Пит Таунсенд. Автобиография. Кто - я. Who I Am: A Memoir: Pete Townshend. Глава 8
8
SUBSTITOOT
К весне 1966 года, когда был опубликован номер журнала Observer, освещающий историю The Who, я был недоволен прессой. Подавленный и параноидально настроенный, я небрежно признал на национальном телевидении, что принимаю наркотики, хотя никто, казалось, не возражал. Сама статья в The Observer была пшиком для Кита и Криса, но при этом все остальные члены группы были представлены как хвастуны, расточители, денди и отморозки. Примерно через неделю после публикации я потерял интерес к успеху The Who. Такое отношение может показаться немного детским, но полярность моего эго - художественная грандиозность и отчаянно низкая самооценка - сильно спровоцировали меня на это, когда я впервые держал номер журнала в руках.
Я обустроил себе новую квартиру на Old Church Street в Челси, в пентхаусе рядом со звукозаписывающей студией Sound Techniques, думая, что ночные громыхания студии обеспечат отличное прикрытие для моих собственных мероприятий по записи дома. Темза была в ста ярдах от меня, и я регулярно гулял по набережной, любуясь серой, извилистой рекой. Я повадился ездить пить вискарик в ночном клубе в Сент-Джеймсе, где сидел со скотчем и кокой за столом, часто в компании с Брайаном Джонсом и Walker Brothers. Это было не совсем похоже на меня, но я был рад быть с людьми, которых знал. Мы с Брайаном были на одном из первых лондонских шоу Стиви Уандера. Под впечатлением от музыки, нашей лести и собственного адреналина, Стиви был так взволнован, что упал со сцены.
Однажды ночью я повез группу собутыльников к себе домой в Челси при этом, бахвалясь, ехал слишком быстро под сильным дождем и, скользнув в изящном заносе рядом с Гайд-парком, сломал мост моего линкольна. Мы сели в такси и вечеринка продолжилась у меня дома, где я играл Национальный гимн в пять утра и в итоге меня опять чуть не выселили.
Работа над "Substitute" началась как дань уважения Смоки Робинсону не без влияния "19th Nervous Breakdown" The Rolling Stones. "Substitute" <замена, альтернатива> стало раскрученным, модным словечком, так как Смоки использовал его в своем шедевре "Tracks of My Tears". Я установил два своих магнитофона, теперь уже стерео, в своей новой квартире и начал писать. Я услышал в собственном голосе протест молодого человека, игравшего роль беспокойного фаната черной R & B музыки из Америки, меняющего модные наряды и претендующим на то, чтобы быть диким и свободным, в то время как на самом деле ему нужно было заботиться о его матери.
Кит и Джон заключили наркотический союз с испорченным, но харизматичным парижским химиком-дипломником. На нескольких шоу в марте они были с красными глазами и сияли, взирая на Роджера и меня с их далекой декадентской орбиты. Мы с Роджером также оказались вне особого тайного заговора. Оказалось, что Кит и Джон заигрывают с идеей покинуть The Who и писать свои собственные песни, играть больше музыки, вдохновленной серфингом, и веселиться. Быть в The Who в 1966 году было неудобно, даже неудовлетворительно, так как со всеми судебными исками от звукозаписывающей компании, которые здорово изматывали Кита и Криса, деньги остальным трем членам группы поступали крайне неохотно. Я же был в какой-то степени защищен от финансового кризиса поступающими мне отчислениями как автору песен.
С моей первой зарплатой в апреле я обменял свой 1956 Lincoln Mark II на более поздний 1963 Lincoln Continental Convertible и купил 28-футовую моторную лодку, которую пришвартовал на Темзе в Чисвике, недалеко от того места, где я впервые услышал небесную музыку будучи ребенком.
Еще до того, как дело Шела Талми ушло в суд, Кит и Крис перевезли свой офис в здание, предоставленное Робертом Стигвудом ("Стигги"), одним из первых независимых продюсеров Великобритании; там они создали свою собственную производственную компанию New Ikon в качестве первого шага к собственному звукозаписывающему лейблу. Я почувствовал себя частью этого нового предприятия и потратил много времени на разработку логотипа для него.
