Увидеть Памир (и не умереть) - 2021. День 25. Человек-с-Равнины⁠⁠

Сияющие Катя и Петя.

Хлюп-хлоп… хлоп… хлоп-хлоп-хлоп… хлюп-хлоп.

Если вы не лежали несколько часов (растянувшихся на тысячелетия) под звуки развевающейся палатки, то вам не понять меня. За те долгие минуты я подбирал наиболее меткие выражения, которые могли охарактеризовать пытку наиболее точно.

Так вот, что-то лучше, чем «клеенозакаточная фабрика» в голову ничего не пришло.

Если бы у меня были наушники, то, вероятно, они бы спасли меня. Но как назло, они потерялись в самый неподходящий момент! Я перерыл весь свой спальник, посмотрел под соседскими, проверил «подушку»… Нигде!

Господи, этот ужасный звук!

Сон никак не шел. Зевал, глаза слезились, но мозг не желал никак уходить в царство Морфея. Что не так? Даже приятного спортивного волнения, как перед Эльбрусом, у меня не было. Хотя казалось, что здесь и восхождение серьезнее, и значимость взятой вершины больше, да и в целом – не каждый день штурмуешь семитысячник.

Поспать… ну хоть сколько-нибудь. Либо уже собираться и выходить на штурм. Сколько времени? 21:30? Еще четыре с половиной часа. Как дотянуть?

Чем дальше – тем больше возрастал дискомфорт. Вы когда-нибудь уставали лежать в попытках уснуть? Никакие кульбиты внутри спальника и подбор позы в условиях плотной «укладки» человеческих тел не помогали.

Так понимаю, что корреляция «качество сна/высота» была не случайной и переходила в разряд взаимосвязей. Чем выше мы лезли, тем хуже спалось, особенно при обновлении высотного опыта.

Ближе к полуночи я уже смирился. Мы бросили последний перевал ради вершины. Перед штурмом я не могу уснуть. Все это было год назад, и в итоге группа удачно взошла в полном составе. Что поделать, традиция!

Но в целом это был слабый позитивный драйвер. К моменту выхода из палатки я был достаточно измочален, но сонливость, которая меня сопровождала, была тут же срезана метелью.

Помните, как накануне я описывал сильный ветер? Так вот, это была разминка. Настоящее ветрило началось именно сейчас, ночью.

Дежурили Митя и Лиза. Руководитель нарядился во всю одежду, которую он демонстрировал за поход – две пуховки, мембрана, какие-то кофты и даже дождевик! Но думаю, что помимо 5 слоев одежды его хорошо грела локация, в которой он находился – в кухонных катакомбах. Ветер там был слабее на порядок.

Получив порцию чего-то теплого, но безвкусного, я быстро расправился с ранним завтраком. Физическое состояние было так себе. Прием пищи не придал сил, не разболтал сон, в общем, аккумуляции сил не произошло.

Пока ожидали чай, то отсиживались в палатке. Вот уж когда я не хотел бы дежурить, так это сегодня! Впрочем, времени даром не теряли – надевали кошки.

…В фильме «Ген высоты» Валдис Пельш с очень серьезным видом рассказывает про сложность облачения в снаряжение на большой высоте. Если дословно, то:

-На равнине я надеваю кошки за 10 минут. Здесь же, на высоте 6000 метров, на это уходит час.

Честно, не знаю, как можно так долго надевать кошки. На высоте 6050 у меня уходила пара-тройка минут на это. Видимо, известному телеведущему надо подтянуть этот навык…

На самом деле, про долгое надевание кошек я слышал и от разных персон, которые читали в лектории «Спорт-Марафона». Так что доля истины в словах Пельша присутствует.

Не знаю, что произошло, пока мы обувались в тамбуре палатки, но как только вылезли, то были огорошены! Митя отказался от восхождения, как я понял, ввиду паршивых погодных условий. Бразды руководства переходили к Лизе. Глафирий тоже оставался в лагере.

Это сильно деморализовало, по крайней мере, меня. Но сантименты быстро развеялись, ведь:

-Если Глафирий остается в лагере, попроси у него пуховку. Она явно лучше твоей.

