Приходите летним вечером после восьми часов в сквер у статуи Эроса в Лондоне. Вам бросится в глаза компания с прическами в виде фиолетового гребня или красной короны статуи Свободы. Молодые люди "не замечают" ни вспышек фотоаппаратов, освещающих их собрание, ни глазеющих на них стоящих поблизости туристов. Конечно, панкам приятно столь активное внимание любопытных. Они рады друг другу и возможности обсудить какие-то известные им одним дела.
Со стороны это выглядит очень забавно из-за навороченных конструкций на головах и вызывающей одежды. Панки похожи на котов, пришедших под окно на хоровое занятие и старательно вытягивающих ноты, игнорируя домохозяйку, которая всерьез их спрашивает: "Да что ж вы так орете?!" "Дискотека!"- блеснув остроумием, отвечает ей муж, оторвавшись от телевизора.
Ближе к девяти, когда темнеет, к этой компании с деловым видом присоединяются почти лысые юные дамы и веселые ребята с зелеными волосами. Глядя на них, я тоже захотел покрасить волосы в красный цвет, но предпочел отказаться от этой захватившей воображение идеи. "Воздержимся", - сказал я про себя словами Горбачева, которому на одной выставке предложили посидеть за рулем привлекшего его внимание комбайна.
Неподалеку от группы панков вздымалась куча мусора. Особенно удивляло то, что скопившуюся в центре Лондона гору пивных банок, бутылок и коробок из-под биг маков никто и не думал убирать. Какой контраст являла эта картина с готовившейся к 850-летию выскобленной до неузнаваемости Москвой! Даже не верилось. Проехал, правда, однажды ухмыляющийся чернокожий коммунальщик на луноходе с крутящимися плоскими щетками, только подогнавшими отброшенные от ступенек окурки к их подножию, и удалился на странном аппарате, сохраняя уверенность в своем превосходстве над обалдевшим от столь непривычной сцены народом.
Как-то вечером я заметил на ступеньках под Эросом двух о чем-то мило беседовавших панкш. Одну я видел раньше, другую - в первый раз. "Экскьюз ми! (Извините!)" - обратился я к "старой знакомой" в чулках с леопардовыми пятнами, криво обрезанных выше колен. "Йес? (Да?)" - обернулись ко мне обе. "Мэй ай хев э фото виз ю? (Можно ли мне с вами сфотографироваться?)" - преодолевая робость, спросил я. "Уан паунд! (Один фунт!)" - неожиданно быстро и буднично ответил "леопардовый чулок".
Я-то думал, что она будет ломаться, удивляться, возражать! Но это вам не начитавшаяся Чернышевского московская студентка с мечтами о переустройстве мира в голове. Вот он, тот самый европейский прагматизм, холодным душем отрезвляющий парящие в облаках натуры!
У меня оставалось только девять пенсов от взятых на шесть дней пятисот долларов. Следующим утром наша туристическая группа возвращалась в Москву. Поэтому я что-то невнятно пробормотал про нехватку средств, и "леопардовый чулок" в ответ возмущенно затараторил, однако из всего ее монолога удалось разобрать одну лишь последнюю фразу: "Сорри, ноу пикчерс визаут мани! (Извините, никаких фотографий без денег!)".
После такого облома мне неудобно было сидеть рядом с панкшами, созерцая плясавшую на углу дома знаменитую на весь мир красочную неоновую рекламу, увенчанную табло с числом дней до 2000-го года. Поэтому я встал и пошел по лондонскому Старому Арбату, то есть по улице то ли Пикадилли, то ли Риджент, ускоряя шаг.
Толпы туристов уже слонялись. С открытыми ртами они глазели на светящиеся вывески и орали от возбуждения друг другу что-то по-итальянски, - немецки, - голландски. Меня же грела мысль о том, что следующим утром я отправлюсь домой.
Источник: Огромный неизвестный мир