"Substitute" был первым синглом The Who, который не должен был продюсировать Шел Талми, и я стал его продюсером. Кит и Крис использовали лейбл Стигвуда Reaction, чтобы выпустить его 4 марта. Запись быстро попала в чарты. Шел ответил тем, что возбудил новые судебные иски против дистрибьютора Стигвуда, Polydor, и предоставил юридическое заявление под присягой, утверждая, что он заслужил львиную долю роялти, потому что он внес в запись значительный музыкальный вклад. Я работал со своей собственной демоверсией, и, как и Шел, в своем собственном идентичном заявлении утверждал, что если бы суд сравнил мои демо с демо Шела, они увидели бы, что все было сочинено мной, прежде чем Шел даже услышал эти песни.
В одной из многочисленных поездок The Who я начал воображать, что моя потрясающая новая подруга Карен меня обманывала. Кит пережил что-то еще более сильное в своих ранних отношениях с его женой Ким, которая будучи моделью профессионального фотографа, когда-то неоднократно провожалась до дома Родом Стюартом. Это было такое сильное параноидальное, беспорядочное чувство, что оно побудило меня написать "I Can See for Miles", одну из моих лучших песен того периода. Первый вариант текста был написан на обратной стороне моего судебного заявления по поводу Талми и Polydor. Возможно, именно поэтому песня о злобных и завистливых подозрениях партнера, которому наставили рога, приняла тон легальной инквизиции.
Дело Талми ушло в суд, но Кит и Крис проиграли. Мои демо были запрещены к использованию в качестве доказательств, а Шел был проинформирован о том, что его контракт остается в силе. Это означало, что мы все еще были привязаны к Шелу и тем жалким отчислениям, которые он платил нам. Я обратился за советом к Эндрю Олдхэму, который взял меня на прогулку по Парк Лейн в его величественном Rolls-Royce. Он сказал мне, что, по его мнению, его друг Аллен Клейн мог бы использовать некие рычаги, чтобы сломать хватку Шела, но для этого нам, возможно, придется порвать с Китом и Крисом. Клейн еще не был вовлечен в дела The Beatles, но он был издателем творений The Stones и, кроме того, управлял великим Сэмом Куком.
Аллен Клейн отправил мне билет первого класса в Нью-Йорк и в июне я полетел туда втайне от всех, чтобы встретиться с ним. Клейн приехал забрать меня в своем Линкольн Континентал, точно таком же, как тот, который я только что купил, вплоть до цвета. Он ясно дал понять, что единственный способ избежать захвата Талми - отказаться от моего контракта с Китом и Крисом. Если бы я дал ему слово, то он начал разбирательство, и тогда он и Эндрю Олдхэм, все еще менеджер The Stones в то время, возьмут на себя управление The Who. Я полетел домой и плохо спал в самолете. Должен признаться, я серьезно подумывал рекомендовать группе уволить наших менеджеров. Дружба в сторону, я чувствовал, что сделка, которую они заключили для нас с Талми, была преступной.
Гай Стивенс, ди-джей в Soho Scene Club, который помог Питеру Мидену запустить синглы, которые он написал для нас, теперь стал рекорд-продюсером. До него дошли слухи, что The Who присоединились к Аллену Кляйну, поэтому однажды он пришел со своим боссом Крисом Блэквеллом, чтобы умолять меня позволить управлять делами The Who. Они казались искренне обеспокоенными.
Когда они начали объяснять, почему я должен избегать любой причастности к Клейну, раздался звонок в дверь. Это был Кит, обезумевший, также прознавший о моей поездке в Нью-Йорк. Гай и его босс скрывались в моем кабинете полчаса, пока Кит мучился над проблемами, с которыми все мы столкнулись, и в итоге попросил меня дать ему шанс разобраться во всем. Венцом этой серии тревожных событий стало мое выселение из моей прекрасной квартиры в Челси, из-за того, что я творил там слишком много шума. Разъяренный на себя, я решил побыть с родителями, пока не найду себе новый дом.