Это было правдой. Моя пуховка не обеспечивала комфорта, скорее просто не давала моментально остынуть. Куртка Глафирия была гораздо основательней – и теплее, и больше по размеру, да еще и с капюшоном! Надо будет взять на карандаш.

Честно признаться, если бы не эта куртка, то мое восхождение закончилось бы неподалеку от лагеря. Вкупе с прекрасными варежками Кати, которые мне были выданы накануне, я был укомплектован под завязку. Ну или почти под завязку: штаны стали моим слабым звеном.

Свои перчатки я пустил на шумо- и теплозащиту от ветра. Под обхватывающую резинку горнолыжной маски приложил по рукавице к каждому уху. Накинув капюшон сверху получилось вполне сносно: голова не застынет, ветер уже не ревет, скорее противно пищит. Единственное, что беспокоило – кончик носа, который высовывался между маской горнолыжной и маской на рту. Впрочем, последняя быстро заледенела.

4:05 утра. Восхождение началось как-то… неожиданно! Мы просто встали в очередь из людей, которые шли по тропе, и начали передвигаться вместе со всеми. В некоторые моменты мне было страшно из-за ветра – пожалуй, впервые в жизни, я всерьез рассматривал вариант, что меня может снести порывами. К слову, седловина была не очень широкой, поэтому в случае особо сильного порыва лететь мне далеко и, к сожалению, вниз.

«Быстрее бы рассвет, лишь бы рассвет. Дотерпеть пару часов. Как же холодно, блин, как же холодно!»

Куртка Глафирия хоть и была панацеей, но ввиду большого размера под нее периодически задувало. Если идешь, медленно или быстро (какой маньяк тут идет быстро?!), то более-менее еще сносно, не стынешь. Но тактика Лизы была другой – идти плотной группой.

Счастливый Женя поднимается.

И это добивало меня с каждой остановкой. Мой темп сильно отличался от темпа последнего (обычно замыкала Катя), поэтому значительную часть подъема я прохлаждался. Не знаю, насколько сильно меня сточила конкретно холодовая усталость, а не гипоксия. Единственное, что я запомнил отчетливо: меня здорово колотило изнутри. Это был озноб, который периодически переходил в настоящий вибро-режим. Будто через тело пропускался слабый электрический ток, вызывающий легкие конвульсии.

…Спустя пару дней мы ужинали с Митей в гостевом доме в Оше, и он рассказывал про такой же «электрический» озноб при попытке уснуть на 6400 (они штурмовали пик Революции). Вполне вероятно, речь идет о схожей реакции организма на высоту – прим. Автора.

Мы вылезли со склона, который уходил в седловину. Где-то в этот момент начало подниматься солнце. Не будет преувеличением сказать, что это был один из самых красивых и драматичных рассветов в жизни.

Горнолыжная маска, которую мне одолжили, не сильно спасала от солнца (не хватало класса защиты от ультрафиолета). Понимая, на что иду, я старался не смотреть в сторону восхода, хотя периферийно солнце попадала в глаза. Когда показался диск, то белоснежный ландшафт покрылся какими-то зелеными и розовыми пятнами. Чего уж не хватало, так это словить «визуалов» на восхождении!

Единственная групповая фотография с восхождения в анфас.

Длинный переход без особого набора позволял оценить всю силу ветра. Поземка, словно бесконечный состав метро, уносила воздух с Центрального Памира в Алайскую долину. Пересматривая кадры сейчас, остается лишь восхититься красотой фотографии. В момент создания этого контента если и восхищало, то другое. Мужество фотографов, которые в таких условиях готовы были вообще что-нибудь фотографировать.

Снежная позёмка.

Под конец пологого участка (примерно на 6600) Катя и Петя отсекаются. Как я понял, Катя застыла, а Петя вызвался провожать ее до лагеря. Перед этим Лиза пыталась безуспешно связаться с лагерем по рации, чтобы запросить у Мити «соломонова решения» данного вопроса. Уже позднее, при обсуждении, руковод сказал, что он бы посоветовал тоже самое: по одному не ходить. Мне передали рюкзак с провиантом и медикаментами, который нес Петя.

