Россия в ланде. Часть 6
VI
От оклеветанных голгоф
Тропа к иудиным осинам.
– Николай Клюев
«Знаете, когда я впервые обратила внимание на Зою Космодемьянскую? Мы, девушки, став бойцами, старались подражать парням – в походке, манере общения, даже курить стали. А вот Зоя отличалась, на каждом шагу у неё было: «Простите, извините!».
...Поневоле, глядя на неё, я думала: как она воевать будет? Слишком она хрупкая, деликатная. У неё было нежное, одухотворённое лицо. Впоследствии, по моему мнению, ни один портрет не передавал особенную нежность её взгляда» (Клавдия Милорадова, боевая подруга Зои) [13].
«Зоя была слишком юной, хрупкой и... красивой» (Артур Спрогис, один из организаторов партизанского движения под Москвой 1941 г.) [14].
«...Зоя была очень привлекательной, даже красивой девушкой. Мы невольно залюбовались ею... Я увидела её спокойные, очень красивые серые глаза в тёмных ресницах. На смугловатом розовом лице они особенно выделялись. Длинные, пушистые ресницы словно бы творили чудо – издали Зоя казалась черноглазой... Пышные тёмные волосы были высоко подстрижены «под мальчишку»... Какая хорошая, кроткая у неё была... улыбка. Так приятно было смотреть на неё, нежную, добрую девочку...» (Анна Юдина, боевая подруга Зои) [15].
Л.Т. Космодемьянская, «Повесть о Зое и Шуре»:
«А вот и Зоя. На ней красное с чёрными горошинками платье... Платье ей очень шло. Шура, увидев его впервые, сказал с удовольствием: «Оно тебе очень, очень к лицу»».
«Мы выкроили нужную сумму, и, горячо поспорив с нами, Зоя всё же пошла и купила себе новые чёрные туфельки – свои первые туфли на... венском каблуке».
«Помню, раз, придя домой, я застала Зою перед зеркалом в моём платье. Услышав шаги, она быстро обернулась.
– Идёт мне? – спросила она со смущённой улыбкой.
Она любила примерять мои платья и очень радовалась каждой пустяковой обновке».
Теперь сравним два памятника Зое Космодемьянской. Первый, способный вызвать к Зое тонкое уважение, был открыт в 2011 г. в Старых Химках. Большую безысходную нежность вложил в свою работу скульптор Михаил Васильевич Таратынов (1927 – 2008).
Нежность и горе всей земли здесь и в положении рук Зои, и в съехавшем с её хрупкого плеча платье.
Другой монумент – совковый совок. Установлен в г. Комсомольске Ивановской области, посёлке Редкино Конаковского района Тверской области, мало того, ещё и в Котласе.
На сайте Котласской центральной библиотечной системы читаем описание второго памятника: «Стройная фигура босоногой девушки... Руки заложены за спину, в правой (левой – Т.М.) руке книга» [16]. Стройная фигура... Девушки... Да здесь и фигура, и, главное, вреднющая мордуленция типичной активистки, укоризненной стукачки и правильной зубрилки. С такой мордуленцией никакое платье уже не поможет.
И книжка-то у мордуленции, небось, ультрапрогрессивная. В левой руке, скажем, томик шаблонных сочинений Н.К. Крупской по педагогике. А в правой, будем говорить, сборник казённоязычных выступлений и статей Нины Андреевой.
Сколько по постсовку толстокожих памятников не только Зое Космодемьянской...
Даже в киноэпопее Юрия Озерова «Битва за Москву» Зоя показана какой-то исступлённо-восторженной. Причём и во время казни.
.
Горелов А.Н., «Онанизм». (Из серии «Библиотека судебной медицины». М.: Наука, 1963): «В царской России онанизм был широко распространён... Великая Октябрьская Социалистическая Революция с корнем подорвала основы этого буржуазного явления».
Александр Иванов (рок-группа «Рондо»), «Надувной корабль», конец 1980-х гг.:
Вся позолота сошла с восторженных фраз,
И как-то сразу обмяк корабль надувной.
Этот корабль мы надували,
Гимны играли, марши играли,
Гордые песни ночью звучали и днём.
Встречные ветры мачты нам гнули,
Но оказалось, нас обманули.
Вдруг оказалось – никуда не плывём.
<…>
Нет, чтоб не сгинуть, у нас дороги иной.
Вряд ли когда-нибудь снова отправится в путь
Пышный корабль дураков, корабль надувной.
