увлечённая процессом Марина действительно не слышала её приближения.

Лена схватила с тумбочки светильник и, стремительно подойдя к постели, с криком огрела им Марину по голове.

Светильник разбился, ярко вспыхнула молния, за ней следующая и ещё... А сестра повернула к Лене окровавленную голову.

Зашипела, в рот с бедёр матери втянулся длинный язык.

Мать застонала, но так и не открыла глаза. На бёдрах матери выступила и полилась кровь. Марина облизнула окровавленные губы. Глаза сестры полыхали злобным жёлтым.

- Мелкая сука! Кормление нельзя прерывать, теперь из-за тебя она умрёт, а наш папочка уже мёртв, - с издёвкой прошипела сестра и, вскочив с постели, быстро схватила Лену за шею, приподняла вверх и швырнула на ковёр.

- Нет! - хрипло крикнула Лена, поднимаясь и бросая разбитый светильник в Марину.

Сестра легко уклонилась и, внезапно устремясь к окошку, открыла его, взлетела на подоконник. Прежде чем выскочить на карниз, раздражённо, с обидой в голосе произнесла:

- Жаль, мне запретили выпить тебя! - и исчезла в ночи среди ливня, грома и молний.

Резко включился свет. Лена подошла к отцу. Тот не дышал.

Мама стонала, с прокушенного бедра продолжала течь кровь. А вены вокруг раны вспухли и почернели.

Впустую потратив время, Лена лихорадочно искала телефон папы и заодно ключи от входной двери и ничего не нашла.

После в бессильном отчаянии подошла к окну, взобралась на подоконник, где во всполохах молний заметила глубокие следы когтей на стене, отчего вздрогнула от ужасной догадки про Марину.

Это ведь не летучие мыши беспокоят жильцов, а её сестра.

Лена глубоко вздохнула и стала звать на помощь. Но из-за грозы её никто не услышал.

Охрипнув и продрогнув от дождя, Лена закрыла окно. Затем сжала кулаки, отгоняя слёзы, и, сходив за аптечкой, обработала маме рану на бедре перекисью водорода и перебинтовала. Мама, как ни пыталась привести её в чувство Лена, не приходила в себя, а её кожа горела огнём. И что делать дальше – Лена не знала.

Рабочий день давно закончился, но работа, словно издеваясь, не отпускала от себя участкового, подбрасывая ему разные неприятности. Вызовы следовали один за другим: то бытовые жалобы на соседей, то злостное хулиганство и, наконец, пьянство с поножовщиной.

Как назло, людей в участке очень не хватало. Двое сотрудников со вчерашнего дня были на больничном.

А сейчас Харитон Ильич вообще надолго застрял в круглосуточном магазине, серьёзно беседуя с подростками, попавшимися на краже алкоголя. Снаружи магазина бушевала лютая гроза. На сердце участкового с самого утра засела тревога. Довлеющее предчувствие чего-то неведомого, некой страшной скоропостижной беды всё сильнее сдавливало его плечи холодным, тяжёлым обручем.

К слову, ночью Харитону Ильичу в очередной раз снилась Лена, а с ней во сне была темнота и кровь.

Он несколько раз за день звонил её родителям и на домашний телефон Одинцовых, но трубку не брали. И вот сейчас, как по закону подлости, Харитон Ильич не мог вырваться с работы и приехать к ним домой.

Наконец закончив с подростками, он, записав их контактные данные в блокнот и сразу позвонив их родителям, побеседовал с ними и таки освободился.

На улице мощный ливень с грозой не прекращался. Вода шумным потоком бурлила по тротуару. Огромные лужи растеклись у обочины. Машины и автобусы растянулись в гигантской пробке на мосту.

Зонтик против этого стихийного бедствия оказался практически бесполезным, Харитон Ильич всё равно вымок.

Кое-как добравшись до остановки, Харитон Ильич основательно продрог. Он собирался поймать маршрутку.

На дорогих наручных часах – подарок за прошлые заслуги, уже была половина двенадцатого вечера, как ему на рацию снова поступил вызов. И вот, похоже, сама судьба теперь посылала его в дом Одинцовых.

Вопреки грозе и позднему вечеру, любопытные соседи с восьмого этажа стояли на подъездной площадке. Кто курил, кто-то просто жадно смотрел. Плечистые санитары буквально силком вытаскивали из квартиры худощавую пожилую женщину в пижамном костюме. Она сучила ногами и руками, упиралась, ругаясь чёрным матом. Женщина сквозь потоки ругни ещё умудрялась кричать, что она не сумасшедшая, и в психушку не поедет, и уколов ей не надо. А затем заорала, потребовав убить тварь.

Пока участковый продирался между соседями к квартире, санитар сумел вколоть ей успокоительное, и та обмякла.

- Кто вызывал полицию? - громко и властно спросил Харитон Ильич.

Люди молчали и только переглядывались. Затем под жёстким взглядом участкового они стали быстренько расходиться по квартирам. Никто из любопытствующих соседей не хотел взять на себя ответственность за вызов и давать показания.

- Что случилось?

Участковому пришлось спросить у санитаров, те пожали плечами. Зевнули, явно желая поскорее уйти либо с пациенткой, либо без.

- Она адекватна? - спросил Харитон Ильич, глядя на обмякшую женщину.

- Кто её знает, - с неохотой ответила санитар. - Мы приехали, она стучала в стену, гремела и орала в квартире, как ненормальная. Звала на помощь! Окно у себя в гостиной разбила. Утверждала, что на неё с улицы напало чудовище. Вероятно, что маразматичка. Дочке её мы не дозвонились. А в больницу по новому протоколу сейчас заберём: после участившихся смертей в этом доме главврач утвердил принимать строгие меры. К тому же в её состоянии опасно одну оставлять.

- Хорошо, - сказал участковый и устало вздохнул, понимая, что домой вернётся не скоро.

Для отчёта нужны были свидетельские показания, и Харитон Ильич направился к квартире соседей потерпевшей и позвонил в дверь. Санитары за это время разложили носилки и потащили обмякшую пожилую женщину к грузовому лифту.

- Да нет, вы не подумайте, что я карьерист какой-то, сухарь или жлоб. Нет! Мы с Ромой со всеми праздниками друг друга поздравляли. Просто, знаете… Разошлись наши дорожки, ну и… А Лиля… Лиля Яшина была моей лучшей студенткой, но я не видел ее с тех пор, как она закончила курс. Что касается Ани…  

Ларин тяжело вздохнул. Его аура подернулась лиловым – цветом грусти и сожаления. Он вполне искренен, понял Эфраим. И, наконец, решил вмешаться в беседу. Дотронувшись до плеча доцента, спросил:

- Скажите, Альфред Анатольевич. А если бы вы узнали, что в городе произошло новое убийство. И жертвой снова стал кто-то из ваших знакомых. Что бы вы об этом подумали?

Ларин дико взглянул на Эфраима, его аура вспыхнула алым и немедленно почернела. Он вскочил.

- Вы что… Вы меня обвиняете в их смертях?!

- Просто хотим услышать ваш комментарий по этому поводу, - примирительно сказал Измаил, досадуя, что, похоже, злого следователя сыграл здесь все-таки не он. Эфраим молчал с отрешенным видом.

- Какой тут может быть комментарий?! Я ни при чем. Я понятия не имею, что происходит! Может быть, этот тип завтра меня укокошит?! И ваша братия будет мои куски от асфальта отскребать! - воскликнул Ларин, вытирая платком покрытый испариной лоб. – Откуда мне знать?!

- Ну-ну, успокойтесь, - сказал Измаил, оглядываясь на своего напарника. – Не стоит так уж… Лейтенант Озеров! У вас есть еще вопросы?

Эфраим подумал.

– Скажите, Альфред Анатольевич, у вас есть кровные враги, которые мечтают вас уничтожить?

- Не знаю таких, - помотал головой Ларин. – Я живу с сыном. Ему 14. Он… он инвалид. Жена умерла. Мы живем тихо, скромно. Вся моя жизнь – это работа и сын. Больше ничего не могу сказать. И вы простите, но у меня лекция через десять минут. Вынужден вас покинуть.

***

Улица встретила самозваных следователей налетевшими невесть откуда дождевыми тучами и резким северным ветром. Алхимик немедленно сунул в зубы сигарету, привычным жестом предложив закурить также Эфраиму. А получив категорический отказ, проворчал:

- Экий ты, пернатый, правильный весь… Я, кстати, думал, что ангелы-то пострашнее. А ты самый обычный.

- Увидишь в бою – испугаешься.

- Ладно-ладно, не грозись. Лучше скажи – что думаешь про этого ученого кекса? Как он тебе?

- Думаю, этот человек замешан в деле по самую макушку. Он боится и одновременно страдает. Чувствует себя виновным в убийствах, но сам… вряд ли сам убивал.

- Да, соглашусь - жидковат парниша. Так что - наводчик он, получается? – спросил Измаил. Ангел пожал плечами.

- Он знает, кто убийца.

- Черт!.. – выругался Измаил по привычке. И тут же завопил: - А, нет… прости, прости! – обнаружив, что напарник вспыхнул и обратился в огненный столб.

- Не советую при мне такое произносить! – прогремело из пламени.