Нас оставалось четыре. Лиза больше не старалась удержать всех вместе, каждый шел в своем темпе. Я рванул вперед, стараясь согреться (если я не пишу, о том, что «вибрирую», это не значит, что это закончилось), чуть поодаль догонял Женя, а девчонки двигались вместе, но медленнее.

Висят веревки, значит добрались до «ножа». Получается, что высота 6700 (альтиметра у меня нет, и это тоже сыграло свою роль). Жду, пока парочка восходителей окончательно свалит с веревок вверх, но ребята что-то буксовали. Пригляделся: да они вообще веревками не пользовались! Два мужика пытались преодолеть последние метры, активно орудуя трекинговыми палками, но выходило у них плохо.

«Господи, блин, возьмитесь за веревки, да залезьте уже!»

Обхватываю веревку одной рукой, сжимаю ледоруб в другой. Идем.

С одной стороны, согрелся я быстро. С другой – чувствуется явный недостаток кислорода. Стараюсь не гнать.

Противный писк в ушах (не забываем, ветер не унимался ни на мгновение) сменился… звуками радио. Такое ощущение, будто эти два коммерса впереди меня тащили колонку с собой на восхождение! Вероятность этого была настолько мала, что я сразу отбросил попытки отыскать рациональное зерно в этих ощущениях.

Я четко понял: меня начало хорошо горнить.

Практически синхронно вылезаем вместе с этими двумя «радиолюбителями». Понимаю, что никакого радио нет и в помине. Становится тревожно.

Снова относительно пологий участок. Начинается какая-то морена золотисто-коричневого цвета, которая возвышается отдельными глыбами над снежными просторами. Мне эти камни напоминают развалины какой-то древней восточной крепости, типа Худжанда или Самарканда. Единственное, что отличало – поземка была не песчаного, а белоснежного цвета.

По-моему, по таким ровным полкам перемещаться было тяжелее, чем по крутому склону. Нечто подобное я испытывал почти на самой вершине Эльбруса, где влез бы целый хоккейный стадион на высоте 5600+. Осложнялось все это петляющей тропой, словно кто-то пытался устроить экскурсию по этим «развалинам»!

Маска на подбородке обледенела, дышать было почти невозможно. В ушах стоял противный вой ветра, но снимать перчатки с ушей я даже не помышлял – голова остыла бы вмиг. Постоянно пробивал озноб, все, что между пуховкой и бахилами, видимо, было выморожено. Шаг, шаг, шаг – и переходишь на собачье дыхание, ибо обычное уже не поставляло нужное количество кислорода.

«Где же вершина? Как долго придется еще идти?»

Альтиметра не было, а то от своих ребят я оторвался. Возможно, если бы четко понимал, в какой момент на какой высоте нахожусь, то было несколько проще психологически. Завершив «экскурсию по развалинам», выхожу на огромное снежное плато. На сайте Central Asia Travel оно называется «Плато Парашютистов», но даже по подобному гугл-запросу можно сделать вывод, что название не общепринятое (т.е. спорная топонимика). Называют так в честь десанта парашютистов, которые здесь выбросились в далеком 1967 году.

Плато Парашютистов.

Смотрю на юг… и мир будто остановился.

Все, что я напишу сейчас – это пыль по сравнению с эмоциями, пережитыми в реальности. Если бы мне сказали, что придется страдать только ради того, чтобы увидеть подобное, то я бы согласился повторить. Да, вновь показывали Центральный Памир. Но уже было видно высшие точки массива: пики Коммунизма и Корженевской, множество остальных примечательных вершин. Сколько хватало взгляда, до самого горизонта – все было усеяно снежными вершинами одной из самых монументальных горных систем планеты. Увиденного не забыть.

Мне кажется, природных красот я повидал немало в своей жизни. Но с подобным столкнулся впервые. Если в эстетике и есть Абсолют, то его кулак хорошо мне приложил, впечатав в сознание этот непередаваемой силы кадр.

