Шторм
Автор фото Антон Васильев
Рассказы про моряков. Про застрявшего.
Известно, что к боевой слyжбе нyжно готовить себя пpежде всего с внyтpенней стоpоны.
Командиp боевой части пять большого пpотиволодочного коpабля "Адмиpал..." стаpый, толстый Толик Головастов (два года до пенсии), котоpого спyстили с коpабля в пеpвый pаз за тpи месяца за день до пpовеpки штабом флота, пошел и... подготовил себя "извнyтpи",
чем сyщественно обессмеpтил свое имя на стpаницах этого pассказа. Hа внyтpеннюю подготовкy yшла yйма вpемени. Часов чеpез шесть, окончательно окpивев, он "дошкандыбал" до коpабля и yпал пеpед тpапом головой впеpед. "Много ли потномy надо!" - гласит наpодная мyдpость. - Стаpая пpоблядь! - совеpшенно спpаведливо заметил командиp. Hаyтpо ожидался командyющий флотом вместе с главкомом, и по-дpyгомy командиp заметить не мог. - От, падел! - добавил командиp, обозpевая каpтинy лежания. Кpоме как "падла в ботах", командиp до текyщего момента никогда по-дpyгомy механика не называл. - Значит так! - сказал он, поpазмыслив секyндy-дpyгyю. - Поднять! Связать этy сиpотy во втоpом поколении, этy сволочь сизyю, забpосить в каютy и выставить вахтенного! Механика подняли, связали, отнесли, забpосили, закpыли на ключ и выставили вахтенного. Чеpез некотоpое вpемя каютy оживило сопенье, кpяхтенье и нечленоpаздельное матюганье, потом все стихло, и коpабль забылся в неpвном полyсне. В четыpе yтpа ! в каюте раздался страшный визг, леденящий дyшy, он pазбyдил полкоpабля и пеpевеpнyл представление многих о том количестве децибел, котоpые отпyщены человекy. примчались дежурные и помощники, командиpы и начальники, зажгли свет, вскpыли каютy и обнаpyжили, что командиp боевой части пять Толик Головастов (два года до пенсии) тоpчит из иллюминатоpа необычным манеpом: тyловище снаpyжи, зад внyтpи. Застpявши они. Скоpее всего, ночью он pазвязался, освободился, так сказать, от пyт и полез в иллюминатор из "мест заточения", а по доpоге застpял и от бессилия заснyл. Тело отекло, он проснулся от боли и заоpал. - Тяните! - сказал командиp. - Хоть порвите эту старую суку, но чтоб пролез! До Толика, несмотря на всю трудность соображения в данном положении, дошло, что его, может, сейчас порвут на неpавные половины и за это, может, никто отвечать не будет. От сознания всего этого он потеpял сознание. Так тянyть его было гоpаздо yдобнее, так как без сознания он не кpичал и не выpывался, но! иногда он все же пpиходил в себя, оpал и бил копытом, как техасский мyл.
За боpт спyстили беседкy. Hесколько человек забpались в нее и пpинялись тянyть Толика за pyки, в то вpемя когда все остальные пихали его в зад. Чеpез паpy часиков стало ясно, что Толик никогда в этой жизни не пpойдет чеpез иллюминатоp. Еще полтоpа часа тянyли по инеpции, вяло и без пpисyщего нам энтyзиазма. Самое обидное, что Толик висел с того боpта, котоpый был обpащен к стенке и был хоpошо виден подходящемy начальствy, а виси он с дpyгого боpта - там хоть неделю виси: никомy это не интеpесно. Подъем флага - святое дело на коpабле. Hа это вpемя пеpеpвались, оставили Толика висеть и пошли на постpоение.
- Hа фла-аг и гю-юйс... смиp-pна! Hyжно замеpеть. Все замеpли. Ритyал подъема флага символизиpyет собой нашy ежесекyнднyю готовность yмеp-pеть за наши идеалы и вообще отдать концы, то есть все накопленное, до последней капли, сдохнyть, коpоче...
- ф-ла-аг... и гю-юйс... под-нять!.. Воль-на!..
- Та-ак! - сказал командир, мысль о Толике не оставляла его ни на секyндy. - Сейчас бyдет коррида!
Коррида началась с прибытия комбрига. Увидев в иллюминаторе отвисшее, как на дыбе, бесчувственное тело командира боевой части пять и с ходу поняв, в чем дело, комбриг, стоя на стенке, воздел pyки к телy, шлепнyл ладошками, поместил их себе на гpyдь, затрясся дpяблыми щеками и плаксиво затянyл:
- Гни-да вы-ы казематная-я... слон вы-ы сиамски-ий... я вам хобот-то накpyчy-y... верблюд вы-ы гималайский... коpова вы-ы иоpданская-я... хpен вы-ы египетский!..
Помолившись столь оpигинальным обpазом, он тyт же вызвал командиpа.
- Сейчас начнется кислятина, - скpивился командиp, - запричитает, как баба, что наyтpо обнаpyжила, что постель пyста! Hy, тепеpь моя очеpедь...
- Святая-я святых... святая-я святых, - заканючил комбpиг, стpадальчески ломая pyки пеpед командиpом, - подъем флага, святая святых, а y вас до чего дошло, y вас механик, пьяный в
жопy, жопой в иллюминатоpе застpял! Валеpий Яковлевич! Вы же боретесь за звание "отличный коpабль"! Сейчас же командyющий здесь бyдет вместе с главкомом. произнеся "главком", комбpиг, до котоpого только тепеpь дошла вся глyбина разверзнутой сырой бездны, как бы почyвствовал yдаp по затылкy и замеp с откpытым pтом. Вся его фигура пpевpатилась в один сплошной yжас, а в глазах затаился пpыжок.
- Да! - заоpал вдpyг командиp, чем заставил комбpига вздpогнyть и сyдоpожно, до yпоpа втянyть пpямyю кишкy. - Да! Пьяная падла! Вы совеpшенно пpавы! Да, висит! Да, жопой! Да, "отличный коpабль"! Да, слетится сейчас воpонье, выгpызyт темечко! Тяните! - кpикнyл он комy-то кyда-то. - Hе вылезет, я емy яйца откyшy!
- И-и - pаз! И-и - pаз! - тянyли механика. - И-и - pаз! -
А командиp в это вpемя, испытывая болезненное желание откyсить y механика не бyдем повтоpять что, еpзал стоя.
- И-и - pаз!
- И на матpац! - сказал командиp, заметив, что на пиpс пpибыл командyющий флотом. Комбpиг повис на своем скелете, как стаpое пальто на вешалке, потеpяв интеpес к пpодвижению по слyжбе.
Командyющий флотом, сpазy поняв, что вpемя yпyщено и нyжно действовать быстpо, а спpашивать бyдем потом, возглавил извлечение, сам отдавал пpиказания и даже полез в беседкy. Комбpиг полез за ним, пpи этом он все стаpался то ли поддеpжать комфлота за локоток, то ли погладить или чего-нибyдь там отpяхнyть.
- Что вы об меня тpетесь!... тyт!.. - сказал емy командyющий и выслал его из беседки.
