Копщик

Часть 22. Необязательное. Жизнь крота-2, или Солома с огнем не дружит.

Интересно, каково было людям с плохим зрением до изобретения очков? Серёга наверняка задумывался над этим вопросом, когда пытался разглядеть ценник в магазине или вглядывался в лесную чащу, пытаясь угадать, бабушки ли это неспешно ковыляют после посещения могилки, или опять стая местных собак устроила на него охоту и пора спешно скрыться в недрах кладбищенского оплота. Что примечательно, он очень любил читать. А когда ты фактически живешь на кладбище, между захоронами и попойками всё равно остаётся очень много свободного времени. Вот практически всё это время и можно было наблюдать Серёгу, напялившего толстенные окуляры и вдумчиво листающего очередную книжку.

Форс-мажорные ситуации на рабочем месте, где постоянно употребляют алкоголь не только работники, но и вообще все, кому дома пить вдруг стало скучно и шальная мысль «а пойду-ка я прибухну на могилке заброшенной, клёво же», далеко не редкость. Осенью, когда бывший ковер из сочной мягкой травы превращается в сухие и колючие ярко-желтые бескрайние волны, очень часто не затушенный костёр или выброшенный окурок вызывали небольшие пожары. Местность на кладбище преимущественно песчаная, потому и трава вырастала невысокой. Деревья или деревянные ограды от неё не загорятся. Но если с одной стороны кладбище подпиралось производственными и складскими площадями, то в другую сторону оно на многие километры простиралось однообразным полем с редкими деревцами и кустарниками, заканчиваясь лесополосой, отделённой маленькой речушкой от старого бора. Вот там-то как раз трава колосилась по пояс и выше, и загорись она – пожар при сильном ветре мог бы легко перекинуться на лес.

Когда мы видели, что со стороны захоронений тянет дымком, обычно вызывали пожарных как нормальные ответственные люди отправляли Виталю пробить обстановку. Если трава загорелась – забивали хуй и бухали дальше брали лопаты и пару вёдер, топали в разные стороны и тушили подгорающую траву. Каждый год мы 4-5 раз сталкивались с этой ситуацией и тушение этих мини-очагов возгораний было рабочей рутиной.

Одним типичным погожим сентябрьским вечером меня от послерабочего отдыха оторвал звонок Серёги. Природа тогда отлично нас побаловала - вся Сибирь была нарядно одета и заботливо подогрета настоящим «бабьим летом». Я вышел на балкон, закатное солнце заливало моё загорелое лицо, Серёга буднично вещал в ухо, что с погоста тянет дымом. Воздух был сухим, дождь не мочил землю уже больше недели, а значит, трава была идеально высушена, чтобы разгореться максимально быстро. Я послал Серёгу на хрен посмеялся над Серёгиным предложением всех обзвонить и приехать потушить возгорание, сказал ему вызывать пожарных и отзвониться мне после вызова. Через десять минут он мне позвонил, отрапортовался о вызове красно-белой машинки, и я со спокойной душой сел пить чай с баранками укатил в клуб. Но вы же понимаете, что всё не могло быть так просто?

На самом деле Серёга никаким пожарным не звонил, он взял пакет с пивком, начатой бутылкой водки, нехитрой закусью, сунул его в ведро, на плечо закинул любимую лепестковую лопату и уебал в закат пошёл единолично побеждать могучую стихию, синий аватар погоста, урождённый маг глины и песка. И пока мы с Виталей чинно восседали в заведении, распивая водочку под громкое баханье музыки в кальянном дыму, Серёга тоже употреблял, но под стрекот огня на сухой траве, да и дым был ничем не примечателен. Как я уже говорил, погода долгое время стояла засушливая, что не очень типично для наших мест, потому огонь разгорался гораздо быстрее обычного. Однако, укреплённый стихией воды водки и пива, аватар Сергей с верным помошником Апой Кузей медленно, но уверено теснил пламя, успевая потушить больше, чем загорелось. Солнце закатилось за линию горизонта, город сменил естественное освещение тусклым светом фонарей, а мы с Виталей засобирались домой, ведь завтра с утра на работу. Вот тут-то на выходе меня и застал очень поздний, от того еще более удивляющий звонок от одного из клиентов. Он сказал, что приехал на кладбище оставить памятник, чтобы мы его поставили на следующий день, а там всё в дыму и сторожа, который по моим заверениям находится на месте весь вечер и всю ночь, след простыл. Зная Серёгу, я подумал, что он наебенился в хлам сильно лишнего выпил, и как обычно нихрена не слышит. А клиент сказал, что завезет памятник завтра, а сейчас вызовет пожарных. Продолжение истории читайте в источнике после отправки смс на номер я узнал уже утром.

А было всё так. Серёга реально изрядно нахлобучился, потому что большую часть закуски скормил голодному пылесосу Кузе. Он неспешно продвигался в глубь кладбища, херача по огненной кромке лопатой и сапогами, постепенно сокращая линию огня. И вот, остался лишь небольшой горящий пятачок, Серёга, окрылённый приближающейся победой, накастовал ускоренное затаптывание и, последний раз жмакнув сапогом по горящей траве, окончательно всё погасил. И охуел. Оказалось, что уже давно пространство вокруг ничем не подсвечивалось, кроме тусклых звёзд и это самой полоски огня. Но Серёга не дурак, есть же верный Кузьма следопыт! Он взял его за ошейник, прикрикнул «Давай сына, на место!» и….уебался рожей лица в золу, ибо Кузя, которому осточертело торчать столько часов хрен пойми где, на второй космической радостно рванул в сторону дома. Почему Серёга не позвал его сразу? Да хер его знает. Но остался он наедине с ведром и лопатой посреди поля в кромешной темноте. А когда у тебя зрение такое, что визуально ты не отличишь женскую сумку от кошки, это вообще адовый пиздец нездоровая ситуация. Но делать-то нечего, надо искать путь к свету и вере домой.

Вдалеке он видел мутные огни заводов, и, зная, что сторожка примерно в том же направлении, он побрел туда, тыкая лопатой перед собой. Всё бы могло кончится вполне себе хорошо, но с Серёгой так не бывает. В общем, несмотря на тыканье лопатой, сонары подвели подслеповатого Серёгу не заметил опасного препятствия – вырытой бомжами ямы с мусором, куда он благополучно и уебался, вместе с лопатой и ведром. Так как опыт падения у него был нехилый, дамаж от этого казуса оказался минимальным. Но зато он словил в ловушке проклятие многовекового легендарного смрада. А в это время, вызванные бдительным посетителем кладбища господа пожарные, приехав на место, двинулись изучать ситуацию, по пути заливая неблагоприятные места водой. Там они и наткнулись на чумазого и вонючего Серёгу. «Мужики, я местный!», просипел Серёга. «Да мы видим, дядя», ответил пожарный, затыкая нос. «Подбросьте до сторожки, не в падлу!», вопрошал домовёнок Кузя сторож Сергей, но был нетактично послан к первоисточнику и оставлен на том же месте злыми пожарными. Благо, поскольку они остановились у сторожки и не выключали огней, он видел куда идти.

К слову, пожарники очень сильно удивились, когда это пьяненькое, чумазое и вонючее существо вышло из тени, подошло к сторожке и ключами её отворило. Они дали подписать какую-то бумажку, и выходя спросили: «Дядя, у тебя же тут диван и печька есть, нахуя ты там в поле живёшь-то?». А Серёге нечего было ответить, как ему было нечего ответить и мне, когда я поинтересовался, какого, собственно, полового члена он сразу не вызвал пожарных? В домик я его не запускал, пока он не сгонял в баню. Слава богу, он не завалился спать в чем был когда пришел, а переоделся. Иначе пришлось бы сжигать не только его замусоленную рабочую робу, но и диван. А пожарных после этого мы еще пару раз вызывали, один раз приезжал парень из той смены. «Молодец говорит, мужик, взял себя в руки, отмылся, в порядок привёл. Не зря тебя на работу взяли. Вот что труд с человеками делает».

