Во тьму. Часть 1⁠⁠

– Скажи-ка мне, эру…

Вопрос был прерван шумной компанией лесорубов. Скрипнули двери – единственные в поселке двойные, на столичный манер. В комнату влилась компания здоровенных мужиков. Они исходили паром, стягивали шапки, стряхивали снег с плеч, терли щеки и руки, шутили и громко смеялись.

Пришлый, странного вида человек, лишь бросил на них взгляд и продолжил фразу:

– …достопочтенный эру. Как мне попасть в одно…необычное место?

Защитный круговой жест собеседник не сделал. Вместо этого хмурый седобородый кхел – Смурной, как называли его все – просто покачал головой и отвернулся. Он прошелся руками по полкам с посудой и бутылками, сунулся носом в кадку с какими-то соленьями. Затем замер, глубоко вздохнул. А когда развернулся к приезжему, то глаз не поднимал, заговорил исподлобья, негромко:

– Вы бы, это, кан хороший, лишку не спрашивали. Я – кхел, а не эру. Мне не положено, это, болтать. Вон. – Он едва мотнул подбородком. – У лесных спросите. Им виднее. И говорить им подобает.

И словно бы слился с обстановкой. Начал выполнять привычные движения, притворяясь предметом мебели в комнате, которая служила общинным обеденным домом. Модное словечко «трактир» еще не дошло до этих мест.

Человек направил взгляд в сторону компании, которая уже располагалась за двумя широкими столами, рассмотрел их внимательнее. Конечно, к Смурному они не обращались. Кхел – бесправный раб – сам должен знать обязанности: подойти поскорее, спросить, чего изволят добрые люди. И как можно быстрее принести поесть.

Одинокий гость сразу выделил главного. Высокий и широкоплечий мужчина с густой черной недлинной бородой. Каждый, кто говорил, всегда посматривал именно на него. Или ждал одобрения, или запрета, или реакции на шутку.

Тогда приезжий уверенно направился прямо к чернобородому, остановившись в нескольких шагах.

– Уважаемые эру, – начал он. – Прошу прощения, что прерываю вашу беседу и отдых.

Краем глаза он отметил, как кхел застыл с мисками, исходящими паром, не решаясь подойти.

Все замолкли. Агрессии не было: местные были суровыми, но все же мирными людьми. Они осмотрели невысокого человечка с ног до головы. Он же продолжил:

– Прибыл из Столицы в ваши края по важному делу. Хотел бы задать несколько вопросов. Возможно, нужна будет небольшая помощь.

Негласные правила приличия требовали немедленно изложить суть без лишних подробностей, не говорить постоянно «я» и ожидать ответа.

Старший лесоруб склонил голову набок, сощурился на несколько секунд и широко улыбнулся. Затем поднялся во весь немалый рост. Гость в свою очередь не боялся, что ему причинят вред – жители поселка чтили законы и мятежников никак не поддерживали. Самое страшное, что можно представить в подобной ситуации, это быть осмеянным и услышать отказ.

Если они откажутся помогать, дело окажется сложнее, чем гость рассчитывал. Однако он терпеливо ждал, что решит предводитель «лесных». На случай отказа был припасен самый главный аргумент. Деньги, естественно.

Чернобородый вдруг широко улыбнулся, плюнул на ладонь, протянул. Человек из Столицы не колеблясь повторил жест, и они пожали друг другу руки. Брезгливость была ему совершенно чужда, не смотря на вычищенную одежду и обувь, манеры и общий ухоженный вид. Взглянувший со стороны, конечно, мог принять его за эдакого «чистюлю». Он представал чиновником, или казначеем, или учителем, или попросту книжным червем. Об этом явно говорили ухоженные руки, тонкие усики, бледность лица, выступающее под одеждой брюшко. Однако глаза оставались странно холодными.

После влажного рукопожатия чиновник, или казначей, или учитель не вытер руку напомаженным платочком, а показательно растер по груди, прямо по идеально чистому бушлату. Лесорубы удовлетворенно кивнули.

Кхел тут же пододвинул стул, и гость присел наравне с «лесными» за один стол.

Столичный человек представился только именем – Дарнэт Ор. Сообщил, что остановился у старухи, чей дом стоял на окраине, и пробудет здесь около семи дней. Это был жест доверия. Они должны знать, кто его приютил и где остались личные вещи, и что приезжий не наделает бед, не попытается бежать.

– Зови меня Борд, – низко прогудел чернобородый.

«Полное имя не назвал», – отметил Дарнэт.

