Часть первая. Позор

Моя подруга Ира пошла договариваться об устройстве сына-оболтуса в вуз. ЕГЭ егой, но там какие-то еще собеседования надо было проходить и невыдавленный советский опыт подбросил мамаше идею сходить на прием к начальнику. Ректор был заранее предупрежден о ее визите, обещал помочь «на отношениях», то есть обычным питерским взаимозачетом: я вашего сына в институт, вы племянника Петра Сидорыча без очереди в загс на Английской, Петр Сидорыч моего дядюшку, опять же без очереди, на кладбище. Денег никто не видит, но тело движется.

Тем не менее люди мы интеллигентные и всегда берем с собой уважительную бутылку.
Подруга моя тоже дама приличная и пришла к ученому с коньяком в неимоверно пафосной коробке. Ректор был в прекрасном расположении тела и духа, пригласил заботливую мать в маленький кабинет за большим кабинетом, накрыл фуршет, скакал ланью, шутил и абстрактно надеялся. Ира отрабатывала визит, смеялась и поправляла волосы.
Ученый восторгался подарком, говорил, что это его любимая марка, сокрушался из-за «совершенно необязательных» расходов. Гостья кокетничала, рассказывала, как зашла сейчас в магазин и полчаса искала именно этот коньяк. Профессор предложил, не откладывая, распить подношение, суетливо раскрыл коробку, продолжая трещать как снегирь, достал изящную бутылку и замер.

Ира стала похожа на сливу и хотела одного: провалиться сквозь пол, подвал, землю, магму, ядро земли и далее до горизонта событий.
Бутылка была, как говорят оптимисты, наполовину полная.
Джентльмен не растерялся и добродушно пошутил:
— А ректор какого вуза выпил первую половину?
Ира заплакала. Она не плакала давно. Ни в кино, ни от дикой усталости, ни от зубной боли, но тут не выдержала. Было очень обидно. Отмечу, что моя подруга — образец порядочности, особенно в вопросах благодарности. Да, она зачем-то соврала, что зашла в магазин, хотя взяла бутылку дома в ящике, где хранились годные к передариванию коробочки, но это был ее единственный грех.
Увидев женские слезы, ученый бросился успокаивать несчастную мать, налил чертов коньяк, выпил сам, извинился, налил Ире — она еще сильнее разрыдалась, извинился снова, успокаивал, предлагал воду, говорил, что все это пустяки и, мол, бывает. В общем, достойный человек. Более того, он заверил мать, что сделает для сына все, что в его силах.
Ира попросила разрешения забрать коньяк с собой, чтобы он не напоминал о позоре и, испугав приемную заплаканным лицом, покинула храм науки. Цель прихода, кстати, была выполнена. Но...

Как виноград неизбежно становится вином, так и женские слезы обязательно обращаются в ярость.
Кто-то должен быть казнен. Ира послала мужу и сыну смс следующего содержания:
«Есть серьезный разговор. Всем быть дома в восемь».

Часть вторая. Суд

Надо сказать, что моя подруга — живое воплощение классического афоризма: «В нашем доме все решает папа, а кто папа — решает мама». Причем муж ее отнюдь не коала, но все равно в правах ограничен. А вот дети (по-моему, 13 и 16) — так те совсем строевые, дышат по расписанию. При этом Ира, разумеется, считает себя мягким человеком с прекрасным характером и очень обижается, когда ее называют Кимченыра.

В восемь вечера Ира в обществе коньяка вернулась с работы домой. Шесть тревожных глаз встретили ее в прихожей. Шесть дрожащих рук пытались помочь снять пальто. По-мужски себя вела только кошка Дуня. Ее единственную и наградили теплым взглядом и хоть каким-то словом.
Далее без предварительных ласк состоялся суд.
Ира, по старой российской традиции, одновременно выступала в роли прокурора, судьи, адвоката, следователя, свидетеля и палача. Дуня — секретарь суда. Муж, сын и сын — обвиняемые.

В начале разбирательства мать сообщила об абсолютной бессмысленности существования всех троих мужчин в ЕЕ доме. Все тянет она, никто ни хрена не делает и ни о чем не думает. Все абсолютные эгоисты и беспомощные бездельники. Кстати, Ирин муж — врач с именем и совсем не бедствует. Но это так, для справки.

Отец семейства, привыкший к статусу «вечно виновного», спокойно прослушав прелюдию, поинтересовался:
— Ир, случилось-то что?
— Случилось что?!
Ира достала бутылку и, прожигая взглядом воздух, спросила:
— Кто это сделал?!
Далее последовало повествование об утреннем позоре.
— Мам, а я что, теперь поступаю в NN университет??? — удивлено пролепетал виновник торжества. О планах на свое будущее он, как и всегда, впрочем, узнал последним.

— Да, поступаешь! — рявкнула Ира.— Если ты, бестолочь, хоть что-нибудь сдашь!
У парня имелась другая мечта, но возражать сейчас было бессмысленно, и он загрустил еще сильнее.

— Итак, кто выпил коньяк?
— Я не пил, можно я пойду? — облегченно выдохнул младший.
— Может, в субботу к брату друзья приходили, а? — Малюта Скуратов в юбке знал, кого спрашивать и о чем. В выходные дети оставались дома одни.
В комнате запахло потенциальным предательством.
Папаша, поведавший мне эту историю, сказал, что в тот момент особенно напрягся, переживая, достойного ли сына он воспитал. В выходные дома, естественно, была тусовка. Он ее диагностировал по окуркам на балконе.

Младший молчал.

Однажды брат в компании друзей связал ему ноги, посадил на бюст Лермонтова, если не ошибаюсь, в Александровском саду, и устроил фотосессию. В другой раз та же компания сбросила из окна на голову парню презерватив, наполненный водой... И это были еще добрые шалости.

— Я спрашиваю, что было дома на выходных? - гаррота маминого взгляда неотвратимо затягивалась.

Младший молчал.

Дважды его сменная обувь была склеена «Моментом» и один раз отобраны лыжные палки прямо на горе.

— Ты что, оглох?!
— Я пытаюсь вспомнить.
Старший не выдержал:
— Да, ко мне приходили друзья, но честное слово, мы не трогали коньяк!
— Что ты врешь?! — Око Саурона поменяло объект испепеления.
— Мы коньяк не пьем! — фальцетил подследственный.— Как его вообще можно пить...

Врач успокоился, детей он воспитал хороших.
А вот Ира готова была взорваться миллиардом осколков. К проблеме выпитого коньяка прибавились несанкционированная тусовка и пьющий сын-школьник.

— Надеюсь, ты меня не подозреваешь? Я бы чаем разбавил, чтобы улик не оставлять,— усмехнулся опытный глава семьи. Младший наверняка его слова потом записал.— А коньяк Валера на Новый год подарил, давай я ему позвоню.