Глядь, а корабль дураков снова тронулся. Опять, как сказал поэт Иванов, «На электронном табло всё тот же рассвет, Но на вселенских часах намного поздней».
На вселенских часах привет родителям: в гребной рашке, на этой не по Сеньке раздутой резиновой шняве, смастачили фильмок «Зоя». Всё под патронажем одного доктора двух наук, рассудительного и в очках. З.А. Космодемьянскую там сыграла артистка с мимикой и взглядом примерно как у чурок-дочурок. Ещё в обзираемой кинокартине есть эпизод, где эта артистка, предварительно изнасилованная и обмоченная немцами, идёт на виселицу под православное, куда ж без него, песнопение. Так видят подвиг Зои создатели фильмеца – известные духовные надувалы и национальные задавалы, нравственные зайки и патриотические зазнайки. Стащили у Геббельса ружьё с насосом, теперь что вздумается, то и творят. И кажется, зайка Мединский, который одновременно и беляк и русак[1], их всех в этом «творчестве» перепрыгал. Поэт Николай Клюев, большой знаток глубинно русской культуры[2], наблюдая первый этап Гражданской войны, как в воду глядел:
Вы изгрызли душу народа,
Загадили светлый божий сад,
Не будет ни ладьи, ни парохода
Для отплытья вашего в гнойный ад.
<…>
Жильцы гробов, проснитесь! Близок
Страшный суд
И Ангел–истребитель стоит у порога!
Ваши чёрные белогвардейцы умрут
За оплевание Красного бога,
За то, что гвоздиные раны России
Они посыпают толчёным стеклом.
Шипят по соборам кутейные змии,
Молясь шепотком за романовский дом,
За то, чтобы снова чумазый Распутин
Плясал на иконах и в чашу плевал...
Чуть дальше Страшный суд конкретизируется:
Хвала пулемёту, несытому кровью
Битюжьей породы, батистовых туш!..
Трубят серафимы над буйною новью,
Где зреет посев струннопламенных душ.
И души цветут по родным косогорам
Малиновой кашкой, пурпурным глазком...
Боец узнаётся по солнечным взорам,
По алому слову с прибойным стихом.
Нет противоречия между красным пулемётом и малиновой добротой, пурпурной нежностью («кашка», «глазок»). Этого противоречия нет и у Сергея Есенина:
Я видел, как цветы ходили,
И сердцем стал с тех пор добрей,
Когда узнал, что в этом мире
То дело было в октябре.
Цветы сражалися друг с другом,
И красный цвет был всех бойчей.
Их больше падало под вьюгой,
Но всё же мощностью упругой
Они сразили палачей.
Октябрь! Октябрь!
Мне страшно жаль
Те красные цветы, что пали.
Н.А. Клюев, 1926 г.:
Хороша была Настенька у купца Чапурина,
За ресницей рыбица глотала глубь глубокую,
Аль опоена, аль окурена,
Только сгибла краса волоокая.
Налетела на хоромы преукрашены
Птица мёртвая – поганый вран,
Оттого от Пинеги до Кашина
Вьюгой разоткался Настин сарафан.
У матёрой матери Мамелфы Тимофеевны
Сказка-печень вспорота и сосцы откушены.
Люди обезлюдены, звери обеззверены...
Глядь, берёзка ранняя мерит серьги Лушины!
Глядь, за красной азбукой, мглицею потуплена,
Словно ива в озеро, празелень ресниц,
Струнным тёсом крытая и из песен рублена
Видится хоромина в глубине страниц.
За оконцем Настенька в пяльцы душу впялила –
Вышить небывалое кровью да огнём...
Красная азбука красной азбукой, но ядовитая часть революционного движения от глаз Николая Алексеевича тоже не ускользнула. Возьмём, к примеру, стихотворение 1918 года «Мы – ржаные, толоконные...». Там «пролетарским святыням» противопоставлено «клюквенное море» Пролеткульта, в котором утонули А.В. Кольцов и Л.А. Мей – чуткие русские лирики XIX века, рано умершие. А пролеткультовцы справедливо приравнены Клюевым к Аракчееву. Хотя в 1918-м крупскоподобные ещё убедительно косили под ультрапрогрессивных. Совсем как лилевидные и розалепортретные. Кто-то из них насиловал культуру, кто-то – девочек из дворянских, купеческих и кулацких семей, думая, что таким образом праведно мстит отсталому элементу за вековые издевательства над трудящимися. Или за еврейские погромы. Да мало ли ещё за что и кому! Хорошим стихам за свой поганый внутренний мир, наконец. Как сказал поэт Владимир Поляков, «Купил батут назло соседу, тому, который надо мной». Это двустишие – краткое содержание истории государства и народа российского, круговорота злобной мести.