Давно ничего не писал, как-то сильно был поглощен работой, праздниками, буднями – жизнью, короче. И сегодня не собирался вроде, но просидев всю ночь за трудовой деятельностью, решил маленько расслабиться и дать волю воспоминаниям.

Часть 21. Необязательное. Фееричная дама в годах или подорванная в очередной раз вера в людей.

Не знаю, как так получилось, но моя внешность и манера общения всегда помогали мне найти общий язык с представителями старшего поколения. Не скажу, что какие-то значимые проблемы возникали с людьми других возрастных категорий, но с бабульками это был полный улёт совершенно другой уровень. С детства во мне воспитывали уважение к пожилым людям и в целом мне повезло – я редко встречал остервенелых и склочных престарелых стерв и скандалисток. Но везение, как известно, бесконечным не бывает.

Среди моих постоянных клиентов было полно всяких разных бабулек и дедулек, что поделать – такова специфика места. Большинство из них просили помочь с выполнением обыденных для кладбища вещей – навести порядок на могилке, что-то подпилить, убрать или покрасить. Я терпеливо выслушивал все пожелания, ходил с ними под ручку чтобы посмотреть объём работы и обсудить нюансы, попутно слушая типичные старческие разговоры. После я давал Витале задания, и он, сам выращенный без родительского участия бабулей, всегда быстро и качественно с ними справлялся. Денег старались брать по минимуму, и я абсолютно на них не претендовал, полностью оставляя Витале.

Была у нас одна постоянная клиентка – пожилая женщина лет 60-65. Она всегда ходила в плотном синем дождевике в пол, медленно шаркая ножками и постукивая резной клюкой перед собой. Вечно грустный глубокий взгляд, вежливая речь, пара барбарисок для меня и Витали, грустные рассказы об одинокой старости и постоянных болях после недавней аварии, когда её сбили на пешеходном переходе – не бабушка, а божий одуванчик. Впечатлительный Виталя с исполнительностью верного служивого пса реализовывал её вкрадчивые просьбы. Он всегда радостно махал рукой, увидев её с крыльца сторожки, и провожал до трамвая, тратя по полчаса на путь, который у нас обычно занимал минут 7-8. Баба Люда была для него приоритетом номер один.

Однажды, простояв минут 15 на трамвайной остановке, я с огорчением выяснил, что железный электрический конь не повезёт меня ближайший час из-за крупной аварии на путях. Пришлось переться на маршрутку, которая останавливалась значительно дальше от кладбища, но делать было нечего. Выйди из газельки, я, погруженный в свои мысли, брёл в сторону работы, надеясь не увидеть там Палыча, который очень не любил когда я опаздываю. Из омута этих мыслей я был вырван просвистевшей в сантиметрах от меня иномаркой, оставившей меня прижавшимся к забору в облаке пыли. Машина резко остановилась в тупичке метрах в 30 от меня и…я услышал знакомый голос. Наш божий одуванчик баба Люда, всегда тихонько лепетавшая себе под нос, как студент прогульщик на экзамене у строгого препода, выйдя из машины, шумно обсуждала предстоящие планы по сотовому телефону. Честно говоря, я сперва подумал, что мне охренеть как показалось. Облако рассеивалось, а впереди сновала рыжеволосая тётка, задорно хохоча и матерясь как прожженный сиделец. Я прошел вдоль забора и встал в проулке, всё еще думая, что мне послышалось, а тётка тем временем тщательно стирала остатки косметики с лица, снимая кожаную курточку и рассказывая своему собеседнику, как «эти олухи сегодня быстро зацементируют ей оградку и всё, на старом кладбище вопрос закрыт». Оставшись в невзрачной серой кофте, баба Люда Людочка заметно сгорбилась, натянула знакомый синий дождевик и повязала застиранный платок, спрятав под ним свою огненную гриву. Достав из багажника клюку, она бросила телефон в бардачок, пиликнула сигналкой и бодро двинулась в сторону кладбища. Пройдя до дома, за которым располагалось трамвайное кольцо, откуда, собственно, мы обычно и приходим на кладбище, она сгорбилась еще сильнее, выставила вперед тросточку и зашаркала в привычном нам старушечьем темпе.

Знатно прихуев от увиденного спектакля и виртуозного превращения рыжей халды в божий одуван, я набрал Виталю и, не вдаваясь в подробности, попросил его подождать с немедленным воплощением пожеланий бабы Люды в жизнь. Щелкнув на великолепную 1.3- мегапиксельную камеру жёппу иномарки с номером, я очень быстренько зашагал другой, чуть более длинной дорогой к кладбищу. В недрах меня начинал клокотать вулкан праведного гнева, готовый раскалить мой анальный кратер и привести к мощному выбросу негатива и термоядерному взрыву невероятной мощности. Шустро перебирая ногами, я вспоминал все просьбы и просьбочки, услужливо исполненные нами за год общения с охуевшей расчудесной пожилой женщиной. Сюда входили и максимальная скидка на оградку, скамейку со столиком, памятник, их последующая бесплатная! установка, вынос мусора, прополка цветочков и прочие, казалось бы, незначительные мелочи, за которые, я уверен, Виталя денег с неё не взял. Но в совокупности, с учётом потраченного времени, эти мелочи тянули на весьма значительную сумму.

Пока я бешено мчался, намереваясь обойти хитрожопую суку, которая, слава богу, свои спектакли начинала достаточно далеко от кладбища, в моей голове крутилось великое множество разнообразных мыслей. Помимо обмозговывания возможных планов мести, мне вспомнилось - не смотря на продуманный образ, мне иногда казалось, что Людмила Алексеевна слишком хорошо выглядит для старенькой, покинутой всеми родственниками женщины, получившей серьёзные травмы в недавней аварии. Но я всегда отмахивался от этого, пропитываясь грустью её лживых речей. Моя уверенность в собственных способностях разбираться в людях мгновенно растаяла вместе с верой в эту наглую обманщицу. А самое главное, я не понимал, как вообще можно дойти до такого – что это за блядский цирк с переодеваниями, кривляньями и враньём?

Обходной путь на анально-ракетной тяге занял у меня минут 10, хотя обычным шагом я бы затратил минимум вдвое больше времени. По всем прикидкам, до могилки Людочка своим актёрским шагом должна была добраться в течение минут 40-50. Я рассказал об увиденном Витале, но он отказывался верить, что было весьма ожидаемо – его мозги были серьёзно промыты, ведь он провёл с ней гораздо больше времени, пока занимался халявным благоустройством места захоронения. Ломать бесплатно поставленный памятник я не согласился, это было бы чересчур. А вот разобрать оградку и завалить её выдерганной ранее травой и, для пущей верности, придавить тяжеленным поваленным деревом было в самый раз. Вместе с оградкой были демонтированы и столик со скамейкой.

Сделав черное правое (хотя может оно и не правое, но мне тогда показалось, что это было правильным) дело, мы направились обратно, и, выйдя из лесочка, как раз увидели сидящую на лавочке напротив сторожки наглую наёбщицу бабу Люду. Я приветливо помахал ей сложенной в «фак» рукой и попросил Виталю постараться не подать виду, чтобы раньше времени не раскрыть приготовленный «сюрприз». Терпеливо дождавшись шаркающую артистку, мы медленно проследовали до места. К слову, когда я смотрел на неё ясным, незамутнённым жалостливыми историями взглядом, отчётливо понял, что мне не казалось насчёт её облика – она реально выглядела моложе заявленных лет. Хотелось испортить себе лицо уничтожительным фейспалмом, но я держался как мог.

