Укрощение бессмертного (09)⁠⁠

– Ну тебя, Ваня, к лешему с такими шуточками! – пробормотал Серый Волк внезапно выскочившему из темного коридора Ивану.

– Я ж не со злым умыслом, Серый.

– Угу. Не со злым. Но и без доброго. Ты хоть на секунду серьезно задумывался, зачем мы тут? – начал отчитывать напарника Серый Волк.

– Ясен пень, не на экскурсии, – уверенный в понимании ситуации сказал Ваня. – На вурдалака охотимся.

– Это, Ваня, у нас вурдалаки. А тут, можно сказать, Вурдалачий папа! Упырь всех упырей, я б даже сказал!

– Да хоть вурдалачья мама! – самоуверенно ответил Ваня. – Чеснока боится, от осины дохнет, на солнышко выходить не может. Ничем от наших не отличается.

– Да вот и нет, Ваня. Этот, как ты его назвал, вурдалак, силен и хитер. Сильнее, чем десяток ярмарочных силачей и хитрее Гришки, которому ты, дурья твоя башка, чуть кольцо свое обручальное в шахматы не проиграл…

– Так я б и не проиграл, – возмутился Ванька, – он у меня обоих коней с доски увел. Да и по лицу видать, что цыгане в роду были.

– …может управлять стихией, насылая туман или даже бурю, – продолжал рассказывать Волк, не обращая внимания на Ванькин комментарий, – и управлять животными и гадами пресмыкающимися. Так что, ты б тут не хорохорился, Вань, а? Опасная, между прочим тварь!

– Я и не хорохорюсь. Это ты паникуешь зря. Чеснока я наелся? – Иван дыхнул в сторону Волка.

– Наелся, – поморщившись, согласился Серый.

– Осиновый колышек не забыл?

– Не забыл, – бросив хмурый взгляд на метровое бревно с человеческую ногу в обхвате, грубо отесанное с одной стороны, вновь согласился Волк. – Только, сдается мне, Ваня, ты его в упыря-то не воткнешь, по причине неудобности.

– И не собирался, Серый. Я его так просто бить буду.

– Ну, в данном случае можешь и со всей своей дури, – одобрил Волк. – Это ж не переводчик трансильванский…

* * *

– Сдаётся мне, я сейчас кому-то вдарю, – пробурчал Ваня себе под нос, разглядывая собственный не малых размеров кулак.

– Кого из двоих, Ваня? – с ехидцей прошептал сквозь зубы сидящий рядом Волк.

– Толмача, – всё так же хмуро проговорил Иван.

– А посла ж почему нет?

– Посол старенький и рассказывает то, что ему по должности положено рассказывать. А этот, сука, когда переводит, на мою жену пялится.

– Взглядом, Ваня, синяков не наставишь.

– Ну да. Взглядом не наставишь, – задумчиво разглядывая свой кулак, согласился Ваня.

Встав со своего стула, стоящего по левую от Царя руку, Иван Дурак уверенно шагнул к толмачу и ударил.

– Хук, – констатировал Серый Волк, почесывая лапой за ухом. И добавил: – Нокаут.

* * *

– Ну и неча было на Василису зенки свои таращить, – возмутился Иван, вспоминая масляный взгляд толмача, скользивший по Василисе. – Повторись такое, я б его всё равно ударил, даже если б знал, что нас сюда на Дракулу этого охотиться отправят.

– Я понял, Ваня. Ты – прямой человек, а не дурак. Что, впрочем, очень часто и делает тебя дураком.

– Тихо! – Иван насторожился. – Слышал?

Где-то в глубине темных коридоров раздался детский плач, пронесся эхом мимо Ваньки с Волком, постепенно удаляясь, становясь тише, пока не сошел на нет.

– Не иначе этот вурдалачий папа себе на ужин дитятю безвинного приволок. Да и оставил тут до вечера, – поделился своими измышлениями Иван. – Спасать надо ребенка-то.

И перехватив поудобнее обтесанное с одной стороны бревно, Ванька уверенно зашагал по мрачному сырому коридору.

– А если это не ребенок? – семеня за ним, предположил Серый Волк.

– А кто ж по-твоему?