- Разденьте его! - кpичал командyющий, и Толика pаздели. - И смажьте его салом! - И смазали, а он не пpолез.
- Пихайте его! - кpичал командyющий. Толика пихали так, что зад отбили.
- Деpгайте! - Деpгали. Hикакого впечатления. И тyт командyющего флотом осенило (на yдивление быстpо):
- А что если емy в жопy скипидаp залить?! А?! Hадо его взбодpить. Зальем, понимаешь, скипидаp, он, понимаешь, взбодpится и вылетит!
( - И бyдет, каpкая, летать над заливом, - пpошептал командиp.)
- А y вас скипидаp на коpабле есть? Hет? У медика, по-моемy, есть! Давайте сюда медика! А кстати, где он? Почемy не yчаствyет? Дали емy медика, и начал он "yчаствовать":
- Да что вы, товаpищ адмиpал? - сказал медик, и далее пошла истоpическая фpаза, из-за котоpой он навсегда остался майоpом. - Это ж человек все-таки!
- Все-таки человек, говоpишь? - сказал командyющий флотом. - Человек в звании "капитан втоpого pанга" не полезет в окошко и не застpянет там задницей! Hy и как нам его тепеpь доставать пpикажешь, этого человека? Доктоp pазвел pyками:
- Только pаспилить.
- А ты его потом сошьешь? А? Ме-ди-ци-на хе-pова?! - Медик pаздpажал и был yслан с глаз долой.
Командyющий стоял и кyсал локти и дyмал о том, что если нельзя вытащить этого дypня стаpого, то, может, коpабль pазвеpнyть так, чтоб его видно не было, а? Главкома пpоводим и
pазбеpемся. Hичего стpашного, повисит. Да-а... вpемя yпyщено. С минyты на минyтy может появиться главком. И главком появился. Толю подеpгали пpи нем, навеpное для того, чтобы пpодемонстpиpовать возможности человеческого оpганизма.
Главком пpиказал выpезать меpзавца вместе с "кyском", автогеном. Раскpоили боpт и выpезали Толю целым кyском. Потом кpаном поставили на пpичальнyю стенкy, и пятеpо матpосов до ночи выpезали его этими лобзиками - ножовками по металлy. Когда выпилили - всех наказали
Автор тов. Линтар
И снова про подводников.Про клички.
Валя стал «паровозом» совсем незадолго до того, как меня назначили 4-м механиком на т/х «Нева». Он там был 2-м помощником капитана.
Люди пожилого, да и зрелого возраста наверняка помнят старую систему связки железнодорожного подвижного состава. У вагонов и локомотивов существовали так называемые буфера. Это металлические тарелки с подпружиненными штоками, воспринимающие и демпфирующие толкающие усилия. К чему я это, поймете чуть позже.
На борту парохода то ли «Иня», то ли «Кильдин» в каюте старпома отмечала его день рождения небольшая компания близких товарищей. Как всегда это случается, спиртного не хватило. Для надежности отрядили сразу двух гонцов «золотое копытце» в ближайший магазин.
Ближайший к рыбному порту Владивостока продуктовый магазин в те годы был – белый, названный так за окраску. Рядом стояли серые бараки. Это над самим портом на сопочке за тарным комбинатом.
По пути нужно было пересечь пару линий железнодорожного пути. Дело происходило зимой. Регулярно прокатывающийся снегоочиститель, нагреб с обеих сторон по длинному снежному валу вдоль линий высотой с метр.
Ребята решили сократить путь, и полезли напрямую через эти сугробы. Первый благополучно преодолел препятствие. А вот второй, которым и был Валя, скатившись на рельсы, неожиданно обнаружил, что на него наезжает маневровый паровоз.
В ужасе он обхватил руками один из буферов. Направляющее малое колесо паровоза попало ему между ног. И Валя поехал копчиком по рельсу, а ноги пересчитывали шпалы по обеим сторонам колеса. Транспортировался он так метров 50 -60 до кузницы, где рабочие заметили этот необыкновенный способ путешествия и начали махать руками и орать машинисту, чтоб остановился. Паровоз стал, машинист слез на землю и охренел форменным образом: под колесами человек. Валентина выковыряли из-под паровоза, с большим трудом разведя его руки, вцепившиеся в шток тарелки мертвой хваткой. Вызвали скорую и отправили в пароходскую больницу. Праздник на судне, естественно был сорван этими чрезвычайными обстоятельствами и недостатком спиртного в нужный момент.
Обошлось все малой кровью. У Вали колесиком отдавило кусочек мышцы бедра. Дефект ему хирург заштопал. Но вот что поразительно. На Вале, теперь уже ставшем Валей –паровозом, были в тот момент одеты китайские кальсоны-рейтузы трикотажной вязки. Раздевавшая его санитарка утверждала, что от них остался только пояс с малой частью, который и демонстрировала для убедительности. Остальное было вытащено в виде непрерывной нитки во время его катания задницей по рельсу. А брюки ведь остались на месте и не повреждены.
История окончилась через день, когда Валю пришла навестить недопившая компания. И конечно с пойлом. Они увлекли его под сень голых деревьев рядом с больницей на белый снежок прямо в халате и парадной фуфайке.
Валя был застукан со стаканом в руках проходящим врачом. А будучи моментально прославившимся, тут же и узнан. Через полчаса он вылетел из больницы за нарушения режима. Долеживал на судне под присмотром судового фельдшера.
Так что – «Будьте осторожны на железнодорожных путях», чтоб не приобрести неожиданно странную кличку.
А о Вале-паровозе можно рассказать еще пару интересных историй. Но кончил он плохо, очень плохо. Просто замерз по пьяни под забором.
Валентин стал популярным среди чуркинских и диомидовских рыбаков, еще до того как приобрёл свою звучную кличку.
Транспортный рефрижератор «Нева», один из так называемых «марсельцев» (тоже, кстати, прозвище, — когда-то вся серия из четырех рек возила масло из Марселя в порты Союза) стоял в Дальзаводе на ремонте.
Будучи горазд на выдумки, Валя – будущий паровоз, за пару бутылок водки договорился с плотниками о модернизации своей каюты. А заключалась она в немногом. Плотники тайком, под видом ремонта стола и рундука, прорезали в этом рундуке дверь в соседнюю каюту 4-го механика, искусно замаскировав ее наличие. А надо сказать, что на этих судах каюты были большими, разве что не очень уютными. В каждой паре офицерских кают были встроены огромные шкафы для одежды – рундуки.
Тогда еще судовые интерьеры монтировались в основном из дерева и фанеры с редкими металлическими каркасами. Сварка только входила в свои права, металлические детали еще, по большей части, склепывались. А деревянные стойки, распорки, обшивка нещадно скрипели при качке на старых судах.
Никто не обратил внимания на проведенные изменения конструкции. 4-й механик временно подменял штатного и просто забыл предупредить его, когда уходил с судна.
Интересно, что и я, проработав 4-м месяца три, совершенно не подозревал об этой секретной двери.
В конце пятидесятых еще сохранялись некоторые жесткие правила устава, сохранившиеся еще с войны, как-то незаметно отмершие с годами.