Валеру коньячный вопрос огорчил не меньше, чем Иру:
— Так это я ТЕБЕ! подарил!!!... Мы уже целую неделю с женой мучаемся. Она тут спрашивает: «А где мой коньяк?» Я говорю: «Что значит твой??? Я его кому-то на Новый год подарил, а что? Он же в коробке стоял!» Она мычит: «Я его вечером по чуть-чуть пью». Я в крик: «А из коробки почему не вытащила, дура!?» И вот деревня, прикинь, чего говорит: «Коробка такая красивая, я не смогла ее выбросить». Прости ради Бога, новая с меня.

Врач поведал об этом Ире. В ответ она озвучила универсальную женскую позицию:
— Друзья у тебя идиоты, жены у них дуры и ты, болван, не мог проверить, что тебе дарят.
Мысль о том, что она сама не проверила, что дарит, в голову ей не пришла.
Но она девочка, ей все можно.
P. S. А вот старший брат, говорят, младшего зауважал. Об этом и история.

Александр Цыпкин

Вступление.

Деньги я любил с детства. Это чувство проснулось во мне в момент стояния в углу в возрасте лет десяти. Наказан я был за следующий проступок: приобрел игрушечную пожарную машину на «трешку», данную мне на покупку еды в универсаме. Мы жили небогато, но я ни в чем не нуждался. Наказали же за растрату без разрешения. Итак, я стоял носом в стенку, думал о природе денег, их значении в моей несчастной жизни и твердо решил начать зарабатывать. Трудился на износ, а именно объехал всю многочисленную родню (вот ведь время было, один через весь город, никто не боялся отпускать) и дипломатично подвел всех к необходимости пожертовать мне рубль в счет подарка на день рождения, до которого оставалось полгода. Убеждать я умел и слабая нервами ленинградская интеллигенция сдалась

Собранное было поменяно на красный как закат червонец. До сих пор помню вожделение, с которым я на него смотрел. Кажется, мои чувства носили даже сексуальный характер. Недавно, увидев где-то этот бледно розовый тотем, я испытал такую же дрожь в солнечном сплетении, как бывает при совершенно иных обстоятельствах. «Десятка». Я помню все ее скрипы и шелесты. С купюрой я не расставался ни на минуту. Через пару дней ее отобрали у меня какие-то невские гопники. Мне даже удалось врезать одному перед тем как побежать, но меня догнали и разгрузили на шапку, модный пенал и содержимое карманов. Я шел домой по лужам Веселого поселка и плакал. На следующий день я записался в спортивную секцию. Бега.

Но начнем про реальные заработки.

Властелин бутылок.

Мне 12 лет. Лето я проводил на даче, заняться было особо нечем, а в сельпо продавалось много интересного и отчаянно нужного. От безысходности начали с другом собирать бутылки. А кто не собирал?! Двадцать копеек за штуку. Пять бутылок рубль. Один рубль – эээх! Ну вы помните. Окружные леса никогда не находились в такой чистоте как после наших походов. Людей, разбивавших бутылки я ненавидел всей душой, а тех, кто их выбрасывал, считал глупцами. Я начал жить, измеряя капитал любого человека количеством бутылок. Даже мамину зарплату младшего научного сотрудника я перевел в стеклотару и визуализировал. Я стал просить покупать мне омерзительный нарзан вместо пепси-колы. Родители удивились, но радостно пошли навстречу. Давясь соленой гадостью я помнил, что эта бутылка при сдаче стоит на десять копеек дороже. Иногда в лесах мы находили такой стеклянный антиквариат, что приемщики подозревали нас в ограблении музея раннего палеолита.

В общем мальчики сошли с ума. Надо сказать, что в трех километрах от дачи, где я жил с прабабушкой находилась дача моего дедушки по еврейской линии, крупного строительного начальника. На выходных я регулярно являлся туда с лицом, выражающим безмерные страдания и очевидную потребность в деньгах. Воспитывали меня в строгости и домой отправляли сытым, но таким же бедным.

День рождения у дедушки был летом и отмечался на даче с большим размахом. Дефицитные деликатесы украшали богатый стол и доводили меня до невроза. Однако в тот день, о котором идет речь, я не обращал внимания на копченую колбасу и красную икру. Меня интересовали бутылки, места скоплений которых узнавались мною по запаху. Еще до начала застолья я подсчитал свою завтрашнюю выручку и осоловел.

Это был первый раз, когда я хотел, чтобы праздник поскорее закончился. Мне не терпелось получить активы в собственность. Когда наступил черед Наполеона и стало понятно, что опустошены все принимаемые в СССР бутылки, я вылетел из-за стола, примчался на кухню, куда уносили все, что мешало в столовой и начал складывать стеклотару в припасенную сумку безобразного вида.

Праздник был веселый и мои копания в мусоре особо никто не замечал. Наконец, я собрал все свое богатство и решил откланяться, так как тащить ночью три километра огромную звенящую сумку не хотелось. Как истинный сумасшедший я боялся ограбления.

Провожать любимого внука собрались все участники банкета, дедушка шел последний. Каждый гость, выходивший меня поцеловать застывал, разглядывая сумку с бутылками, стоявшую рядом с тщедушным мальчонкой, уходящим в сумерки. Разум, замутненный стеклом, постепенно стал ко мне возвращаться, и я осознал потенциальные интерпретации данной мизансцены.

В глазах общественности состоятельный дедушка выглядел окончательным Плюшкиным, который заставляет внука переть на себе обоз с бутылками, чтобы дать хоть как-то заработать ему на пропитание. Сумка была чуть ли не с меня размером, но в ней едва ли набралось на пять-семь рублей. Колбаса и икра на столе стоила значительно дороже.

Гости медленно стали поворачиваться к хозяину праздника. Ожидались едкие шутки, особенно на тему отношения в еврейской семье к русскому внуку.

Дедушку я любил и опозорить его не мог.

«Дедуль, а где у тебя помойка, я хоть бутылки вынесу, польза от меня будет».

Сердце обливалось кровью, но лицо было безмятежно-беззаботным. Тем более я знал, что помойка где-то далеко, и рассчитывал, что никто меня провожать не пойдет.

«Спасибо, может посидишь еще? Наполеон вкусный, арбуз, куда тебе спешить?» (душа рванулась, но бизнес есть бизнес)

Неожиданно один из гостей, сделал шаг вперед и хладнокровно убил меня:

«Да оставь ты бутылки Санек, я в город отвезу на машине, сдам, пропьем с твоим дедом, чего добру пропадать». Главное было не зарыдать. Огромные, грубые ладони взяли в охапку эти нежные цветки и вместе с кожей оторвали от меня.

