Принятие присяги в армии - это праздничный день для бойцов. И в этот день положено увольнение для принявших присягу. Я присягу принимал будучи курсантом одного из военных ВУЗов. Ко многим, в том числе и ко мне приехали родители, и в увольнение я был благополучно отпущен до 8 утра следующего дня. Наутро я благополучно прибыл в казарму, минут за 20 до окончания увольнения. И решил выйти в курилку, пообщаться со своими товарищами, послушать какие-то провел долгожданный "увал". Это была ошибка. Оказывается, первым делом надо было доложить ответственному офицеру о прибытии, но я был балбес и все инструктажи слушал невнимательно. Как итог - опоздание из увольнения на пару минут. Ну тоесть доложил о своем прибытии уже после 8.00. Разумеется были приняты меры - про увольнения мне сказали забыть месяца на два-три. Это было хреново, по ому что нужно было в городе купить кое-какие принадлежности ( особенно чертёжные, ватман, которых не было в военторге на территории училища). Таких долдонов, как я на весь курс оказалось 2-3 человека. Все остальные в город ходили регулярно, пройдя делились рассказами, а я, как невыездной, на выходные в наряды ходил. Но всё проходит, прошел и срок наказания, и вот он, долгожданный "увал"! В городе, тогда абсолютно незнакомом, делать было нечего, все нужное купил в течении часа, на улице холодно. Решил проведать своего друга, который учился в том же городе, только в гражданском ВУЗе, и жил в общежитии. Приехал, встретил друга, пообщались, попили чайку. Ну, думаю, выйду пораньше, чтоб не опоздать, а то ещё на метро ехать с пересадками, да на троллейбусе пару остановок - короче говоря дорога займет около часа. Вышел за два с половиной часа! до окончания времени увольнения. И-и-и!!! Там-тарарам! Спускаясь с восьмого этажа общаги на лифте я застрял в лифте! НА ТРИ ЧАСА!!!
Короче, когда я явился в училище, о моем отсутствии знали все, в том числе и начальник факультета!! Это пиздец какой залёт! В увольнение в следующий раз я пошел только весной)))!
Так что не верьте лифтам, товарищи! Они опасны!)))

Уборка территории – ещё одна грань военной службы, где нет предела совершенства. А нашей роте повезло особенно. За ней был закреплён плац. Те кто служил знает, что плац – это лицо части. Стало быть, нам предстояло быть косметологами. И мы ими стали. Уборка плаца имеет свои нюансы в зависимости от времени года. Летом его достаточно подмести и собрать мусор с газонов. Но период с мая по сентябрь включает в себя все праздники, которые проводятся на плацу. И к этим праздникам следовало побелить бордюры и стволы деревьев, нанести новую разметку на асфальт, посадить цветы. Кто-то из начальников решил, что розы на газоне просто необходимы. Конечно, по всем правилам садоводства никто цветы не сажал. Просто за день до праздника мы вставляли в землю розы, которые на самом празднике гости давили. Не могу сказать, почему для этой цели не использовались искусственные цветы.

Почему-то считалось, что одуванчики в армии растение крайне вредное. И мы с ним боролись. Одуванчики надлежало не просто вырывать, а вырывать с корнем. Для этого полую металлическую трубку затачивали наискосок с одного конца. И этим заточенным концом вырывали одуванчики с корнем.

Осень озадачивала ковром из листьев, который тоже надо было убрать, и лужами после дождя. Лужи разметали вениками.

Зато зима и весна открывали неограниченную возможность для экспериментов. Ну зима славилась снегом. Я разучился, как в детстве, радоваться снегопаду. Мы выходили с железными скребками за час до подъёма и начинали сгребать снег к бордюрам. А по указанию начальника клуба из ретрансляторов звучала песня: «Такого снегопада, такого снегопада давно не помнят здешние места…» Затем снег лопатами перекидывался на газоны. Если снегопада не было, то начиналось облагораживание территории. Снег на газонах становился ровным и кубическим. Отрывались проходы к фонарным столбам. Асфальт очищался ото льда и спрессованного снега. При этом пользоваться солью запрещалось. Она, оказывается, портит обувь.

