Все наши училищные отцы-командиры, начиная с командиров взводов, были исключительно из наших выпускников. Однако представленный нам 1 сентября на третьем курсе новый командир взвода, не имел к нашей спецуре никакого отношения. Новый взводный окончил общевойсковую бурсу, чем он жутко гордился и даже успел там послужить, не понимая того, что для нас он был залётной птицей. А как можно полноценно командовать курсантами, если ты не знаешь даже основ их будущей профессии? Нашего взводного старлея это ни сколько не смущало, и он командовал с прямотой истинного представителя мотокопытных войск. Представляясь курсантам, он заявил: «Я окончил Московское училище имени Верховного Совета, а там дураков не держат». Вот и понимай эту фразу как хочешь. Мы понимали по-своему и смеялись у него за спиной.

К нам новый взводный относился, как и положено по уставу, но как-то уж слишком пренебрежительно, свысока. Не чувствовался в нём свой. И эта раздражающая снисходительность сквозила во всех его высказываниях: вот, мол, пехотинцы, те настоящие труженики полей, а вы так, будущие штабные крючкотворы. Мы платили ему такой же «любовью».

Прошло более полугода учёбы на третьем курсе. Весной состоялся очередной выезд на полевые занятия в нашу учебную базу. С утра до вечера занятия в учебных классах, в поле, почти каждую ночь подъём по тревоге с последующим марш-броском на несколько км. Часть дистанции бежим в средствах химзащиты. После марш-броска безо всякой передышки забегаем в специализированный учебный класс, разворачиваем спецтехнику, получаем задание от ожидающего нас преподавателя. Начинается наша обычная рутинная работа. Только не в привычной чуть ли не академической атмосфере училища, а в условиях, приближённых к боевым: противогаз, световые вспышки, имитирующие взрывы шумовые эффекты, истошное завывание сирен. Только что реальных дымовых шашек не было. Отрабатывается стрессоустойчивость и способность шифровальщика работать в боевой обстановке.

Наш взводный, понятное дело, к этим занятиям не допускался. У него даже не было пропуска в специальную зону учебного городка. Надо думать в это время он попивал чаёк в казарме, считая, что мы отдыхаем душой и телом в уютных классах. Во всяком случае, так можно было судить по отдельным его репликам перед строем.

Подошло воскресенье. За неделю мы вымотались так, что мечтали уже не об увольнениях воскресных, а просто о бане и полноценном сне. Занятий в этот день не должно было быть, утренней зарядки тоже. День полноценного отдыха и возвращения под крышу родной альма-матер. Но отдыха не получилось.

Что-то накатило на старлея в это утро, и его осенило устроить нам до завтрака внеочередной марш-бросок. А причина проста. Накануне вечером он выдал перед строем очередную реплику по поводу нашей специальности. Кто-то из курсантов, обиженный таким наплевательством, выдал ему из строя ответную. Всё-таки третий курс, не зелёные птенцы уже, прорезался голос. Старлею это очень не понравилось, и, не выявив крайнего, он решил показать всему взводу, кто тут хозяин.

Словом, подъём, экипировка, выход. Старшим назначен был старшина роты. Обычно мы добросовестно пробегали многократно политую нашим потом дистанцию. Но тут наш старшина, бежавший во главе взвода, старослужащий из шифровальщиков, в корне не разделяющий мнения взводного вообще и на этот марш-бросок в частности, изменил обычный маршрут. Вместо бега по проторённой тропинке, он свернул в сторону нашего учебного полигона и, показав свой пропуск часовому, пробежал через КПП в режимную зону. Взвод, поняв всё правильно, повторил его манёвр. Таким не хитрым манёвром можно было срезать трассу, пробежав часть пути по режимной зоне и выскочить через другой КПП. А наши пропуска на эту территорию были всегда при нас.