Я шел домой через туманные, покрытые августовской ночью, токсовские холмы и плакал. Маленький обездоленный мальчик с тонюсенькими ногами, вставленными в тяжелые разваливающийся сандалии, у которого только что отобрали последние деньги, а с ними последнюю надежду. Мир казалась мне катастрофически несправедливым и бесконечно жестоким. Насладиться летней прогулкой налегке в голову мне не приходило. А ведь сколько счастья было в той теплой ночи беззаботного детства, да и деньги мне были в общем не нужны. Про упущенный «наполеон» я вообще молчу.

Удивительно, как мы теряем разум, занимаясь накопительством и стяжательством, идя на жертвы, чаще всего несоизмеримые с ожидаемым результатом.

Была на чтениях Александра Цыпкина и данный рассказ читал Гармаш. Очень тронуло, спешу поделиться.

1984 год. В одной из школ города на Неве завелся музей революции. Будем честны - музейчик. Рационально верующая в большевиков директор школы Янина Сергеевна Сухарева решила организовать на третьем этаж подотчётного учреждения место для коммунистической молитвы под названием – уголок Октября. Основой экспозиции стала полноразмерная гипсовая копия товарища Ульянова, полученная Яниной Сергеевной в качестве, вы не поверите взятки.

Цель у мзды была тривиальной. Скульптор средней руки очень хотел, чтобы его сын учился в данной школе, нашел дверь к директрисе и чуть ли ни сам предложил такой оригинальный ход как установка памятника Ленину в школе. Янина Сергеевна, женщина практичная и с фантазией подумала, что такое идолопоклонничество выделит ее среди других директоров и точно приведет к ремонту школы или по крайней мере того этажа, где будет находиться статуя. Кстати вопрос расположения вождя стал неожиданно камнем преткновения. Творец предложил стандартный памятник: Ленин куда-то показывает рукой.

- И в какую сторону должен показывать Владимир Ильич? - Янина Сергеевна в миру была учителем географии и решила уточнить.

- В смысле, в какую?

Скульптор был в миру дурак и тоже решил уточнить.

- Ну на север, на юг или не знаю на восток может быть? Надеюсь, не на запад.

Маэстро подвис.

- А это имеет значение?

- А это я Вас спрашиваю Иван Дмитриевич. Вы же их много уже сделали. Должна же быть какая-то логика. Вот я слышала мечеть и церковь строят в зависимости от сторон света. Может с Лениным так же? Может он должен всегда показывать на Зимний дворец. Знаете, не хотелось бы ошибиться. Могут же понимающие люди заглянуть.

- Давайте спросим у кого-нибудь.

- У кого? Вы хотите, чтобы я, директор одной из лучших школ города Ленина кому-то дала понять, что не знаю такого общеизвестного факта? – Заказчик начал приходить в бешенство.

Тучи над будущим сына скульптора сгущались, но выход был найден.

- Я знаю, что делать!! Можно его поставить на крутящуюся подставку и..

Янина Сергеевна скептически посмотрела на заботливого отца и поняла, что если генетика существует, то новый ученик за места на олимпиадах бороться не будет. Стало очевидно – взяточник может только лепить. Думать ему противопоказано.

- Вы предлагаете из Ленина сделать флюгер или все-таки карусель?

- Нет я просто подумал…а давайте…

- Давайте без давайте.

Янина Сергеевна взяла инициативу с свои руки.

- Вы можете сделать Ленина без указывающий руки?

- Как без руки? Совсем?

Глядя на идиота, директор школы начала гордиться своими учениками, которые казались до этого ей непроходимыми тупицами.

- Нет, разумеется. С руками, но пусть их он держит в карманах. Так избежим любых вопросов. Смотреть он я надеюсь может куда угодно. Сможете??

- Да конечно!

Восхищению скульптора не было предела.

Пока лепили Ильича, Янина Сергеевна насобирала еще каких-то артефактов, например, газету «Правда» от 7 ноября 1937 года, день двадцатилетия революции, и организовала экспозицию. В последующем кстати газету убрали.

Учитель истории на торжественном приеме в школьной столовой, закусывая компот с водкой винегретом с винегретом порадовал Янину Сергеевну тем, фактом, что именно в 1937 году почти все организаторы революции принудительно отправились строем в мир иной. Их расстреляли как врагов народа. Ну с революциями всегда такая неразбериха в итоге получается. Лучше не начинать.

Янина Сергеевна наслушавшись, газетку от греха выменяла на…да-да, на копченую колбасу у какого-то товароведа- коллекционера.

Но это все мелочи. Главное, что памятник В. И. Ленину занял свое место в просторной школьной рекреации, справа и слева от него поставили большие горшки с цветами, вменив учителям, преподающим на этом этаже следить за их поливанием. Те перепоручили всё школьникам старших классов, далее задание упало к пионерам, оттуда октябрятам, ну наконец как обычно к нянечке, убирающей за всеми. В итоге цветы регулярно засыхали. Назначались новые ответственные, но ничего не менялось, как и во всей стране.

Чаще всего гипсовый вождь видел вокруг себя лишь горшки с землей, думаю он уже начал искать крестьян, которым бы ее отдать, но в него неожиданно прилетел резиновый мячик и жизнь статуи развернулась на 180 градусов.

Ленинская рекреация была значительного размера и три семиклассника спокойно дулись в футбол после уроков, не боясь повредить статую. Однако у судьбы были иные планы. Проходивший мимо громила из 10 класса, к которому прилетел мяч, со всей дури приложился и изобразил будущего Роберто Карлоса. Ракета полетела в сторону намоленного пионерами уголка Ленина. На то он и десятиклассник, чтобы уметь испаряться, когда дело пахнет керосином. Не успел снаряд влететь в Ильича, как Роберто Карлос исчез. Семиклассники охнули. Статуя зашаталась. Вождь мирового пролетариата стукнулся затылком об стену и потерял голову. Без всяких Аннушек, отмечу. Пока голова летела вниз, за эти бесконечные доли секунды, футболисты стали верующими. Бог услышал детские молитвы, и голова Ленина упала в горшок с землей, да так ровно, что стала напоминать кадры из знаменитого фильма голова профессора Доуэля. Вождь рос из почвы весьма органично.

- Пиздец нам.

Прервал молчание несуразный Коля по кличке Болт.

- Старшеклассник слился, кто он мы не видели, зато много, кто видел, что мы здесь играли. За голову Ленина нам наши оторвут. Чего делать будем?

Шесть глаз смотрели на Ильича в горшке.

- Повезло, что в горшок упал, хоть не разбился. - долговязый Костя Крынкин начал искать светлую полосу.

