Задумал царевич жениться, и невеста есть на примете — прекрасная царевна, да как достать ее? Много королей, и королевичей, и всяких богатырей ее сватали, да ничего не взяли, только буйные головы на плахе сложили; и теперь еще торчат их головы на ограде вокруг дворца гордой невесты. Закручинился, запечалился царевич; не ведает, кто бы помог ему?
А тут и выискался Иван Голый — мужик был бедный, ни есть, ни пить нечего, одежа давно с плеч свалилася. Приходит он к царевичу и говорит:
— Самому тебе не добыть невесты, и коли один поедешь свататься — буйну голову сложишь! А лучше поедем вместе; я тебя из беды выручу и все дело устрою; только обещай меня слушаться!
Царевич обещал ему исполнять все его советы, и на другой же день отправились они в путь-дорогу.
Вот и приехали в иное государство и стали свататься. Царевна говорит:
— Надо наперед у жениха силы пытать.
Позвала царевича на пир, угостила-употчевала; после обеда начали гости разными играми забавляться.
— А принесите-ка мое ружье, с которым я на охоту езжу, — приказывает царевна.
Растворились двери — и несут сорок человек ружье не ружье, а целую пушку.
— Ну-ка, нареченный жених, выстрели из моего ружьеца.
— Иван Голый, — крикнул царевич, — посмотри, годится ли это ружье?
Иван Голый взял ружье, вынес на крылечко, пнул ногою — ружье полетело далеко-далеко и упало в сине море.
— Нет, ваше высочество! Ружье ледащее, куда из него стрелять такому богатырю! — докладывает Иван Голый.
— Что ж это, царевна? Али ты надо мной смеешься! Приказала принести такое ружье, что мой слуга ногой пнул — оно в море упало!
Царевна велела принести свой лук и стрелу.
Опять растворились двери, сорок человек лук со стрелою принесли.
— Попробуй, нареченный жених, пусти мою стрелку.
— Эй, Иван Голый! — закричал царевич. — Посмотри, годится ли лук для моей стрельбы?
Иван Голый натянул лук и пустил стрелу; полетела стрела за сто верст, попала в богатыря Марка Бегуна и отбила ему обе руки. Закричал Марко Бегун богатырским голосом:
— Ах ты, Иван Голый! Отшиб ты мне обе руки; да и тебе беды не миновать!
Иван Голый взял лук на колено и переломил надвое:
— Нет, царевич! Лук ледащий — не годится такому богатырю, как ты, пускать с него стрелы.
— Что же это царевна? Али ты надо мной потешаешься? Какой лук дала — мой слуга стал натягивать да стрелу пускать, а он тут же пополам изломился?
Царевна приказала вывести из конюшни своего ретивого коня.
Ведут коня сорок человек, едва на цепях сдержать могут: столь зол, неукротим!
— Ну-ка, нареченный жених, прогуляйся на моем коне, я сама на нем каждое утро катаюся.
Царевич крикнул:
— Эй, Иван Голый! Посмотри, годится ли конь под меня!
Иван Голый прибежал, начал коня поглаживать, гладил, гладил, взял за хвост, дернул — и всю шкуру содрал.
— Нет, — говорит, — конь ледащий! Чуть-чуть за хвост пошевелил, а с него и шкура слетела.
Царевич начал жаловаться:
— Эх, царевна! Ты все надо мной насмешку творишь; вместо богатырского коня клячу вывела.
Царевна не стала больше пытать царевича и на другой день вышла за него замуж. Обвенчались они и легли спать; царевна положила на царевича руку — он еле выдержать смог, совсем задыхаться стал.
«А, — думает царевна, — так ты этакий богатырь! Хорошо же, будете меня помнить».
Через месяц времени собрался царевич с молодой женою в свое государство ехать.
Ехали день, и два, и три и остановились лошадям роздых дать. Вылезла царевна из кареты, увидала, что Иван Голый крепко спит, тотчас отыскала топор, отсекла ему обе ноги, потом велела закладывать лошадей, царевичу приказала на запятки стать и воротилась назад в свое царство, а Иван Голый остался в чистом поле.
Вот однажды пробегал по этому полю Марко Бегун, увидел Ивана Голого, побратался с ним, посадил его на себя и пустился в дремучий, темный лес.
Стали богатыри в том лесу жить, построили себе избушку, сделали тележку, добыли ружье и зачали за перелетной птицей охотиться. Марко Бегун тележку возит, а Иван Голый сидит в тележке да птиц стреляет: той дичиною круглый год питались.
Скучно им показалося, и выдумали они украсть где-нибудь девку от отца, от матери; поехали к одному священнику и стали просить милостыньку. Поповна вынесла им хлеба и только подошла к тележке, как Иван Голый ухватил ее за руки, посадил рядом с собой, а Марко Бегун во всю прыть побежал, и через минуту очутились они дома в своей избушке.
— Будь ты, дéвица, нам сестрицею, готовь нам обедать и ужинать да за хозяйством присматривай.
Жили они втроем тихо и мирно, на судьбу не жаловались.
Раз как-то отправились богатыри на охоту, целую неделю домой не бывали, а воротившись — едва свою сестру узнали: так она исхудала!
— Что с тобой сделалось? — спрашивают богатыри.
Она в ответ рассказала им, что каждый день летает к ней змей; оттого и худа стала.
— Постой же, мы его поймаем!
Иван Голый лег под лавку, а Марко Бегун спрятался в сенях за двери.
Прошло с полчаса, вдруг деревья в лесу зашумели, крыша на избе пошатнулася — прилетел змей, ударился о сырую землю и сделался добрым молодцем, вошел в избушку, сел за стол и требует закусить чего-нибудь. Иван Голый ухватил его за ноги, а Марко Бегун навалился на змея всем туловищем и стал его давить; порядком ему бока намял!
Притащили они змея к дубовому пню, раскололи пень надвое, защемили там его голову и начали стегать прутьями.
Просится змей:
— Отпустите меня, сильномогучие богатыри! Я вам покажу, где мертвая и живая вода.
Богатыри согласились.
Вот змей привел их к озеру; Марко Бегун обрадовался, хотел было прямо в воду кинуться, да Иван Голый остановил.
Надо прежде, — говорит, — испробовать.
Взял зеленый прут и бросил в воду — прут тотчас сгорел. Принялись богатыри опять за змея; били его, били, едва жива оставили.
— Привел их змей к другому озеру; Иван Голый поднял гнилушку и бросил в воду — она тотчас пустила ростки и зазеленела листьями. Богатыри кинулись в это озеро, искупались и вышли на берег молодцы молодцами; Иван Голый — с ногами, Марко Бегун — с руками. После взяли змея, притащили к первому озеру и бросили прямо вглубь — только дым от него пошел!
Воротились домой; Марко Бегун был стар, отвез поповну к отцу, к матери и стал жить у этого священника, потому что священник объявил еще прежде: кто мою дочь привезет, того буду кормить и поить до самой смерти. А Иван Голый добыл богатырского коня и поехал искать своего царевича.
Едет чистым полем, а царевич свиней пасет.
— Здорово, царевич!
— Здравствуй! А ты кто такой?
— Я Иван Голый.
— Что завираешься! Если б Иван Голый жив был, я бы не пас свиней.
— И то конец твоей службе!
Тут они поменялись одежею; царевич поехал вперед на богатырском коне, а Иван Голый вслед за ним свиней погнал.
Царевна увидала его, выскочила на крыльцо:
— Ах ты, неслух! Кто тебе велел свиней гнать, когда еще солнце не село? — И стала приказывать, чтоб сейчас же взяли пастуха и выдрали на конюшне.
Иван Голый не стал дожидаться, сам ухватил царевну за косы и до тех пор волочил ее по двору, пока не покаялась и не дала слова слушаться во всем мужа. После того царевич с царевною жили в согласии долгие годы, и Иван Голый при них служил.

