В Мультимедиа Арт Музее в Москве представлена ретроспектива выдающегося советского фотокорреспондента Евгения Халдея (23 марта 1917 — 6 октября 1997).
Все 1418 дней войны он прошёл с камерой «Leica» от Мурманска до Берлина. Снял Парижское совещание министров иностранных дел, поражение японцев на Дальнем Востоке, конференцию глав союзных держав в Потсдаме, водружение флага над Рейхстагом, подписание акта капитуляции Германии.
На Нюрнбергском процессе одними из вещественных доказательств были фотографии Евгения Ананьевича.
В 1995 году в Перпиньяне (Франция) на Международном фестивале фотожурналистики Евгению Халдею была присуждена самая почётная награда в мире искусства — титул «Рыцарь ордена искусств и литературы».
Евгений Ананьевич Халдей скончался 6 октября 1997 года, похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.
В 1997 году была выпущена книга «Свидетель истории. Фотографии Евгения Халдея» американского издательства «Aperture».
В 2004 году издательством «Editions Du Chene — Hachette Livre» (Франция) была выпущена книга Марка Гроссе «Халдей. Фоторепортер Советского Союза» (Khaldei. Un Photoreporter en Union Sovietique).
В 2014 та самая "Лейка" была продана на аукционе "Bonhams" за 200 тыс.долларов
23 марта исполнилось 100 лет со дня его рождения. В 1996 году бельгийцы сняли фильм «Евгений Халдей — фотограф эпохи Сталина», где автор вспоминает истории создания своих знаменитых кадров. Далее фотографии автора с воспоминаниями о создании снимков из фильма.
01. Сталин. Стадион «Динамо». 1946
Вот вижу, Сталин так стоит в проходе — оттуда видно было. Посмотрел на меня и, вроде, думает: «Ну, снимай меня!». Я щелкнул. Вот получился этот снимок. Обошел всю печать. До сих пор, когда демонстрации коммунистов сейчас — так его носят.
02. Ночная разведка. Заполярье. 1942
Вот это тоже с настроением снято. В ночную разведку идут. Правый фланг Великой Отечественной войны, мурманское направление. Разведчики идут в ночную разведку... Вот их тут семь человек. А утром вернулись четыре. Три человека погибло уже в этом снимке.
03. После авианалета. Мурманск. 1941
И вот они начали бомбить Мурманск. В этот день было сброшено 350 тысяч зажигательных бомб. Мурманск был деревянный. Он горел. И вот, представляете, остались печные трубы — все, что осталось от этого Мурманска. Шла женщина с этим оставшимся чемоданом деревянным. Я стоял с фотоаппаратом, увидел ее и щелкнул затвором. Она остановилась. И говорит мне: «Что же? Как вам не стыдно, — говорит, — фотографировать наше несчастье?» Вы знаете, я от этих вопросов просто растерялся. Говорю: «Мамаша, но что сделаешь?» «Вот если бы вы могли сфотографировать, как наши летчики Берлин бомбят...» Такая простая женщина, но такую фразу она мне подбросила. Я прямо растерялся вообще. Я говорю: «Мамаша, я обещаю вам, что если я дойду до Берлина, постараюсь выполнить вашу просьбу». И вот довелось. У меня есть это в моей книге «От Мурманска до Берлина». Когда я пришел в Берлин и увидел одинокую старушку, идущую на фоне развалин, вспомнил вот эту женщину.
04. Берлин. 1945
Сидели два старых человека. Один из них был слепой с повязкой на рукаве, что он слепой. Второй был поводырь. И они сидели так грустно. Я подошел и сфотографировал, щелкнул затвором. Тот, который зрячий, улыбнулся, а второй спрашивает: «Что там происходит?» Тот, который слепой. Он говорит: «А нас фотографируют». Он говорит: «Зачем?» «Я, — говорит, — не знаю, спроси». Он спросил у меня: «Warum du gemacht bild?» Я говорю: «история». Он говорит: «А зачем война? Зачем все это? Мы, — говорит, — ...ничего не осталось у нас. Ни семьи, ни дома, ни детей, ни жен». А я говорю: «Куда вы идете? Откуда?» «А мы уже не знаем, откуда мы идем и куда мы идем...»
05. В кварталах гетто. Будапешт. Январь 1945
Это было в Будапеште. Январь-месяц, освободили какие-то кварталы. И оказалось, что это кварталы бывшего гетто. Там жили евреи, собранные туда со всего Будапешта. Страшные вещи я там видел. Там была синагога с трупами евреев с этими знаками «звезда Давида», которые не убирали, не подбирали. Ну, этот снимок... Я вдруг увидел: идут муж и жена, я так понял, что муж и жена, с этими звездами. И так меня поразило... Уже освободили город, но они все еще носили эти звезды. Я подошел к ним. А я был одет в черное кожаное пальто и они вообще испугались сразу, думали, может быть я эсесовец. Я подошел, говорю: «machen sie»... В общем как-то на еврейско-немецком языке сказал: «Подождите!» Подошел и взял, сорвал с мужчины звезду эту, потом сорвал с женщины. Они испугались. Я говорю: «No, no, no, все, все в... alles gute! Alles gute! Alles gute! — говорю. -«Ich bin... Shalom aleichem!» Когда я сказал «шалом алейхем», женщина расплакалась, упала мне на грудь. «Ох, мы боялись, мы боялись...» Потом говорит, как страшно, как страшно было носить все время вот эту нашивку со звездой Давида.