Взводный, который с нами, конечно же, не бежал, а лишь неспешно следовал на финиш, увидел этот поворот «все вдруг». И это ему не понравилось. Поскольку на его команды, которые он прокричал издалека, никто не отреагировал, сделав вид, что они не услышаны, старлей решил настичь нас на этой территории, возвратив на путь истинный. Но не тут-то было. На КПП ему преградил дорогу солдат-срочник из состава караула, попросив предъявить пропуск. А пропуска-то у нашего взводного в эту зону не было вообще. Ну и ещё. Наш старшина, пробегая через КПП, успел шепнуть солдатику: «Вон того старшего лейтенанта не пропускай. Пропуск у него липовый. Хочет проверить тебя на бдительность». Поэтому предупреждённый солдатик был морально готов продемонстрировать знание устава караульной службы в действии.

Тут-то и пошла потеха. Взводный попытался проскочить, помахав перед солдатом своим обычным пропуском на административную территорию училища. Но здесь-то режимная зона, и пропуска на неё совершенно другие. Наш солдатик оказался грамотным, заинструктированным до слёз своими сержантами, и к тому же предупреждён. Предупреждён и вооружён. На такого давить бесполезно. Стоял он как скала. В конце концов ему надоело пререкаться с незнакомым офицером, козыряющим липовым пропуском, и он едва не взялся за свой автомат. Ещё чуть-чуть и повторилась бы комедия «Здравия желаю!» То-то было бы смеху, если бы он положил нашего старлея в грязь. Понятное дело, был вызван начальник караула, который не замедлил примчаться с подкреплением. Быстро разобрались, что к чему. Взводный был отпущен с миром. А тут и мы финишировали, нагло сократив дистанцию в несколько раз и удостоившись таааких эпитетов от своего командира. Засчитывать наш рекорд преодоления дистанции нам, конечно же, стали. Но чинить суд и расправу тоже было недосуг. Это мероприятие взводный отложил до возвращения в училище.

А в училище его самого вызвали на ковёр к комбату. Тот перед этим побеседовал с нашим старшиной, который и доложил доверительно как свой своему обо всех обстоятельствах не засчитанного марш-броска и предшествующих ему причинах. Комбат, вояка старой закалки, мужик был требовательный, но справедливый. Нас он защитил, хоть для виду и пожурил за лукавство. Но в душе наверняка посмеялся. Словом, старлею было указано на недопустимость искривления дисциплинарной практики. Заодно ему мягко намекнули, что ходить со своим пехотным уставом в шифровальный монастырь как-то негоже. Тут вам не пехота, уважать надо чужую специальность.

Эта история заимствована у Армейского Шифровальщика

То, что лётно-подъёмный состав советской истребительной авиации во все времена считался элитой, никто не оспаривает. Всё громадьё наземных служб авиаполка и приданных ему частей денно и нощно пашет только для того, чтобы эти 40 лётчиков могли беспрепятственно взлететь и выполнить боевую задачу. Но бывало и так, что некоторые летуны сами себя возносили просто на недосягаемую высоту, низводя всех «ползающих» на порядок ниже себя. Приходилось мне сталкиваться с такими, спуская зазнавшихся с небес на нашу грешную землю.

Познакомившись с тем, как обстоят дела с режимом секретности на новом месте моей службы в авиационном полку, я был удручён увиденным. Нет, секретные документы никто, слава Богу, пока не терял, самолёты за бугор не угоняли, шпионы и предатели вроде бы тоже не водились. Но вот предпосылки к разным нехорошим ЧП, увы, имелись. И некоторые из них приносили лётчики.

В один из полётных дней уже в конце лётной смены ко мне обратился начальник секретной части полка, сообщивший, что один из лётчиков не сдал после полётов свою полётную карту. Надо сказать, что топографическая карта этого масштаба даже без нанесённой на нее обстановки и полётного задания уже сама по себе секретная. Утеря её – ЧП. А ведь у наших лётчиков были ещё и карты с грифом «совершенно секретно». Случись что с такой, и будешь потом летать на топоре где-нибудь на колымских лесозаготовках.