И вот весна. Как только начинало припекать солнце, мы утром выходили на плац и начинали раскидывать снег с газонов, чтобы он быстрее растаял. Но вечером холодало, и подтаявший снег грозил превратиться в лёд. И мы снова выходили с лопатами и забрасывали то, что не успело растаять обратно. Весной атмосферная грязь оседала на снег, и он переставал быть белым. Лопатами мы рыхлили его, придавая естественный цвет.

А ещё на плацу стояла трибуна для командования парадами и построениями. И каждое утро она вымывалась с мылом, при плюсовой температуре разумеется.

И лишь на пятом курсе мы сдали территорию плаца роте первого курса. По-моему, в тот момент перекрестились даже неверующие.

А на следующий день начался КМБ. КМБ – это курс молодого бойца. Сами молодые бойцы расшифровывают КМБ – кровь, мозоли, боль. Несколько театрально, но доля правды есть. После завтрака первый курс рассадили по машинам и поехали. Это сейчас легко пишется «рассадили по машинам». А в тогда этот процесс занял около сорока минут. Ведь в машину надо правильно сесть.

Сначала подаётся команда: «К машинам!» По этой команде мы должны выстроиться в колонну по два у заднего борта машины. «По местам!» А вот теперь можно начать посадку. Первый отдаёт вещевой мешок товарищу позади себя, залазит в машину и принимает свои вещи. И так далее. И всё это надо отрепетировать. При малейшем выкрике: «Чего пихаешься, я ещё не залез!», тренировка прекращается и начинается заново. Но всё-таки расселись, выслушали инструктаж и поехали. Учебный центр находился в шестидесяти километрах от города. А чтобы попасть в него, необходимо было пересечь реку на пароме. Машины доехали до парома, нас высадили и уехали обратно в училище. И далее около пяти километров пешком до лагеря.

Учебный центр представлял собой палаточный городок на берегу небольшого озера. Чуть в стороне стояли три ангара, в которых располагались столовая, клуб и учебные классы. Несколько кирпичных домиков: лазарет, караульное помещение и ещё какие-то необходимые строения. Особняком стояли деревянные домики для офицеров, которые называли «Шанхаем». Почему? До сих пор не имею понятия.

Остаток дня был посвящён размещению по палаткам. В каждой палатке по десять человек на деревянных настилах. На настилы брошены матрацы и бельё. Развернуться в палатке негде, места хватает, чтобы поставить обувь.

Ужин в полевом лагере – отдельная песня. Сервировки на столах никакой. В столовую мы ходили со своими котелками. На ужин выдали кашу, чай, сахар, хлеб и по шайбе масла. В первый день я, и не только я, съев кашу, потянулись за маслом. Его на хлеб пришлось намазывать ложкой, которой уже ели кашу. Как ни облизывай, а привкус каши на масле остаётся. А теперь надо помешать сахар. Мешать той же ложкой, которая уже в масле.

Так что поесть в лагере – это целая наука. Но скоро мы приспособились. Сначала чистой ложкой мешали сахар в чае, затем ложкой намазывали масло. Ну а промасленную ложку можно и в кашу опустить. Далее посуду надо помыть. Для этого на улице поставлена большая цистерна с водой. Под ней разводиться огонь, и вода нагревается, проходя через хитрое сплетение труб. Вся эта система завершается двумя прямыми параллельными друг другу трубами, к каждой из которых приварены краники. Вот в этих краниках и мыли. А в качестве чистящего средства использовали песок. А песка было много.

Вопрос: чем занять людей, если по плану учебных занятий нет? Ведь кем становиться солдат при получасовом безделии, уже сказано выше. Ответов на этот вопрос несколько: 1) строевая подготовка; 2) физическая подготовка; 3) уборка территории.

Лагерь располагался в сосновом лесу. Плац в это время был занят ( по-моему другой ротой), физическая подготовка наших командиров не прельстила. Наверное, из-за того, что бегать надо было с нами. И оставалась уборка территории.

Если вы считаете, что Сизифов труд бесполезен, вы глубоко заблуждаетесь. По крайней мере, толкая в гору камень, можно накачать мускулы. А вот уборка соснового леса от шишек и иголок – увлекательнейшее, я вам скажу, занятие. Только курсант прошёлся по своему участку, как подул ветер. Сосны отозвались ветру колыханием и… Правильно – уборка не получилась. Ещё раз! А никому не надо, чтобы было чисто. Надо, чтобы личный состав без дела не сидел.

