Врач, егерь и депутат. Глава 3⁠⁠

Начало здесь:

Глава 1.

Глава 2.

***

- Не переживай, Миша, всё будет нормально! – Зинаида Архиповна затушила сигарету «Родопи» о внутреннюю стенку стеклянной банки из-под кофе, которая служила пепельницей в курилке станции скорой помощи.

Зинаиде Архиповне Моравской было уже глубоко за шестьдесят. В этой больнице она проработала, – если учесть и время, когда ещё школьницей старших классов она подрабатывала санитаркой перед поступлением в медицинский институт, – около пятидесяти лет. Поэтому в больнице не было человека, которого она называла бы по отчеству.

Часть горящего пепла провалилась вглубь банки между окурками и произвела там несанкционированное возгорание. Из банки пошёл дым, и неприятно запахло палёной бумагой.

- Вот бяка, - Зинаида Архиповна потрясла банку. Дым и запах усилились. Женщина плеснула в банку крепким, почти непрозрачным, чаем из стоящей перед ней кружки. Раздалось шипение, тление прекратилось, но очень мерзко завоняло мокрыми лежалыми окурками.

- Тьфу, - в сердцах сплюнула женщина, встала и, выйдя на улицу, вытряхнула содержимое банки в стоящее на крыльце ведро, гулко постучала о край, вытряхивая прилипшие ошмётки, и оставила банку снаружи на подоконнике. - Пусть выветрится.

Акушер-гинеколог, врач высшей категории, она, несмотря на довольно почтенный возраст, частенько брала дежурства в родильном отделении больницы. И сегодня, удостоверившись, что в подведомственном ей отделении всё идёт нормально, она спустилась в скорую, покурить, выпить чаю и успокоить Михаила, жену которого она наблюдала на третьем месяце беременности.

- Не переживай, Миша, не вы первые, не вы последние.

- Ну, как не переживать, Зинаида Архиповна?! Четыре года ничего не получалось. – Михаил сделал глоток кофе из стеклянной, огромной, - больше похожей на пивную, - кружки. - Чего только мы за эти годы со Светкой не натерпелись?! Чуть не развелись – всё друг на дружку вину вешали. Сколько анализов и обследований прошли – не счесть. Всё, вроде бы, в порядке, а забеременеть не получается! Ей мать её все уши прожужжала – разводись, мол, с ним, пустой тебе муженёк достался, - это когда думали, что причина во мне.

- Бывает, Миш, всякое бывает! Знаю я всё про вас, мне Света рассказывала, - Зинаида Архиповна сделала глоток своего крепчайшего чая, поморщилась и выплеснула содержимое кружки в железную раковину. – Гадство! Остыл совсем. Невозможно пить крепкий чай холодным, мерзость редкостная. Но вы молодцы, раз достойно прошли через всё это. Ох, и насмотрелась, Миш, я за всё это время историй: и страшных, и мерзких, и смешных. А вас, видимо, любовь держала и бороться помогала.

- Да, скорее всего это и есть любовь, - Миша был рад и взволнован, ему хотелось делиться со всем миром своей радостью - радостью, что скоро он станет отцом, - вот помню как-то раз…

Тут, внезапно, распахнулась внутренняя дверь, ведущая в коридор: в курилку ворвался Николай, фельдшер из Мишиной бригады – огромного роста, могучий молодой парень с всклокоченными волосами, и загремел прямо-таки дьяконовским басом:

- Срочно, срочно, Михаил Николаевич – вызов! Похоже, реанимация. – И, увидев женщину, слегка поклонился. – Здрасьте, Зинаида Архиповна!

- Здравствуй, Коленька! – Зинаида Архиповна в ответ тоже приветственно кивнула головой, - Давайте, летите, мальчики! Вас ждут великие дела, – и достала из пачки ещё сигарету.

- Почему мы-то? – на ходу просовывая руки в рукава, предусмотрительно захваченной Николаем из комнаты отдыха теплой куртки, спросил Михаил.

- Нет никого, «реанимация» вся занята, - пояснил фельдшер, открывая перед врачом дверь скоровской Газели, - ещё машина с третьей подстанции будет, но мы вперёд успеем, далеко они.

- Где?

- Покровка. Мужчина и женщина. Судя по всему, в бане угорели.

- Опять покровские банщики попарились, - с профессиональным цинизмом пошутил Михаил, - надеюсь, успеем, Петрович там каждый закуток знает.

Вскоре машина уже раскачивалась и скрипела подвеской на узких, ухабистых, запутанных дорожках Покровки. Путь от больницы скорой медицинской помощи до Покровки был быстрее, чем преодоление трёх-четырех километров по самому району, находящемуся хоть и в черте города, но застроенному в основном частными домами. Сирену не включали, чтобы не взорвать район истошным лаем собак, лишь мигалка синими сполохами полосовала окна домов, вызывая запоздалую реакцию обитателей, бросавшихся к окнам в попытке определить, куда направляется скорбная машина. Перед очередным проулком стояла женщина в халате и накинутом на плечи ватном полушубке, на ногах у неё были высокие толстые вязаные носки и резиновые галоши. Издалека увидев мигалку, женщина начала призывно махать руками. Свернули направо в проулок.