Лётчик, получивший карту, начальник штаба эскадрильи в звании майора уже убыл с аэродрома, поэтому поиски карты начались без его участия. Как лётчик парень вроде неплохой, но вот в отношении секретных документов – сплошная безалаберность. По счастью злополучную карту-склейку очень быстро нашли в классе предполётной подготовки, где она мирно лежала в ящике стола, забытая нашим асом. Само собой я доложил обо всём случившемся начальнику штаба полка. Начальник штаба, отвечающий за обеспечение сохранности всех секретных материалов, высказал пару ласковых слов своему подчинённому, не прибегая, впрочем, к мерам дисциплинарного воздействия. Но, как оказалось, впустую.

Через какую-то неделю картина повторилась точь-в-точь. Только на сей раз эту же карту в секретную часть принёс добропорядочный солдат, прибиравший класс предполётной подготовки. Тут уж я разозлился всерьёз. Накатал официальный рапорт начальнику штаба, где подробно обрисовал ситуацию и все возможные её последствия, в том числе уже лично для него. Я предложил впредь никаких секретных документов майору-нарушителю не выдавать, пока он не научится обращаться с полётными документами и не сдаст мне зачёт по правилам обращения с ними. А то у меня создалось впечатление, что он либо совершенно не знает их, раз так безалаберно обращается со своей полётной картой, либо сознательно стремится в места, не столь отдалённые. Начштаба полностью разделил моё мнение, о чём и начертал свою резолюцию на моём рапорте.

А через несколько дней, когда наш забывчивый ас явился в секретную часть за получением своей карты перед полётной сменой, его там вежливо послали лесом, огласив решение начальника штаба. Обозлённый герой направил свои стопы прямиком к командиру полка искать управы на «штабных крючкотворов», не допускающих его к полётам. Естественно, комполка тут же вызвал меня для дачи объяснений. Я доложил своё видение ситуации, выложив перед ним на стол свой рапорт с визой начштаба. Устно я добавил, что наш герой своим уязвлённым самолюбием подставляет не только себя, но и всё командование. Комполка начал убеждать меня в том, что план полётов уже составлен и утверждён, что лётчик должен летать и так далее. В ответ я сказал: «Разумеется, товарищ полковник. Лётчик должен летать, и я не вправе отстранять его от полётов. Вы здесь старший начальник, и только вы имеете право принять любое решение, в том числе отменить решение начштаба. Если вы считаете, что я и начальник штаба не правы, вам достаточно на этом рапорте написать: «Решение начальника штаба отменяю, приказываю выдать полётные документы майору такому-то». Всё будет немедленно выполнено».

Вот тут комполка крепко задумался. Мужик он был мудрый и прекрасно понимал, что к чему. Если сегодня этот бестолковый майор снова похерит свою полётную карту, да ещё не дай Бог окончательно, то завтра эта бумага с его резолюцией прикроет мою задницу лучше стального щита, а вот на его дальнейшей командирской карьере можно будет смело ставить жирный крест. В лучшем случае сошлют с понижением на какую-нибудь некомандную должность. И это ещё будет за счастье. Поэтому решение командира было вполне ожидаемым и закономерным: допустить майора к полётам только после сдачи им соответствующего зачёта.

По выходе из кабинета командира полка вконец раздосадованный начштаба эскадрильи вознамерился сдать мне зачёт буквально сию минуту. Я не стал упорствовать, пригласив его в свой кабинет. Попутно он заявил, что ему, дескать, некогда вести длительные речи. Я заверил его, что сдача зачёта займёт у него всего несколько минут. В своём кабинете предлагаю ему вытянуть билет с вопросами по его тематике. Даю трафаретную таблицу для ответов. Одному вопросу соответствует пять ответов, один правильный, четыре неправильных. Всего-то делов: ставим крестик где надо, я накладываю на таблицу свою сетку для проверки и вуаля. Игра, да и только.