Агент по недвижимости, получивший инструкции найти мне жилье без живых соседей, нашел мне место, которое использовалось ранее для редактирования фильмов, на верхнем этаже здания на углу Wardour Street и Brewer Street в Сохо. Это была красивая светлая комната с окнами в виде полумесяца. Плотник сделал для меня кровать и полки для моих магнитофонов и колонок, и квартира стала моей студией звукозаписи и личным ночным клубом, хотя я редко спал там.
Некоторое время Карен делила квартиру в Пимлико со своей подругой, затем отец купил ей квартиру в подвале на Eccleston Square, недалеко от Белгравии. Я проводил там много времени и отправлялся в Сохо только чтобы поработать, или когда у нас с Карен были ссоры. Ночью Сохо был жестким и неряшливым, но если вы там жили, то находили способ передвигаться незамеченными.
Рядом с моей квартирой был Isows, шикарный кошерный ресторан, владелец которого разрешил мне там завтракать в четыре часа дня, даже в воскресенье. Один или два раза я пытался вписаться в банду в Colony Club на Wardour Street, где зависали бывалые алкаши от искусства, и где я мог вести бесконечные беседы с гениальным художником Фрэнсисом Бэконом, а также обозревателем Daily Mirror Даниэлом Фарсоном. Они оба были очень крутыми, но одна слишком наглая дамочка за барной стойкой однажды попыталась опписать меня, предположив, что я был мальчиком по вызову, из-за моих узких модных брюк и розовой рубашки.
Однажды толпа в моей студии была здорово накурена и слушала записи на оглушительной громкости, и когда мы подняли глаза на внезапно открывшуюся дверь, то увидели там полицейского. Я думал, что нас сейчас мгновенно арестуют, но он всего лишь искал грабителя, который перелез через мою крышу. Верховенство права едва-едва господствовало в Сохо и мне это нравилось.
Студия была достаточно большой, поэтому я мог играть на барабанах, кроме того, я научился играть на клавишных на неуклюжем электрическом пианино Hohner Cymbelet, который я купил у Джима Маршалла. Я изо всех сил старался писать оркестровые пьесы и старательно записывал инструментал, который я назвал "М". Он основывался на партии 12-струнной гитары, которую я сочинил во время одной из прогулок, и длился семь минут, с нарастающей и падающей динамикой, усиленной базовыми барабанными наложениями и дополнительной гитарой. Я очень гордился этой записью, которая являлась одним из лучших выражений моей способности творить в свободной форме как гитарист-композитор.
Роджер, между тем, сдался и перешел к употреблению наркотиков Кита. Он пропустил несколько концертов, где мне пришлось петь за него. Примерно в мае выяснилось, что он решил оставить The Who совсем. Мои дневниковые записи того периода наполнены ядовитыми комментариями как о нем, так и остальной группе, даже о Ките и Крисе. Я также был очень строг к себе, бросая вызов самому себе, дабы углубить свое изучение Чарли Паркера, Колтрейна и Перселла и развить свой гитарный стиль. Но на том этапе я все равно звучал решительно и несчастливо.
Раскол в The Who, который впервые открылся, когда Роджер ударил Кита в Швеции, стал еще глубже. Однажды ночью Кит и Джон с Джимми Пейджем записывали сессию с Джеффом Беком (композицию под названием "Beck’s Bolero") и смеха ради запланировали организовать новую группу, которую окрестили Led Zeppelin <вообще, по слухам, название этой группы должно было быть Led Baloon, примерный перевод - "большой провал", а собственно Led Zeppelin появилось как раз благодаря шуткам на той самой сессии с Джеффом Беком>. Первое, что произошло после этого, было скромное представление в Ньюбери. Кит и Джон приехали очень поздно - и были очень пьяны. Мы с Роджером держали оборону, играя без них, что было нормальным в то время. Прямо на сцене случился яростный спор, и, в отчаянии, я бросил гитару в Кита. Он попытался бросить в меня один из своих больших барабанов и упал в свою установку, ударив ее ногой.
