Ругенбрамс⁠⁠

Вы когда-нибудь слышали о городе Ругенбрамс?

Официально такого места не существует. Но стоит вбить его название в навигатор, и вы найдёте дорогу. Правда, двигатель вашего автомобиля заглохнет, как только вы увидите в тумане огни города. С этого момента ваша прежняя жизнь останется позади.

Первая глава здесь: Глашатай

Вторая глава здесь: Болтун

Третья глава здесь: Румия

Четвёртая глава здесь: Хелле

Пятая глава здесь: Уважаемый Герман Штраус

Шестая глава здесь: Вести Ругенбрамса

Седьмая глава здесь: Странные похороны

Восьмая глава здесь: Стук в дверь

Девятая глава здесь: Реальный мир

Десятая глава здесь: Житель Ругенбрамса

Одиннадцатая глава здесь: Большая рыба

Двенадцатая глава здесь: Разговор

Тринадцатая глава здесь: День перед выборами

Четырнадцатая глава здесь: Ответы

Пятнадцатая глава здесь: Побег из Ругенбрамса

Глава 16. На дне колодца

Я висел в тёмной пустоте, которая постепенно наполнялась светом. Сначала свет лишь переливался, вспыхивая смутными силуэтами, но вскоре образы стали приобретать отчётливость и ясность.

Вокруг меня выросла лаборатория. За несколько секунд, словно из темноты, возникли глянцевые стены, металлические столы и шкафы, уставленные приборами. Резким белым светом загорелись лампы на потолке. Одна за другой вспыхнули и начали тревожно мигать светодиоды на десятках разных аппаратов, от громоздких панелей с кнопками и экранами до странных приборов, собранных будто из старых радиодеталей. Я не знал, для чего они нужны, но их ритмичные вспышки и негромкое потрескивание навеяли тревожное предчувствие.

В центре этого безупречно стерильного мира словно из ниоткуда появился человек в белоснежном халате. Он стоял ко мне спиной, и я не мог разглядеть, чем он занят, но в его движениях ощущались сосредоточенность и усталость. Локти энергично работали, а его голова опускалась всё ниже.

Он обернулся, и по седым вискам, глубоким морщинам и поразительному сходству с Андреасом я решил, что передо мной, вероятно, его отец. Когда первое удивление прошло, я смог разглядеть то, над чем он работал. На столе лежало небольшое устройство, которое своей сферической формой и короткими, изогнутыми «рогами», торчащими в разные стороны, отдалённо напоминало подводную мину. Его поверхность переливалась голубоватым сиянием, словно оно состояло из сгустков света и энергии.

Вдруг я почувствовал под ногами твёрдую поверхность. Несколько секунд я стоял в нерешительности, привыкая к ощущению устойчивости, а затем сделал несколько шагов вперёд.

Андреас, кажется, меня вовсе не замечал. Он был полностью поглощён своим занятием, и я вдруг поймал себя на настойчивом желании проверить, насколько реально всё происходящее вокруг.

Я нерешительно вытянул руку вперёд. Медленно подошёл ближе и, затаив дыхание, осторожно коснулся ладонью его плеча. К моему удивлению, пальцы ощутили плотность ткани, я отчётливо почувствовал его плечо, тёплое, живое. Внутри что-то ёкнуло: всё происходящее становилось всё более реальным. Я сжал плечо сильнее, а затем решительно толкнул вперёд.

Он дёрнулся, будто действительно почувствовал мой толчок, но даже не обернулся и продолжил работать. Вся эта сцена была настолько странной и нелогичной, что сбивала меня с толку даже сильнее, чем само падение в этот загадочный колодец.

— Что это такое, Олаф? — спросил я, чувствуя, как раздражение от этой бесконечной неопределённости нарастает с каждой минутой. — В чём смысл всего этого спектакля?

Олаф ухмыльнулся, я уловил это даже по его голосу, хотя самого собеседника не видел

— Это Андреас Шмитт, — неторопливо произнёс он, словно наслаждаясь каждым словом. — Да, сейчас он выглядит моложе, но это именно он. Перед тобой восстановленные образы прошлого. В этом конкретном образе Андреас изобретает бомбу, способную спутывать всё сущее.