Вчитался наш майор в вопросы билета и понял, что блиц-зачёта не получится. Не так всё в билете однозначно. Потом едко поинтересовался, какой это умник составлял такие идиотские (по его мнению) вопросы. На это я показал ему перечень вопросов, который благословил своей подписью комполка. Крыть, как говорится, не чем. В конце концов, он проставил свои крестики в нужных, как ему казалось местах, и вернул мне своё творение. Прикладываю свой трафарет к его таблице. Как и следовало ожидать, большая часть ответов неверные. Незачёт. Тут двоечник разразился целой тирадой в духе: «Полёты в полку идут, а я тут с вами в крестики нолики балуюсь». В ответ советую жаловаться хоть сейчас командиру полка или в особый отдел, на выбор.

С тем и отправил несостоявшегося на сегодня летуна учить нормативные документы. Будет готов – милости прошу. Несколько часов уязвлённый лётчик вместо плановых полётов сидел в комнате при секретной части, штудируя выданные ему «буквари» и готовясь к зачёту под насмешки своих сослуживцев, получающих в это же время свои полётные карты.

Зачёт он, конечно, сдал на следующий день, допустив при этом уже минимум ошибок. Напоследок я пожелал ему удачных полётов, сказав, что если в будущем он захочет оспорить закон о защите гостайны, то его оппонентом, скорее всего, выступлю уже не я, а более серьёзные товарищи.

Как мне рассказали, незадачливого майора потом ещё долго подкалывали его друзья, предлагая сыграть в крестики нолики.

______________________

История пренадлежит Армейскому Шифровальщику и взята тут: https://zen.yandex.ru/army_corder

Начальник восьмого отделения нашей авиадивизии майор Захов был уже в том солидном возрасте, когда многие офицеры служат, что называется, не прикладая рук. Можно сказать дембель. (А вы думали дембеля – это исключительно солдаты-срочники?) Ну и отношение к службе у него было, прямо скажем, прохладное. Жил он, как и все офицеры дивизии, в авиагарнизоне, неподалёку от штаба и аэродрома. Любил наш майор после обеда вздремнуть у себя дома часок-другой. Ну, это и понятно: «Только сон приблизит нас к увольнению в запас». Благо, на службе его в эти часы особо никто не кантовал, а в случае всяких непредвиденностей подчинённый сержант всегда мог позвонить и предупредить.

И вот звонит ему как-то в кабинет по служебному телефону начальник восьмого отдела армии подполковник Садовый, и надо же, как раз во время его обеденной «сиесты». Поднимает трубку дежурный сержант, представляется. Шеф, естественно, требует передать трубку начальнику. Проинструктированный сержант чётко отвечает, что его начальник, де мол, вышел, сейчас он сбегает, позовёт его. Пока шеф ждёт на проводе, расторопный сержант по другому телефону просит телефонистку на коммутаторе (были в ту пору такие вот телефоны дальней связи) переключить звонящего абонента на квартиру его начальника. Тот в свою очередь, подняв трубку у себя дома и заслышав голос своего шефа, мгновенно ориентируется и ведёт разговор таким образом, словно он вот только что зашёл в свой кабинет, а вообще-то он на рабочем месте. Импровизировал он при этом весьма классно и находчиво.

Через несколько дней картинка повторяется точь-в-точь. И таких послеобеденных звонков получилось несколько. Поэтому не удивительно, что шеф что-то заподозрил, когда позвонил в послеобеденное время уже не по открытой связи, а по засекреченному каналу. А телефоны закрытой связи на квартирах у нас не ставились, только в штабах. Тут уже номер «вышел из кабинета, сейчас позову» не прокатил. Но тогда любитель поспать как-то отмазался. А окончательно наш поклонник сиесты спалился вот как.

В один прекрасный день прилетает наш шеф к нему на аэродром. Естественно, без предупреждения, как это он любит, и вваливается в его кабинет как чёрт к монаху. Растерянный дежурный сержант лепечет что-то насчёт того, что начальник здесь, в штабе, дескать, только что вышел, выражает готовность сбегать найти его. Шеф, ни слова не говоря, поднимает трубку телефона дальней связи и просит соединить его с квартирой начальника восьмого отделения дивизии. Разбуженный «дембель» поднимает трубку, не чуя подвоха и ещё не ведая, что он крупно попал.