За соблюдением одного из таких, касавшегося «отбоя», строго следил помполит. Была на судне такая мало уважаемая почти всеми моряками должность. В 23.00 все посторонние должны были покинуть каюту (помните правила в гостиницах), а моряк улечься в койку для праведного сна.
Что касается проноса спиртного на борт, а тем более его потребления и речи не могло быть. В общем-то, с этим злом велась всегда борьба на всех флотах мира.
Обычно помполит (официально – 1-й помощник капитана) обходил сам или с сопровождающими: вахтенным помощником и предсудкомом, для констатации фактов нарушений,- коридоры жилых отсеков. Прислушивался и приглядывался. В подозрительных случаях открывали дверь, разгоняли собравшихся, выключали музыку ну и т.д. Мало того, при злостном нарушении на следующий день следовала разборка с последующим приказом по судну.
После ремонта на «Неве» помполит уже не один раз услышав вроде бы посторонние разговоры, а иногда и звон бокалов в каюте 2-го помощника и потребовав немедленно открыть дверь, минуты через две убеждался, что в каюте никого нет, постель разобрана, а Валя полуодет. Но подозрения все крепли. Однажды, услышав особо бурное проявление чувств, помполит вызвал старпома и предсудкома. По долгу службы те тоже приняли участие в комиссионном вскрытии двери, так как Валя категорически отказывался это сделать.
И что же? Опять пустая каюта. Помполит – в шоке. Были открыты и обследованы все места, где можно спрятаться человеку. Ну ладно, одному, но четверым же, голоса, которых они вроде бы слышали. Обследовали тщательно и рундук. Никаких следов. Только одежда на плечиках и крючках да роба.
Оказывается процесс исчезновения гостей или гостьи из каюты в соседский рундук был отработан до автоматизма. Они заодно прихватывали с собой возможные улики: стаканы и свернутую скатерку со всем нехитрым закусоном.
Валя через рейс ушел в отпуск и отгулы. А помполит, как потом выяснилось, даже обратился к врачам по поводу появившихся у него глюков.
И снова про подводников. Смех да и только.
Итак, место действия - передовая база стратегических подводных лодок Северного флота, время - начало 80-х годов прошлого столетия. Служил на нашем экипаже в электромеханической боевой части "пятнадцатилетний"
капитан Саша Дядюк. "Пятнадцатилетний" - не потому что молодой, а потому что пятнадцать лет капитаном проходил, и большая звездочка ему ну никак не светила. И он так тяготился службой на подводном крейсере, что аж не мог больше его видеть. А уволится в запас в те времена (если кто помнит!) было ой как трудно, если только по большому блату. На всех его рапортах была одна и та же виза - "нет оснований".
И вот заступил Саша дежурным по кораблю. А старшим на борту остался заместитель командира по политической части - Константин Сергеевич Ленёв. Перед тем как идти отдыхать, это около 2-х часов ночи, дежурный по кораблю должен осмотреть пирс, швартовые концы и записать результаты осмотра в вахтенный журнал. Саша вышел на пирс, а там моряки жгли мусор и осталось пепелище. Дядюк взял да и перемазался сажей, привел в боевое положение ПДУ (портативное дыхательное устройство, которое все подводники должны носить при себе) спустился на подводную лодку и, минуя центральный пост, отправился к каюте замполита. Что может делать замполит в третьем часу ночи? Естественно, видеть тридцать третий сон.
Саша начал барабанить в дверь и кричать нечеловеческим голосом "Пожар в девятом отсеке!!!" Зам выскочил из каюты - конечно ничего понять не может. Дядюк ему говорит: "Товарищ капитан второго ранга! В девятом отсеке пожар! Личный состав моим командам не подчиняется. Идите в центральный пост, поднимайте народ, а я девятый - на ликвидацию пожара!"
Костя в чем мать родила - в трусах и в майке, побежал в центральный.
Ну там картина вполне обыденная. В командирском кресле дрыхнет помощник дежурного - мичман. За пультом сидит вахтенный матрос и пускает слюни на вахтенный журнал. Вдруг врывается растрепанный замполит и начинает орать: "Всех под трибунал отдам! Аварийная тревога! Пожар! Бегом!
Звонить командиру соединения!" В общем, бред полный, вы ж понимаете...
А наш герой уже умылся почистился, потихонечку пришел в центральный пост и из за спины бушующего Кости показывает мичману, что, мол, замполит-то того, крыша поехала совсем. Ну тут мичман смекнул, вызвал подкрепление, замполита "упаковали", и засунули обратно в каюту. Как полагается - выставили вахтенного со штык-ножом и с повязкой. Утром прибывает командир корабля. Дядюк ему докладывает, что во время его отсутствия происшествий не случилось, только казус один произошел - замполит подвинулся рассудком.
Командир удивился, но посмотреть пошел. Подходят к каюте зама - а там моряк с ножом, дверь опечатана, всё по уставу. Командир постучал, а из-за двери - "У-ууу! М-ммм!" Это они ему кляп в рот воткнули, чтоб не ругался сильно. Доложил командир в дивизию. Приехали медики, "политбойцы", командование. Разобрались, конечно. Сашу Дядюка от дежурства отстранили.
А замполит сразу побежал в полит отдел с докладом. А там у него корешок, толи по училищу, толи по академии, да и неважно это.
Вызывают Сашу на ковёр. "Как же Вы могли, опытный офицер, устроили цирк. А если в следующий раз пожар фактически возникнет... А если бы он вёз патроны... Ля-ля-ля..." Ну и так далее в таком духе. А Дядюк такой весь невинный и говорит: "Кстати о цирке. Я, вообще-то, иллюзионист и могу создать любую иллюзию. Ну например, что у вас в кабинете по пояс воды." Те переглянулись: "Давай, валяй!!!". "Только уж для полной иллюзии надо как-то приготовиться, - говорит Сашок, - Ну сеть там повыше, мебель поднять... А потом я выйду из кабинета, а когда зайду через 10 секунд обратно, у вас будет полная иллюзия." Те и подготовились, Дядюк выходит из кабинета, напротив - дверь приемной Начальника политотдела.
Он туда. Так мол и так, товарищ капитан 1 ранга, захожу в кабинет вашего заместителя, а там наш замполит, только похоже они оба подвинулись рассудком. Сидят без ботинок на спинке дивана, мебель вся переворочена.
НачПО - "Не может быть!?" Саша ему - "Может, может. Зайдите, сами посмотрите."
Тот пошел ну и застал обоих политбойцов в "режиме ожидания иллюзии".
Такая вот история.
Правды ради надо отметить, что был у неё "hарру еnd". Уволили Сашу Дядюка с флота в течении 48 часов.
И снова про подводников. Диверсант.
Учения по борьбе с диверсантами у нас проводились достаточно регулярно. Я думаю, работникам особого отдела надоедало бесполезно бороться с врагом внутренним — из-за его отсутствия — и они переключали наше внимание на гипотетического диверсанта. Надо же чем-то зарплату оправдывать. Они и так стеснялись — людям доверены тайны высшего порядка и ядерное оружие, а за ними нужно следить, ежемесячно отчитываться перед начальством об их незрелых заявлениях и антиправительственных настроениях.