Когда мы дошли до места, она ожидаемо заохала и заойкала, недоумевая, что же такое произошло. «Вандализм какой-то», задумчиво протянул я и после драматичной паузы, сказал, что мы готовы служить всё убрать и расчистить, а так же вернуть оградку на место и укрепить её, как планировалось ранее. Она было открыла рот, чтобы, возможно, рассыпаться в благодарностях, но я не дал ей закончить: «Четыре с половиной тысячи рублей, пожалуйста». Она сперва что-то залепетала в духе, «да как же можно, да откуда деньжищи такие, да полно вам сынки, помогите, пожалуйста». А я достал из кармана телефон, открыл фотку с машиной, и протянул к её лицу. «Сегодня олухи не готовы работать бесплатно», я старался выглядеть всё таким же спокойным. А вот с ней начали происходить божественные деформации – скрюченная спина внезапно распрямилась, как будто осиновый кол загнали в задницу она отходила двенадцать сеансов к доктору Бубновскому, бледные щеки запылали непривычно ярким румянцем, рот исказился в беззвучной злобе. Даже потухший взгляд разгорелся адским пламенем, посылая лучи возмущения в сторону «обнаглевших щенков, дегенератов и гондонов», в коих из «сынков и лапушек» в одночасье превратились мы с Виталей. Ох, как её прорвало, что она там орала и визжала – я много наслушался за свою жизнь, но так мощно к тому моменту меня ещё никогда не поливали. Нас обещали и выебать, и уволить, и сжечь, и растоптать, и вообще превратить нашу никчёмную жизнь в ад и содом. Мы воткнули ей лопату в лоб молча пожали плечами и двинулись к сторожке. Я честно не знал, сколько времени разговора может записать мой телефон, но очень надеялся, что не зря включил запись, не закрыл случайно микрофон и записал достаточно.

На следующий день я прискакал на работу пораньше и совершенно не зря. Через 20 минут после моего прихода на кладбище влетел Палыч, и ещё с улицы начал орать про наш дибилизм и ожидающие нас анальные кары проблемы из-за нашей выходки, по поводу которой уже была накатана мощнейшая и разгромная жалоба в конторе. Мне с трудом удалось вклиниться между изрыгаемых им проклятий, даже пришлось чуточку повысить голос (страшно было пздц), чтобы привлечь внимание. Я рассказал ему всё от и до, во всех подробностях и включил запись, которая записалась хоть и хреново, но более-менее разборчиво. Узнав подробности, Палыч вроде успокоился и сказал что разберётся, но мы всё равно дибилы, потому что надо было сразу рассказать ему, мол, проблематично будет объясниться в конторе по поводу этих весьма ебанутых странных событий.

К слову, в конторе все это удалось успешно замять и адского пиздеца негативных последствий не наступило. Что касается наглой рыжей халды, она после этого приезжала на своей машине на кладбище и пару раз мы таки видели её достаточно близко и в полной боевой раскраске. Потом еще долго недоумевали, как она так легко нас дебилов обвела вокруг пальца, как мы поверили в её рассказы и во враньё про возраст. Позже Палыч сказал, что ей на самом деле 54 года, и что она не раз уже скандалила по могилкам родственников на других кладбищах, попив немало крови у работников и начальства. Не то чтобы эта ситуация совсем разрушила мою веру в людей, но таких долбанутых выкрутасов я больше никогда в жизни не видел и даже к милым на вид бабулькам с тех пор присматривался тщательно и пристально.

Часть 20. Необязательное. Не всегда на кладбище было безоблачно.

Работа на кладбище – весьма ценный этап школы жизни. Постоянное присутствие смерти заставляет по-другому взглянуть на простые вещи, пересмотреть некоторые взгляды, переосмыслить то, что казалось незыблемым. Хочется чаще говорить с родителями, перестать раздражаться старческим закидонам бабушки, ценить живое общение с близкими и друзьями. Но при этом ты грубеешь, постоянно наблюдая чужую боль, со временем выстраивая некую психологическую стену, чтобы перестать пропускать через себя даже толику страданий скорбящих людей, понимая, что скорбеть со всеми невозможно. Градус цинизма тоже взвинчивается высоко. И на мой взгляд, этот опыт сделал меня лучше. Даже сейчас, спустя несколько лет после моего скоропостижного вылета из насиженного начальнического кресла на кладбища, эти мысли всплывают из глубин подсознания, иногда вовремя, иногда слишком поздно, но, тем не менее, всегда меняя или корректируя моё отношение к происходящим в жизни ситуациям. Как говорится, главное все живы-здоровы, а остального добьемся, было бы желание.

Помимо всяческого алко-треш-веселья, случались, конечно, и не самые приятные моменты, что неизбежно, когда ты работаешь в месте, живущем по принципам а-ля 90е, и со столь специфическим уклоном.

В один из вечеров очередного трудобудня мы, как и всегда, коротали время, играя в кости под водочку с нехитрой закуской. До конца рабочего дня оставались считанные минуты, и я уже было готовился вызывать такси. За окном пролетела машина, оставив за собой облако пыли, и со скрипом остановилась вне поля моего зрения. Спрятав игральные кубики и стопку в глубине стола, я вышел на улицу, поглядеть, что за лихач решил нас потревожить так поздно. Солнце уже садилось, и получалось, оно светило мне прямо в глаза, заставляя прищуриться в попытках разглядеть, что за машина прячется в залитой светом оседающей пыли. Водительская дверь открылась, и я услышал знакомый голос нашего криминального элемента, который нещадно кого-то материл. Глаза начинали привыкать, и действо, происходящее в прореженном облаке, стало вполне различимо – криминальный элемент рывком распахнул заднюю дверь и выволок на дорогу здорового мужика, сопровождая каждый мат хлестким ударом в голову своего пассажира. «Нахуй все из домика, живо!», рявкнул он мне, я открыл дверь и позвал мужиков, хотя, судя по всему, они всё и так прекрасно слышали – так быстро они вылетели из сторожки. Криминальный элемент затащил здоровенного борова с окровавленной моськой в сторожку, а мы уселись на скамейку, с тревогой вслушиваясь в происходящее внутри.

Судя по коротким выкрикам, перемежавшимся с хлесткими ударами – мы стали свидетелями выбивания долга, ну или каких-то других денег из «непослушного» должника. Спустя минут пять криминальный элемент вышел на крыльцо, закурил сигарету и потребовал лопату. В голове крутилось: «Ебать, ебать, ебать! Он его убил! Мы же сейчас будем закапывать труп! Мы соучастники теперь, что делать, что делать?!». Виталя молча метнулся в сторожку за ключом от подвала и так же быстро вернулся, сиганув вниз к двери, за которой хранился весь наш инвентарь. Криминальный элемент же молча вернулся в домик и вывел под руку живого, слава богу, толстяка, и, приказав нам идти за ними, схватив лопату, зашагал вглубь кладбища.

Мы прошли метров 700, подойдя к самой окраине кладбища, где не было ничего, кроме старых, ржавых, покосившихся памятников и развалившихся оградок из дерева и труб. Он толкнул мужика и кинул ему в ноги лопату: «Копай. Здесь ты себя и похоронишь, гондон». Переглянувшись с Виталей и Серёгой, я поймал себя на мысли, что мне совершенно не нравится происходящее, хотя до этого я часто представлял себе эту стереотипичную ситуацию. Даже когда у меня случались какие-то стычки с непонятными личностями, переходящие в конфликт, я всегда козырял фразой, мол, приезжайте ко мне на КЛАДБИЩЕ, там и поговорим нормально. И как то всегда этим всё и ограничивалось, слово за слово, выяснялось, кто есть кто, кто со мной работает на кладбище, и конфликт сходил на нет. Всё. Конец. Дальше мне додумывать не приходилось. А тут такое.

Мужик, втягивая кровавые сопли, пытался что-то возразить, но тут же получал по лицу. В итоге он взял эту лопату, а Витале было сказано, если будет переставать копать, тут же бить его. Виталя оторопел. Да, ему приходилось драться, несмотря на всю его безобидность. Я уверен, он никогда не начинал конфликт, и если дрался, то это всегда была самозащита. Он был весьма крепок физически и, в принципе, мог постоять за себя. Но тут его вынуждали просто избивать незнакомого человека. «Я не могу. Не буду», промямлил Виталя и попытался было уйти, но криминальный элемент схватил его за руку: «Стой, бля. Всё ты будешь, видишь, я уже всю руку себе разбил об него», - тут он показал кулак, он реально распух и был весь в крови. Я не мог проглотить слюну, комом вставшую в горле, Серёга молчал, но и на избитого мужика он не смотрел, эта ситуация просто выбила нас всех из колеи.