Мы все были больны из-за друг друга.
Несколько дней спустя спор был забыт, я ехал по автомагистрали М1 в ранний час, и тут столкнулся с аварией, которая произошла десятью минутами раньше. Предупреждающие огни не были установлены, и в критический момент я не заметил человека, размахивающего факелом. Когда я ударил по тормозам, их заело, и машина вошла в долгий занос. В самый последний момент моего заноса я ударил в заднюю часть ягуара, который перевернулся, а в нем все еще были двое пожилых людей, ожидающих скорой помощи. У них уже было много травм, так что новая авария - уже с моим участием - вызвала у них значительные страдания. Я чувствовал себя ужасно, было очень стыдно за мою привычку разгоняться на пустой дороге Я был осужден за небрежное вождение и оштрафован, хотя мои права и не отобрали.
Юридическая битва с Талми была проиграна, но только в Великобритании. Аллен Клейн хотел провести еще одну встречу со мной, поэтому 27 июня 1966 года я снова вернулся в Нью-Йорк, на этот раз с нашим адвокатом Эдвардом Олдманом. Эта встреча состоялась на зафрахтованной моторной яхте, которая плавала вокруг Манхэттена, где мы слушали «Манди» Барри Манна и другие песни исполнителей, менеджером которых был Клейн. Это была моя первая поездка на роскошной яхте, и я был удивлен, увидев превосходные спальные кабины на нижней палубе. Ночное небо Нью-Йорка было как будто живым и искрящимся, и хотя я с подозрением относился к Аллену, я был очарован всем этим делом.
Еще один непростой ночной перелет домой и нарастающее разочарование и усталость начали съедать меня. Как только я приземлился, я поехал на концерт The Who в Шеффилде, забыв, как далеко он был; когда я приехал туда около 10 часов вечера, остальная группа отказалась меня ждать и уже разъехалась по домам. Я развернулся и тоже отправился домой. Я не ел и не спал почти сутки и заснул за рулем; проснулся вверх дном в канаве и полицейский спросил меня, ОК ли я. Я отдал ему 12-струнный Rickenbacker в качестве награды за то, что тот вытащил меня из канавы.
Моя поездка в Нью-Йорк и очевидный интерес Аллена Клейна дали понять, что некоторые умные деловые люди верили, что мы скоро перейдем в Америку. Тед Олдман сообщил Киту и Крису, что Клейн пытается взять контроль над группой, и они быстро заключили внесудебное урегулирование с Талми. Он больше не будет выпускать песни The Who, и мы могли заключить новую сделку с любой звукозаписывающей компанией, которую захотим выбрать. Это улучшило ситуацию для всех заинтересованных сторон. The Who получит большую долю, а Шел получит комиссию за все будущие записи, а также примет участие во всех записях, сделанных в период его первоначального контракта, без необходимости работать или финансировать наши сессии.
Благодаря этой сделке Кит и Крис держали контроль над группой, но в то время мы ничего не знали о диком штрафном соглашении, на которое им пришлось пойти с Шелом. Лето затянулось, выходки группы на сцене стали пародией на автоматическое разрушение, полное дыма и вспышек. Во время финала на фестивале джаза и блюза в Виндзоре Кейт выбежал на сцену с хлыстом и в обнимку с блондинкой в кожаном костюме.
В августе мы записали "I’m a Boy" и "Disguises" с Китом, наконец-то, в кресле продюсера. Наша новая сделка с Track Records, основанной Китом и Крисом, содержала пункт о том, что мы будем владеть акциями, а также получать роялти. Кит был рад работать; он сделал процесс записи полным веселья и, казалось, создал чуть более аккуратный, музыкальный звук, хотя мы с Роджером все еще чувствовали себя привязанным к тому жесткому звучанию, которое разработали на концертах The Who.