- Офигенно повезло!! Может пойдем прямо сейчас к Янине, сдадим целую голову, пятерку получим. Костян, какое на хрен повезло!

- Болт, ты, что тупой? Ее приклеить можно.

Крынкин вынул дедушку из так сказать клумбы, отряхнул и приставил назад. Скол был идеальным.

Петька и Болт хором выдохнули:

- Нужен клей. Побежали к трудовику!

- Дебилы, какой трудовик?! Он спросит зачем клей, или с нами пойдет, да и вообще не факт, что он у себя. Жёва нужна. Есть у кого?

- Крынкин ты нормальный? Ты хочешь голову Ленина на жвачку приклеить?

Болт не унимался, но Костя был до предела логичен.

- Есть идеи лучше? Нет? Тогда слушай. До перемены десять минут. Здесь хоть уроков и нет, но народ будет. Пока ты там клей найдешь. На жвачке она день точно простоит, а я из дома клей завтра притащу. Вечером приклеим. У кого жева есть?

Жёвы ни у кого не было. Но Болт почему-то мялся и смотрел в пол.

- Болт ты чего? У тебя жева есть и ты давать не хочешь!!?? – Крынкин практически кричал

Круглолицый Болт хмуро ответил

- Это не простая жёва. Это Дональд.

Надо отметить, что жевательная резинка Дональд в советское время приравнивалась к спортивной машине сегодня. За нее продавали душу, тело и прочие человеческие активы.

- Откуда??

Двое друзей на минуту забыли про Ленина.

- Купил

- У кого?! У Зайцева?? Ты же сказал, что у этого барыги никогда ничего не купишь.

Гриша Зайцев был настоящим анфан териблем всей школы. Хулиган, драчун и наконец бессовестный и беспощадный спекулянт. Папа у него работал моряком и привозил Грише всякий зарубежный яркий хлам, который от бедности в СССР ценили дороже золота. Много чего продал Зайцев школьникам, но ничего не было притягательнее жевательной резинки Дональд. Я тоже до сих пор дрожу от ее запаха, а еще в ней был вкладыши и они стояли отдельных денег. Стыдно сказать, даже у жеванной, секонд-рот резинки, и то была цена.

- Я Зое ее купил. Хочу гулять с ней пойти. Я две недели копил…

Парни замолчали. Чувства друга к Зое вызывали уважение, тем более все знали, что Болт из очень бедной семьи, но Крынкин набрался смелости на адекватность.

- Слушай Болт, ты же сам сказал, если башку не прилепим, тебе не до Зои будет….

Болт огорчился еще более, но согласился.

- Ну давайте хоть пожуем все.

Тотем разделили на троих и впали в негу. Время остановилось. Наконец Крынкин высказался.

- Ладно хорош, жевать, давайте сделаем три точки и прилепим эту голову чертову. Петька у тебя у одного руки не из жопы. Сможешь ровно поставить.

- Давайте.

Операция прошла успешно. Голова держалась. Крынкин нежно покачал статую.

- Дедушка, ты главное головой не кивай, пока я клей не принесу.

В голосе Крынкина была забота и уважение.

- Валим пацаны.

На следующее утро Янина Сергеевна привела к памятнику Владимира Михайловича Глинкина - человека из РОНО, служебной задачей которого было копать под всех директоров. Осматривая уголок Октября, похлопал по плечу Янину Сергеевну , а потом не сдержался и также фамильярно обошелся с Ильичом. Голова накренилась и рухнула вниз. На это раз мимо горшков. Товарищ из РОНО была атеистом. Ему никто не помог.

Янина Сергеевна стала гипсовой и мысленно подготовила приказ о колесовании сына скульптора.

- Владимир Михайлович, я вот думаю…наш скульптор начинающий, может ошибся в расчётах.

Владимир Михайлович не зря носил свою голову. Справившись кое-как с первичным, точнее первобытным страхом и пропотев до партбилета, он осмотрел место преступления, обнаружил не только две из трех клепок из жвачки, но обертку, которую паникеры почему-то не забрали с собой. Она валялась за горшком. Виновный начал вырисовываться. Голос Владимира Михайловича отдавал террором.

- Янина Сергеевна. Скульптор не причем. Это ваши ученики на днях его уронили, а скорее всего попали чем-то, когда в футбол играли, и думаю, что вчера, раз фантик уборщица не подмела еще. Ну на жевательную резинку прилепили, сорванцы, а вот жвачка это ключ к разгадке. Это не наша клубничная.

Он рассматривал фантик как Пуаро.

- Это американский Дональд. Странно, что они обертку обронили, торопились, наверное, что тоже о многом говорит. В общем, ищите Янина Сергеевна, кто Владимира Ильича обезглавил.

Последнюю фразу сыщик сказал холодно и резко.

Янина Сергеевна вспыхнула. Она не понимала шутит ли чиновник или нет , поэтому решила на всякий случай найти преступника. Проведя опрос общественного мнения, она выяснила, что кто-то видел, как ученики вроде бы какого-то из седьмых классов вчера играли в футбол, ну а Дональд привел сразу к Зайцеву.

Янина Сергеевна вошла в класс.

- Зайцев встань! Ну что, доигрался. Теперь у тебя неприятности крупные. Рассказывай, как ты Владимиру Ильичу Ленину голову отбил.

Крынкин&Co вжались в стулья. Зайцев был вальяжен и нагл.

- Янина Сергеевна, я не знаю, о чем вы говорите. Какая голова?

- Обычная голова, человеческая, тьфу гипсовая, не важно. Вчера тебя видели после четвертого урока играющим в футбол рядом с памятником. А сегодня у него голова отвалилась. Судя по всему, ты ее вчера отломал и на жвачку свою мерзкую, иностранную прилепил.

Янина Сергеевна брала Зайцева на понт. Зайцев ответил равнодушно и убийственно.

- Я не мог этого сделать, у меня алиби.

Янина Сергеевна ушла в плоский штопор. Во-первых, слово «алиби» от семиклассника она услышать не рассчитывала. Во-вторых понт не прошел.

- Что у тебя?? – со смесью раздражения, изумления и неуверенности спросила директриса.

- Алиби. Несколько уважаемых человек могут подтвердить, что вчера меня в школе не было.

- Интересно, почему тебя не было, и кто эти уважаемые люди?

- Участковый к примеру. Вчерашний день я провел в милиции, мне не до футбола было.

Янина Сергеевна вышла из пике, настроение ее ухудшилось до предела.

- Я не удивлена. Хорошо, об этом мы отдельно поговорим. Тогда расскажи кому из одноклассников ты дал жвачку Дональд.

Лицо Болта вытянулось. Он посмотрел на Зайцева и снова вспомнил о Боге и Зое.

- Никому

Зайцев был спокоен.