Мужик начал копать, всхлипывая и бормоча что-то себе под нос. Несколько раз ковырнув землю, он уронил лопату. «Бей! Хуярь его! Или ты давай, хули ты-то стоишь?!» - выпучив глаза, заорал криминальный элемент, второй фразой обращаясь уже ко мне. Виталя замахнулся, зажмурив глаза, но тут заговорил мужик, еле двигая разбитыми губами. Виталя убрал занесённую для удара руку и уставился на меня, но я тоже не знал, что делать, и нифига не понимал, что говорит мужик. «Громче, сука!» - заорал ему криминальный элемент. «Ннне надо, ххххватит, я согласен», мужик уронил лопату и упал на колени.

Мы все трое стояли в оцепенении, глядя, как криминальный элемент уводит мужика обратно к сторожке. В глотке пересохло, губы тоже высохли, меня начало колотить, как и сжавшего кулаки Виталю, стоящего рядом. Минут через пять мы нашли в себе силы пойти обратно к сторожке. Я надеялся, что вернувшись мы уже никого не застанем, наблюдать что-то подобное или продолжение разборок совершенно не хотелось. Но машина стояла на том же месте, хоть и заведенная, только мужик уже сидел спереди, а не на заднем диване. Резко развернувшись, криминальный элемент поравнялся с нами и опустил окно: «Ничего не было. Здесь никого не было. Забудьте нахуй, или пеняйте на себя. Всё, до завтра».

Мы молча смотрели на удаляющуюся машину стоя посреди дороги рядом со сторожкой. «Виталя, пойдём за водкой», сказал Серёга глядя на меня. До меня доходило, что с Виталей надо поговорить о произошедшем отдельно, но я, до сих пор, молча жадно глотал воздух, как выкинутая из воды рыба, не в силах выдавить из себя хоть слово. Я сел на скамейку и тупо ждал возвращения мужиков. Мнимая крутизна картины «копай себе могилу», как я себе представлял раньше, испарилась бесследно, замещенная увиденной жестью. Перед глазами постоянно всплывало кровавое месиво, бывшее лицом того мужика и выпученные глаза на искаженном от злобы лице нашего криминального элемента, орущего на нас, чтобы мы били этого бедолагу. Водка тогда приглушила рёв впечатлений от пройденного, но его отголоски еще долгое время спустя заставляли покрыться испариной лоб, а ладошки вспотеть.

Мы так и не узнали, в чём была суть ситуации, но, если честно, не особо и хотелось. В принципе, мы и не вспоминали о произошедшем, предпочитая двигаться дальше. Не наше это дело, и методы, уж точно, не наши.

Часть 19. Необязательное. Клиент всегда прав, когда трезв.

Кладбище - механизм достаточно странный. Для его качественной работы нужно немногое: чтобы было кого закапывать и кому закапывать, если по большому счету. Казалось бы – схема проста до безобразия, а потому нарушить работу кладбища практически невозможно. Но всегда есть фактор, который может кардинально повлиять на ситуацию. Таким фактором для нас был, естественно, алкоголь. Страшно – бахни для храбрости, противно – двести грамм, и пройдет, скучно – да боже ж мой, ясен пень, что нужно делать. Были и негативные стороны. Например, кто-то перепил, и вот мы уже пыхтим, неся гроб втроём – тяжелее, но не смертельно, выкручивались. Но зеленый змий хитёр, зараза. Чувствуя, что мы не сломимся, и будем бесконечно держать его удары, защищая честь и достоинство погоста, он зашел с другой стороны. Как я уже упоминал ранее, район, в котором располагалось кладбище, был расположен не в самой фешенебельной части города и контингент был соответствующий. Нет, конечно, было много вполне достойных людей, вежливых и адекватных, но их антиподов было гораздо больше. А бывали и просто забавные и колоритные представители местного «бомонда».

Декабрь. По-настоящему сильных морозов еще не было, но в головах мелькало осознание факта, что вот-вот зима развернётся в полную силу и, наконец, застелет уставшую землю белым пуховым одеялом. Серёга стоял на крыльце с дымящейся кружкой кофе в руках, как всегда подслеповато вглядываясь в уходящую в серое пятно города дорогу. Виталя и Жека ушли в магазин, купить закуски к двум охлаждающимся в холодильнике бутылям водки, оставленным после только что оконченного захорона. Я завершил оформление документов и вышел на крыльцо к Серёге дожидаться похоронную процессию, оставленную нами в глубине кладбища отдать последние почести похороненному. Типичный субботний полдень на кладбище. Наконец, появилась первая машина, поравнялась с крыльцом, я протянул документы в окошко, попрощался и вернулся в сторожку.

Процессия медленно исчезала, сливаясь с затуманенным пятном города, ну а мы сели за стол и тяжелый рабочий день начал шустрыми темпами превращаться в прекрасный субботний вечер. Минут через 40, когда мы поняли, что полученного топлива нашему субботнему локомотиву не хватило чтобы выйти на крейсерскую скорость, было решено отправить Виталю за добавкой. Сборы Витали и наш галдёж были прерваны внезапным грохотом снаружи, сопровождаемым гавканьем Кузи и звоном бутылок. Выбежав на крыльцо, мы узрели распластанный на ступеньках организм, облаченный в дубленку и формовку, держащий в вытянутой руке увесистый пакет, из которого выкатилась бутылка водки. Подняв пришельца на задние конечности, мы идентифицировали в нём особь мужского пола, приличной наружности, но в состоянии изрядного алкогольного опьянения. Оглядев нас мутным взором, мужичонка подсобрался, улыбнулся и выдал: «О, вот вы-то мне и нужны, помянуть надо бы хорошего человека». Мы подумали, что это просто крепкий малый из недавнего захорона, который отбился от стаи и искал близких по духу для совершения ритуальных возлияний. Попытавшись вежливо отказаться от усугубления его и без того шатко-валкого состояния, мы встретили мощное сопротивление, слабо аргументированное доводами типа: «Не, мужики, ну мне правда надо с вами!». Ну надо, так надо. На всякий случай, с горем пополам, выяснив адрес проживания мужичка, дабы опосля всех процедур отправить его восвояси, мы приступили к поминательному процессу.

Надо заметить, сперва в атмосфере вечера витала неловкость, всё-таки совершенно чужой, пусть ввиду пьяности и максимально широко открытый, как рот Галкина перед микрофоном, человек. Но у него с собой в объемном пакете был солидный запас нейтрализатора неловкости, причём настолько существенный, что Витале дважды пришлось сгонять за закуской и соком. А сам мужичок оказался просто кремень. Потухая каждые полчаса минуты на полторы, он снова вспыхивал и оживлялся, едва услышав журчание разливаемой по стопкам беленькой. Занося над нехитрой закусью стопки, мы не чокаясь пили за некоего Валеру, который был прекрасным другом и надежным единомышленником нашего внезапного гостя. Первый час во мне бурлило какое-то непонятное чувство тревоги, которое плавно затухало с каждой опрокинутой порцией ледяного нейтрализатора забот. К концу вечера я захмелел и вовсе забыл обо всех тенях сомнений, падающих на просветленный субботними посиделками разум.

Как итог, все были не то что навеселе, а конкретно в стельку наструганными. Я, будучи самым крепким, вызвал несколько такси – одно для нашего посетителя, одно для себя и отдельно для еле живых Витали и Жеки. Отправив первым мужичка в дубленке, сердечно благодарившего нас за понимание, поддержку и доброту, я принялся отрывать от стены Жеку, благодарившего угол сторожки за понимание, поддержку и доброту, чтобы запихнуть его к поникающему на заднем сидении такси Витале. В итоге, распихав всех по такси и расплатившись, ибо были реальные сомнения, что господа отъезжающие находились в состоянии сделать это сами, а также накинув чутка за возможную необходимую помощь в транспортировке до подъезда, я с чувством выполненного долга прыгнул в тачку и поехал к друзьям, чтобы встретить единственный выходной где-нибудь в заведении с музыкой. Как по итогу закончился вечер я, честно говоря, не особо помню. Но вот как начался мой «единственный выходной» забыть невозможно.