Первым знаменательным событием в лагерной жизни было вручение оружия. После завтрака роты вернули в палатки и приказали начистить обувь. Затем построили на плацу. К этому времени приехала машина, в кузове которой находились ящики с автоматами и охрана. После этого поставили несколько столов. За эти столы встали офицеры и, вызывая по одному, вручали оружие каждому. После вручения оружие было сдано в оружейную комнату. А до этого мы как дети щёлкали затворной рамой, откидывали и примыкали приклады, перебрасывали автоматы с одного плеча на другое. И ещё не догадывались, что пройдёт немного времени, и оружие надоест по самое «не хочу». Ещё один парадокс! До совершеннолетия мы по закону не имеем право покупать спиртное, но оружие нам доверять можно. Ведь большинству из первокурсников на тот момент было по 17 лет.

На следующий день после вручения оружия начались занятия по тактике, уставам и другим военным предметам. К бегам на зарядке мы уже начали привыкать. К своему удивлению очень скоро я заметил, что успеваю заправить кровать и умыться за положенное время. КМБ мне запомнился двумя чувствами: голода и сна. Не хочу сказать, что нас плохо кормили. Не ресторан, конечно, но сносно. Просто резкий переход на питание по режиму сделал своё дело. Ко мне в один из выходных дней приезжали родители. С разрешения командира роты я с родителями ушёл из лагеря, и мы разложили скатерть на берегу озера. Разговаривая и поглощая пищу, я обнаружил, что сижу с плюшкой в одной руке и куском хлеба в другой. Мне было всё равно, что закидывать в желудок. Хотя повторюсь, голодом нас никто не морил. Командиры нас даже опрашивали после завтрака: «Кому не хватило чая, масла и белого хлеба?» Как в детском саду!

Возможно, и не стоило бы, но хочется рассказать, что даже физиологические надобности можно справлять по команде. Туалет был расположен метрах в двухстах от палаточного городка. Он представлял из себя бетонное строение на двадцать или двадцать пять посадочных мест с ямой внизу. Итак, к этому времени мы уже изучили какую-то строевую песню, с которой проводили вечернюю прогулку. По окончанию вечерней прогулки рота подходила к туалету и звучала команда: «Разойдись! Построение через пять минут!» И за пять минут мы должны были успеть добежать, оправиться и встать обратно в строй. Впрочем, со временем мы научились успевать выкурить сигарету. Прав был Михаил Зощенко: «Человек не собака! Ко всему привыкнет!».

В один из дней первой парой на занятия стоял РХБЗ. Радиационная, химическая и биологическая защита. Взвод получил оружие, взял противогазы, вещевые мешки и отправился на…лекцию по РХБЗ. А зачем..? На глупые вопросы отвечаю: лекция по РХБЗ. РХБЗ преподаётся на кафедре тактики, а на тактику надо приходить с оружием и в полной амуниции. Не поняли? Я тоже не сразу понял. В армии вообще некоторые вещи лучше не понимать, а принимать как аксиому. Следующей парой было изучение Уставов. Эта книжица называлась иногда Кораном или Библией. Да простят меня верующие люди, но никакой насмешки в этом не было. А ещё, когда хотели сослаться на Устав, говорили: «Читай первоисточник!» Третьей парой была строевая подготовка. На ней нам разрешили снять вещмешки и сложить в одно место оружие.

После обеда в этот день была баня. Баня находилась в другом лагере за пять километров от палаточного городка. В баню мы бежали. То есть сначала шли, но долго идти молча тяжело. И начался процесс, который называется «разговорчики в строю». После трёх замечаний старшины (старшиной уже официально был назначен старший сержант Рыжин, поступивший в училище из полка ВДВ), которые прозвучали, как глас вопиющий в пустыне, раздалась команда: «Вспышка слева!»