06. Знамя Победы над Рейхстагом. Берлин. 2 мая 1945
Расскажу вам историю этой фотографии, которая стала знаменитой. Для этого снимка нужен был флаг. Из Вены я прилетел в Москву. Шеф мой говорит: «Возвращайтесь немедленно на Берлин». Я пошел на склад «Фотохроники». Там был мой друг, завхоз Гриша Любинский. Такой маленький симпатичный еврейчик. Я говорю: «Гриша, где у тебя скатерти были месткомовские?» Он говорит: «Есть они». Я говорю: «Ты накрывал обычно стол красной скатертью, когда были собрания какие-то партийные или профсоюзные...» Он говорит: «Вот, пожалуйста, посмотри». Я посмотрел. «Всю мануфактуру, весь этот материал красный, — говорю — у тебя возьму на время». «Куда? Что?» Я говорю: «Отдам через пару дней». Взял, поехал домой. Моего портного Израиля Соломоныча прошу: «Израиль, завтра утром я улетаю в Берлин. Надо шить флаги». Он говорит: «Как? Что? Чего?» Ну мы с ним рассчитали, раскроили ножницами, чтобы получилось три флага. Вот эти серп и молот — это материал, это не накрашено белой краской. Я нарисовал, вырезал ножницами. И всю ночь, всю ночь...
Я шел, как шли войска. Незнакомый город. Совершенно незнакомый. Развалины, руины, все дымится, пожары, солдаты, танки, пушки... Ну а как пробираться? Пробирался... Спрашиваю: «Куда идешь?» — «А мы к Рейхстагу!» — «К Бранденбургским воротам». Это вот два места... Все шли к Рейхстагу. Со всех сторон стекались войска. Со всех не то что фронтов, из всех армий: тут пятая ударная, то восьмая гвардейская... Вот все шли, направление было главное: к центру Берлина — Бранденбургские ворота и Рейхстаг.
Я ворвался в Рейхстаг, еще было раннее утро. 7 часов утра 2 мая. Дым, копоть, стрельба, где-то, что-то, чего-то... Я вытащил флаг, третий, который у меня остался, и два солдата подошли, говорят: «Лейтенант, пошли на крышу!» Я говорю: «А ты знаешь, как туда идти?» Он говорит: «Знаю! Давай, давай, пошли!» И мы втроем... их три человека было и я, значит, четвертый полезли по камням по щебням... В общем, добрались туда на крышу. Вышли на крышу, купол перед нами этот рейхстаговский. А снизу пожар был, нельзя было близко подойти, на него лезть нельзя было вообще, сгореть можно было. Палку нашли, нанизали флаг и стали искать композицию. Есть у меня целая последовательность снимков. Вот стоит солдат так... Я говорю нет, это не интересно — не видно Берлина. Я говорю: «А вот туда полезешь? Вот сюда?» Он говорит: «Если за ноги будет держать мой напарник, тогда я полезу». Я говорю: «Давай!» «Ты будешь держать?» — «Буду держать!» Он полез туда и тут я увидел композицию... Решил: тут я буду делать! Он схватил за ноги этого, стал держать... Я всю пленку истребил на этот снимок.
Ну, с этим снимком была новелла, конечно. Когда я прилетел в Москву поздно ночью 2 мая, визировал снимок главный редактор, руководитель агентства ТАСС Пальгунов. Я пошел в кабинет, он показывает эту фотографию маленького размера, говорит: «Что это такое?» Я говорю: «Флаг над Рейхстагом». Он говорит: «А вы видели, что у этого солдата две пары часов на обоих руках? На левой и на правой!» Я говорю: «Я не видел». Я видел только флаг над Рейхстагом в Берлине. «Нет, — говорит, — это нельзя, это мародер! Советский солдат не может быть мародером! Давайте, убирайте! Выцарапайте все с негатива!» Ну что, раз выцарапать, так выцарапать. Я вынужден был подчиниться. Приехал в редакцию фотохроники, взял иголку и выцарапал иголкой на левой руке часы, которые были у него. Вот такая история.