- Врешь! И если ты мне правду не скажешь, то будешь за всех отвечать все равно. Так что лучше скажи сам, тебе и так в нашей школе не место. С волчьим билетом вылетишь

Неожиданно для всех зрителей, Зайцев стал серьезен, убрал вальяжность и ответственно заявил.

- Я даю честное ленинское слово.

- Чтоб я от тебя, Зайцев, честного Ленинского не слышала, позоришь имя только!!!

Дальнейшая инквизиция никаких результатов не дала. Определить виновных не удалось. Зайцева помучили по пионерской линии, но не сильно. Ленина без головы убрали, Скульптор начал лепить нового, что-то там затянул, потом переехал в другой район, забрал сына, затем началась перестройка и уголок Октября умер.

Крынкин на перемене подошел к Зайцеву.

- Спасибо, что не сдал, должны мы тебе теперь.

Зайцев ответил с презрением и превосходством

- Должны

- Слушай Заяц тут такое дело, Болт жвачку для девушки купил, для Зои, он ей обещал, ты же знаешь, что у него с деньгами-то не очень, может продашь со скидкой?

- Интересная у тебя логика, вы мне должны и при этом я еще и дешевле продавать должен. С хрена ли?

- Ну будь ты человеком, мы же в одном классе учимся, Болт не ел дня три, чтобы накопит, а у тебя этих жвачек целая коробка.

- А ты их не считай. Можешь за друга заплатить, если его тебе так жалко. Но честно говоря у Болта и с жвачкой шансов с бабой нет. Дебил дебилом, а еще и голодранец. Я вообще не уверен, что ему жить обязательно.

- Заяц, я понимаю, у тебя кроме денег в голове ничего нет, но ты за словами-то последи, а то я купить-то куплю, но морду тебе набью.

- Я за словами всегда слежу, Крынкин.

Костя попробовал начать потасовку, но Зайцев, принимавший участие в драках, чаще чем обедал, с трех ударов отправил его в глубокий нокаут и уходят пнул ногой. Жвачку Зайцев продал в итоге с наценкой, сказав, что это за моральный ущерб. Крынкин после того случая записался в секцию бокса, вошел во вкус, натренировался, через год по какому-то другому поводу как следует отметелил Зайцева, сломав ему нос и скулу, а после школы сам двинул в ВДВ, чем немало удивил своих родителей музыканта и университетскую преподавательницу. Знали бы, кто всему виной.

Самого Зайцева через несколько лет взяли на каком-то мошенничестве. Его полгода жестоко ломали в СИЗО. Он никого не сдал.

Сел один. На шесть лет.

На суде лишь сказал, что ни в чем не виноват, что дело сфабриковано и что он дает честное ленинское. Об этом «честном ленинском» еще год все гудели. Вышел Заяц по амнистии и начал бизнес. Лихой русский бизнес. Он удался.

Прошло лет десять- двенадцать после окончания школы, поженились, разродились, развелись. На одной из встреч одноклассников, Заяц принес Болту коробку Дональдса. Болт, Заяц и Петька поднялись в рекреацию, открыли коробку, напихали в рот по несколько резиновых прямоугольников, обнялись и стали жевать свое детство.

Потом достали бутылку дорогой водки, три рюмки и выпили за талантливого и благородного Костю Крынкина. Он попал на войну, хотел быть героем, но в первом же бою их подразделение накрыл так называемый «дружественный» огонь. Свои что-то напутали, залп и…от двух десятков мальчишек ничего не осталось.

Ничего.

Фрагменты тела в запаянном гробу. Это всё, что получили мама и папа Кости Крынкина.

Всё.

Военком, смотря в сторону сказал: «Погиб как герой».

Бандит Гриша Зайцев взял на содержание Костину жену, ребенка и его нищих родителей. Государству тогда было не до них.

Помянули, собрались уходить и тут Болт неожиданно спросил:

- Заяц я вот до сих пор не могу понять, на хрена ты тогда соврав, сказал честное ленинское? Если бы все-таки раскрылось, тебя бы Янина за одно это выгнала.

- Я не соврал.

- В смысле?

- Болт помнишь мне тогда Крынкин за словами сказал следить, так я за ними всегда слежу. Жив поэтому до сих пор. Я же тебе жвачку тогда ПРОДАЛ, а не просто дал. А Янина спросила не давал ли я. Есть разница. Я и на суде тогда правду сказал, кстати. Должно быть у человека что-то святое. У меня вот Ленин. Мне папаша всегда говорил, что если бы не Ленин, были бы всей семьей в такой жопе, а благодаря ему в люди выбились. Он каждый раз, когда американские ношенные джинсы в СССР за сто рублей продавал за Ленина вечером пил. А ты что Болт думаешь в Америке тебя кто-нибудь за Дональд поцеловал бы?

Болт усмехнулся, а Зайцев вздохнул:

- Такую страну просрали, конечно, ладно пойдем к Янине зайдем.

- Ой пойдем, она тобой так гордится, особенно после ремонта, который ты в школе отгрохал, говорит вырастила настоящего российского купца еще и невинно осуждЁнного.

Гриша улыбнулся, переломанное лицо вдруг стало детским.

- ОсУжденного, Петька, осУжденного.

История долгая, приготовьтесь. Итак, слушаю я тайского гида и вот, что узнаю. По словам местного гражданина у обезьян работающих в кокосовых колхозах на благо человечества, как выяснилось, повышенная социальная защищенность. Хозяин имеет эксплуатировать особей в возрасте от 4 до 12 лет. После 12 лет государство платит каждому нашему предку ПЕНСИЮ, (30 000 рублей на наши деньги между прочим, платят, я так понимаю, доверителю, хотя не уточнил), и самое главное нельзя, чтобы одна обезьяна собирала в день более 1000 кокосов. Я тут на богомерзкой йоге вот, о чем подумал.

Представим себе, что гид сказал правду. Меня, как человека практичного, стала интересовать технология. Начнем с нормы в 1000 кокосов. Возьмем кокосовый колхоз дедушки Ху. У него тридцать обезьян. Допустим молитвой и электрошоком он не дает им всем разбежаться. Допустим, при помощи доброго слова и легкого пинка палкой по жопе она научил их всех собирать кокосы и приносить в искомый сарай. В это я верю.

Но что происходит с правилом 1000 кокосов в день? Кто, сука, считает? Дедушка Ху? На хрена ему это нужно, он капиталист-эксплуататор. Сама обезьяна Шима, которая прочла об этом подписывая контракт? Отложим эту версию. Остается дедушка Пу - инспектор Комиссии по защите обезьян. Он ходит по колхозу и считает сколько кокосов собрала каждая мартышка. Я даже верю, что дедушка Пу - Альберт Эйнштейн и следит сразу за всеми тридцатью тружениками в своих подсчетах. Рабочая версия. И вот представим.