По этой команде военнослужащий должен имитировать свои действия в случае ядерного взрыва. То есть упасть на землю головой в сторону противоположенную взрыву, закрыть голову руками и поднять воротник. Кто-то решил, что это защитит от последствий ядерного взрыва. Ну не знаю насчёт взрыва, а дисциплину в строю укреплять помогает. Падать мы должны были на любую поверхность. Грязь, лужа и асфальт ядерный взрыв не остановят. И, нападавшись досыта, мы побежали до бани.

На мытьё в бане военнослужащему даётся 40 минут. Из них 25 минут на помывку и 15 минут – одевание и раздевание. Там же в бане нам выдавали сменное нательное бельё, а в городке чистое постельное.

Сама баня представляла собой небольшое кирпичное строение. Душ в ней был сделан из пустых консервных банок с отверстиями в днище. Сами банки были натянуты на трубы, вмонтированные в стену на уровне двух метров.

Из бани идти те же пять километров по песку и пыли. Результат ясен: можно было и не мыться.

А на следующий день были занятия по тактической подготовке. Тема: маскировка. Занятия напоминали детскую игру в прятки. Преподаватель в должности подполковника поворачивался к нам спиной на несколько минут, а мы за это время прятались по ближайшим кустам. Затем подполковник разворачивался и, оглядывая взглядом окружающий пейзаж, провозглашал, указывая пальцем: «Вижу! Вижу!» Это означало, что какой-то курсант плохо замаскировался. Похоже, преподаватель в детстве очень много читал произведение Гоголя «Вий».

Инженерная подготовка. Ну тут всё более банально. Тема: оборудование окопа для стрельбы лёжа. Окоп оборудуется под огнём противника, то есть лёжа. Место, где проводились эти занятия называлось «тактическим полем», у курсантов «поле дураков». На нём были вырыты окопы, стояли макеты боевой техники. Там же нам устроили огневую полосу.

Огневая полоса. Моя очередь. По команде я срываюсь с места, пробегаю через дверной проём, края которого обмазаны каким-то горючим веществом и стреляю холостым в сторону предполагаемого противника. Затем проползаю под колючей проволокой, по бревну прохожу над глубокой лужей, в которую кидают взрывпакет, и опять стреляю. Ползу по дну окопа, а сверху на меня скидывают чучело человека. Я должен изогнувшись под ним дотянуться до штык-ножа, который висит на поясе, и пронзить это чучело. Далее выбегаю на финиш. Возможно, были ещё какие-то препятствия, но мне запомнились только эти.

Ещё одним знаменательным для многих событием были стрельбы. Почему я говорю, что событие было знаменательным не для всех? Да потому что среди курсантов было много детей из офицерских семей, и стреляли они не в первый раз. Дело в том, что согласно Уставу военнослужащий не может быть допущен к принятию присяги, если не выполнил упражнение по стрельбе. Впрочем, огневая подготовка на стрельбище включает в себя не только стрельбу. Нас развели по отделениям, и каждое отделение занималось на своей учебной точке. Разборка – сборка оружия, метание макета гранаты, упражнение по прицеливанию и ещё множество элементов по отработке стрельбы. Там же на стрельбище я узнал ещё одну аксиому. Во время возвращения в лагерь я обнаружил, что на моём плече отсутствует противогаз. И не надо задавать глупых вопросов о необходимости противогаза на стрельбище! Уже объяснял.

- Товарищ капитан! Разрешите обратиться, курсант Шураев?

- Ну!

- Товарищ капитан! Я на стрельбище противогаз забыл. Разрешите сбегать за ним?

Капитан Георгиев посмотрел на меня, как на душевнобольного и произнёс фразу, которая была бы достойна анналов истории. Одна беда – фраза была нецензурной.

- Курсант! В армии нет слов «потерял», «забыл», «украли». Есть слово «прое…л»! Бегом марш за противогазом! Оружие отдать командиру отделения!

Я уже собирался метнуться, но раздалась следующая команда:

- Отставить! Первое отделение! На полигон, бегом марш!

И первое отделение, в составе которого я числился, рысью понеслось на полигон искать мой противогаз. А когда вернулись, оказалось, что рота даже с места не сдвинулась, ожидая нас. Моя забывчивость съела несколько минут потенциально свободного времени, которое могла быть в нашем распоряжении после занятий. Этот армейский принцип позаимствован у Дюма, правда, немного в иной форме: «Один за всех! И все из-за одного!» Издевательство? Нет, нет и нет! Воспитание ответственности за коллектив. А командир отделения обязан был проверит наличие оружия и амуниции у подчинённого личного состава.

