Продолжение поста «Дед Костя»
Часть вторая. Метель.
Чёрт! Что с шеей? Почему так больно? Продуло что ли?
- Дзинь! - Прозвенел телефон.
Звонок был неожиданный, резкий, тревожный. Я открыл глаза и поднял голову. Шея, от неудобного положения, затекла и отозвалась такой болью, что я схватился за неё рукой.
- Дзин-дзинь! - Снова звякнул телефон.
Я уставился на телефон так, как будто видел его впервые.
“Что происходит? Где я?... - Я не мог никак понять, что происходит. - Та-а-ак..., я у себя в кабинете. В своем скучном кабинете с белыми стенами, коричневым лакированным столом и стульями вдоль стены".
- Дзин-дзинь!
"Да чтоб тебя!" - Подумал я и взял трубку.
- Березин. - Сказал я не своим от сна голосом.
- Ты где пропал? - На том конце провода была жена. - Я проснулась, а тебя нет. Ты же ещё в час ночи ушел на вызов.
И тут, ко мне, что называется, вернулась память. Я вспомнил, что деда Костю парализовало, вспомнил его теплую, дрожащую руку, зимнюю дорогу, судороги в машине. Вспомнил Лидию Михайловну, с её высказыванием о скорой смерти больного. Мне стало тоскливо.
- Деда Костю из "Ильича" парализовало. Он в коме, у нас, в восьмой палате. - Ответил я и продолжил. - Не волнуйся, со мной все нормально. На обед приду, наверное.
Я положил трубку. Шея болела. На часах было 6:53. В кабинет постучались.
- Дмитрий Леонидович, можно? — Это была медсестра Ольга Юрьевна. - Я услышала, что телефон звонил. Доброе утро! Вы...
- Как он? - Перебил я её, всё ещё держась за шею. - Жив?
- Да. - Ответила медсестра. - Он проснулся, его Лидия Михайловна накормить хочет...
- Зачем!? - Я вскочил и быстрым шагом пошел по больничному коридору. - Это опасно!
В палате, рядом с кроватью больного сидела санитарка Лидия Михайловна и маленькими-маленькими порциями манной каши пыталась кормить больного. Он пытался жевать, шевелил губами, но проглотить не мог. Каша вытекала у него изо рта и стекала по щеке. Лидия Михайловна вытирала кашу с его щеки полотенцем и, снова и снова, подобно терпеливой маме, кормящей непослушного малыша, давала ему кашу. Когда я зашёл в палату и появился в его поле зрения, он улыбнулся уголком рта и посмотрел на меня таким взглядом полным отчаянья, что я не забуду его никогда. В его взгляде я увидел, что он прекрасно понимает, что жить ему осталось совсем немного, а я его забрал из родного дома. И вот сейчас, его пытается накормить чужая женщина, а родная его спутница - бабушка Лизавета, с которой он прожил уже двадцать с лишним лет, далеко в деревне, одна. Дети где-то в городе и ещё не знают о том, что отец умирает.
- Будем кормить через зонд. Принесите. - Коротко сказал я медсестре.
Я установил деду назогастральный зонд, показал, как надо кормить больного и вышел из палаты.
- Леонидыч, пойдем, - сказал мне проходящий мимо больной, - покурим?
- Курить вредно! - Ответил я, но все же пошел следом.
- Дмитрий Леонидович! - Окликнула меня медсестра, когда я выходил на лестничную площадку.
Я резко повернул голову, в шее что-то щелкнуло, я испытал такую боль, что вскрикнул и схватился за шею.
- Что? - Ответил я, корчась от боли.
Медсестра, увидев, что стала причиной моей боли, несколько растерялась.
- Я хотела спросить..., вы завтракать будете?
- Буду. - Ответил я.
- Может быть вам диклофенак уколоть? - Предложила она. - Всё полегче будет...
- Ольга Юрьевна, ну кто же диклофенак на голодный желудок колет? - Пытался пошутить я. - Сейчас позавтракаю, а там посмотрим!
В курилке несколько мужиков уже обсуждали тяжёлое состояние деда Кости. Я подошёл к ним и молча закурил. Мужики притихли, ожидая от меня какого-то объяснения сложившейся ситуации, но я молчал, выпуская сигаретный дым в открытую форточку.
- Зимой светает поздно... - Начал было один мужик. - Время восемь утра, а вон как темно...
- Метель будет... - Продолжил другой. - Ноги у меня всю ночь крутило. Всегда перед непогодой крутит...
- Помрёт? - Наконец спросил меня третий.
Я пожал плечами, потушил сигарету и пошёл завтракать. Мужики, оставшиеся в курилке, продолжили свои обсуждения:
- Сейчас Людка за ним на вертолёте прилетит...
Я остановился:
- За кем?
- За дядей Костей. - Ответили мне.
- Какая Людка? - Спросил я.
- Дочь его, Людка. Она же у него директором банка в городе работает.
...
Я позавтракал. Укол делать не стал - само пройдёт. Успею ещё за всю жизнь уколов и таблеток напринимать.
На работу пришла старшая медсестра Вера Александровна. Она, по стечению обстоятельств, оказалась какой-то родственницей бабушки Лизаветы и рассказала мне о том, что дочь Константина Григорьевича действительно работает управляющим директором одного из банков города.