– Майор Захов слушает.

– Это подполковник Садовый. Ты где находишься?

– Здравия желаю, товарищ подполковник. Как это где я? На своём рабочем месте.

– Да? Теперь это так называется. И чем же ты занят?

– Да вот, готовлю годовой отчёт.

И не въехавший в ситуацию майор подробно рассказывает, чем конкретно он якобы занимается в данную минуту за своим служебным письменным столом. Шеф долго и внимательно слушает все эти словоизлияния, изредка вставляет свои реплики и уточняет что-то. А под занавес выдаёт:

– Ну ладно, хватит трындеть. Я в твоём кабинете. Чтобы через пять минут был на рабочем месте. На РАБОЧЕМ!

Беседу начальника и подчинённого, которая последовала при их дружеской встрече, история умалчивает.

Оригинал истории в блоге АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК

Первым местом моей службы в авиации на Дальнем Востоке, куда я прибыл зелёным лейтенантом из училища, оказалась маленькая режимная часть. Действующего шифроргана там как такового не было, и заниматься мне приходилось в ней только вопросами режима. Чтобы я не терял навыков шифровальщика, начальник восьмого отдела армии прикомандировал меня к соседнему авиационному полку, где действующим шифрорганом рулил уже матёрый капитан Саня Тарасов. Дескать, учись и набирайся опыта у старших. Не скрою, опыта я поднабрался. Саня был хорошим другом и добрым наставником.

Приближалась зима. На Дальнем Востоке это совсем не то, что в Центральной России. Морозы стоят такие, что в офицерской шинельке их не выдержишь. Практически все офицеры нашей части ходили в зимних технических комбинезонах чёрного цвета и таких же длиннополых куртках. Верх из плащёвки, внутри натуральный мех плюс большой меховой воротник. В такой зимовать можно. Но положены они были только техническому составу, а нашему брату штабнику полагался овчинный офицерский полушубок светло-песочного цвета. Хорошая вещь, надёжная. За ним и отправился в ОБАТО (отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения). А там меня ждал полный облом. Мадам, восседающая в вещевой службе батальона, безапелляционно заявила, что полушубки они не выписывают. Мордастый прапорщик на складе сказал, что полушубков у него нет, а начальник вещевой службы с бегающими глазками доверительно поделился информацией о том, что у него есть секретная телеграмма чуть ли не из штаба армии все имеющиеся полушубки отправить на БАМ. Была в то время такая стройка века. С такими убойными аргументами не поспоришь, хотя насчёт секретной телеграммы я сильно сомневался. Словом, ушел не солоно хлебавши.

Мои друзья, узнавшие о проблеме зимования, притащили мне почти новенькую меховую техническую куртку. В ней и встретил морозы. Саня Тарасов, щеголявший в офицерском полушубке, как-то поинтересовался, чего это я не одеваю свой полушубок, берегу что ли? Пришлось рассказать, что беречь-то и нечего. Саня призадумался: «Тааак, вконец обнаглели наши вещевики. Пора пообщаться с ними. Давненько что-то не был я в ОБАТО. Пора навестить это богоугодное заведение. Заодно поучишься».

На следующий день мы с ним направились в штаб ОБАТО. К моему удивлению Саня направился не в вещевую службу, а прямиком в кабинет начальника штаба. Видно было по всему, что его тут хорошо знают, если командирские двери он открывает чуть ли не левой ногой. Начал Саня с того, что представил меня начальнику штаба и объявил о том, что он прибыл для внеплановой проверки состояния режима секретности. И начнёт он сразу с секретного делопроизводства. Само собой, возражений не последовало. После чего мы переместились в комнату СДП, где всеми делами заправлял сержант-срочник.