Лесорубы молчали, поглядывали и ждали. Конечно, им было интересно, что забыл в их глуши столичный писака. Или чиновник? А он молчал, не спешил. И прекрасно понимал, что эти мужики разговор сами не начнут.

Решив, что достаточно подогрел любопытство местных, он сказал:

– Мутная Чаша.

Тут же все расслабились. Мужики заулыбались, потянулись к еде, а кто-то даже усмехнулся. Что же, очередной мелкий книжник, начитавшийся сказок-сплетен! Или и правда писатель, который ищет занятных историй.

К слову, не такая здесь была глушь. Не совсем окраина, не периферия, чтобы не знать о любителях сочинять и продавать писаные истории. Средняя Граница, как-никак! Просто немного в стороне от основных дорог. Писать-читать местные умели, но вряд ли увлекались придуманными приключениями несуществующих людей в неведомых краях.

Однако же чернобородый Борд не спешил веселиться. Он продолжал смотреть в глаза гостю и ожидал пояснений.

– Был тут один, шесть полных лун назад, – самый молодой из лесорубов решил развлечь народ байкой, которую, очевидно, они и так знали. – Явился то ли из Столицы, как вы, эру, то ли из Подбрюшья Столицы, ть. Все кричал, что напишет, это…э-э, на-уш-ный фо-ли-ан! Ха! Тоже просил туда сводить. Храбрился, ть, только дорогу покажите, а дальше сам. Ну, мы его там, на окраине, и оставили. На поляне у Чаши.

Сосед хлопнул парня по плечу, а тот воскликнул:

– Что?! Да, оставили. Сам, ть, просил. Это тот, который потом голышом еще по деревне бегал, помнишь, Борд? Так вот, эру, он там ровно ночку провел. И все, котел прохудился. – Он коснулся двумя пальцами виска и присвистнул. – Так что… Зря все. У нас тут уже столько народу было, да ничего интересного не нашли. Все к Мутной Чаше ходили, а толку… Тот пришибленный самый веселый оказался.

Дарнэт будто и не слушал. Он смотрел в черные глаза Борда под густыми бровями, а тот – в ответ. Кажется, главный лесоруб догадывался, что этот гость приехал не просто ради интересной истории.

– Один я не пойду. Мне нужны ваши топоры, а кто, как не лесные, управятся с ними лучше! Я знаю, что сегодня Чаша пустеет. Как долго там сухо?

– Обычно, не больше двух дней. Бывало и того меньше, но редко. Хватит? – Борд не улыбался, говорил серьезно, ждал предложения.

– Да. – Дарнэт Ор положил перед притихшими лесорубами квадратную тонкую золотую пластину. – Плачу этим. По одной каждому, кто пойдет. И не сбежит! Тебе, уважаемый Борд, две.

Предводитель лесных поднял золотой квадрат, рассмотрел внимательнее. Чистый: ни чеканки, ни сколов. Такой дороже официальной монеты.

Дарнэт был холоден, как ночи здесь, на севере. Чистое золото нельзя отследить по отличительным знакам. Значит, им можно расплатиться с теми, кто не одобряет действия государства и Стражей. Или с чужаками, не чтящими законы, которые способны добыть все, что не продается внутри границ страны. Недовольные политикой и противники официальной веры были и будут всегда. А то, что Борд, уважаемый всеми лесоруб и глава лесных, которого знает вся округа, якшается с людьми оттуда, не догадываются даже его близкие.

Гость в открытую показал, что знает о тайнах чернобородого. Это либо глупость, либо спокойный расчет.

Борд опустил пластинку во внутренний карман бушлата.

– Мне таких три. Остальным еще по серебряному.

Дарнэт кивнул. Он не любил излишних трат, мог торговаться за лишнюю монету подолгу, но сейчас не стал спорить. В нынешнем деле было слишком много неизвестных моментов, и он не знал, чем все может обернуться. Пусть это будет плата за возможные неудобства. Помимо трат Дарн не любил быть неосведомленным.

***

Не прогорело и пары свечей, как маленький отряд углубился в чащу. Вместе с собой Борд взял двоих. Молодого парня, который рассказал байку про голого ученого, звали Мол. Он был рыжим и болтливым, но Дарн не одергивал того до поры. Вторым был усатый Кен – мужчина серьезный и уверенный, единственный, кто взял с собой оружие помимо рабочего топора.

Ор не боялся, что эти трое могут бросить его тело с проломленным черепом где-нибудь неподалеку в овраге до самой весны. Плата после выполненного дела – лучшая гарантия. Он заверил, что по возвращении в деревню отправит гонца в столицу, и через день лесные получат свое золото.