— Вот её телефон. - Она протянула мне визитку.
- Пойду на почту. Позвоню. - Сказал я ей. - А вы, Вера Александровна, позвоните бабушке Лизе. Пусть приезжает. Поставим ей кровать в палате, рядом с дедом.
Отделение почты, откуда я решил позвонить дочери больного, находилось в торце здания нашей больницы. Я вышел на улицу. Солнце медленно и как-то неохотно выходило из-за горизонта. Создавалось впечатление, что оно не видит смысла освещать эту зимнюю, унылую степную местность. Ветер короткими порывами гнал по низу сухую снежную крошку. Местами крошки сливались в потоки и, причудливо извиваясь, ползли над снежным покровом. Редкие сухие травинки и стебельки, торчащие из-под снега, безмолвно и обреченно дрожали.
- Ка-арр! - Услышал я где-то сверху.
На ветке тополя, растущего во дворе больницы, пытаясь удержать равновесие, раскачивалась ворона. Она смотрела на меня, то одним глазом, то другим, но не улетала.
- Прячься. - Сказал я ей вполголоса. - Метель начинается.
Мне предстояло сообщить дочери больного о тяжёлом состоянии её отца. Я набрал номер. Странно, но ответили мне сразу же после первого гудка.
- Алло? - Ответил мне женский голос.
- Людмила Константиновна? - Спросил я.
- Да, это я.
- Здравствуйте. Меня зовут Дмитрий Леонидович Березин. Я заведующий Боровской больницей. Ваш папа у нас.
- Что-то случилось? - Спросила она как-то обыкновенно, без волнения в голосе.
Странно.
- Его парализовало на левую сторону. Состояние его тяжёлое. - Сказал я и добавил. - Очень тяжелое.
Ну не мог же я тогда прямо сказать ей, что скоро её отец умрет.
- Нужны какие-то лекарства? - Спросила она так же спокойно.
- Нужно приобрести Глиатиллин и Мексидол, остальное у нас есть.
- Хорошо.
- Запишите мой номер телефона. Как соберётесь сюда ехать, звоните.
У меня была надежда, что дочь заберёт отца в областную больницу, где ему смогут оказать квалифицированную помощь, смогут провести необходимое обследование и лечение, а после и реабилитацию. Все равно, я надеялся, что дед Костя поживет ещё хоть немного.
Я вышел из отделения почты. Солнце поднялось, но из-за начавшейся метели оно было какое-то далёкое, мутное, неприветливое. Метель уже бушевала во всю. Снежная крошка поднималась высоко и набивалась в глаза и за шиворот, больно кололась в щеки. Тополь, раскачиваясь ещё сильнее чем прежде, жалобно скрипел стволом. Ворона, сидевшая на нём, куда-то скрылась, так и не справившись со своим равновесием. Я втянул голову в плечи и, зажмурившись, как китаец во время песчаной бури, быстрым шагом зашёл в больницу.
В палате около кровати деда Кости, на стуле сидела бабушка Лизавета. Оказалось, что она приехала на попутке, а пока я был на почте, она зашла в больницу. Держа деда за руку, она бесшумно плакала и вытирала слезы платком. Дед что-то мычал, пыхтел, но ничего не было понятно. Наверное, он как мог, пытался успокоить бабушку.
- Я Людмиле позвонил, - сказал я, войдя в палату, — обещала приехать.
- Да куда там, - ответила баба Лиза, украдкой вытирая слезы, - метель-то вон какая...
- Ну, значит, после метели приедет! - Ответил я. - Ждём!
О том, чтобы в такую метель везти больного в районную больницу, не могло быть и речи. Метель разыгралась не на шутку. На обед домой я так и не пришел - не было времени. Домой я шел уже в темноте, по колено утопая в снегу. Уставший, с болью в шее и в полной растерянности: “Что мне делать с таким тяжелым больным?”.
Дома было тепло и светло. Дочки играли в зале, жена суетилась, накрывая на стол.
- Завтра, если что, выходной. - Сказала она. - Побудь дома хоть один день?
Я пожал плечами.
Как я могу что-то обещать? У меня больные. Именно в тот момент, у меня впервые возникла мысль, что я не принадлежу сам себе, у меня нет никаких гарантий и планов на завтрашний день. Какая-то беспощадная постоянная ответственность, повинность.
За окном, метель сошла с ума. Выло так, что казалось сам чёрт лезет к нам через печную трубу, но застрял в ней и теперь от досады воет. Вот под этот вой и хлопание калитки соседского дома я и заснул. Проснулся от полнейшей тишины. Мне показалось, что я оглох во сне. Прислушался. Рядом, уткнувшись мне в плечо тихо сопела жена.
“Метель закончилась, - подумал я и повернулся на другой бок, — это хорошо!”
…
Темно. Темно и тихо. Странно... Вроде бы уже почти десять утра, а темно. Что случилось?
Встал и отодвинул штору, чтоб посмотреть на улицу. Снег плотно застилал всё окно - дом замело по самую крышу. Я взял телефон, чтоб позвонить в больницу и узнать, как там наш больной. Нажал на клавишу вызова, но в трубке была тишина.
“Линия оборвалась из-за метели, - догадался я. - Придется идти...”
Продолжение следует…