Не знаю точно, во сколько я лёг, но судя по ощущениям и пьяности организма – минут за семь до того, как мой мобильник начал рьяно елозить по полу, разрушая мой хрустальный мозг надрывными вибрациями и адово громкой мелодией. С трудом сфокусировавшись на дисплее, я смог собрать все символы воедино – Серёга Кладбище. Нажав на зеленую трубочку, я услышал истерично-взволнованного Серёгу, прооравшего в трубку о предстоящем через четыре часа захороне. Подавившись собственным матерным ответом, я с трудом прохрипел: Щас буду, звони мужикам!» и стремительно пополз в ванную, в надежде, что ледяной душ сделает человека из того слизня, что был разбужен Серёгой. Выкрутив кран на максимум, я направил обжигающе ледяной поток струй на себя, ощутив на коже покалывание тысяч иголок и…. нихуя. Вообще по барабану. Укололо разок и баста. Пофиг на ледяную воду, от слова вообще. Я бухой. Постояв пару минут, обливаемый то холодным то теплым потоком воды, я решил ехать как есть, надеясь прийти в себя по пути.

Что же произошло на самом деле, спросите вы? Оказалось, что мужичонка, барахтающийся у нас на ступеньках крыльца, был послан из расположенного недалеко от кладбища дома, где недавно умер его хороший товарищ Валера. И, несмотря на абсолютную трезвость на нулевом километре пути, достойно пройти дистанцию загоревавшему другу не удалось. Отказавшись от машины и сказав, что он дойдет до кладбища пешочком, чтобы подумать и подышать, на самом деле он преследовал другую цель. Путь от дома умершего до кладбища преграждали два магазина. Отправлен мужичонка был в 10 утра, а дошел до кладбища в 2 дня. На каждом пит-стопе он брал пару бутылок мужикам на кладбище, за работу так сказать, и себе горевавшему, малютку водки да пару крепких пива, чтобы не на сухую пить. Ну и пришёл он к нам изрядно готовеньким, позабыв об основном посыле, плюс, допустив огромную оплошность – отзвонившись в пункт отправки после первого пит-стопа с докладом об успешно выполненной миссии.

Копать было очень тяжело, и будь это январь или февраль – мы бы могли не успеть. Но земля успела промерзнуть лишь на полметра, и мы справились. Пару раз мой организм бунтовал против такого хардкорного подхода к рабочему процессу – пей всю ночь – не спи – копай, и отправлял меня в кусты, выгнать лишнее. Но всё обошлось, в целом, хорошо. Тот мужичок пришел к нам через несколько дней, извиниться да помянуть, но мы, имевшие горький опыт, впредь не пили с возможными клиентами и посетителями кладбища и, выпив по стопке прям на крыльце, вежливо растворились в сторожке, пожелав всего наилучшего мужичонке в дубленке.

Часть 18. Необязательное. Шерше ля Фам

Не буду говорить за всех, но лично мне кажется, что женщину на кладбище наблюдать как то странно и необычно. И я не имею в виду посетителей, родственников или что-то подобное. Я конкретно о женщине в качестве персонала. Да, у нас была Валентина, и, как ни странно, именно эта особа гармонично вписывалась в антураж нашего своеобразного кладбища. Один раз, в пьяном феминистическом порыве, она даже выхватила лопату у Витали и ухнула в раскопанную сантиметров на тридцать ямку, дабы доказать нам, что она ничем не хуже может справляться с таким мужским занятием, как рытьё могилы. Смотрелось это забавно – держа лопату своими толщиной с черенок ручонками, она втыкала её в земную твердь и смешно барахталась на ней, пытаясь со всей силы притяжения её худосочного тела к земному ядру заставить лопату хоть чуть-чуть углубиться. Через пару минут, когда нас это зрелище перестало наполнять положительными эмоциями, а Валя, судя по цвету лица, находилась не только в прямом, но уже и в переносном смысле одной ногой в могиле, мы забрали у неё инструмент и в один голос принялись петь дифирамбы её копательным навыкам. Она решила посидеть и отдохнуть, мы же пошли в сторожку (а копали мы могилу метрах в 40 от неё), дабы промочить горло. Видимо актеры из нас так себе, ибо выйдя через несколько минут на крыльцо, мы опять лицезрели далеко не самое величественное полотно «Макака на совковой лопате» (хоть бы штыковую взяла, может хоть толк был бы). Опять отобрав инвентарь и прогнав шальную бабу подальше, мы закончили начатое, и, чтобы ей неповадно было вновь прыгать в могилку и, не дай бог, получить увечья, закрыли весь копательный инструмент в подвале.

Про Валю можно много повспоминать, ибо чудила она вдохновенно и масштабно, отдаваясь этому необъяснимому действу целиком. Но грех будет не вспомнить один из моментов, в которых фигурировали временные женские единицы, непонятно каким ветром задутые на наше кладбище.

Перед тем, как вспомнить одну из историй, не лишним будет упомянуть об очередной Виталиной особенности. Наш «своеобразный» коллега очень, нет, ОЧЕНЬ, любил противоположный пол. До того, как он обрел приличный человеческий вид и нормальное финансовое положение, благодаря непосредственному участию в моём крестовом походе за креслом крестного отца кладбища, взаимности ему удавалось добиться довольно редко. А когда и удавалось, то судя по рассказам его дяди Жеки, там такие крокодилы плавали, что чебурашка бы в ужасе зарылся обратно в апельсины и орал бы белугой «Верните меня в Африку, изверги!» при одном только виде этих рептилоидов. Со временем ситуация, конечно, изменилась, но это уже совсем другая история.

Однажды, когда я еще и не помышлял о том, чтобы взобраться вверх по карьерной кладбищенской лесенке, весь наш дружный коллектив пребывал в состоянии свободного субботнего выпаса после очередного захорона. Домой идти не хотелось, начавшие зеленеть полянки кладбища заливало ласковым майским солнцем, а в желудках уютно плескались поминательные стописят грамм беленькой. Жека и Виталя постоянно курсировали кладбище на предмет нахождения чего-нибудь интересного. Не знаю, чего они там такое искали, но занятием этим они были увлечены очень часто, принося то неисправный сотовый телефон, то добротный моток меди, то еще какое-нибудь барахло. Я сидел на скамеечке возле сторожки, Серёга упылил за добавкой, а винтик и шпунтик разошлись в разные стороны в поисках ништяков. И вот, Серёга уже вернулся и сделал стратегическую закладку гидроснарядов в морозилку, Жека, вернувшись со своей территории, ковырялся в принесенном хламе, а Витали всё не было. Мы уже было собрались выдвигаться в направлении, в котором на поиски сокровищ отчалил Виталя, как он возвернулся, запыханный, с ошалелыми глазами и бесноватой улыбкой на лице. «Ох, чё я там нашел! Вы не поверите!», радостно вещал он. «Ну и что же там такое-растакое?» - не отрываясь от кучки хлама пробурчал Жека. «Баба. Живая, сука!» - всё так же радостно ответил Виталя. Мы переглянулись, мол, ну и что такого, не удивительно – постоянно же приходят люди на могилки, тем более, наконец, тепло стало. Но оказалось всё не так просто. Найденная Виталей особа, если и пришла кого-то навестить, самостоятельно покинуть пределы кладбища не смогла, потому как была пьяна в драбадан и просто полеживала посреди полянки, видимо не дойдя ни до сторожки, ни до скамеек.