– Мол, надень шапку! – Борд говорил негромко и без агрессии, но паренек послушался безоговорочно. – Я мамке твоей обещал, что не застужу. А ты тут…

– Да что я?! Еще не замерз. У Чаши, говорят, в ночь, ть, ее осушения, становится так тепло! И пар из-под земли идет. Дядька мой, Митор, рассказывал, что слышал будто трубный глас!

Заметив, что его не затыкают, Мол приободрился, продолжил:

– Короче, дядька мой перепил, с женой полаялся и пошел бродить по лесу. Ну, весна была, не морозно уже, но свежо ночами. Года два назад, ага. И вот походил-походил в темноте и, видимо, случайностью на тропку к Чаше набрел. А что думать? Все лучше, чем по кустам ломиться. Так и пошел, ть. Новолуние как раз, хоть что-то видать. Хотел к деревне, да сторону попутал. Час, два, а то и три топал. Все матом ругался, хотя местный наш Стражник и не велел сквернословить. Да что, пьяному все одно! И вот вышел дядька Митор на берег Чаши. И стал, задумался. Здраво рассудил, хоть пьян был, что заплутал, и раз он у Чаши, то деревня, стало быть, в другой стороне. А значит…

– Короче, Мол! – прикрикнул Кен.

– Ну, стараюсь! Ладно. Вдруг дядька Митор звук услышал! Тако-ой… Ну, будто сама земля вздохнула. И вздрогнуло, ть, все вокруг. А затем еще раз прям натурально, будто великан губами на свечу дует. Уфу-у-у-у! Только громко-громко! И туманом все заволокло. Прямо вот из-под земли отовсюду он лез. И все выше и выше поднимался. А потом грянул звук! Как трубы самого Лорда! Громо…гром-глас-но, во! И со всех сторон звук тот шел. Ну, дядька то пьяный, ть, не слишком испугался. И не побежал сперва. А еще почуял, что насквозь промок весь. Не от тумана, просто вспотел так сильно. Жарко стало – неможно дышать! Ну, он еще постоял, и заметил, что вода уходит! И прямо сразу вся, не как в прорубь, а именно как…как…

– Как будто высыхала на глазах? – подсказал Дарнэт Ор.

– Во! Прямо вся! И еще он увидел там, на северном берегу, пещеру. Вся корнями спрятана, но как-то разглядел, что темнее земля, чем рядом вокруг. Стало быть, пещера. Ну, и еще… Вродь-бы как…глаза. Красные такие угольки. Издали мелкие, да только вот показалось ему, что они, ть, ближе и ближе к нему! И вот тогда он побежал. Летел через бурелом, по самой темноте. Ровно на рассвете к деревне вышел. Грязный весь. Наверное…

– Что еще? – прервал Дарнэт.

– Что еще? – глупо переспросил Мол.

– Что еще важного дядька твой видал? – Борду надоело. – Одно дело бабские сплетни, другое – слова того, кто сам все видел.

– Так ты же знаешь.

– Мне расскажи. – Дарн начинал сомневаться в выборе спутника главного лесоруба.

– А-а-а! Ну-у… Земля дрожала. Один. – Парень начал загибать пальцы. – Звук страшный, как будто с неба. Два. Туман жаркий. Три. И глаза. Четыре!

Мол с гордостью показал два оставшихся пальца, не сжатых в кулак. И тут же добавил:

– Только с глазами я ему не верю. Брехня. Ну, что за чудище будет под водой, ть, в пещере сидеть и раз в год на воздух лезть?

– Все. Я понял. Теперь можешь молчать.

Борд взглядом ясно дал понять Молу, чтобы послушался. Паренек только зубами клацнул.

Они шли еще какое-то время. Густой лес не уступал лесорубам своих владений уже который год. Простой в работе больше двенадцати дней – полных двух недель – означал, что деревья вновь вернулись на свои места.

Под ногами мужчин поначалу вилась неширокая протоптанная просека, а затем она сменилась узкой тропинкой. Местные шли уверенно. А деревья словно желали сплести свои ветви крепко-накрепко, закрывая небо. Чем дальше, тем плотней становился живой коридор стволов по бокам.

Темнело медленно. Солнце садилось по правую руку, а тени путников налезали на уже сплошную стену деревьев. Последние лучи на востоке цеплялись за землю, словно непослушные дети, не желая отправляться спать.

Как-то неожиданно Дарнэт оказался на пологом берегу озера – вот он продирается вслед за Кеном через кустарник, шаг, и перед ним открывается водная гладь.

Ветра не было, и вода, отражающая редкие облака, выглядела почти как огромное идеальное зеркало.

Дарн расстегнул ворот бушлата, снял шапку, глубоко задышал. Лесорубы не расслаблялись.