Слова прозвучали уж слишком обыденно для такого абсурдного содержания. Мне опять показалось, что Олаф нарочно поддразнивает меня, словно проверяет, сколько я ещё смогу выдержать.

— Спутывать всё сущее? — я невольно усмехнулся и покачал головой. — Это как?

Он промолчал, возможно, решил, что отвечать не стоит, а может быть, просто счёл мой вопрос недостаточно умным или достойным внимания. Я почувствовал себя беспомощным и разозлился ещё больше.

В это время Андреас взял планшет, лежавший на столе. Его пальцы забегали по экрану, уверенно и быстро. Я смотрел, как на дисплее вспыхивают строки, странный, непонятный код. Внезапно сверху раздался металлический голос:

— До запуска бомбы осталось десять секунд.

Слова повисли в воздухе, и всё вокруг будто стало ещё тише. Начался отсчёт и мне вдруг стало неожиданно тяжело дышать. В груди сжалось так, будто воздух внезапно загустел. Из глубин памяти всплыла сцена из детства. Похожий безразличный голос, только в этот раз в операционной. Тогда я был совсем ребёнком, испуганным, беспомощным. Никто толком ничего мне не объяснял. Вокруг были чужие лица в масках, короткие обрывки фраз, а главное, этот отсчёт.

Позже, уже взрослым, я узнал от родителей, что врачи их предупреждали, шансы на успех были всего лишь двадцать процентов.

Сейчас, в странной лаборатории, под этот неумолимый механический голос, во мне неожиданно закипело желание заорать: «Стой! Прекрати!» Я не был уверен, крикнул ли это вслух, но Андреас вдруг резко остановился. Он обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. В его взгляде была угроза.

— Ты правда думаешь, что сможешь это остановить? — спросил он.

Раздалось резкое: «Запуск!» — и мне не осталось ничего, кроме как зажмурить глаза.

В лаборатории стало странно тихо. Даже тревожно потрескивающие лампочки теперь мигали в полной беззвучности, словно всё вокруг затаило дыхание.

Сквозь закрытые веки проступали размытые пятна. Затем произошло нечто необычное, будто кто-то плеснул воду на только что завершённую картину, и весь мир вокруг меня растёкся разноцветными струями, теряя границы, формы и линии. Пространство лаборатории расслоилось, исчезло, и я вдруг отчётливо осознал: её там больше нет.

Я распахнул глаза. Передо мной зависла Земля, одинокая и прекрасная, в бескрайнем космосе.

Несколько мгновений она оставалась цельной, но затем всё вокруг начало искажаться, планета начала двоиться, троиться, словно отражаясь в бесконечных невидимых зеркалах. Вся эта череда копий снова и снова то сливалась в одну, то распадалась на множество.

Затем с её поверхности сорвалась вода и на месте привычных морей и океанов повисла россыпь гигантских прозрачных колец. Они пересекались между собой под невозможными углами, переливались всеми оттенками синевы и серебра, создавая вокруг извилистый, фантастический лабиринт.

Внутри этих колец плыли и кружились люди. Казалось, их было бесчисленное множество. Их лица и фигуры постоянно менялись, словно каждый из них был слеплен из множества версий самого себя, прошлого, настоящего и, может быть, ещё не наступившего будущего.

Я отчаянно пытался найти в этом какой-то смысл, ухватиться за что-то знакомое, но хаос продолжал нарастать, становился всё безумнее. Мне почти нестерпимо захотелось снова оказаться в издательстве, где я перебирал рукописи, читал сюжеты настолько предсказуемые, что после первого абзаца уже понимал, чем всё закончится.

И тут издалека я услышал неясный голос Олафа. Он кричал, пробиваясь сквозь рушащийся мир. Этот зов казался единственной нитью, соединяющей меня с реальностью, я мысленно зацепился за него.

Поток безумных видений начал стихать. Тысячи разрозненных планет слились в одну, в Землю, которая теперь стремительно удалялась, быстро уменьшаясь до крошечной голубой точки. И вот я вновь оказался один в чёрной пустоте.

Несколько секунд я просто висел в вакууме, прислушиваясь к себе: пальцы дрожали, сердце всё ещё билось слишком часто. Я хотел спросить: «Что это было?» — но ком в горле не давал выговорить ни слова.