Измаил постучал себя пальцем по губам, извиняясь:

– Что ты хочешь? Какое мое воспитание?! С детства в дурных компаниях… Давай уже того, вернись в норму. А то еще вызовет кто-нибудь пожарных на твое… самовозгорание. Нам ведь не нужно привлекать внимание?

Эфраим усилием воли погасил огонь и вернул себе человеческий облик: невысокого полноватого парня в мешковатой одежде с венчиком тонких светлых волос вокруг едва наметившейся лысины.  

Измаил смотрел с интересом.

- Да, прикольно, - сказал он. – Ладно. Итак, возвращаясь к нашему барану…

- Кажется, он сказал, что у него лекция? – перебил Эфраим.

- Типа того. А что?

- Посмотри туда!

Измаил обернулся: Альфред Анатольевич вышел на крыльцо института, огляделся по сторонам – своих недавних собеседников он не увидел за пышными кустами сирени – и решительно направился к остановке автобуса, прижимая к груди толстый кожаный портфель.

– Куда это он рванул? Надо бы посмотреть. Проследить за ним.

- Надо. Хоть сам он и не убивал, этот убийца таков, что вполне может руководить им. Управлять человеком как марионеткой, - задумчиво сказал Эфраим. – Что ты на меня смотришь?

- Да так, любопытно. Как ты за ним следить будешь? Полетишь? А меня поднять можешь?

- Ну, знаешь! – рассердился ангел. – Сам только что говорил, что не надо привлекать внимания. И как это будет выглядеть: два здоровенных мужика в обнимку по небу летят?!

- Где-то я такое видел… Только там мужик с бабой были. И еще серый волк…

- Хватит ерничать! Смотри, вон уже автобус показался. Где твой байк?

Измаил рассмеялся:

- Давай, жми за мной, пернатый друг!

***

Самым трудным для преследователей оказалось ехать медленно. Автобус, в который сел Альфред Ларин, сперва тянулся по городу, выстаивая подолгу на светофорах и остановках, потом, выехав за город, так же медленно потянулся, преодолевая пригорки, по однополосному шоссе вглубь области. Измаил вел байк – серебристый Хонда Тюринг с 4-цилиндровым движком в 173 лошадиных силы и максимальной скоростью около 250 кч\ч – то останавливаясь, то уходя вперед, стараясь и не примелькаться, и не упустить ни автобус, ни нужного пассажира в нем. Эфраим искрутился, сидя сзади. Обзору мешал шлем, который ангел надел по настоянию напарника, а теперь терпел еще и в целях маскировки. Он опасался, что Ларин заметит слежку и сменит маршрут. Но тот, похоже, был слишком занят собственными мыслями. Время от времени Эфраим видел его лицо: Ларин сидел у окна, мрачно глядя перед собой.

После часа утомительной поездки автобус, наконец, высадил Ларина возле грунтового отворотка с покосившимся указателем «Григорьево».

- Смотри-ка, здесь даже остановки нет. - сказал Измаил, притормаживая и провожая взглядом доцента. - Похоже, заброшенная деревня.

Ларин, прижимая к себе портфель, побрел, понурив голову, пешком в сторону видневшихся впереди бревенчатых домиков.

Эфраим снял шлем и глубоко вздохнул.

- Какой здесь воздух чистый. Не то, что в городе.

Измаил припарковал байк, спрятав его в зарослях травы возле старой трехствольной сосны.

- Пошли, посмотрим, что нашему доценту понадобилось в этой глуши.

Деревня и вправду выглядела заброшенной – Измаил не ошибся. Не больше пяти избенок-мазанок – перекошенные, вросшие в землю, с разбитыми оконными рамами, они  прятались за косогором, словно инвалиды в обозе проигравшей армии. Дополняли тягостное впечатление развалины сгоревшей усадьбы – большого, когда-то двухэтажного здания, от которого остались только фундамент и прокопченные стены. Сквозь пустые окна виднелись заросли иван-чая и полыни, захватившие пепелище, и горы мусора, набросанного, видимо, уже после пожара. Проломы в стенах руины отлично подошли для незаметного наблюдения. Укрывшись в сгоревшем здании, напарники увидели, как Ларин отпер замок и вошел в один из домов – в тот, который выглядел наиболее целым.

- Вот будет фигня, если он сюда картошку сажать приехал! - сказал Измаил, брезгливо отряхивая куртку от грязи. Посреди руины торчала кирпичная колонна обгоревшей печной трубы - он задел ее рукавом.

- В июле ее уже выкапывать можно, - сказал Эфраим. – Не думаю, что он тут ради сельского хозяйства. Может, подобраться поближе – в окна заглянуть?

- Они заколочены. Придется ждать.

Отыскав более-менее чистые картонки в горе хлама, Измаил устроился поудобнее, расстелив одну на бревне рядом со своим наблюдательным пунктом. Вторую кинул Эфраиму со словами:

- Садись, пернатый. В ногах правды нет.

Эфраим послушно сел.

- Слушай, а как оно там? – спросил Измаил. – Ну там… В раю, на небесах? Всегда хотел знать.

- Не могу сказать в точности, - пожал плечами ангел, - но это замечательное место.

- Это как тебя понимать? Ты там был вообще?

- Рай для каждого отдельный, - ответил Эфраим.

- О как! Индивидуальный подход, значит?

- Да. И если ты хочешь знать, какой сужден тебе…

- А, понял-понял!.. Замануха старая, но работает! - усмехнулся Измаил. - Тогда ответь - каков твой рай?

- Замечательное место. Ты же слышал. Лучше ты скажи: как выбрал темную сторону?

- А что такого-то? Я не считаю себя плохим или злым. Вот я помогаю тебе ловить монстра – разве плохо?

- Нет. А киллером ты стал по причине несчастливого детства?

- О, как! Да ты хорошо подготовился! – удивился Измаил.

- А то! Я ведь должен знать, с кем работаю. Так что: несчастливое детство или девушка отказала?

Алхимик почесал затылок.

- А ты слишком резкий для ангела, не находишь? Я-то думал, будешь зачитывать библию, душить меня цитатами из писания...

- Не верь всему. И не уходи от ответа!

- Ты только представь - в каких кругах я кручусь?! Одно неловкое движение – и мне оторвут яйца и засунут в рот. Но я мальчик сообразительный. Однажды, когда умер один очень высокопоставленный господин, я пустил слух, что убил его. И якобы это был заказ. Слух пошел, как огонь по степи. И это положительно сказалось на моей безупречной репутации: меня стали бояться.

На самом деле заказными убийствами я не занимаюсь. Начальство платит мне достаточно за то, чтоб я берег их задницы, уничтожая разных монстров – непослушных, неуправлямых, слетевших с катушек. Эта охота меня кормит. А такие забавы, как киллерство – лишний и ничем не оправданный риск, я считаю.

- Не боишься, что правда выплывет наружу?

- Насчет моей персоны столько слухов, что я уже давно ничего не боюсь.

Эфраим вглядывался в алхимика. На исчадье ада этот парень, конечно, не походил. Смущало, однако, что он слишком охотно пошел на сотрудничество. Возможно, хитрый тип получил заказ и хочет расправиться с жертвой чужими руками – раз уж подвернулся случай. Ведь плату ему делить не придется.

Ладно еще, если здесь простая корысть. Но что, если у алхимика есть и другая, скрытая цель?

- Походу, не дождемся мы его сегодня, - сказал Измаил. – Смотри, солнце садится уже. Он явно тут ночевать собрался. Обратный автобус пропустил.

- Ладно, есть другой вариант. Все равно дознаемся, что он тут делает. Давай вернемся в город.

***

Игошка выслушал предложение Эфраима и замотал головой с такой силой, что капитанка его, слетев, повисла на одном ухе.

- Я – домовой! Знаешь, почему нас так назвали? Угадай с трех раз! — сказал он и, сложив руки кренделем, демонстративно отвернулся.

- Но послушай… Ты ведь хороший сотрудник?

- А то!

- Слежка входит в обязанности полиции?

- Так и есть, но я не оперативный работник!

- Считай, что тебя перевели в оперативный отдел, - вмешался в разговор Измаил. И подмигнул домовику. – А там, кстати, полагаются бонусы за работу. - С видом фокусника он извлек из внутреннего кармана пиджака пузатую поллитровую бутылку с яркой этикеткой:

- Вот. Кубинский черный ром. Оставляю в задаток. Вторую получишь после выполнения задания.

Глазенки домового превратились в два огромных блюдца.

- Ром? – он погладил бутылку, не веря своему счастью. – И даже две?!

- Зависит от того, как ты справишься, - ответил алхимик. - Главное, не нажрись перед работой. Все понял?

***

Облегчение пришло не сразу. Жажда явилась, чтобы терзать меня, а я еще не понимал, чего она хочет. Первая жертва досталась нам чисто случайно. В гости заглянул старый знакомый. У него было какое-то дело… Я сказал: никого нет дома. А когда увидел в окно его спину, как он уходит, этот человек – тут-то меня и осенило. Во мне вспыхнула такая ярость. Я будто ослеп! Помню только запах крови и липкий чавкающий звук, с которым… Это была Жажда. Она насыщалась. Бессовестно, по-звериному. Но главное осознание пришло потом. Когда я увидел ужас в глазах того, кто сделал меня таким. Там были ужас, страх, боль. Боль! Я заставил его разделить со мной Боль. И мне стало легче.