На следующий день после стрельб состоялась обкатка танком. Курсант садится в окоп, и на него надвигается многотонная машина, за рычагами которой сидит прапорщик. Необходимо выстрелить несколько раз из автомата, изображая уничтожение десанта на броне, затем метнуть макет гранаты и залечь на дно окопа. Проезд танка над окопом ощущается интуитивно, так лицо смотрит вниз. Затем заставляем себя подняться в окопе, снова метнуть макет гранаты в танк и огонь из автомата, изображая ликвидацию экипажа, который покидает танк. К слову сказать, макет гранаты напоминает столовый прибор, которым хозяйки толкут продукты. Только макет больше и тяжелее. Поэтому травмы у механика-водителя танка – обычное явление.

Всё вспомнить тяжело. Но память иногда подкидывает забытые моменты жизни, которые, казалось, никогда не всплывут. Разве можно забыть пятидесятикратное прохождение мимо фонарного столба, с правой рукой, приставленной к козырьку. Это случилось после того, как я не выполнил воинское приветствие офицеру. И козырянием занимался в выходной день, когда остальные спали.

Да! Как не удивительно, но в выходные и праздничные дни нам разрешалось провести два часа в постелях. Но отдых тоже дело организованное. Поэтому лежать в своих ложах должны все. Спать никто не заставляет, но находиться все должны в постелях. Изредка в городок приезжала автолавка. Это был праздник души и живота.

В таких заботах промчался месяц. И наступил день отъезда из учебного центра. Всё также буднично собрали вещи, надели вещевые мешки, взяли оружие и пешком до парома. А на том берегу нас уже ждали машины. Обучение в лагере дало о себе знать, и, в отличии от отъезда из училища месяц назад, посадка в машины прошла быстро и организовано. А на следующий день после приезда нам выдали новую форму, та, в которой мы были в учебном центре, превратилась в рабочую и повисла на плечиках в каптёрке.

Историю эту, как байку рассказывают во многих военных ВУЗах. Дамы, приготовьтесь осуждать неизвестного человека (к тому же неясно, существовал ли он когда-либо).

Итак. Одна девушка провела ночь с национальным героем. То есть, с неизвестным солдатом (в нашем случае с курсантом). Случилось это в полупьяном состоянии, после дискотеки, но свой результат эта встреча имела. Девушка стала готовиться выполнить указание руководства страны по улучшению демографической ситуации.

Мама девушки охнула и потащила дочку на приём к начальнику училища. В результате опросов выяснилось, что девушка с трудом помнит только имя курсанта. Но имя - это не привязка, ведь можно и так

В итоге путём вычислений и взаимоисключений вычислили роту и даже взвод, в котором служил будущий папа. И этот взвод по приказу начальника училища построили на плацу.

Дальше, как пел ныне покойный Фаррух Булсара, "The Show Must Go On". Девушке предложили выбрать из строя своего суженого.

Однако, что-то пошло не так...

- Ну как я его узнаю! Они в форме все одинаковые!

Начальнику училища это фарс тоже надоел, и он скомандовал:

- Внимание! Товарищи курсанты! Кто имел интим с этой девушкой - шаг вперёд!

В армии учат многому: "Сам погибай, а товарища выручай", "Один за всех и все за одного". Многочисленные совместные занятия и проживание в одной казарме сближают людей. Поэтому по команде генерала взвод в едином порыве сделал шаг вперёд.

Согласно Уставу и распорядку дня подготовка суточного наряда включает в себя подготовку формы одежды, изучение обязанностей, сон и инструктаж. Но на первом курсе, а тем более в первом наряде, сон исключается, как явление чуждое, ибо знание Устава намного важнее. Изучая совокупность слов и фраз, которые назывались «Обязанности дневального по роте», я очень пожалел, что метод изучения во сне, который отобразил герой Евгения Леонова в фильме «Большая перемена», существует только в кино. Иначе, с изучением Устава, да и вообще с образованием, проблем было бы намного меньше.