07. Маршал Георгий Константинович Жуков. Парад Победы. 24 июня 1945
Было пасмурное утро 24 июня 1945 года, парад Победы. Оркестр здесь — 800 человек — стоял. Как заиграл «Славься», марш композитора Глинки! И из ворот выехал Жуков. Я стал дрожать. Никогда на фронтах войны я так не боялся, не дрожал. И вдруг Жуков проехал. Вот он, Жуков! Я один раз снял. Потом он прошел вдоль ГУМа... Я пробежал метров десять и сделал этот вот снимок, который остался в истории. Ну он интересен тем, что все четыре ноги у лошади оторвались от земли. Вот так все это было. Ну и я снял — и все. У меня ноги отнялись, руки... аппарат повис на шее, я больше двигаться не мог.
08. Потсдамская конференция. 1945
Три минуты на съемку. Я стою на стуле в ожидании. Сталин пришел и копается в своих бумажках. Разбирает бумажки, голова внизу — смотрит, что там на столе у него в бумажках. Уже прошло две минуты. Осталась одна минута для съемки. Что ж такое... И вдруг Молотов обращается к Сталину с каким-то вопросом! Сталин вскинул голову, посмотрел... Бац! Все. Снимок есть. Вот снимок — смотрите сами. Сталин здесь победитель.
09. Герман Геринг на Нюрнбергском процессе. 1946
В Нюрнберге судили главных военных преступников, совершивших невероятных злодеяния против человека. Геринг был фигурой номер один, и мне нужно было его снять. Что я сделал. За столом сидел советский офицер, секретарь главного нашего судьи Никитченко. Я подошел к нему и говорю: «Вася, у меня к тебе просьба. Мне нужно снять Геринга обязательно на этой трибуне как следует. Если можешь, после обеда не приходи на свое место, задержись где-нибудь. А я во время обеда приду, сяду тихо на твое место и притворюсь, что я секретарь. Понимаешь, в чем дело?» Он говорит: «Окей, что я буду иметь?» Я сказал: «Две бутылки виски. После, вечером». Он говорит: «Хорошо, я согласен». Во время обеда я подошел в это место, тихо поставил аппарат на пол, чтобы охрана не видела американская. Геринг подошел, на трибуну сел, солдаты выставили свои дубинки и тогда я тихо-тихо нажал на затвор. И вот в результате получился замечательный кадр, который был напечатан в очень многих газетах мира, журналах и так далее. Американцам особенно нравится могущество американских солдат, эти дубинки... Этого кадра ни у кого нет, хотя фотографов было много: и американцы, и французы. Нет ни у кого. Никто не догадался сделать вот так, как я, — с помощью двух бутылок виски.
10. Сталин и Молотов на параде физкультурников. Стадион «Динамо». 1946
Пятьдесят лет прошло, а я переживаю, как будто это вчера было. Я пришел, поставил здесь штатив... Сказал, ага! Трибуна вся видна, вот тут я буду снимать. Я снимал не «Лейкой», а поставил большой аппарат — американский «Спид график», который мне Роберт Капа подарил в Берлине. Навел телеобъектив — четыреста был фокус. Я так прикинул — все нормально. Появился Сталин, Молотов, все руководители партии. В этот день были еще чехословацкие друзья у нас в гостях, тоже были там на трибуне. Новотный был или кто-то еще... И вот мне было известно, что мальчик и девочка будут преподносить цветы Сталину и Молотову. Я стоял уже наготове. Вдруг слышу аплодисменты физкультурников, «Ура, Ура, Ура!» Я оглянулся, смотрю, побежали дети с букетами цветов. Сталин первый мальчика взял и поднял его на трибуну. Потом Молотов... Думаю, когда? А я мог снять один раз! Одна кассета, одна пластинка! Только один раз. Не то что автомат сегодня «Никон», знаете, пятнадцать кадров в секунду. Я думаю: когда ж нажать? Один раз могу только нажать! Боже мой... Вначале мальчик закрыл Сталина, а девочка подбежала к Молотову, Молотов схватил ее... я — раз — нажал! Нажал и мне так плохо стало. Пот, глаза закрыты... Я закрыл крышкой кассету, думаю: что? Хорошо или нехорошо? И так немножко облокотился на стену... А публика, стадион рукоплещет, «Ура! Ура! Ура! Ура!» Все кричат «ура». Думаю, господи боже мой, получилось или не получилось? Главная задача. Вытащил рамку. Всё! Сталин, Молотов, цветы, дети — все. Думаю, господи боже мой... И вот этот снимок обошел весь мир. У моих коллег: «Известия», «Правда» — ни у кого не получилось.
Фото с выставки.
Товарищеский футбольный матч советских и английских летчиков. Заполярье. 1942
Матросы загорают на палубе крейсера «Молотов». Севастополь. 1944
Священник Ломакин на фоне Исаакиевского Собора. Ленинград. 1945
Солдаты бросают гитлеровские штандарты. Парад Победы. Москва. 24 июня 1945
Сосед Вовка. Утро Москвы. 1956