***

- Але, приятель! Ты где?

Игошка молчал, из подвала не доносилось ни звука.

- Что, и бутылку не хочешь? – Измаил с удивлением развел руками. В подвале завозились.

- Мы знаем, что ты там. Выходи! Иначе твою часть платы сами выпьем. Прямо тут. Эй, ангел, штопор есть? – крикнул Измаил голосом театрального злодея.

- Сволочь ты, - пискнул домовик, выбираясь из подвала. – Не буду я с вами больше работать! Давай сюда!

Измаил отдернул руку с бутылкой:

- Э, нет! Сперва доклад. По всей форме. Что-то интересное видел?

- Слишком много! Предупреждать надо! Я сдохнуть мог! – взвизгнул домовой.

- Ну-ну! Что так нервничаешь? Заметь, ты ведь жив! Вполне себе целехонький.

- Не сдох, потому что ловкий. Был бы ты на моем месте – он бы тебе кишки за секунду вырвал. И ты даже не успел бы заметить…

Игошка всхлипнул. Эфраим с сочувствием заметил, как домовика потряхивает от переживаний.

- Послушай, у нас очень мало времени. Всего два дня осталось. Расскажи, что ты видел? – сказал он.

- Он приходит в облаке. В темноте, - прошептал Игошка, вытерев глаза ладонью. - Я сперва думал – парень как парень. Только дышит тяжело. Но когда я заметил, как он на него смотрит – такой злобы я даже у неупокоенных не видал. Они говорили очень тихо – я не слышал, о чем. А потом он решил показать ему, как выбирается наружу. Он едва наизнанку не вывернулся! Куча ножек, костяные пластинки… Брр! Не хочу вспоминать! - домовик вздрогнул. – Все, давай сюда бутылку! И не приходите больше! Оставьте меня в покое…

Он выдернул ром из рук Измаила и шмыгнул обратно в подвал.

Измаил почесал затылок.

- Ты что-нибудь понял?

- Кое-что, - пробормотал Эфраим. - Ему все равно что жрать – людей, домовых, ангелов, алхимиков… И с каждой новой жертвой он становится сильнее.

Алхимик помрачнел:

- Да? Похоже, на этом заказе я сильно продешевил. И, кстати, надо бы подготовиться.

- Как ты намерен его победить?

Измаил пожал плечами:

- Яды. Если у него есть смертная плоть… В остальном - полагаюсь на тебя.

- Эй, вы! – послышался голосок Игоши. Напарники оглянулись. Домовик стоял, прижав землистое личико к решетке подвального окошка.

- Он хитрый и осторожный. А может, что-то почуял. В общем, он перевел его в другое место. Если хотите с ним встретиться – пишите адрес, - икнув, хихикнул Игошка. Судя по всему, он уже успел отхлебнуть рому. И не мало.

***

Поселок Лебяжий находился всего в получасе езды от центра. Заблудиться в нем было невозможно: он растянулся по всей длине центральной дороги, от которой отделялись такие же прямые улочки поменьше. Но чтобы найти улицу Клубничную, требовалось проявить внимательность – что она вообще существует, эта улица, говорил лишь прибитый к толстому дубу указатель, на деле Клубничная представляла собой протоптанную и проезженную тропинку.

Крохотные дачки утопали в бурьяне, и каждая постройка претендовала на звание реликта. В некоторых домиках еще теплилась жизнь, но остальные стояли заброшенными.

Первым, кого напарники увидели, явившись по адресу, был Ларин. Он сидел на бревне возле здания из кирпича, которое когда-то выполняло функции водонапорной башни. Все четыре стены его покрывали трещины, словно кто-то или что-то лупило по ним тараном. Внизу все было усыпано кирпичной крошкой. У Ларина дрожали руки. Он курил, а земля у его ног пестрела от бычков, часть которых еще дымилась.

- Это вы, - тусклым голосом произнес он, подняв глаза на пришедших. – Я знал, что вы меня найдете. Но если вы думаете, что это я виноват…

- А кто? – сощурившись, спросил Измаил.

- Может, вы думаете, что я не пытался? Я делал все, что мог! Я все делал для сына! Но он… Он словно сошел с ума. Мне просто пришлось….

- Ты держишь его под замком? Давай ключ! – рявкнул Измаил. – Мы сами посмотрим.

Ему хотелось схватить Ларина за шиворот и хорошенько встряхнуть.

- Спокойнее, - сказал Эфраим. Подойдя ближе, он положил руку на плечо алхимика.

- Не выношу нытиков, - пробормотал тот и отошел в сторону, нащупывая ствол во внутреннем кармане.

- Давайте ключ, - повторил Эфраим и протянул руку.

- Подождите. Вы не понимаете. Я должен объяснить! Вы все равно не сможете войти. Там… там заклинание. Иначе его не сдержать! – лицо Ларина сделалось серым. Он выглядел таким измученным, что Эфраим невольно проникся сочувствием к этому жалкому человеку.

- Хорошо. Объясните. Но быстро. У нас мало времени.

- Мы плохо жили с его матерью. Постоянные ссоры, скандалы. Коленька страшно переживал… Потом развод. Она хотела забрать сына, а я не отдал. Я знал, что она не останется здесь. Не захочет жить в этом городе, он чужой ей. Кроме того, я подозревал, что у нее уже кто-то есть. И я… я не мог допустить…

- Короче. Вы отомстили бывшей жене тем, что не отдали ей сына.

- Да, - почти шепотом согласился Ларин. И добавил:

- Она однажды лечилась от депрессии в психиатрической клинике. Я пригрозил, что, если она попробует отсудить сына, я упеку ее туда снова. И тогда она вообще не сможет с ним видеться. Никогда.

- Дальше, - сказал Эфраим, стараясь удерживать нарастающий в груди жар.

- Если бы я знал, к чему это приведет! Думаете, я стал бы?!..

- Говорите дальше!

- Мне потом объяснили, что стресс, пережитый Коленькой при расставании с матерью, мог стать последней каплей. Никогда не бывает одной причины. Их всегда несколько. Генетика… Наследственность… И что очень важно – стресс. Но я же не знал! – Ларин всхлипнул, закрыв лицо руками.

- Давай говори быстрей, слизняк! – Измаил уже не мог сдерживаться. Ларин чуть не подпрыгнул от его рыка. Вытер слезы и затараторил.

- Коля плохо учился. Я ругал его за двойки. А он делал такие странные ошибки. Нелепые. Путал слова. Даже звуки… Его мать, наверное, догадалась бы… Но я… Я ничего не заподозрил. Все время на работе. И потом, я же не специалист. А однажды Коленька упал в обморок. Прямо при мне. Сказал: «Папа, темно!» И рухнул. Я вызвал скорую. Приехал врач. И сказал… Нам назначили обследование. Тогда и выяснилось. Рак мозга. У ребенка. У четырнадцатилетнего пацана – рак мозга! Сказали, что опухоль неоперабельна. Назначили химию. Коленька так тяжело переносил эти процедуры. А они к тому же и не помогали. Он с каждым разом становился все слабее…

- И? – спросил Эфраим. – Что вы сделали?

- В больнице я познакомился с одним человеком. Оказалось, он наш сосед – живет рядом. Обычный такой мужичок в годах. Но очень интеллигентный, начитанный. Он стал к нам приходить. Жалел и Коленьку, и меня. Сочувствовал. А однажды принес книгу и предложил провести обряд. Помог разобраться во всех деталях… Я хотел спасти сына!

- Отлично! – воскликнул Измаил, всплеснув руками. - Он хотел спасти. И просто впустил в его тело демона!

Ларин дико взглянул на алхимика, но быстро сник и замотал головой, будто старался выкинуть из нее страшные воспоминания.

- Это был бес, - сказал Эфраим. - Подвел вас к черте и заставил вызволить из бездны страшное существо. Бесы – твари мелкие, но хитрые – жуть. Один такой многие годы обхаживал Гитлера, являясь ему под разными личинами. Ушел, только когда его подопечный окончательно потерял в себе человеческое.

- Я хотел спасти сына. Я не знал, к чему это приведет, - угрюмо повторил Ларин.

- А я думаю: в глубине души знали, - сказал Эфраим. - И не сына вы хотели спасти. А себя от чувства вины избавить. На этом пути даже оккультизмом не побрезговали. Только магия здесь не поможет.

- Я хотел спасти сына! – закричал Ларин, вскакивая и бросаясь к Эфраиму с кулаками.

- А ну-ка, стоп, ученая морда. Ручки прими! – сказал Измаил, перехватывая Ларина на полдороги. – Сядь на пенек. Если не сядешь – скушаешь пирожок! – и он пригрозил доценту своим оружием – массивным старинным пистолетом с накладками на рукояти из черненого серебра. Чем не столько напугал, сколько удивил Ларина.

- Понимаете, - с трудом выговорил Эфраим (Людские грехи всегда ощущались им мучительно, и теперь он просто задыхался). – Если бы вы хотели спасти сына… Вы бы разделили с ним его боль. Любовью. Сочувствием. Жертвенностью. И он… не возненавидел бы вас. Своего отца. Вам было дано испытание – шанс все исправить. А вы его не прошли. Только хуже сделали. Сразу две души загубили – и свою, и сына.