Из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки».

Жил-был мужик, у него была пегая лошадь. Мужик запряг её в телегу и поехал в лес за дровами. Только приехал в лес, а навстречу ему идет большой медведь. Поздоровался с мужиком и спрашивает:

— Скажи, мужичок, кто твою лошадку пежил? Ишь какая рябенькая да славная!

— Эх, брат Мишка! — говорит мужик. — Я сам её выпестрил.

— Да разве ты умеешь пежить?

— Кто? Я-то? Да ещё какой мастак! Коли хочешь, я, пожалуй, сделаю тебя пестрее моей лошади.

Медведь обрадовался:

— Сделай милость, пожалуйста! Я тебе за работу целый улей притащу.

— Ну что ж! Хорошо. Только надо тебя, старого черта, связать верёвками; а то тебе не улежать, как стану пежить.

Медведь согласился.

— Погоди, — думает мужик, — я тебя спеленаю!

Взял вожжи и верёвки и так скрутил, опутал медведя, что тот зачал реветь на весь лес, а мужик ему:

— Постой, брат Мишка! Не шевелись, пора пежить.

— Развяжи, мужичок! — просится медведь. — Я уже не хочу быть пегим; пожалуйста, отпусти!

— Нет, старый черт! Сам напросился, так тому и быть.