Но так или иначе, хорошая память помогла мне выучить хотя бы несколько фраз. Многие так и учили. Расчёт прост: дневальных много, кроме дневальных есть ещё караул, наряды по КПП, по парку, патрули и ещё множество нарядов и дежурств. Опросить всех дежурный по училищу и его помощники не успеют физически. И потому, когда тебя спрашивают твои обязанности на разводе нарядов, главное уверенно начать первые фразы. Обычно после этого проверяющий перекидывается на другого. Но и здесь есть своя удочка, на которую можно попасться. Проверяющий спрашивает начало обязанностей у одного человека, а потом резко поворачивается к другому и командует: «Продолжай!» И далее часто начинается импровизация. Впрочем, через несколько месяцев эти обязанности откладываются в голове. Я и сейчас могу их рассказать, хотя последний раз ходил дневальным почти 20 лет назад.

Так же во время развода проверяются внешний вид (пострижен, побрит) и форма одежды. Что я никак не мог понять: зачем на военной форме, которую называют «афганка», делать стрелки на брюках. Это же форма полевая, для службы и работ. Стрелки самоликвидируются после первого приземления на стул. Но это не важно. На разводе они должны быть. Особенно не везло в этом отношении курсантам, вынужденным надевать в наряд парадную форму. Это брюки, рубашка с галстуком и китель. Такую форму надевали часовые первого поста у Боевого Знамени и посыльный по управлению. При этом часовые, согласно Уставу, спали в ней же, чтобы, в случае необходимости, всегда быть готовыми к отражению нападения, тушению пожара и другим внештатным ситуациям во время несения караульной службы. Так вот этим часовым приходилось иногда гладить форму два раза в сутки: перед разводом и с утра перед заступлением на пост. В управлении как – никак.

Первый мой развод нарядов ничем особенным не запомнился. Постояли на плацу, где к первокурсникам было особое внимание. Затем уход с плаца под барабанную дробь. Уходили наряды в сторону клуба, около которого стоял бюст Ленина. Дежурный по училищу так и предупреждал: «Всем идти до памятника мужу Крупской».

А что надо сделать, чтобы хорошо отнести наряд? А надо его правильно принять. Правильный приём заключается в доведении до истерики сдающего тебе этот наряд. Под эту истерику он наводит порядок. Причём, если кто-то думает, что наведение порядка заключается в мытье полов, тот глубоко заблуждается. Мытьё полов – это заключительный этап наведения порядка. А стены, которые должны быть без пятен. А искусственные цветы, которые должны быть протёрты. А краники в умывальники, которые должны быть натёрты до блеска. И неважно, что эти краники сделаны из меди, которая быстро тускнеет под влиянием влаги. На момент сдачи наряда они должны быть начищены. А зеркала! Это же вообще песня души. Под влиянием роты они вечно заляпаны зубной пастой, кремами, мыльной пеной и ещё непонятно чем. Ну и чтобы не травмировать нежную душу читателя, не буду подробно рассказывать, как должны выглядеть писсуары и Очки  в туалете. Только скажу, что для блеска использовался тёртый красный кирпич. Разные «Тёти Аси», «Доси» и прочее отдыхают. Но это, конечно, первый и второй наряды. Потом инстинкт самосохранения подсказывает, что рано или поздно этот человек придёт менять тебя. И к приёму наряда уже относишься более лояльно. Но всё это постигается потом. А пока приём наряда превращён в нахождении придирок. Хотя уже точно известно, что после отбоя новый дневальный начнёт всю уборку заново.

В этот вечер я стал свидетелем потрясающего диалога. При построении на вечернюю поверку один из абитуриентов вышел из туалетной комнаты, когда рота уже замерла по команде «Смирно».

- Товарищ абитуриент, почему вы опаздываете в строй? – Грозно спросил сержант Калинин.

- Я был в туалете, - пролепетал в ответ опоздавший.

- Я не спрашиваю, где вы были. Я спрашиваю, почему вы опоздали в строй?

Говорят, женская логика не поддаётся пониманию. А попробуйте ответить на подобный вопрос и вы поймёте, что логика прекрасной половины человечества более приемлемая, чем военная.