- Нет, нет! - Ларин обхватил голову руками и разрыдался. – Я не хотел ничего плохого… Он уничтожил всех близких мне людей.

- Это ревность. И месть. И жажда демона, который у него внутри - благодаря вам.

- Что же делать?

- Давайте ключ, - сказал Эфраим.

Ларин вынул из кармана ключ – массивный железный ключ от большого амбарного замка.

- Там заклинание. Никому ни войти, ни выйти, - глухо пробормотал он.

- Надеялся заморить его голодом? – вполголоса сказал Измаил и уже занес было руку, чтобы стукнуть Ларина по затылку, но Эфраим остановил его.

- Иди за мной, - сказал ангел.

Они оставили доцента рыдать в одиночестве и подошли к двери.

Отперев и откинув замок, Измаил толкнул дверь. Она не шелохнулась.

- Похоже, и правда заговоренная, - сказал алхимик.

- Есть идеи? – спросил Эфраим.

Измаил пожал плечами и показал старинный пистолет.

- Зарядил отравленными пулями. Могу отравить дверь.

- Понятно, - сказал Эфраим. – Отойди-ка.

Измаил сделал шаг назад, ангел поднял голову вверх и широко открыл рот. Сперва ничего не произошло. А потом… Измаил так и не услышал никакого звука – но он ощутил его. Внезапно, среди ясного неба и спокойного вечернего воздуха, возник ветер – сильнейший поток, исходящий изо рта ангела, ударил в дверь, в дряхлые кирпичи башни так, что здание пошатнулось.

«Ангел вострубил, и снята была первая печать…» - вспомнились Измаилу строчки из Библии. Он с трудом удержался на ногах, ухватившись за рукав Эфраима. Дверь – тяжелая, железная, больше похожая размерами на усадебные ворота – заскрежетала, смялась как лист бумаги и вылетела из проема. Горячая смрадная пыль пронеслась над головами присутствующих.

- Можно войти, - сказал Эфраим. И первым шагнул вперед. За ним последовал потрясенный, ошарашенный алхимик.

Внутри башни было темно. Сквозь заколоченные окна вверху почти не пробивался свет вечереющего неба.

- Фу, ну и вонь! Здесь какая-то помойка… Видишь его? – спросил Измаил. Брезгливо морщась, он оглядывал помещение, держа свой пистолет наизготовку. Эфраим всматривался в наваленный вдоль стен разнообразный хлам – сломанные доски, ящики, бутылки, куски арматуры, остатки пружинного матраса, какое-то тряпье…

- А может, он… - заговорил Измаил, но Эфраим прервал его:

- Нет, он здесь. – Лицо ангела сделалось печальным.

Он подошел к продавленному матрасу, к тому, что оба они приняли за набросанные как попало тряпки.

– Смотри.

Измаил приблизился. Мальчик лежал, свернувшись, прижав к груди руки, подтянув худые колени до подбородка. И он был давно и безнадежно мертв. Мухи вились над разложившимся телом, сквозь истлевшую коричневую кожу проглядывали желтоватые кости. Тысячи личинок копошились в волосах, в одежде и пустых глазницах трупа.

- Что это?! – Измаил отшатнулся.

Из темноты раздался тихий смешок.

- Мой Коленька, - услышали напарники. И увидели, как в и без того темное помещение вползает тьма: иссиня-черные языки холодного дыма или тумана окутали все. Мрак наступил – хоть глаза выколи. Мурашки пробежали по спине Измаила.

- Мой мальчик. Моя печаль. Моя боль…

- Ежкина кочерыжка! Так ты хотел оживить его?! – воскликнул алхимик.

Тьма тихо рассмеялась.

- Хотел. Он хотел. А я… Я, знаешь ли, всегда желал заполучить ангела. Распотрошить такую курочку… Вот не думал, что повезет.

- Алхимик, стреляй, - приказал Эфраим. Голос его был спокоен. Но в нем разгоралась боль.

- Куда?! – Измаил вспотел. – Ежкина кочерыжка… Я же ни черта не вижу! Дьявол раздери!

Эфраим вспыхнул. Белый столб света будто взорвался посреди башни. Измаил инстинктивно выстрелил – один раз, второй. Стрелял наугад, зажмурившись, потому что свет ангела обжигал глаза.

- Ты попал, человечишка, - услышал он, судорожно пытаясь перезарядить стволы. – Тебе же хуже.

Из дыма протянулась рука - лишенная кожи и покрытая шипастыми костяными наростами, она сочилась влагой. С этой черной конечности свисали останки человеческой кожи: демон вылупился из тела доцента Ларина и теперь скидывал с себя его личину, как насекомое в линьке метаморфозы. Когтистые пальцы схватили Измаила за горло и легким движением отбросили могучую фигуру алхимика в кирпичную стену. Ударившись головой, Измаил на время потерял сознание.

Когда очнулся – битва между демоном и ангелом кипела и была в самом разгаре. Но Измаил мало что мог понять в происходящем: у него и так перед глазами все плыло и двоилось, а оба сверхъестественных бойца двигались слишком быстро. Алхимику удавалось запечатлеть лишь яркие всполохи света, внезапно гаснущие под напором темноты, мелькание крыльев – искрящихся белых с перьями и черных перепончатых. Демон ревел, рычал, лаял, вскрикивал разными голосами – казалось, в общем вихре крутится целая армия людей и зверей. Судя по этим воплям, Измаил сделал вывод, что демону приходится туговато. Но как раз в этот момент из темноты донесся крик:

- Слуги мои! Призываю вас! Бейтесь за меня!

Засвистел ветер, захлопали крылья, темнота сгустилась – и воздух внутри башни наполнился жужжащими мухами. Их было так много, что они закрыли собою свет, исходящий от ангела.

- Имя мне – легион!!! – расхохотался демон и нанес удар Эфраиму, повергнув его на землю. Изломанные белые крылья обагрила кровь, и они отпали. Теперь на кирпичных обломках и мусоре внутри башни валялся словно бы обычный человек – невысокий полноватый парень в разодранной и перепачканной бесформенной одежде с разбитым лицом, синяками и кровоподтеками на начинающей лысеть голове.

Мухи роились вокруг него и жалили, оставляя на белой коже многочисленные следы укусов, похожих на красную сыпь. Измаил с ужасом понял, что они пьют кровь ангела, отчего свет его истощается и слабеет.

Демон был доволен. Он опустился над поверженным Эфраимом, уже не скрываясь – уродливое многоглазое существо, помесь насекомого со скорпионом и летучей мышью, с паучьими острыми жвалами и акульей пастью, полной зубов. Нелепо переваливаясь, перебирая четырьмя ногами, он поднялся на дыбы и уперевшись головой и лапами в крышу, снес ее, разметал крыльями, открыв над башней кусок чистого, пламенеющего закатом, неба.

- Смотри! – прокричал демон, задрав голову вверх. - Смотри на меня! И будь свидетелем – тьма побеждает свет!

Надменно торжествуя, одной из лап он наступил на руку поверженного врага – Измаил вздрогнул, услышав, как хрустнула кость - другой взялся за ногу, готовясь разодрать слабую человеческую оболочку ангела.

- И ты еще имеешь наглость призывать небо в свидетели? – услышал Измаил холодный резкий голос. Синяя молния ударила с неба, пронзила демона сверху донизу и с темечка до хвоста распорола его оболочку. Одна яркая вспышка – и только омерзительное зловоние, ядовитое облако серы, расплывшееся вокруг, указывало на то, что здесь сожгли демона.

Измаил вдохнул – и закашлялся. Жмурясь от рези в глазах, сквозь выступившие слезы он увидел нависшую над башней фигуру огромного, как ему показалось, человека с мечом. Вдохнул еще раз – и потерял сознание.

***

- Пожалуй, я был не на высоте, - нехотя признался Измаил, вертя на пальце ключи от байка. Он был смущен. С алхимиком это редко случалось, и он чувствовал себя неловко.

- Ну, свою плату ты все-таки заслужил, - сказал Эфраим. – Ты ведь попал. Твои ядовитые пули убили человеческую плоть Ларина, лишив демона удобного прибежища. Ему пришлось пойти до конца, он рассвирепел и начал совершать ошибки.

- Причем заметь – стрелял-то я с закрытыми глазами! – хвастливо вставил Измаил.

- Я не сомневался, что ты найдешь, чем возгордиться, - усмехнулся ангел. – Извини, у меня тут еще одна важная встреча…

- Ладно, пернатый, прощай! – сказал Измаил. – Я, кстати, не против, если ты будешь за мной приглядывать. Ну, так. Время от времени. Ты, хоть, и ангел, но вроде не особо зануда.

- Спасибо за доверие, - усмехнулся Эфраим. Они пожали друг другу руки, и алхимик умчался, оседлав свой байк. Эфраим остался на скамейке – сидел и смотрел на море.

Он волновался, но даже не вздрогнул, когда рядом возник тот, кого он ждал.

- Как видишь, я был прав, - без всяких переходов заявил Михаил. - Ты слишком юн. И не готов к настоящей битве.

- Ты дико злишь меня своими высказываниями, но я сейчас не в силах сердиться. Все-таки ты явился на битву вовремя. Спасибо тебе, брат.