Через пару часов работы в четыре руки Саня объявил, что в секретной части полный бардак, пора эту лавочку закрывать во избежание утрат и хищений документов. С тем и возвратились к начальнику штаба батальона огласить свой вердикт. Разумеется, начштаба встретил вывод проверяющего без энтузиазма, резонно попросив огласить весь список прегрешений. Набралось их порядочно. Конечно, на смертный приговор или статью УК они даже по совокупности не тянули, но будучи приведёнными в действие, могли подпортить карму любому начальнику штаба. А привести их в действие в полном объёме или сгладить, это уже целиком и полностью зависело от Сани. И под занавес своего обличительного спича Саня как бы мимоходом заметил:

– И кстати, я не увидел у вас одного секретного документа.

– Какого документа?

– Секретной телеграммы из штаба армии. Об отправке офицерских овчинных полушубков на БАМ.

– Не припомню такой телеграммы.

– Ааа, так вы ещё и документ секретный утеряли?!

– Да не теряли мы ничего. Говорю же, не было такой телеграммы. Я бы знал.

Видно было, что начштаба не на шутку разволновался.

– Так говорите, не было у вас этой секретной телеграммы? Как же так, должна быть. Ваш начальник вещевой службы сам сказал.

– Когда и кому это он сказал?

– Да вот, лейтенанту, когда тот пришёл к вам за его получением.

И Саня указал на меня. Тут до начальника штаба, похоже, начало что-то доходить. Не слова не говоря, он вылетел из кабинета. Через несколько минут возвратился, сопровождаемый старшим лейтенантом, начальником вещевой службы. Тот выглядел как побитая собака и что-то блеял на ходу в своё оправдание. Видимо начштаба успел понятным языком донести до своего подчинённого всю пагубность и возможные последствия для всех причастных той «липы», которую старлей необдуманно ляпнул. И кому. Людям, через чьи руки проходит вся секретная переписка.

– Телеграммы действительно не было. Старший лейтенант напутал малость. Вы уж извините его. Было устное указание сверху, но небольшой запас полушубков у нас остался. У вас какой размер? – обратился начштаба ко мне. – Можете сходить на склад получить.

– Да нет уж, – вклинился в разговор Саня. – Некогда нам по складам ходить. И без этого дел предостаточно. Давайте-ка мы с вами завершим дела наши скорбные, – и Саня кивнул в сторону начальника секретной части, стоявшего всё это время чуть ли не по стойке «смирно», – а тем временем ваш великопутаник принесёт полушубок сюда.

Начштаба не стал спорить, отлично понимая, что этот полушубок и явился причиной безжалостного налёта на его курятник, и что без этого полушубка он от проверяющего легко не отделается. Тем временем Саня приказал принести ему журнал контроля, который вёлся во всех секретных делопроизводствах дивизии и сел писать свой приговор, явно растягивая время в ожидании начальника вещевой службы. Тот нарисовался в кабинете довольно скоро, притащив новенький офицерский полушубок и ведомость на его получение. Полушубок оказался впору. Справедливость восторжествовала, и Саня сменил гнев на милость, смягчив формулировки в своём манускрипте.

Кончилось дело тем, что начштаба отделался лёгким испугом в виде отеческого порицания и указаниями об исправлении недостатков. Начвещу был дан дружески-деловой совет тренировать память и не подводить своего начальника. А на начальника секретной части, как крайнего и формального виновника торжества, была наложена епитимья в виде ежедневного посещения штаба авиаполка для дополнительных занятий. Занятия было предложено вести мне, как наименее загруженному. Начштаба батальона был рад и счастлив, что отделался столь малой кровью, да ещё и получил возможность подучить своего секретчика. Так что от этого визита все только выиграли. Кроме начвеща, конечно. Не знаю, что там ему высказал начштаба, но с этого дня «вещевик» чуть ли не раскланивался со мной при встрече.

А урок общения с тыловиками я запомнил. Мне он потом очень пригодился через несколько лет. Но это уже другая история

Эта одна из веселых историй с блога АРМЕЙСКИЙ ШИФРОВАЛЬЩИК