– Да кто угодно. Я ж тебе, Ваня, говорю: Дракула – отец лжи и хитрости. И может на любые ухищрения пойти, чтобы себя от тебя, дурака, обезопасить.

– Боится, значит, – констатировал Ванька и расплылся в довольной улыбке.

Коридоры, причудливо переплетаясь и играя эхом детского плача, вывели Ивана с Волком к лестнице, крутой спиралью уходящей в подвал.

– Темень жуткая, – пробормотал Иван и шагнул вперёд, доставая из-за пазухи перо жар-птицы из Кащеева сада. Свет от пера унылыми бликами отражался от заплесневелых стен.

– А паутины-то, паутины. Он, видать, от грязищи-то и одичал, да на людей бросаться начал. А убирался бы по субботам, так глядишь, и характер бы в чистоте у него получше стал.

Серый Волк слушал Ваню, скорчив гримасу, аналогом которой на человеческом лице могло быть как паническое изумление, так и восхищение чем-то диковинным, доселе невиданным. А Иван тем временем продолжал разглагольствовать.

– Вот я, к примеру, как грязь во дворце вижу, так у меня настроение портится в труху. Ну в самом-то деле! Просыпаешься, и бардак вокруг тебя, паутина в лицо... Бр-р-р-р. Поневоле нервничать станешь. Я так думаю, ему наших сенных девок надо сюда.

– Угу, – хмуро согласился Волк, – он рад будет, девкам-то.

– Естественно! Они и порядок наведут, и белье этому дурню перестирают, и еды наготовят… да и просто поглазеть на них любо-дорого. Они ж у нас как одна, – Иван мечтательно закатил глаза, – кровь с молоком!

– Особенно кровь, – все так же хмуро заметил Серый.

– Ну, тут оно да, – согласился Иван. – Лучше б было, если б ведроидов собрать да настроить удалось. Однако, видишь, как оно обернулось-то всё…

* * *

После официального приема, как водится, был банкет. Престарелый посол мирно дремал в углу, невзирая на шум, который подняли дружинники, горланящие какую-то залихватскую песню. Переводчик от обилия яств и вин быстро сполз под стол, где, пустив слюну, и заснул в обнимку с любимым царёвым псом.

– Слушай, Серый, я основную мысль разговора уловил, что про ведроидов, а больше ничего не понял. Объясни, а? – хрустя солёным огурчиком, попросил Иван.

– Да чего там объяснять. Купить хотят ведроидов твоих.

– Так нету уже, – развел руками Ванька. – Они неуправляемые получились, ты сам видел…

Волоча по полу края мантии, к Ваньке подошел Царь.

– Ну что, Ваня, соберешь ведроидов-то с десяток?

– Так вы ж, царь-батюшка, сами велели чертежи сжечь, пепел съесть, а потом по ветру развеять!

– Велел, – согласился Царь. – Теперь вот, обратное велю. Соседям нашим трансильванским, ну очень уж надо. Они за решение своих проблем хорошо заплатить готовы. А я, как Царь, такой выгоды для казны упускать не имею права!

– Дык нету возможности! – развел руками Ванька. – Я ж пепел-то развеял, как было велено. Сразу как он из организма вышел.

Серый Волк брезгливо поморщился, вспоминая, как Ваня, неукоснительно исполняя требование царя, развеивал переваренный пепел.

– Это, Ваня, не моя забота. Не соберешь, так сам пойдешь с ихним Дуракулой разбираться. Благо, фамилии у вас схожие. Ты – Дурак, он Дуракуло. Глядишь, и договоритесь до консенсуса.

И лихо допив остатки вина, Царь зашагал обратно к столу.

Ваня вопросительно посмотрел на Серого Волка. Тот печально вздохнул и понятным Ваньке языком изложил суть проблемы:

– Есть в соседской Трансильвании нечисть навроде нашего Кащея. Только Кащею живая да мертвая вода жизнь продлевала, а этот, трансильванский, изловчился из крови нужные компоненты добывать и, чтоб жизнь вечную обрести, повадился людей губить без меры. Силы много, да и колдовством балуется. Военных людей сначала меж собой драться заставил, а после понадкусывал всех, да как котят раскидал. Вот и пришли трансильванцы за ведроидами в надежде, что железным он сделать ничего не сможет, и они его одолеют. А так как царь наш уже заявил, что для тебя это дело плевое, то тебе и отдуваться.