- Это не моя воля. Небо не желает гибели ангела. А если бы при этом еще и усилился демон…

- Все равно спасибо.

Михаил усмехнулся:

- Твои эмоции – главная твоя слабость, Эфраим. Странно, что такой циник, как твой нечистый дружок алхимик… Кстати, ты знаешь, что он бессмертный? Это я к тому, что ты напрасно спасал его. Ему, по сути, ничего, кроме боли, не грозило. Хотя боли он боится.

- Ничего, кроме разочарования. Детская вера в доброго, защищающего ангела – это, может быть, единственный луч света, которым Бог достает до ожесточенной души. Если и это у человека отобрать… Может получиться монстр. Не лучше, чем погибший доцент Ларин.

- Что ж… Пожалуй, ты прав, - нехотя признал Михаил. – Но вы оба поступили как наивные болваны, поверив этому Ларину во всем на слово. Кто так работает с информацией? И доверять пьющему домовику – согласись, сверхъестественная нелепость!

- Я забыл, что домовики подслеповаты.

- И безответственны.

- Ладно, Михаил. Главное скажи: мне удалось вызволить душу несчастной Лилии Яшиной?

Михаил не отвечал, глядя перед собой застывшим ледяным взглядом. Он словно прислушивался к чему-то внутри себя. Наконец, шевельнулся и сделал легкий жест рукой, будто рисуя в воздухе символ вечности – восьмерку. Потом разжал ладонь, и Эфраим увидел над ней бабочку. Пестрые полупрозрачные крылья трепетали, удерживая крохотное тельце в воздухе. Эфраим улыбнулся.

- Она была хорошей, эта девочка, - сказал Михаил. - Сопротивлялась до последнего. Не покорилась злу даже после смерти. Действуй, ученик.

Эфраим, улыбаясь, кивнул, вытянул губы трубочкой и легко подул: ветерок от его дыхания подхватил бабочку и понес в небо.

- Теперь она свободна, - сказал архангел. - Не безупречно, Эфраим, но все-таки ты прошел испытание.

Губы девушки задвигались быстрее, но на Эфраима она не взглянула.

- Лиля, ты меня слышишь?

Девушка не отвечала. Под соседним кустом зашуршала трава и оттуда на полянку выбрался кряжистый взъерошенный мужик с клочкастой бородой. Он был одет в темный спортивный костюм, драный и засаленный от грязи. С удивлением взглянув на Эфраима, мужик характерным жестом приложил к губам два растопыренных пальца и просипел:

- Сигаретки не будет?

Эфраим откликнулся:

- Нет. Курить вредно.

- Не учи курицу, ты, яйцо! Сам-то давно с наркотой завязал? Стоит тут, с пустотой базарит. Разуй глаза: нет там никого! – победоносно взглянув на Эфраима и почесав клочкастую бороду, сказал мужик.

- Сам знаю, что нет, – откликнулся Эфраим и легко коснулся пальцем лба своего невежливого собеседника. – Так, понятно…

В правом легком у мужика обнаружилась злокачественная опухоль.

- Пора, мужчина, менять привычки, - сказал Эфраим. - Бросишь пить и курить – четыре года жизни еще выиграешь.

- Да это разве жизнь?! – обиделся мужик. – А!

Он махнул рукой и полез обратно под куст, на другую сторону полянки.

Эфраим вздохнул и снова заговорил с девушкой.

- Лиля, понимаешь…, - как можно мягче сказал он. - Тебя убили два дня назад. Я должен помочь тебе упокоиться, отправить тебя в рай.

Девушка приоткрыла рот и издала похожий на протяжное мычание звук. Скулы ее напряглись, и, словно борясь с зубной болью, она сказала:

- Он… Не хочет… Не отдаст…

Эфраим ощутил саднящее чувство в груди.

- Кто не отдаст? Твоя душа никому не принадлежит.

Девушка неразборчиво зашептала. Острый слух Эфраима уловил три слова:

- Я… Его… Вещь.

- Ты ошибаешься. Давай поговорим? — стараясь говорить спокойно, он взял ее за руку. И тут же пожалел об этом. Мрачный, холодный поток темной силы ударил в грудь. В голове зашумело, спину пронзила боль, словно в позвоночник влетела молния. Нет – цепи. Шипастые, ледяные. Лязгая, они обхватили девушку и медленно душили, впиваясь железом в мягкое тело.

Эфраим отшатнулся. Он ощутил, как где-то в городе зашевелилось темное нечто - голодное, ненасытное, оно хотело только одного: жрать. Вкусно и помногу, а еще – расти, расти… Как темная грозовая туча. Брр! Эфраим невольно зажмурился, а когда открыл глаза – девушки уже не было.

Давешний бомж лежал на полянке, распластавшись, словно морская звезда, раскинув руки и ноги. Он был без сознания.

На ватных ногах Эфраим подошел к рассохшейся облезлой скамейке и присел. Удар темной энергии был так силен, что ему казалось - он все еще чувствует боль.

Пока Эфраим приходил в себя, рядом, прямо из воздуха возникла высокая тонкая фигура: молодой человек с холодным и колючим взглядом синих глаз. Если б не этот примечательно бездонный взгляд, во всем остальном молодой человек выглядел совершенно обычно: короткая стрижка с аккуратно выбритыми висками, светлая футболка, темные джинсы. Пройдешь мимо – не заметишь.

- Ого! Брат Михаил. Как-то слишком быстро! А в чем проблема, архангел? Я ведь только приступил к делу? – поинтересовался Эфраим.

Михаил смерил собеседника надменным взглядом.

- Меня послали предупредить тебя, - сказал он. – Зверь пожрал не только ее тело, но и часть души. Это серьезное нарушение воли нашего отца.

- Зверь за все ответит, - откликнулся Эфраим.

- Конечно. Но ты должен быть осторожен.

- Я всегда осторожен. По крайней мере, стараюсь. Скажи, брат, мы сможем исцелить покалеченные им души?

- Я не готов ответить сейчас, – голос Михаила обжигал холодом как горная река или лезвие остро заточенной сабли. – Тебе поручено обнаружить Зверя и уничтожить на месте, пока его деяния не поколебали баланс сил.

- Уничтожить? Я?! Но…

- Я послан предупредить, Эфраим: твой враг силен. Страшнее всех, с кем ты сталкивался до сих пор. И вот еще что. Если произойдет нечто худшее… Ты понимаешь, о чем я? Так вот, если это произойдет, тебе придется уничтожить не только Зверя, но и то, что он создал, нарушив волю нашего отца. Ты меня понял? И кстати, - с явной неохотой добавил архангел. - Начальство разрешает при необходимости воспользоваться помощью нечистых.

- Да ну? Зачем же нечистые станут мне помогать?! – удивился Эфраим.

- У них в этом деле свой интерес, - пожал плечами архангел.

- Какой? А впрочем, я догадываюсь, - воскликнул Эфраим с горечью. – Порченые души… И я должен буду их уничтожить? Послушай, неужели никого из вас там, наверху, все это не трогает? Вот эта девочка… Она была художницей. Рисовала обложки для детских книг. У нее был жених и обожающие ее родители. Все, что надо для счастливой жизни! Но однажды вечером она возвращается домой через этот сквер и… И теперь даже после смерти ей нет покоя - одни мучения! И начальство хочет, чтобы ее…

- Развоплотили. Да. Ты же знаешь, что будет на девятый день? Если ты не справишься, она застрянет здесь, а потом трансформируется в злой дух, и он натворит еще немало зла до того, как его усмирят инквизиторы.

- Неужели ничего нельзя сделать?! Ведь она жертва. А вы хотите, чтобы я… чтобы от нее осталась только пустота. Навечно. Разве это справедливо?! Разве не каждый имеет право на божий суд?!

- Всякое действие нашего Отца справедливо, ибо он – высшая справедливость. Если он задумал так, значит, в этом заложен смысл.

- Ведомый только ему?

- Да, ведомый только ему. Он посылает нам испытания. Считай, что ее спасение – твое испытание. Знаешь, я даже рад, что ты так горячо сочувствуешь ей.

- Хорошо! – Эфраим разозлился и потерял терпение. - Испытание так испытание, – пробормотал он, поднимаясь. Ноги его тут же налились тяжестью, словно прилипли к земле. Воздух вокруг сделался вязким и густым. Тогда он представил, что воля его – железные кулаки, которыми он рвет на части змею – свои эмоции. Это помогло. Стало легче. Архангел взглянул на него с сочувствием.

- Милосердие – высшее благо, - качая головой, сказал он. – Помни: посылая испытание, Отец доверяет тебе. Будь достоин этой чести.

***

Здание, которое искал Эфраим, располагалось в самом конце Ручейной улицы. Уже стемнело, число прохожих поубавилось. Эфраим остановился у серого трехэтажного дома с покатой крышей и облупленным фронтоном. С древних архитектурных деталей осыпалась лепнина и места, где она могла упасть, огородили красно-белой полосатой лентой. Из двери центрального входа, украшенного официальной табличкой, вышла группа полицейских. Они недовольно покосились на ангела. Он широко улыбнулся в ответ и сделал вид, что переходит на другую сторону.

План действий Эфраим особенно не продумывал: идея созрела за несколько минут, и он начал действовать. Хотя уверенности, что все сработает как надо, у него не было. Но и других, более перспективных вариантов, тоже не было.