Тем временем я становился одержимым большой идеей: могу ли я написать настоящую оперу?
Пока"‘I’m a Boy" готовился к выпуску в качестве нового сингла группы, мы с Карен отправились в Кейсарию в Израиль. Ее мини-юбки были новинкой, которая вызвала большой интерес, особенно у арабов, от некоторых из них мне пришлось отбиваться в буквальном смысле. Однажды я обратился за помощью к еврейским прохожим, одетым в западную одежду, они заступились за нас, а после спросили меня: "Что таки случилось, что молодой еврейский мальчик позволяет такой привлекательной девушке так провокационно одеваться?"
Когда я вернулся домой, начал спрашивать людей, что происходит в Израиле. Один из моих юрисконсультов, интересующихся международными делами, рассказал о растущей напряженности между Израилем и Египтом, а также о появляющейся коммунистической угрозе со стороны Китая, страны с таким быстро растущим населением, что он вскоре будет доминировать над всей планетой. Это привело меня к идее моей первой оперы, позже озаглавленной "Rael", сюжет которой касается Израиля, захваченного Красным Китаем. В течение следующего года я разрабатывал эту историю и планировал завершить ее как крупную полноформатную оперную композицию за пределами моей работы в The Who. Я купил огромный рояль Bechstein в Harrods и установил его в спальне Карен в ее квартире в Пимлико. Я написал первые оркестровки там для "Rael" с помощью книги Уолтера Пистона, которую до сих пор иногда использую и сегодня.
После лета профессионального безумия, которое включало в себя первое появление в любимом Palace Ballroom из моего детства, на острове Мэн, я закончил и собрал демоверсии для нескольких треков, предназначенных для второго альбома The Who. Я купил виолончель и сыграл на ней на "Happy Jack", немного бессмысленной песне о деревенском идиоте с острова Мэн. Это любимая песня The Who Пола Маккартни - что логично, так как она была частично вдохновлена"Eleanor Rigby", которую я считал маленьким шедевром.
Кит и Крис организовали сделку чтобы получить публикации для New Action, собственного музыкального издательства. Они сказали мне, что выданный им аванс зависел от Джона, Кита и Роджера, которые должны пожертвовать по крайней мере по две оригинальные песни для альбома. Я согласился с этой схемой, так как мои доходы от сочинения хитов The Who финансово защищали меня, и я был рад помочь. Я был почти уверен, что члены группы никогда не получали деньги - они были поглощены огромными долгами, которые были у всех нас к этому времени.
Я объяснил свой рабочий метод создания демоверсий Джону Энтуистлу, который купил себе такой же набор техники, как и у меня, и написал и записал свою первую песню "Whiskey Man" в крошечной спальне в доме его родителей в Эктоне, которую он все еще использовал в качестве базы. Я был первым человеком в группе, которому он ее проиграл. Через неделю Джон добавил "Boris the Spider" в свой список. Мне понравились обе песни. Я помог с демо-версией Роджера "See My Way" в моей студии Сохо; песня была в стиле Бадди Холли и с ней было легко работать. Но на этот раз Роджер не получил больше одной песни, хотя позже написал еще один хит для The Who и продолжил писать в своей сольной карьере.
Кит Мун заставил Джона помочь с текстом для его песни "I Need You", вдохновленной концертом The Beatles в клубе Ad Lib в Лондоне, и я также записал демо с ним в Сохо. Попытки работать над мелодией были сущим кошмаром, так как пение Кита было абсолютно невпопад. Его вторая песня была саундтреком к некоему фильму в его голове, он просто насвистел нам мелодию. Мы все знали, что слышали где-то это раньше, но долго не могли понять, где (оказалось, что это "Восточное путешествие" Тони Кромби). В итоге мы получили "Cobwebs and Strange", причудливую мелодию марширующего оркестра, которую было очень интересно записывать, потому что мы фактически маршировали по студии, пока она наконец не была записана на пленку. Джон играл на трубе, я играл на банджо, Кит - на большом бас-барабане, а Роджер - на тромбоне - очень блестяще, как по мне <вот он, сарказм как он есть!>. Я добавил свистки, и с тарелками Кита это звучало как аккомпанемент циркового выступления.
