38. Глава тридцать восьмая. Гидроквас.
А началось всё давно!..
Началось всё с того, что в очередной, один из ярких солнечных дней, попёрся я по территории поста Зуб Дракона на «кухню». Чтобы получить горячий хавчик и немножко похавать заслуженный мною обед. Подхожу я к «кухне» и натыкаюсь на вот такую картину.
На верхушке большого камня сидит на попе Миша Мампель. Он поджал к своей груди колени, обхватил их руками и сидит, бьётся в крупном ознобе. Под камнем из песка блестит краешек какой-то наполовину закопанной железяки. То ли серое белеет, то ли белое сереет. И рядом с этим, то ли серым, то ли белым, валяются по песку Миша Гнилоквас и Петя Слюсарчук. И ржут, как два сивых мерина. Картинка такая - как будто пришли пацаны в сельский клуб постебаться с весёлой комедии-укатайки или, в качестве альтернативы, на свиноферму поприкалываться-позырить, как за загородкой чпокаются свиньи...
И вот чуваки катаются по песку на спинах – умора до чего смешно! - А в центре той бело-серой железяки виднеется кнопочка. Очень похожая на кусок испорченной круглой батарейки.
- Не может быть, пацаны! Я же тут ходил каждый день! – Говорит Миша Мампель торчащей из песка железяке.
- А-а-а-ха-ха-ха! – Покатывается Петя Слюсарчук. – Чаво сидишь, яурэй! Разминирувай!
- Хочешь, чтобы я подорвался? – Миша бледнеет лицом и ещё сильнее прижимает к груди свои ноги. – Ищи дурака за четыре сольдо!
- Давай, давай! Не сцы! – Миша Гнилоквас стирает со своего лица страдальческую слезинку. На лице остаётся полоса от размазанной пыли.
- Чё у вас тут за кино? Поделитесь с рабочими. - Я присел на корточки рядом с железякой. - Рабочим тоже интересно.
- Климёныч, иди нахрен. Не порти нам спектаклю! – Слюсарчук тоже стирает со своего лица капельку жидкости. Тоже оставляет полосу грязи.
- Димыч, отцепись! Пусть Мампель разминирует. – Гнилоквас всё ещё улыбается. Но уже догадывается, что сеанс почти окончен.
- Я не полезу! – Мампель крепко-накрепко вцепился в свои ноги. – Я что, дурак?
- Ты не дурак. А я дурак. – Я осторожно начал подкапывать песок рядом с железякой. – Я дурак. Потому что такой противопехотной мины я не знаю. Ни на одних курсах такого чуда не видел.
В самом деле. Эта лабудовая «мина» очень сильно напоминала банку от паштета, в центр которой вставили стерженёк от израсходованной батарейки. Если учесть тот факт, что Гнилоквас служит старшим стрелком на бронетранспортёре, то можно додуматься, что израсходованных батареек у Гнилокваса, как Донов Пэдро в Бразилии. Много-много. И даже ещё больше. Столько же, сколько в лесах Бразилии диких обезьян.
Пока я всё это думал, песок возле «мины» уже подкопался, и мой палец залез под край. И вошёл вовнутрь. «Мина» была внутри совсем пустая. Точно, как пустая консервная банка от паштета. Предчувствия меня, получается, не обманули. Поэтому я выпрямил палец и встал на ноги. На выпрямленном пальце у меня болталась пустая консервная банка. Со стержнем от старой батарейки посередине.
- На, Миша, свою сраную мину! – Я протянул палец с банкой Мампелю. – Дальше – ты сам.
- Бля, пацаны! Ну вы и пидарасы! – Мампель обиделся и отпустил свои ноги. Ноги грустно свесились с камня.
- Климёныч, ну нахрена ты вот так?- Слюсарчук размазал вторую каплю жидкости.
Да. Теперь сеанс точно окончен.
- Димыч, ну ты и пидарас! Просили же – не трогай. – Гнилоквас тоже расстроился, что комедия закончилась не соразмерно купленных билетов.
Короче, история закончилась на том, что все друг-друга назвали пидарасами. И разошлись, как в море поезда. И все, и на самом деле, подумали, что история закончилась. Но она только начиналась...
Потому что несправедливо называть пидарасом отважного минёра-противобаночника. И я подумал, что я им всем – покажу! Даже если они не захотят смотреть. Особенно тому, кто меня незаслуженно обвинил в мужеложстве. Мишане я отомщу! Ненаглядному моему дружбану Гнилоквасу.
Удобную позу для осуществления мести долго ждать не пришлось.
Нежданно-негаданно налетел на наш пост зелёненький вертолётик и принялся вытворять чудеса пилотирования военной техники в условиях высокогорья. Сначала он отбомбился по посту картонными коробками с сухпайком. Не попал, конечно же. Всё полетело на заминированный склон. Потом попытался зависнуть над вертолёткой. И тоже - хрен чего получилось.
Его болтало и маслало над вертолёткой, как будто он подпрыгивает на невидимой пружинке. Мы решили, что если он в такой позе начнёт выбрасывать РДВшку с водой, то РДВшка лопнет и разлетится в клочья. Чтобы воспрепятствовать уничтожению воды мы весёлой гурьбой распростёрли объятия и ломанулись к болтающемуся на пружинке вертолёту. И в этот момент из разгрузочной двери вылетел цинк с гранатами к АГСу!
бортач ( борт-техник) в желтом лётном шлеме. Не закантован был толком, что ли?!..
Мы так сразу и не поняли, что он имел ввиду, когда совершал этот манёвр. Но, тем не менее, мы ещё раз круто развернулись и понеслись в противоположную сторону. Теперь уже - на вертолётку, к бортачу!
Попался!
Это ж, какая удача - свеженькая добыча, нежданная "посылка" с "Большой земли"!
Летун за рычагами решил пойти на резкое снижение, камнем полетел в сторону земли.
Мы пулей подскочили к бортачу и моментальное его обшмонали.
- Ребята, вот, возьмите, сигареты вам дам! – Начал было лепетать испуганный бортач. Потому что на него налетело 6 или 7 грязных, бородатых голодных мужиков с весьма "понятными" и недвусмысленными намерениями.
Пока он лепетал, пачка сигарет «Ростов» распечатанная, ещё одна запечатанная, а также: зажигалка, ножик и ещё какая-то хрень была извлечена из его комбинезона пытливыми цепкими пальцами с грязными ногтями. Сам бортач был схвачен за ткань на плечах и на бёдрах, перевёрнут вниз башкой. Чтобы потрясти на тот случай, если ловкости пальцев не хватило. Затем туловище бортача было отведено назад для замаха и с радостно натужным "Ы-ы-х!" кубарем заброшено в грузовой отсек налетевшего сверху вертолёта.
После этого вертолёт захлопнул пасть своей двери и, совершая противоторпедное маневрирование, спикировал на Хисарак...
Я говорю – «противоторпедное», потому что именно торпеды в Хисараке у бандюганов не было. Всё остальное было. И если пытаться совершать противопулемётный манёвр, то это точно надо делать не на сторону Хисарака. Пулемёт в Хисараке есть. И не один. И зенитный пулемёт тоже есть.
Но, в Хисараке живут не самые тупые бандюганы. Посмотрели они на манёвры зелёного вертолётика и немедленно смекнули, что такой экипаж из пулемёта валить не надо. Он своими неумелыми конвульсиями наведёт разрухи больше, чем миномётный обстрел. И душманы по вертолёту стрелять в тот день не стали.
Наши пацаны по этому поводу что-то поумничали. Орёл назвал вертолётчиков аэроклоунами. Кто-то сказанул, что за Серёгой Губиным прилетал вертолёт с бортовым номером 96, а у этих пацанов бортовой номер – 94. Значит, в этом вертолёте молодой экипаж. Значит, номера 94 следует бояться.
- Ну чё, логично! - Подумал Гнилоквас. И полез через бруствер на склон, обращённый к Хисараку. Потому что у Хайретдинова наступила отдыхающая смена. А разбросанный аэроклоунами по минному полю сахар долго ждать не будет. Банки с тушёнкой и сгущёнкой подождут. Они железные. А сахар не железный. Быстро-пребыстро в него налезут муравьи и осы. Поэтому Мишаня перелез через бруствер и запрыгал по большим валунам через минное поле.
А я в школе, когда был ребёнком, я развивал себе память и боковое зрение. И сегодня мне обе эти способности пригодились. Боковым зрением я заметил манёвр Мишани. А тренированная память моя подсказала мне, что именно эта болотная лягушка, именно этот нехороший человек называл меня нехорошими словами. И тогда я принялся действовать.
Я отцепил от пулемёта магазин. Вытряхнул из него на плащ-палатку все патроны. Вытряхнул патрон из патронника. Выломал из него пулю. Вместо пули воткнул комочек грязной бумаги. Чтобы не высыпался порох. Всю эту хрень всунул в патронник, закрыл затвор и пристегнул пустой магазин. Вот так! От настоящего заряженного пулемёта ничем не отличишь. На всякий случай, ещё раз всё проверил. Чтобы нигде не завалялся боевой патрон. Потому что любое баловство с оружием, это, как минимум, плохая примета. А как максимум – кого-то могут понести вперёд ногами. Но я всё проверил! Втихаря перекрестился, как настоящий комсомолец. Страшно же за Мишаню. Но подкалывать боевого товарища всё равно придётся. Так что, крепись, Мишаня, мужайся! И я шагнул к брустверу…
Возле бруствера я перевесил вниз по склону ствол пулемёта. И окликнул боевого товарища, самозабвенно собирающего разлетевшиеся между скал
пачки сахара.
- Гнилоквас! – Злым голосом крикнул я через бруствер.
- Шо? – Мишаня поднялся с карачек. Одной рукой он прижимал к себе собранную добычу. Другой рукой… другой рукой… в общем, удивлённо смотрел на меня снизу-вверх.
- Тебе Комендант поста говорил, что нельзя выходить за границы поста?
- Ну-у-у, ну говорил.
- А что за это будет расстрел, он тебе говорил?
- Ну-у-у, ну и это говорил.
- Тогда – не обижайся! – Я громко щёлкнул предохранителем. Типа, поставил пулемёт в боевое положение. (На самом деле поставил на одиночный огонь. На всякий случай.) Медленно, демонстративно и страшно поднял ствол с бруствера и навёл в Мишаню. Ему не видно, куда я целюсь. Видно, что в него. (А на самом деле я целился на сантиметр выше его головы. Тоже, на всякий случай.)
- БА-БАХ! – Всадил пулемёт.
У Мишани вместе с выстрелом полуоткрылся рот, и из-под руки на землю посыпались собранные им пачки сахара.
- Блин, сцука, промахнулся! – Заревел я и демонстративно принялся передёргивать затвор. – Подожди, я чичяас!
Слово «подожди» Миша воспринял как команду «на старт, внимание, марш!». Он выпучил глаза и метнулся с минного поля вверх по склону. Он перепрыгивал через скалы, он рвал из-под себя землю и совершал перелёты, достойные чемпиона мира по бегу с препятствиями. Мой передёрнутый пулемёт только клацнул закрывающимся затвором, а Миша уже преодолел отделяющее его пространство и ввалился на пост через бойницу АГСА.
Потом мы оба долго ржали и показывали друг на друга пальцами. А потом я проснулся после отдыхающей смены и обнаружил свой пулемёт, стоящий на прикладе на самом видном месте. И к стволу пулемёта проволочной растяжкой привязана в качестве штыка большая солдатская ложка.
- Димон, фу-у-у-у, а ты, оказывается, парашник! – Это была самая вежливая подколка, которую в мой адрес отпустили пацаны. Потому что к пулемёту штык устанавливать – не предусмотрено заводом-изготовителем. А тут пулемёт, со штыком, да ещё в виде ложки. Чего я только в тот день не наслушался! И «харчемёт». И «жрачкомёт». И «фаршемёт»…
И чё, думаете, я не догадался какая носатая ехидная хохольская морда вот это всё сделала? Не догадался?! – Угу... Как говорит Мампель – ищи дурака за четыре сольдо.
Поэтому, когда пришёл черёд Мишани, чтобы уснуть в СПСе с открытым ртом в нелепой позе, я взял лопату. Попердел, покряхтел, но выкопал ямку ровно в середине помещения Третьего поста. Прямо рядом с доской, которая подпирала маскировочную сетку. Потом я разулся, сложил в эту ямку свои полусапожки. И заровнял их песком.
После этих манипуляций я взял Мишины госпитальные тапочки. Он полез спать в СПС, а тапочки оставил снаружи. И вот, я взял их и прибил гвоздями стописятками к доске. А доску положил на песок и присыпал так, как будто тапочки стоят просто сами по себе. А потом я начал терпеливо ждать.
Ждал я долго. До тех пор, пока Манчинский не разбудил Гнилокваса и не сказал, что для него отдыхающая смена «законьчилься». И вот Мишаня вылазит из отдыхательного СПСа, зевает, сладко потягивается. И привычным движением суёт ноги в свои тапочки. Это же его тапочки. Это он их стырил в санчасти. Значит, точно его. И вот, с такими светлыми и радостными мыслями, с руками, вознесёнными к афганскому небу в порыве сладкого потягивания, Мишаня грохается носярой вниз на песок нашего помещения. Что тут началось!
У Мишани от неожиданности земля поменялась местами с небом. И вот он приподнялся, присел на карачки. И водит осоловелыми глазами по ржущим рожам пацанов. Типа, а что это было?
А пацаны покатываются со смеху. И сочиняют такие же противные вопросики, как сочиняли про мой «фаршемёт». Из их выступлений: Миша уже покатался на горных гвоздолыжах, сделал себе тапки на шпильках и отработал строевой шаг на деревянном полу.
А после этого случилось совсем страшное. Для Мишани. Потому что, пока отдыхающую смену два часа ночевал я, за это время Миша собрал со всего Зуба Дракона полусапожки с узлами на шнурках. И прибил их такими же стописятками к ящику, наполненному гранатами. А узлы на шнурках ему понадобились из-за того, что я, как нормальный разгильдяй, свои полусапожки зашнуровывать ленился. Я брался за концы шнурков и начинал выпрямлять накачанную об горы ножищу. Частенько шнурок рвался. Я связывал место обрыва узелком и продолжал тянуть за концы. Миша знал эту мою разгильдяйскую особенность. И поэтому собрал со всего Зуба Дракона полусапожки с узлами на шнурках. Для пущей верности. Чтобы не промахнуться.
Ну, и тут два часа пролетают незаметно. Манчинский командует мне – «кончай ночевать». Я кончаю. Выползаю с запанной рожей на карачках из ночевательного СПСа. А Мишаня уже сидит. А Мишаня на снарядном ящике уже потирает ладоши.
Ну, ладно. Пускай потирает. Дым из них всё равно не пойдёт. И Джин из того дыма не вылезет. Так что, никаких сказок с добрым концом для Мишани сегодня не будет. Поэтому я подполз на карачках к доске, подпиравшей масксеть. Сел на сраку. Откопал в песке ямку. Вынул свои полусапожки, с узлами на шнурках. Начал вытряхивать из них песок.
Вы видели когда-нибудь как выглядит Разочарование? Посмотрите на рожу Мишани. Рот - полуоткрыт. Нижняя челюсть лежит на верхней пуговице гимнастёрки. Плечи сжаты. Ладони вопросительно направлены к небу.
Погоди-погоди, голубок! Я обул первый полусапожек, привычным движением затянул шнурок. Сейчас ты покажешь нам всем как выглядит Ужас!
Обувши оба полусапожка, я влез на большой камень, чтобы громче было.
И закричал в сторону Первой и Второй Точек:
- Эй, пацаны!!! У кого Гнилоквас полусапожки стырил – канайте все на Третий пост. Он сейчас их выдавать будет!!!
Вот теперь Мишаня изобразил своим лицом УЖАС! И, в долю секунды, его, с перекошенным от собственного ужаса хлебальником, сдуло со снарядного ящика. В три прыжка он преодолел поставленные на растяжку гранаты и, сильно пыля, скрылся за валунами вертолётки.
Уже плотно вечерело, когда последний прибитый к ящику полусапожек был со скрипом отодран от ящика с гранатами.
- Ананги ски, джаляб! С-с-скаман маймун, Гидраквас! – Прокричал в сторону вертолётки хозяин полусапожка.
Думаю, что не надо переводить, кто пришёл за последним полусапожком. Все сразу догадались, что это Азамат Султанов. А вот то, что он сказал, я попробую перевести:
- Вы отрицательный литературный персонаж, дорогой уважаемый Михаил Николаевич! – содержалось в посыле этой изысканнейшей по своей интеллектуальности и благородной интеллигентности речи.
Ну, примерно, где-то так!..
Потом Хайретдинов заревел на весь Зуб, чтобы парные посты заступили на ночное дежурство. Потом вернулся Гнилоквас. Только он никогда больше не будет Гнилоквасом. Расстроенный Азамат нормальным человеческим языком объяснил, как надо называть этого негодяя. – Гидроквас!
Вот так тебе, за издевательства над моим пулемётиком!