Дедушка Пу заметил, что мартышка Шима собрала 1000 кокосов, и сволочь собирается собрать 1001-ый. Что он делает? Правильно. Сообщает об этом дедущке Ху, тот бьет Шиму по жопе палкой. Шима мягко сказать в недоумении. Целый год ее били палкой по жопе, чтобы она собирала кокосы. Что вдруг опять? Она разумеется начинает собирать быстрее, все злятся, она получает по жопе еще пятьдесят раз и, наконец, догоняет, что кокосы более собирать не нужно. И так неделю подряд. Ее обезьяний мозг пытается выстроить логическую цепочку. «Интересно же почему это в какой-то момент дедушка Ху пиздит меня палкой, чтобы я прекратила собирать кокосы». Может у него психоз, может после заката кокосы киснут. Шима изобретает солнечные часы (мало ли до пяти рабочий день), термометры (мало ли после 25 цельсия отбой) , и всякие другие закономерности, так как психически здоровая обезьяна не догадается, что все дело в том, что ее защищает профсоюз. Но хрен с ним! Шима – тоже Эйнштейн, он поняла в чем дело, через пару месяцев научилась считать до 1000, сама дает палкой по жопе всем, кто в школе не ходил на алгебру, а после 1000 кокоса идет курить бамбук в прямом смысле этого слова или читать Маркса. В это я верю, но блять, совершенно не ясно, что происходит с возрастными ограничениями.

Как мы помним, работать обезьяна может с 4-х лет. У меня живое, после детокса, воображение. Итак, утро. Все обезьяны построились, как алкаши в Операции Ы.

- Ну что граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы кто хочет сегодня поработать?» - Говорит Дедушка Ху.

- «Я» - пищит маленькая Сима (дочка Шимы) и немедленно получает палкой по жопе. Дедушка Ху помнит дни рождения всех обезьян и знает, что Симе 4 года только через два месяца, а значит ей пока работать антигуманно, но объяснить это можно только если…вы угадали палкой по жопе. Шиме обидно. Она целыми днями собирает кокосы, а дочка курит бамбук, но Шима знает, Дедушка Ху в конец съехал, и лучше вопросов лишних не задавать, так как не очень понятно, что у него в голове. Через два месяца месяца на построении Симе вручают торт со свечками, все поют Happy birthday , инспектор Пу, проверят Симин ID и торжественно вручает трудовую книжку. Сима ни хрена не понимает, собирается книжку тоже скурить, но в это момент…да-да получает палкой по жопе. Она привыкла, что это означает «Не собирай кокосы», а тут хуяк смена парадигмы, теперь это означает «собирай кокосы». На осознание уходит пару месяцев, а жопа

не бетонная. И даже в это я верю! Да дедушки Пу и Ху помнят кто, когда родился, да обезьяна мгновенно допирает, что детство кончилось велка ту зе клаб, да Сима Лобачевский и тут же учится считать до 1000, все так и происходит, но черт возьми, а с наступлением пенсионного возраста что?!

Я еще глотнул сока из лопухов и опять представил. Осень, дедушка Ху, продал кокосы, купил балалайку и хуярит целыми днями, пока Шима, Сима и остальные работники хуярят кокосы, а дети курят бабмук. И тут Сиддхартха тыкает его в глаз, мол дедушка Ху, а помнишь ли ты какой сегодня день?

- День моего перерождения в жабу?

- Нет старый дурак, сегодня день рождения Шимы

- Ура! Я куплю ей банан!

- Себе купи банан, о позор нирваны. Шиме сегодня 12 лет.

- Блять!! Что же ты раньше молчал! Я же без ее пенсии останусь!!

Дедушка Ху мчит в колхоз, берет палку, ну…в общем вы курсе. Шима пересчитывает кокосы и понимает, что старый совсем обкурился и ей до 1000 и 999 кокосов, продолжает собирать. Дедушка Ху в ярости и палку не опускает! Жопа Шиме подсказывает, что надо идти курить бамбук, а завтра дедушка вернется в разум. Ей конечно внутренний голос подсказывает иное, что Шима забыла про контракт, где бананом по песку было написано «12 лет – нахуй с пляжа». Но Шима голос не слушает. Так продолжается месяц.

Но знаете, я даже в это верю, да Шима помнит о дембеле и ровно в ДР вешает перчатки на гвоздь ну или пишет донос на дедушку Ху, если тот пытается забыть про пенсию. Более того, я верю, что потом Шима раз в месяц подписывает в ведомости за себя, дедушка Ху получает бабло, тратит на нее и балалайки, и все счастливы, и Шима не съебывает в лес, так как любит дедушку Ху, и вся эта безумная машина по производству кокосов работает, но вот что меня реально беспокоит. Вся Азия заполнена пенсионерами-мартышками, которые умеют считать до 1000, знают свой ДР, умеют стучать в Комиссию по защите обезьян, знают величие власти палки по жопе и все они буквально изнывают от безделья. К чему это приведет? Точно! К восстанию обезьян! Пока мы тут выбираем Путина или Ксению Собчак, боимся Искусственного Интеллекта и прочей робототехники, где в глубине кокосовых колхозов зреет бунт обезьян-пенсионеров. Как вы понимаете, они нам не простят ничего. Готовьтесь. Закупайте мачете и соль. Нам всем пиздец.

Все вышесказанное, кроме фразы экскурсовода, бред доведенного детоксом до исступления борца за свободу людей. Но истина где-то рядом. (С)

Не помню, какой год. Я радостно живу на Караванной под самой крышей. Эх, было хорошо. Караванная. Крыша....

Еда квартиру не любила, и поэтому я периодически спускался в окружные шалманы с целью добычи мамонта. В соседнем доме расположился паб, и там я регулярно убеждал себя в полезности для моего здоровья пива с сосисками. Кабачок невеликий, завсегдатаи узнавали друг друга в лицо, и вскоре я познакомился с Бинго. Бинго получил свое прозвище за то, что постоянно говорил «Бинго». Даже когда ему приносили 0,5. Если честно, я забыл, как его звали в реальности. Да это и не важно. Он был выше меня, уже в плечах и шире в мыслях. Бинго рассуждал столетиями, как-то мы пили в рюмочной на Пушкинской:

— Вот меня интересует, Пушкину сейчас важно, что он наше все, или нет? Нет, ну правда, вот он там сидит, бухает с Дантесом.

— Почему с Дантесом?

— Ну а с кем еще ему бухать, не с женой же, Дантес о нем всю жизнь думал, самые близкие люди, если не брать в расчет дуэль, но кто старое помянет?..

— Разумно.