- Вон дом! - Петрович кивком указал на открытые ворота в глухой и высокой кирпичной стене. Кусок дороги освещался светом из открытых ворот, другого освещения на улице не было.

- Бегите, - водитель притормозил у ворот, - я пока развернусь. Выезд только назад, проулок глухой.

- Давай, Коль, оба кислорода сразу с собой, - Михаил схватил сумку и, выскочив из машины, бросился за женщиной, которая причитая, показывала, куда нужно идти.

Во дворе, сплошь замощённом разноцветной брусчаткой, стоял чёрный «Рэндж Ровер». Правее, в большом вольере, за вертикальной сеткой из толстой арматуры, бесновался огромный алабай. Он кидался на ограду, не лаял, а как-то утробно негромко рычал, рыл землю мощными лапами и бесновался, разбрызгивая слюну.

- Ой, не бойтесь, не бойтесь! Он закрыт, - закричала женщина, увидев, как отшатнулись от вольера врач и фельдшер, - сюда, сюда. Они в бане, в пристройке.

В банной пристройке, на полу возле разложенного дивана, на ковре лежали обнаженные, наспех прикрытые каким-то покрывалом, тела мужчины и женщины. Все окна были распахнуты настежь. Сразу бросался в глаза синюшный цвет кожи пострадавших.

- Кислород, - резко приказал Михаил.

Но опытному фельдшеру не надо было ничего объяснять – он уже готовил кислородные приборы.

- Я с женщиной, ты мужику, - отдал врач команду Николаю и склонился над женщиной. Поднёс кислородную маску к её лицу, протянул руку, чтобы повернуть голову вверх и …

Мир вдруг раскололся в глазах Михаила, ноги сделались ватными, а перед глазами пошло какое-то марево, исказившее окружающую обстановку и, как будто замедлившее время.

Он покачнулся вперёд, но удержался, и, полностью стянув покрывало с мужчины, прикрыл наготу женщины. Николай удивленно посмотрел на врача, обычно не отличающегося такими сантиментами, но ничего не сказал.

Причитающая женщина суматошно кружилась вокруг медиков и скороговоркой выплёскивала:

- Я пришла с дежурства, смотрю, Толина машина здесь, во дворе. Айдар в вольере заперт, баня топится, дым идет – значит опять с этой своей бабой-полюбовницей приехал.

Женщина суетливо бегала вокруг врачей, которые склонились над телами. В каком-то исступлении, явно, не понимая до конца, что такие нюансы личной жизни её сына сейчас не совсем уместны, торопливо тараторила и тараторила. Ей, видимо, казалось, что это могло сейчас как-то помочь её Толику:

- Говорила я ему постоянно: «Не связывайся ты с этой замуженкой, вон, сколько вокруг девок нормальных, свободных. Вон, у Вали Хлюстовой дочка …». Так нет - как задурила она его. Пусть уж тогда, – говорю ему, – с мужем своим разводится, а то грех так-то. Вот и нагрешили, видно ...

Женщина стянула с кровати простыню и прикрыла мужчину. Она вдруг всхлипнула, негромко зарыдала и сквозь слёзы сбивчиво продолжала:

- Бесстыдство же это, - говорила я Толе, - сплошное бесстыдство. Хоронились, всё от людей скрывались. Совсем она ему мозги запутала. А жили б по-человечески, как люди, не надо было бы по баням прятаться, стыд свой скрывать.

- Уймитесь, женщина, замолчите, - жёстко оборвал речитатив Михаил.

Николай опять несколько недоуменно посмотрел на врача. Но женщина послушно замолчала, присела на диван и лишь всхлипывала, машинально перебирая в руках поясок халата под распахнутым ватником.

- Нормально, нормально всё будет, – несколько разрядил напряжение фельдшер, – выживут, выздоровят.

- Женщину в машину! Мужик ждёт третью подстанцию! – Михаил один уложил женщину на принесённые водителем носилки, - Ты, Коля, с мужиком. Жди экипаж. Мы в двадцатую!

- Да зачем торопиться, - удивленно поднял глаза на Михаила фельдшер, - что не к нам? Всё нормально с ними будет. Смотри - вон, порозовели уже.

- Петрович, в двадцатую! – каким-то отстранённым и не своим голосом почти прокричал Миша.

– И мужика потом тоже в двадцатую. Понял, Николай?! Скажешь врачу с третьей, что я приказал!

- А чё в двадцатую, к нам может? – опять недоумённо переспросил фельдшер. Петрович поддержал вопрос ждущим полуоборотом.