– И хотел же этого толмача сразу вдарить, – тяжело вздохнул Ванька, – пока он не объяснил, чего им надо. Теперь расхлебывай.

– Вань, ну что тебе, впервой, что ли?

Ваня встал и, дожевывая огурчик, согласился:

– Не впервой. А значит, пойду-ка я его еще разочек стукну, – и в ответ на вопросительный взгляд Серого пояснил, – один раз, два раза, три… все равно уже от командировки не отвертишься.

Вскоре из-под стола с визгом выскочил любимый царев пес. Следом за ним – с круглыми от ужаса глазами – трансильванский переводчик. Наконец, из-под стола вылез Ванька. Но гнаться за толмачом не стал. Просто крикнул вслед:

– Я тебя, сука, всю дорогу бить буду!

* * *

– Ты слышишь, Серый? Оттель плачь. Ей-богу, оттель! – Ванька кинулся к могильной плите, из-под которой доносились детские всхлипы. – Это ж каким извергом надо быть-то!

Ванька походил вокруг плиты, примеряясь как ее половчее свернуть с места. Однако плита была неподъемной, а ухватиться было не за что.

– Дайте мне точку опоры, и я переверну мир! – продекламировал Волк.

– Чего?

– Рычаг нужен, Ваня.

– Чего?

– Ломик какой-то, прут железный.

Рычагом, как Серый Волк и предполагал, послужило Ванино бревно, которое тот упорно называл колом. И когда плита сдвинулась со своего места, из недр могилы с противным писком вырвалась стая летучих мышей. Одна из них даже ухитрилась выхватить из Ваниной руки заветное светящееся перо и улететь с ним в серый мрак коридора.

Кроя в-бога-душу-креста-мать известного только своему воображению прародителя летучих мышей, Ваня комично отмахивался от них руками до тех пор, пока не упал, споткнувшись о собственное бревно.

– Браво!

Стоящий в дверях аристократического вида мужичок небрежно хлопал одной ладонью о другую.

– А ты что за хрен? – поинтересовался Иван.

– Я не хрен, как вы изволили выразиться.

Широкий воротник плаща, лежащий на плечах незнакомого мужика, у Вани ассоциировался только с оголенной крайней плотью.

– А похож, – протянул Иван, разглядывая фигуру в проеме двери.

– Я известен местным жителям как Влад Цепеш, граф Дракула, – представился аристократ. – Хотелось бы услышать ваше имя и причину визита.

– А, – произнес Ваня, осененный внезапной догадкой. – Так это я тебя ищу?

Настала очередь аристократа удивляться.

– Меня? Зачем?

– Хлебало набить, – с присущей ему простотой ответил Ваня.

Дракула мерзко захихикал.

– Чего, прошу прощения, набить?

– Переднюю часть головы, – пояснил молчавший до этого Серый Волк.

Дракула только сейчас заметил Серого Волка, едва различимого в подвальном полумраке.

– Ты?! – изумление Дракулы не могло быть поддельным. – Вернулся!?

– Угу, – довольно проурчал Волк. – Я ж говорил, что вернусь.

– Что, блин, постоянно происходит, Серый?! – возмутился Ванька. – Ты везде в чем-то участвовал, со всеми знаком, про всех всё знаешь.

– Я тебе позже всё расскажу.

– Опять позже? Ну почему нельзя рассказать сразу, перед тем как мы куда-то пойдем и перед тем, как события стремительно закручиваться начинают?..

Дверь захлопнулась без скрипа. И тьма стала непроницаемой. Дверные петли, несмотря на общую запущенность замка, были на удивление хорошо смазаны.

* * *

После нескольких попыток открыть дверь, недолгого выяснения отношений и взаимных обвинений, среди которых «черт четырехлапый» и «дебил с бревном» были самыми безобидными, Ваня в конце концов нащупал где-то в углу подвала огарок свечи и, подпалив фитиль, установил ее на ту самую могильную плиту. А спустя несколько минут, проведенных в тишине, Серый Волк заговорил.