Например:
— » Замполит «Б-101″ жаловался товарищу, что для новых орденов Леонида Ильича не хватает места на портрете, и он вынужден приклеивать бумажечку на багет портрета, а затем дорисовывать очередную звездочку. Скоро закончится не только багет, но и стенка рядом с портретом;
— Замполит » Б-33″ в казарме постоянно слушает песню полузапрещенного автора Высоцкого В.С. «Растопи ты мне баньку, хозяюшка», или » Банька по-черному», или » Банька по-белому»-по-разному в разных источниках;
— Минер » Б- 50″ в пьяном виде кричал: » Всех бы пострелял!», но без фамилий и указания рода оружия. Алекс.»
Начальство реагировало немедленно: «Центр — Алексу. Рекомендовать политотделу проверить Ленинскую комнату у первого. Принять зачет по знанию секретного делопроизводства у второго. О результатах, которые должны быть негативными, доложить секретной почтой. Третьего наказать за что-нибудь, и записать, что будет кричать. «Баньку» переслать в наш адрес — не слушали, а с цветом разберемся».
И наши Алексы и Юстасы бросались выполнять эти ценные указания — ЦУ.
Мы на них не обижались: на флоте очень много нужного, но совершенно бесполезного, а так же нужных, но бесполезных людей.( В список можно добавить и офицеров — химиков).
А «Баньку», как люди чистоплотные и зачастую лишенные возможности помыться месяцами, мы любили и, в пику им, начинали слушать во всех экипажах.
Шпиона мы почему-то представляли таким:
предположительно американец, но с японскими генетическими корнями. Этакий низкорослый негр с раскосыми глазами и очень злым лицом, обвешанный магнитными минами, в камуфляжном гидрокостюме и со звездно-полосатым флагом (а как же без флага? Что он будет водружать на штабе бригады в случае своей победы?) за пазухой. Морской котик среди наших камчатских нерп.
Чужой флаг над штабом бригады приводил нас в негодование.
По тревоге мы получали пистолеты, стреляющие металлическими стрелками вместо пуль, и специальные гранаты, взрывающиеся на заданной глубине. Потом долго мерзли и скучали. Иногда бегали по заснеженным сопкам, гоняясь, как правило, за лисой, принятой за шпиона. Лиса на бегу гадила от страха. Хуже было, если суматоха поднимала из берлоги медведя или беспокоила росомаху. Тогда гадили уже мы.
Наша бдительность возрастала многократно. После пяти — семи таких тревог казалось, что проклятый негр сидит под кустом, прячется в куче мусора, скрывается за дверью подъезда, плещется у борта самого святого — твоей подводной лодки, замаскировался под старшего офицера и только поэтому не отвечает на окрики пьяного старшего лейтенанта: » Эй, ты! Стоять! А ты кто такой? Покажи личико, я сказал!»
По любому такому случаю игралась тревога, и личный состав экипажей начинал рыскать по поселку. Оказывалось, что под кустом присел матрос-таджик, привыкший гадить на природе, в куче мусора прилег пьяный флагманский химик, не нашедший в себе сил двигаться дальше, а за дверью подъезда (чужого!) прятался пропагандист политотдела, заходивший к жене доктора, находившегося в море. Заходил, конечно же, за таблетками или солью. И не прятался вовсе, а из кармана монетка выпала, подобрать хотел, дверь подъезда открыл, чтобы света больше было, и т.д.
Старший офицер действительно был старшим офицером из штаба флотилии, проверяющим нашу бдительность и уже отвыкшим от обращения «Эй, ты!».
Личный состав, войдя во вкус игры, оставался глух к протестам и объяснениям и всех тащил в штаб бригады, к оперативному дежурному. А уж тот решал, отпускать их, или нет. Я думаю, что у него был фоторобот того шпиона. Иначе как бы он так лихо, на свой страх и риск, отпускал задержанных ?
Хуже было с тем, который плескался. Его заметил помощник (назовем его Прошкиным) с соседней лодки и поднял тревогу.
— Бля буду, мужик, негр, вот с такими усами, морской котик, сказал типа «фырк!» и погрузился в районе кормы. Я с корня пирса мочился а тут…- захлебывался помощник.
— Не «фырк!», а «fuck!» — помрачнел искушенный в языках замкомбрига. — Тревогу играть надо. Точно, американец.
Сказано — сделано. Весь поселок был выдернут из теплых постелей, а матросы из коек. Затопали сотни ног, обутых в матросские «гады», заскрипели двери оружейных сейфов, защелкали рожки, пристегиваемые к автоматам, начались хождения усиленных патрулей и беготня.
Сообщили на флотилию, те — на флот. Более того — РАЗБУДИЛИ КОМАНДУЮЩЕГО ФЛОТОМ!
Он, в силу должностного положения, позвонил ГЛАВКОМУ. Тот-
МИНИСТРУ ОБОРОНЫ! Вооруженные силы страны были приведены в состояние ПОЛНОЙ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ!
Обстановка в мире была напряженной. Один диверсант мог уничтожить магнитными минами целую бригаду кораблей. Именно это сделал мой друг, Герой Вьетнама, Ван, в порту Камрань. Появление диверсанта в отдаленной базе подводных лодок очень напоминало ответный ход.
Сначала штабисты Главного штаба ВМФ, а затем всех родов и видов Вооруженных Сил, сгрудившись у карт, пытались
вникнуть в указания штаба Генерального. Дело было трудным изначально. Дело в том, что в военной доктрине того времени было записано, что войну мы первыми не начнем, но наш удар будет упреждающим. По логике, упредил — значит, ударил первым, то-есть первым и начал. Мы в такие дебри военной науки старались не лезть, для этого штабные есть, но и им было трудно с подобной казуистикой. Но военные — люди решительные. Не знаешь, что делать — командуй хоть что-нибудь. Скомандовали.
Взревели моторы самолетов, выруливающих на взлетные полосы, грозно зашевелились башни огромных береговых орудий, крейсера начали сниматься с якоря, а десантные корабли, приняв морскую пехоту и технику, отдали швартовы. Командиры атомных подводных лодок достали из сейфов пакеты с ключами от ядерного оружия и указанием первой цели. Завращались радары дежурных кораблей и береговых постов наблюдения, полетели куда-то вертолеты с пограничниками, залаяли сторожевые собаки на блокпостах, и даже ВОХРа на оружейных складах лихорадочно защелкала затворами, досылая патрон…Военкоматы начали внеплановый призыв «партизан» на сборы.
Связисты готовились обеспечить переговоры Президентов.
Супостат, обнаружив нашу активность, проделал то же самое.
В это время на одной из лодок не досчитались штурмана. Сначала подумали, что тот взят в плен в качестве языка иностранным шпионом. Потом вспомнили, что как язык штурман вообще никакой ценности не представляет, и вскрыли дверь его каюты. Он спал, свернувшись калачиком, пьяно и безмятежно. Стеклянная струйка слюны, трогательно, как у ребенка, вытекала из приоткрытой пасти на не первой свежести подушку.
