В начале 2000-ых тысячных государство стало выделять больше денег на научно-исследовательскую деятельность. То тут, то там оживали закрытые в 90-е лаборатории, появлялись новые, научная среда демонстрировала явный подъём. По сравнению с периодом после развала Советского Союза, разумеется. Полноценная компьютеризация шла полным ходом, компьютерам, размером с комнату приходил конец, на их место привозили новенькие компактные. Беда была в том, что средний возраст пользователей этих ПК был ближе к пенсионному, поэтому, для облегчения жизни коллективу, на работу в научный комплекс брали "компьютерщика", по возможности на полный рабочий день.
Так было и в одной из столичных лабораторий. Учёные мужи денно и нощно занимались скрещиванием разных сортов растений, пытаясь получить уберстойкое ко всем невзгодам, но при этом всё еще полезное. По большей части это были люди с рассеянным взглядом и непрерывным мыслительным процессом в голове. Другую часть коллектива составляли дамы бальзаковского возраста - не сплетницы, не интриганки. В общем, нормальная, здоровая обстановка.
Один единственный человек выбивался из строя всей этой интеллигенции. Это был завхоз Семён. Разговаривал он со всеми нагловато и за словом в карман никогда не лез, мог и нахамить. Но дело своё знал, хозяйство всегда было в порядке, дорожки вычищены от снега зимой, нигде ничего не текло/подтекало. Даже после "вчерашнего" работал исправно. Дамам он нравился за свою безотказность и готовность помочь. На робкий вопрос, не поможет ли он с погрузкой мебели для отправки на дачу и сколько надо заплатить Семён отвечал своим хриплым голосом:
-Аркадьевна, чё ты как эта-то, я те чё, по-дружески за деньги помогать буду?
И на все другие просьбы всегда охотно откликался. "Я-то не скотина какая, я-то ценю вас, вон вчера в обед накормили меня домашними котлетками, я же не этот-то". А вот с мужским коллективом у него были прохладные отношения, они его призывы пойти после работы пивка попить, футбол посмотреть игнорировали.
-Николай Павлович, может в баньку на выходных,а? Я разливного принесу, леща вяленого, побалакаем о том, о сём.
-Семён, у меня много работы...
-Ну чё Вы как этот-то, как не мужик, в баню не хотите, пивка не хотите...Ай, ну вас всех..
Потом Семён сломал ногу, пока сидел на больничном, попивал потихоньку. На этом фоне у него дали о себе знать какие-то старые болячки. Пить перестал, но из строя выбыл надолго. Обещал как можно скорее вернуться. Без него, всё про всё знающего, было трудно.
Тем временем, настал момент, когда появился на работе "компьютерщик" Толик. Он был высоким, худым, с длинными волосами, всегда простенько, но аккуратно и опрятно одетый, разговаривал вежливо своим высоковатым голосом. Дамам он сразу же понравился. Всегда выслушает - не только, что "мышка на экране что-то перестала шевелиться, почини, пожалуйста", но и обо всём важном и значимом в её жизни и жизни всех её родственников, знакомых, соседей. Он был чем-то вроде безотказного приёмника информации, не было ни одной попытки избежать новых рассказов. Раздражение Толика проявлялось только в изменении цвета его лица. Обычно розовый, при попытке заставить работать принтер на протяжении 4-х часов Толик менял цвет на помидорный. Но общался по-прежнему тихо и спокойно. Принтер наконец-то начинал нормально работать, Толик возвращался к своему обычному розовому цвету.
Время шло, вот уже и Новый год был на носу. Коллектив, как всегда, решил собраться "посидеть всем вместе". Для Толика это был первый корпоратив. Оказалось, что он не очень-то любит алкоголь, развозило его моментально, но дамам отказать никак не мог, тем более, подвыпившим. Но Толика с выпивкой атаковали не только дамы. Семён никак не мог пропустить такое событие, как корпоратив, да и был он один из "старожилов" коллектива, без него никак. И вот Семён берёт в оборот Толика, бурно знакомится, начинает что-то рассказывать, усаживает за столик, и, не переставая разглагольствовать, подливает и себе, и тихо слушающему его Толику, который пытается отбиваться от новых инъекций коньяка. И тут Аркадьевна и остальные замечают, что Толик стал менять цвет лица. Параллельно речь Семёна становилась всё более агрессивной. А из-за столика, где сидели новоиспечённые друзья доносились обрывки фраз "ну дык мы с товарищем прапорщиком... а он такой.. сам-то служил?.. а ты чего это, как этот-то, не пьёшь.. ща налью.." Все знали эту его особенность краснеть при раздражении, но проявлялась она обычно при общении с техникой. И цвет уже перевалил за помидорный, он уже стал вишнёвым. Такого раньше никто не видел. А Семён всё больше распалялся, тыкая в Толю пальцем и уже откровенно ругая его за что-то. Внезапно Толик вскакивает, опрокидывая столик. Орёт, как сумасшедший, голос уже не просто высокий, настоящий визг.
Толика, как плотину, прорвало.
После того вечера никто его больше не видел на работе. Как трудовую забирал неизвестно. Начальство молчало. По иронии судьбы, оказалось, что ни мама Толика, ни кто-то ещё, а именно алкоголического вида завхоз Семён стал причиной огласки, а так же первым узнавшим, что Толик действительно ЭТОТ. С нетрадиционной ориентацией.