Итак, сержант Калинин лично контролировал первые наряды. Мне, как самому везучему, досталась уборка в умывательной и туалетной комнатах. И вот я отправился к сержанту доложить об окончании уборки.

- Товарищ сержант! Порядок на закреплённой за мной территории наведён!

Сержант отправился осматривать территорию. Он даже не проверял всё досконально, а окинув взглядом умывальник, ударил ногой по ведру, в котором была грязная вода.

Ещё какое-то время, убрав уже невидимые мне недостатки (то есть, попросту изобразив кипучую деятельность), я снова доложил о том, что порядок наведён. - Плохо! И снова ведро с водой, получив удар, со звоном покатилось в сторону.

И только на третий раз до меня было доведено, что уборка считается завершённой, когда грязная вода вылита, ведро прополощено, а вымытая половая тряпка развешена для просушки. Я уже понемногу начинал понимать и не задал вопрос, который сам собой шёл на ум: а нельзя было сразу это объяснить? Ответ я уже интуитивно знал: так лучше доходит.

- Ладно! Подмети в том углу и иди спать, - сладко зевнул сержант.

- А где веник взять? – спросил я. Веника в хозяйственном уголке не было. Хотя был при приёме наряда. Может быть, если бы не так хотелось спать, я догадался бы, что орудие труда у другого дневального.

- Рожай! – Ответ последовал незамедлительно. Армия – это единственное место, где мужчины рожают. Причём не детей.

Поспать в эту ночь удалось часа полтора. Моя смена стояния на тумбочке выпала перед подъёмом. «Стояние на тумбочке» - это время, когда дневальный не поддерживает порядок, а «несёт службу в специально отведённом месте у входа в казарменное помещение вблизи комнаты для хранения оружия». А тумбочкой в просторечии называется это самое место. В одних казармах это непосредственно тумбочка, в других, как у нас, закрытый ящик с крышкой, который прибит к стене на уровне груди дневального. В ящике обычно хранится различная документация роты.

Утро. В шесть часов я, как потерпевший, заорал:

- Рота! Подъём!

Стажёр – пятикурсник был разбужен ещё без десяти шесть. По распорядку дня в это время потом будут подниматься заместители командиров взводов и командиры отделений. Стажёр уже ходил по казарме и, где добрым словом, а где матом, поднимал людей. На зарядку многие выбегали прихрамывая. Это результат неумелого наматывания портянок или лени. Лень заключалась в одевании этих «армейских носков» способом «парашюта». При этом способе портянка кладётся в развёрнутом виде на отверстие в сапоге. Далее нога опускается в сапог, и портянка обволакивает ступню. Хороший способ, когда одеться надо быстро, по тревоге, например, но тоже требует опыта. Поэтому мозоли на ногах – неизменный спутник многих курсантов первых месяцев службы.

После того как рота разошлась на занятия и работы, начался утренний этап поддержания порядка. Опять краники, зеркала, стены и пол. Но мытьё полов уже отличалось от ночного.

Сначала я по указанию стажёра набрал в ведро воды и настрогал туда мыла. Да, да! Именно настрогал. Взял нож и срезал тонкую стружку в воду. Затем веником навёл в мыльной воде пену. Знающие, как мылится хозяйственное мыло в воде, меня поймут. Далее взял жёсткую щётку и, окунув её в мыло, начал натирать полы. Натирание проходило поэтапно, чтобы мыльный раствор не успел засохнуть. Натерев часть «взлётки», надо успеть насухо вытереть её. Я не мог точно сказать, стал ли пол чище, но запах мыла явно витал в воздухе. И дело не только в чистоте. Был осуществлён главный принцип армии. Он гласит: «Солдат, который полчаса ничего не делает – потенциальный преступник». У такого человека сразу появляются ненужные в армии мысли: о свободе за забором части, о спиртном и о женщинах. Возможно, у кого-то есть ещё какие-то замыслы, но эти три обязательны.

То же самое, но уже без мыльных полов пришлось сделать вечером перед сдачей наряда. Оставалось радоваться, что проверяющему не пришло в голову провести белым платком где-нибудь за плинтусом. Я слышал, что были и такие случаи. Так или иначе, но наряд я сдал без особых проблем.