В принципе, такую картину, хоть и очень редко, но можно было наблюдать – некоторые граждане поминающие, взяв на себя слишком много, не справлялись с принесёнными атрибутами поминания и покидали кладбище на бровях. Еще реже можно было увидеть отдельных индивидов, мирно посапывающих на скамейке у могилки, видимо, по тем же причинам. Вот и в этот раз мы не особо удивились – ну подумаешь, какая-то пьянчужка лишканула и прилегла отдохнуть, надо всего то переложить её бренное тело в тенёк, а то мало ли – спать под палящим, пусть еще майским солнцем. Но Виталя не унимался. «Мужики, она молодая!» - продолжал Виталя, бешено вращая горящими глазами. «Еще и красивая, зараза!» - мы по-прежнему не понимали, к чему он клонит, и предложили ему принести её к сторожке и положить на скамейку в тень грибка. Всё встало на свои места, когда Виталя, потупив бесстыжие глазёнки, выдал: «А может её сперва выебать, а потом уже принести, она ж красивая?». Вот тут настал наш черед пучить глаза. Сбивчиво объяснив Витале, что если женщина не оказывает сопротивления, это далеко не значит, что она, собственно, не против коитуса, и что вообще не по-джентельменски тыкать своим половым орудием в чужую и абсолютно незнакомую бессознательную мадам, мы смогли добиться от него понимания и фиксации этого простого и незыблемого постулата. Вдолбив в Виталю так же, как в роботов из произведений Азимова вдолбили запрет вредить людям, правило не ебать людей без их согласия, мы отправили его оттранспортировать девушку к месту нашей дислокации.

Прошло минут десять, и мы было начали сомневаться, что правило не будет нарушено – Виталя всё не возвращался. А судя по тому, как он описал местонахождение страдалицы, это было совсем не далеко. Она, видимо, не найдя сил дойти до ворот, решила перелезть через невысокий забор, отделяющий кладбище и дорогу, ведущую откуда-то из-за кладбища в центр города. Отставив ледяные и столь манящие стопочки, мы решили пресечь нарушение личного интимного пространства бедной сударыни нашим злостным ёбарем-террористом Виталей. Выйдя на улицу и направившись строго в том направлении, откуда должен был принести уснувшую мадам Виталя, мы наткнулись на него, но без какой либо ноши. Сперва, усомнившись в существовании вообще какой-либо девушки, мы были огорошены выданной сквозь смех Виталей фразой: «Да она походу проснулась». На наш вопрос, мол ну и где она, Виталя всё так же сквозь смех ответил: «А я её тащил на плече, она чёт зашевелилась, ну я вроде испугался и выкинул её». 0_о. Мы кинулись вдоль забора в ту сторону, откуда шел Виталя, и, спустя пару минут, наткнулись на выброшенную им, сидящую за забором на обочине, потиравшую локоть, реально вполне симпатичную и прилично одетую, но неприлично пьяную девушку. Я перелез через забор, помог ей встать и довёл до сторожки, где мы дали ей воды и попытались узнать, как она очутилась на кладбище.

Оказалось, что она с друзьями гуляла по лесу, радуясь весне и теплу под горячительные напитки. В какой-то момент, достигнув кладбища и подходящего градуса, они решили поиграть в прятки. А пока она пряталась, её нехило так вштырило и она ничего не помнит до момента, как очнулась, тащимая кряхтящим Виталей вдоль незнакомого забора в неизвестном направлении. Посидев с часок, потеряшка окончательно вернула остатки разума в пределы своей черепной коробки и, поблагодарив за воду и чаёк, упорхала восвояси. Виталя долго сокрушался, мол, затупил он и загубил все возможности на корню. Вместо того, чтобы истерично бросать юную деву и бежать что есть мочи за подмогой, надо было её донести до места и вообще всячески рыцарствовать и гарцевать перед ней, в надежде на романтический исход ситуации. Что ж, Виталя обломался не первый, и далеко не последний раз. Но это никогда не влияло на его оптимистический настрой в бесконечных попытках штурмовать очередную цель в поисках простого пацанячьего счастья.

Всем привет! Помнится, окончив повествование о кладбищенской жизни, взлете и падении бывшего уборщика на кладбище, я обещал воскресить тему, написав несколько историй-воспоминаний из того времени. Не знаю почему, но долгое время меня совершенно не тянуло «к перу», а тут вдруг раз – и захотелось.

Часть 17. Необязательное. Жизнь крота

Для того чтобы «с успехом» работать на кладбище каких-то специальных навыков не нужно, честное слово. Достаточно того, что ты можешь держать в руках продолговатые предметы различной тяжести и целевого назначения, и, при необходимости, более-менее эффективно их применять. Да, если в твои обязанности входит общение с клиентами – ты должен уметь связать несколько слов в простые и понятные предложения, но если в твои задачи входит собирать, разбирать и углубляться – двух рук и двух ног вполне достаточно.

Природа, раз за разом наблюдая, как Серёга мучает свой живой организм на предмет способности противостоять различным по дозировке и качеству этилосодержащим ядам, справедливо решила – зрения, чтобы не перепутать лопату с метлой и стопку с пузырьком зубочисток, ему будет вполне достаточно. Очень часто, подходя к кладбищу, можно было лицезреть картину – Серёга стоит на крыльце, приложив расправленную козырьком ладонь ко лбу, сурово всматриваясь в уходящую в жилой квартал дорогу от кладбища, как юный матрос вглядывается в синюю даль, мечтая о твердой земле под ногами и теплой женщине под боком. Зная, что с трех метров Серёга не отличит меня от худенькой, симпатичной, короткостриженой девушки, мы недоумевали и добро посмеивались над рыже-седым капитаном погоста. Возможно, никакого тайного смысла в этом действе и не было, но это в очередной раз подтверждало, что Серёга в прямом и переносном смысле закрывает глаза на проблему, отнекиваясь от своего слабого зрения. И это отнекивание иногда выходило ему боком.

Во-первых, приходя на место, где будет происходить захорон, мы никогда не давали Серёге копать первым, ибо после того, как я разметил границы будущей могилы и копнул на полштыка, чтобы эти границы были понятны и можно было смело копать вглубь, Сёрега мог наворотить конкретной дичи. Несколько раз, до того как мы поняли, что что-то тут не чисто, Серёга уверенными и размашистыми движениями превращал ровный ореол будущей могилы в хаотичное нечто, будто мы собирались хоронить рояль, а не гроб с человеком внутри. Остановив инициативного и старательного вредителя несколько раз слишком поздно, мы вынуждены были уже внутри этой уродливой рытвине на блаженном лице нашего кладбища, по новой выводить контур и углубляться самостоятельно настолько, чтобы Серёге оставалась возможность лишь слепо (какая ирония, да?) следовать очертаниям будущей могилы вглубь.

Во-вторых, мне кажется, Серега обладал самыми, чёрт побери, крепкими лодыжками на планете. Сфокусировавшись на определенной узкой полосе впереди себя, он зачастую тупо не замечал оградки, скамейки и прочие элементы кладбищенского ландшафта, внезапно появлявшиеся под ногами. И если современные оградки, сваренные из хлипких прутков, податливо прогибались вперёд, смягчая ущерб от Серёгиного танкования, то уж старые советские изгороди, наваренные из чего угодно, от толстенной арматуры, до чугунных батарей, радостным звоном отдавали в его коленных чашечках после каждого болезненного столкновения. Если есть где-то завод имени Вишневского, производящий одноименную мазь – половиной своего оборота он обязан многострадальным лодыжкам нашего кладбищенского Крота.

До поры до времени, мы лишь посмеивались над Серёгой, не представляя, что его недуг, который он так категорично отказывался признавать и всячески увиливал от наших настойчивых просьб осмотреться у офтальмолога, способен принести что либо, кроме дискомфорта и постоянного жжения под коленками. До одного случая. Однажды, нам предстояло несколько захоронов в один день, причём на разных сторонах кладбища. Потому, чтобы ускорить процесс, коллектив разделился на две самостоятельные единицы: Стар и Млад. Мы с Виталей, как молодая и резвая часть коллектива, отправились копать на дальнюю сторону. Копать предстояло две могилы, но, поскольку дело было в конце мая, это нисколечки не пугало. Если бы захоронов было бы три, а не четыре по два на одинаковое время, мы бы вполне справились и день-в-день. Перейдя по мосту через речку, мы сперва сгоняли в магазин за пивом, дабы углубляться в грунт было легче и веселей. Не спеша и не напрягаясь, за пару часов мы выкопали одну могилу и направились к месту выкопки следующей – благо они были на одной поляне, метрах в восьмидесяти друг от друга. Собственно и со второй управились так же, и, приговорив остатки пива, возвернулись на базу.

