Однажды в глухой деревне, в медвежьем углу, в семье крестьян родился голубоглазый светловолосый первенец. Его глаза были синие как васильки. И назвали его Васильком. Василёк был проказливым и весёлым мальчишкой. Он рос и его память вбирала вкус живицы и хвойных иголок, впечатления от воровства колхозного гороха и от розлива рек по весне.

Труд с детства и нежелание учиться. Всё новые и новые впечатления и воспоминания оставались с ним: волки по дороге в школу и полицаи, ради забавы застрелившие такого же, как он, мальчишку, идущего в школу, отобранный немцем последний пяток яичек, тяжёлый труд в поле вместо отца, ставшего инвалидом. Война закончилась, а память наполнялась новым: учёба в школе и успехи в математике, дорога до городского рынка, чтоб продать такие вожделенные и недоступные сливки и яйца, обида на соседей, укравших колхозную свинью в смену отца и необходимость отдавать долг государству за ту свинью, обида, за то, что нет денег на выпускную фотографию и чувство голода. Постоянное чувство голода.

Василёк поступил в военное училище, потому что там кормили и одевали. Первый раз, маршируя на плацу, он высекал искры гвоздём, которым была прибита отвалившаяся подошва его ботика к верху ботинка, проходя между пальцами ног.

Память услужливо ему подаёт воспоминания: вот он, деревенский мальчишка, легко решает все задачи сложного экзамена по математике, а вот важное знание – в столовой надо оставить кусочек хлеба до конца обеда и вытереть им остатки еды с тарелки, а уж затем съесть. Теперь уж он не чувствовал постоянного голода. Но помнил о нём всегда.

В двадцать лет Василёк был стройным блондином с синими глазами и ямочками на щеках. Модный костюм с широкими брюками сидел на нём, пожалуй, через чур свободно. Но воспоминания о тяжёлых временах и голоде всегда были рядом. В двадцать шесть у него был уже животик, да и в целом он был уже не таким стройным. Теперь у него были жена и сын, и тяжёлая служба в суровых погодных условиях.

Характер его был сложным. Василь не доверял людям, умело командовал подчинёнными, становясь ласковым и заботливым только для жены, а затем и для дочки. Он решал все возникающие сложности, добивался целей, знал как надо.

Дети выросли, служба кончилась, жизнь продолжалась. На каждом семейном застолье память о голоде прорывалась. Десятилетиями Василь пытался заглушить память, рассказывая о наболевшем, откармливая внуков и поедая сало, солёные огурчики, борщи, драники со шкварками, блины и котлеты.

Выйдя на пенсию, он всё так же продолжал заботиться о своей семье. Он знал всех торговок на рынке, а селёдку покупал только на засолочной базе. Мог сам приготовить обед, пока жена была на работе.

Уже тогда на его живот можно было поставить кружку, и она не упала бы.

А затем и его жена вышла на пенсию, и вроде как теперь не надо было ходить на рынок и засолочную базу, можно сидеть во дворе с мужиками или дома у телевизора. Но у телевизора лучше сидеть с драниками, с которых капает такой вкусный жир от шкварок. А на завтрак хорошо бы съесть перловую кашу со смальцем. От этого тепло разливается по телу и жить становится гораздо интереснее.

Ходить становилось тяжелее, одежду приходилось покупать новую, потому что старая не налезала. Но главным в семье оставался Василь, и только он знает как правильно; как правильно есть, сколько есть. В коне концов он взрослый мужчина и будет делать то, что посчитает нужным. Сказал «котлеты», значит будут котлеты, и огурцы, трёхлитровая банка огурцов.

А что жена и дети? Они за сорок лет привыкли, что командует глава семьи. Все робкие попытки близких что-то изменить полностью провалились.

Сейчас Василю за восемьдесят лет. Никто не знает сколько он весит, поскольку ни одни домашние весы его не выдержат. При попытке узнать обхват живота портновский сантиметр не сошёлся, майки семьдесят второго размера уже малы. Стоять самостоятельно Василь уже не может. Постепенно к имеющемуся ожирению добавился лимфостаз, и ноги стали огромными. Теперь их покрывают непроходящие язвы. Подняться и встать Василь не может, так и сидит на одном месте весь день.

Психика тоже начала давать сбой за несколько лет неподвижности. И вот передо мной не мой дедушка, а гора мяса и жира с угасающим сознанием, гниющий заживо, с удвоенной яростью и злостью защищающий своё угасание. Он тиранит дорогих мне близких людей и нет никакой возможности помочь хоть кому-то из них.

И так страшно видеть, как человек может сам изуродовать себя, превратив своё тело из стройного в огромную гору со слоновьими ногами, полностью лишив себя самостоятельности.

Сейчас Василь ест меньше и всё так же вспоминает своё тяжёлое детство.

Знаю что ситуаций, где Питер ест фастфуд, еще много. Но найти их все сразу чет не получилось. Если можете накидайте в комменты  такие ситуации.

До и после того, как приехал погостить к бабуле.