Эффект бабочки.
Это Павел.
Он хотел открыть свой маленький бизнес.
Но, изучив НК РФ, он выяснил, что даже сделав в помещении фирмы ремонт на её собственные деньги, он должен заплатить налог, ибо по закону этот ремонт считается доходом (ст. 146, п. 1).
Что все остатки «материально-производственных запасов», не истраченные на конец месяца, вычитаются из суммы расходов и, значит, формально увеличивают сумму прибыли (ст. 253, п. 5) — и извольте заплатить с них 18% НДС и 20% налога на прибыль.
Что в сумме ПФР, соцстрах, медицинское страхование и подоходный налог отнимают у него 40 копеек на каждый выплаченный сотруднику рубль…
В общем, Павел решил не открывать бизнес.
Кто-то откроет, а Павел — нет.
Может быть, поэтому в ВВП США доля малого и среднего бизнеса составляет пятьдесят процентов, а в России — двадцать.
Это Сергей Аркадьевич.
У него бизнес уже есть, он хотел выиграть тендер на строительство Нужного Объекта в N-ской области.
Построил бы хорошо.
Увы, оказалось, что по условиям тендера требуется некая разрешительная бумажка, которая с точки зрения здравого смысла на фиг не нужна, но получать которую — добрые полгода.
Тендер выиграла единственная фирма, у которой эта бумажка была.
И с чего, интересно, они такие предусмотрительные?
Это Николай Александрович.
Он тоже хотел выиграть тендер, уже другой.
Но тендер выиграла фирма, запросившая цену явно ниже себестоимости работ.
Нет, они не идиоты и не благотворители.
Они чьи-то хорошие друзья.
Сюрприз-сюрприз: в каждом договоре есть пункт «все изменения в настоящем договоре действительны, если изложены в письменном виде и подписаны обеими сторонами».
Очень разумный, как будто, пункт.
Рассказать, во сколько раз взлетела цена в дополнительном соглашении к договору уже после того, как тот был заключён?
Это Саша, она доктор.
По нормативу ей отводится на одного пациента то ли десять, то ли пятнадцать минут.
А ещё она вынуждена подрабатывать в частном медицинском центре, чтобы зарплаты хватало на нормальную жизнь.
Да, иногда она, наверное, ошибается в диагнозе.
Потому что не машина, а человек.
Нет, больше времени на пациента не отведут: на новых врачей нет средств, на повышение зарплаты тоже.
Потому что Павел не открыл бизнес и не заплатил с него налоги в бюджет.
Это Юра, мы с ним вместе учились в школе.
Я пошёл в институт, а он — в школу милиции.
В старших классах он любил рассуждать, какая мы великая страна и что критики на нас клевещут.
Теперь уже не любит.
Зато рассказывал, как по звонку человека с большими погонами выпускал из камеры чьих-то сынков, смявших на своём внедорожнике старенькую «девятку» и отправивших к праотцам трёх человек.
И выпустил, потому что не хотел лишиться работы.
Это Катя, она биолог.
И контрабандист.
Ей нужно работать с иностранными коллегами, но из России запрещён вывоз любых биоматериалов.
Вообще любых.
Нормотворцы не стали разбираться, где донорские органы, а где материал для научного эксперимента — они запретили всё.
Катя прячет крохотные контейнеры с материалами на себе и молится, чтобы её не пригласили в комнату личного досмотра.
А это я.
Я не биолог, я физик.
Младший научный сотрудник, девять лет физико-математического образования (институт и аспирантура), печатные работы.
Работаю на полную ставку в одном из подмосковных НИИ.
Моя зарплата — тринадцать тысяч рублей.
Да, вы не ослышались.
Мне нужно подрабатывать на стороне, чтобы сводить концы с концами, но долго так продолжаться не может, так что — до защиты диссертации. Потом придётся выбирать: оставить либо любимую науку, либо любимую страну.
Я знаю, что выберу.
А это Дарья Петровна, учительница обществознания.
Она вчера рассказала моему двоюродному братишке, что если каждый неравнодушный к России человек будет просто хорошо делать своё дело, у нас непременно всё наладится.