– Я до сих пор не знаю, как так получилось и не нахожу объяснения тому, что произошло. Я тогда сказку читал сыну. Помню, всё восхищался, как в сказках всё просто и легко и как непросто в реальной жизни. И шальная такая мысль мелькнула, вот бы в сказку попасть! И знаешь, Ваня, не было ни яркого света, ни какой-то музыки трагической, из стены не выходил волшебник в островерхой шляпе и с посохом… Ничегошеньки такого. Я читал сыну сказку да, видать, уснул. А проснулся – здесь, в этом теле. Точнее, шкуре.

Ваня слушал, открыв рот.

– И сдается мне, Ваня, что до тех пор, пока я хотя бы мельком не приму участие во всех сюжетах, которые прочитал за свою жизнь, не видать мне дороги обратно.

– Фигасе, сюжеты, – задумчиво почесал макушку Ваня. – Это где ж такие сюжеты виданы, чтоб у людей кровь пили?

– И самое интересное, не один я такой, – продолжал Серый Волк, не обращая внимания на Ванькину реплику. – Помнишь, я тебе рассказывал, что Яга раньше Джульетой была? Ну, Юлькой по-нашему.

– Ага.

– Так вот, до того, как она с катушек слетела и на цепь меня посадила, она рассказывала, что с ней аналогичное чудо приключилось. Читала книгу одного известного автора из нашего мира. Шекспиром его зовут. И очень-очень хотелось ей такой же любви. Как в той книге. Так же уснула… а проснулась урожденной Капулетти... Книга-то, она не очень хорошо кончилась. Там влюбленные погибли. Кто яду выпил, кто сам себя заколол…

– Заколоть себя по любви? Фигасе сюжеты! – вновь подал голос Ваня.

– Так вот, не захотела она помирать, памятуя о том, чем та книга кончалась, и сбежала, не дождавшись развития событий. А потом уже ее по сказкам понесло, закрутило. И, в конце концов, на роли Бабы Яги и остановило.

– Так, а Дракула этот, его ты откуда знаешь?

– А был я тут уже. С доктором. Ван Хельсинг его звали. Ох, и знатно ж мы тогда покуражились, – Волк задорно встряхнулся. – Все гнездо их вурдалачье в пух и прах разнесли. Одних только девиц половозрелых, в упыриц обращенных, двенадцать штук упокоили. А этот, зараза, не то спрятался, не то сбежал…

За дверью послышался женский смех. Милый, завораживающий. Такой смех, услышав который, хотелось слышать его еще раз. И еще. И еще. Этот смех очаровывал, звал за собой. В этом смехе были смешаны страсть и невинность, откровенность и стеснение, огонь похоти и бурный водопад желания.

– Чего вы там ржете? – прокричав в сторону двери, поинтересовался Ваня. – Заняться нечем? Порядок наведите лучше! А то бардак развели! Ходить по замку противно!

Смех за дверью обиженно стих.

* * *

Они сидели ровно столько, сколько нужно было свече, чтобы догореть. В тот момент, когда свечной огарок затрепетал, отдавая последние искорки света, дверь распахнулась. В дверях стоял Дракула.

– Стемнело, – сообщил он.

– Так ты ждал, пока солнышко сядет, – проговорил Волк. Шерсть на его загривке встала дыбом, а верхняя губа подрагивала, обнажая клыки. – Чтоб без вариантов. Чтобы в силу войти.

– Ну, конечно! – согласился Дракула. – Я уже не тот наивный вампирчик, которого вы с Хельсингом по замку гоняли. Я уж лучше наверняка.

– Серого в обиду не дам! – подал голос Ваня.

– А ты бы, добрый молодец, шел, пока цел. Я к тебе зла не питаю. Ты мне плохого ничего не сделал. А этот вот, – Дракула кивнул в сторону Волка, – всех невест моих извел. Ни одной не оставил. А у меня, между прочим, среди них четыре любимых было.

– Я… – замялся Ваня, – ну как-то да. Действительно, по глупости своей сюда попал. – Повернулся к Серому и виноватым голосом продолжил: – прости, Волчара. Я пожить еще хочу.

– Вот это правильно, – подбодрил Дракула. – Иди, Ваня, на все четыре стороны. К чему тебе чужие разборки?