Штурман был опытным офицером и не сопротивлялся, когда его вели к комбригу. Он знал, что пьянство, даже во внеслужебное время, есть повод для наказания. Но раскаяние может это наказание смягчить, в зависимости от глубины и осознания. Поэтому каяться он начал с порога кабинета:
— Товарищ комбриг, ей — богу, грамм по четыреста всего и выпили, помочились с конца пирса, и спать — устал я очень, всю прошлую ночь карты корректировал, поэтому тревоги не слышал…
— С кем мочились? — корректно спросил комбриг, понимая, что собутыльника проговорившийся штурман не выдаст.
— Да с Прошкиным, на нерпу, здоровенная такая, я еще ее морским котиком обозвал, все хотел в голову попасть, да струя уже не та — возраст. Прошкин кричал еще — где котик, где котик, но я спать пошел.
На комбрига было страшно смотреть. Сначала он выплеснул
весь свой богатейший запас ненормативной лексики в воздух.
( Немедленно см. словарь!)
Воздух загустел до состояния киселя, а потом еще и запах. Это пукнул оперативный дежурный, который тоже все понял, и которому через две минуты предстояло докладывать в Главный штаб ВМФ о ходе противодиверсионной операции. Любой армейский генерал, особенно иностранный, в подобной ситуации нашел бы один выход — немедленно с честью застрелиться. Можно было еще застрелить Прошкина, но это ситуацию уже не спасало. Исправить ее можно было, только пролив кровь. Если диверсанта нет, то чью?!
Комбриг распахнул окно, впустив в кабинет снежное дыхание пурги.
— Оперативный, а Прошкин о диверсанте по телефону доложил? Тогда понятно, почему запаха никто не учуял…Так, передай: всей противодиверсионной вахте одновременно бросить гранаты с кормы и пирсов в сторону моря. Пусть дальше бросают, чтоб лодки не повредить. Что всплывет — вылавливать сачками, которыми крабов ловят. Командованию доложу сам…
Потом, пробурчав себе под нос что-то типа: » чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищной», он поднял трубку спецсвязи:
— Товарищ командующий, благодаря умелым действиям личного состава, диверсант уничтожен. Да… гранатами в клочья разорвало… Матерый шпион-одиночка, такой дивизии стоит…
Один был, гарантирую…Мои тоже кое-что могут. Прислать клочья? Ну, пусть утром вертолетом заберут…Спасибо. Представить списки к государственным наградам? Есть…
Положив трубку, он выдохнул: — Прошкина ко мне.
Всю ночь Прошкин клеил камуфляжную ткань к обрывкам старого гидрокомбинезона, а потом рвал на клочья. Зубами. Края обжигал зажигалкой, а потом замачивал кусочки в тазике с морской водой. Работу комбриг контролировал лично. Главное в фальшивке — достоверность. Наши воины камуфляжа тогда не имели, обходились формой цвета хаки. Камуфляжную куртку изъяли у одного из заядлых бригадных охотников. Расставаясь с ней, он плакал. Потерю компенсировали «канадкой».
Утром прилетел вертолет и увез клочья на анализ, в Москву.
Там специалисты сначала обрадовались настоящей работе. А потом поняли, что это чистое надувательство. Ну не владеют американцы технологией приготовления клея БФ-88! И в резине не каучук, а в основном сажа! И камуфляжная ткань изготовлена в Балашово…
Но произвести такой доклад по делу, находящемуся на контроле у Президента? Дураков нет.
Дело было решено и закрыто на самом высшем государственном уровне.
Президенты подписали соглашение о неприменении диверсионных групп против наших государств в контексте программы разоружения.
Корабли вернулись в базы, самолеты приземлились, пушки зачехлили, международный скандал замяли.
Была даже оговорена сумма компенсации семье погибшего. Ее — семью -ищут до сих пор.
Комбриг получил репутацию человека, способного «разрулить» любую ситуацию, Прошкин — НСС от командования и кличку «морской котик» от сослуживцев.
Участники операции были награждены орденами и медалями. Но так как их было много, а наград мало, до бригады дошла лишь одна медаль «За боевые заслуги». Да и досталась пропагандисту политотдела, который на момент всей этой кутерьмы находился в отпуске. Так всегда бывает.
А нам было очень жалко нерпу. Клочьев ее шкуры хватило только на то, чтобы обшить руль бригадной «хлебовозки».
Некоторые даже начали сбор средств на строительство памятника погибшей. Был объявлен конкурс на лучшую эпитафию. Победил текст «Животному, предотвратившему третью мировую…». Даже место уже выбрали — у берега, напротив штаба.
Чтобы море плескалось у подножия постамента, сородичи нерпы подплывали и гордились, а так же воспитывали своих детенышей в духе патриотизма и самопожертвования…
Но дело не пошло по двум причинам. Во-первых, деньги на памятник брались у жен и благополучно пропивались в период кратких заходов в Петропавловск-Камчатский. Так что нужную сумму собрать никак не удавалось.
Во-вторых, комбриг, узнав об инициативе, ее не одобрил. Робкие возражения и примеры создания памятников собаке в Альпах, волчице в Италии и Русалочке в Дании, его не убедили.
— Будут глупые вопросы от проверяющих — раз. У нас не Италия — два. Согласен только на памятник Прошкину, но с надписью: » Животному, которое чуть не развязало третью мировую войну» — три.
На Прошкина деньги сдавать не хотелось. Так никого для потомков и не увековечили.
Автор Алексей Данилов.
И снова про подводников. Весенний призыв.
В бригаду привезли молодежь. Радовались все. Во-первых, матросы, которые меняли статус. Первогодки становились подгодками, подгодки годками, годки — гражданскими. Во — вторых, офицеры, в надежде, что уж этот призыв позволит залатать дырки в штатном расписании и будет лучше предыдущего, состоявшего из сплошных убоищ и уе… ищ.
Ну, как еще назвать человека, выращенного из простой чурки до командира отделения, опрометчиво отправленного в отпуск и вовремя из него не прибывшего?
С другой стороны, как можно обвинять человека (в данном случае командира подразделения, этот отпуск предоставившего), если он вырос в городе, а не глухом ауле (аиле) и не знает нравов, в нем царящих на протяжении веков?
Старшина Бердыбеков ( Тихоокеанский флот на 98 процентов комплектовался матросами из Средней Азии и Закавказья) уехал в отпуск. Через десять суток, не считая дороги, он в часть не прибыл. Не прибыл и через двадцать. Командованию лодки пришлось докладывать о неприятном факте и отправлять на родину старшины целого мичмана.
Мичман прибыл в знойный Таджикистан, добрался до нужного райцентра и в военкомате узнал, что до деревни Бердыбекова 180 километров. И добраться туда можно только на ишаках — горы. Мичман был молод, настойчив и не боялся трудностей. Сам он когда-то учился в Краснодарском сельскохозяйственном институте (не закончил), и имел второй разряд по конному спорту. Ишак — та же лошадь, только ростом поменьше. Короче, поскакал наш мичман по горам и долам. В военно-морской форме, вызывая законное удивление туземцев и овечьих стад.