Я смотрел на свои ладони, пытаясь заставить их не трястись, а внутри звучал один и тот же вопрос: было ли это на самом деле, или я уже сошёл с ума?

— Ты понимаешь… если бы всё сгорело к чёрту, покрылось ядерным пеплом, — неожиданно вздохнул Олаф. — Тогда можно было бы начать всё заново: собрать уцелевших, построить новую цивилизацию с нуля, попытаться отыскать подходящую планету где-нибудь на другом конце галактики. Но здесь теперь… Всё перемешалось: время, пространство, причины, следствия, другие вселенные. Саму суть бытия разорвало, и всё стало совершенно непредсказуемым. Снаружи, в реальном мире, ты можешь сделать один шаг, и внезапно оказаться болтающимся в космосе среди чужих звёзд. Оглянуться, а город позади тебя уже обратился в лавовое озеро, небо трескается, словно стекло.

Олаф замолчал. Сначала показалось, будто его голос окончательно растворился в темноте, но затем тишину вновь прорезало его тяжёлое дыхание. Мне так хотелось ему не верить, отгородиться от этой чертовщины, стереть из памяти все последние дни, проведённые здесь. Но чем больше я размышлял об услышанном, тем больше всё приобретало неожиданный смысл.

— Иногда мне кажется, что мир сломался настолько, что его не только невозможно починить, но даже понять, — продолжил Олаф и вдруг закашлялся. На мгновение его речь прервалась, но вскоре он овладел голосом. — А ведь Свен знал. Он нашёл выход. Создал карманную вселенную, новую, компактную реальность, отделённую от всего этого хаоса... Ещё до взрыва. В ней он построил Ругенбрамс. И здесь, под городом, собрал сотни тысяч копий человеческих сознаний.

Внутри всё сжалось. В голове возникла глупая мысль: а что, если нас здесь и нет вовсе, если на самом деле мы сейчас лежим в капсулах, погружённые в искусственный сон, и только воображаем, будто переживаем всё это?

— Карманная вселенная? — спросил я, но мой голос утонул в грохоте очередного воспоминания: оно внезапно нахлынуло с шумом, криками, ярким светом, унося меня прочь от слов Олафа.

Передо мной возник памятник в центре Ругенбрамса. На вставшем на дыбы коне сидел Свен, в белом халате, с электронным планшетом в руках и мотоциклетным шлемом на голове.

Я не успел толком разглядеть детали, как монумент вдруг ожил: конь опустился на четыре ноги, скрежетнув копытами о камень, а Свен ловко спрыгнул на землю.

Сняв с головы шлем, он задержался на миг, как будто позируя перед невидимым фотографом. Его лицо, холодное, строгое, упрямое, вдруг показалось мне странно знакомым. Хелле действительно была очень похожа на отца.

Он направился через пустынную площадь, шаг за шагом, неспешно, но уверенно, словно был здесь хозяином. Я пошёл следом, не испытывая ни малейшего сомнения. Мы подошли к одной из башен, тени от которой падали на вытертые временем плиты тротуара.

Мы молча подошли к лифту, и кабина беззвучно повезла нас вниз, в самое сердце башни. Когда двери открылись, я увидел перед собой лабораторию, почти неотличимую от той, что была у Андреаса. Всё было до странности похоже: столы, приборы, стены, характерные запахи озона и металла.

Но на центральном столе вместо «мины» лежали три странных круга. Они были настолько темны, что казалось, поглощают весь свет вокруг, абсолютно ровные, матовые, диаметром не больше полуметра. Их поверхность притягивала взгляд, и мне почему-то сразу стало не по себе.

— Имплозивные гармонизаторы Свена, — пояснил Олаф, и я впервые услышал в его голосе нотки зависти, даже благоговения. — Наше единственное средство вернуть мир к нормальности. Они собирают и втягивают в себя всё неправильное, весь беспорядок, что возник после катастрофы.

Последние слова Олафа прозвучали почти шёпотом:

— Если получится запустить хотя бы один из них в нашей сломанной реальности... мы снова сможем жить почти как прежде…

— А если нет? — спросил я тихо.

Олаф не ответил, а воспоминание тем временем продолжилось…

Продолжение следует: семнадцатая глава "Солнце зашло" появится здесь в пятницу, 7 ноября.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter