В далеком будущем...
Когда-нибудь все люди начнут говорить "совет" и "себяшка", и обязательно найдется кто-то, кто скажет "лайфхак" и "селфи", и жизнь сделает еще один круг!
Безысходность
Я из Кисловодска. В моём городе нет Макдонольса. Но есть его бюджетный вариант - кафе под названием "Пончики"! Там я и буду работать, когда получу высшее образование)
Рассказ на конкурс "Будущее России". Продолжение в комментах.
Ёб твою мать, - скорее подумал, чем сказал Виктор Антонович.
И тут же сам испугался своих мыслей. Казалось, привычку материться старик изжил в себе давным-давно. Примерно в то время, когда использование нецензурной лексики вошло в «Свод нарушений, наказуемых телесно».
Однако следует отдать должное пенсионеру: повод материться у него был более чем серьезный. Из старой жестяной канистры, в которой Виктор Антонович производил и хранил брагу, в стакан вместо привычной мутной белесой жидкости вывалилась свернувшаяся, практически сухая, пахнущая засахаренной подгнившей свининой масса из свернувшихся дрожжей.
Пятилитровая канистра браги, полная еще в начале недели, была пуста.
Сахара в доме не было. Сахарный песок не входил в так называемую «Минимальную Корзину Продуктового Обеспечения Гражданина (60 лет и старше)», сокращенно МКПОГ-60+. «Сосед, сахарку не найдется?» - это ранее обыденное предложение в последние годы изменилось на «Друг, выручай, юбилей у меня, подкинь сахару грамм 35-40 на чай гостям, отдам талонами на хлеб!»
Остались талоны на сахар? Остались или нет? Остались? Или все, пропойца, сбродил в бочке с дрожжами? Виктор Антонович лихорадочно шарил рукой в ящике стола и выбрасывал на пол все талоны, что только мог нащупать. На хлеб (1 бух.), на инсулин (5 капс.), на картофель (1,2 кг), на репу, на капусту… Был же наградной, полученный на праздник Экономической независимости Родины… Вот он!!! Сердцебиение старика медленно опускалось до привычных 45 ударов в минуту. В руках он держал лист некачественной, переработанной из вторсырья бумаги. «Талон. Право на получение 250 граммов сахарного песка. Министерство продовольственного обеспечения России».
Так. На часах без пятнадцати восемь вечера, а значит, пункт выдачи продовольствия (ПВП) еще открыт. Если поторопиться, можно успеть получить сахар и уже на ночь поставить его бродить. А там, чем черт не шутит, авось завтра уже можно будет принимать горькое лекарство, пускай и морщась и кашляя!
Виктор Антонович начал суетливо собираться в дорогу, не отказывая себе в сладких математических упражнениях. Так, 250 граммов. Моя выслуга – 25 лет, это еще 20%, итого получаем 300 граммов. А 300 граммов песка – это почти три литра! Воистину, не все еще потеряно для этого вечера!
Старик прошелестел по гнилому вздувшемуся паркету к входной двери. Все ли взял? Талон (самое главное!) с собой, простой ключ от двери из ДСП, кошелек… Тьфу ты. Верно говорят, от старых привычек не так-то просто избавиться. Спрашивается, зачем вообще хранить дома кошелек из Старого Времени? Бесполезная, ненужная вещь: деньги отменены уже очень давно, а талоны класть туда будет только последний дурень: они слишком большие, их приходится складывать надвое, отчего чернила осыпаются и уже невозможно прочесть, что там написано. Нет-нет, время, когда человек был рабом собственного кошелька, осталось в тяжелом прошлом. Полежи-ка ты в шкафу, дружок.
Виктор Антонович аккуратно спустился по лестнице с осевшими от времени ступенями и вышел во двор барака.
***
Старик ненавидел весну.
Он и лето ненавидел, и осень. И зиму он тоже ненавидел, хоть и не так сильно, как остальные времена года.
Если бы раньше кто-нибудь спросил у него, Антоныч, чего ты такой хмурый вечно, как на улицу выходишь, пенсионер бы ответил, что во всем виновато его заболевание зрительного аппарата, которое заставляет его на все смотреть в сером спектре. Любые цвета он видит только через «серо-…», например, небо серо-голубое, листья на деревьях серо-зеленые, сами деревья серо-коричневые, флаг Родины серо-белый-серо-синий-серо-красный, воздух серо-прозрачный, люди серо-живые. Только зимой недуг отступает, видимо, сезонное. Там уже агрессивный белый цвет вытесняет все остальное.
А спроси его сейчас, старик бы прошамкал что-нибудь неразборчивое. И предполагаемый собеседник удалился бы, раздраженный, но понимающий. Пускай себе шамкает, что взять со старика?
Путь от дома Виктора Антоновича до ПВП занимал 10 и более минут и проходил по… как там это раньше называлось… трассе регионального значения, вот, точно! Ну да кто сейчас назовет это трассой регионального значения? Это название сохранилось только в старых архивах, если только те не были сожжены в День Избавления.
Знаете, как называется тот кариес, который разрушает эмаль цивилизации? Ненависть. Каждый человек испытывает физическую, неодолимую потребность ненавидеть. А государство своей карательной функцией контролирует эту потребность, приучает человека ненавидеть тихо, сквозь зубы. А иногда оно использует ее в свои интересах.
Вот вам пьеса.
Первый герой – Человек. Человек смотрит тяжелым, злым взглядом на (цыгане, евреи, иностранцы, многодетные женщины, бездетные женщины, блондины, брюнеты, геи, лесбиянки, высокие, низкие; далее - нужное подставить). К Человеку подходит второй герой – Государство.
Государство: ну что, злят тебя эти (нужное подставить), да?
Человек: да что вы, Государство. Я терпимо отношусь к (нужное подставить). Среди моих друзей есть (нужное подставить).
Государство: да ладно тебе! Я все прекрасно вижу, Человек! Ты просто на дух не переносишь (нужное подставить)! И знаешь, что? Я с тобой согласен! Они омерзительны, противоестественны.
Человек: да что вы такое говорите...
Государство (прерывая Человека на полуслове): Человек, мне нужна твоя помощь. Покарай их. Бей, жги. Я разрешаю.
Человек (настороженно): но что же скажет церковь? Наша религия, религия Людей, противоречит насилию.
Подходит третий герой – высокий, закутанный в мантию, с длинной бородой. На груди висят звезда Давида, крест, луна-и-звезда. За спиной мешок, набитый библиями, коранами и талмудами. Это Религия.
Религия(ободряюще кладя руку на плечо Человека): сын мой, именем Господа я объявляю (нужное подставить) противоестественным и недостойным.
Человек(неуверенно): то есть… Правда, что ли? Можно?
Государство и Религия (хором, торжественно): Можно, можно!
Человек: Я ненавижу нужное подставить. (увереннее) Я ненавижу! Ненавижу! Убить! Уничтожить! (срывается на истеричный крик)
Человек начинает бить нужное подставить. Нужное подставить кричит, после каждого удара из него высыпаются монеты. Государство и Церковь ползают по сцене, судорожно набивая карманы деньгами
Занавес, зал хлопает, мужчины рыдают, женщины рыдают и выкидывают.
День Избавления. «Чтобы создать что-то новое, нужно уничтожить старое!» - так говорили тогда газеты и радио, а люди радостно подхватывали. «Нет экономическому господству западного производителя!» под этим потенциально мирным лозунгом по всей стране происходило массовое уничтожение всего, произведенного не в России или имеющего хотя бы косвенное отношение к идеологически враждебной западной цивилизации. А вот лозунг «Поддержим отечественного производителя!» потерял свой смысл и был постепенно забыт. У людей просто не осталось выбора, так как на рынке элементарно не было импортных товаров, так что все, вольно или невольно, поддерживали отечественного производителя. Ну и зачем, спрашивается, лозунг этот нужен? Мы же не кричим: «Поддержим яркость свечения созвездия Двуглавого Орла!»? Бессмысленно.
Старик шагал по тому, что раньше было трассой регионального значения, а теперь было больше похоже на торный тракт в Силезии XV века. В День Избавления количество автомобилей в стране резко сократилось, широкие, требующие постоянного ухода дороги стали постепенно не нужны. Сначала асфальтовое покрытие еще меняли, затем, когда ремонтная техника начала выходить из строя, стали ограничиваться битумными нашлепками на самых зияющих ямах, а затем прекратили делать и эту малость. Жители города сами засыпали ямы песком, количество которого постепенно стало превосходить количество собственного асфальта. Не увидишь его уже и сейчас, пока не покопаешься носком ботинка в грязи. Да только кто такой ерундой страдать будет, где ж ботинок столько достать?
Виктор Антонович радовался сухому знойному вечеру: дорога представляла из себя твердую корку грязи, по которой идти было легко. Иной раз после дождя грязь размокает и дорога становится похожа на налетчика, который пытается содрать с тебя ботинки. Каждый шаг – это усилие. Чавк, чавк, чавк.
А вот и скамейка, промежуточная станция, где усталый путник получает долгожданный отдых, неизменный пункт остановки Виктора Антоновича в его вечернем променаде в эту часть города. Старик пощупал рукой сухое дерево и аккуратно присел на шаткую лавку. Ну вот, еще одна старая ненужная привычка. Когда вот на твоей памяти в последний раз красили хоть что-то, кроме куполов церквей? Но нет же, условный рефлекс все еще не изжит, до сих пор елозишь рукой: а вдруг неосторожно сядешь, а потом не отмоешь штаны от ярких, пахнущих аммиаком пятен?
Сосед Виктора Антоновича по скамейке, молодой парень лет 16, в грязно-зеленой форме сил Православного Войска, бросил недовольный взгляд на старика, прервавшего одинокие думы воина, но ничего не сказал.
Виктор Иванович достал пачку сигарет. Сигареты – о, это была одна из немногих вещей, которыми он мог гордиться. По программе поддержки бывших ветеранов тяжелого производства в районах Крайнего Севера Виктору Ивановичу полагалось целых три талона на пачку сигарет «Святая Родина» в месяц при средней норме по стране в одну пачку! «Святая Родина», как смутно вспоминал старик, вряд ли выдержала бы конкуренцию среди сигарет Старого Прошлого. Память не сохранила не то что вкуса, что там, даже названий старых сигарет, но вроде как раньше не приходилось высоко задирать голову при вдохе, чтобы едва тлеющий табак не высыпался на штаны? Так или иначе, выбора нет, а дареному коню в рожу не бьют.
Из уличных мегафонов громыхнул марш. От неожиданности Виктор Антонович выронил сигарету и закашлялся едким дымом.
И тут же сам испугался своих мыслей. Казалось, привычку материться старик изжил в себе давным-давно. Примерно в то время, когда использование нецензурной лексики вошло в «Свод нарушений, наказуемых телесно».
Однако следует отдать должное пенсионеру: повод материться у него был более чем серьезный. Из старой жестяной канистры, в которой Виктор Антонович производил и хранил брагу, в стакан вместо привычной мутной белесой жидкости вывалилась свернувшаяся, практически сухая, пахнущая засахаренной подгнившей свининой масса из свернувшихся дрожжей.
Пятилитровая канистра браги, полная еще в начале недели, была пуста.
Сахара в доме не было. Сахарный песок не входил в так называемую «Минимальную Корзину Продуктового Обеспечения Гражданина (60 лет и старше)», сокращенно МКПОГ-60+. «Сосед, сахарку не найдется?» - это ранее обыденное предложение в последние годы изменилось на «Друг, выручай, юбилей у меня, подкинь сахару грамм 35-40 на чай гостям, отдам талонами на хлеб!»
Остались талоны на сахар? Остались или нет? Остались? Или все, пропойца, сбродил в бочке с дрожжами? Виктор Антонович лихорадочно шарил рукой в ящике стола и выбрасывал на пол все талоны, что только мог нащупать. На хлеб (1 бух.), на инсулин (5 капс.), на картофель (1,2 кг), на репу, на капусту… Был же наградной, полученный на праздник Экономической независимости Родины… Вот он!!! Сердцебиение старика медленно опускалось до привычных 45 ударов в минуту. В руках он держал лист некачественной, переработанной из вторсырья бумаги. «Талон. Право на получение 250 граммов сахарного песка. Министерство продовольственного обеспечения России».
Так. На часах без пятнадцати восемь вечера, а значит, пункт выдачи продовольствия (ПВП) еще открыт. Если поторопиться, можно успеть получить сахар и уже на ночь поставить его бродить. А там, чем черт не шутит, авось завтра уже можно будет принимать горькое лекарство, пускай и морщась и кашляя!
Виктор Антонович начал суетливо собираться в дорогу, не отказывая себе в сладких математических упражнениях. Так, 250 граммов. Моя выслуга – 25 лет, это еще 20%, итого получаем 300 граммов. А 300 граммов песка – это почти три литра! Воистину, не все еще потеряно для этого вечера!
Старик прошелестел по гнилому вздувшемуся паркету к входной двери. Все ли взял? Талон (самое главное!) с собой, простой ключ от двери из ДСП, кошелек… Тьфу ты. Верно говорят, от старых привычек не так-то просто избавиться. Спрашивается, зачем вообще хранить дома кошелек из Старого Времени? Бесполезная, ненужная вещь: деньги отменены уже очень давно, а талоны класть туда будет только последний дурень: они слишком большие, их приходится складывать надвое, отчего чернила осыпаются и уже невозможно прочесть, что там написано. Нет-нет, время, когда человек был рабом собственного кошелька, осталось в тяжелом прошлом. Полежи-ка ты в шкафу, дружок.
Виктор Антонович аккуратно спустился по лестнице с осевшими от времени ступенями и вышел во двор барака.
***
Старик ненавидел весну.
Он и лето ненавидел, и осень. И зиму он тоже ненавидел, хоть и не так сильно, как остальные времена года.
Если бы раньше кто-нибудь спросил у него, Антоныч, чего ты такой хмурый вечно, как на улицу выходишь, пенсионер бы ответил, что во всем виновато его заболевание зрительного аппарата, которое заставляет его на все смотреть в сером спектре. Любые цвета он видит только через «серо-…», например, небо серо-голубое, листья на деревьях серо-зеленые, сами деревья серо-коричневые, флаг Родины серо-белый-серо-синий-серо-красный, воздух серо-прозрачный, люди серо-живые. Только зимой недуг отступает, видимо, сезонное. Там уже агрессивный белый цвет вытесняет все остальное.
А спроси его сейчас, старик бы прошамкал что-нибудь неразборчивое. И предполагаемый собеседник удалился бы, раздраженный, но понимающий. Пускай себе шамкает, что взять со старика?
Путь от дома Виктора Антоновича до ПВП занимал 10 и более минут и проходил по… как там это раньше называлось… трассе регионального значения, вот, точно! Ну да кто сейчас назовет это трассой регионального значения? Это название сохранилось только в старых архивах, если только те не были сожжены в День Избавления.
Знаете, как называется тот кариес, который разрушает эмаль цивилизации? Ненависть. Каждый человек испытывает физическую, неодолимую потребность ненавидеть. А государство своей карательной функцией контролирует эту потребность, приучает человека ненавидеть тихо, сквозь зубы. А иногда оно использует ее в свои интересах.
Вот вам пьеса.
Первый герой – Человек. Человек смотрит тяжелым, злым взглядом на (цыгане, евреи, иностранцы, многодетные женщины, бездетные женщины, блондины, брюнеты, геи, лесбиянки, высокие, низкие; далее - нужное подставить). К Человеку подходит второй герой – Государство.
Государство: ну что, злят тебя эти (нужное подставить), да?
Человек: да что вы, Государство. Я терпимо отношусь к (нужное подставить). Среди моих друзей есть (нужное подставить).
Государство: да ладно тебе! Я все прекрасно вижу, Человек! Ты просто на дух не переносишь (нужное подставить)! И знаешь, что? Я с тобой согласен! Они омерзительны, противоестественны.
Человек: да что вы такое говорите...
Государство (прерывая Человека на полуслове): Человек, мне нужна твоя помощь. Покарай их. Бей, жги. Я разрешаю.
Человек (настороженно): но что же скажет церковь? Наша религия, религия Людей, противоречит насилию.
Подходит третий герой – высокий, закутанный в мантию, с длинной бородой. На груди висят звезда Давида, крест, луна-и-звезда. За спиной мешок, набитый библиями, коранами и талмудами. Это Религия.
Религия(ободряюще кладя руку на плечо Человека): сын мой, именем Господа я объявляю (нужное подставить) противоестественным и недостойным.
Человек(неуверенно): то есть… Правда, что ли? Можно?
Государство и Религия (хором, торжественно): Можно, можно!
Человек: Я ненавижу нужное подставить. (увереннее) Я ненавижу! Ненавижу! Убить! Уничтожить! (срывается на истеричный крик)
Человек начинает бить нужное подставить. Нужное подставить кричит, после каждого удара из него высыпаются монеты. Государство и Церковь ползают по сцене, судорожно набивая карманы деньгами
Занавес, зал хлопает, мужчины рыдают, женщины рыдают и выкидывают.
День Избавления. «Чтобы создать что-то новое, нужно уничтожить старое!» - так говорили тогда газеты и радио, а люди радостно подхватывали. «Нет экономическому господству западного производителя!» под этим потенциально мирным лозунгом по всей стране происходило массовое уничтожение всего, произведенного не в России или имеющего хотя бы косвенное отношение к идеологически враждебной западной цивилизации. А вот лозунг «Поддержим отечественного производителя!» потерял свой смысл и был постепенно забыт. У людей просто не осталось выбора, так как на рынке элементарно не было импортных товаров, так что все, вольно или невольно, поддерживали отечественного производителя. Ну и зачем, спрашивается, лозунг этот нужен? Мы же не кричим: «Поддержим яркость свечения созвездия Двуглавого Орла!»? Бессмысленно.
Старик шагал по тому, что раньше было трассой регионального значения, а теперь было больше похоже на торный тракт в Силезии XV века. В День Избавления количество автомобилей в стране резко сократилось, широкие, требующие постоянного ухода дороги стали постепенно не нужны. Сначала асфальтовое покрытие еще меняли, затем, когда ремонтная техника начала выходить из строя, стали ограничиваться битумными нашлепками на самых зияющих ямах, а затем прекратили делать и эту малость. Жители города сами засыпали ямы песком, количество которого постепенно стало превосходить количество собственного асфальта. Не увидишь его уже и сейчас, пока не покопаешься носком ботинка в грязи. Да только кто такой ерундой страдать будет, где ж ботинок столько достать?
Виктор Антонович радовался сухому знойному вечеру: дорога представляла из себя твердую корку грязи, по которой идти было легко. Иной раз после дождя грязь размокает и дорога становится похожа на налетчика, который пытается содрать с тебя ботинки. Каждый шаг – это усилие. Чавк, чавк, чавк.
А вот и скамейка, промежуточная станция, где усталый путник получает долгожданный отдых, неизменный пункт остановки Виктора Антоновича в его вечернем променаде в эту часть города. Старик пощупал рукой сухое дерево и аккуратно присел на шаткую лавку. Ну вот, еще одна старая ненужная привычка. Когда вот на твоей памяти в последний раз красили хоть что-то, кроме куполов церквей? Но нет же, условный рефлекс все еще не изжит, до сих пор елозишь рукой: а вдруг неосторожно сядешь, а потом не отмоешь штаны от ярких, пахнущих аммиаком пятен?
Сосед Виктора Антоновича по скамейке, молодой парень лет 16, в грязно-зеленой форме сил Православного Войска, бросил недовольный взгляд на старика, прервавшего одинокие думы воина, но ничего не сказал.
Виктор Иванович достал пачку сигарет. Сигареты – о, это была одна из немногих вещей, которыми он мог гордиться. По программе поддержки бывших ветеранов тяжелого производства в районах Крайнего Севера Виктору Ивановичу полагалось целых три талона на пачку сигарет «Святая Родина» в месяц при средней норме по стране в одну пачку! «Святая Родина», как смутно вспоминал старик, вряд ли выдержала бы конкуренцию среди сигарет Старого Прошлого. Память не сохранила не то что вкуса, что там, даже названий старых сигарет, но вроде как раньше не приходилось высоко задирать голову при вдохе, чтобы едва тлеющий табак не высыпался на штаны? Так или иначе, выбора нет, а дареному коню в рожу не бьют.
Из уличных мегафонов громыхнул марш. От неожиданности Виктор Антонович выронил сигарету и закашлялся едким дымом.