Мне не хотелось сочинять дополнительный материал для второго альбома The Who, но, чтобы не ломать необходимый баланс выпуска наших синглов на New Action, ни один из наших недавних синглов не появился на альбоме. В безумной спешке, чтобы заполнить пробелы, мы добавили песню "Heatwave", которую мы всегда играли на сцене, но еще оставалось десять свободных минут. Кит пришел ко мне в мою студию Сохо, и я сыграл ему несколько незавершенных работ: песни о кроликах, толстых людях, а также "Gratis Amatis", оперу, посвященную Киту и нашему любимому общему другу композитору Лайонелу Барту. Кит спросил, могу ли я собрать более серьезную поп-оперную пьесу с несколькими отдельными частями, возможно, основанную на "Happy Jack". Если бы у меня получилось, то это заполнило бы пробел одним махом и запись могла быть быстро выпущена.
Быстро, быстро, быстро. "A Quick One" стал нашим новым лозунгом и названием нового альбома, когда он был наконец выпущен. Я дописал несколько текстов к другим песням и сделал "A Quick One, While He’s Away". Это стало известно как "мини-опера" и было наполнено мрачными размышлениями о моем детстве с Денни.
Поскольку из этой подсознательной памяти очень быстро выскочила музыка, я стал ее интерпретировать так же, как и все остальные. Музыка начинается с фанфар: "dang, dang, dang, dang". Кто-то "ушел почти на год". Это может быть приписано небрежению обоих моих родителей, ни один из которых не видел меня достаточно много, пока я жил с Денни. В результате получилась строчка "ваш плач - это хорошо известный звук". Этот крик был моим, как и тогда, в пяти-шестилетнем возрасте, когда ночь за ночью я плакал по моим родителям, по моим друзьям из Эктона и по моей свободе от Денни.
Теперь нам обещано лекарство; мы принесли вам потерянного любовника: "Мы дадим ему крылья орла, и он может лететь к вам". В этот момент в моей собственной истории Рози Брэдли наблюдала мои страдания и тихо обещала мне, что она позвонит папе и объяснит, как безумно Денни ведет себя, и он обязательно придет и спасет меня. Внезапно текст становится мрачнее: "Маленькая девочка, почему бы тебе не перестать плакать? Я собираюсь заставить тебя почувствовать себя хорошо". Это ужасно для меня даже сегодня: скрытая угроза злоупотребления, если ребенок не сотрудничает с обидчиком. Но что это за "маленькая девочка"? По факту я никогда не был одинок, когда жил с Денни - мой воображаемый постоянный друг был девочкой-близнецом, которая страдала от тех же страданий, которые я испытывал.
Айвор, машинист, вполне может являться моим обидчиком: "мы, возможно, разберемся с ним на месте", и "лучше быть хорошим для старого машиниста". Денни все время цепляла мужчин из автобусного гаража и железнодорожного вокзала напротив ее квартиры, и у меня все еще случаются кошмары, в которых моя спальня открывается посреди ночи, и за мной наблюдают мужчины и женщины, а в воздухе - флер эротики.
Наконец, оркестр играет: "виолончель, виолончель, виолончель, виолончель"; большой праздник. Спасатель прибыл. На самом деле моим неохотным спасателем была мама, со своим возлюбленным и Джимпи на буксире в качестве миротворца. Папа ждал дома, чтобы посмотреть, не смягчится ли мама, покинет ли она своего любовника или вернется к нему, или сразится с ним за то, что он оставил меня. Когда виолончель парит, главный герой оперы провозглашает: "Мои глаза обманывают меня, или я снова в твоих объятиях?" Я знаю, что чувствовал, когда был спасен из самого Ада.