Эфраим разместился с теневой стороны здания, у входа в подвал, стараясь не привлечь случайно чьего-либо внимания. Вынув из ближайшей переполненной урны пластиковую бутылку, он отрезал у нее донышко, наполнил импровизированную чашку пивом, купленным в стекляшке поблизости, сунул туда же корочку свежего хлеба. Острым ногтем царапнул кожу на ладони и обагрил хлеб несколькими каплями крови. Подвинул сосуд ближе к зарешеченному подвальному окну с частично разбитым стеклом, присел рядом на корточки и произнес два слова. С минуту ничего не происходило, потом темнота за оконцем колыхнулась.

- Чего надо, гражданский? Здесь режимный объект, посторонним вход запрещен! – пропищал тоненький детский голосок. Свет фонарей на секунду высветил худощавую фигурку ростом не более полуметра, завернутую в серую хламиду. Современными постройками домовики брезговали, зато дрались насмерть за право обитать в тихом особняке с историей. Тем, кто не выдерживал конкуренции, приходилось довольствоваться компромиссными вариантами - старыми административными зданиями: шумно, грязно, зато тепло и дело всегда найдется.

- Если хочешь покушать, придется выйти, – произнес Эфраим как можно дружелюбнее. С домовиками никогда не знаешь, чего от них ждать: капризны, своенравны и до жути упрямы.

- Я при исполнении. Ужин – по распорядку!

- Но перекусить-то всегда охота?

- И то правда… - невысокий человечек, похожий на старого мальчика со сморщенным личиком, приоткрыл окно, легко преодолел решетку, вгрызся в хлеб и, высунув язык, лизнул пива. – Ох, хорошо!

Он принялся шумно хлебать, как собака. Тощее тельце скрывала серая вязаная кофта с заплатами неопределенного цвета, а голову украшала детская фуражка-капитанка со сломанным козырьком. Живот он набивал с завидной скоростью.

- Как тебя зовут, домовик? Меня - Эфраим.

- Эфраим? То-то я смотрю, странный ты какой-то! Стало быть, ангел? Хех! Давненько я не видывал никого из вашего брата! Почитай, уж лет сто! А меня Игошкой кличут. Так чего тебе, крылатый, надобно? Чего хошь?

Эфраим аккуратно подлил из бутылки еще пива домовику.

- Слышал про девушку, которую убили два дня назад?

- Хех, еще бы! Об том весь город талдычит. Ее ж еще и не нашли целиком – ну, знаешь, не все кусочки собрали, – хлюпая пивом, сказал Игошка. – А народ волнуется – третье нападение за два месяца! Начальство всех следаков за яйца обещает подвесить, если не найдут маньяка к сентябрю. Весело сейчас в убойном, скажу я тебе!

- Ты, похоже, все знаешь о расследовании?

Игошка выпрямился. Маленькие бесцветные глазки горделиво блеснули.

- А то! На совещания полковника Попова хожу. Только информация эта служебная. Ты сначала разрешение главного прокурора получи, чтобы узнать ее.

Домовик сыто икнул, вытер губы тыльной стороной ладони. С разочарованием посмотрел на опустевшие бутылку и плошку.

- Может, хочешь еще пивка? Хорошего, немецкого? – спросил Эфраим.

Игошка подозрительно прищурился.

- Да ты уж не взятку ли мне предлагаешь, друг перелетный?!

Эфраим неопределенно пожал плечами.

Домовик решительно замахал руками.

- Э, нет! Взяток у нас не берут! Тем более так дешево… Служебное преступление! От пяти до двенадцати, и штраф в стократном размере от размера взятки, смекаешь? – подбоченясь, сказал Игошка и подмигнул ангелу.

Эфраим поднял бровь и сказал:

- Аппетиты у тебя… Ну, ладно. А если как коллега коллеге? Так сказать, межведомственная кооперация и сотрудничество. Ты же знаешь, чем занимаются ангелы?

- Ну, как? Это… Того. Души спасаете, – неуверенно ответил Игошка, почесываясь. – Всякое такое.

- Не только. Видишь ли, я тоже своего рода следователь. Когда случается, чья-то душа задержится после смерти на земле – дело какое-то не завершила, или вот, как с этой погибшей девушкой – с ней большая беда случилась… Мне приходится разбираться.

- Это как? – опасливо покосился Игошка.

- Да по-разному. Иной раз достаточно с родственником пообщаться, уговорить на прощение. А случается - надо убийцу отыскать. Покарать его, восстановить справедливость. Чтобы душа жертвы могла упокоиться. Как видишь, я тоже следак, но из другого ведомства. И оно повыше местного прокурора, сам понимаешь. А теперь мне нужно узнать все, что связано с убийством той девушки.

- Хорошо сказал. Возразить нечего… - Игошка бросил взгляд на пустую улицу, словно ища там поддержки, но не дождавшись ее, решительно кивнул.

- Ладно. Что хочешь знать?

- Расскажи все, что тебе известно.

- Ну, значит… Потерпевшая – Лилия Алексеевна Яшина, 24 года. Средние фаланги пальцев левой руки, левая ступня, часть печени и селезенка на месте убийства не найдены, - затараторил домовик. – Способ, которым расчленили тело, не удалось выяснить. Эксперты предположили, что разорвали голыми руками, хотя это кажется совершенно невозможным. По крайней мере, для человека.

- Свидетели были? – уточнил Эфраим.

- Одна. Ненадежная, – поморщился домовик. - Старая бабулька, зрение минус 7. Говорит, видела какую-то темную фигуру на месте нападения – огромную и, по ее словам, бесформенную, как туча. Бабка так ничего и не поняла бы, если б не крик жертвы. Очень сильно кричала. Бабка напугалась до холодного пота – потому и в полицию не сразу позвонила: руки тряслись.

- А что насчет других жертв? – спросил Эфраим.

- Одну до сих пор не опознали – слишком мало осталось от нее. Или от него. Вторую тоже знатно распотрошили, но родственники по родимому пятну узнали. Родимое пятно очень характерное было…

Эфраим глубоко задумался. Он перебирал в памяти всех известных ему сверхъестественных извергов - ни одно существо не поступало таким образом. Волколаки любят выгрызать у людей кишки и печень с сердцем, но разрывать свои жертвы на части… да еще так, чтобы кусков не найти? Нет, не они это. Зомби? Они теперь большая редкость. Разве что какой некромант–новичок напортачит и потеряет контроль над поднятым мертвецом. Но некроманты сегодня тоже вымирающий вид. Демоническая сущность? Неужто инквизиторы проморгали вызов? Самой бы ей тут вроде и неоткуда взяться. Эфраим пока и представить не мог, с каким видом зла пришлось столкнуться. И это слегка напрягало: как бороться с тем, чего не знаешь?

- Как насчет моего немецкого пива? Будет? Ты обещал! – пискнул Игошка, возвращая Эфраима к реальности.

- Конечно. Как договорились. Покажешь мне, что твои сыщики нарыли по этим убийствам – и все будет!

Морщинистое личико домового просияло. С деловым видом он сдвинул капитанку на затылок.

- Годится. Нам есть, что обкашлять.

Ударив по рукам и получив каждый свое, они разошлись: довольный Игошка нырнул в свой подвал, а Эфраим, быстренько пролистав материалы дела (не так-то много и успели здешние полицейские) решил вернуться в парк, чтобы еще раз побывать на месте убийства последней жертвы.

Может быть, есть причина, почему монстр выбрал именно это место?

***

Жажда. Когда это случилось в первый раз? Наверное, пару месяцев назад. Мне теперь трудно определять время – чем сильнее Жажда забирает меня, тем дальше я ухожу от привычного мира. Жажда погружает меня внутрь вечности. Прежде это делала Боль. Потому-то мне и не удалось различить их с первого раза. Когда Жажда впервые распахнула свою черную бездонную пасть внутри меня, она была так сильна, что мне показалось, будто это всего лишь другая ступень боли – следующая за теми, что уже были. Но ступени эти не к смерти меня ведут - смерти я не боюсь. Они низводят в Ад. В обитель бесконечной боли.

Сильнее всего страшит оказаться там в одиночестве… Боль терзает человека всегда один на один. Никто не встает между мной и болью! Между палачом и жертвой… А мне повезло: между мной и болью появилась Жажда! Ее проявления тоже болезненны. Но чем больше спутников присоединяется ко мне - тем легче мне становится. Я перестаю чувствовать. Приходи, Жажда. Веди меня!

***

Ночь выдалась светлая, хотя и безлунная. На западе все еще горели торжественными лампадами медно-вишневые облака, а на востоке небо светилось, как зеленое бутылочное стекло, подсвеченное из-за горизонта лучами солнца, нетерпеливо напоминая о том, что скоро восход, что тьме власть отдана совсем ненадолго и будто бы даже понарошку.

С несчастной Лилей Яшиной расправились возле аллеи – там, где не было фонарей. Этот совсем небольшой отрезок пути от дороги к дому жертвы днем отлично освещен и просматривается отовсюду. Но вечером тень от ближайшего дома, его величавой старинной входной арки ложилась как раз на этот участок, скрывая даже от самых внимательных глаз все, что могло там происходить.