На следующий день всё складывалось вполне удобно и удачно – первые два захорона были на стороне сторожки. Быстренько закидав обе могилы, оттаранив пакеты со «спасибо» в сторожку, мы отправились на другую сторону, предварительно бахнув по соточке – просто погода и день были чудесными. Разогретые физическим трудом и водочкой, ласкаемые лучами первого, по настоящему теплого в этом году солнца, обдуваемые легким ветерком, разносящим ароматы цветущих яблонь и свежей выпечки с корицей с соседствующей с кладбищем пекарни, мы уверенно сквозили в сторону моста. Подходя к полянке, стройным шагом друг за другом, мы в полголоса обменивались какими-то фразами, что-то обсуждали, вспоминали. За мной шел Жека, я решил ему показать последнюю могилку, которую, получается, за день до этого мы копали первой. Проходя в одну оградку от нее, я ткнул в её сторону лопатой. Жека глянул, кивнул, и мы пошли дальше, не дожидаясь приотставших в районе моста Виталю с Серёгой. Придя на место, мы достали принесённое с собой холодненькое пиво и сели дожидаться мужиков. Из-за деревьев появился Виталя, с неизменной лыбой на лице. Он что-то радостно рассказывал, маша свободной от лопаты граблей и периодически заливисто хохоча. Жека прервал его радостное повествование: «Ты кому байки свои травишь, балагур?». Виталя вопроса не понял, удивленно обернулся и застыл. «А где Серёга?», почему-то он решил поинтересоваться у нас. Мы ответа не знали, так как, в общем-то, шли прилично впереди. Покричав «Серёга, Серёга!» и не получив должного отклика от лесной чащи, мы бросили лопаты и пошли по тому же маршруту обратно. Мы с Жекой, буквально след в след, как шли сюда, и Виталя сразу за нами. Проходя мимо первой могилки, так же через одну оградку от неё, мы и не подозревали о произошедшем. Виталино резкое и громкое «Блять!», заставило нас вернуться к нему, склонившемуся над выкопанной ямой. На дне, молча и не шевелясь, лежал Серёга, накрытый двумя лопатами и пакетом с закусками к пиву. На секунду в голове промелькнуло: «Пздц. Откинулся горемычный…». Мы его позвали, Виталя спрыгнул вниз и перевернул потерпевшего. Серега очнулся, недоуменно шмыгнул разбитым носом и вопросительно огляделся, пытаясь одуплиться – что вообще происходит. Мы, счастливые, что товарищ не склеил ласты, наскоро вытащили его из внезапной ловушки, попутно пытаясь восстановить картину произошедшего. Уже через минуту всё было ясно, как Божий день. Виталя, увлеченный собственным завораживающим рассказом, вещаемым со свойственной ему громкостью, попросту не заметил, как повел слепого крота мимо нашей вьетнамской ямы, куда, не успев пискнуть, со стремительностью бескрылого кирпича, рухнул нифуя не стойкий оловянный солдатик Серёжа. При падении несчастный дополнительно был настигнут собственным инвентарём, усиленным Виталиной лопатой, который отдал её Серёге, когда отлучался в кустики, а забрать, увлеченный очешуительной байкой собственного производства, позабыл. Точечный удар стратегической совковой лопатой нанёс Сергею повреждения, не совместимые с пребыванием в необморочном состоянии, отправив его в глубокий, но слава богу, непродолжительный сон, откуда он успешно был нами извлечен. Шишка на затылке была здоровенной, и, как говорил Серега, болела долго-долго. Зато это сподвигло его на обращение к глазному дохтару – урок жизни был извлечен успешно.

Привет. Это заключительная часть моей истории. Если будет интересно, я позже повспоминаю случаев разных из кладбищенской жизни, а пока - спасибо, что вы прочитали мою писанину. Я вот подумал, по сути, так полно, с начала до конца, я никому ее не рассказывал. Полегчало что ли :)... С Наступающим)

Часть 16. Всё когда-нибудь кончается, или нельзя зайти в одну реку дважды.

Та долгая беседа на лавочке изменила слишком многое. И дело даже не в деньгах. Хотя и в них тоже. Что-то стало с атмосферой, с той самой аурой спокойствия, которая неизменно отправляла меня в сладкий сон на протяжении двух лет «царствования» на кладбище. На смену расслабленности пришло напряжение – никто не доверял никому. Начальство пристально следило за моими действиями, продолжались расспросы Витали и Серёги. Я знаю, что Палыч не имел к этому особого отношения – ему самому не хотелось поднимать мутную взвесь, только-только осевшую после всех встрясок. Произошел раскол, причиной которому был я – криминальный элемент не хотел мириться с моим присутствием на кладбище, остальные же по-прежнему были на моей стороне. Что было в голове у Серёги – известно только ему одному.

Разжалованный обратно в уборщики, я теперь снова был вынужден начинать с нуля, вернувшись к тому, с чем имел дело, первый раз придя на кладбище. Формально ничего не изменилось – я ведь и раньше числился уборщиком, а вот в голове и на деле был беспорядок. Несмотря на то, что я всё это время продолжал копать могилы, так же как и раньше расчищая снег и орудуя ломом наравне с мужиками, возвращение к сбору мусора и расчистке территории далось очень нелегко. Тем не менее, спустя какое-то время, я вполне привык к вновь обретённым обязанностям и понижению статуса и просто поплыл по течению, попутно размышляя, куда оно может меня занести, и что я могу с этим поделать. Несмотря на бурную деятельность криминального элемента в стенах конторы, агенты по-прежнему предпочитали звонить мне и пытаться решить организационные вопросы именно со мной, приводя криминального элемента в ярость. Приезжая на кладбище, он неизменно заводил одну и ту же шарманку, мол, куда ты лезешь, тебе сказано сидеть тише воды, ниже травы. Мои попытки оправдать происходящее тем, что собственно от меня ничего не зависит, стабильно заканчивались тем, что мне молча приходилось слушать очередную тираду на тему «Ты здесь никто». Сперва это было тяжелым испытанием, я едва выдерживал уровень морального давления и были мысли всё-таки уйти в никуда и будь что будет. Но с каждым следующим разбором полётов, мне становилось всё более и более фиолетово. Я продолжал выслушивать желчные речи с одной стороны, жалобные обращения агентов с другой, при этом постепенно отдаляясь от всего этого, не вникая в суть, лишь поверхностно реагируя в обе стороны.

Но, как говорится, горбатого могила исправит. Всю зиму всё было спокойно – все деньги, которые мы получали от клиентов, делились пополам. Абсолютно за всё, включая расчистку дорожек, проносы гроба по 200 метров вглубь заваленного снегом кладбища, прям совсем за всё. Мужики были недовольны, часто припоминая Серёге, насколько раньше жилось лучше. Пьянки на кладбище сошли на нет, не возникало желания общаться помимо работы. Мы с Виталей по-прежнему «культурно отдыхали» в городе, но размах мероприятий был далеко не тот, что раньше. Всё стало по-другому, но наши клиенты, естественно, этого не знали. С окончанием зимы, в преддверие начала оградко-памятникового сезона, их вопросы лавиной устремились на меня. Кусая локти, я отправлял их в сторожку решать вопросы с Палычем или смотрителем. Многие уходили недовольными – их не устраивало обслуживание. Привыкшие к тому, что я к каждому запросу подходил скурпулезно, в мелочах учитывая пожелания, клиенты не хотели брать одинаковые оградки и недорогие памятники, потому шли в сторонние конторы.