Набор высоты стал совсем медленным. Силы таяли, а я тратил их на преодоление по горизонтали. Несмотря на то, что стало гораздо теплее, чем было на старте, ветер не оставлял шансов даже на расстегивание куртки. И очень некстати начало клонить в сон. Вот бы отмотать время часов на 12 назад!

Изредка поворачиваю голову назад: может, кто из наших догоняет? Когда я закончил пересекать плато, то показался Женя. Но в целом определять было сложно: расцветки почти у всех совпадали – либо рыжее, либо черное, либо красное одеяния.

Сил почти не оставалось. Я выкарабкался на какую-то первую площадку, усеянную россыпью небольших камней. Судя по фотографиям, примерно в таком же «стоунхендже» и стоял бюст Ленина. Но я понимал, что пока есть флажки и ты не видишь панораму на 360 градусов вокруг себя, то это не вершина.

Запрокидываю отяжелевшую голову в поисках следующего флажка. Куда идет тропа? Как долго идти? Святой Хендрикс, что же так тяжело…

Добираюсь до следующего флажка. Это еще не вершина. Заприметил каких-то людей вдалеке. Блин, сколько же еще набирать? Какая высота? Где все мои ребята?

Точно помню, что в тот момент не хотелось останавливаться. Даже не чувствовалось усталости, ведь когда устаешь, то единственного, чего хочется – отдохнуть. Здесь не хотелось вообще ничего, даже не хотелось хотеть. Это было нечто глубже, чем просто физическая измотанность.

Когда нужно восстановить силы на маршруте, то рецепт достаточно прост: присаживайся, передохни, что-нибудь покушай. Выровняй дыхание, пополни энергетические депо, успокой нервы. Решил поступить точно также.

Худенький штурмовой рюкзак плюхнулся на морену. Я рухнул сверху, и только потом с ужасом подумал, что если там ехали в аптечке ампулы с дексиметазоном, то они могли бы запросто разбиться. Но сил проверять не было. Сил даже жалеть об этом уже не оставалось.

Стягиваю ледяную маску с лица. Большие надежды на то, что шоколадный батончик немного приведет меня в чувство. Похолодевшими руками выуживаю перекус и срываю желтую обертку. Шоколад такой же ледяной, как и все окружающее меня сейчас.

Как дурак, пытаюсь отдышаться и смотрю на шоколад. Откусываю, снова дышу, переворачивая во рту пищу. Начинаю жевать. Снова передышка. Сглатываю. Передышка. Повторить 2-3 раза.

Лучше не стало ни на йоту. Я потерял из виду всех своих ребят, сил идти дальше не было. Желания вообще что-либо делать не было. Внутри нарастала паника, которая не переходила в атаку, но четко о себе заявляла: найдутся ли силы вернуться? Трупов по дороге не видел, но было бы слишком наивно полагать, что их здесь нет. Рядом со мной не было никого из группашей, к кому можно было бы обратиться с самой неприятной просьбой:

-В случае чего, спустишь меня (что будет спускаемо)?

Я остался один даже не сколько в географическом, сколько в онтологическом смысле. В один момент почувствовал себя героем экзистенциальных произведений Сартра или Камю, «человек-заброшенный-в-бытие». Можно ли сказать, что когда горнит, то пробивает на философию?

Мою одиночную экзистенцию прервал какой-то восходитель, который шел сверху.

-Сколько до вершины? Вы ведь с вершины?
-Да. Пару часов по тропе.
-А альтиметра у вас нет?

Мой собеседник помотал головой.

Пау! Пау! Подобно выстрелам из двустволки были добиты все теплящиеся остатки на благополучное восхождение. Все бравады в духе «какой подарок можно сделать маме на юбилей» или «хочу оставить свою черную рубашку на вершине» вылетели из головы, не оставляя следов на снегу.

Взглянул на часы. 10:20. Более шести часов на маршруте, я даже не понимаю, как далеко мне идти. Возможно, этот мужик перегнул, и я бы смог достичь вершины гораздо раньше.

А вы заметили, как часто частица «бы» употребляется при описании сегодняшнего дня?