Подобная экспозиция говорит о том, что существо напало не спонтанно. Не стоит тешиться мыслью, что Зверю просто повезло: ведь это было уже не первое нападение, а свидетели ни разу не заметили ничего существенного. И это в маленьком городке, где всегда полно народу, а в сезон даже по ночам гуляют толпы отдыхающих!

Нет, Зверь, скорее всего, терпеливо выждал, пока жертва окажется в нужной точке. Тварь, несомненно, разумна. Тем хуже для нее, подумал Эфраим.

На дорожке возле сквера шевельнулась тень. Эфраим подошел ближе и увидел могучего мужчину, ростом почти под два метра, широкоплечего, в черных джинсах и такой же куртке. Его длинные черные волосы были собраны в хвост. Для полноты образа не хватало байка поблизости. Брутальный незнакомец склонился над асфальтом и скоблил ножом неровную поверхность. Эфраим попытался рассмотреть его сущность, но, к своему удивлению, обнаружил, что она крепко защищена – скрыта в темном, непрозрачном коконе.

- Кто ты такой? – спросил он.

- А ты кто? Чтобы мне вопросы задавать… – усмехнулся незнакомец. - Отправив соскобленные частицы в пластиковый пакет, он окинул Эфраима презрительным взглядом и встал. – Явно не следователь…

- Да и ты не криминалист! – не остался в долгу Эфраим. Чужак, несомненно, представлял человеческий род, но его инаковость смущала. Колдун? Видимо да, но какой-то нетипичный. – Чего тут ковыряешь?

- Знаешь, мучила бессонница, я и вышел погулять, асфальт поковырять, чтобы лучше спалось. А теперь ухожу обратно, баиньки.

- Ты наверняка знаешь, что стоишь сейчас рядом с местом зверского убийства. Я хочу знать, почему. И кто ты такой - я тоже хочу знать!

Колдун спрятал руки в карманы куртки и прищурился, глядя на Эфраима. Эфраим напрягся: боевых амулетов он не учуял, но с таким скользким типом ухо лучше держать востро. За углом послышался дикий ор – два кота сцепились в битве за территорию. Эфраим вздрогнул, а его собеседник внезапно рассмеялся и хлопнул себя по коленкам.

- Ах, вот оно что! Как это я сразу не допер?! Ангел, да?! Ну так и есть. А меня ведь предупредили, что Белый совет в кои-то веки решил пошевелить задницей. Конечно. Не мою же душу же ты сюда… того… ну, спасать приперся. Я, знаешь, в чудеса перестал верить еще в подростковом возрасте. Слушай, ангел, я не хочу проблем. У меня лицензия на убийство монстра от самого Администратора. Мы тоже чтим законы Баланса.

Он окинул взглядом мешковатую фигуру Эфраима, будто оценивая шансы, и рассмеялся:

- Только не говори, что и тебя послали убить монстра.

- Так и есть, – спокойно подтвердил Эфраим и присел взглянуть, что за пятно давеча ковырял на асфальте этот нахальный ведьмак. – Но это не единственное мое задание. Так что интересного ты тут нашел? Кроме следов черной магии. Они тут наверняка есть, потому что иначе ваши не заинтересовались бы таким делом, верно?

Тонкие губы колдуна разъехались в ехидной усмешке.

- Ну, как тебе сказать… Всяко бывает.

- Ты еще скажи, что ходишь искать корень мандрагоры из семени повешенного. Или слюной отцеубийцы интересуешься.

Колдун рассмеялся вполне искренне. Почесал шею и сказал:

- Так что, предлагаешь сотрудничество?

- Почему бы и нет? Мне пригодится любая помощь. Есть у тебя хорошие идеи?

- Кой-что имеется. Как и на предыдущем месте убийства здесь кровь не только жертвы. Немного, но есть.

- Почему полиция этих следов не нашла?

Колдун презрительно фыркнул:

- Полиция!

Далее он не счел нужным комментировать.

- Ладно, полиция не нашла – ты нашел. Допустим. И что? Жертва ведь не могла поранить убийцу?

- Не могла, – согласился колдун. – Но все равно это хороший знак: если у него есть кровь, значит, этот монстр – существо, по крайней мере, реальное, из плоти и крови.

- И это все твои идеи?

- Пока да.

- Не густо.

Колдун пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Эфраим окликнул его:

- Эй, ведьмак! Как тебя зовут?

Колдун обернулся. На лице его играла волчья ухмылка.

- Я не ведьмак. Я скромный алхимик. Зовут Измаил. И учти: моя помощь не будет бесплатной. Даже для тебя, пернатый друг.

Он сделал несколько шагов и ночные тени скрыли его от Эфраима.

***

Все случилось ночью - ближе к утру, пока Эфраим спал, устроившись на скамейке возле пляжного променада. На рассвете море успокоилось, облака отступили за горизонт. Вода сменила цвет с серо-стального на лазурно-зеленый. Сбились в крикливую стаю чайки. Расправив крылья, они попеременно кидались вниз, к поверхности воды, и возвращались наверх с добычей. Пахло солью и водорослями. Свежий ветерок шевелил волосы на голове спящего Эфраима, отгоняя тревожные сны.

Он открыл глаза, когда на променаде показались первые одинокие туристы. Сел, потянулся и почти сразу вблизи раздалось оглушительное карканье: на спинку скамьи приземлился ворон и уставился на Эфраима. На шее у птицы висел полотняный мешочек. Эфраим догадался, что это, должно быть, послание от Игошки – стало быть, домовик держал уговор.

Вынув из кармана кусок подсохшего хлеба, ангел предложил его ворону, и пока тот разбирался с угощением, взял из мешочка записку. Корявым детским почерком на огрызке линованной бумаги был написан адрес и два слова: «мужчина» и «опять». Последнее было трижды подчеркнуто и сопровождалось тремя восклицательными знаками. Эфраим ощутил, как в груди разливается холод отчаяния и жгучее чувство вины. Не почувствовал. Не предотвратил.

Он погладил птицу по голове и поспешил на место нового убийства.

***

Криминалисты толклись возле помойных баков. Рядовые полицейские держались поодаль, бдительно отслеживая порывы граждан приблизиться и посмотреть, что происходит. Никаких специальных заграждений не было, самых любознательных останавливали криками.

На этот раз монстр превзошел самого себя: убитого мужчину словно пропустили через мясорубку. Даже пол жертвы определили не сразу, а только после того, как обнаружили мошонку, лежащую отдельно, в стороне. Она прилипла к картонной коробке из-под велосипеда.

Все сотрудники следственной бригады были заняты тем, что собирали части трупа, разбросанные по площадке для мусорных контейнеров и внутри них: искали, соскребали, складывали в пластиковые прозрачные пакеты. Судя по обилию пятен крови, размазанных вокруг, работы у них оставалось еще не на один час.

- Конструктор собирают! – пошутил парень лет семнадцати с сигаретой в зубах. Он и два его приятели торчали поблизости от Эфраима, и каждые пятнадцать секунд нервно хихикали.

Эфраим огляделся. Площадка с контейнерами располагалась в отдалении от жилых домов, в десятке метров от задней стены магазина и решетчатой ограды детского сада, закрытого на лето. Вряд ли кому-то здесь могло посчастливиться стать свидетелем убийства. А если и да – любой нормальный человек испытает такой шок, что единственный способ избавиться от него – это стереть кошмарное зрелище из своей памяти навсегда. Забыть, как страшный сон. И никогда никому не распространяться об этом.

Эфраим ощутил свое бессилие: время идет, а зацепок – где искать монстра – всё нет. Михаил за провал не погладит по головке, скорее, отрубит ее с каменным выражением лица и прикажет убрать мусор.

В толпе кто-то жалобно всхлипнул. Эфраим поискал глазами и увидел импозантного мужчину средних лет в темно-синем костюме. Из всех присутствующих он единственный был одет так, словно хоть сейчас готов к аудиенции у английской королевы. Или выступать на публике. Кто он? Артист? Политик? Профессор в университете? На интеллигентном лице незнакомца были написаны ужас и отчаяние. Такое выражение резко контрастировало с лицами других, кто собрался поглазеть на работу полиции. Их сжигало любопытство, а этот человек был напуган.

Ощутив на себе пристальный взгляд Эфраима, мужчина вздрогнул и повернувшись, принялся выбираться из толпы. Эфраим слышал, что убийцы часто возвращаются на место преступления, но чувства, которые испытывал этот человек, не особенно походили на то, что мог бы испытывать убийца. «Хотя откуда мне знать, что там ему испытывать?» - одернул себя Эфраим, и всё же, повинуясь импульсу, двинулся вслед за ним. Наверняка этот тип что-то знает.

На всякий случай Эфраим использовал защиту - накинул на себя легкую вуаль незаметности. Стоило окружающим отвести взгляд или просто моргнуть – и даже те, кто успевал увидеть ангела, забывали о его присутствии.

«Профессор» шел быстро, явно давно знакомым маршрутом. Эфраим держался за ним и потому не запомнил дороги. Он оторвал взгляд от спины в синем пиджаке, только когда та исчезла за тяжелой парадной дверью с металлическими решетками. Эфраим поднял глаза и увидел над выходом стеклянную вывеску – «Дивноморский филиал МГПУ».

