Вечная глупость и вечная тайна. Глава двадцать восьмая. (Окончание)⁠⁠

Те места – Щецин, Кошалин, Слупск мне сильно напоминали Латвию, как архитектурой, так и природой, я просто чувствовал там себя, как дома. Конечно, славянская речь на фоне типичной немецкой архитектуры звучала несколько необычно и в этом контрасте было свое неповторимое очарование. Мне хотелось там остаться немного пожить, но такой возможности у меня не было. Надо было спешить в Ригу, чтобы вовремя отметиться в агентстве занятости, чтобы получить свое пособие. Во время этого путешествия я все старался придумать, как зарабатывать деньги в пути. Мне говорили, что можно играть на гитаре на улицах или рисовать портреты, и я хотел верить в то, что когда-то я научусь и играть на гитаре, и рисовать похожий портрет за пятнадцать минут, что тогда я объеду на велосипеде всю Европу.

Без каких-либо приключений, я доехал от Щецина почти до Вейхерово, городка за которым начиналось троемясто, то есть три города вместе – Гдыня, Сопот, Гданьск. Был уже поздний вечер, а никакого места для ночлега в палатке впереди не предвиделось километров на сто. И пришлось мне начать искать гостиницу подешевле, но там были в основном трехзвездочные. Я сильно устал, потому сдался и остановился в шикарном отеле за двести злотых. На ужине я решил сэкономить, потому в номере зажег свою конфорку и сварил себе макарон с тушенкой. Утром я приготовил себе мюсли на конфорке в номере. Когда я отдавал ключи и забирал велосипед из гаража, молодая девица спросила меня, почему я утром не спустился и не съел свой завтрак, который входил в стоимость номера. Но переживал по этому поводу я не очень долго. Новые впечатления в дороге быстро вытесняют из головы старые расстройства.

Гдыня город новый, и я там не нашел ничего на чем можно было бы остановить свой взгляд, Сопот – едва ли не главный польский курорт был под завязку набит отдыхающими. На пляже яблоку негде было упасть, и я к воде не пошел. А вот по Гданьску я ездил достаточно долго, любуясь немецкой архитектурой, которая была разрушена во время войны, но потом бережно восстановлена поляками. Было трудно поверить в то, что это реконструкция, а не оригинал. И там мне тоже хотелось остаться и пожить хотя бы недельку, но я не позволил себе остаться там и на день, надо было быстрее ехать дальше, в Мазурию, где было много лесов и не было надобности ночевать в гостиницах и тратить на это много денег.

Из Гданьска я поехал в Элблонг, потом в Ольштын оттуда в Елк снова проехал через Аугустов и оттуда уже на литовский Алитус. Недалеко от Ольштына в маленькой деревушке я разговорился с двумя польскими мужиками на английском о велосипедах, своем путешествии, жизни в Латвии. Неожиданно они довольно строго спросили меня, почему в Латвии не хотят говорить на русском и рассказали мне о том, как они путешествовали по реке Гауе на байдарках в восьмидесятых годах, обратились к женщине на русском, и она отказалась с ними говорить. Тут я перешел на русский и сказал им, что это мой родной язык. Они еще долго говорили со мной уже на русском, поглядывая на меня с подозрением. Я, конечно, объяснил им откуда у многих латышей взялась неприязнь к русским, что это очень давняя история. Мне впервые в жизни почему-то захотелось защищать латышей, а не себе подобных русскоязычных.

Много еще кого я встретил на пути до Алитуса – столицы Джукии, одной из частей Литвы. Старых зданий в том городе я не нашел, а новые были какими-то неряшливыми бетонными коробками. Я тогда изрядно промок под дождем, и захотел помыться. Дешевая гостиница быстро нашлась, было такое ощущение, что это какой-то музей советской эпохи. Когда я залез в ванну, там даже ненадолго пропала горячая вода. Я включил телевизор и там шел российский сериал про хороших бандитов и отважных милиционеров. Стены были тонкими и мне было прекрасно слышно, как в соседних номерах веселятся люди. Поужинал я в приличной забегаловке, а после ужина, когда возвращался в гостиницу, смотрел на прояснившееся после дождя небо, на заходящее солнце, и думал о том, что лучше бы я сэкономил деньги и помылся где-нибудь в речке.

На следующий день я с попутным ветром быстро помчался в Каунас, потом по дороге виа-Балтика на Паневежис, и оттуда на Биржай – городок достаточно заброшенный, в котором из достопримечательностей был только старинный дом польского магната в не самом лучшем состоянии. В Латвию я въехал по мало используемой довольно разбитой дороге, по которой доехал почти до самой Риги. Странное было чувство, когда я после того, как проехал три тысячи километров за двадцать дней въехал в родной город. Рука тянулась сделать фотографии, хотя карта памяти телефона была переполнена. В предпоследний день своего путешествия я все-таки проехал двести десять километров. Мне это все-таки удалось!

После путешествия я сразу побежал в книжный магазин, чтобы купить книгу об истории Польши, написанную польскими историками. Я просто влюбился в эту страну, а то, что про неё писали советские историки мне показалось возмутительным. И мне повезло, в самом большом книжном магазине Латвии эта книга таки нашлась. Написана она была не лучшим образом, но она мне позволила начать смотреть на историю с другой точки зрения. Моя бабушка наговорила мне про поляков очень много всяких гадких небылиц, но главным обвинением в их адрес было то, что они не любили её любимого Сталина и потом все никак не хотели идти вслед за старшими русскими братьями в светлое социалистическое будущее. Дед про поляков высказывался довольно сдержанно, а про богатого пана, который жил у них в деревне, который подарил его матери одно из своих строений, вообще говорил только хорошее. Мне захотелось посетить побольше европейских стран, чтобы избавиться от призрака той неприязни, которая мне досталась по наследству от бабушки и отца.