Сперва начальству, видимо, не было очевидно, сколько денег уходит мимо их рук, но я видел картину в целом и подливал масла в огонь. Собираясь домой после очередного захорона, я всегда с Виталей нарочито громко, чтобы Серёга слышал, обсуждал свежие памятники и оградки, появляющиеся на могилах похороненных этой зимой. Естественно, об этом немедленно узнавал криминальный элемент и у них с Палычем начинался мозговой штурм. Надо заметить, с хозяином конторы, с которой работал я, у них совершенно не сложилось – криминальный элемент весьма невежливо отказался от его услуг, когда он приезжал к нам первый раз на своей задрипанной шестерке, а спустя несколько недель уже я смог наладить с ним контакт после одного из захоронов. Когда меня вынудили отдать каталог и контакты, ему назначили встречу, на которую он приехал на новом здоровенном мерсе, изрядно удивив и Палыча и криминального элемента. Но и тут у них не срослось – криминальный элемент, в свойственной ему грубой манере, выложил условия, на которых ОНИ БУДУТ РАБОТАТЬ. Дядя на мерине оказался не робкого десятка, и , хмыкнув, отказался, заявив что работать он будет только со мной, так как ни общение ни условия его никак не устраивают, и, будучи послан к первоисточнику, прыгнул в свой мерин и укатил в неизвестном направлении. Палыч схватился за голову, а криминальный элемент, сплюнув, вещал – мол, все они пидорасы, мы сами разберемся.

Разобраться не получилось. Уж не знаю почему, но люди всё реже обращали внимание на памятники нижнего ценового сегмента. Продажи шли ни шатко, ни валко. Под давлением Палыча и с его подачи между мной и тремя начальниками нашего загородного заведения произошел диалог на тему рыночных отношений. Они ВЕЛИКОДУШНО решили разрешить мне продолжить работу с конторой, при условии, что я буду отдавать половину денег. Не то чтобы условия были идеальными, но это было куда лучше, чем ничего. И я вновь окунулся в привычную для себя стихию. И пусть я все сделки совершал под чутким надзором, настроение стало куда лучше. За апрель и начало мая я нормально так поправил своё и Виталино благосостояние, дышать стало свободнее, жить веселее. Казалось, что ничто и никто не спустит с рельсов набравший космическую скорость локомотив моей предпринимательской активности. Но я не учел главного. А что если машинист – дебил?

Продавая оградки, я вновь столкнулся с тем, что некоторых клиентов не устраивают отведенные пять квадратов и они с радостью готовы доплатить за здоровенные участки на кладбище. Первое предложение я оформил как положено, отправив человека в кассу конторы, за что был обидно обозван идиотом. Оказывается, мне надлежало отправить человека в сторожку, где с удовольствием примут денежные средства, с которыми он готов был расстаться ради дополнительной площади. На резонный вопрос – сколько мне будет положено с вырученных моей трудовой деятельностью целковых, я получил принеприятнейший ответ – ни-че-го. Ноль, я сраный уборщик, и должен быть благодарен за то, что мне дают заработать и вообще за то, что до сих пор жив. Ну ок – должен был благодарно подумать я, но что-то пошло не так. В очередной раз возмутившись вопиющей несправедливости, я решил пойти на риск и…в следующей сделке сложил все деньги за землю в свой карман. ВСЕ. Единственное, я Витале утроил жалование, зная, что он в рассчеты не лезет и болтать лишнего не будет. Неделю после этого я мандражировал, как очкарик из Крыма под пулемётной очередью Путинских вопросов. Но ничего не произошло. Всё осталось при мне, включая и деньги, и здоровье, разве что нервишки зашатались, так я их смазал текилой – вроде подокрепли. И следующие четыре сделки прошли фифти-фифти, две были в пользу жадного начальства, две в пользу жадного меня. Впереди брезжило лето, я явственно чувствовал его ароматы и настроение. Всё опять стало просто здорово.

Очередной клиент, возжелавший расширить площадь для будущих подхоронов, оказался частым нашим посетителем – у него на нашем кладбище были похоронены родственники по обеим сторонам от речки. Я уже ставил ему и памятник и оградку, потому мы неплохо знали друг друга и я был в нём абсолютно уверен. После внезаной кончины его тёти, топчась вокруг могилки его родственников, мы решили, что там места маловато и выбрали полянку неподалёку. Там он решил поставить хорошую ограду и лавочки со столиком – родни много, чтобы было удобно встретиться в родительский или любой другой памятный день. Тут как раз «подошла очередь» моего кармана быть набитым, а клиент пожелал откупить всю поляну квадратов эдак на 30. Выбрав орнамент на будущей оградке, он отдал мне часть суммы, и мы договорились встретиться через неделю – он проверил бы исполнение заказа и отдал бы оставшуюся часть денег. Меня всё устраивало. Полученные деньги я отнес начальству – там как раз выходило так, что клиент якобы рассчитался полностью за оградку и столик со скамейками. Встретиться мы должны были в мой выходной, что было максимально удобно – все происходило на второй половине кладбища и мне даже не надо было светиться в сторожке.

В аккурат перед днем встречи, мне позвонил Палыч и сообщил, что в конторе будет происходить некая сверка, надо прибыть туда с книгой захоронений и выписать что-то там. Поскольку я неплохо управлялся с документами, решено было отправить меня, так как второй смотритель был на выходной неделе. Встреча у меня была назначена в 2, а сверка была в 10 часов. Я напрягся, но вроде всё сходилось на том, что я успеваю с запасом. Прибыв в контору, я ожидал встречи с кем-то из работниц, а работницы всё не было. Ближе к 12, я решил позвонить клиенту, перенести встречу на попозже. Абонент недоступен. Я решил бросить всё и быстро метнуться на кладбище, да, возможно я бы получил втык, за то, что заставил начальство в конторе ждать, но не пропустил бы важную встречу. Ситуация начинала напрягать, но пока еще не выглядела трагичной. Толкнув входную дверь, я с ужасом идентифицировал голос Палыча – он сказал, что те, кого я жду, задержались, но вот-вот прибудут. Я промямлил, что мне надо срочно отлучиться, но был остановлен – Палыч ни черта не понимал в этой бумажной волоките и не отпустил меня. Через полчаса пришли нужные мне люди и я принялся лихорадочно сверять и дописывать нужные данные. Мне казалось, что из минут куда-то исчезла добрая половина, и секундная стрелка летала с бешеной скоростью. В два с небольшим мы закончили, и я пулей выбежал на улицу, на ходу набирая такси – клиент всё так же не отвечал, будучи недоступен. Палыч к тому моменту уже уехал на кладбище – забрать свою долю за ранее проданные оградку и столик. Наконец подъехало такси.

Я плюхнулся на заднее сиденье, назвал адрес ларька рядом с кладбищем и мы рванули. Ну как рванули, вырулив из двора конторы, мы упёрлись в глухую пробку. Одолевало плохое предчувствие. Медленно продвигаясь вперед, по метру осваивая расстояние, я не переставал щелкать своей раскладушкой, проверяя время. Таксист что-то весело рассказывал, но у меня в голове стоял лишь гул в метро при приближающемся поезде. В очередной раз раскрыв телефон, я от ужаса выронил его из рук – на экране высветился номер криминального элемента. С трудом сглотнув слюну, я принял вызов. «Ну что, допрыгался щенок? Тут пришел некто Валентин, хотел тебе отдать оставшиеся деньги за оградку, столик, скамейки и…. за какую-то землю. Для тебя, наверное купил, для хуеплёта. В общем, тут Палыч приехал, говорит, ты в конторе был. Заедь, напиши заявление. И не дай бог нам с тобой где-нибудь пересечься, не дай бог. Скажи спасибо дядьке, за всё спасибо. Особенно за его доброту. Пусть он и не прав». Сердце вышибало мне виски, из трубки доносились короткие гудки. Руки опять не слушались, и я снова уронил телефон под сидушку. «Можно назад вернуться?», спросил я у водилы, который, видимо, по моему выражению лица понял, что происходит нечто чрезвычайно плохое для меня. «Нельзя, сынок…», выдохнул он, «а в похоронку щас заедем, не вопрос».