— Так вот, бухает он с Дантесом, и тут им новости от нас утренние, мол, Пушкин супермен, а Дантес скотина. Мне вот любопытно, это имеет для них какое-то значение или нет?

— Прости, а почему ты так паришься из-за этого?

— А ты не догоняешь?

— Нет.

— Это же сильно упрощает мою жизнь. Если Пушкину там все равно, то мне уж подавно можно не напрягаться в попытках оставить след.

— А ты хочешь оставить след?

— Я начал об этом задумываться.

— Давно?

— С утра.

— Тяжелое утро было?

— Утро легкое, только если ты зря живешь. У нормального человека утро должно быть тяжелым. Да нет, утро было обычное. Деда тут встретил. Хочу комнату свою сдать, вот он меня и грузанул.

Я удивился. Бинго жил в отличной двухкомнатной квартире в соседнем со мной дворе. Она ему досталась от бабушки, и для двадцатипятилетнего историка, рухнувшего в менеджеры какой-то бессмысленной конторы, такая жилплощадь должна была являться пределом мечтаний.

— В смысле свою квартиру сдать?

— Нет, есть маза именно сдать комнату.

— Чтобы с тобой кто-то жил? На хрена?

— Да ты понимаешь, тут какое дело. Иду я домой, а в дворе дед гуляет, приличный такой, в пиджаке, очках и с палочкой. Видит меня и спрашивает: «Молодой человек, вы не в курсе, здесь никто квартиру не сдает во дворе?» Я сначала мимо ушей пропустил, а потом решил, дай разузнаю, что к чему, думаю, может, сдам свою хату да уеду на лето к родителям на дачу«.

— А работа?

— Мне нужен творческий отпуск.

— Звучит! Есть идеи?

— Нет. В отпуске думал придут. Но выяснилось, что деду квартира нужна на несколько часов днем, ну женат он, я так понял, завел зазнобу судя по всему, отель дорого, а квартирка моя в самый раз.

— Так и сказал?

— Ну, я спросил: «Из-за бабы?» Он говорит: «Да», — вроде как она тут рядом бывает, и так всем удобнее. Просил не болтать.

— Вот ты бестактный и не болтаешь, как я погляжу.

— Ой, да хорош тут мне дворянина включать, кроме тебя никто не знает. Вот всем интересно, с кем там у деда роман. Короче, подумал я, а чего мне комнату-то не сдать днем — и деньги нелишние, и деда осчастливлю. С работы успею свалить еще. Мы с ним так умеренно выпили, все обсудили, как говорит наш начальник, вин-вин ситуэйшн.

— А почему в итоге ты про след-то заговорил?

Бинго нахмурился, как будто я ему наполнил о зубном.

— Да мы с дедом разболтались у меня на кухне, когда квартиру показывал. Он какой-то ученый советский, все, разумеется, накрылось, но где-то есть завод, на котором что-то работает, что он придумал. И я так понял, хреновина эта переживет и деда, и нас с тобой, потому что, разумеется, с тех пор ничего не поменялось на заводе. Так он гордится, что помимо детей оставил след. А я что оставлю? Ну, хорошо если детей, а в остальном, судя по нынешней ситуации, след будет как от укуса комара: краткосрочный, но раздражающий. И тут мне показалось, выход есть. Если на том свете мне след не нужен будет, то на этом я как-нибудь с собой договорюсь. А вот если выяснится, что мне и там этот дед с вопросами своими неприятными являться будет, то как задним числом след нарулить? Поэтому я и напрягаюсь с утра. Завтра, думаю, работу по этой причине пропустить.

Я сразу решил, что не надо мне с таким дедом встречаться. Очень вредный для спокойной жизни человек. Тем не менее однажды пересеклись. Эти минуты я запомнил на всю жизнь.

Как вы понимаете, Бинго сдал распутному дедушке одну из своих комнат. Борис Сергеевич устраивал любовь раза два-три в неделю, чаще всего в одно и то же время, предупреждал заранее о визите и оставлял после себя идеальный порядок. Нам даже как-то становилось стыдно за собственную расхлябанность и бардачность. Присутствие деда мы опознавали по вымытым чашкам, иногда бокалу, какой-то новой еде в холодильнике и открытым занавескам на кухне. Более всего нам хотелось выяснить, кто же его избранница. Ну как так?! Палочка, очки — и три раза в неделю!!! До подглядывания опуститься мы не посмели, но судьба решила все сама.

Борис Сергеевич был до предела педантичен, и если предупреждал, что покинет обитель в шесть, то в шесть ноль одну можно было заходить в пустую квартиру. Мы с Бинго на теме следов в истории очень подружились и все чаще заменяли паб либо его, либо моей кухней. И вот как-то условно в шесть тридцать идем мы к нему в квартиру, зная, что дедушка полчаса как должен уехать. С нами в парадную заходит миловидная женщина лет тридцати, обычная такая, не описать кроме как прохожая. Поднимаемся по лестнице и выясняется, что мы в одну квартиру. Так сказать, сцена немее не придумаешь.

Мы тут же начали нагло изучать объект любви нашего жильца. Нет, ну прям хороша. И главное — никаких стеснений. Лицо даже не изменилось, когда мы встали у одной двери. Хотели как-то свалить, ну мало ли, ошибся со временем Ромео, но не успели. Дверь открылась. Борис Сергеевич был в расстегнутой рубашке, бледен и измучен.

- Верочка, спасибо что приехала, мальчики простите, что задержался, сейчас мне укол сделают, и я уйду, извините, нехорошо стало. Да вы проходите в кухню.

Борис Сергеевич был один. Только стакан воды на столе.

- Борис Сергеевич, убьет это вас когда-нибудь, ну я же вам уже сто раз говорила, так нельзя. Старый вы для таких волнений.

Мы тоже подумали, что как-то не очень изобретатель выглядит. Пора заканчивать с любовью. И тут же решили сами отжигать, пока вот такая с иглой не придет с того света вытаскивать.

Вера достала какие-то таблетки, штуку для измерения давления, шприц и увела деда в его спальню. Вскоре они вернулись. Вера пыталась убедить нашего деда:

— Борис Сергеевич, все. Хватит. Запрещаю как врач и как друг. Умрете прямо здесь, сгорите, а вы ей еще нужны, как-нибудь все образуется.

Борис Сергеевич опустил голову:

— Ну дай я последний раз — и пойду.

Он подошел к окну, стоял без движения минут пять, смотрел куда-то во двор, хотя я не очень понимал, что там такого интересного.

Я тихо спросил Веру:

— Куда он смотрит?

— Можно я расскажу, Борис Сергеевич?

Дед посмотрел на нас печально-счастливыми глазами и спокойно согласился:

— Да теперь уж можно, все равно уезжаю.

Вера резала без анестезии.