Затем выясняется: "Я скучал по тебе, и я должен признать, что я поцеловал несколько..." (Возможно, эти строки относятся к маме).
Самое тревожное из всего - это строчка, "[Я] когда-то сидел на Айворе на коленях машиниста, а позже с ним вздремнул". Затем внезапно все "прощены" и не один раз, а тысячу, снова и снова - как будто в одной строке недостаточно прощения. Когда я пел эту часть вживую на сцене, я часто бывал в ярости, терзая мою гитару, отчаянно прощая свою мать, ее возлюбленного, мою бабушку, ее любовников и больше всего самого себя.
Во время одной из октябрьских сессий "А Quick One" я впервые встретил Джими Хендрикса. Он был одет в потрепанную военную куртку с медными пуговицами и красными эполетами. Чес Чендлер, его менеджер, попросил меня помочь скромному молодому человеку найти подходящие усилители. Я предложил либо Маршалл, либо Hiwatt (который затем стал называться "Sound City") и объяснил не очень тонкие различия. Джими купил оба, и позже я упрекнул себя за то, что рекомендовал ему такое мощное оружие. Я понятия не имел, какой талант у него был, и не имел какого-либо представления о его харизме на сцене, когда впервые встретил его. Теперь, конечно, я горжусь тем, что сыграл небольшую роль в истории Джими. Кит и Крис подписали его на "Track Records".
Помимо "A Quick One While The Away", я написал еще одну песню для альбома "А Quick One" "Join My Gang", которую я даже не представил коллегам, и так переполнив свою квоту. Вместо этого я отдал ее Полу Николасу, певцу на Reaction, который в то время пел под псевдонимом Оскар, и чьим менеджером был Роберт Стигвуд ("Стигги"). Это был остроумная песня, и мне было грустно, что из нее не получился хит. Дэвид Боуи, еще неизвестный мне, остановил меня как-то на улице в Виктории и сказал, что ему это нравится, и это было даже до того, как его самого выпустили - он услышал мою демо в нашем музыкальном издательстве.
В октябре и ноябре The Who провели тур по Европе: Великобритания, Швеция, Дания, Франция и Германия. Я помню, как Берлин был покрыт шрамами войны и все еще был неспокойным; и именно там, в Хилтоне, крушение гостиничных номеров Китом началось всерьез. Он так грустил по Ким и так сильно страдал от параноидальной ревности, что каждую ночь после шоу ему приходилось просто выходить из себя с тем, чтобы потом в конце концов спокойно уснуть.
В Амстердаме, после телевизионного шоу, мы вышли из студии к машине, чтобы нас отвезли в наш отель, когда какой-то молодой человек увидел меня и мимоходом спросил, не хочу ли я с ним выпить. Я тут же согласился, и хотя Кит был потрясен и обеспокоен и кричал мне, чтобы я никуда не ходил, тем не менее, я поступил по-своему. У меня не было денег, никаких подробностей о шоу, которое мы играли на следующий день в Гааге, и я не знал, кто этот человек и каковы его намерения.
Его первый вопрос был: "Вам нравится джаз?" Пока мы сидели с ним вместе и слушали его впечатляющую коллекцию джаза, я быстро накидался. Через некоторое время вечер стал для меня несколько размытым. Он показал мне небольшую спальню рядом с комнатой, в которой мы сидели, и я тут же заснул. На следующее утро я проснулся, когда полицейский стоял над мной, спрашивая, кто я. Владелец квартиры, женщина, понятия не имела, кем был мой компаньон. После того, как мне разрешили уйти, я нашел железнодорожную станцию и сел в поезд, перепрыгнув через забор. Поезд был полон молодых солдат, которые не обращали на меня никакого внимания. Я мог быть невидимым, даже будучи одетым, как я, в ярком белом костюме и лицом, покрытым сценическим макияжем и тушью.