Один из краеугольных камней альпинизма: когда стоит развернуться? И единого рецепта не существует, надо рассматривать каждый случай в отдельности. Взвешивая предательство собственных амбиций и здравый смысл, опытные высотники дают рекомендацию: «Спускайтесь. Гора еще простоит и переживет каждого из нас. Будет запал – вернетесь».

Вот только никто из них не говорил, каково будет жить в тот период, пока амбиции остались неудовлетворенными. Но на тот момент это было абсолютно неважно. Я бросил последний взгляд на очередную полку с мореной, на развевающиеся маленькие флажки вдалеке.

И пошел вниз.

Все было не так как на Эльбрусе. Там на спуске, будто сразу включили кислород, и ту высоту, которую набирал свыше 5 часов, я скинул за полтора. Здесь чуда не происходило – передвигаться было тяжело вне зависимости от вектора.

Был бы альтиметр. Может, все не так плохо. Мог же мой собеседник ошибиться?

Примерно в 10:30 встречаю Женю. Он тоже весь измочаленный. Между нами происходит короткий диалог, суть которого заключается в следующем: Женя попытается продолжить восхождение, если за час (+-) ничего не достигнет, то тоже развернется и пойдет обратно. Стоит отдать должное: он пытался меня отговорить спускаться, предлагал завершить восхождение.

Я сбрасываю со всех моренных россыпей и при переходе на Плато Парашютистов, встречаю Лизу с Наташей (их пуховки выделяются – они синего цвета).

-Я вниз иду. Чего-то у меня совсем уже сил нет. Сказали, что набирать еще пару часов надо.
-Ты уверен? Мы, честно говоря, тоже уже удолбались. Но попробуем еще забраться.
-У вас альтиметр есть?
Лиза достала навигатор и сняла высоту:
-Показывает 6936 метров. А ты давно спускаешься?
-Минут 10, наверное…

На том и расстались.

…Я передвигался словно в каком-то сне. Ветер, казалось, немного ослабел, но для моих бедер это было почти неощутимо. Сдвинул маску с органов дыхания на подбородок – вроде как штиль, можно и попытать счастья. Щетина быстро покрылась льдом. Не судьба.

Клевал носом и медленно брел вниз. На встречу почти никто не попадался, что неудивительно, учитывая который час. Но и вниз никого не было заметно.

Подхожу к ножу, смотрю на веревки. Полная апатия. Ноги заплетаются. Эйфории никакой нет. Хочется только одного: упасть и не вставать.

Прихожу к очень оригинальному и не самому безопасному решению – идти рядом с веревками, а не спускаться спортивным способом. Почему именно так? Не спрашивайте у человека, ему маловато кислорода, чтобы объяснять свои действия.

Крутизна там не очень большая, но все равно, веревки висят не просто так. Я сделал шаг на склон, потом еще, потом понимаю, что провалился глубоко ногой в снег… Вырываюсь из снежного плена и начинаю катиться вниз, параллельно веревкам!

Впервые в жизни по-настоящему зарубался! Вот уж не подумал, что это будет на таком простом участке.

А самое забавное: через несколько метров история повторяется. Делаю шаг, еще шаг, снова провал, снова выбираюсь и начинаю скатываться…

Дальше – все как в тумане. Я иду, иду очень медленно. Вокруг ни души.

Наш маленький лагерь - ниже. Л3 сверху.

Пересекаю пологий участок, выхожу на крутой спуск на седловину (где-то в районе 6400). Вон там вдалеке: маленький лагерь наш, а чуть выше, на Раздельной – Л3. Людей на тропе – раз-два и обчелся.

Лишь бы дойти обратно.

Траверсирую моренный участок седловины. Все остатки энергии идут на запитывание вестибулярного аппарата и конечностей. Пару раз это не спасает – падаю.

Спустя несколько тысячелетий я достигаю низшей точки седловины. И (я знал, знал!) начинаю медленно подниматься вверх, к нашему лагерю. Отмеряю себе планку в 30 шагов. Сделал 30 – постояли, подышали. Еще 30 – и подышали.

Рядом с палатками стоял Митя и смотрел в мою сторону. Я, выуживая какие-то резервы, наконец, вернулся.