— Внучка там его гуляет.

У вас детский сад во дворике. Вот он и приезжает на нее смотреть. Родители так развелись, что их с бабушкой к внучке не пускают, только с судебными приставами, и каждый раз мамаша придумывает, как все сорвать. Вот он и ездит сюда все время. Сидит часами и смотрит, и смотрит...

Я никогда думал, что мое сердце может так оглушительно стучать. Греметь в каждом капилляре. И еще стыд... такой тупой, сверлящий, бесконечный стыд. Затем я не выдержал тишины:

— Борис Сергеевич... зачем же... это же... это же так больно...

Борис Сергеевич взглянул в окно еще раз, надел пиджак, посмотрел на нас тепло и изменил мой мир:

— Как вас зовут?

— Саша.

— Больно, Саша, в пустое окно смотреть, а в это просто тяжело. До свидания ребята, Верочка, давайте до метро вместе дойдем.

Борис Сергеевич вышел из квартиры и больше никогда не возвращался.

Бинго долго молчал, а потом сказал то, что жило в моей голове:

— Что же вы делаете, сволочи, что же вы делаете...

Каждый раз, проходя этот двор, я смотрю на окно. Мне кажется, оно выгорело, как волосы у маленьких детей, бегающих летом под cолнцем. Они не знают, откуда тепло. Да им и неважно. Тепло и хорошо.

Ну а cолнце... Солнце рано или поздно сгорит, пытаясь нас согреть.

"Иногда приходит письмо с сайта, и ты по первым строчкам понимаешь, что не случайно. Вроде бы и нет ничего кроме фразы «Александр хотел вам кое-что рассказать, в связи с одним из Ваших постов последних», но в предлогах какая-то вибрация.

Вот очередной имейл от человека, попросившего имя его не называть, а с историей поступить по моему усмотрению.

У него был друг. С института. Как это часто бывает с годами встречались все реже, но тем не менее пересекались регулярно. Он резко взлетел.

А нам всегда сложно видеться как с теми, кто рванул наверх, так и с теми, кто рухнул в обратном направлении. Тяжело найти общие темы, если один выбирает самолет настоящий, а другой игрушечный, ребенку, но и тот купить сможет только после зарплаты. Обоим стыдно отчего-то смотреть в глаза. Богатый чаще всего хочет либо поскорее встречу закончить, либо начинает искать как помочь, иногда даже что-то получается, и друг детства превращается понемногу в должника. Отдавать как понятно особо нечем. Крепкая дружба становится песчаной и рассыпается.

Так в итоге к определенному возрасту люди рассредоточиваются по компаниями схожего достатка и социального статуса. Исключительно разбогатевшие и исключительно обедневшие ожидаемо становятся одинокими. Нет ну понятно, что деньги притянут приятелей, да и среди новых знакомых могут попасться очень достойные люди, или иногда бизнес вместе с юности ведут, но это все редкость скорее.

Написавший мне письмо как раз попал в группу умеренно успешных и поэтому жил счастливо окруженный компанией друзей ранней молодости. А его однокурсник Федя как принято сейчас говорить выпрыгнул в космос. Высокомерным не стал, но на встречах курса появлялся нечасто, особенно после какой-то пьяной разборки, когда один из участников собрания «старых добрых друзей» обвинил Федю в разграблении страны и прочих стандартных грехах. Даже потасовка завязалась. Бизнесмен ушел с солидным бланшем под глазом.

Всем потом стыдно было, так как Федя был самым обычным предпринимателем, на трубе не сидел. Понятно, что чист перед законом не был, но перед совестью обычной человеческой говорят долгов неоплатных не имел. Ну разве что слыл излишне бережливым. На всякие праздники обычно дарил что-то из того, чем торговал. То все на день рождения микроволновки получают, то часы, то скидки мощную на туры куда-нибудь. Все смеялись, что ждут, когда Федя купит кладбище и будет у всех закрыт достаточно дорогостоящий вопрос. Цитировали классический анекдот «Место на кладбище нашел, но похороны завтра». После памятной драки встречаться друзья стали еще реже, но Федя не пропадал, звонил, иногда звал в гости за город. С детьми все конечно приезжали. Водные мотоциклы, футбол, шашлык, да и потом дача питерская у Феди была скажем так демократична. Не вызывала приступов комплекса неполноценности. Правда Федя все больше проводил времени в Москве, семью туда перевез, так что дружба становилась празднично-сетевой. Однако про дни рождения новоявленный москвич не забыл, более того оставался верен себе и даже практически оправдал кладбищенские ожидания.

В один год друзья по очереди получили на дни рождения сертификаты на посещение модной в городе клиники. Как раз стали появляется программы популярного нынче чекапа. Шутки по этому поводу зашкаливали. Все разумно отметили Федину исключительную расчётливость. Приходишь к нему в клинику проверяться, там конечно тебе находят Большую медицинскую энциклопедию и начинаешь бесконечно инвестировать в бизнес друга юности. В благодарственных смс и звонках умоляли Федю вернуться в торговлю бытовой техникой, он даже обиделся на кого-то, ответил, что наконец что-то толковое подарил. Трое друзей включая автора письма стали думать, чем Феде ответить. Собрали небольшую сумму и купили Феде подарочный сертификат на десять посещений дорогой московской парикмахерской. Именинник был лысый практически с института. Вручить вызвался автор письма. Накануне даты звонит имениннику, трубку взяла жена.

Оказалось, Федя умер месяц назад. От рака. Болел год почти, боролся, но…никому кроме семейных не сказал. Уехал в Германию, там и ушел, как собаки от хозяев в лес сбегают умирать, чтобы не мучить их, наверное, понимают, что сердца рвутся. Просил и на похороны никого специально не звать, а просто при случае всем сообщить. Также жена сказала, что он просил передать троице студенческой, пусть они считают его последней просьбой использовать те сертификаты, если еще не нашли времени.

У него не было никакой своей клиники, просто Федин рак практически пропустили. Не факт, что вытащили бы, но шансов было бы больше. Вот он и стал близким дарить на дни рождения один и тот же подарок. Хотел кого-то спасти. Придя в себя друзья, все как один пошли по врачам. У одного и правда нашли полип нехороший в нехорошем месте. Успели. После таких событий они стали либо уговаривать своих знакомых самих провериться, либо тоже дарить походы на анализы. Никто уже не смеялся над таким презентом. Круги по воде начали расходиться.

Прошло уже восемь лет. С тех пор известно о минимум шестерых, которых благодаря Фединому толчку вытащили считай с того света. А эти трое в каждый его День рождения приезжают к нему на могилу. Всегда. Без прогулов. Там на кладбище все демократично. Старые друзья вспоминают молодость и все равны." (с) Александр Цыпкин