Волчата⁠⁠

Мой папа считал, что жениться надо на сироте, животное брать с улицы, а работать сугубо за зарплату. Он разбирался в классификации благодарности. Единственный в своей холостяцкой коммуналке, кто не помогал глухонемой соседке, потому что она не поблагодарит так, как надо. (Это он сам матери рассказывал.) Материальные блага его не заботили, папа хотел слышать дифирамбы. Мы с братом только после смерти отца узнали, что на службе его звали «фальшивый взяточник». Лестью брал, хвальбой, поклонами земными...

И вот однажды мы втроем пошли в зоопарк. Братья-близнецы в модных матросках, пошитых из югославской простыни той самой мамой из детдома, умевшей абсолютно всё. Там мы, два дошколёнка, не поблагодарили отца за эскимо - забегались, заигрались. Он взял нас обоих за шкирдон, по одному в каждую руку, спокойно зашел за ограждение и открыл клетку с волками. Родной папка, самый обычный человек, сунул нас туда, как два полосатых визжащих мешка.

Нам обоим сильно досталось. Волей судьбы я почти оглох, перебил об пол клетки ушную перепонку. А брат почти онемел, ему повредили горло ни в чем неповинные животные. К которым нас зашвырнули, вызвав инстинктивную реакцию защиты своих же волчат. (Несчастные рыкающие волчата, забившиеся в угол клетки, были очень похожи на нас с братом.) Только вот их отец бился за своих детей, а наш - против собственного потомства.

После всех больниц простая наша мама таскала нас по всяким лекаркам-знахаркам. (Несколько посоветованных ими трав для отваров очень помогли, заменили часть таблеток.) Думаю, она искала не только исцеления детям, но и каких-то ответов и сил на прощение супруга. Смело уйдя от отца и не сказав ему ни слова до конца его дней, она была где-то в душе уверена, что это его так «сглазили». Не могла она за «убивца» замуж выйти! И вот у каждой такой знахарки она спрашивала, можно ли за отца помолиться, как-то избавить его от наваждения. Почти все они очень удивлялись такой ее просьбе, глядя на двух изувеченных мальчишек. А одна умная, нестарая еще ворожея, категорически отказавшись ратовать за отца перед хоть земным, хоть небесным престолом, задержала меня на минутку до ухода. И сказала мне в то ухо, которое немного слышало: «Мальчик, папка ваш придет за прощением. Но ты не ври ему, что прощаешь, а то убийством кончите. Запомни просто - он прощения не заслуживает».

И я запомнил. Чего там - проживи полуглухим, с головными болями с шести лет... А брат и вовсе знать отца не хотел, при его упоминании до сих пор задыхается. Прощения отец просил, и правда, не раз, а целых два раза. Не у матери, оказавшейся ужасно неблагодарной женой. (Кстати, он так и остался бобылём, с тридцати одного года до своих шестидесяти восьми.) У меня. Чтобы я передал брату, с которым отец разговаривать не мог, он же немтырь! Я был прозван «глухотой», и обижаться, видимо, тут было не на что. Да я и не обижался - мне было плевать. Понимал просто, что отец не изменился. С чего бы вдруг?

Умер он страшно. В своей же затопленной ванной, вроде инсульт случился от перегрева. Кипяток бил дикий почему-то, это так; но двери-окна были закрыты, без следов взлома или грабежа. Брат тогда просифонил остатками связок, что так ему и надо, и сплясал какую-то дикую пляску прямо в отсыревшей отцовой квартире. Посреди странно пропаренной комнаты, пахнувшей щами, где обои сходили на глазах, как капустные листья...

Почему его не посадили после зоопарка? Потому что камер тогда не существовало, а свидетели ничего не могли утверждать наверняка. А он сказал, что спасал нас, ведь шестилетние дети сами открыли клетку в результате «своего вечного баловства». Мама рыдала, читая протокол... Только вот в этой фразе - весь отец. И не надо искать у него каких-то синдромов, новомодных диагнозов! Он был нормальнее нас с вами. Имел один страшный порок - гордыню. Был глуповат и зашорен, не умел проигрывать даже там, где играть не садились. Старый глупый волк, «проигравший» неблагодарным волчатам. Мне не жаль его ни на мизер, мне жаль маму, брата и себя. Благодарю, отец, задним числом, за науку и за ненависть к эскимо! Помру тощим, но хоть не в клетке.