Рубиновый рассвет. Том I⁠⁠

Глава 1

Тьма. Холод. Тишина.

Сначала — ничего. Потом боль. Острая, жгучая, впивающаяся в сознание, как нож. Он не сразу понял, что это. Лёгкие сжались, тело дёрнулось в судороге. Инстинкт, древний и слепой, заставил его открыть глаза.

Темнота. Где-то вверху — слабый, размытый свет, будто далёкая звезда. Жжение в груди нарастало. Он не понимал, почему ему так хочется вдохнуть, но знал — здесь, в этой тяжёлой, давящей жидкости, делать этого нельзя.

Мышцы не слушались. Каждое движение давалось с трудом, будто его тело впервые осознало свою хрупкость. Но боль не оставляла выбора. Широко расставив ладони, он оттолкнулся — медленно, неуклюже, пробиваясь к поверхности. Вода сопротивлялась, словно пыталась удержать его в глубине.

Он не думал, не анализировал. Просто плыл. Потому что иначе — снова эта жгучая пустота в груди. Потому что свет сверху был единственным ориентиром в этом внезапном, чуждом мире.

И когда, наконец, лицо вырвалось на поверхность, он сделал вдох. Резко, жадно, с хрипом. Воздух обжёг горло.

Он был жив. Хотя пока не понимал — зачем.

На этой планете был кислород — значит, здесь возможна жизнь. Неприятным эхом отозвалось отсутствие root-прав, лишившее его привычного всеведения. Теперь он видел мир глазами смертных — размытым, непредсказуемым, лишённым чётких контуров Системы.

Ледяной холод парализовал тело. Каждое движение требовало невероятных усилий — мышцы деревенели, суставы скрипели от напряжения. Волны неумолимо тянули вниз, словно невидимые тени, цепляющиеся за ноги.

— Человек за бортом! — донеслось сквозь шум ветра.

Гилен медленно повернул голову. Метрах в трёхстах покачивалось примитивное деревянное судно.

«Гуманоиды. Их язык знаком — значит, это один из миров Системы», — промелькнуло в сознании.

Существа на палубе суетились, размахивали конечностями и непрерывно перекликались. Гилен с трудом сфокусировал зрение — глаза слезились от солёной воды, а сознание, цепенея от холода, настойчиво стремилось отключиться.

Последнее было неприемлемо.

Стиснув зубы, он начал неуклюже двигать онемевшими конечностями, понемногу приближаясь к судну. Теперь можно было разглядеть детали: гуманоиды (совершенно безволосые, за исключением клочков растительности на головах у некоторых) представляли собой пёстрое зрелище. Их голоса звучали грубо, как и сам язык — примитивный набор гортанных звуков.

Приближаясь, Гилен отметил разнообразие лиц:
— Одно выражало туповатое усердие (как будто его владелец всю жизнь таскал тяжести и гордился этим);
— другое — хроническое недовольство (видимо, профессиональное);
— третье украшала хищная ухмылка (явный признак мелкого стяжательства).

Лишь у одного — высокого существа в потрёпанном головном уборе — взгляд выдавал признаки функционирующего интеллекта. Он молча наблюдал, сложив верхние конечности на груди, в то время как остальные продолжали беспорядочно двигаться и издавать шум.

Гилен поднялся на палубу, озадаченный внешним видом местных жителей.

Первый — высокий, с одним глазом и пучком водорослей на подбородке, свисающим, как неудачный символ власти.
Второй — приземистый, с поясом, утыканным инструментами, которые сложно назвать просто орудиями пыток — скорее, «набором для творчества» садиста.
Третий — очкарик, лихорадочно чертящий в блокноте. Его пальцы дрожали, когда он переворачивал страницу, но это была не нервозность. Слишком точные движения, слишком расчётливые паузы между записями.

Гилен поймал себя на мысли: человек пишет левой рукой, но чернильное пятно на мизинце — справа.

«Переучившийся правша? Или просто привык скрывать почерк?»

Блокнот захлопнулся прежде, чем Гилен разглядел детали, но он успел заметить:
— среди формул мелькнул знакомый символ — перевёрнутый корень из минус единицы;
— на полях — аккуратные крестики, как отметки.

Двое других — похожие, как две ошибки в одном коде — синхронно наклонили головы, рассматривая его.

Гилен впервые ощутил физическую слабость, но ум оставался острым.
«Этот "очкарик" — не тот, за кого себя выдаёт. Вопрос — знают ли остальные?»

Капитан (если это был капитан) щурился единственным глазом:
— Эй, ты! Если демон — предупреди заранее. У меня пенсия через месяц.

Из толпы возникла рука, державшая кружку с дымящимся напитком. Пар поднимался вверх, источая незнакомый аромат, наполнявший ноздри чем-то давно забытым. Другой рукой ему вручили грубое одеяло, словно подарок никому ненужного шарфа — странное, бесполезное на первый взгляд, но неожиданно приятное.

Впервые ощутив тепло ткани, Гилен с удивлением осознал: замерзать, оказывается, тоже можно с каким-то странным удовольствием.

Он едва успел сделать глоток, как что-то щелкнуло у него в подсознании — словно старый механизм, вдруг вспомнивший свою работу. Медленно перевёл взгляд с кружки на толпу.

Там, за спинами безучастных помощников, мелькнуло неестественное движение: пальцы, скользящие к скрытому карману.
«Интересно, они кормят меня супом или готовят к разделке?»

— Ну чего встал, как истукан? — крикнул кто-то из толпы.
— Эй, ты! — подхватил другой матрос. — Или пей, или отдай!
— Может, он мокрый демон? — прошептал третий.

Алхимик — высокий блондин в круглых очках — внешне казался безобидным учёным. Его зрачки сузились, заметив глаза незнакомца. Язык скользнул по пересохшим губам.

Северное море зимой не прощало ошибок, а тут — Голый человек в ледяной воде. Без лодки. Без следов обморожения. Слишком чистая кожа для утопленника.

«Демон? Но демоны здесь не выживают… Монстр? Или…»

— Интересный цвет глаз, — произнёс алхимик сладковатым тоном. — Вы явно не из местных. Где вы их приобрели?

Тишина. Даже близнецы перестали шептаться.

Гилен медленно поставил кружку на палубу. Он видел, как взгляд алхимика скользнул к его запястьям — искал пульс, которого не должно было быть.

— На юге, — соврал Гилен, чувствуя, как тот задержался на его запястье.
— Какой юг? — Алхимик приподнял бровь. — Наш последний южный остров пал под Чёрной Хворью полгода назад.

Его взгляд снова упал на запястья. Снова искал то, чего не находил.

Капитан грохнул кулаком по бочке:
— Хватит! Демон или нет — пусть хоть суп допьёт!

Алхимик не ответил. Его пальцы сжали спрятанную в рукаве серебряную иглу — инструмент, реагирующий на нездешнюю кровь. Но…

Боцман, тихо, но чётко:
— Уважаемый Сайлос де Сильва, ваша игла... капает.

Серебряный кончик действительно дрожал, роняя капли на палубу. Они не растекались, а сворачивались в шарики, как ртуть.

— В каюту, — рявкнул капитан. — А ты, — ткнул пальцем в алхимика, — если твои штуки прожгут палубу — будешь латать. Без магии.

«А если он не демон? Если он… что-то новое?»

продолжение следует...