-Держи теплый чаек. Надо восстанавливаться. Там Глафирий что-то сготовил.

Теплый чай был мерзким, но я пил, ибо за такое количество времени легко было схватить обезвоживание. Прокачивая иссушенный воздух, и ни разу не приложившись к бутылке за все восхождение, мое тело как-то благосклонно ответило.

А вот от потенциальной возможности поесть меня чуть не вывернуло наружу. Шоколад и так встал комом где-то в желудке, и ни о какой еде речи не могло идти. По крайней мере, сейчас.

Рефлекторно смотрю на часы (ага, четыре похода в качестве хронометриста сказываются). 12:43. Спуск занял больше двух часов. Субъективно это казалось дольше и тяжелее.

-Я не взошел, Мить.

Руководитель ответил что-то в духе «Ну бывает, погода не самая лучшая». Примерно в это же время девчонки сообщили, что они на вершине.

Наташа и Лиза скремнились и дошли!

Позавидовать? Сил хватило, чтобы расстегнуть молнию и отодвинуть ненавистную стенку тамбура палатки. Сдираю кошки, бахилы, ботинки, погружаю тело в палатку. Сдвигаю два капюшона, снимаю маску и перчатки с ушей, шапку. Теперь можно и передохнуть.

Первая ассоциация – будто выжил в бою. Так глупо сравнивать горы и войну, но в голове не находилось более метких сравнений.

Несколько минут просто сидел, восстанавливая дыхание. Сонливость нарастала, поэтому сделал самое логичное, что можно было в этой ситуации – залез в спальник, в надежде уснуть.

Если вы думаете, что мне это удалось, то ошибаетесь. Я пролежал часа полтора, но сна не было. Организм провозился на такой высоте свыше 30 часов без сна, но когда сон стал возможен, он просто отказался от него!

Кажется, я окончательно перестал понимать, что происходит с телом.

…Женя вернулся где-то в районе 14-15 часов, взяв вершину.

-Ну, ты почти дошел, там может метров 100 или 150 оставалось. Не знаю, с твоим ходом не 2 часа, а минут 30-40…

В общем, как только организм немножко оклемался после всего произошедшего, то появились новые развлечения: обсасывать гештальт от не взятой вершины и попытаться прикинуть, до какой высоты в итоге поднялся?

И если с первым ничего было не поделать, по крайней мере, до следующего лета, то над второй задачкой я основательно заморачивался.

Девчонки вернулись ближе к 16 часам, сильно уставшие. Если у нас и был план спуститься куда-то пониже сегодня, то он провалился. И если в том году после Эльбруса я активно агитировал сбрасывать, то сейчас сам был не в состоянии куда-то уходить вниз.

Пока часть группы еще возвращалась с восхождения, а остальные сидели по палаткам, отправился в туалет. Ждал неприятнейший сюрприз: переохлаждение всего от пояса до колена отозвалось болью в причинных местах. Подобные пертурбации не на шутку испугали! Кате, конечно, доверяю, но не рассчитываю на серьезную урологическую помощь в сложившейся ситуации. Взял на заметку: справлять нужду только в безветренных местах, авось пройдет.

Самое интересное, что в тот день не было никаких реваншистских настроений. После всех моих проигрышей на спортивных соревнованиях (не важно, что это было – футбол, баскетбол, шахматы или настольный теннис) я входил в азарт и пытался переломить ход игры. Но альпинизм в прямом смысле остудил во мне подобный пыл: из 5 стадий кризиса он выморозил первые три, оставив депрессию и принятие.

По итогу: Вместо бушующей бури на душе было безмятежное спокойствие.

Все закончилось. Завтра вниз. Послезавтра – в Ош, а затем домой.

А пик Ленина еще останется. Да, Человек-с-равнины проиграл сегодня Горе, получив в награду не новую аватарку в соцсетях, а полнейшую идиосинкразию.

И если он заработал себе гештальт, то чтобы его закрыть, всегда есть два пути. И что-то подсказывает, что повторная попытка восхождения ему ближе по духу, чем посещение психотерапевта.

Предыдущий день 24.