- Я сказал - в двадцатую! – тон, которым скомандовал врач, ясно дал понять, что спорить сейчас абсолютно бессмысленно. - Там сегодня в реанимации Серёга Антонов дежурит, - всё-таки пояснил Михаил.

Через пару минут Газель уже тряслась по ямам Покровки. Женщина лежала на носилках с кислородной маской на лице, а врач сидел, придерживая рукой носилки и уставившись в одну точку. Его лицо напоминало безжизненную бледную маску.

«Этого не может быть! Это просто какой-то нелепый сон», – мозг Михаила отказывался верить в реальность происходящего. Краем сознания мелькнула страшная мысль, что надо было остаться с мужиком и не проводить реанимационные мероприятия, а то и совершить врачебную ошибку. Понимание того, что мир раскололся на «до» и «после» ещё не пришло, но было ясно, что произошло нечто такое, что полностью перечеркнуло всю прежнюю жизнь. Мысль, как жить дальше, ещё не заняла всё пространство сознания, но уже пульсировала где-то на фоне наступившего ступора.

Вывел из этого состояния Михаила звук сирены – «скорая» вырвалась из тихого полупустынного лабиринта Покровки на городские улицы с интенсивным движением. Михаил вздрогнул, невидящим взором окинул пролетающую за окном панораму ночной жизни большого города и достал телефон из бокового кармана куртки:

- Серёга, привет ещё раз! Ты на месте? – Миша зажался в уголок и машинально прикрыл трубку и рот рукой, ему хотелось, чтобы никто его сейчас не слышал, хотя в машине никого, кроме женщины в бессознательном состоянии да Петровича за рулём, и не было.

Говорил он отрывисто, с небольшими паузами:

– Везём к тебе двоих. Женщина и мужчина. Отравление угарным газом. Состояние тяжелое, но вроде не смертельно. Женщина беременна … почти три месяца … Знаю, знаю … Потом всё объясню! Постарайся, чтобы ребенок … Объясню. Потом объясню. Не могу сейчас говорить. Встречайте, мы внизу через пять минут. Санитаров подготовь! Пожалуйста, Серёга! Умоляю тебя! Всё потом объясню.

Сергей Юрьевич Антонов, врач-реаниматолог 20-й клинической больницы, один из лучших реаниматологов города, пораженный просьбой своего друга и однокашника, сам спустился к подъезду скорой помощи.

Когда распахнулись двери машины и санитары выкатили носилки с лежащей под простыней обнаженной женщиной, Сергей машинально приподнял кислородную маску, мельком глянул на её лицо, изобразил на лице недоумённую гримасу и оторопело повернулся к Михаилу:

- Блять, твою же ж мать, Миха, это что …?

- Да, Серёжа, да. Принимайте быстрей. Она беременна, третий месяц.

Когда носилки занесли в здание и Сергей, не задавая больше вопросов, бросился за ними вслед, Михаил зябко поёжился, на несколько секунд задумался и вновь достал телефон:

- Коль, как у вас? Вы где?

- Только из Покровки выбрались, мудак какой-то посреди дороги на КАМАЗе раскорячился. Мужик нормально, оживать, вроде, начал. Скоро в двадцатой будем, – раздался в трубке бодрый голос фельдшера.

- Не, Коль, не надо его в двадцатую, давай, вези его к нам. Давай, давай, не спорь, потом объясню.

Врач прошёл до угла здания, где в кирпичном закутке возле кухонного блока висела табличка «Место для курения», похлопал себя по карманам и, не найдя сигарет, рассеянным взглядом пробежался по курильщикам. Петрович протянул Михаилу сигарету и зажжённую зажигалку:

- Ты что, Михал Николаич, что с тобой? Ты как не в себе!

- Ничего, ничего, - пробормотал врач и тут, как будто только узнал своего водителя. – Ничего, Петрович, сейчас покурю и едем.

- Ну, давай, я в машине жду.

Михаил сделал две глубоких затяжки, и забыл о сигарете. Он сидел на лавочке, задумавшись и не обращая внимания ни на тлеющий в руке, подбирающийся к пальцам огонёк, ни на осенний холод, пробирающийся к телу сквозь распахнутую куртку. Когда истлевшая сигарета обожгла пальцы, Михаил вздрогнул, выронил сигарету, машинально растёр окурок по асфальту ногой и подтолкнул его к урне. Потом он достал телефон и набрал сообщение: «Серёга, я поехал. Держи меня в курсе постоянно. Ни о чём не спрашивай, потом всё объясню. Помни, она беременна!»

В курилку заглянул Петрович:

- Михал Николаич, едем?! Там диспетчер уже бомбит вовсю.

- Да, да, Петрович, едем, - врач убрал телефон и, запахнув куртку, ссутулившись, шаркающей походкой пошёл к машине «Скорой помощи».

***