– Да ну ни к чему, – все так же понуро согласился Ваня, взваливая свой кол-дубину на плечо и направляясь к выходу. Оглянулся в дверях: – Не серчай, Серый. Я молодой еще, рано мне помирать. А тебе всё равно всех сказок не пройти, – и вышел в дверь.

– Ну, что, Серый, перевернешься или в волчьем обличье биться будешь? – прошипел Дракула.

– В человечьем! – послышалось из-за спины, и удар осиновой дубины припечатал худосочного аристократа к стене, так что каменная крошка посыпалась в разные стороны.

В отсветах факела, висящего в коридоре, было видно, как Ванин кол-дубина описывает одну широкую дугу за другой, превращая противника в кожаный мешок, полный переломанных костей и отбитых внутренностей. Волк даже не пытался вмешаться.

– Не хватит вам ума и знаний меня убить, – хрипел перекрученный, словно тряпичная кукла, вампир. – Я восстановлюсь, как бы вы меня не изувечили. Я бессмертный, Ваня! Бессмертный! И я обязательно отомщу!

– Ух. Я аж взопрел, – сообщил Иван, вытирая пот со лба.

– А я восстановлюсь! Стану каким был! И не поленюсь – вернусь за вами, – продолжал хохотать Дракула.

– Слышь, Серый, а колышек-то на него не действует! – уведомил Ваня, в очередной раз опуская бревно на многострадальный череп вампира. – Может, это не осина вовсе?

– Может, и не осина, – согласился Серый Волк. – Я в деревьях плохо разбираюсь.

– И чего ж делать-то, Серый?

– Ну, если нельзя уничтожить, нужно обезвредить, – предположил Серый Волк. – Засунем его в могилу эту, запечатаем. Как с Кащеем было. Я молитвы почитаю специальные.

Дракула скрипуче, насколько позволяла раздробленная челюсть, захихикал из глубины могилы.

– Это сказка, Серый! Тут нет религии! А, значит, и молитвы твои не подействуют!

– Хм… Молитвы, может и не подействуют, – произнес Ваня. – Есть одна идейка, Серый. Погуляй маленько, а? Ну, пока я его обезврежу.

* * *

– Ты, уж, Ваня, не серчай, но я в другую сторону. Я с тобой и так задержался больше положенного. А с пророчеством от Мефистофеля, делать что-то нужно.

– И куда?

– Даже не догадываюсь, в какой из сказок разум отражается в глупости и что значит, видеть самого себя с собой. А уж как по обе стороны зеркала оказаться, совершенно не представляю... Поброжу по сюжетам, глядишь, на подсказку натолкнусь...

Откуда-то из замка донесся протяжный, леденящий душу вой. Но солировала в этом вое нотка тоски, плавно перетекающая в безысходную обреченность.

– Точно со мной не пойдешь? – спросил Ванька.

– Точно, – подтвердил Серый.

– Ну, что ж... – Иван замялся, подбирая слова, да так и не подобрал.

Лишь взъерошил шерсть на лобастой волчьей голове, развернулся, закинул осиновое бревно на плечо и зашагал прочь.

– И все ж таки, Ваня, ты чего ему сделал-то? Чего он так убивается?

И будто вторя вопросу Серого Волка, в замке вновь раздался истеричный вой.

Ванька остановился. Обернулся. Запустил руку за пазуху, достал тряпичный свёрток, вернулся к Серому Волку.

– Говорю ж, обезвредил, – Иван положил осиновое бревно наземь и, отворачивая край тряпицы, протянул свёрток Серому Волку.

В тряпице, перепачканные подсохшей кровью, лежали клыки графа Дракулы.

Волк ухмыльнулся почти по-человечьи. И пробормотал:

– Зря ведь дураком зовут.

– Чего? – недослышал Ваня.

– Не забудь, говорю, на обратном пути в деревню зайти и толмача стукнуть еще разок.

– Не забуду, – осклабился Иван Дурак. И, спрятав тряпицу с вампирскими клыками за пазуху, взвалил бревно на плечо. – Дай, Волк, на счастье лапу мне!

Пожав протянутую Серым Волком мохнатую лапу, Иван развернулся и пошел в сторону деревни. А Серый, отряхнувшись всем телом, как это умеют делать только волки, юркнул в лес.

Оглянуться не решился ни один, ни второй.

© VampiRUS
Иллюстрация - @Definbaher