Путем расспросов местного населения, нашел аил, а в аиле семью Бердыбековых. По-русски они не говорили. С помощью жестов удалось выяснить, что Улугбек пасет овец в двух днях пути от аила.
Сначала мичман очень смущался в незнакомой обстановке. Но затем увидел, что отец щеголяет в тельняшке, брат в хромовых ботинках, дядя в бескозырке вместо тюбетейки, а из- под цветастого халата сестры Бердыбекова выглядывают флотские штаны. Родные флотские вещи, пусть и разрозненные, придавали сил и уверенности. Он уже не удивился, увидев бабушку в голландке, и с «гюйсом» на голове, поверх платка. В ожидании Улугбека пили чай. Отец что-то рассказывал, а мичман, не понимая, проявлял уважение и кивал головой. Он настолько понравился отцу, что тот начал окликать пробегающую с лепешкой по двору сестру Бердыбекова, скалить желтые зубы и что-то белькотать, хитро прищуривая глаз и поглядывая на мичмана. Девушка все это время терпеливо стояла, смущаясь. Лепешка обжигала ей руки, но пока ата не отпустил, уходить нельзя. Да и мичман ей нравился. Сам мичман отнекивался, понимая, чего хочет старик. Становиться зятем ему вовсе не улыбалось. «Гюльчатай» его не прельщала. Он имел здоровые вкусы, сформированные грудастыми, полнозадыми кубанскими казачками, а ему пытались всучить обугленную солнцем, худую и кривоногую головешку. Борьба продолжалась каждый день. От мутного чая уже тошнило, но его постоянно подливали гостю в чашку, и не выпить было нельзя.
Может, мичман бы и дрогнул от натиска и осады, а так же от «чайного» поноса, мучившего его все эти дни и ночи, но через неделю появился Бердыбеков. Он не очень удивился приезду сослуживца и был искренне рад.
— Спасиб, товарища мичман. Служит хотель, радный не пускаль — овца пасть некому. Ата совсем балной. Бират нога болыт.
Жиенщина нилызя. Пириехал — подарка сделал, форма понравылась. Назад иехат нэ в чом было.
Грязный, давно потерявший цвет, прожженный в нескольких местах у ночных костров халат подтверждал его слова.
Мичман, несмотря на молодость, даже не попытался вернуть форму. Подарки не забирают. Он принял Бердыбекова, в чем тот был.
Бердыбеков шел впереди и пел заунывные песни своей страны, мичман ехал на ишаке, ишак понуро шагал, думая о чем-то. Может, Буриданов осел был его предком, и он просто восстанавливал в памяти имена философов, которых при встрече нужно залягать до смерти. А может, его предком был осел Ходжи
Насреддина, и он улыбался, вспоминая его похождения, а вовсе не скалил зубы.
Так или иначе, но до цивилизации они добрались. Ишака сдали какому-то родственнику, а сами полетели самолетом — у мичмана вышел срок командировки, ему самому грозило наказание, и он счел за лучшее доплатить. Бесплатные проездные были только на поезд. А поезда на Камчатку не ходят. До Владивостока пять суток, потом трое пароходом до Петропавловска. Командировка закончилась шесть дней назад, и уже три дня мичман, по закону, был дезертиром.
Подробности прибытия опустим, но детали операции по доставке старшины второй статьи в часть стали известны всему флоту. Во-первых, мичману контракт не продлили и отправили в Краснодар, к казачкам, доучиваться.
Во-вторых, пришло негласное указание — матросов из Средней Азии и Закавказья не поощрять отпуском. » Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…»* Лучше присваивать очередные старшинские звания. Служили они неплохо, за власть. Куда там продажным за доллары американским сержантам!
Я сам был свидетелем, когда матрос — азербайджанец тыкал носом в плохо выдраенные паелы матроса — туркмена и приговаривал:
— Ну чито, чурка, билят не русска, машком паель не начистыл, твоя морда чистим буду!
*Р.Киплинг, английский поэт и писатель.
«Машкой» на флоте называют большую щетку с металлическим «ворсом». Паелы — это съемные металлические пластины, которыми выложена палуба трюма. Должны блестеть. Блеск придается «Машкой».
Приподнял такой «коврик» — добрался до механизма.
Итак, привезли неофитов. Все, радуясь, бросились в казармы смотреть на пополнение. Пришел, по долгу службы, и я.
Узнав, что командир в своей каюте, решил заглянуть к начальнику и другу. Оказывается, радовались не все. Наш командир плакал. Я был шокирован этим сверх меры, зная его как волевого и жесткого офицера. Он отхлебывал сухое вино из стакана, бил кулаком по столу, крутил «дули», кому-то наверху их показывая (думаю, отделу комплектования флота), и кричал:
— Десять суток отпуска, не считая дороги? В Африку? Да вот хер вам, умникам! ТАМ только овцы были, а тут и крокодилы, и
бегемоты, и перевороты!
Он все не мог забыть отпуск Бердыбекова.
Увидев меня, он утер слезу, отхлебнул еще, и почему-то шепотом спросил:
— Зам, ты видел?
— Что? — перешел на шепот и я.
— Вот вечно вы замы так! Когда мелочь какая-то, вы ее раздуете до размеров авианосца, а мимо серьезного события проходите, не заметив! «Что»!- передразнил он меня.
Потом, еще раз отхлебнув, жестом пригласил меня наклониться, и почти в ухо произнес:
— Негры…
— Какие негры, где? — я, грешным делом, подумал, что командир перенапрягся, готовясь к поступлению в академию и читая учебник по МРКД (международное рабочее и коммунистическое движение), в котором борьбе черных за свои права было отведено не мало места.- В Африке?
— В п..де! У тебя под носом, в кубрике, а ты и не знаешь!
Служить будут…На моей подводной лодке…Негры…Уй! Командира передернуло, а на глаза опять навернулись слезы.
Я проникся серьезностью момента. У супостата процентов 80 экипажей кораблей имели темный цвет кожи. Это они охотились за нами, а мы за ними. И их — на лодку? А если в бою расовая принадлежность окажется выше долга?
Я пулей выскочил в кубрик. Действительно, на крайней
койке, у стены, сидело трое курчавых, губастых, темно-фиолетовых ребят. В синих робах советских матросов. Они о чем-то тихо говорили на незнакомом языке.
— Может, суахили? — попробовал угадать я. Суахили я не то что не знал, но даже никогда его не слышал.
Пришлось проверить догадки командира:
— Do you speak English?
Бойцы напряженно замолчали. В их темных, выпуклых, похожих на крупные темные вишни глазах с красноватыми белками, не мелькнуло даже тени понимания. И это хорошо, так как пришлось бы вспоминать тему «Допрос военнопленного» на английском, а именно ее я в училище и пропустил.
Восточно-закавказский разговорник остался на лодке, пришлось начать с привычного:
— Вассалом Алейкум!
Бойцы оживились и почти дружным хором ответили:
— Алейкум вассалом, ага-джан!
Стало понятно, что мусульмане, но тень сомнения все же оставалась. И среди негров масса последователей этой веры. Тем более, по-русски они не понимали.