.
Дали им с конём последний шанс... Похоже, и на самом деле «нет, чтоб не сгинуть, у нас дороги иной». Никогда ведь не было у заек, свинок и псинок ни ладьи, ни тем более парохода. Летала их огромная, неповоротливая, феодальная долблёнка как быстро сдувающийся шарик, цивилизованному человечеству на потеху. С корнем подрывалась. Всегда с тяжелейшими последствиями для всего. Зато хотя бы шанс появлялся, что чёрные птицы нашу сказку всё же не склюют, а желтоватые, как создатели фильма «Зоя», зайцы нас как самобытную культуру не догрызут.
Илья Кормильцев и Елена Аникина, «Красные листья»:
Мой город был и велик, и смел, но однажды сошёл с ума,
И, сойдя с ума, он придумал чуму, но не знал, что это чума.
Мой город устал от погон и петлиц; он молился и пел всю весну,
А ближе к осени вызвал убийц, чтоб убийцы убили войну.
Убийцы сначала убили войну
И всех, кто носил мундир,
И впервые в постель ложились одну
Солдат и его командир.
И затем они устремились на тех,
Кто ковал смертельный металл,
На тех, кто сеял солдатский хлеб,
И на тех, кто его собирал.
И когда убийцы остались одни
В середине кровавого круга,
Чтобы чем-то заполнить тоскливые дни –
Они начали резать друг друга.
И последний, подумав, что бог ещё там,
Переполнил телами траншею,
И по лестнице тел пополз к небесам,
Но упал и свернул себе шею.
Мой город стоял всем смертям назло, и стоял бы ещё целый век,
Но против зла город выдумал зло, и саваном стал ему снег.
Возможно, что солнце взойдёт ещё раз и растопит над городом льды,
Но я боюсь представить себе цвет этой талой воды.
Красные листья падают вниз, и их заметает снег.
Красные листья падают вниз, и их заметает снег.
[1] Пусть русский буржуазно-националистический онанизм зайке одолеть пока не удалось (Америка не даёт), но массовую педерастию в средневековой Руси он уже поборол. Задним числом во второй своей докторской диссертации. И в устной форме – прямо на её защите.
[2] В 1937-м тяжелобольного Клюева расстреляют по оговору. Не оставят в покое даже в далёком Томске. Десять тетрадных листков с последними размышлениями поэта исчезнут бесследно. Сам Н.А. Клюев на допросах никого не оговорил.
Урланис Б.Ц. История одного поколения. М., 1968. С. 102, 105 – 107, 109.
Бушин В.С. Разгадка Лили Брик // Бушин В.С. На службе Отечеству! [Сб. ст.] М., 2010. С. 506.
Горький А.М. Полное собрание сочинений. Письма в 24 тт. Т. 14. М., 2009. С. 286.
Горький А.М. Письмо в редакцию // Правда, 1928, 14 марта.
Юдин П.Ф. Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского // Правда, 1944, 1 марта.
Первушин А.И. «Не могла скрыть заплаканных глаз»: как летала Терешкова // Газета.ru, 2018, 16 июн.
Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. М., 2008. С. 455.
Там же. С. 471.
Кара-Мурза С.Г. Интеллигенция на пепелище родной страны. М., 1996. С. 53.
Рябков Л. [Интервью с А. Кирияком] // Комсомольская правда – Молдова, 2019, 22 марта.
Бирюков Ю.Е. [Запись беседы с Э. Кеосаяном] // http://retrofonoteka.ru/mokrousov/sovremenniki/keosayan.htm
Голованов Я.К. Королёв: факты и мифы. М., 1994. Гл. 64.
Овчинникова Л. «Прощай, прощай и помни обо мне…» // Столетие, 2015, 4 декаб.
Лавров В. [Интервью с А. Спрогисом] // Московский комсомолец, 1991, 12 декаб.
Зоя Космодемьянская. Документы и материалы / Сост. М.М. Горинов, Е.Г. Иванова, В.А. Шевченко; Отв. ред. М.М. Горинов. – М., 2011. С. 88.