– Ну, эру, что дальше? – Борд внимательно осматривал дальнюю линию берега, где должна была находиться пещера.

– Проберемся туда, к северному берегу. Затаимся. И будем ждать. Пока небесные трубы и туман, и прочее. – Ор неопределенно махнул рукой.

Лесорубы далеко не расходились. Мол попробовал ледяную воду и сразу вернулся. Кен прошелся по кустам вокруг. Борд же остался около приезжего. Он долго не решался начать разговор: не позволяли гордость и опаска. Своим знанием тайн вожака столичный гость держал того крепко.

Наконец, чернобородый негромко заговорил:

– Эру. Вижу, ты знаешь слишком много не только обо мне. О Сухой Чаше. Может, и побольше нашего. До тебя все, кто прибывал, выглядели не так. Ну, не внешне. Было ясно, что им просто любопытно. А ты…приехал за чем-то конкретным. Трогать тебя…боюсь. Честно говорю. – Он положил руку на сердце. – О лишнем не спрашиваю. Только одно. Есть чего тут бояться? Не зря же ты нас в помощь взял. Себя не жалко. Но за них я головой отвечаю.

Дарнэт Ор обернулся, заглянул мужчине в глаза снизу вверх. Он был совершенно спокоен.

– Я много знаю. – Ор помедлил, посмотрел по сторонам. – Ты во многом прав. Я надеюсь, что опасного здесь…не осталось. По крайней мере, не должно быть. Пока мы снаружи – не бойся. Но нам нужно попасть в ту пещеру. А после…я не знаю, что там.

Кен вдруг окликнул вожака из перелеска. Напоследок тот сказал еще:

– А кто же ты сам? Чиновник? Или этот, как его, охотник за сокровищами? Точно не ученый.

Дарн вздохнул, показалось даже, что немного смутился.

– Ну, я хочу быть ученым. Перед тобой хранитель книг Библиотеки. Младший хранитель. – Он постарался произнести это с вызовом, подчеркивая статус, однако получилось подчеркнуть лишь юный возраст. Хранителю не было еще и тридцати.

Борд только покачал головой и оставил гостя одного.

«Не сказал ли я слишком много? – подумал Ор. – Легенду-то придумаю, чтобы отвадить потом лишних. Но лесоруб может стать ненужным свидетелем».

Однако и на такой случай у младшего хранителя книг самого Лорда имелся запасной план.

Прошло совсем немного времени, и задумчивость Дарна прервал хруст ветвей. На берег выскочил тот самый кхел из обеденного дома – лицо горит, глаза на выкате, шапку, видимо, обронил по пути. Вслед за ним не торопясь появились Борд с Кеном. Вожак держал руку на топорище за поясом, а его спутник обнажил недлинный клинок.

Заметив человека из столицы, седой раб упал перед ним на колени, взмолился:

– Не губи, кан хороший!

Младший хранитель приметил, как стар и ничтожен стоящий на коленях мужчина. Он обрек себя на смерть, преступив закон, запрещающий кхелам покидать пределы селения.

«Ну, и зачем?»

…и поднял руку, останавливая Кена за полшага до казни.

– Пусть говорит.

Старик ударил лбом утоптанный снег.

– Кан! Послушай! Не нужно оно тебе! Что ищешь – забудь. Нельзя тревожить тени…как же…Шадей, э-э, шадей… Шадей Лонгорус! Тени прошлого. Еще мои предки передавали легенды из уст в уста. От прадеда к правнуку. Пока северяне… – Быстрый взгляд на лесорубов. – Пока они не срубили головы моих сородичей, ни один из нас не осмеливался тревожить Шадей Лонгорус!

Кхел взглянул слезящимися глазами в лицо Ора, не надеясь на спасение, он торопился, стараясь просто успеть сказать все, что желал. А Дарн удивленно застыл, пытаясь подобрать слова. Наконец, справился, выдавил:

– Это ради чего же, Смурной, ты пошел на смерть?

– Просто… – Кхел заплакал. – Просто отродясь никто не называл меня эру, кан хороший. Лучше уж так, чем…чем грязным кхелом сгинуть.

Кен вновь занес руку для удара, но тут уже Борд придержал его за плечо.

– Эру Ор, уж не хочешь ли ты выкупить его печать?

Дарнэт колебался. Затем вдруг протянул руку.

– Цена печати всем известна. Прошу лишь об одном, уважаемый Борд. Отложим сделку до утра?

Мужчина покачал головой:

– Чудной ты человек, эру.

Хранитель книг не стал говорить, что лесоруб оказался далеко не первым, кто так его называл.