В качестве переводчиков были вызваны: ассириец Джабаров, дагестанец Курбанов, уйгур Раджабов, таджик Бердыбеков, адыгеец Хаджоев, азербайджанец Валиев, грузин Габурадзе, узбек Давлетханов, туркмен Сейтмурадов и даже кореец Ким. Этакий курултай башибузуков, но без достархана. Казахов, армян, башкиров, татар и бурятов я решил не вызывать.
Негры смотрели на нас довольно испуганно, но потом сообразили, чего от них хотят.
Начался тест на опознание. Шестая проба — таджик Бердыбеков, виновник всефлотского шума — дала желанный результат. Негры зашипели, загукали и заклекотали. Они оказались особым таджикским племенем с примесью индийской, афганской и пакистанской крови. Племя живет в горах Памира, питается бараниной и лепешками. С гор они не спускаются, муку доставляет вертолет. В школу дети, естественно, не ходят, лишнее это при таком первобытном укладе. Диалект у них тоже был уникальный, даже Бердыбеков понимал их плохо.
Однажды военкомат не выполнял план по призыву, и этих чабанов увезли тем же вертолетом, что доставил муку, в райцентр.
Мука играла роль приманки, чтоб дети гор выползли из своих пещер к доброй железной птице. В этот раз птица оказалась злой.
Потом какой-то умник определил, что чабанам место именно на подводной лодке — та же оторванность от цивилизации и минимум удобств.
Все это я узнал позже.
Получив ответ на главный вопрос и с воплем:
— Таджики! Таджики!- я помчался к командиру.
Наверное, я кричал в том же ключе, что и бедные болгарские крестьяне при приближении турок: » Янычары, янычары!», потому что командир уже доставал из сейфа пистолет, услышав мой истошный крик.
— Александр Петрович, таджики!- выдохнул я.
Командир молча спрятал пистолет в сейф
— Зам, чего ты так разорался? Таджики и таджики. Не негры ведь. Чего глотку рвать? Зачем ты мне сказал, что это негры? Я же сразу понял, что азиаты, а ты заладил: » Негры, негры»…
— Блин, ошибся, Александр Петрович.
— Ну, ты уж постарайся больше не ошибаться. Выясни все. А то орешь про негров, я и поверил. И вообще, Сергей Викторович, почему не Вы лично принимали и встречали пополнение?
Я оценил изящество хода и перевода стрелок. Командир не может проявлять слабость ни при каких обстоятельствах, особенно в случае с неграми. Даже передо мной. Ноблесс облидж — положение обязывает.
— Захлопотался, Александр Петрович. В следующий раз всенепременно встречу. Первым. Я.
Командир уловил сарказм в моем голосе, и плеснул вина во второй стакан, появившийся на столе. Мы чокнулись и закрыли вопрос. Ни в Африку, ни, тем более в Таджикистан никто из нашего экипажа в отпуск не ездил. Никогда.
Кстати, таджики — негры русский выучили за месяц. Не потому, что на нем разговаривал Ленин, а потому, что Бердыбекову присвоили очередное воинское звание — старшина первой статьи, и отдали несчастных ему в подчинение.
Автор Андрей Данилов.
Как подготовить машину к долгой поездке
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
И снова про подводников. Сигнальщик.
Старпом был невелик ростом, усат, изящен и интеллигентен в своем кругу. Вне его он был полным барбосом и иродом. Он закончил одесскую мореходку, а потом перешел в Военно-морской флот. Этакий новый Маринеско. Из-за хорошего английского его, еще гражданского моряка, направляли шпионом на судах почти во все порты мира. Проще перечислить страны, где он не был в должности четвертого помощника со спецзаданием, чем те, где он был. Я не мог понять этого безрассудного шага: сменить такую интересную работу на флотскую рутину?
Однажды он признался, что рапорт о переводе в ВМФ писал с большого бодуна, а потом о нем забыл. Их гражданское судно встретилось с военным кораблем в каком то иностранном порту. Обнимались, целовались, пили, переодевались в форму друг друга — военные в гражданское, гражданские в военное. Старпому так были к лицу погоны капитан-лейтенанта и китель, что к утру он с помощью друзей написал рапорт о переводе в ВМФ.
Конверт подписал просто: «Главкому ВМФ. Лично». а охламоны — военные отправили его секретной почтой в Москву. О письме он к полудню и не помнил.
А на флоте ничего не забывают. Писали — будьте любезны. Пришел приказ, и старпом сменил витые погоны моряка торгового флота на прямые, военные, со звездочками. Думать надо, что делаешь и кому пишешь.
Жили мы на лодке в одной каюте, общались тесно.
Он иногда напевал себе под нос песенку: » Знаю я где спят туманы, где ночуют ураганы, и когда цветут бананы на Канарских островах…» Поверьте, он знал.
Чего не знал, о том не стеснялся спрашивать:
— Викторович, а каков срок службы гитары, через сколько ее списывают?
На мой ответ, что через два года, но у нас гитара еще хорошая, он скептически покачал головой и загадочно сказал:
— Пока хорошая,- и вышел.
Время было позднее, после отбоя. Казарма затихла в расслабленной дреме перед тем, как утонуть в тревожном сне, вскрикиваниях и пускании ветров. Эта дрема называется удивительно метко: отход ко сну. Но откуда-то издалека доносились неположенные звуки, нарушая сонную идиллию и воинский порядок: как будто кота тянули за яйца, а он жалобно мяукал. Потом раздались крики, звон, звук гулкого удара и треск.
Разъяснение пришло само, в виде матроса Жандыбекова. Гитара украшала его шею, как жабо. Гриф сиротливо болтался где-то сбоку на уцелевших струнах. В спину его подталкивал старпом:
— Ну, как тебе «испанский воротник»? Сам сказал, что списывать собираешься, так я поспешил использовать ее в воспитательных целях, чтобы зря, без пользы не пропала. Нечего после отбоя музыкой баловаться, личному составу спать мешать. Верно, Жандыбеков?
У Жандыбекова, казаха по — национальности, глаза были почему-то круглыми и мутными, как у оглушенной динамитом рыбы. Ответить он явно не мог.
Ругаться я не стал, все было преподнесено красиво.
Жандыбеков тут же был наказан за порчу музыкального инструмента, освобожден из фанерной колодки и отправлен спать, а мы сблизились еще больше. Спокойно, циники, не надо гнусных намеков, только духовно.
— Чувствую, Викторович, сработаемся,- сказал старпом.
— А то,- сказал я.
Так удавшимся тандемом и служили.
Было прекрасное солнечное утро. Голубым цветом искрились склоны вулканов, их вершины были скрыты легчайшей дымкой, как кисеей, ослепительно блестел снег на дороге и обочинах, а мы со старпомом, наслаждаясь этой красотой, шагали к катеру на Петропавловск. Лодка встала к пирсу минной базы, но с минами что-то не заладилось, и пришлось дожидаться следующего дня. Получилось «окно», которое необходимо было заполнить полезными делами.