Нарубил мужик дров, наклал целый ворох и развёл огонь жарко-жарко, да взял топор и положил его прямо на огонь.

Как накалился топор докрасна, мужик вытащил его и давай пежить медведя; только заверещало. Медведь заревел что есть мочи, понатужился, перервал все верёвки и вожжи и ударился бежать по лесу без оглядки — только лес трещит. Рыскал, рыскал медведь по лесу, из силы выбился, хочет лечь — нельзя; все брюхо и бока выжжены; как заревёт, заревёт:

— Ну, только попадись мне мужик в лапы, уж будет меня помнить!

На другой день мужикова жена пошла в поле рожь жать и взяла с собою краюшку хлеба да кувшин молока. Пришла на свою полосу, поставила к сторонке кувшин с молоком и стала жать. А мужик думает:

— Дай проведаю жену.

Запряг лошадь, подъезжает к своей полосе и видит, что во ржи бродит лиса. Подобралась плутовка к кувшину с молоком, кое-как всунула в него свою голову, да назад-то уж никак её и не вытащит; ходит по жниве да головою мотает и говорит:

— Ну, кувшин, пошутил, да и будет!.. Ну, полно же баловать: отпусти меня!.. Кувшинушко! Голубчик! Полно тебе дурачиться, поиграл, да и довольно!..

А сама всё головою мотает. Вот покудова лиса уговаривалась с кувшином, мужик достал полено, подошёл да как урежёт её по ногам. Лиса бросилась вдруг в сторону, да головой прямо об камень, и кувшин в мелкие черепки разбила. Видит, что за ней гонится мужик с поленом, лиса как прибавит рыси, — даром что на трёх ногах, а не догонишь и с собаками, — и скрылась в лесу.

Воротился мужик и стал накладывать на телегу снопы. Откуда не взялся слепень, сел ему на шею и больно его укусил. Мужик хватился за шею и поймал слепня.

— Ну, — говорит, — что с тобой мне делать? Да хорошо, постой, будешь и ты меня помнить.

Взял мужик соломину и воткнул ее слепню в зад.

— Лети теперь как знаешь!

Бедный слепень полетел и соломину за собой потащил.

— Ну, — думает себе, — попался я в руки! Еще отроду этакой ноши я не таскивал, как теперь!

Вот летел он, летел, прилетел в лес и совсем уж из сил выбился. Захотел сесть на дерево отдохнуть, думал повыше подняться, а соломина тянет его книзу. Бился-бился, насилу кое-как присел, запыхался и так тяжело начал дышать, что даже дерево зашаталось. А под этим деревом лежал тот самый медведь, которого мужик пестрил. Медведь испугался: отчего так шибко зашаталось дерево? Глянул вверх, а на дереве сидит слепень. Он и закричал ему:

— Эй, брат! Родня! Слезай, пожалуйста, долой, а то, пожалуй, ведь ты и дерево повалишь.

Слепень послушался и слетел вниз. Медведь посмотрел на него и спрашивает:

— Кто, брат, тебе такую соломину в зад забил?

А слепень посмотрел на медведя и сам спрашивает:

— А тебя, брат, кто изуродовал? Вишь, у тебя где шерсть, а в другом месте и кости видать.

— Ну, брат слепень, это меня мужик обработал.

— Ну, брат медведь, и мне от мужика досталось.

Смотрят они: лиса на трех ногах скачет.

— Кто тебе ногу-то сломал? — спрашивает медведь.

— Ах, куманёк! И сама хорошенько не видала, а некому кроме мужика; он за мной с поленом гнался.

— Братцы, пойдёмте все трое губить мужика!

Тотчас все трое собрались и пошли на поле, где мужик убирал снопы. Вот стали они подходить; мужик увидал, испугался и не знает, что ему делать. Да потом надумался, схватил в охапку свою жену и повалил её на полосу, она кричит, а мужик говорит:

— Молчи!

Да всё своё. Задрал ей сарафан и рубаху и поднял ноги кверху, как можно выше. Медведь увидал, что мужик дерёт какую-то бабу, и говорит:

— Не, лиса, вы со слепнем как хотите, а я ни за что не пойду к мужику!

— Отчего?

— Да оттого, посмотритко, вишь он опять кого-то пежит!

Вот лиса смотрела, смотрела и говорит:

— И точно, твоя правда, в самом деле он кому-то ноги ломает!

А слепень глядел, глядел и себе тоже говорит:

— Совсем не то, — он кому-то соломину в жопу пихает!

Всякий, знать, свою беду понимает; ну, однако, слепень лучше всех отгадал. Медведь с лисой ударились в лес, а мужик остался цел и невредим.