Выждав минут пять, он тоже зашел в здание. И вскоре уже все знал о своем подозреваемом: Альфред Анатольевич Ларин, историк-медиевист, источниковед, специалист по средневековью. Профессорского звания еще не заслужил - ограничился ролью доцента и заведующего кафедрой, но, судя по научной активности, рассчитывал вскоре получить новые регалии.

- Меня сложно удивить, но ты сумел это сделать! – на плечо Эфраима легла тяжелая рука.

Эфраим обернулся. Колдун – он же алхимик по имени Измаил - сменил байкерский прикид на обычные летние брюки и рубашку поло. Но они тоже были черного цвета. Какое-то нездоровое пристрастие одеваться как гробовщик, поморщился Эфраим.

- А ты как здесь оказался?

Ухмылка расплылась на лице колдуна.

- Я ткнул пальцем в небо!

- Чего?!

- Ну, знаешь… Решил проверить всех, кто в наших краях интересуется оккультизмом. У нас за этим присматривают, видишь ли, довольно строго. В последнее время самым активным оказался доцент Ларин. Скупал старинные гримуары, магические фолианты, травники. Даже некромантией не гнушался. Не знаю, откуда у него такие деньги – небось, все свои сбережения потратил и еще в долги залез. Удовольствие-то не из дешевых - мне ли не знать? Как я понял, основной интерес у него – защита от проклятий, контролирующие заклинания, такое, значит.

- Вызвал демона и теперь пытается его сдержать?

- Как вариант.

- Мне надо с ним поговорить!

- Да? И под каким соусом ты намереваешься к нему нагрянуть? – ехидным тоном спросил Измаил. – Сообщишь благую весть, обернувшись голубем, или начнешь вещать из горящего куста?

- Не богохульствуй! – рассердился Эфраим.

- Окей, молчу, молчу! - Колдун поднял руки вверх, словно бы сдаваясь, и послушно замолчал. Эфраим задумался: и вправду - как быть? Явиться как ангелу, всей мощью, на глаза простого смертного, да еще, вероятно, запятнанного сильным грехом –потрясение может ненароком и убить несчастного. А если прикинуться обычным человеком, то будет ли этот простой смертный ему отвечать? Какие у него, собственно, основания?..

Алхимик Измаил с насмешкой наблюдал за мыслями, которые отчетливо отражались на лице озадаченного ангела.

- Ладно, не парься, пернатый, - сказал он. Достал из пиджака коричневую книжицу и развернул ее перед глазами Эфраима.

— Вот. Удостоверение следака из убойного. Не отличишь от настоящего. Дай мне пятнадцать минут - сделаем «корочку» и для тебя. Качество будет хуже, но на один раз сгодится.

И он нахально подмигнул Эфраиму:

- Счет за мою помощь становится длиннее!

***

Согласно легенде, Измаил звался теперь капитаном Терентьевым, а Эфраим стал лейтенантом Озеровым. Охранник на входе в институт почему-то не особенно удивился визиту представителей правозащитных органов. Только спросил:

- К кому?

Услышав ответ, еще раз окинул взглядом полицейские «корочки» и махнул рукой в сторону лестницы:

- На второй этаж поднимайтесь! Он на кафедре у себя.

Кафедра истории представляла собой большую мрачноватую комнату, заставленную пыльными книжными шкафами с тремя массивными деревянными столами под зеленым сукном.

Войдя, следователи-самозванцы застали доцента Ларина одного. В отличие от захламленных столов коллег, стол доцента отличался вылизанной чистотой и чопорным порядком: каждая вещь - на месте, карандаши заточены, блокноты и тетради разложены аккуратными стопочками. Присутствовал даже малахитовый с золотом набор для письменных принадлежностей с чернильницей и пресс-папье – абсолютно не нужный, но монументальный и явно дорогой. Он занимал место по центру стола так, чтобы не мешать современному и тоже дорогостоящему ноутбуку.

В отличие от бывалого охранника, доцент удивился появлению на его рабочем месте следователей.

- Чему обязан? Отчего вдруг моей скромной персоной заинтересовалась полиция? – светски улыбаясь, спросил Ларин. А он актер, удивился Эфраим. Он-то видел, как душа этого немолодого человека трепещет от беспокойства и волнения, но внешне тот ничем тревоги не выдавал. Измаил даже не пытался рассматривать Ларина насквозь, а просто с ходу решил сыграть в злого следователя. Подойдя ближе, он навис над доцентом всей своей двухметровой глыбой и рявкнул чуть ли не в ухо:

- Вы же в курсе, что недавно в городе были совершены три жестоких убийства?!

- Да. Телевизор смотрю. В новостях гово…

- Одна из жертв – Лиля Яшина. Ваша бывшая студентка!

Измаил даже не пытался рассматривать Ларина насквозь, а просто с ходу решил сыграть в злого следователя. Подойдя ближе, он навис над доцентом всей своей двухметровой глыбой и рявкнул чуть ли не в ухо:

- Вы же в курсе, что недавно в городе были совершены три жестоких убийства?!

продолжение

— Заходи. Не шуми. Кто сказал пароль? Мы не всех пускаем в трактир.

Парень пожал плечами.

— Не знаю. Оно как-то само.

— Ладно, найди место, где сесть, принесу тебе чего-нибудь поесть.

С "найти место" молодуха, конечно, загнула. В трактире было всего три стола, за каждым сидело по шесть мужиков. Были среди них и не очень крупные, но все же их не сдвинуть на лавке, не вместишь худосочное тельце.

— Иди к нам, — сжалился один бородач, двинул тазом и скинул соседа на другой стороне лавки.

Тот упал, свернулся калачиком и захрапел.

— Ему уже хватит, — пояснил он свое действие. — Как зовут-то тебя?

Парнишка было приоткрыл рот, чтобы представиться, но бородач уже отвернулся и взял в руки кружку. Не нужен был ему ответ, для чего тогда спросил?

— Принесите худышке похлебку, слышу, как кости его бьются друг о друга. И выпить. Всем. Обновите же наши кувшины!

— Да!

Поддержали соседи по столу, стукнув по нему кулаками. Действо повторили мужики и с других столов.

— Несите нам рому!

— Дайте рому.

— Глотки засохли уже!

— Сколько можно?

Дверь трактира с грохотом растворилась, на улице мелькнула молния, порог переступила троица.

— А ну-ка, налейте же для сугреву путникам. Проявите же гостеприимство.

Бородач ответил вместо хозяев.

— Не вовремя вы. Нет ничего.

— Как? Как же так? — один из новых гостей засуетился, напоминая шелудивого пса. — Как это нет? Почему?

— Выпили сцуки ром? — громыхнул верзила, видимо, главарь троицы.

Из каморки, отодвинув плотную занавеску, выплыла, по-другому не скажешь, молодуха с подносом, поставила похлебку перед худым парнишкой и прошептала.

— Ну вот какого ты пришел, а? Слишком рано, все уже спали, мы не успели наварить новую порцию, запасы закончились. А теперь…

— Так это он виноват? — услышал молодуху верзила, подошел к парнишке, взял за шиворот. — Так, значит, тебе и все и исправлять.

Бородач смахнул руки верзилы.

— Пусть поест для начала, — и всучил парнишке ложку.

Но как есть в таком состоянии? Ложка стучала о край тарелки, похлебка проливалась, рубаха промокла, причем не только от пролитой похлебки. Верзила решился помочь, взял тарелку, нажал парню на щеки, раскрыв челюсти, и влил остатки.

— Все. Готов. Вставай к стене, развлекать будешь нас. А ты хозяюшка или, доваривай то, что доварить не успели.

Мужики повеселели, давай предлагать идеи. Сверкнули ножи.

— Яблоко есть? Давайте, в меткости соревноваться.

— Да куда тебе, ты окосел совсем. Дайте тыквы, в нее попади для начала.

Молодуха спустилась в подвал, там все пыхало жаром, заполнилось дымом.

— Матушка, там…

— Да слышу я. Пусть народ веселится, это даст нам еще время. Ты топливо мне привела?

— Ой.

Метнулась молодуха в зал, подхватила мужичка, которого спихнул бородач, утащила к лестнице — откуда только сила взялась, ведь с виду хрупка, а мужик-то крепок да с пузом.

Пока в подвале варился напиток хмельной, в зале народ развлекался. И ножи в ход пошли, и топоры, даже лук со стрелами нашлись. Кровь залила пол, но разве ее вид остановит разгоряченным спорами и азартом мужиков?

— А вот и ром, — вынес огромный чан с бурлящим напитком хозяин таверны.

— Да какой это ром? — возмутился верзила.

— Обмануть нас захотел? — вторил ему бородач.

— Позвольте, не надо ругаться, вы попробуйте, оцените, за уши вас не оттащишь, поверьте.

Заработал половник, наполнял кувшины, кружки, бокалы и даже тарелки. Пили мужики и крякали довольно. Молодуха же подошла к парнишке.

— Ну вот зачем ты к нам постучал? Ехал бы дальше. А теперь…

— Ничо, ничо, станет не топливом. Нет. Одним из лучших ингредиентов, — подошла в молодухе мать. — Понесли, нужно успеть до рассвета, а то силушки вон сколько у мужиков, не угомонить иначе никак.

Никто не выходил из трактира того, обходи лучше его стороной…

*Навеяно песней КИШа