Я ехал в отдел технических средств пропаганды, чтобы передать две бутылки » шила» за киноустановку, загубленную прежним замом. Платить за нее в троекратном размере из собственного кармана (ремонту она не подлежала), мне не хотелось. Взыскивать деньги со старшего товарища, прорвавшегося в академию, тем более. Списывать ее было рано — сроки службы не вышли. Приходилось мудрить и откупаться. Старпом ехал в ателье, заказывать новую шинель.
Выполнив миссии, мы встретились у вечернего катера.
Когда мы прошагали два километра и вышли на пирс, нашей лодки там не было. Она стояла на рейде метрах в пятистах от берега. Ночевать на улице, — а мороз начал крепчать, — нам не улыбалось. Пришлось оценивать ситуацию.
На лодке есть сигнальщики, которые несут постоянную вахту на рейде и должны заметить наш сигнал.
На лодке есть доктор, по фамилии Туманов, который купил себе надувную лодку.
Задача проста и ясна — вызвать доктора на лодке, и мы дома.
Вопрос, как вызвать, решился просто. Перед въездом на территорию минной базы стояло КПП, на крыше которого был установлен прожектор.
Матрос с КПП, увидев перед собой двух офицеров, поинтересовался, кому и как о нас доложить. Мы сказали, что здесь проездом, инкогнито, поэтому докладывать никому не надо. А вот подсадить старпома на крышу, к прожектору, просто необходимо.
Старпом начал давать вызов в сторону лодки. Через десять минут с лодки ответили. Старпом просемафорил:
» Пришлите Туманова с лодкой».
С лодки ответили:
» Не понял, прошу повторить».
Повторив в седьмой раз и получив шесть раз в ответ ту же фразу, старпом начал звереть и рассказывать, что он сделает с боцманом, когда до него доберется, за плохую подготовку сигнальщиков по азбуке Морзе.
Правда, один раз мы получили вопрос: » Какой туман?», и начали лихорадочно сигналить, что не » туман», а » Туманова», но дальше последовало все то же: » Не понял…»
Холодало. Озверевший старпом передал раз пять слово » х…», спрыгнул с крыши и разразился отборнейшим матом в сторону боцмана, лодки, погоды, сигнальщиков, доктора, нашей незавидной судьбы, КПП, побережья, ВМФ, Камчатки и Бога.
Матрос с КПП, раскрыв рот, слушал эту многоэтажную тираду, и даже пытался записывать: старпом был настоящим мастером слова.
Не знаю, чтобы мы делали, если бы не «Уазик», в котором сидел командир минной базы. Им оказался мой старый и добрый приятель, еще с лейтенантских времен, когда я был помощником начпо по комсомолу, а он — командиром арсенала. Я никогда не плевал в командирский колодец, зная, что могу со временем оказаться в подчинении у любого из начальников, проверяемых мной сегодня, да и вообще не подличал. Это ценилось. Командир забрал нас в свой одинокий дом, чтобы скрасить одиночество (его семья жила в Петропавловске) и
наконец-то расслабиться (командиры с подчиненными пьют очень редко и не сближаются). Лодку, оказывается, отогнали по штормовому предупреждению. Не знаю, был ли шторм на море, но у нас штормило всю ночь — мы гуляли.
Правда, командиру часто звонили. Он брал телефонный аппарат и удалялся в другую комнату, извиняясь перед нами:
— Простите, мужики, опять особый отдел.
Нас это порядком утомило, и мы заставили командира признаться в причине столь частых вызовов. Оказывается, на побережье проявился вражеский резидент. Замечены световые сигналы в сторону моря, переданные неизвестным кодом. Расшифровано слово «туман», теперь выясняют, что резидент этим хотел сказать. Предложено объявить тревогу в части и искать резидента до потери пульса.
— Жаль, такую теплую встречу испохабили, придется заканчивать отдых.
Мы со старпомом переглянулись и захохотали. Командир базы решил, что у нас не все в порядке с мозгами: алкоголь иногда вызывает непредсказуемую реакцию организма. Давясь от смеха, я сказал:
— Командир, мы же подводники, мы этих диверсантов каждую неделю поймать пытаемся. Пока не везет. А вам повезло. Вот он, диверсант! — и указал рукой на старпома. Командир онемел, а старпом возмутился:
— Непонятным кодом, одно только слово удалось расшифровать! Матрос не только специальности не знает, но и военно — морского лексикона. Из всего богатства усваивает только
«х…ня», «х…вина» и «кандейка»! Вымирает военно-морское искусство! А особисты тоже орлы, семафор от шифра отличить не могут, крысы сухопутные! А самая большая сука — наш боцман!
Старпома опять понесло. Пока он разорялся, командир по телефону улаживал дело с особистом, объясняя причину сигналов. Особист не верил в конфуз и очень хотел, чтобы все же была объявлена тревога на всей флотилии. Его можно понять: эти ребята всю жизнь такого случая ждут, спят и этих шпионов видят, и когда удача наконец-то поманила, трудно поверить в очередное «зеро».
Командиру пришлось приглашать особиста на очную ставку с нами. Тот нехотя поверил своим глазам, но не отказал себе в удовольствии проверить наши документы, а потом, с тяжелым вздохом, удалился. На пороге он произнес:
— А я-то шифровальщице не поверил, что пять раз передано слово » х…». Я ей сказал, что у нее на уме «х…», — не замужем еще. А глядя на вас, товарищи офицеры, удивляюсь тому, что вы еще что-то, кроме этого слова, передать умудрились.
Старпом возмутился:
— Не надо передергивать, это было три бутылки шила и пять часов назад, тоже мне, психолог!
Командир, примирительно помахав рукой, закрыл дверь за особистом, и мы продолжили.
В шесть утра лодку подпустили к пирсу. Мы долго обнимались, расставаясь, быть может, навсегда. Командирский «Уазик» доставил нас до вчерашнего КПП.
Вчерашний же матрос неожиданно поклонился нам в пояс:
— Ну, спасибо Вам, товарищи офицеры! Теперь я знаю, что такое наручники и застенки Родины, меня всю ночь допрашивали и били. А я даже не знал, кто Вы и откуда взялись. Излагал, как все было, а мне не верили. Я рассказал, что пришли два офицера, один украинец. Вы же назвали свою фамилию — Конгнито, я запомнил, хоть и трудная. На «о» заканчивается, значит, украинская. А они кричали, что только дурак не отличит чистокровную американскую фамилию от хохляцкой,- и захлюпал носом.
Старпом по-отечески похлопал его по плечу и по-доброму утешил:
— Не плачь, матрос! В тридцать седьмом тебя на рассвете уже расстреляли бы, а тут даже с вахты не сняли. Тебе повезло, по сравнению с теми, кто вчера мои сигналы прочесть не смог. Вот за них помолись, сынок! — и решительным шагом направился к лодке. Ясно видимый спиртовой шлейф стелился за ним, как плащаница русского витязя, спешащего ввязаться в бой с печенегами.
Через два часа боцман и сигнальщики знали азбуку Морзе лучше, чем ее изобретатель.
То, что Туманов купил лодку в прошлый приход в Петропавловск, и оставил ее дома, во внимание принято не было. Предупреждать надо.
Он тоже был наказан, несмотря на то, что доктор, а скорее всего, именно за это.
Автор Андрей Данилов.